"Великий поход за освобождение Индии" - читать интересную книгу автора (Залотуха Валерий)Глава пятаяМисс Фрэнсис Роуз проснулась оттого, что где-то неподалеку несколько раз выстрелили. Она потянулась, выбралась из широкой постели и, как была в длинной ночной сорочке, вышла на балкон, где стоял маленький столик, стул и небольшой телескоп на высокой треноге. Дом был чисто английский, газон вокруг дома был тоже чисто английский, и сухопарый седой слуга-англичанин подстригал его, даже рощица вдали имела неуловимо английский вид. Слуга поклонился. — Доброе утро, мисс Роуз[11], — приветствовал он. — Уезжая на охоту, ваш жених передавал вам привет. При слове “жених” юная мисс скорчила гримаску и взглянула на рощицу, потому что оттуда донесся звук еще одного выстрела. И сразу же из-за деревьев выскочил один наездник, за ним другой. Они нахлестывали скачущих диким галопом лошадей и неслись прямо к дому. На хорошеньком даже со сна личике мисс Роуз изобразилось удивление. Она перевела трубу телескопа в вертикальное положение и заглянула в окуляр. Первым мчался с выпученными от ужаса глазами крупный, огненно-рыжий, пышноусый шотландец в юбочке. Это и был сэр Джонс, хозяин Джонс-Пойнта, жених девушки. — Куда это ты так торопишься, милый? — спросила она, и в голосе ее определенно присутствовал сарказм. Следом скакал слуга сэра Джонса с двумя карабинами за спиной. Шотландец что-то крикнул ему, оглянувшись, и слуга остановил свою лошадь и торопливо стащил карабин с плеча. В следующее мгновение из рощицы выскочил еще один наездник. Лошаденка его была послабее английских, и он беспощадно хлестал ее по бокам. В руке его покачивалась наперевес пика с алым треугольничком ткани у поблескивающего стального острия. От удивления часто моргая, забыв о телескопе, она смотрела, как слуга сэра Джонса, прицелившись, стал стрелять в этого человека. Преследователь с пикой приник к луке, и Фрэнсис торопливо приникла к окуляру телескопа. У него были веселые, полные азарта глаза, хищно раздувались ноздри, и, скалясь в улыбке, он что-то кричал. Он был в островерхом шлеме с большой голубой звездой. — Centaur[12], — прошептала мисс Фрэнсис Роуз. Она еще не знала, что его зовут Иван Васильевич Новиков. Когда патроны кончились, слуга предупреждающе поднял руку и закричал громко и торжественно: — Мы — подданные ее величества королевы! Это словно придало Новику сил, и через два, максимум через три мгновения пика вошла в солнечное сплетение англичанина и вышла у позвоночника между предпоследним и последним ребрами. Иван попытался вырвать ее на ходу, но с легкостью спички пика сломалась, и Иван осадил лошадь, подняв ее на дыбы. — Какую пику загубил, морда, — проворчал он, глянув на англичанина, но переведя взгляд на улепетывающего сэра Джонса, улыбнулся и прокомментировал с удовольствием: — Эх и драпает англичанка! Сэр Джонс перескочил через живую изгородь, проскакал рядом с опешившим слугой и буквально пролетая мимо дома, успел крикнуть девушке: — Не беспокойся, дорогая! Я скоро вернусь! Фрэнсис вновь приникла к окуляру, чтобы посмотреть на незнакомца, но обнаружила, что он смотрит на нее в бинокль. Увеличенные системами линз, их взгляды на мгновение встретились. Фрэнсис смутилась, выпрямилась и ушла, гордо вскинув голову. А из рощи выходило не торопясь, с сознанием собственной силы Новиково воинство. Иван дернул висящий сбоку от двери витой шнур, послушал звонок колокольчика и взглянул на стоящего рядом Шишкина. Тот одобрительно кивнул. В доме никто не отозвался, и Иван толкнул дверь. Она оказалась запертой. Он дернул шнур во второй раз — посильнее, и в третий — уже чересчур сильно, потому что шнур оборвался. — Одну минуточку, Иван Васильевич, — попросил Шишкин и побежал к большим окнам дома, забранным толстыми решетками, пытаясь заглянуть внутрь. — Что ты, как пацан, ей-богу! — недовольно сказал Новик, снял с пояса ручную бомбу, стукнул ручкой о каблук, положил бомбу под дверь и отбежал. Шишкин присел, заткнул уши указательными пальцами и устало и привычно стал считать вслух: — Один, два, три, четыре, пять... Раздался взрыв. В большой, пронизанной солнечным светом столовой за длинным столом сидела мисс Фрэнсис Роуз. Она ничем не выдала своего волнения, когда вошли Новик и Шишкин. Она словно не видела их, продолжая собирать маленькой ложечкой размазанную на тарелке овсянку. Новик внимательно рассматривал ее. Она была маленькая, худенькая, рыженькая, и бьющий из окна солнечный свет делал ее почти прозрачной. Иван впервые видел такую девушку и, кажется, робел. Шишкин сделал шаг вперед, поклонился и громко объявил: — My master, Russian general Ivan Novikov, is sorry for interupting your breakfast[13]. Мисс Фрэнсис вскинула головку и, глядя сквозь Шишкина и Ивана, ответила: — We can go on with it together. My name is Francй Rose. Она повернулась к слуге и отдала ему негромко распоряжение. — Приглашает к столу. Ее зовут Фрэнсис Роуз, — перевел Шишкин. Новик понимающе кивнул и, вытерев ладони сзади о гимнастерку, сел за стол. — Иван, — назвал он свое имя, почему-то волнуясь. Слуга принес кашу, тосты и чай с молоком и поставил перед Новиком. — А ты чего же, Шишкин? — удивился Новик. — Не надо, Иван Васильевич, я сыт, — отказался Шишкин, стоя сбоку от Новика с выправкой и достоинством хорошего слуги. Фрэнсис открыла дверь. — Your bedroom. — Спальня, — перевел Шишкин. — Годится, — одобрил Новик большую спальню с широкой кроватью под шелковым пологом. — Your bathroom. — Ванная комната. — Чего? — Новик удивленно смотрел на ванную, умывальники, унитаз и биде. — Баня, — упростил Шишкин. — Попариться — хорошо! — обрадовался Новик. Он намыливал голову, сидя в заполненной пеной ванне, прикрыл глаза, откинулся назад и тут же заснул, как ребенок, — мгновенно и сладко. Большие напольные часы пробили полдень. Шишкин и Фрэнсис прямо и чинно сидели на разных концах огромного гостиного дивана. — Он спит уже три часа, — неуверенно улыбнувшись, сказала Фрэнсис. — Он не спал до этого пять ночей, — спокойно объяснил Шишкин. — Но, может, тогда вы подольете ему горячей воды, он же может простудиться! — Он не простудится. — Почему вы так считаете? — Потому что он не может простудиться. — Но разве он не такой же человек, как все? — Он не человек, мисс Фрэнсис, — уверенно и спокойно ответил Шишкин. Она повернула удивленное лицо. — А кто же он? — Он — кентавр. Фрэнсис опустила голову и покраснела вдруг, но Шишкин не заметил этого. — Ой! Уй! Замерз! Задубел! — раздались из ванной вопли Новика. — Шишкин! Где тут горячая? Ой! Теперь на том же диване посредине сидел один Иван. В одной руке он держал большую дымящуюся сигару, в другой сжимал широкий хрустальный стакан, в котором было виски с кубиками льда. Иван улыбался от полноты жизни и время от времени с уважением поглядывал на вертящийся под потолком вентилятор. Фрэнсис стояла около большой американской радиолы и перебирала пластинки. Шишкин застыл за спиной своего господина. — Слышь, Шишкин, как бы мне ее попроще называть? — спросил Новик, задрав голову. — А то не запомню никак. Шишкин задал этот вопрос англичанке. — Fanny, — ответила она. — Фанни, — повторил Шишкин. Иван нахмурился. — Не, Фанни не пойдет. — Он опрокинул в рот содержимое стакана и громко захрустел льдом. Англичанка поставила пластинку и опустила иглу. Громко запели трубы, зазвучал марш из “Аиды”. И Новик вдруг встрепенулся, вытянулся, напрягся, ноздри его раздулись, как в бою. — Шишкин! Что это?.. — спросил он отрывисто. — “Аида”, Иван Васильевич, опера Верди, — довольно меланхолично ответил Шишкин. Но Новик не слышал. Он вскочил и заходил быстрыми кругами по гостиной в необъяснимом волнении. Фрэнсис смотрела на него удивленно и радостно. Шишкин же выглядел привычно спокойным. Марш кончился, зазвучала партия Амнерис, и ее Новик слушать не стал. Он обессиленно плюхнулся на диван, обхватил голову руками и повторял, качаясь: — Это что ж такое?! Что ж такое! Ох и Аида... Шишкин выразительно посмотрел на Фрэнсис и пожал плечами. — Centaur. — Centaur... — шепотом повторила англичанка. Ночью Иван проснулся, выскочил из-под полога голый по пояс, в белых подштанниках и, похоже, хотел справить малую нужду, но увидел наборный паркет, китайскую вазу в углу и вспомнил, что спит не в своей стоящей в джунглях палатке. Он усмехнулся и, шлепая босыми ногами, пошел искать сортир. Открыл первую дверь и увидел ее. Она стояла под включенным душем, тоненькая, розовая, почти прозрачная. Иван смотрел на нее неотрывно с великим удивлением, смешанным наполовину с жалостью. Вода шумела, и глаза Фрэнсис были закрыты, она не слышала его и не видела. — Бедная ты моя, бедная, — разговаривал Иван сам с собой, качая головой. — И какая же ты худая... Косточки так и светятся... И что же мы с тобой воюем-то, а? Англичанка ты моя, англичаночка... Фрэнсис закрутила кран и открыла глаза. Увидела Ивана и ничуть не испугалась. Казалось, она ждала его. Дивизия Новика расположилась на ночлег вокруг английского дома. Но спали не все, кому-то, разумеется, и не спалось. — Эх, сейчас наш комдив англичанку... — с хорошей мужской завистью проговорил один, глядя на розовый свет в одном из окон дома, не сказав, впрочем, главного слова. — Это у них, у англичан, знаешь как называется? Мне один пленный ихний как-то растолковывал, — решил поделиться знанием второй, которому тоже не спалось. — Ну? — приготовился слушать первый. — Секс! — нахмурив брови, выпалил второй. Первый молчал, пытаясь понять услышанное слово, но, кажется, это ему не удалось. Он мотнул головой. — Мудрено. У нас проще. Иван лежал на спине. Англичанка уютно устроилась, свернувшись клубком, на его груди и животе. Иван говорил тихо, успокоенно и немного печально: — Да мне Шишкин рассказал, что тот — твой жених. Таракан рыжий. Неужто по своей воле за рыжего пойдешь? У нас в деревне за рыжих парней отдавали девок убогих да порченых. Да и трусло он, юбочник твой. Встречусь я с ним в бою и что с ним делать буду, ума не приложу... Эх, Аида, Аида... Напряженно и трепетно вслушивалась она в его слова и, разумеется, ничего не понимала. Иван замолчал... Она подождала и заговорила — тоненьким дрожащим голоском: — I had no idea why J came to this country. What is this fiancй for? I don’t love him at all. Why, why, all this? But today in the morning when I saw you I realised, no, I felt... I know now. I’ll be with you everywhere and forever, my centaur, everywhere and forever...[14] Иван вздохнул. — Вот незадача. Хоть Шишкина зови... МАЛО КТО ЗНАЕТ, ЧТО ПОПУЛЯРНАЯ ЕЩЕ НЕДАВНО НА ЗАПАДЕ ПОГОВОРКА “RED UNDER BED” (“КРАСНЫЕ ПОД КРОВАТЬЮ”) РОДИЛАСЬ В СРЕДЕ АНГЛИЙСКИХ КОЛОНИСТОВ В ИНДИИ В ДВАДЦАТЫХ ГОДАХ. И УЖЕ НИКТО НЕ ПОМНИТ, ЧТО ТОГДА ОНА ЗВУЧАЛА ИНАЧЕ: “RED IN BED” — “КРАСНЫЕ В КРОВАТИ”. Англичанка сладко спала на Ивановом плече, а он лежал с открытыми глазами, не двигаясь, не находя в себе сил ее потревожить. Дверь спальни приоткрылась, Шишкин всунул голову и, поняв, что можно, вошел, босой, на цыпочках. Мимикой и жестами Шишкин объяснил, что к нему хотят войти четверо. Иван глазами отказал во встрече четверым, но показал указательный палец. Шишкин кивнул, вышел, и следом вошел Иванов начштаба, тоже босой, на цыпочках. Мимикой же и жестами он стал объяснять, что сюда двигаются три полка английской кавалерии, и среди них один — шотландский. (Чтобы изобразить шотландцев, начштаба присел, сделав из гимнастерки юбку.) Иван нахмурил брови и поднял три пальца, не веря, что наступают три полка. На это начштаба сделал круглые глаза и постучал себя кулаком по скулам: мол, тогда набей мне морду, Иван Васильевич. Новик поверил. Немного покумекав, он стал показывать на пальцах план предстоящего сражения. Следовало выдвигать навстречу англичанке три эскадрона и медленно сближаться. Потом надо было выпускать с флангов по четыре тачанки и расстреливать гадов в упор. В это время два эскадрона заходят с тыла и ждут. А три первых начинают рубить англичанку и гнать ее прямиком на наши пики. Начштаба хватал на лету. Фанни открыла глаза с первым выстрелом боя. Не обнаружив рядом Новика, она вскочила и голая выбежала из спальни. И вдруг увидела робко стоящего мужчину в нижнем белье и пронзительно завизжала. — Это я, мисс Фрэнсис, — грустно сказал ее слуга. Фанни взглянула на него высокомерно-удивленно и спросила: — Почему вы не одеты, Джон? — Слуга генерала обыграл меня в карты, — грустно ответил Джон. Шотландский полк шел посредине, чуть выдвинувшись вперед. Красивые, мощные, в клетчатых шотландках, на рыжих толстозадых лошадях, они слушали играющие волынки, громко переговаривались между собой, смеялись. Сэр Джонс был в первом ряду. Судя по выражению лица, он был настроен очень воинственно. Рядом с ним ехал молодой белокурый человек, похожий на поэта Шелли, и задумчиво-романтически декламировал: I don’t beleve, I don’t beleve, I don’t beleve my eyes...[15] ВЕРОЯТНО, МНОГИЕ УЖЕ ЗАДАЛИ СЕБЕ ВОПРОС: КАК УДАЛОСЬ АНГЛИЧАНАМ УТАИТЬ ШИЛО ВЕЛИКОГО ПОХОДА В МЕШКЕ СВОЕЙ ГЛАВНОЙ КОЛОНИИ? ОТВЕТ НЕ ПОКАЖЕТСЯ СЛОЖНЫМ, ЕСЛИ ЗНАТЬ ОБ ОТВРАТИТЕЛЬНЫХ ОТНОШЕНИЯХ ТОГДАШНЕГО ВИЦЕ-КОРОЛЯ ИНДИИ ГЕОРГА С ГЛАВНЫМ, ТАК СКАЗАТЬ, КОРОЛЕВСКИМ ДВОРОМ. ВСЕ СЧИТАЛИ ГЕОРГА ИДИОТОМ, И ОН САМ ОБ ЭТОМ ДОГАДЫВАЛСЯ, НО ТЕМ НЕ МЕНЕЕ НЕ ХОТЕЛ, ЧТОБЫ ЕГО СЧИТАЛИ ЗАКОНЧЕННЫМ ИДИОТОМ, И НЕ СООБЩАЛ В ЛОНДОН О БОЯХ С КРАСНЫМИ. ИЗВЕСТНОЕ ВЫСКАЗЫВАНИЕ ЛОРДА ПАЛЬМЕРСТОНА О ТОМ, ЧТО У АНГЛИИ НЕТ ДРУЗЕЙ, НО ЕСТЬ ИНТЕРЕСЫ, БЫЛО ПЕРЕНЕСЕНО И НА ВРАГОВ АНГЛИЙСКОЙ КОРОНЫ. СЕКРЕТНОСТЬ ВЕЛИКОГО ПОХОДА ЛОНДОН РЕШИЛ ИСПОЛЬЗОВАТЬ СЕБЕ ВО БЛАГО, И, НАДО ПРИЗНАТЬ, ЕМУ ЭТО УДАЛОСЬ. АНГЛИЙСКИЕ ЭКСПЕДИЦИОНЕРЫ, ВОЕВАВШИЕ В ИНДИИ С НАМИ, ЗАЧАСТУЮ БЫЛИ УВЕРЕНЫ, ЧТО ВОЮЮТ С ИНДУСАМИ. ИНДУСЫ ЖЕ, ГЛЯДЯ НА НАШИХ КАВАЛЕРИСТОВ, БЫЛИ УБЕЖДЕНЫ, ЧТО ПЕРЕД НИМИ АНГЛИЧАНЕ. КСТАТИ, ПЛОХУЮ СЛУЖБУ СОСЛУЖИЛИ НАМ СИНИЕ КАВАЛЕРИЙСКИЕ ЗВЕЗДЫ НА БУДЕНОВКАХ. ЕСЛИ БЫ ОНИ БЫЛИ КРАСНЫМИ, ВОЗМОЖНО, В ИНДИИ У НАС ВСЕ СЛОЖИЛОСЬ БЫ ИНАЧЕ... ...Новиковцы жались к джунглям, то ли боясь, то ли не желая воевать, а английские квадраты полков уже стали рассыпаться, наступая. Фанни смятенно смотрела с балкона, как наши остановились в нерешительности, наблюдая наплывавшую английскую лаву. Расстояние становилось минимальным, как вдруг с флангов вылетели наши тачанки, развернулись и беспрерывным перекрестным огнем стали выкашивать ряды англичан. Фанни захлопала в ладоши, сбежала вниз в гостиную, включила радиолу, поставила на полную громкость любимую мелодию возлюбленного. Трубили трубы! Шли на бой египтяне! Фанни взлетела наверх и приникла к окуляру телескопа. Наконец она нашла его. Иван первым ворвался в ряды смятенных шотландцев. — Oh God![16] — воскликнула Фанни, чуть не заплакав от счастья. Все развивалось по тому, постельному плану Новика. Он даже столкнулся лицом к лицу с сэром Джонсом, чего в плане не было, а было судьбой. Сэр Джонс слишком хотел зарубить Ивана, чересчур хотел, он побагровел от этого желания, глаза его налились кровью, поэтому Иван без особых усилий, одним лишь расчетом выбил палаш из руки шотландца, но рубить его не стал, а схватил ладонью за розовую бычью шею и стукнул своим лбом о лоб соперника и врага. Сэр Джонс свалился с лошади без чувств. — Fuck off![17] — закричала Фанни в восторге и сделала неприличный жест рукой. Англичане пытались бежать, но наши не очень-то позволяли им это сделать. Стоя в колонне для дальнейшего марша, сидя на трофейных лошадях, ждали новиковцы своего командира, поглядывали на английский дом, а Иван все не шел. Он и Фанни сидели за столом друг напротив друга, как в первый раз, только теперь вместо овсянки здесь стояли шампанское и фрукты. Фанни была нарядна и необычайно хороша, хотя глазки ее были заплаканы, а носик красен. — Ну не могу, не могу я тебя взять, понимаешь? — глядя в стол, бубнил Иван. — Why not?[18] — воскликнула она. Помощь Шишкина им уже не требовалась, и он стоял рядом со скучающим лицом. — Да потому что ты — англичанка! — заорал Иван. — А я должен бить англичанку! А я тебя... Эх, Аида, Аида... — Иван вдруг часто заморгал и потрогал шишку на своем лбу. Фанни вновь горячо заговорила, Иван поднял на Шишкина глаза. — Все то же самое, Иван Васильевич, — объяснил Шишкин. — Да меня за тебя не то что с комдивов снимут — не расстреляли бы! Да и Наталья... — Иван потерянно махнул рукой. — Natalia? — воскликнула Фанни. — Это наш главнокомандующий, — быстро объяснил ей Шишкин. Фанни вдруг что-то закричала, выбрасывая вперед указательный свой пальчик. — Чего? — обессиленно спросил Иван. — Она говорит, что, если вы не возьмете ее с собой, Иван Васильевич, она наложит на себя руки, — растолковал Шишкин. — Ишь ты! — возмутился Иван. — А ты ей скажи, что тогда вернусь и эти руки ей повырываю! Скажи, скажи! Шишкин стал переводить, но англичанка вдруг выхватила из кармашка маленький блестящий браунинг, приставила его к своему виску и нажала на курок. Пистолетик щелкнул, но стрелять не стал. Иван засмеялся. — Что? Выкусила? Патроны-то я повыбрасывал! Дура! Скажи ей, Шишкин! Только без дуры... Фанни швырнула пистолетик на стол и забилась в истерике. Новик вздохнул, глядя на нее, и бросил Шишкину: — Ладно! Скажи там, чтоб спешивались. Выступим ночью. Была ночь. Утомленная и счастливая Фанни боялась заснуть и, засыпая, повторяла в полузабытьи слова, которые Иван наверняка понимал иначе: — I’ll kill you, my centaur...[19] |
||
|