"Дар Юпитера" - читать интересную книгу автора (Зан Тимоти)

Глава 7

Рейми еще ни разу не приходилось сталкиваться с таким сильным давлением, какое ощущалось в нижней части Уровня Три. Зато здесь было заметно теплее и обнаружились новые съедобные растения.

Но лучше всего, по крайней мере в данный момент, было то, что он находился здесь один. В том смысле, в каком для него это было возможно, конечно.

— Не слишком разумно опускаться в одиночку на такую глубину. — Тигралло, естественно, никуда не делся, держась, как обычно, на таком расстоянии, что Рейми едва различал его. — И как раз сегодняшний день следовало бы провести в обществе остальных.

— Они даже не заметят моего отсутствия, — отрывисто бросил Рейми, уходя еще дальше на глубину.

Прочь от стада, от Малышей, Подростков и других Юношей.

И главное, прочь от Драсни.

— Совсем скоро они запоют Песнь Перемен, — напомнил ему Тигралло.

Как будто Рейми нуждался в напоминании.

— Я уже слышал ее. Дважды.

— Но ты никогда не слышал, как ее поют для тебя, — сказал Тигралло.

— Я все равно стану взрослым, споют они ее или нет, — ответил Рейми. — Кроме того, у меня нет матери, которая спела бы мне эту Песнь. Мне придется слушать ее от чужих.

— Вряд ли они тебе чужие, — с укором сказал Тигралло. — По крайней мере, так не должно быть.

— Да знаю я, знаю, — проворчал Рейми. Тигралло вечно одолевал его разговорами о том, что

надо больше времени проводить со стадом.

— Я просто пытаюсь убедить тебя в том, — мягко сказал Защитник, — что очень многие с радостью споют эту Песнь для тебя. Для тебя и других Юношей, у которых нет семьи.

Рейми ударил хвостом.

— По доброй воле — может быть. Но не с радостью. По крайней мере по отношению ко мне.

— Ты знаешь, что это неправда, — сурово сказал Тигралло. Ударом хвоста он заставил себя приблизиться к Рейми. — Дело не в Песне, а, Манта? Есть что-то еще.

Рейми отвернулся от него; внутри у него все рвалось от противоречивых чувств, словно целая стая пакра сражалась друг с другом за кусок падали.

— Ничего, — сказал он. — Мне просто хочется сегодня побыть одному, вот и все.

Он попытался улизнуть от Тигралло, но из этого ничего не вышло.

— Дело в Драсни? — спросил Защитник.

Драсни. Рейми яростно забил хвостом. Драсни. Милая, неуклюжая, заботливая, легкомысленная, трепещущая, безумно раздражающая, сияющая Драсни. Половину времени она сводила его с ума, а вторую половину он едва мог выдержать разлуку с ней.

И, несмотря на все свои усилия, он не мог перестать думать о ней.

— Она в порядке. — Он постарался сказать это как можно небрежнее. — Только уж очень надоедливая.

Тигралло молчал, но Рейми, повернувшись к нему спиной, ощущал движение воздуха — это Защитник бил хвостом. Рейми не осмеливался взглянуть на Тигралло и потому не мог понять, что именно выражало это движение. В теперешнем своем настроении он меньше всего хотел, чтобы его собственный личный Защитник смеялся над ним.

— Может быть, — сказал наконец Тигралло, и Рейми, несмотря на свою повышенную чувствительность, не уловил в его голосе ни усмешки, ни снисходительности. — А может, и нет.

— Хочешь сказать, что я лгу?

— Ни в коем случае, — спокойно ответил Тигралло, не принимая вызова. — Возможно, за ее поведением стоит нечто большее, чем ты думаешь. — Он снова забил хвостом. — Как тебе известно, прошло не так уж много лет с тех пор, как я сам был Производителем.

— Я не Производитель, — сказал Рейми. — Пока нет.

— Песнь Перемен — просто формальность. Физически ты, конечно, уже больше не Юноша.

Рейми состроил гримасу. Конечно нет. Он чувствовал пляску гормонов внутри, играющих в тагабук с его мыслями и эмоциями. Как будто снова стал пятнадцатилетним.

Существовала, правда, одна проблема. Это были неземные гормоны, влекущие его к неземным женщинам. Одного этого хватало, чтобы по коже побежали мурашки — ужасно неприятное, какое-то противоестественное покалывание.

Ладно, на самом деле существовали две проблемы. Он не хотел, чтобы ему снова было пятнадцать.

— Церемония или не церемония, но нам нужно уходить отсюда, — продолжал Тигралло. — Если же ты настаиваешь, чтобы мы оставались на этой глубине, нужно найти группу Производителей и плыть вместе с ними. Так будет безопаснее.

— Я же сказал, что не нуждаюсь в компании, — огрызнулся Рейми.

Развернулся, ловя проплывающее мимо растение…

— Манта? — откуда-то сверху окликнул его звонкий голос. — Манта?

Драсни, конечно.

Сердце Рейми упало и подпрыгнуло одновременно, что, конечно, трудно поддается осмыслению.

— Отлично, — пробормотал он. — Этого мне только не хватало.

— Манта?

— Ты собираешься отвечать ей? — спросил Тигралло.

Долгий момент Рейми испытывал искушение ответить «нет». Атмосфера сегодня была особенно пасмурная, и, если он промолчит, Драсни может искать его долго и безрезультатно.

Но тогда она рискует пропустить церемонию, и все, конечно, будут обвинять его.

Он разочарованно покачал плавниками. Куда ни кинь, все клин.

— Я внизу, — со вздохом откликнулся он.

— А-а, вот ты где. — Драсни устремилась вниз и вскоре оказалась с ним рядом. — Что ты здесь делаешь?

— Ищу яйца пакра, — проворчал Рейми. — Как ты нашла меня?

— Пранло сказал, что в последнее время ты часто уходишь на глубину. — Драсни стеганула хвостом. — С тобой все в порядке?

— Со мной все в полном порядке. Чего тебе надо?

— Чтобы ты поднялся наверх, — удивленно ответила она. — Песнь Перемен, не забыл? Церемония скоро начнется.

— Ничего я не забыл, просто не хочу там быть, вот и все. — Он жестом указал вверх. — А тебе лучше вернуться.

— Без тебя — ни за что, — решительно сказала она. — Это последнее большое событие перед тем, как мы станем взрослыми. Три мушкета, так?

— Мушкетера, — наверно, в девяностый раз поправил ее Рейми с тех пор, как рассказал им с Пранло, что стоит за этими словами. — Три мушкетера.

— Все равно. — Она, как обычно, ничуть не обиделась. — Пошли, Манта, это будет интересно. В смысле, взрослые будут относиться к нам как к равным, а дети смотреть как на взрослых. Только представь себе! Это стоит увидеть.

— Вот ты и смотри, — непреклонно заявил Рейми. — А мне не интересно.

— Ну, пойдем, — умоляющим тоном сказала она. — Ты что, не хочешь стать одним из Мудрых, когда вырастешь? И жить на Уровне Восемь?

Рейми презрительно фыркнул.

— Точно. Уровень Восемь. Куда могут опускаться только Мудрые, и где нет хищников и любителей падали, и где джанска будет жив до тех пор, пока может плавать.

— Хорошо, — весело заметила Драсни. — Ты так внимательно слушаешь, когда нас собирают в кружок, чтобы рассказывать истории. Меня всегда удивляло это.

Рейми шлепнул хвостом, это заменяло пожатие плечами.

— Да, я люблю истории. Даже те, в которых желаемое принимается за действительное.

— Уровень Восемь — не желаемое, принимаемое за действительное, — возразила Драсни. — Спроси у любого Защитника или Воспитательницы. Многие из них лично знакомы с теми, кто живет внизу.

— Или, по крайней мере, они лично знакомы с Советником, утверждающим, что он разговаривал с Лидером, который говорит, что видел Мудрого, — парировал Рейми. — Все это выдумки, если хочешь знать мое мнение.

Драсни покачала грудными плавниками.

— Не воображай, что можешь сбить меня с толку, уводя разговор в сторону, — заявила она. — Ну, как насчет Песни Перемен? Пожалуйста, Манта!

— Ненавижу церемонии, — проворчал Рейми, чувствуя, однако, что под ее настойчивым взглядом сдает позиции. — В особенности такие… парадные.

— Почему бы тебе не представить, что это просто еще одна история? — спросила Драсни. — Как будто мы снова собрались в кружок, только здесь еще звучит и музыка.

— Я не люблю церемоний.

— Пожалуйста, а? Для меня?

Рейми стиснул зубы, стараясь не смотреть на нее, такую сияющую, такую…

— Послушай, Драсни, я просто…

— Уходим! — рявкнул Тигралло буквально в ухо Рейми. — Быстро!

Защитник так неожиданно возник рядом, что кончик его раздвоенного хвоста ударил Рейми по спине. Рейми перевернулся, собираясь испепелить его взглядом, открыл рот, чтобы сказать что-то злое и…

Слова застряли у него в глотке. Прямо на них сквозь дымку мутного воздуха, словно мстительные призраки, плыли маленькие, похожие на угрей создания.

Охотничья стая сивра.

— Уплывайте! — крикнул в спину Рейми Тигралло и, громко хлопая грудными плавниками, бросился прямо в самую гущу стаи.

— Слышала, что он сказал? — Рейми оттолкнул Драсни в сторону кончиком плавника. — Шевелись!

Она немного отплыла и снова остановилась.

— А ты?

Выругавшись себе под нос, Рейми замер, нерешительно шевеля плавниками. Повернулся, чтобы посмотреть, как там Тигралло.

Кровь заледенела у него в жилах. Защитника едва удавалось разглядеть сквозь плотное облако снующих вокруг сивра. Рейми бросился в глаза сильно бьющий плавник, пытающийся скинуть вцепившихся в него хищников.

И повсюду яркая желтая кровь джанска.

Что делать? — лихорадочно думал он. Бежать? Или попытаться помочь Тигралло? Песнь Перемен, подготовка к которой шла наверху, должна была, в частности, содержать в себе перечень его новых обязанностей. Но ему еще не спели эту Песнь, а когда ее исполняли для других, он не вслушивался.

Рейми перестал двигать плавниками. Нет. Он не просто безмозглый джанска, который без древней Песни не знает, как себя вести. Он еще и человек, а люди всегда понимают, что правильно, а что нет. Задача Защитника в том, чтобы охранять детей джанска, то есть Малышей, Подростков и Юношей.

Но Рейми не относился больше ни к одной из этих категорий, разве что формально. Теперь он стал полноценным взрослым… А быть взрослым означает не убегать, точно трус, когда кто-то рядом попал в переделку.

— Держись, Тигралло! — закричал он и поплыл в сторону стаи. — Я иду!

— Нет! — взревел в ответ Тигралло; в его слабеющем, хриплом голосе звучали боль и мрачная безнадежность. — Спасайся… Беги…

— Я иду! — повторил Рейми, выставив голову навстречу ветру…

— Манта! — закричала за спиной Драсни. — Помоги!

Рейми оглянулся. Драсни не уплыла к стаду, как ей было сказано, и сейчас ее атаковали два сивра. Рейми развернулся, бросился к ней, и в этот момент один из них вцепился в задний конец ее левого грудного плавника.

Она закричала. Когда Рейми услышал этот крик, страх и ярость прокатились по всему его существу, словно волны обжигающего воздуха, придав ему силы, о наличии которых он никогда даже не подозревал.

— Держись, я иду!

— Поторопись! — умоляюще закричала Драсни, штопором ввинчиваясь в воздух в попытке стряхнуть маленького хищника, повисшего на ее плавнике, словно серая лента.

Второй сивра вертелся вокруг, выискивая, куда бы вцепиться.

И тут Рейми головой вперед врезался в него.

Послышался звук, как будто куском влажной кожи хлопнули по камню, и с негромким свистящим стоном сивра полетел во тьму. Развернувшись, Рейми схватил зубами хвост второго сивра и изо всех сил прокусил его.

Челюстные мышцы джанска не приспособлены для таких вещей, и укусить по-настоящему сильно у Рейми не получилось. Но, по-видимому, укус был чувствительный. Сивра выпустил плавник Драсни и молниеносно развернулся в сторону нового противника, вопя от ярости и боли. Мгновение, которое, казалось, тянулось бесконечно, они свирепо смотрели друг на друга: почти взрослый пятиметровый джанска и полуметровый хищник сивра.

Мгновение закончилось, и броском своего змееподобного тела сивра атаковал противника.

Рейми увернулся, но маленький хищник был гораздо маневреннее него. Острые зубы оцарапали спину, потекла кровь. Рейми попытался метнуться в сторону, но зубы сивра впились в передний край его правого плавника.

Боль пронзила тело, но он почти не заметил этого, все еще клокоча от ярости. Он принялся изгибаться из стороны в сторону, пытаясь сбросить сивра, но тот вцепился в него, точно пес.

Вдруг что-то промелькнуло перед глазами: хвост Драсни, с силой ударивший по телу сивра.

— Манта! — донеслось до него.

— Уходи отсюда! — зарычал он. — Убирайся!

— Нет! — Она снова ударила сивра хвостом. — Без тебя не уйду.

Рейми снова изогнулся, на этот раз изо всех сил, но хищник держался крепко. Рейми резко остановился, изогнулся в другом направлении…

И тут, превозмогая боль, он почувствовал что-то странное. Сивра был здесь, никуда не делся, но теперь его цепкая хватка ощущалась как-то иначе. Рейми замер, неотрывно глядя на конец своего плавника.

Сивра все еще висел на нем, но в том месте, где он вцепился в плавник Рейми, его тускло-коричневатое тело начало изменять свой цвет на голубой, с темно-красными краями.

На тот цвет, который имела кожа самого Рейми.

Рейми смотрел, точно зачарованный, позабыв о боли, об опасности и даже о Драсни. Ему уже приходилось видеть, как кожа джанска обрастает вокруг нападающих хищников; фактически он был свидетелем этого в самый первый день своего пребывания на планете. Но он никогда не видел, чтобы это происходило с его собственным телом.

Ужасно странно было наблюдать, как это происходит, но еще более странными оказались возникающие при этом ощущения. Как будто у него начинала образовываться короста, причем процесс сопровождался необычным чувством растягивания. Сейчас кожа обхватила уже примерно половину тела сивра, и хищник прекратил борьбу. Умер, решил Рейми, и даже в смерти не разомкнул хватку своих зубов.

Впрочем, завернутый в плотный кокон кожи Рейми, хищник не имел выбора: его зубы должны были оставаться в том положении, в котором оказались вначале. Неудивительно, что старшие джанска все были в буграх.

Шлепок по другому плавнику вывел его из зачарованного состояния.

— Манта, очнись! — выпалила Драсни. — Нужно убираться отсюда.

Рейми извернулся и бросил взгляд за спину, внезапно вспомнив о смертельной опасности, угрожающей им обоим. Если еще какой-нибудь сивра набросится на них…

Но нет. Эту стаю больше не интересовали ни он, ни Драсни. По крайней мере в ближайшее время. Они уже получили желаемое и теперь расправлялись с добычей.

Рейми отвернулся, раненный в самое сердце, и начал всплывать.

— Да, — сказал он. — Уходим.

— Что происходит? — требовательно спросил Гессе, нависая над Бичем с видом растревоженной курицы, на глазах у которой из только что снесенных ею яиц собираются приготовить воскресный завтрак. Громкоговоритель, хрипя и задыхаясь, продолжал изрыгать инструкции, но их почти целиком перекрывал шум помех. — Черт побери, что происходит?

— Я делаю, что могу, — отвечал Бич. Его пальцы порхали над клавиатурой, пытаясь убрать помехи с помощью специальной программы. — Трансляционный зонд опускается, но я не могу рисковать, разворачивая его антенны, пока он не пересечет зону облачной турбулентности. Это продолжается от силы десять минут.

— За десять минут он мог погибнуть! — взорвался Гессе. — Проклятье! Что он делает там, внизу?

— Старается держаться подальше от стада, — сказал Спренкл. — Вообще-то после смерти матери он часто так поступает.

— О чем это вы толкуете? — спросила Макколлам. — Последние восемь месяцев он почти все время резвится вместе со своими друзьями.

— Согласен, — ответил Спренкл, — но все трое держатся вдали от стада, и движущей силой этого дистанцирования является Рейми. Он не хочет быть вместе со стадом, но прихватил с собой маленькую компанию.

— Разве это не нормально? — возразила Макколлам. — Они уже почти взрослые, вот-вот должны начать самостоятельную жизнь. Если проводить аналогию с земными видами, то во многих случаях их уже давно выгнали бы из стада.

— И не забывайте, что Рейми с самого первого дня был взрослым, только в теле ребенка, — добавил Миллиган, тоже не отрываясь от клавиатуры; именно он управлял трансляционным зондом. — И по этой причине стремится сорваться с привязи еще сильнее.

— Чушь собачья, — мрачно изрек Гессе. — Если бы он так стремился к тому, чтобы его официально объявили взрослым, то сейчас был бы в первых рядах на этой их церемонии Песни Перемен. Он любитель смертельных трюков, вот кто он такой. Посмотреть, на какую глубину удастся опуститься, и плевать на последствия. Трюк из этой же серии однажды привел к тому, что он сломал себе шею на горном склоне.

Макколлам наполовину развернулась в своем кресле.

— Вы что-то сегодня помалкиваете, полковник, — заметила она.

— Я? — спросил Фарадей, глядя на «снег» на дисплеях. — Я просто думал о Миразни. Задавался вопросом, понимает ли Рейми, от чего она отказалась, дав согласие на то, чтобы он родился в теле ее сына.

— Сомневаюсь, — пробормотал Спренкл. — По-моему, такие мысли ему и в голову не приходят. Он поверхностный человек, если вдуматься. Собственное «я» — вот что для него важнее всего.

— Ну, в таком случае он избирает странные способы продемонстрировать это. — Гессе презрительно фыркнул. — Отбиться от стада и вляпаться черт знает во что! По-моему, так не поступают те, у кого хорошо развит инстинкт самосохранения.

— Верно, — согласился Спренкл. — Но поглощенность собой и инстинкт самосохранения не всегда идут рука об руку.

Гессе хмуро воззрился на него.

— Вы хотите сказать, что у него есть склонность к самоубийству?

— Не обязательно, — ответил Спренкл. — Однако я вполне допускаю, что он может сдаться без борьбы, если бы смерть глядела ему в лицо.

— Черт… — пробормотал Гессе, глядя на дисплеи.

— Ну вот, зонд на месте, — неожиданно сообщил Миллиган.

Взгляд Фарадея заскользил по дисплеям, но все они показывали только быстро плывущих Рейми и Драсни, и никаких признаков хищников. Что бы ни случилось, похоже, все уже позади, и они выбрались из неприятностей целыми и невредимыми.

Затем внезапная мысль пронзила его, горло стиснуло, и он снова посмотрел на дисплеи.

Да, вот они, Рейми и Драсни. Но Тигралло в поле зрения не было.

— Похоже, они поднимаются, — сказал Бич.

— С ним все в порядке? — с беспокойством спросил Гессе. — Миссис Макколлам?

— Он плывет, как обычно, и я не вижу никакой крови, — ответила она, глядя на изображения. — Правда, на одном плавнике как будто что-то висит, но эта штука обтянута его кожей. Вероятно, сивра.

— Они все еще поднимаются, — сообщил Миллиган. — Похоже, направляются на Уровень Один. А, вот теперь я вижу его на дисплее наружного обзора. Да, они плывут к стаду. Счет один ноль в пользу послушных детишек.

— Счет, скорее, две трети ноль, — поправил его Фарадей. — Тигралло-то с ними нет.

Последовала долгая, мрачная пауза.

— Ох, в самом деле, — пробормотала Макколлам.

— Может, он держится далеко позади, охраняя их, — неуверенно предположил Бич.

— Нет, — сказал Миллиган. — Я вижу его на экране наружного обзора. Точнее говоря, то, что от него осталось.

— Сивра, — пробормотал Бич. — Проклятые маленькие гады.

— Кто-нибудь преследует Рейми? — спросил Гессе.

Фарадей заметил, что даже его голос звучал сейчас мягче.

— Нет, — ответил Миллиган. — Все чисто.

— Пока, — сказала себе под нос Макколлам.

Миллиган скривил губы.

— Да.

Гессе посмотрел на Фарадея.

— Мы едва не потеряли все.

— С самого начала было ясно, что мы рискуем, — напомнил ему Фарадей, отметив про себя иронию этого заявления. Чем это они рисковали? — Совету Пятисот это было известно.

— Вначале — возможно, — ответил Гессе. — Но не уверен, что так обстоит дело сейчас.

Фарадей нахмурился. Лицо молодого человека напряглось, подобного выражения на физиономии Гессе Фарадей никогда прежде не видел.

— Что вам известно такого, о чем вы нам не рассказывали? — спросил он.

Взгляд Гессе метнулся в сторону, как будто до него внезапно дошло, что он выдал себя.

— Ничего такого мне не известно, — ответил он, и его лицо застыло, словно кто-то провел по нему цементной лопаткой. — Просто я хорошо разбираюсь в политиках… Можете вы навскидку сказать, когда у джанска следующая фаза сна?

Фарадей, взглянув на часы, произвел быстрый подсчет.

— Часа через три. А в чем дело?

Гессе кивнул на дисплеи.

— Я считаю, что сейчас самое время пойти напролом и объяснить наконец Рейми, что он на самом деле там делает.

Самое время?

— Думаете, это лучше сделать, когда предполагается, что он спит? — спросил Фарадей.

— В последнее время он разговаривает исключительно на джанска, — напомнил ему Гессе. — Я сказал, что настало время посвятить его в нашу тайну, но не тех джанска, которые могут оказаться поблизости и подслушать наш разговор.

— Пожалуй. — Фарадей поджал губы. — Хотя, может быть, имеет смысл подождать еще несколько дней. На протяжении трех последних лет — возможно, самых трудных, которые Рейми когда-либо приходилось переживать, — Тигралло был его ближайшим товарищем. Увидеть своими глазами его смерть — серьезная травма для Рейми.

— В таком случае мы лишь сделаем ему любезность, — проворчал Гессе. — Заставим его на время забыть о собственных огорчениях.

— Я думаю еще и о том, что сейчас он чувствует себя больше джанска, чем когда бы то ни было. — Фарадей прикладывал титанические усилия, чтобы быть дипломатичным. — Если мы отвлечем его мысли от проблем Юпитера, это может быть воспринято как что-то вроде грубого вмешательства.

— Вот и еще одна причина поступить так, как я сказал, — бросил Гессе. — Я напомню ему, что под кожей чужеземца он по-прежнему остается человеческим существом.

Фарадей бросил взгляд на затылок Спренкла, но было ясно, что психолог настроен держать свое мнение при себе.

— Вы уже все решили. — Фарадей снова посмотрел на Гессе. — Постарайтесь по крайней мере, чтобы он действительно был один. За то, что произошло, его наверняка вызовут на ковер, и ради этого Лидеры могут не посмотреть на сон.

Гессе нахмурился.

— Что заставляет вас думать, будто его ждут неприятности?

— Может, вы и разбираетесь в политиках, — Фарадей перевел взгляд на дисплеи, — зато я разбираюсь в джанска.