"Ошейник позора" - читать интересную книгу автора (Шилликот Зеб)

Глава 13

– Эй, Рамона! А ну-ка, разровняй как следует уголь, мне надо увеличить скорость!

Едва не падая от усталости, Джаг на секунду замер, согнувшись вдвое, с лопатой в руках. Судорожно переведя дух, он механически, как зомби, сменил лопату на длинную кочергу с деревянной ручкой и пошуровал ею в паровозной топке, равномерно распределяя уголь по решетке колосника. Вот уже несколько дней, счет которым он потерял, Джаг жил в земном аду.

Галаксиус отделался легким испугом да распухшими гениталиями, и по этой причине его излюбленные забавы с фаворитами откладывались на неопределенный срок. Однако больше всего он был уязвлен тем, что допустил грубый психологический просчет.

Он великодушно решил даровать Джагу жизнь. Ведь, в сущности, это был один из способов наказания...

На следующее утро состав остановился посреди унылой, плоской как блин пустыни. Непредвиденная остановка произошла из-за аварии механизма подачи угля в топку: вышел из строя шнек, подававший дробленый уголь из бункера на колосниковую решетку. Отремонтировать его в походных условиях оказалось невозможно – механизм нуждался в замене. Но, как выяснилось, ремонт можно будет произвести только в Томболл Пойнте – древнем мегалополисе, бывшем крупнейшем железнодорожном центре, до которого оставалось еще несколько тысяч километров пути. Томболл Пойнт был последним городом перед горными хребтами Сьерра, куда направлялся поезд.

По мнению машиниста Потреро, путь можно было продолжить, если только подавать уголь в топку вручную. Это каторжный труд, который нельзя прервать ни на минуту, но, собрав команду из шести крепких мужчин, которые работали бы, сменяя друг друга, пожалуй, можно было бы добраться до Томболл Пойнт.

Вот так Джаг оказался у паровозной топки. Когда он появился в кабине локомотива, Потреро от возмущения чуть не хватил удар. Он требовал шесть человек, а ему прислали одного ярмарочного шута! Но хоть Галаксиус и привык к жутким приступам гнева механика и его причудливым капризам, которые, кстати, всегда удовлетворял, на сей раз он был непреклонен: Потреро должен обойтись одним человеком и именно этим.

Не вникая в тонкости дворцовых интриг, Потреро в конце концов уступил Супроктору. В сущности, какая ему разница? Когда этот человек больше не сможет работать, он потребует другого. Таким образом, представится случай доказать свою правоту.

Так Джаг познакомился с миром механики. Можно не сомневаться, что он страстно желал бы этого, но только при других обстоятельствах.

С первых же минут знакомства Потреро четко дал понять, кто есть кто.

– Не знаю, как там тебя зовут, да это меня и не интересует. Для меня ты будешь Рамона! Согласен?

Погруженный в свои мысли, Джаг молча кивнул. Он был просто поражен переплетением труб и трубок с блестящими рукоятками, кранами, вентилями, красно-белыми манометрами с мелко подрагивающими стрелками. Но больше всего на него произвели впечатление грохот и нестерпимый жар, исходивший от топки паровоза.

Заметив его растерянность, Потреро красноречиво перевел взгляд на открытую топку, где буйствовал всепожирающий огонь.

– Это – твоя вотчина, остальное тебя не касается. У тебя только одна обязанность – подкидывать уголь с тендера в топку. Понял? – не дожидаясь ответа, он продолжал: – Обычно паровозом управляют два человека: машинист и кочегар. Я решил быть здесь единственным хозяином, ибо выступаю против разделения власти. Ответственность не выносит этого. Так что не вбивай себе в голову дурацких идей: ты здесь только для того, чтобы загружать уголь в топку паровоза. Ну, чего ждешь? Думаешь, лопата сама прыгнет тебе в руки?

Преисполненный желанием проявить себя с лучшей стороны, Джаг с рвением взялся за работу. Но то, что на первый взгляд представлялось ему сверхпростым, на самом деле оказалось крайне сложным.

– Что это у тебя на лопате? – завопил Потреро, увидев, как работает Джаг. – Это же не чайная ложка! Не так, Боже ты мой! Согни ноги в коленях, пригнись и бросай с размаху! Так будет легче, и лопата пойдет дальше! Вот так! Не забывай, ты кормишь локомотив, а не синицу!

Но научиться владеть лопатой было далеко не самым трудным. Главное заключалось в другом: предстояло научиться ходить с полной лопатой от тендера с углем до топки и назад по пляшущему под ногами полу и при этом не столкнуться с Потреро, который беспрестанно сновал взад и вперед по кабине паровоза, крутил многочисленные краники и следил за показаниями манометров. Машинист ворчал, проклиная все и вся, и этим всем было, конечно же, бестолковое ничтожество, навязанное ему Галаксиусом, этот безынициативный, лишенный здравого смысла Рамона, который только и делал, что путался у него под ногами.

– Черт возьми! Такой болван, как ты, не имеет права на существование! Уголь нужно бросать подальше в огонь! Если ты будешь продолжать в этом же духе, то скоро около топки гора угля вырастет до потолка! Клянусь Господом, ты делаешь это нарочно! Если нам не хватит топлива, я затолкаю тебя самого в топку головой вперед! Когда закончишь, не забудь подмести пол! Я хочу, чтобы в кабине моего паровоза было чисто, как на обеденном столе! Да работай же, не зевай!

Одурев от инструкций и воплей Потреро, Джаг старался изо всех сил.

Мало-помалу он привык к новой работе и научился двигаться уверенней, просыпая с лопаты не более трети набранного угля. К несчастью лопата была шире, чем проем топки, и вторая треть ее содержимого просыпалась в момент забрасывания угля.

Потреро снова пришлось вмешаться. Он возвел глаза к небу, и с несчастным видом закричал:

– Держи лопату наискось! Наискось, говорю! И все-то тебе надо подсказывать!

После этого в топку полетели полные лопаты угля.

Оставалось найти подходящий ритм. В какой-то момент Джагу показалось, что это ему удалось. Он приноровился к покачиванию локомотива и безостановочно метался от бункера с углем к пышущей жаром топке и обратно, будучи не в силах хоть на секунду расслабить онемевшие мышцы. Но тут Потреро снова открыл рот:

– Ты чего суетишься? Это тебе не дешевая танцплощадка! Пока ты тут выписываешь пируэты, весь уголь успевает прогореть! Ты что, хочешь, чтобы остыл котел?

Опустив руки, Джаг озадаченно уставился на машиниста. Видя его недоумение, Потреро объяснил:

– Нужно бросать с платформы! Набираешь уголь, поворачиваешься и бросаешь! Только так!

Не очень-то доверяя его словам, Джаг, тем не менее, решил последовать полученному совету. И очень скоро на полу кабины угля оказалось больше, чем попало в топку.

– Не так высоко! Бросая, разворачивайся корпусом к топке, тогда точнее попадешь, – подсказал Потреро.

Учтя все эти ценные наставления, Джаг очень скоро набил руку, хотя ничего для себя не выгадал, ускорив подачу угля в топку. Опорожнив лопату, он тут же погружал ее в недра тендера и забрасывал в топку очередную порцию дробленого угля – черную кровь, как назвал его Потреро.

Время от времени приходилось оставлять лопату и бежать к разверстому зеву топки, чтобы пошуровать кочергой, распределяя уголь равномерным слоем по решетке колосника.

Обливаясь липким соленым потом, чувствуя тупую боль в пояснице от постоянного физического напряжения, он орудовал кочергой, которая с каждой минутой становилась все тяжелее и тяжелее. Ладони Джага покрылись кровавыми мозолями, а поскольку кочерга оказалась коротковатой, ему пришлось компенсировать этот недостаток, засовывая руки по локоть в топку, отчего кожу от запястий до локтей украсили длинные блестящие полосы ожогов.

– Так приходит мастерство, Чико, – убеждал Потреро, видя, как Джаг корчится от боли, случайно прикоснувшись к раскаленному краю топки. – Считай, что это благородные раны. Машина защищается, она тебя не знает. Чтобы приручить ее, потребуется время!

Тогда-то Джаг понял, что и Потреро был способен на чувства. Стоило ему заговорить о своем паровозе, как глаза его увлажнялись, а голос дрожал от волнения. В общении с Джагом он имел странную привычку называть его разными именами: Рамона, когда был не в духе, и Чико, когда все шло хорошо.

Самое ужасное во время разравнивания угля на колоснике – внезапные выбросы пламени. Предугадать или предотвратить их было абсолютно невозможно.

– Это дыхание дьявола, – ухмылялся тогда Потреро, – так можно остаться без волос, правда, Чико?

С обожженным лицом и порыжевшими от огня бровями и ресницами, Джаг не разделял юмора Потреро, особенно когда приходилось гасить прихваченные пламенем волосы.

Иногда прожорливая топка досрочно съедала все запасы топлива, и, чтобы добраться до пункта снабжения, Джаг вынужден был спускаться через узкий лаз в угольный бункер и подбирать разбросанный там уголь. Это была самая неприятная работа. Он любил открытое пространство и ветер, бьющий в лицо, а потому испытывал острый приступ клаустрофобии, оказавшись в темном стальном гробу, стенки которого гудели так, что, казалось, от адского грохота вот-вот лопнут барабанные перепонки.

Даже Потреро посочувствовал Джагу, когда тому в очередной раз пришлось протискиваться в мышиную нору бункера.

– Это работа для обезьян, но никак не для тебя, Чико, – с сожалением сказал он. – Но Галаксиус хочет, чтобы ты все делал сам. Не знаю, что ты ему сделал, а точнее сказать, не сделал, но он, похоже, чертовски зол на тебя!

Обезьянами машинист называл маленький народец, обслуживающий поезд – Сервиклонов-мужчин.

Ловкие как акробаты, они восхищали Джага. Он испытывал удовольствие, наблюдая за их работой. Вместе с Потреро они были истинной душой поезда, его составной частью. Надо было видеть, как они бегают по крышам вагонов мчащегося на полном ходу поезда, перескакивают с одного вагона на другой, моют, драят металлические части, ползают по стенкам вагонов, не испытывая головокружения и словно не замечая бешеной скорости. Они, как паучки, деловито сновали под днищами вагонов, пригнув головы, бесстрашно шли наперекор ветру, а иногда даже цеплялись за торчащие над крышами вентиляционные трубы, чтобы не быть унесенными набегающим потоком упругого воздуха. К счастью, ничего подобного еще ни разу не произошло.

Кроме технического обслуживания состава, им вменялось в обязанность удерживать беглецов от необдуманного шага. Случалось, что несмотря на страх перед ошейником, самые отчаянные вопреки здравому смыслу пытались бежать, не думая об ужасных последствиях своего поступка.

Периодически Сервиклоны опускали с днищ вагонов тросы и цепи с прикрепленными к ним длинными кусками рельсов, которые, подпрыгивая на шпалах, как дьявольские палицы метались из стороны в сторону, поднимали невообразимый грохот и калечили кандидатов в беглецы, когда те выползали из своих тайников. Но чаще всего несчастные попадали под колеса, где их ожидала верная смерть. Растерзанные, но еще живые, некоторые кричали в агонии, однако грохот мчащегося поезда заглушал их душераздирающие вопли.

– Эй, Рамона, не спи, черт бы тебя побрал! Пошевеливайся, бездельник! У меня упал уровень воды! Ее уносит с паром в пароотводную трубку! Полезай наверх, уверен, что кто-то из обезьян не закрыл крышку клапана водозабора. Но они у меня получат свое! Ну, давай, одна нога здесь, другая там!

В такие моменты Джаг сожалел, что Кавендиш не дал ему выпрыгнуть из поезда.