"Старший и младший" - читать интересную книгу автора (Стейнбек Джон Эрнст)IIОни подошли к приземистому квадратному зданию, которое в темноте казалось черным и массивным. Деревянный тротуар гулко отзывался на каждый их шаг. – Еще никого нет, – сказал Дик. – Давай войдем и зажжем свет. Здание было заброшенной лавкой. Стекла ее витрин посерели от пыли и грязи. В одной красовался большой плакат, рекламирующий сигареты «Лаки страйк», в другой стояла похожая на призрак рослая картонная девица с бутылкой кока-колы в руке. Дик распахнул двухстворчатую дверь и вошел. Он чиркнул спичкой, зажег керосиновую лампу и пристроил ее на стоявший торчком ящик из-под яблок. – Входи, Рут. Надо все подготовить. Стены внутри были оштукатурены. В углу валялась пачка пыльных газет. Два задних окна были затянуты паутиной. Лавка была пуста, если не считать трех ящиков из-под яблок. Рут подошел к одному из ящиков и вынул из него большой плакат. Это был портрет человека, нарисованный в резких, черных и красных, тонах. Рут прикрепил портрет к шершавой штукатурке позади лампы. Рядом он повесил другой плакат – большой красный символический знак на белом фоне. И, наконец, поставил торчком еще один ящик из-под яблок и положил на него кипу листовок и брошюр в бумажных обложках. На голом деревянном полу шаги его звучали гулко. – Зажги вторую лампу, Дик! Здесь чертовски темно. – Ты и темноты боишься, малыш? – Нет. Скоро придут люди. Надо, чтобы было посветлее, когда они придут. Который час? Дик взглянул на свои часы. – Без четверти восемь. Часть людей должна вот-вот подойти. Он засунул руки в карманы куртки и стоял у ящика с листовками в позе отдыхающего человека. Сидеть было не на чем. Черно-красный портрет строго смотрел со стены, к которой прислонился Рут. Язычок пламени в одной из ламп потускнел и медленно поник. Дик склонился над лампой. – Ты, кажется, говорил, что в лампах много керосина. Эта пустая. – Мне показалось, что много. Вот погляди! Другая почти полная. Перельем немного керосина в эту. – Как же это сделать? Придется погасить обе. У тебя есть спички? Рут поискал в карманах. – Всего две штуки. – Ну вот! Придется проводить собрание при одной лампе. Надо было мне самому присмотреть за всем. Но я был занят в городе. Я думал, на тебя можно положиться. – А мы быстро перельем немного керосина в эту жестянку, а потом выльем в другую лампу. – Угу, и подожжем здание. Ну и помощничек! Рут снова прислонился к стене. – Скорей бы они приходили. Который час, Дик? – Пять минут девятого. – Так чего ж они задерживаются? Чего ждут? Ты говорил им, что надо прийти в восемь? – Заткнись, малыш. Ты меня выведешь из себя. Я не знаю, почему они задерживаются. Может, празднуют труса. Ну помолчи хоть немного. – Он снова сунул руки в карманы куртки. – У тебя есть сигарета, Рут? – Нет. Было очень тихо. Где-то в центре города шумели автомобили, доносился рокот моторов и редкие гудки. В одном из ближних домов лениво лаяла собака. Порывистый ветер шелестел акациями. – Эй, Дик! Ты слышишь голоса? Кажется, идут. Они обернулись к выходу и стали напряженно прислушиваться. – Я ничего не слышу. Тебе показалось. Рут подошел к одному из грязных окон и посмотрел на улицу. Потом вернулся к пачке с листовками и аккуратно выровнял ее. – Который час, Дик? – Да успокоишься ты? Ты из меня тоже психа сделаешь. В этом деле нужна выдержка. Бога ради, покажи, что ты мужчина! – Но я же в первый раз, Дик. – Оно и видно… Резкий порыв ветра с шумом пронесся по кронам акаций. Входная дверь щелкнула, одна из половинок медленно открылась, поскрипывая на петлях. Ворвался ветерок, зашелестел кучкой пыльных газет в углу и взметнул, как занавески, плакаты на стенах. – Закрой дверь, Рут… Нет, оставь открытой. Так будет лучше слышно, если кто-нибудь подойдет. – Дик взглянул на часы. – Уже почти половина девятого. – Ты думаешь, они придут? Сколько мы еще будем ждать, если они не явятся? Старший посмотрел на открытую дверь. – Мы уйдем отсюда не раньше половины десятого. Нам поручили провести это собрание во что бы то ни стало. В открытую дверь теперь ясно были слышны ночные звуки: шуршание сухих листьев акации на дороге, размеренный лай собаки. В тусклом свете керосиновой лампы черно-красный портрет на стене казался грозным. Нижний край его снова взметнулся в воздух. Дик оглянулся на портрет. – Послушай, малыш, – сказал он тихо. – Я знаю, ты боишься. Если тебя одолевает страх, гляди на него. – Он показал пальцем на портрет. – Он не боялся. Ты только вспомни, что он сделал. Юноша поглядел на портрет. – Ты думаешь, он никогда не боялся? – Если и боялся, то никто и никогда об этом не знал. Заруби это себе на носу и никогда не выкладывай всем свои переживания. – Ты хороший человек, Дик. Не знаю, что я буду делать, когда меня пошлют одного. – Все будет в порядке, малыш. В тебе есть хорошая закваска. Я знаю людей. Просто ты еще не был под огнем. Рут быстро обернулся к двери. – Послушай! Кто-то идет. – Брось ты морочить себе голову! Когда придут, тогда придут. – Давай закроем дверь. Вроде холодно стало. Постой-ка! Кто-то идет. Кто-то быстро шел по дороге, потом побежал. Загремел деревянный тротуар. В комнату вбежал человек в комбинезоне. Он тяжело дышал. – Ребята, вы лучше смывайтесь, – сказал он. – Там на вас облаву устраивают. Никто из ребят на собрание не придет. Они хотят, чтобы вам досталось, но это не по мне. Живо! Собирайте ваше барахло, и пошли. Те, что собрались вас бить, уже совсем близко. Рут побледнел, лицо его напряглось. Он беспокойно поглядывал на Дика. Старший поежился. Он сунул руки в карманы и ссутулился. – Спасибо, – сказал он. – Спасибо за то, что сказал. А сейчас беги. С нами ничего не случится. – Ребята хотят, чтобы вам досталось, – повторил человек в комбинезоне. Дик кивнул и, помолчав, сказал: – Конечно, ведь они не думают о будущем. Не видят дальше своего носа. Беги сейчас же, пока тебя не поймали. – Ну, а вы, ребята? Я помог бы тащить ваше барахло. – Мы останемся, – упрямо сказал Дик. – Нам сказали, что бы мы остались. Что будет, то будет. Человек пошел к двери. Потом он вернулся. – Хотите, я останусь с вами? – Нет. Ты хороший парень. Оставаться тебе нет нужды. Мы воспользуемся твоей помощью в другой раз. – Ну, я сделал все, что мог. |
|
|