"Дезире" - читать интересную книгу автора (Зелинко Анна-Мария)Глава 35 Париж, 1 января 1812В тот момент, когда все колокола Швеции зазвонили, чтобы приветствовать Новый год, мы были вдвоем с Наполеоном, с глазу на глаз. К моему удивлению, Жюли привезла мне приглашение. После полуночи у императора и императрицы соберется небольшой круг приглашенных, но семейные приглашены к десяти часам, и совершенно необходимо, чтобы я тоже была в десять. Так сказала императрица. Мы с Жюли сидели, как всегда, в маленькой гостиной на улице Анжу. Жюли рассказывала о детях, о своих хозяйственных заботах и о Жозефе. Он без конца жалуется на генералов, которые завоевали для Франции так много земель, но никак не могут посадить его на пожалованный ему трон в Испании. Жюли, кажется, довольна жизнью. Она носит пурпурные платья, сшитые у Роя, а сама занимается шитьем платьев для кукол своим дочкам. Часто бывает при дворе, находит императрицу величественной, а маленького римского короля очаровательным. Он золотоволосый, с голубыми глазами, и у него уже два зуба. Наполеон кричит петухом или мяукает кошкой, чтобы позабавить своего сыночка. Я стараюсь представить Наполеона кукарекающим или мяукающим. В этот день в третий раз в жизни я ехала в Тюильри со стесненным сердцем. В первый раз это было, когда я просила Наполеона сохранить жизнь герцогу Энгиенскому, второй раз, когда мы с Жаном-Батистом просили императора о перемене подданства. Вчера вечером я была в белом платье с бриллиантовыми серьгами в ушах — подарок вдовствующей королевы Софии-Магдалены. Я накинула на плечи соболью накидку, и мне не было холодно. В Стокгольме в это время двадцать-двадцать пять градусов мороза… а в Сене танцуют огоньки фонарей. Когда карета остановилась у Тюильри, я радостно вздохнула: я чувствовала себя дома, у себя… я узнавала зеленые ливреи лакеев, гобелены, ковры, занавеси с орнаментом из пчел, которые напоминали перевернутую бурбонскую лилию. Покои дворца были ярко освещены. Нигде не было теней, нигде не было призраков, как в мрачных мраморных покоях в Стокгольме. Когда я вошла, все дружно меня приветствовали. Ведь я была теперь наследная принцесса другой страны. Даже Мари-Луиза поднялась, чтобы поздороваться со мною. Она стала еще более цветущей, глаза, как фарфороые, без выражения, но губы улыбались, и ее первый вопрос был о здоровье дорогой кузины — королевы Швеции. Конечно, Ваза гораздо ближе сердцу Габсбургов, чем все выскочки Бонапарты вместе взятые. Я села на диван, и м-м Летиция сразу стала спрашивать, сколько стоят мои бриллиантовые серьги. Я была рада увидеться со старушкой. Мадам Мать (такой титул дал ей Наполеон) была, как всегда, немного смешна, с буклями, завитыми по моде, и ногтями, отполированными камеристкой. — Я не понимаю, почему Наполеон недоволен моими покупками, — жаловалась она императрице. — Я купила три старых плетеных стула на распродаже дешевых вещей и поставила их в комнату в Версале. Они очень удачно там расположились, а Наполеон нашел, что это пошло. Хотя у вас здесь совершенно не экономят деньги, — она обвела взглядом гостиную императрицы. Да, здесь деньги не экономили! — Мама миа, о мама миа! — проговорила Полетт, смеясь. Принцесса Боргезе еще похорошела, если это вообще было возможно. Она была изящна, и под глазами синели тени. Она пила много шампанского. Жюли мне сказала, что Полетт больна. Об этой болезни не говорят, и ею не болеют великосветские дамы. Я долго разглядывала Полетт и пыталась догадаться, что же это за таинственная болезнь. Было уже одиннадцать, но император не показывался. — Он работает, — сказала Мари-Луиза. — Когда мы увидим маленького? — спросила Жюли. — На встрече Нового года. Император хочет встретить этот год с сыном на руках, — пояснила Мари-Луиза. — Очень неразумно поднимать такого крошку с постели в столь позднее время, да еще приносить в комнату, где так много народа, — заметила м-м Летиция. Менневаль, секретарь императора, вошел в комнату: — Его величество приглашает к себе Ее королевское высочество, — сказал он. — Вы говорите обо мне? — спросила я, так как он смотрел на меня. Менневаль был важен, как статуя. — Ее королевское высочество, наследную принцессу Швеции. Мари-Луиза болтала с Жюли, она не удивилась нисколько. Тогда я поняла, что она пригласила меня по распоряжению императора. Бонапарты разговаривали между собой. — Его величество ожидает Ваше высочество в маленьком кабинете, — заметил Менневаль в то время, как мы проходили по многочисленным комнатам. Два моих предыдущих свидания с Наполеоном были в большом кабинете. При моем появлении Наполеон поднял голову от бумаг. — Присядьте, мадам, прошу вас… Это было очень невежливо. Менневаль исчез. Я села и стала ждать. Перед Наполеоном лежали бумаги, почерк на которых показался мне знакомым. Я подумала, что это письма Алькиера из Стокгольма. Посланник Франции в Швеции был человеком дотошным и писать любил. «Для чего такая сцена?» — подумала я и сказала: — Вам нет необходимости пугать меня, сир. Я не очень храбрый человек, и сейчас я совсем испугана. — Эжени, Эжени… — он не поднимал глаз от бумаг. — Неужели Монтель не научил тебя, что в присутствии императора первой заговаривать не годится? Это же элементарное правило этикета. Затем он продолжал читать, и так прошло довольно много времени. — Сир, вы пригласили меня за тем, чтобы проверить мое знание этикета? — Между прочим. Я хотел бы также узнать, чтопривело вас во Францию, мадам? — Холод, сир! Он откинулся в кресле, сложил руки на груди и иронически улыбнулся. — Так, так! Холод! Вы зябли, несмотря на соболью накидку, которую я вам подарил? — Даже несмотря на соболью накидку, сир. — А почему вы до сих пор не показывались при дворе? Жены моих маршалов имеют привычку являться ко двору регулярно. — Я не жена вашего маршала, сир. — Верно. Я чуть не забыл. Теперь мы имеем дело с Ее королевским высочеством, наследной принцессой Швеции Дезидерией. Но вы должны знать, мадам, что члены королевских фамилий других держав должны просить аудиенции, как только приезжают с визитом в мою столицу. Хотя бы из вежливости, мадам. — Я здесь не с визитом. Я здесь у себя. — А, вы здесь у себя… — он поднялся из-за бюро, обошел его и остановился рядом со мной. Теперь он почти кричал: — Интересно, как вы себе это представляете? Вы здесь у себя! Вы через свою сестру и других дам знаете все, что здесь говорится. Затем вы пишете письма своему супругу. Неужели в Швеции вас считают такой умницей, что поручили вам работу шпионки? — Нет, наоборот. Я оказалась такой дурочкой, что мне пришлось вернуться сюда. Он не слышал мой ответ. Он набрал воздуха, чтобы продолжать кричать. Когда смысл моего ответа дошел до него, он резко выдохнул и спросил своим обычным голосом: — Что вы хотите сказать этим? — Я глупа, сир. Вспомните Эжени прежних дней. Глупа! Ничего не смыслю в политике. И, к сожалению, недостаточно хороша для шведского двора. А так как совершенно необходимо, чтобы нас — Жана-Батиста, Оскара и меня — в Швеции любили, то мне пришлось вернуться. Все очень просто! — Так просто, что я вам не верю, мадам! — его фраза прозвучала как удар хлыстом. Он стал мерить комнату большими шагами. — Может быть, я ошибаюсь. Может быть, вы здесь действительно не по желанию Бернадотта. Во всяком случае, мадам, политическая ситуация сейчас такова, что я вынужден просить вас покинуть Францию. Я, недоумевая, смотрела на него. Он прогоняет меня? Прогоняет из Франции? — Я хочу остаться, — тихо сказала я. — Если мне нельзя жить в Париже, я поеду в Марсель. Я часто мечтала купить наш старый дом; дом моего отца. Но нынешние владельцы не хотят его продать. Таким образом, у меня нет другого жилища, кроме дома на улице Анжу. — Скажите мне, мадам, — перебил меня Наполеон. — Бернадотт сошел с ума? — Он порылся в бумагах и достал письмо. Я узнала почерк Жана-Батиста. — Я предлагаю союз Бернадотту, а он мне отвечает, что он не мой вассал. — Я не занимаюсь политикой, сир. Я совершенно не понимаю, для чего вы вызвали меня сюда. — Тогда я скажу вам, мадам, — он постучал согнутым пальцем по столу. Подвески люстры тихонько зазвенели. Он бесился. — Ваш Бернадотт смеет отказываться от союза с Францией! Почему, как вы думаете, я предложил ему этот союз? Ну-ка, скажите! Я не отвечала. — Вы не так глупы, мадам, чтобы не знать того, что знают во всех салонах. Царь снял континентальную блокаду, и скоро его империя перестанет существовать. Самая большая армия, которая когда-либо сущестовала, займет его страну. Займет Россию. Самая большая армия, которая… Швеция может завоевать себе бессмертную славу, если примкнет к нам. Я предлагаю Бернадотту Финляндию и ганзейские города. Подумайте, мадам, Финляндию! Сколько раз я пыталась представить себе Финляндию… — Я смотрела на карте. Это сплошь голубые пятна — озера, — сказала я. — А Бернадотт не соглашается на мое предложение! Бернадотт не хочет союза с нами! Маршал Франции не хочет участвовать в этой кампании! Я посмотрела на часы. Новый год наступит через пятнадцать минут. — Сир, скоро полночь! Он меня не слушал. Он стоял перед зеркалом и рассматривал свое изображение. — Двести тысяч французов, сто пятьдесят тысяч немцев, восемьдесят тысяч итальянцев, шестьдесят тысяч поляков, более ста десяти тысяч волонтеров других национальностей, — бормотал он. — Огромная армия Наполеона I! Самая большая армия во все времена! Я начинаю новую кампанию. — Без десяти двенадцать, — повторила я. Он быстро обернулся. Его лицо исказилось гневом. — И такую армию презирает Бернадотт! Я покачала головой. — Сир, Жан-Батист отвечает за процветание Швеции. Все его действия направлены на улучшение жизни в этой стране. — Все его действия направлены против меня, мадам. Если вы не хотите покинуть Францию добровольно, придется вас задержать, как заложницу. Я не двигалась. — Уже поздно, — сказал он и позвонил. Менневаль тотчас явился. — Вот. Отправьте немедленно, специальным курьером. — И мне: — Знаете, что это? Приказ, мадам. Маршалу Даву. Даву и его войска пересекут границу и займут шведскую Померанию. Ну, что вы теперь скажете? — Что вы хотите прикрыть левый фланг вашей армии, сир. Он усмехнулся. — Кто шепнул вам эту фразу? Вы говорили на днях с кем-нибудь из моих офицеров? — Мне это сказал Жан-Батист. И уже довольно давно. Наполеон заморгал. — Не воображает ли он защитить Померанию? Я бы посмотрел, как он сразится с Даву… Он бы посмотрел!.. Я вспомнила поля сражений и раздутые трупы лошадей. Он бы посмотрел! — Думаете ли вы об этом, мадам? Я могу сделать вас заложницей, чтобы заставить шведское правительство заключить союз. Я улыбнулась. — Моя судьба не изменит ничего в решениях шведского правительства. Но мой арест скажет шведам, что я готова пострадать за свою новую родину. Вы действительно желаете сделать из меня мученицу, сир? Император кусал губы. Иногда устами младенца глаголет истина, Наполеон, конечно, не захочет превратить м-м Бернадотт в национальную героиню Швеции. Он пожал плечами. — Мы никому не навязываем свою дружбу. Было без трех минут двенадцать. — Я ожидаю, что вы постараетесь склонить вашего супруга к принятию нашей дружбы… Его рука лежала на ручке двери. — Разве это не в ваших интересах, мадам? Его глаза горели гневом. Я смотрела на него с удивлением. В этот момент зазвонили колокола. — Начинается значительный год в истории Франции, — прошептал Наполеон. Он вышел в большой кабинет. Там ожидали адъютанты и камергеры. — Нужно поторопиться, Ее величество нас ожидает, — сказал Наполеон и почти бегом двинулся из комнаты. Я торопливо шла рядом с Менневалем. — Вы отправили приказ? — спросила я. Он кивнул. — Император хочет лишить нейтралитета одну из стран. Это его первый приказ в новом году, — сказала я. — Нет. Это последний приказ прошлого года, — ответил Менневаль. Возвратившись в гостиную императрицы, я впервые имела возможность увидеть маленького Римского короля. Император держал его на руках, а малыш заливался криком. На его кружевной рубашечке сверкал орден Почетного Легиона. Увидев меня, Наполеон приблизился, нежно прижимая к себе ребенка и уговаривая его: «Перестань плакать, малыш! Короли не плачут!» Я взяла ребенка на руки. Он был худенький и очень легкий. Я гладила шелковые волосики и тихонько прижимала его к себе. «Оскар!» — подумала я. Сейчас Оскар пьет шампанское в гостиной королевы. Он говорит «скооль!». М-ль Коскюль поет. Жан-Батист узнает лишь через несколько дней, что Даву вошел в Померанию… Я поцеловала легкие шелковые волосики Римского короля… — Ваше высочество увидит, что наследный принц примкнет к России. И наследный принц будет прав, — услышала я. Кто прошептал мне на ухо эти слова? Талейран. Он подошел ко мне, прихрамывая. Я устала и хотел уехать, но ко мне приблизился император под руку с императрицей. — Вот моя заложница, моя очаровательная заложница! — любезно промолвил император. В толпе приглашенных послышался вежливый смешок. — Но вы не в курсе дела, месье и медам, — продолжал Наполеон. — Боюсь, что для Ее высочества это совсем не забавно. Маршал Даву, к несчастью, занял часть северной страны, которая теперь является родиной Ее высочества. Все молчали. Улыбки сползли с напрягшихся лиц. Никто не понимал, шутит император или нет. — Предполагаю, что царь может сделать более выгодное предложение шведскому наследному принцу. Я даже слышал, что он предлагает ему руку одной из великих княжон. Представляете, как это может обернуться для нашего бывшего маршала? — Брачный союз с членом старинной царской фамилии всегда соблазнителен для человека из простонародья, — меланхолично заметила я. Кругом оживленно зашептались. — Конечно, — сказал император, смеясь. — Но это событие может в корне переменить ваше положение, мадам. Поэтому, как старый друг, я советую вам написать Бернадотту и рекомендовать ему заключить союз с Францией. Я думаю, что это также и в ваших интересах, мадам… — Мое положение очень прочно, сир, — я, кланяясь, — хотя бы, как королевы-матери… Он удивленно посмотрел на меня. Потом, повысив голос: — Мадам, до тех пор, пока между Швецией и Францией не будет подписано соглашение о союзе, я не хочу видеть вас при дворе, — и он удалился с Мари-Луизой. Дома меня ожидала Мари. Я отпустила Иветт и остальных праздновать Новый год. Мари сняла с меня бриллиантовые серьги и отстегнула золотые аграфы с плеч. — С Новым годом, Мари! Император вооружил самую большую армию, которая когда-либо у него была, а я должна написать Жану-Батисту, чтобы он заключил союз с Францией… Объясни-ка мне, как случилось, что я становлюсь действующим лицом в игре людей, которые делают историю? — А вот смотри… Если бы ты тогда не заснула в приемной депутата, то м-сье Жозеф не должен был бы будить тебя. А если бы ты не вбила себе в голову, что Жюли и этот Жозеф… — Да. И еще, если бы мне не было так любопытно познакомиться с его братом, маленьким генералом… Какой плачевный вид был у него в его потертом сюртуке! Я оперлась локтями на туалет и закрыла глаза. Да, только из любопытства, детского любопытства я попала в то положение, в котором нахожусь сейчас. Но дорога, по которой я начала идти с Наполеоном, привела меня к Жану-Батисту. А с ним я была так счастлива! — Эжени, — тихонько сказала Мари. — Когда мы уедем в Стокгольм? «Если я потороплюсь, то еще смогу успеть на свадьбу моего мужа с великой русской княжной», — подумала я горько и продолжала сидеть, закрыв глаза. — Спокойной ночи, — прошептала Мари. 1812 год только что начался, но я чувствую, что он будет ужасен. |
||
|