"СAUSERIES Правда об острове Тристан да Рунья" - читать интересную книгу автора (Жаботинский Владимир)

БАБИЙ УМЪ

Когда мужчина выступаетъ въ роли крайняго феминиста — враги скажутъ: въ роли «суфражистки», — это всегда выходить смъшно. Причины я не знаю, но оно такъ. Поэтому въ подобныхъ случаяхъ мы, мужчины, стараемся придать такой ръчи или статьъ тонъ отмънно легковесный: чтобы можно было потомъ отречься — «это я не въ серьезъ». Мы, такъ сказать, заранее приготовляешь себъ нравственное алиби. Я, малодушный, сегодня тоже послъдую этому осторожному обычаю; есть у меня на то еще одна причина и еще одинъ предлогъ. Причина, что я въ истории человъкъ неученый; а предлогъ — что вообще на банкетахъ принято оратору глубокомыслия избегать, а за то блистать остроумиемъ. Я, однако, принимаю на себя выполнить только первую часть этой двусторонней программы. Но прошу върить: при всемъ малодушии, алиби я себъ не готовлю. Несмотря на фельетонный оттенокъ предстоящей застольной ръчи — это въ серьезъ. Я действительно върю, что въ роли государственная дъятеля женщина больше на своемъ мъстъ, чъмъ мужчина.

Споръ о правь женщины на политическия права можно считать законченнымъ. Но остается споръ о томъ, годится ли она для этой функции, способна ли она использовать эти права такъ же хорошо, какъ мужчина. Въ этой области спорить гораздо труднъе: тутъ нужны не доводы отъ разума, а факты изъ опыта. Фактовъ же этихъ мало. Политическое равноправие женщины — дъло вчерашняго дня. Тотъ небольшой опытъ, какой уже накопился, говоритъ какъ будто не въ вашу пользу. Дамы, очевидно, сами не склонны добиваться парламентской карьеры, иначе ихъ было бы въ разныхъ палатахъ много больше. Тъ, которыя прошли въ народныя представительства, пока особенно не выдвинулись. Найдутся, конечно, утъшители, которые вамъ скажутъ, что начало ничего не доказываете Я же, напротивъ, склоненъ думать, что въ этомъ мало блестящемъ и малообъщающемъ началъ есть нъчто характерное и даже органическое. Парламентское дъло есть дъло борьбы, притомъ борьбы публичной, на глазахъ у всего народа. Женщина, я думаю, действительно не любитъ проталкиваться локтями, и еще на площади, подъ тысячами биноклей.

Но вопросъ въ томъ, является ли депутатская деятельность главною формой политической дъятельности. Я бы, напримъръ, съ этимъ не согласился. Наполеонъ, вероятно, оказался бы далеко не блестящимъ членомъ конвента; г. Муссолини, пока былъ просто депутатомъ, тоже, кажется, никакихъ лавровъ не пожиналъ. Тутъ предъ нами два лица, которымъ Богъ далъ великий талантъ именно проталкиваться локтями; и даже именно на площади; а все таки - не на трибунъ. Дъло въ томъ, что главное поле государственной деятельности — совсъмъ не трибуна, а кабинетъ. Хороши государственный деятель — это не тотъ, кто умъетъ спорить, а тотъ, кто умъетъ править.

По вопросу же о томъ, способна ли женщина править, исторически опытъ имеется, хотя о немъ часто забываютъ. Всъ мы со школьной скамьи знаемъ о женщинахъ, сидъвшихъ на престолъ; точнъе, о женщинахъ, сидъвшихъ на престолъ не въ качествъ мужниныхъ женъ, а въ качествъ самостоятельныхъ государынь. Это мы все знаемъ; но одно, когда мы были на школьной скамье, намъ забылъ сказать учитель истории. Именно — простую статистическую справку: процентъ «великихъ» ца-рицъ среди царицъ, по сравнению съ процентомъ «великихъ» царей среди царей.

Попробуемъ наскоро и наизусть вспомнить старый нашъ учебникъ. Это, между прочимъ, дъло нелегкое. Богъ его знаетъ, зачъмъ насъ обучаютъ всъмъ наукамъ въ гимназияхъ: въдь къ двадцати пяти годамъ никто ничего не помнитъ. Какъ то въ старомъ Петербурге, вечеромъ, въ очень молодой компании, при мнъ кто-то устроилъ повальный экзаменъ по всему курсу средней школы. Были тамъ барышни и мужчины; некоторые окончили курсъ съ медалями. Среди барышень была одна учительница: она, конечно, выдержала допросъ, но въдь она не въ счетъ. Все остальные, обоего пола, сръзались; абсолютно, чудовищно, гомерически сръзались. Доказать пифагорову теорему не сумълъ никто; но половина даже не помнила, о чемъ эта теорема. Династия Романовыхъ была представлена въ пяти вариантахъ, и въ лучшемъ изъ нихъ была пропущена Анна Иоанновна. На вопросъ: «что такое гидростатичесюй парадоксъ?» отвътилъ лишь одинъ, а именно: «броненосецъ желъзный — а не тонетъ». Отвъты были частью письменные, такъ что экзаменъ правописания получился самъ собою, и тоже безотрадный. Все это я упоминаю не въ скобкахъ, а съ умысломъ: тутъ я, действительно, заранее готовлю себъ если не алиби, то смягчающая вину обстоятельства. Мы решили вспомнить учебникъ, и вспоминать буду я — а помню плохо. Это именно я тогда представилъ списокъ Романовыхъ безъ Анны Иоанновны, и то лътъ двадцать пять назадъ. Поэтому за абсолютную точность моей статистики не ручаюсь. Но за выводъ — вполнъ.

Да будетъ мн-в позволено начать съ исторш моего собственнаго народа. Царицъ-правительницъ было во Израиле всего двъ: Аталия (на языкъ синодальнаго перевода Гофолия) въ глубокой древности, и Александра-Саломея въ конце маккавейской династии, лътъ за семьдесятъ до христианской эры. Аталия была, вероятно, женщина замечательная, но царица плохая; или такъ, по крайней мъръ, говоритъ библейский лътописецъ, который явно ее не любилъ. Но Саломея была чрезвычайно хорошая царица; въ позднъйшия времена такую прозвали бы если не великой, то «доброй», или «справедливой», или «благословенной», хотя процарствовала она всего только десять лътъ. Читаешь у Иосифа Флавия историю этихъ послъднихъ маккавейскихъ царей — словно уголовный романъ: братоубийства, отцеубийства, ядъ, поджоги, измъны, смута, гнетъ… И вдругъ — десять страничекъ оазиса: Саломея. Въ стране покой, у власти прочно стоить одна и та же партия, притомъ самая толковая: фарисеи, по психологии нъчто вродъ консерваторовъ английскаго типа; процвътаетъ правосудие и благочестие; несколько войнъ въ Заиорданье кончаются удачно — царица, очевидно, съ толкомъ выбирала не только министровъ, но и генераловъ. Объ экономическомъ положении страны во дни Саломеи есть такая справка въ Талмуде, характерная и по своей наивной образности, и по тому, что вообще Талмудъ очень ръдко сочувствуетъ женщинъ въ роли начальствующаго лица: во дни царицы Саломеи маслины были величиною съ грушу. Или въ этомъ родъ. Можетъ быть, фрукты не тъ, но пропорция та. — Саломея умерла, и опять началась уголовщина, и отъ царя-мужчины къ царю-мужчин-в такъ и докатились династия и страна до гибели.

Одна изъ двухъ царицъ: пятьдесятъ процентовъ. Среди царей-мужчинъ, отъ Саула до Аристовула, пропорция дельныхъ правителей во Израиле далеко не столь же лестная.

Перейдемъ теперь къ русской истории. Правящихъ царицъ было въ России, собственно, четыре: Екатерина первая, та самая Анна Иоанновна, Елисавета и Екатерина. Анна Леопольдовна, регентша въ течение нъсколькихъ мъсяцевъ, не въ счетъ. Собственно не въ счетъ и Екатерина первая — она провела на престолъ два года. По настоящему въ России царствовали только три женщины, и одна изъ нихъ была Екатерина вторая. Но я согласенъ, для статистики нашей признать четырехъ; согласенъ даже на пятерыхъ. Въ ряду царей-мужчинъ московскихъ и российскихъ того не бывало, чтобы не только тридцать три съ третью, но и двадцать процентовъ изъ нихъ заслужили всемирно-признанный титулъ «великихъ».

Стоить остановиться тутъ еще на одной сторонъ вопроса: очень любопытные и, по моему, показательные получаются выводы, если бъгло сравнить «величие» Екатерины съ «величиемъ» Петра. Петръ былъ человъкъ гениальный въ полномъ смыслъ слова. Изъ такихъ, какъ онъ, вырабатываются большие вожди народные, даже если родится такой человъкъ не во дворцъ, а въ лачугъ. Екатерина была женщина безспорно способная, но ни въ какомъ смыслъ не гениальная. Въ ея пьесахъ нътъ не только ни проблеска таланта, но и заметной какой-либо индивидуальности нет. Знаменитый «Наказъ» — хорошая компиляция, но по существу ничего «своего». У Петра въ каждомъ словъ, поскольку сохранились его слова, дразнящая самоличность «звенитъ и блещетъ, какъ червонецъ», даже когда содержание словъ — абсурдъ. Можетъ быть, одно изъ различий между гениемъ и даровитостью — то, что талантъ выражаетъ мнъния своей среды и эпохи, а гений мыслитъ наперекоръ эпохе и среде.

Объ этомъ я говорю потому, что, быть можетъ, въ разницъ между государственнымъ творчествомъ Петра и Екатерины отразилась общая разница между великими царями и великими царицами: нъчто вродтъ слушаннаго раньше — что женщина не любитъ проталкиваться локтями. Петръ это любилъ и умълъ. Онъ былъ гениаленъ, какъ разрушитель; онъ былъ столь же гениаленъ и въ одной и изъ областей положительнаго зодчества — онъ обухомъ вколотилъ въ заплывшие московские мозги сознание, что надо жить по-новому. Но врядъ ли кто назоветъ его гениемъ въ смыслъ оформления этого «новаго». Когда, въ далекой древности, я проходилъ историю русскаго права, меня, помню поразило, до чего часто неуклюже, иногда и совсъмъ нелепо было органическое законодательство Петра; какъ много изъ его законовъ, изъ созданныхъ имъ учреждешй пришлось съ головы до ногъ перестроить чуть ли не на завтра послъ его смерти; перестроить не въ интересахъ реакции, а просто потому, что въ петровскомъ видъ они бы не могли функцюнировать. И изъ того же курса помню, что совсъмъ иное впечатление получаешь отъ законодательства Екатерины. Оно обдумано, продумано, благоразумно; и ея учреждетя просуществовали гораздо дольше — нъкоторыя, если память не измъняетъ, сто лътъ и больше… Можно это объяснить, конечно, тъмъ, что первый опытъ никогда сразу не удается; можно также видтть въ этомъ различи случайность — чисто личное несходство двухъ темпераментовъ; или несходство расовое — между великороссомъ и нъмкой. Настаивать не буду, но мнъ все же кажется, что тутъ есть и общий урокъ. Я бы его такъ выразилъ: въ качества низвергателя и завоевателя, мужчина выше женщины; а вотъ кто сильнъе въ качествъ организатора — это еще вопросъ.

Династию австрийскихъ Габсбурговъ я, слава небу, никогда подробно не проходилъ; но врядъ ли ошибусь, если напомню, что австрийский правящий домъ, за все восемь столътий своего бьгпя, зналъ только одну императрицу-правительницу; и это была Мария-Терезия, т. е. вообще одно изъ двухъ-трехъ лучшихъ именъ во всей длинной цепи коронованныхъ Габсбурговъ. Это — всъ сто «процентовъ»! И, опять таки, главная заслуга ея есть заслуга организатора. Это она, если не всю империю, то, по крайней мъръ, нъмецкия и чешския области ея вывела на путь цивилизацци. Будь у насъ сегодня время, стоило бы провести параллель между нею и сыномъ ея, Иосифомъ вторымъ. Toutes proportions gardees, есть въ этой параллели нъчто родственное съ только что проведенной — Екатерина и Петръ. Иосифъ былъ человъкъ съ блескомъ и фантазией; не гений, конечно, но — искатель новыхъ путей; только пути его никуда не годились. Мария-Терезия была просто очень толковая женщина, дъльная барыня-помъщица на тронъ; но ни 1848-й, ни 1867-ой годъ далеко не все то смелъ, что она построила.

Въ Англш мы должны снять со счета Викторию: хотя, по мнънию современниковъ и бюграфовъ, это была замечательная правительница, конституционные монархи обоего пола насъ теперь не интересуютъ — хотъ правления въ странахъ парламентскаго режима определялся не ими. Английская летопись расцвета парламентаризма упоминаетъ четырехъ самостоятельныхъ королевъ: и одна изъ нихъ была Елисавета. Предъ нами лучшая, самая блестящая, самая плодотворная эпоха английской истории, и при этомъ въ каждомъ углу тогдашняго государственнаго быта — въ ведении войнъ, въ основании Остъ-Индской компании, въ почине городского самоуправления, въ народномъ образоваиии, въ расцвътъ литературы — явное, непрерывное, ревнивое личное влияние королевы. Опять таки, мужчины на британскомъ престолъ очень далеки отъ двадцати пяти «процентовъ» величия.

Списокъ этотъ, вероятно, можно и очень удлинить, если хорошо знать историю мира сего. Даже въ странахъ, о которыхъ я упомянулъ, были — кромъ «великихъ» правительницъ — просто хорошия правительницы, тоже лучше средняго типа царя-мужчины. Царствование Анны английской, въ самомъ началъ восемнадцатаго въка, считается одной изъ блестящихъ эпохъ королевства; а сама Анна была и совсъмъ заурядная женщина. Русская Анна (какъ я выяснилъ, устыженно пополняя свое образование после того конфуза) тоже дала России десять летъ сравнительнаго благополучия и несомнъннаго прогресса. О Елисаветъ Петровне и говорить нечего. Если бы можно было составить сводку не великихъ, а просто дъльныхъ царей и царицъ, то пропорция въ пользу женовластия получилась бы, въроятно, еще болъе яркая.

Еще одно замъчание: только одна изъ моихъ героинь, Екатерина, добилась власти при помощи переворота. Остальныя получили тронъ въ нормальномъ порядкъ наслъдования, точь въ точь какъ большинство тъхъ царей, императоровъ и королей, которые этимъ женщинамъ и въ конюшие не годились. Нельзя, поэтому, сказать (кромъ какъ объ Екатерины), что «великия» царицы уже по самому способу своего появления у руля являются исключениями, и что сравнение, такимъ образомъ, неуместно. Вполнъ умъстно.

При всемъ моемъ вышеупомянутомъ «суфражетничествъ», мнъ бы не хотълось создать впечатлъние, будто я въ этихъ замечанияхъ говорю дамамъ комплименты, а свое собственное мужское сословие обвиняю въ бездарности. Напротивъ: какъ уже сказано, ни одна изъ этихъ царицъ не кажется мнъ гениальной (Елисавета английская еще гораздо меньше, нежели Екатерина); а Петръ или Фридрихъ прусский или Наполеонъ были подлинные гении. Болъе того: я подозреваю, что среди царей-мужчинъ, правившихъ десятки лътъ безъ слъда и славы, были неръдко люди, гораздо болъе даровитые, чъмъ Мария-Терезия или Саломея-Александра; даже навърное были. Въ томъ-то, по моему, и все дъло, къ этому я и веду свои доводы, что великия правительницы были, въ сущности, хоть, конечно, недюжинныя, но ничуть не исключительныя личности.

А выводъ изъ этихъ доводовъ? Да будетъ разръшено изложить его въ форме нарочито-преувеличенной, намеренно-парадоксальной, именно для того, чтобы суть вывода врезалась въ память — а то, что прибавлено для прянности, само собой отшелушится:

— Чтобы стать великимъ государемъ, мужчина долженъ быть гениаленъ; но великая государыня можетъ получиться изъ обыкновенной дамы.

Въ этомъ выводе (если отбросить нарочитую его прянность) тоже нетъ никакого комплимента особенностямъ женской натуры. Сведенный къ надлежащимъ своимъ границамъ и степенямъ, выводъ этотъ означаетъ только вотъ что: во первыхъ, полезная государственная деятельность выражается, или можетъ иногда выражаться, въ двухъ совершенно различныхъ функщяхъ — одна изъ нихъ буря и натискъ, а другая — организаторство; во вторыхъ, для бури и натиска нужны личныя качества гораздо более редкия, чемъ для организаторства; и въ третьихъ — если для бури и натиска, по причинамъ совершенно понятнымъ, годятся почти исключительно мужчины, и притомъ только лучшие изъ нихъ, которые на тронъ попадаютъ ръдко, то функция организаторства, очевидно, легче и лучше удается женщинамъ — и по причинамъ, мне кажется, тоже вполне понятнымъ.

Возвращаясь опять къ воспоминаниямъ о школьной скамь-Ь, хочу сослаться на одинъ изъ сократовскихъ диалоговъ. За точность опять не ручаюсь: самъ я этого диалога и въ школъ не читалъ, намъ его разсказалъ учитель, и ответственность на немъ.

Къ Сократу пришелъ будто бы однажды юноша и заявилъ:

— Я готовлю себя къ государственной деятельности.

— Похвальная цъль, — сказалъ Сократъ. — А знаешь ли ты, сколько у насъ вдоль границы сторожевыхъ постовъ?

— Мм… — отвътилъ юноша, -…много.

— Върно. А сколько можетъ сразу причалить кораблей къ пристани Пирея?

— Мм… — отвътилъ юноша.

— Правильно. А почемъ теперь мъра маслинъ да рынкъ?

— Правильно. А почемъ теперь мъра маслинъ не въ ключницы готовлюсь.

— Правильно, — сказалъ Сократъ, — а потому и не годишься пока въ градоправители. Ступай поучись у ключницы; ибо, да будетъ тебе известно, управлеше домомъ и управление страною суть только низшая и высшая ступени одной и той же лестницы.

Если действительно Сократъ такъ выразился, то сказалъ онъ только половину правды. Но это, по моему, главная половина. Развитие государствъ идетъ иногда скачками и переломами, иногда спокойнымъ строительствомъ. И то, и другое необходимы; но для скачковъ и переломовъ не всегда нуженъ верховный руководитель — французская револющя прекрасно обошлась безъ своего Петра или хотя бы своего Муссолини, — тогда какъ строительство невозможно безъ главнаго директора. И, хотя директора всегда и всюду, кроме случаевъ исключительныхъ, мужчины, я не увъренъ, что это разумно. Можеть быть, следовало бы во всякомъ предпрятие имъть директора для «инищативы» и директоршу для текущаго управления — а также для приведения въ порядокъ той неразберихи, которая нередко получается въ результате даже самой удачной «инициативы».

Тутъ, повторяю, есть нечто органическое. Пропорциональный подсчетъ, который мы здесь проделали, при всей его поверхностности — фактъ; отрицать его нельзя; приписать его случайности было бы просто неумно. История троновъ несомненно доказываетъ, что женщина больше мужчины приспособлена къ функции государственнаго правления въ области организации и строительства. Ничего удивительнаго въ этомъ нътъ. Въ свътъ того, что сказалъ Сократъ (даже если бы оказалось, что онъ этого не говорилъ), нужно только вспомнить, что съ первыхъ временъ человечества мужчина всегда былъ добытчикъ, а организаторомъ хозяйства была женщина. Такъ оно было у пещерныхъ людей; такъ оно было у первыхъ эллиновъ — Улиссъ шатался по свъту, Пенелопа сидъла дома и правила дворцомъ, вероятно и всъмъ островомъ. Во времена Сократа «ключница», т. е. каждая мать семейства въ Афинахъ, несла на себъ, въ миниатюръ, почти всъ функции цълаго кабинета министровъ: составляла бюджетъ въ предълахъ средствъ, отпускаемыхъ ей мужемъ, вела счетъ запасамъ, изучала цъны на рынкъ, закупала во время и съ выборомъ, управляла штатомъ прислуги, распределяла между ними работу, посылала дътей въ школу, драла кого слъдуетъ — всъ министерства тугь въ зародышъ на лицо, кроме военнаго, иностранныхъ дълъ и того департамента министерства финансовъ, который въдаетъ взысканиемъ налоговъ. Только для этихъ послъднихъ производствъ нуженъ былъ добытчикъ, налетчикъ, насильникъ, т. е. мужчина. Въ нашемъ современномъ быту положение это не только не измънилось, но еще ярче, по моему, выявилось. Вспомните, изъ какого круга теперь набираются государственные деятели. Это по большей части, лица либеральныхъ профессий; особенно много среди нихъ адвокатовъ и публицистовъ — два ремесла, только въ ръдкихъ случаяхъ связанныя съ управлешемъ организованными предприятиями. Жены ихъ, между темъ, «сидятъ дома», т. е. правятъ королевствомъ о пяти комнатахъ съ кухней… Словомъ: съ незапамятныхъ временъ, дълу организованнаго управления обучается только малое меньшинство изь мужчинъ, но зато всъ женщины, по крайней мъръ все замужния женщины.

Можетъ быть, тутъ играетъ привходящую роль еще одно обстоятельство: женщина не такъ легко, какъ мужчина, поддается той категории импульсовъ, которые принято называть страстями; во всякомъ случаъ, она реже мужчины даетъ «страстямъ» такую степень власти надъ собою, при которой онъ могли бы серьезно нарушить порядокъ внутри дома. Это многие отрицаютъ, и охотно ссылаются на любовниковъ Екатерины второй. Но правъ былъ Апухтинъ, когда вложилъ въ уста Екатерины гордый отвътъ: я много любила, но это не влияло на подборъ моихъ министровъ. «Когда Тавриды князь, наскуча пыломъ страсти, надменно отошелъ отъ сердца моего, — не пошатнула я его могучей власти, и Русь по-прежнему цвъла у ногъ его». Цвъла или не цвъла Русь у ногъ Потемкина, это вопросъ другой; но о себъ, о природе своихъ государственныхъ критериевъ Екатерина тутъ говоритъ правду: они у нея были сами по себе, а критерии сердечные — тоже сами по себе… Но нетъ нужды восходить такъ высоко, чтобы найти подтверждеше преимуществу самообладания, которымъ, по моему одарена женщина. Помните довоенную Россию, по воскресеньямъ? «Руси есть веселее пити»… Если это — расовая черта, то нетъ причины, почему она была бы свойственна только Ивану, а не Марье. Но по воскресеньямъ Иванъ сидълъ въ кабакъ, а Марья плакала за дверью, умоляя варвара пощадить дътей и сберечь хоть огрызокъ вчерашней получки. Я считаю несомнъннымъ, что предрасположеже къ алкоголизму, если оно въ данномъ племени имеется, распределено между обоими полами поровну. Но одинъ полъ ему поддается легче, другой меньше. Причины тому разный, есть и бытовыя, и сощальныя, но главная, по моему, та, что у женщинъ начало внутренней дисциплины несравненно сильнее, чъмъ у мужчинъ.

Я кончилъ. Заключения изо всего сказаннаго можно сдълать какия угодно, далеко не только «эмансипаторския». Поклонникъ Домостроя могъ бы, напримвръ, сказать, что, разъ самый талантъ управления у женщинъ связанъ съ историческимъ ихъ домосъдствомъ, то — именно въ интересахъ развития этого таланта — пусть и дальше сидятъ дома… Но ужъ это не мое дъло: я только представилъ справку, и кончилъ.