"На пороге нового тысячелетия" - читать интересную книгу автора (Аттали Жак)

Глава II. БОРЬБА ЗА ГОСПОДСТВО

Во всем мире — на любом континенте, в любом полушарии — разваливаются диктаторские режимы. Ни одному тирану не удается избежать подъема демократии в своей стране. Электронная связь и телевидение делают границы «прозрачными». Традиционные представления о национальном суверенитете становятся не столь уж существенными. Аппарат телефаксовой связи или просто видеокассета позволяют заглянуть за занавес государственной цензуры. Несмотря на то что мир, судя по всему, повседневно сужается, его культурные ценности и материальные запросы становятся более однородными. Хотя во всех странах создаются могущественные корпорации, власть по-прежнему остается в руках элиты, проживающей в ограниченных местах, где накапливается богатство и укрепляется влияние, где решаются критические для планеты вопросы.

Восьмая — рыночная структура с центром в Нью-Йорке, находясь перед лицом свирепой конкуренции, переживает жестокий кризис. Другие регионы мира тоже стремятся стать центрами какой-нибудь новой рыночной структуры. Разумеется, пока слишком рано делать определенные предсказания, где окажется будущий центр мировой экономики. Но мы уже видим, как нарождается новый мир, провозглашающий совершенно иной век развития человечества.

Культура свободного выбора (иными словами, настоятельная потребность в рынке и демократии) сама выполняет роль повитухи при рождении девятой рыночной структуры. Способность творить, производить, торговать неразрывно связана с расширением спектра политического плюрализма. Все, что происходит на улицах и в парламентах Будапешта и Соуэто, Сантьяго и Москвы, является отражением этого революционного процесса.

Такая эволюция несомненно нарушит нынешние экономические планы, как и планы обеспечения национальной безопасности, она изменит принципы геостратегии, но вслед за исчезновением идеологической вражды времен "холодной войны" география вновь утвердит свои законы в отношении истории. На протяжении последних пятидесяти лет мировой порядок был установлен повсюду таким образом, что напоминает собой пирамиду с двумя столбами. Пирамида — это форма восьмой рыночной структуры при порядке, основанном на деньгах. На ее вершине стоят Соединенные Штаты, а все остальные страны сползают с этого американского пика, соблюдая при этом иерархический порядок. Доллар правил международной валютой. Американская поп-культура царила повсюду. Этот элементарный факт и стал отправным пунктом для развития теории современной политической экономиии.

Два столба — это следы порядка, основанного на силе. Это две ядерные супердержавы — Соединенные Штаты и Советский Союз, которые навязывали свои взгляды союзникам и играли роль арбитров при возникновении региональных конфликтов. И этот факт оказался отправной точкой для развития теории современной военной стратегии.

Сегодня вся эта структура разваливается у нас на глазах: пирамида меняет свою верхушку, а один из столбов рассыпается. Позиция Америки — этого пика пирамиды, начинает испытывать на себе сильное давление; в Восточной Европе порядок, основанный на силе, уступает место порядку, основанному на деньгах. Все эти события серьезно меняют самую природу глобальной экономической борьбы и вероятности военного конфликта.

Скоро мы уже не сможем говорить о противостоянии Север — Юг или Восток — Запад в строгом смысле этого слова. Категории периода старой "холодной войны" здесь уже непригодны.

Было бы верхом глупости считать, что можно добиться необратимой, абсолютной «кончины» Соединенных Штатов или столь же неотвратимого распада Советского Союза. Можно только с уверенностью утверждать, что новый центр, в том смысле, который мы придавали ему в предыдущей главе, утвердится где-то в двух доминирующих сферах — Европе или бассейне Тихого океана — и что страны Восточной Европы непременно придут к рыночной экономике. В остальном все зависит от того, в каком направлении пойдут грядущие перемены. Соединенные Штаты вновь смогут потянуть на себя этот центр, что потребует от них поистине геркулесовых усилий, поскольку будет необходимо мобилизовать волеизъявление всей нации ради эффективного использования финансовых активов страны. Такие попытки могут оказаться недостаточными. Если экономический спад в Америке углубится, от этого пострадает вся Европа. Но если Западной Европе удастся вовлечь Восточную Европу в рамки своего экономического развития, то у такой интегрированной Европы появится шанс взять на себя роль нового центра мировой экономики. В таком случае он получит возможность расти и развиваться как наиболее населенный, наиболее богатый и обладающий наибольшим творческим потенциалом центр во всем мире.

Если этого не произойдет, то, по-видимому, новым центром станет Япония, так как эта островная нация создала все необходимые условия для привлечения мирового финансового, промышленного и даже культурного могущества. Япония по сравнению с Америкой обладает рядом преимуществ: массовое производство потребительских товаров на основе высоких технологий развивалось там значительно дольше, чем в любом другом районе мира; наличие слаженного объединения государственных и промышленных интересов плюс общее для всех желание принимать рынок, поддерживать и всячески расширять его сферу в экономике; существование самобытной культурной традиции овладения индивидуальным мастерством, а также прямо-таки навязчивой идеи непременно добиться консенсуса у своего народа; наконец, постоянно усиливающееся влияние на прилегающий материковый регион (я имею в виду Соединенные Штаты Америки и азиатских «тигров» — Гонконг, Сингапур, Южную Корею и Тайвань), который и без того достиг высокого уровня развития.

Эти два претендента на роль центра девятой рыночной структуры теперь ведут энергичную конкурентную борьбу. Ставки в такой игре довольно высокие: речь идет "всего лишь" о политическом и экономическом господстве над миром. Но ни один из них не одержал победы. В границах этих конкурирующих друг с другом сфер наблюдается значительный рост торговли и производства товаров, народонаселения, объема информации; этот внутренний рост обгоняет даже внешнюю торговлю. Каждая сфера — это однородная, закрытая группа людей. В каждой из них главная экономическая держава (с одной стороны — Япония, а с другой — Европейское сообщество) опережает главную военную державу (с одной стороны — Соединенные Штаты, а с другой — Советский Союз). Такая эволюция осуществляется благодаря постоянному процессу интеграции и устойчивому соперничеству.

Чтобы лучше понять, куда может привести такое двойное движение и какая именно из этих двух сфер в итоге будет доминировать над другой, необходимо выявить некоторые факты и тенденции, которые наблюдаются в каждой из них. Под термином "сфера Тихого океана" я подразумеваю группу стран, расположенных в бассейне Тихого океана (в общепринятом смысле), то есть Океанию: быстро развивающиеся страны Восточной Азии (Японию, Южную Корею, Индонезию, Сингапур, Тайвань, Филиппины, Гонконг), а также все народы, живущие в Северной и Южной Америке. Сюда я не включаю Китай или Вьетнам. Этот громадный регион превратился в зону экономического «взрыва». Здесь очень высок уровень роста населения и производства, постоянно умножаются сети путей сообщения, внутренняя торговля опережает торговый обмен с остальными странами мира. Мы становимся свидетелями формирования настоящей интегрированной сферы; власть перемещается с одного побережья Тихого океана на другое.

Однако существуют важные условия, которые предстоит выполнить любому кандидату на роль центра будущей мировой экономики, и эти условия, особенно для Японии, могут оказаться трудновыполнимыми. Например, способна ли Япония создать такие социальные ценности, которые с радостью воспримут народы всего мира? Намерена ли Япония взять на себя роль военного защитника как периферии, так и материка, то есть ту роль, которую непременно обязан играть центр?

Ответы на поставленные выше вопросы не всегда достаточно очевидны, особенно после довольно пассивного поведения Японии во время "войны в Персидском заливе". Впервые в истории капитализма нация, претендующая на роль центра, проявляет колебания и не решается заплатить за это полной монетой и взвалить на себя ношу имперской мантии. Япония отлично усвоила один урок, согласно которому вершина — это ближайшая к пропасти точка.

Разумеется, Соединенные Штаты не намерены добровольно сойти со сцены, и, безусловно, Америке пока хватает собственных финансовых, технологических и демографических ресурсов. Тем не менее если не произойдет никаких важных изменений, то у них просто не окажется достаточных средств, чтобы одержать решительную победу над Японией.

Характерным фактором в жизни Соединенных Штатов сегодня является постоянно дающий о себе знать относительный спад в экономике. Многие до сих пор отказываются этому верить. Ученые мужи принялись склонять на разные лады победу Вашингтона над Багдадом в качестве позитивного доказательства того, что прогнозы спада были ошибочными. Они расписывают военную мощь Соединенных Штатов, их перевес в ядерных вооружениях, подчеркивают их внушительное военное снаряжение, которое создается с учетом всех последних достижений в области технологии. Они с большим почтением относятся к своей аэрокосмической промышленности, дают должную оценку сфере рыночной экономики, грезят о еще довольно значительных богатствах Уолл-стрита, гордятся размерами своих банков (независимо от того, до какой степени ненадежными могут оказаться их фонды), с завистью взирают на яркие этикетки капиталистической экономики, восхищаются творческим горением Голливуда и многим, многим другим. Когда им говорят, что в Америке наблюдается спад, то они в ответ заверяют, что сокращающаяся в мировой экономике роль Соединенных Штатов объясняется возрождением стран, разрушенных во второй мировой войне, а никак не зыбкостью основ американской экономики.

Эта земля отважных людей, это прибежище свободных предпринимателей по-прежнему сохраняет свое могущество и динамизм. Наконец, по мнению ученых, даже если в американской экономике и произойдет серьезный спад, то страна все равно найдет в себе силы, чтобы встряхнуться, сделать рывок вперед и вновь овладеть инициативой, вновь обрести свою лидирующую роль в мире. Кроме того, Америка — дочь Европы, и поэтому она постоянно обращает свой взгляд к Атлантике и Средиземноморью, а не к Тихому океану. Ни один из этих аргументов, к сожалению, нельзя назвать убедительным. Промышленность — это единственная надежная основа экономической мощи страны, и тут признаки американского спада дают о себе знать повсюду. В связи с этим можно лишь выразить сожаление, так как и для Европы, и для всего мира было бы лучше, если бы Америка и впредь оставалась экономически здоровой и сильной страной. Но факты говорят сами за себя.

Например, американское промышленное производство (до сих пор крупнейшее в мире) растет в три раза медленнее, чем аналогичное производство в Японии, и в два раза медленнее по сравнению с Европой. За последние несколько лет в Соединенных Штатах не было изобретено ничего нового, за одним существенным исключением — микропроцессор. Даже традиционные потребительские товары, выпускаемые в Америке, уже не могут выдерживать требуемую конкуренцию. Соединенные Штаты почти ничего не экспортируют из произведенных у себя дома товаров — ни автомобили, ни телевизоры, ни бытовую технику. В отношении изделий, изготовляемых с применением современных технологий, которые, по-видимому, составляют две трети американского экспорта и три четверти внутреннего производства, в торговом балансе постоянно растет дефицит. Что касается изделий, произведенных с использованием точных технологий, то у Соединенных Штатов отмечается позитивный торговый баланс в тех двух областях, в которых они в течение продолжительного времени пользовались полумонополией: речь идет об аэрокосмической промышленности и о производстве компьютеров.

Что касается других товаров, то дефицит здесь за последние десять лет увеличился в шесть раз. Даже в военной индустрии, в аэрокосмической промышленности и в производстве компьютеров — в тех отраслях экономики, где у Соединенных Штатов имеются значительные преимущества, — в других странах появляется все больше конкурентоспособных предприятий, что предполагает сокращение американской доли даже на тех немногочисленных рынках, где они пока еще доминируют. Разумеется, американские компании располагают заморскими филиалами, результаты деятельности которых не включаются в коммерческую статистику и фигурируют лишь в графе регистрационных доходов, переведенных на родину, в главную контору. Но все, что Соединенные Штаты производят за пределами своих границ, приносит американской экономике лишь косвенные доходы.

Дефицит в экономике вырос, а роль Америки в глобальной экономике стала менее заметной: за последние пятнадцать лет американская промышленность потеряла шесть процентных пунктов своей доли в мировом рынке. Япония за этот же период, напротив, приобрела пятнадцать пунктов. Американская доля на рынке машиностроения, этого главного продукта, свидетельствующего об экономической конкурентоспособности страны, за тридцать лет сократилась с 25 до 5 процентов, а японская за тот же период возросла с 0 до 22 процентов.

Для ликвидации дефицита Соединенные Штаты начали поощрять использование доллара в качестве платежного средства иностранными заимодавцами, и в «плавающей» валютной системе доллар стал универсальным мерилом стоимостной ценности как при платежных расчетах, так и для резервного фонда. В результате внешний долг Соединенных Штатов значительно возрос и в настоящее время превышает объем всех их займов, сделанных за рубежом. Огромный рост бюджетных расходов на образование, здравоохранение и оборону делает невозможным бездефицитное финансирование. Состояние мостов, дорог, школ и больниц постоянно ухудшается и требует срочного ремонта. Во избежание растущих налогов американское общество сократило свои капиталовложения в инфраструктуру (что тут же снизило эффективность рыночной экономики) и прибегло к займам на рынке сумм, необходимых для покрытия дефицита, главным образом у Японии. Денежные сбережения американцев постоянно снижаются, что может вызвать определенные трудности при финансировании капиталовложений в будущем. Судя по всему, частные финансовые источники не способны выправить создавшееся положение и заметно повлиять на дальнейший ход событий. Они Предоставляют займы традиционным отраслям промышленности и не дают деньги предприятиям, которые занимаются инновационной деятельностью, предпочитая удовлетворять запросы иностранных заимополучателей, а не своих собственных. Они стремятся вкладывать деньги, скорее, в большой бизнес, чем в малые предприятия, больше в сельское хозяйство, чем в промышленность.

Растущая себестоимость услуг, уменьшение объема сбережений, рост числа неимущих, преступности, наркомании, утрата всякого интереса к дальнейшему развитию промышленности, недальновидный взгляд на длительную перспективу распространенных потребительских товаров на мировом рынке — как видим, Америка ничего не предпринимает, чтобы производить необходимые ей товары для внутреннего потребления либо экспортные товары для покрытия своего внешнего долга. Все эти печальные тенденции коренятся в глубокой культурной мутации, в культе немедленного удовлетворения своих запросов, в чувстве благодушия и самодовольства, в отсутствии социальной солидарности, и все это свидетельствует о том, что страна расстается с теми ценностями, которыми здесь когда-то все поголовно восхищались.

Такое опасное положение можно изменить, если попробовать снова инвестировать капиталы в промышленность, в инфраструктуру, необходимую для функционирования эффективной рыночной экономики, если добиться роста денежных сбережений, появления новых товаров, пробуждения коммерческой жилки, поощряющей американцев к новым экономическим успехам. Главной ставкой страны остается использование южных задворок Америки — центральноамериканских и латиноамериканских стран. Но чтобы добиться такого притока "свежей крови" в экономику, Соединенным Штатам придется превратиться в испаноязычную нацию. А это весьма проблематично.

Экономический центр Соединенных Штатов будет по-прежнему смещаться к Югу и в направлении Тихого океана. Эту ситуацию можно объяснить одним совершенно новым аспектом эволюции развития, осуществляемой в настоящее время в Соединенных Штатах. Их торговля и товарооборот не растут в той же пропорции, которая наблюдается в тихоокеанской торговле. Уже сейчас объем торговли в бассейне Тихого океана больше чем наполовину превышает трансатлантические торговые сделки. Если так будет продолжаться и впредь в том же темпе, то этот объем возрастет в два раза до конца нынешнего столетия. Торговля Соединенных Штатов со странами бассейна Тихого океана — это особенно «острый» индекс, указывающий на относительный экономический спад в США, который происходит в связи с односторонним продвижением товаров: американский дефицит в торговле со странами Азии составляет около двух третей от общего дефицита Соединенных Штатов и равняется одной трети объема всей их торговли — около 100 миллиардов долларов, причем половина этой суммы приходится на одну Японию.

Многие обозреватели полагают, что американский дефицит объясняется японским протекционизмом и архаичной системой японского распределения. Но такое объяснение, хотя оно частично и верно, нам кажется явно недостаточным. Японский протекционизм, безусловно, усугубляет американский дефицит, но он бессилен его вызвать; с течением времени протекционизм не сможет противодействовать конкурентоспособным товарам.

Таким образом, характерно, что в нарождающейся тихоокеанской сфере распределение крупных капиталовложений в фундаментальные отрасли промышленности — а это и есть экономическая власть в своем главном аспекте — сегодня находится в руках Японии. Всего за двадцать лет побежденная во второй мировой войне нация, преодолев положение слаборазвитой страны, достигла уровня крупнейшей экономической державы мира. И главным доказательством правоты такого вывода может служить ее промышленность. Японские бизнесмены тратят в два раза больше денег на модернизацию производства, чем их американские коллеги. Япония дает более половины мирового производства микропроцессоров, а Соединенные Штаты, которым принадлежит честь изобретения этой важнейшей современной технологии, — только 38 процентов. Европа же доставляет на мировой рынок лишь 10 процентов такой продукции стоимостью 500 миллиардов долларов. Приступая к производству тех или иных потребительских товаров, японские фирмы рассчитывают наперед, какой технический «прогресс» они смогут «выжать» из этого предприятия. Так как они являются создателями большинства новых потребительских товаров, они могут позволить себе пойти на такие капиталовложения, которые на первых порах не сулят больших прибылей. Они также могут снизить цены либо с единственной целью дальнейшего увеличения своей рыночной доли, либо ради поддержания ее на прежнем уровне. Япония сумела вначале перенять, а затем и сама стала изобретать изделия, технологии и технические направления, необходимые для становления завтрашнего индустриального мира. Идея применения роботов, миниатюризации машин появлялась и в других странах, но именно Япония первой создала их на практике; точно так же в позапрошлом веке паровой двигатель был применен в Англии, хотя он и не был изобретен в этой стране.

Причину подобного роста экономического могущества в основном нужно искать в культуре. Всякий раз создание какого-то центра было лишь результатом развития культуры, реакцией на сложности географического положения или же на недостаток какого-то важного вида ресурсов. В Японии, например, не хватало пригодной для обитания земли, и этот фактор способствовал появлению миниатюрных изделий; страх перед изоляцией привел к всплеску развития средств связи; нехватка энергии заставила исследователей заменить путешествия информацией; часто происходившие землетрясения привели к появлению легких и прочных материалов и недорогих предметов обихода, которые можно было без труда и без особых затрат заменить. Наконец, в результате долгой истории междоусобной борьбы и связанного с ней насилия японское общество научилось вносить перемены в свою жизнь с помощью всеобщего консенсуса. По-японски слово «изменение» ("nemawashi") означает также «перенесение», "трансплантация". Если приходится долго ждать перемен, то, когда они наступают, непременно пускают глубокие корни.

Такие культурные и географические особенности заставляют японцев в большей степени, чем другие народы, учитывать риск, связанный с будущим. Это народ, который откладывает про запас больше, чем тратит, и экспортирует больше, чем импортирует. Он хорошо чувствует отдаленную перспективу, затрагивающую собственные интересы, не чурается тяжкого труда, проявляет особую щепетильность к качеству продукта, склонен к изобретательству и производству новых товаров массового спроса. Японцы всегда выражают готовность научиться чему-то у других, проявляют свой динамизм в отношении к внешнему миру.

Без шумных деклараций Япония стала доминирующим полюсом притяжения всего Тихоокеанского региона, который все в большей степени затрагивает и Соединенные Штаты. Мало-помалу Япония захватила контроль над лежащими поблизости рынками, а также индустриальными районами и системами коммуникаций. Японские капиталовложения в промышленность в странах Азиатско-тихоокеанского региона ежегодно растут на треть, теперь Япония осуществляет свой контроль более чем над третью всех торговых сетей и над половиной системы распределения потребительских товаров. В этих быстро развивающихся странах японские отрасли промышленности находят обширные рынки, которые, в свою очередь, ускоряют ее собственный экономический рост. У немногих из этих стран показатель ежегодного прироста составляет менее десяти процентов. А четыре «дракона» — Гонконг, Сингапур, Тайвань и Южная Корея — почти достигли уровня наиболее развитых стран Европы. Кроме того, здесь наблюдается значительный демографический бум, который способствует быстрому росту числа потребителей. Азиатские страны, расположенные в Тихоокеанском регионе, вместе уже производят одну шестую мирового валового продукта. К концу столетия валовой продукт этого региона сравняется с уровнем Европейского сообщества или Соединенных Штатов. Региональная торговля здесь уже составляет одну десятую от мировой и значительную часть собственно тихоокеанской торговли. Этот товарооборот растет настолько быстро, что через десять лет половина мировой торговли будет приходиться на страны Тихоокеанского бассейна. В настоящее время уже шесть крупнейших в мире портов расположены на азиатском берегу Тихого океана, а в скором будущем половина всех перевозимых по воздуху грузов планеты пересечет Тихий океан (ожидается, что к 2000 году объем воздушных перевозок увеличится в шесть раз).

Такая торговля в значительной степени стимулирует экономический рост Японии и усиливает ее лидирующее положение в экономике, где она играет доминирующую роль. Итак, ее эффективность еще больше усиливается с устранением главного препятствия, не только замедляющего, но и сдерживающего здесь рост товарооборота. Такое препятствие — большие географические расстояния. Само собой разумеется, территориальная близость к своим торговым партнерам — это «ключевая» проблема, порождающая в сознании нации представления о своей принадлежности к одному и тому же миру, что способствует выработке определенных коммерческих навыков и взаимному промышленному влиянию. Расстояния, разделяющие соседей в бассейне Тихого океана, все еще довольно велики для современных транспортных средств, что мешает столь же быстрому и эффективному обмену идеями, рабочими местами или товарами, как, например, это происходит между Европой и Соединенными Штатами. Поэтому Япония должна особенно напряженно трудиться, чтобы, наконец преодолеть и это весьма серьезное препятствие. Ей предстоит сделать крупный скачок с целью ускорения создания новых коммуникаций.

Революция в области средств связи уже произошла: телефон, телефакс, кабельная и спутниковая связь — все эти системы позволяют в любой момент передавать, по сути дела, со скоростью света в любую точку земного шара чертежи, рисунки, жизненно важные идеи для промышленного развития и использования. В индивидуальном порядке японцы являются признанными лидерами в этой области, и это далеко не случайно.

Транспортировка товаров и перевозка людей через громадные пространства Тихого океана требуют создания нового поколения самолетов и судов. В настоящее время разрабатываются сверхскоростные самолеты, способные развивать скорость в 3,5–5 Маха (т. е. в 3,5–5 раз быстрее скорости звука). Если у них окажется счастливая коммерческая судьба, то такие самолеты, вылетая из Токио, смогут достичь любой точки в Тихом океане менее чем за два часа. Несколько стран уже вступили между собой в конкурентную борьбу за право оказаться первыми в этой области. Речь идет о создании и поточном производстве таких машин. Здесь существует жесткая конкуренция между Францией, Англией, Германией, Соединенными Штатами и, конечно, Японией. Успех в выполнении таких крупных проектов зависит от технических достижений в разработке необходимых для них материалов, в разрешении проблем, связанных с усилением воздушной тяги, аэродинамическими свойствами аппаратов, их деталями и горючим, а также от создания двигателя, обеспечивающего взлет самолета, переход его на сверхзвуковые режимы, дальнейшее ускорение, возвращение в плотные слои атмосферы и надежное приземление. Будут ли созданы подобные машины? Этот вопрос до сих пор остается открытым, так как такие виды самолетов не являются жизненно важной необходимостью для любой страны, лежащей за пределами бассейна Тихого океана. Японцы, которые больше других страдают от такого положения, очень активно преследуют эту цель, и вполне вероятно, что именно они создадут первыми такой самолет и почти наверняка совместно с Соединенными Штатами (компания «Боинг» уже сотрудничает с компанией «Мицубиси» с целью производства самолета «767» и его модификации — "777"). Самолет такого образца позволит тихоокеанским странам начать жить в космическом измерении, что сегодня равнозначно объединению всей Европы. Япония ведет подготовку к такому повороту событий: она планирует создать неподалеку от Токио искусственный остров и построить на нем новый аэродром, наподобие сингапурского «эйртрополиса», который будет оснащен всеми средствами коммуникаций и связи будущего. Он сможет принимать и обслуживать новые типы сверхзвуковых самолетов.

Такого же прогресса предстоит добиться и в строительстве океанских судов, и он вполне предсказуем. Через пятнадцать лет благодаря судам, которые будут значительно более скоростными и энергонасыщенными по сравнению с теми, на которых мы плаваем сегодня, все азиатские порты окажутся в пределах однодневного перехода, а путешествие через Тихий океан займет не более трех дней. И здесь потребуется достичь значительного прогресса в области динамики, создания новых материалов и новых двигателей. Подобно тому как галеры и голландские скороходные лодки превратили в мировые центры Венецию и Амстердам, Япония, если она только всерьез намерена стать центром Тихоокеанского региона, должна возродить морские верфи, то есть ту область, где в настоящий момент полностью господствует Южная Корея, извлекая из этого бизнеса большие прибыли.

Наконец, Япония заинтересована и в развитии наземного транспорта. Японская автомобилестроительная индустрия уже далеко вырвалась вперед по сравнению со всеми другими странами Тихоокеанского бассейна. Ожидается, что в ближайшее время она удвоит свою рыночную долю автомобильного производства на территории Соединенных Штатов. Япония также проводит интенсивные исследования с целью создания водородного двигателя, который призван совершить подлинную революцию в этой области. Через пятнадцать лет скоростные поезда на магнитной подушке всего за один час доставят пассажиров из Токио в любой город всех ее островов, и таким образом Японский архипелаг превратится в объединенную метрополию, гигантский центр, способный координировать ту сферу, контроль за которой уже давно является одной из тайных амбиций этой страны.

Нельзя не согласиться с тем, что существующие среди стран Тихоокеанской сферы географические и культурные различия станут значительным препятствием на пути ее дальнейшей интеграции, но Япония отнюдь не считает его непреодолимым. Проявляя свою деликатность, прибегая к мудрой дипломатии, Япония все увереннее демонстрирует всему миру свое гигантское превосходство в области технологии, финансов и экономики. Господство на море имеет для нее решающее значение. Если Японии удастся его добиться, она будет диктовать условия своим партнерам. Однако до сих пор остается открытым вопрос о военной защите этой сферы.

Токио уже сейчас является главным центром всех мировых финансов: именно сюда стекаются прибыли, полученные во всем мире, и здесь развивают свою деятельность различные финансовые учреждения. В Токио находятся, по крайней мере, восемь из десяти крупнейших мировых банков. Система принятия решения у японцев (это любопытная и загадочная связь бизнесменов и высокопоставленных чиновников) в своем функционировании предполагает наличие крупной личной собственности и различных фондов. Это позволяет им удерживать под своим контролем высокую покупательную способность, нацеленную главным образом на американский и европейский бизнес. Ревальвация иены не замедлила процесс вторжения японских товаров на мировые рынки. Это позволило поднять стоимость ценных бумаг японской фондовой биржи с 10 до 55 процентов от общей стоимости мирового товарооборота. За этот же период стоимость товарооборота Соединенных Штатов сократилась с 40 до 20 процентов по отношению к общемировому.

Японский Джаггернаут[4] продолжает набирать силу. Благодаря активному экспорту товаров и капитала в Японии ежегодно накапливаются денежные излишки в 200 миллиардов долларов, которые она инвестирует в бизнес во всем мире, преимущественно в Соединенных Штатах. (Япония приобретает в США две трети всех их ценных бумаг.) Япония уже скупила большую часть полезной площади под свои коммерческие конторы и значительную часть американского среднего бизнеса. Японским инвесторам принадлежит уже более трети недвижимости в нижней части Лос-Анджелеса, а также большая часть "зеркала американского индустриального превосходства" — нью-йоркский «Рокфеллер-центр». Такие японские компании, как «Сони», "Мацушита", просто ошеломили американцев, «заграбастав» голливудскую "фабрику грез", предварительно купив соответственно такие кинофирмы, как "Коламбиа пикчерс" и «МСА». Группа «Мицуи», например, является владельцем трети акций семидесяти пяти американских предприятий, получает ежегодный доход от них в размере 17 миллиардов долларов и надеется удвоить число своих филиалов за несколько ближайших лет. В 1989 году японские компании вложили в два раза больше средств по сравнению с предыдущим в американские компании, ведущие разработки точных технологий или стратегические исследования.

Более того, теперь ни у кого, кажется, не вызывает сомнения тот факт, что Япония очень скоро создаст (и, вероятно, поставит под свой контроль) большую часть визуальных средств, способных вести передачи через Тихий океан. Япония, вероятно, будет контролировать разработку технических стандартов для такой продукции, как телевизоры с высокой разрешающей способностью изображения, и сделает это не только во всей Тихоокеанской сфере, но и в других регионах мира. Это непременно произойдет, если Европа с Америкой не сумеют объединить усилия, чтобы нанести контрудар. В противном случае Япония начнет навязывать свои товары американским потребителям, продавая им фактически все телевизоры, сканеры и графические системы компьютерного дизайна. Такой поворот событий поставит Соединенные Штаты в весьма критическое положение, тогда станет ясно, что создание визуальных систем, а также средств передачи изображения все в большей степени накладывает отпечаток на производство любых изделий, товаров и продуктов. Если Соединенные Штаты окажутся неконкурентоспособными в данной области, это в значительной мере усугубит их относительный экономический спад.

В один прекрасный день Соединенные Штаты могут превратиться в некое подобие периферии с новым центром, расположенным в Токио. И такая перспектива вполне вероятна. Америка может стать японским зернохранилищем, как это случилось с Польшей в отношении Фландрии в XVII веке. В Америке выделяется такое количество посевных площадей под производство сельскохозяйственной продукции для японского потребления, которое превышает всю территорию Японии. Японские банковские сбережения через финансирование дефицита страны частично субсидируют зарплату гражданских чиновников в Вашингтоне. Американские университеты в широком масштабе пестуют научно-технические кадры своего главного экономического противника.

Вряд ли Соединенные Штаты будут долго терпеть унижения, которые несет такая субординация. Когда американцы наконец осознают, к каким геостратегическим и культурным последствиям может привести подобный ход событий, они, конечно, приступят к переоценке собственного значения и прореагируют на это с большей или меньшей эффективностью. Другие предложат, как это уже кое-кто сделал, закрыть все двери на щеколды и оградить американскую экономику от мировой (читай: японской!) конкуренции. Недалек тот день, когда Соединенные Штаты, руководствуясь соображениями собственной национальной безопасности, начнут противодействовать контролю Японии над основными областями американского бизнеса, к которым она проявляет усиленный интерес. В таком случае непременно будут затронуты главные проблемы стратегического характера.

Соединенные Штаты могут (правда, с большим трудом) оказать сопротивление японской экспансии, избрав какой-то альтернативный путь, разорвав устоявшиеся отношения, деловые союзы и создав новую экономическую зону в своем полушарии. Однако Япония уже сейчас поставляет третью часть «ключевых» технологий для американского арсенала.

Только торговля с Европейским регионом через Атлантику в состоянии повернуть вспять такую тенденцию. Соединенные Штаты могут предпринять попытку стать частью такого Европейского региона. И эту попытку будут только приветствовать, так как в интересах Европы позаботиться о том, чтобы американский спад прекратился. А это, в свою очередь, усилит позиции Европы в ее конкурентной борьбе с Японией.

В ближайщем будущем институционная организация Тихоокеанского бассейна может носить только неформальный и довольно двусмысленный характер, стать лишь средством "спасения мундира" перед реальностью важного сдвига в равновесии власти. Со временем Соединенные Штаты непременно приспособятся к своей новой роли. Может быть, в начале грядущего столетия такую реальность можно будет систематизировать с помощью ряда новых институтов. Эти институты потребуются в качестве связующего звена между странами, которые войдут в Тихоокеанскую сферу. В итоге эта сфера получит какую-то организационную форму (правда, совершенно иную, нежели Европейское сообщество). Тихоокеанские страны испытывают неудобства из-за отсутствия хоть какой-нибудь общей истории. В глубине души они не разделяют и понимания экономических моделей и уровней развития своих соседей. Более того, их растущая интеграция, несмотря на все препятствия, неизбежно поднимет вопрос о природе силовых взаимоотношений между Соединенными Штатами и Японией. В настоящий момент, как и в отдаленном обозримом будущем, ни одна из стран не готова пойти на такой шаг и изменить отношения в той мере, в которой этого требуют поставленные выше вопросы. В интересах каждого попытаться найти такой способ "спасения мундиров", чтобы не затронуть престижа пусть и увядающей, но все еще могучей державы.

Вполне возможно, что Япония откажется от преследования политической роли в экономическом центре и вместо этого ограничит свое влияние лишь западными странами, расположенными в бассейне Тихого океана. Но такое решение вызывает неприятные воспоминания об обернувшейся катастрофой мечте, возникшей в начале нашего столетия, о создании "широкой сферы совместного процветания". На народы, живущие в этом регионе, до сих пор невыносимым грузом давят эти воспоминания. Но все же Япония не сумеет сдержать своей жажды власти и в конечном счете примется за создание политико-экономических условий во всей Тихоокеанской сфере, которые позволят ей стать ее центром. Вероятно, нежелание в настоящее время трубить на весь мир, оповещая его о своей тайной амбиции, является наигранным и неискренним; оно может быть частью разработанной ею стратегии с целью введения в заблуждение конкурентов. Может, Япония лишь притворяется, будто носится с такой идеей, будто она вовсе не желает стать центром и откровенно говорит нам об этом, чтобы мы по ошибке не приняли такое ее безразличие за скрытое намерение. В таком случае у Токио появляется более крупный шанс одержать победу над всеми соперниками.

Труднее предсказать эволюцию Европейской сферы. До недавних пор ее будущее было лучезарно. В 1992 году должна была возникнуть "европейская крепость". Но все предсказания западной половины Европы о своем победоносном продвижении к экономической интеграции рассыпались как карточный домик из-за непредвиденных событий 1989 года. Единая Европа все еще возможна, как возможны и различные националистические проявления и ирредентистские[5] расколы, всевозможные конфликты, движение вспять. Политическая интеграция на Западе остается весьма хрупкой, дальнейшая демократизация на Востоке таит в себе риск, а обе части Европы считают чрезвычайно сложным вопрос о своем экономическом объединении.

И все же, если посмотреть со стороны Запада, можно заметить, как рождается новый блок в тот самый момент, когда подобный блок на Востоке разваливается. Страны, перескакивающие с периферии в глубь континента, одновременно с этим меняя диктатуру на демократию, проявляют колебания и не спешат присоединиться к новому блоку. Но, тем не менее, их все же заставят это сделать. В один прекрасный день так или иначе вся Европа будет объединена и сплотится вокруг континентальных институтов. В результате возникнет могучая власть: Европейская сфера. Военные союзы в Европе в ходе своей эволюции превратятся в системы политической координации всех европейских стран. Основным средством передвижения станет наземный транспорт. Новые технологии для железнодорожного транспорта будут иметь решающее значение. Трудно сказать, кто будет на этом этапе доминировать в таком обширном регионе и где окажется центр Европейской сферы. Европейским эквивалентом Японского архипелага, пространством, перерезанным железнодорожными линиями со специальными решетками для безопасности следования скоростных поездов, может стать регион, протянувшийся от Лондона до Милана и включающий в себя Брюссель, Париж и Франкфурт. Этот регион, судя по всему, и по своему положению является лучшим кандидатом на центр Европейской сферы. Контроль, осуществляемый за европейскими столицами, позволяет этому коридору, которому все же оказывается некоторое сопротивление, определять передвижение товаров и коммерческих сделок.

Из-за своего пребывания в течение десятилетий в вынужденной изоляции от остальной части Западной Европы Берлин сможет претендовать на роль центра только спустя десятилетия, когда он приобретет все преимущества коридора Лондон — Милан.

Но и этот вероятный центр тоже сталкивается со своими трудностями. Он не осуществляет контроль над всеми технологиями будущего, а его население стареет. Демографический рост, творческий дух и ориентация на экспорт Южной Европы бросают вызов господству этой расположенной ближе к северу зоне.

В итоге центр Европейской сферы расположится в таком месте, где будут развиваться наиболее передовые европейские системы транспорта и связи (к 2010 г. между Парижем и Москвой может пролечь железнодорожная линия для сверхскоростных поездов). Он должен стать центром исследований и изысканий, работы над новшествами и обладать такой социальной сплоченностью, которая в большей степени будет способствовать управлению этим континентом, расположенным в самом центре возможных социальных взрывов.

Вопрос о конкуренции между Европейской и Тихоокеанской сферами до сих пор еще не поднимался. Если Европа как единое целое способна организовать себя, она все же обладает громадными финансовыми возможностями, хотя в этой области она сегодня значительно уступает странам Тихоокеанского бассейна. Соперничество в этих двух сферах несомненно приведет к коммерческой, финансовой и политической напряженности, вызванной стремлением каждой из них к доминированию в области технологии, бизнеса и рынков, особенно в их соответствующих периферийных районах (Африка для Европы, Латинская Америка и Юго-Восточная Азия для Японии).

В Европе должны произойти важные события, если только она всерьез намерена бороться с Японией за право верховодства в качестве центра девятой рыночной структуры. Если Западная Европа добьется прогресса на пути к политическому объединению, а Восточная с успехом проведет у себя демократизацию, если двум частям Европы удастся найти смелые пути объединения или оказания друг другу помощи, тогда будет нетрудно представить себе триумф Европы, одержанный ею над своим азиатским соперником. Если предпринять громадные усилия, проявить творческую инициативу, провести всю необходимую при этом работу, то покупательная способность «экю» превысит как доллар, так и иену, а уровень жизни в Европе превзойдет самый высокий жизненный уровень в Азии, ценности же Европейского гражданского сообщества — свобода и демократия — завоюют симпатии на всей планете.

Такая картина может показаться излишне оптимистичной: уже сегодня не так просто вовлечь страны Восточной и Центральной Европы в рамки рыночного порядка Запада. Тем не менее многое в этом отношении уже достигнуто. Двенадцать стран, занятых строительством Европейского сообщества, создадут единый рынок и сделают определенные выводы из такого сотрудничества в отношении финансов, образования, научных исследований, международного права, основ ведения бизнеса, социальной политики и защиты окружающей среды.

Такой процесс подчинен неумолимой внутренней логике, которая подталкивает западноевропейские страны к еще более тесной политической и военной интеграции. Они уже приняли решение о введении общей валюты, а в будущем планируют создать центральный банк, а также организовать защиту окружающей среды с помощью транснациональных институтов. На более позднем этапе они намерены рассмотреть вопросы конвергенции в отношении проведения своей международной политики и оборонной стратегии. Такой процесс необратим, если только неожиданные события на Востоке, особенно в Советском Союзе, вновь не поставят его под вопрос. Если он увенчается успехом, то Европа станет политическим мировым лидером и выйдет за рамки своей чисто экономической роли.

Создание Европейской сферы, конечно, оказалось возможным только благодаря крушению навязанного силой старого порядка в Восточной Европе. Такой крах стал для всех неожиданным событием, так как все произошло стремительно. Еще задолго до 1989 года было ясно, что никакой материальный достаток невозможен без творчества, как и любое творчество невозможно без демократии. Таким образом, для Советского Союза, а следовательно, и для всех восточноевропейских коммунистических режимов речь шла о выборе между гибелью и сменой порядка. Яркая картина изобилия на Западе, которую гласность помогла высветить еще больше, приблизила момент страшного коллапса.

Главная задача сегодня — приблизить восточные регионы Европы к Западу. Но для этого необходимо, чтобы Восточная Европа успешно осуществляла свое эволюционное развитие — а в этом есть определенные сомнения — в трех направлениях.

Во-первых, необходимо упорядочить цивилизованное общество, в котором царит закон и действуют конституционные демократические институты. Коммунистические партии должны уступить место таким партиям, которые исповедуют плюрализм и осуществляют переход к власти в зависимости от итогов всенародных выборов. И такой процесс уже набирает скорость. За исключением Румынии, Восточная Европа засвидетельствовала первую бескровную революцию в своей истории. Однако существуют реальные сомнения в том, что так будет и впредь, особенно в Советском Союзе. Тем не менее, каким бы ни оказался результат, каким бы ярким и трагическим ни был исход, все равно уже не остановить той глубокой мощной силы, которая подталкивает общество к рыночному укладу и демократии, и этот процесс нельзя повернуть вспять.

Во-вторых, этим странам предстоит развивать рыночную экономику. Переход от такого общества, в котором со скудостью и нехватками борются с помощью длинных очередей, к другому, где этот вопрос решается высокими ценами, вряд ли осуществим без устранения того, что можно назвать "рыночным шоком". Экономике всех этих стран, выходящих из состояния стагнации, угрожают безработица, инфляция и громадная задолженность. Но у них нет иного выбора, и им приходится сталкиваться с реальностью низкого уровня развития и выходить из трудного положения, перенося те же распределительные функции на цены и изменяя юридическую систему, которая могла бы гарантировать автономию предприятия, инфраструктуры и системы социальной защиты населения.

Такие перемены требуют революционного переворота в сознании. По сути дела, общество, подчиняясь требованиям властей, вынуждено переходить от того состояния, когда насилие предупреждалось силовыми методами, к такому, когда оно предупреждается властью денег. Это может произойти после разрешения проблем, свойственных, странам Латинской Америки (например, таких, как слабо развитая система распределения, «черный» рынок, инфляция, безработица, большая задолженность). Ни у одной из этих проблем нет немедленного решения. Народы Восточной Европы должны смириться с реальностью своего уровня развития и позволить ценам осуществлять свою распределительную функцию. Они должны упорядочить свою юридическую систему, которая предоставит различным отраслям бизнеса право принятия элементарных решений. Европа представляет собой континент, на котором живут 700 миллионов человек, и это может служить залогом успешных перемен.

Конечно, этот процесс связан с риском возникновения кризисов, отступлений, даже поражений, что мы уже видели в совершенно иных условиях на примере развития Китая. Даже если такие реформы проводить смело и мужественно, в духе справедливости, обладая при этом политическим искусством, все равно потребуется немало времени, чтобы они дали хоть какие-то результаты. Если только этого вообще можно добиться. За одну ночь не появятся предприниматели, которые создадут рабочие места, и капитал немедленно не вернется в те страны, откуда его однажды уже изгнали насильственным путем.

Политические реформы заработают только тогда, когда им будут сопутствовать такие экономические реформы, которые создадут в обществе децентрализованные и конкурентоспособные средоточия власти. В противном случае принятие решений в вакууме вновь приведет к концентрации власти, особенно в ответ на хаотические социальные явления, неизменно сопровождающие "рыночный шок".

В-третьих, наряду с проведением политической реформы, разрушающей тоталитарные структуры, неизменно должна развиваться культура политической терпимости. После выпуска пара из котла бюрократического гнета вновь возродилось ненавистничество и обнажились трагедии, которые так часто оказываются самым тяжким и мучительным наследием истории на громадном пространстве от Польши до Армении и которые оставляют заметные шрамы на национальных культурах. С уходом танков из этих стран вновь всплыло на поверхность прошлое, вновь появилась необходимость в проведении переговоров по всем возникающим вопросам. Иначе бронемашины наверняка вернутся. Объединение народов со своей историей приведет к проявлению их национальных, культурных, лингвистических и религиозных особенностей, включая опасные и ностальгические нотки, а такие представления о себе вовсе не обязательно будут вызывать уважение к тем границам, которые отмечены на сегодняшней географической карте. Раздаются подстрекательские призывы, слышатся рассуждения о новых союзах и ассоциациях, напоминающих Австро-Венгерскую империю, Ганзейский союз, Прусскую или Оттоманскую империи.

Выполнение задачи по интеграции Восточной Европы с остальной частью континента должным образом не обеспечено. В определенном смысле разграничительная линия по Одеру и Нейсе в большей степени напоминает границу между Севером и Югом, чем между Западом и Востоком. Воссоединение Восточной Европы с Западной может оказаться успешным только в том случае, если Запад окажет помощь в ослаблении дисбаланса, что позволит начать процесс конвергенции. Например, западные экспортные товары должны быть допущены в Чехо-Словакию,[6] Польшу и Венгрию, что дает населению этих стран возможность зарабатывать на иностранном товарообороте и финансировать собственный импорт. Сроки выплаты долгов должны быть пересмотрены, а проценты по дивидендам снижены, что позволит использовать оставшийся скудный капитал в этих странах на нужды их дальнейшего развития. Для укрепления единства континента необходимо осуществить разработку таких проектов, как объединенная система телевизионной связи, совместное финансирование всей континентальной инфраструктуры, а также предусмотреть выработку общих административных законов и принципов налогообложения. Необходимо создать такие институты, в которых восточноевропейские страны станут абсолютно равными партнерами со своими западными коллегами.

Уже учрежден первый всеевропейский институт — Европейский банк реконструкции и развития, и его наличный капитал достигает 12 миллиардов долларов. В этом банке все страны Европейского континента (вместе с Японией и Америкой) на уровне равноправных партнеров разрабатывают и финансируют различные проекты. Этот институт призван стать цехом для подмастерьев, на практике постигающих основы перехода от централизованной экономики к экономике рыночной. Он займется финансированием крупных транспортных систем и систем связи, которые призваны резко сократить географические расстояния между народами, идеями и товарами на континенте, который слишком долго оставался разделенным против своей воли. Дальнейшее сближение между двумя половинами Европы будет зависеть от успешного осуществления таких систем. Сам процесс выхода на масштабные, континентальные проекты приведет к постоянной культурно-экономической однородности, которая, в свою очередь, в один прекрасный день превратится в Европейскую сферу. Что касается создания Европейской конфедерации, вступления всех стран Европы в существующее уже Европейское сообщество, завершения строительства общего "европейского дома", то этот банк будет играть роль, подобную роли Европейского объединения угля и стали в 50-е годы, которое стало основой сегодняшнего Европейского сообщества.

Если этот процесс окажется успешным, то Европейская сфера объединится естественным путем.

Все страны в этом регионе будут связаны с институтами всего континента. Европа пойдет по новому пути, навстречу своей собственной общности, стараясь при этом избежать прежних ссор. Стабильность такой нарождающейся Европейской сферы в большой степени зависит от того, как пойдут дела у объединенной Германии. Ибо совершенно ясно, что Германия — это связующее звено между двумя главными частями континента.

В XXI столетии начнется жестокая борьба за господство среди городов, народов и даже… континентов. Если девятая рыночная структура окажется похожей на предшествующую, восьмую, то появится и какой-то ее центр с прилегающим к ней регионом и периферией. Наиболее вероятным кажется постоянное противопоставление двух соперничающих сфер (Тихоокеанской и Европейской) с двумя центрами, каждый из которых будет организован вокруг определенной «пары» — политического и экономического гигантов. Эти сферы будут вести острую конкурентную борьбу как за прочное обладание внутренней территорией каждой сферы, так и за доминирование в другой, противоположной сфере.

Такое эволюционное развитие чревато серьезными взрывами. Внутри каждой из сфер соперничество между политической и экономической властью неизменно приведет к конфликтам. Одной сфере будет трудно мириться с амбициями другой. В то же время обе они будут признавать необходимость более тесных связей друг с другом. Поэтому вопрос о разделении власти должен быть решен внутри каждой из сфер. В отношении как Тихоокеанского бассейна, так и Европы следует задать следующие вопросы: в чьих руках окажется доминирующая валюта? Кто будет контролировать обороноспособность? Где будет располагаться главный финансовый рынок? Можно предположить такую вероятность, когда более сильная в экономическом отношении держава (Япония) передаст на определенное время политическую ответственность международного характера другой, более сильной в военном отношении державе (Соединенным Штатам). Сегодня такая ответственность не имеет особого значения в отношении к долговременному силовому потенциалу тех, у кого нет финансовых средств для ее поддержания. В действительности нынешние сверхдержавы утратят контроль над своими империями и постепенно превратятся во второстепенные страны в рамках своих прежних границ.

Соединенные Штаты наверняка предпримут попытку приостановить относительный экономический спад с помощью сокращения военных расходов, что позволит им сократить бюджетный дефицит.

Соединенные Штаты будут продолжать и впредь сокращать численность своих вооруженных сил, расположенных на территории союзников. Сокращение вооружений, даже если оно носит частичный характер, высвободит ресурсы для гигантского экономического возрождения. Можно ожидать также значительного сокращения стационарных вооружений. Существование ядерного оружия тактического назначения не имеет никаких иных причин, кроме потакания местническим тайным амбициям. Будут ускорены переговоры по сокращению обычных видов вооружений, что приведет к массовому выводу иностранных войск, до сих пор базирующихся на территории Европы.

Как это ни грустно, ни один из таких шагов не приведет к полному исчезновению напряженности в мире. Из-за неэффективности контроля со стороны сверхдержав между некоторыми странами, расположенными в каждой из сфер, могут возникать территориальные споры, экономические разногласия и даже военные столкновения. Нужно постоянно помнить, что в этом веке Европа, состоящая из отдельных государств, уже дважды была причиной возникновения мировой войны, как и главным театром военных действий. Границы, установленные здесь после второй мировой войны, не всегда отвечают сложившимся культурным и лингвистическим реальностям. Нельзя забывать, что когда-нибудь японцы вдруг пожелают поставить перед американцами неприятные для них вопросы о Хиросиме. Разумеется, до сих пор ни одна демократическая страна не объявила войны другой демократической стране, и только этот факт дает нам надежду на будущее. Но главный риск не устранен до сих пор: некоторые страны могут прийти к выводу, что пора кончать с демократией и приступать к войне.

Может случиться так, что ни Тихоокеанская, ни Европейская сфера не победят друг друга, и в результате центр нового мирового порядка будет разделен между множеством регионов в соответствии с их особой функцией: Америка будет заниматься культурой, валютой и вопросами безопасности; Япония — финансами и промышленностью; Европа — выбором стиля жизни и услугами. Но подобный исход — лишь плод воображения, такое положение может существовать лишь в течение определенного отрезка времени, когда мир все еще колеблется, опасаясь сделать окончательный выбор между двумя сферами-соперницами. В ходе исторического развития выработался один четкий образец: нельзя создать надежную оборону, не имея надежного финансирования, нельзя получить и валюту без эффективно работающей промышленности, нельзя создать какой-то стиль жизни, не обладая для этого развитой культурой. Таким образом, нам остается только предположить, что в конце концов одна метрополия вберет в себя все необходимые характерные черты новой рыночной структуры, контуры которой уже различимы, и впервые расширит свое владычество на целые континенты.

Борьба за господство грядущего мирового порядка бледнеет в свете потенциальных серьезных конфликтов, которые могут вспыхнуть, с одной стороны, между двумя нарождающимися сферами, а с другой — подвергающейся постоянной эксплуатации периферией, жителям которой будет отказано в дележе накопленных Севером материальных ценностей. Вот тогда и начнется борьба за громадные территории Азии. Индия с Китаем, несомненно, не подчинятся господству ни Тихоокеанской, ни Европейской сфер. Ближний Восток, как мы в этом могли убедиться, представляет собой опасный дикий край, разыграть карту которого будет не так просто. Во всех этих регионах с их накопленными военными технологиями, разнообразным вооружением, производством химического и бактериологического оружия, с баллистическими ракетами, способными нести либо обычные, либо химические боеголовки, возникновение непродолжительных, но, тем не менее, кровавых войн не только возможно, но и вполне вероятно. Исчезновение со сцены соперничающих идеологий, общие для всех правила рыночной экономики могут только стимулировать такие соблазны. Самым парадоксальным результатом такого хода событий может оказаться сдобренное насилием соперничество за захват новых территорий и источников сырьевых ресурсов. Возможны, таким образом, повторы Ливанов. Война возникнет в том случае, если поблизости не окажется достойной силы, чтобы ее вовремя предотвратить. Не имея региональных институтов, способных действовать в качестве архитекторов прочного мира, мы стоим перед таким будущим, в котором сферы изобилия, пребывая в море нестабильности, сталкиваются между собой.