"Промышленный шпионаж" - читать интересную книгу автора (Бержье Жак)

8 ГЛАВА СЕКРЕТЫ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ И УДИВИТЕЛЬНОГО ПОСЛЕВОЕННОГО ВРЕМЕНИ

Вторая мировая война началась с научного, а точнее геологического, шпионажа. Человеком, который должен был начать ее первую операцию — одну из самых впечатляющих мошеннических операций нацистского режима, — был некий Науйокс.

Выдавая себя за геолога, он обосновался в Польше, близ германской границы, вместе с шайкой убийц. Получив во второй половине дня 31 августа 1939 г. телеграмму со словами «бабушка умерла», они надели польские мундиры и совершили нападение на германскую радиостанцию. Это послужило Гитлеру предлогом для того, чтобы начать военные действия в нужный для него момент. Дальнейшие события известны.

Соединенные Штаты, пока они оставались нейтральными, стали главной мишенью промышленного шпионажа. Уже в то время союзники отдавали себе отчет, что некоторые научные исследования следовало бы перенести в США, так как Англия слишком мала и ее территория подвергалась слишком большой опасности, чтобы можно было продолжать их там. Так обстояло, в частности, с производством атомной бомбы — шедевра американской промышленности и свидетельства значительного успеха американской промышленной и научной контрразведки.

Я полагаю, полезно напомнить коротко о промышленной стороне создания атомной бомбы, недостаточно, на мой взгляд, известной, а также о том, как удалось сберечь ее тайну.

Как только генералу Лесли Р. Гровсу было поручено руководство проектом создания атомной бомбы, он понял, что это была в большей мере промышленная, чем научная, проблема и что надо заинтересовать в ней американскую промышленность. Последняя не обнаружила никаких признаков энтузиазма. У «Дюпона» заявили, что это — «перпетуум-мобиле». У «Кодака» решили, что это — наилучшее из всех возможных средств создать себе самые крупные неприятности на долгие месяцы. Остальные предприятия проявили еще меньше энтузиазма.

Первая победа генерала Гровса, его главная победа, была одержана над промышленниками, которых совершенно необходимо было убедить. Надо было убедить не только фирмы «Дюпон» и «Кодак», но и многие другие промышленные компании, в частности «Эллис — Чалмерс», которые производили необходимые для проекта специальные насосы на сверхсекретном заводе, отлично защищенном от всякой утечки сведений. До них другие фирмы от этого отказались. Но этот секретный завод мог начать производство насосов для газовой диффузии урана лишь в том случае, если бы ему дали модель. А работу над моделью никак не удавалось закончить. Завершена она была в самый последний момент. За это время научные эксперты фирмы «Кодак» пришли к заключению о неосуществимости проекта. Гровс отправился к ним с докладом, который произвел на экспертов самое скверное впечатление, так как бравый генерал, будучи самоучкой в области науки, говорил «изотроп» вместо «изотоп». Изотропом называют вещество, которое обладает одинаковыми свойствами во всех направлениях, тогда как два ядра изотопа имеют один и тот же атомный номер, но различный атомный вес. Это не одно и то же, и Гровс чуть не потерял все, что ему удалось достичь на длительных рабочих заседаниях. Его можно извинить. В то время он мало спал, и к тому же с револьвером под подушкой, ибо был убежден, что немецкая и японская секретные службы (которые в то время не знали даже о его существовании) попытаются завладеть секретными документами. Его портфель, который он на ночь клал под подушку рядом с револьвером, в течение длительного времени был единственным местом в мире, где были собраны все секреты атомной бомбы.

Гровс первым ввел великий принцип «перегородок» в область промышленной и научной безопасности. В организации, которую он создал для разработки атомной бомбы, даже пользовавшиеся его доверием люди, а их было немного, получали лишь строго необходимые для их работы сведения — и ничего больше, что, конечно, предотвратило утечку многих сведений. Этот принцип теперь применяется повсеместно. Когда кто-нибудь, даже если это абсолютно надежный человек, хочет получить конфиденциальные сведения, ставится вопрос, зачем они ему нужны, и, если это простое любопытство, будь то научное или человеческое, ему будет отказано. Будет отказано даже руководителю ЦРУ, как будет отказано и крупному ученому, уже находящемуся под наблюдением.

Вероятно, таким образом остаются в потенции изобретения, которые могли бы возникнуть в результате сопоставления идей и фактов. Наверняка таким образом обеспечивается полная безопасность. Неизбежные утечки сводятся к минимуму. Однажды случилось так, что Гровс сам, сменив мундир, забыл в нем свой пропуск. Неумолимые полицейские, хотя они отлично знали его, преградили ему путь, и Гровсу пришлось отправиться за пропуском, как всем простым смертным.

Гровс всячески поощрял распространение ложных, так называемых маскировочных, сведений. Так, на предприятиях «Дюпон» он распространил слух, что в лабораториях и в конструкторских бюро, куда был запрещен доступ большинству служащих фирмы и где работали над атомной бомбой, в строжайшей тайне разрабатывается новый вид найлона. В то время найлон был новым материалом, и эта мысль казалась правдоподобной. Так удалось защитить секретность проекта «Манхэттен» — проекта атомной бомбы. Конечно, кое-кто был удивлен, как, например, общество архитекторов «Скидмор Оуингс энд Мерилл», которому группа проекта «Манхэттен» предложила в феврале 1943 года построить город на 13 тыс. жителей. Они попытались получить разъяснения по телефону, но телефон проекта группы «Манхэттен» в справочнике не значился, а офицер, который посетил общество, дал ровно 72 часа для ответа. Встревоженные архитекторы начали звонить по всем направлениям. К счастью, телефонист военного коммутатора из-за перегрузки ошибся и соединил их с группой проекта «Манхэттен». В противном случае они не получили бы заказ на строительство.

На других предприятиях были приняты чрезвычайные и невиданные в то время меры предосторожности. В знаменитом обществе инженеров-консультантов «Стоун энд Уэбстер» отдел, насчитывающий 800 инженеров, чертежников и секретарей, был изолирован и размещен в четырех зданиях. Во всех домах на каждом этаже круглосуточно дежурили вооруженные охранники. На всех дверях и окнах были установлены электронные сигнализационные устройства против воров. У каждого сотрудника были две корзины: одна — для обычных бумаг, а другая, красного цвета, — для секретных. Ежевечерне содержимое красных корзин сжигалось в присутствии агента Федерального бюро расследований.

Посетители должны были не только заполнять в книжке посещений листок, но и сами отрывать его. Таким образом они оставляли на специальной чувствительной бумаге отпечатки пальцев. Тщательно проверенные девушки и молодые женщины носили пакеты из одного здания в другое, при этом каждую сопровождал детектив из известного общества «Бринкс», вооруженный револьвером. Все это, вероятно, должно было привлекать внимание, но никакой утечки сведений не произошло.

На предприятиях фирмы «Крайслер» отделение атомной бомбы, находившееся в Детройте в доме № 1525 на Вуд-вуд-авеню, замаскировали под агентство по продаже военного займа. Когда кто-нибудь пытался купить облигации военного займа, ему отвечали, что в настоящее время их нет, поскольку патриотически настроенные граждане Детройта уже купили все облигации. Когда был построен атомный город Лос Аламос, меры предосторожности приобрели фантастический характер. Впрочем, они принесли некоторые выгоды обитателям. Поскольку город официально не существовал, его жителей не могли привлекать к судебной ответственности за превышение скорости на дорогах. Агенты американской секретной службы ликвидировали извещения о штрафе за нарушение правил движения. Некоторые жители Лос Аламоса получали там разрешения на вождение автомобиля, в которых был номер вместо имени и не было подписи владельца. Но телефонные разговоры подслушивались, письма проходили цензуру. В книге «Посмеемся вместе с учеными» я рассказывал о некоторых забавных инцидентах, которые были следствием такого положения. В компании «Эллис — Чалмерс» служба безопасности проявляла такое усердие, что у отдельных служащих начались нервные заболевания.

У самого Гровса были лишь две комнаты в военном министерстве, № 5120 и 5121, но их охраняли так, как, вероятно, не охранялось до этого ни одно место в мире.

В компании «Крайслер» произошла драма, когда ее генерального директора К. Т. Келлера попросили заполнить весьма нескромный вопросник. Он решительно отказался сделать это, заявив, что прекратит всю работу и готов даже отправиться в тюрьму, если ему будут надоедать. Пришлось уступить.

К концу войны служба контрразведки генерала Гровса насчитывала 485 человек. Ею руководил майор Джон Лонсдейл-младший.

Таким образом, это был весьма примечательный успех в области промышленной безопасности. Гровс сам объясняет его в своей книге «Теперь можно рассказать историю проекта „Манхэттен“» добровольным сотрудничеством американской печати, которая сама цензурировала себя весьма эффективно.

Можно допустить, что успех в области безопасности, как и успех в создании бомбы, в значительной мере зависел от организаторских способностей генерала Гровса. Он контролировал также службу атомного шпионажа в Германии. Гровс приказал в феврале 1945 года подвергнуть бомбардировке германские заводы общества «Ауэр» в Ораниенбурге, так как предполагалось, что они могли работать над германским атомным проектом. Для маскировки цели этой бомбардировки он приказал совершить налет и на город Цоссен. Во время этой маскировочной бомбардировки был ранен крупный немецкий специалист танковых войск генерал Гудериан, который в то время был начальником генерального штаба германской армии. Союзникам повезло.

23 апреля 1945 г. в Штаафурте было обнаружено 1200 т урановой руды, которую немцы конфисковали в 1940 году в Бельгии. Тотчас агенты союзников мобилизовали немецкий тарный завод, который за пятнадцать дней под огнем немецкой артиллерии изготовил 20 тыс. бочек. Затем ценная руда была вывезена из Германии на грузовых автомобилях. После этого у Германии не осталось никакой базы для создания собственной атомной бомбы.

Немецкие специалисты в области ядерной энергии были перевезены в Везине, но местное население приняло их за маршала Петэна и его свиту и устроило манифестации. Их отправили самолетом в Англию. С помощью микрофонов были записаны все их разговоры. Эти специалисты опасались, что американцы воспользуются когда-нибудь их знаниями и добьются прогресса в создании атомных бомб. Им и в голову не приходила мысль, что у американцев уже есть атомная бомба, ибо немецкие секретные службы и нацистские руководители, которых эти службы осведомляли и с которыми ученые-атомники поддерживали прекрасные отношения, совершенно не допускали такой возможности. Поэтому, когда стала известна эта новость, немецкие ученые были поражены больше, чем читатели научно-фантастических романов. Когда Отто Хан, открывший явление деления урана, узнал об американской атомной бомбе, он сначала хотел покончить жизнь самоубийством, но затем предпочел напиться. Никто не думал, что у американцев уже есть бомба, несмотря на тот факт, что 600 тыс. американцев работали над проектом «Манхэттен». Целые города ускользнули от внимания немецкой секретной службы в США.

Бомбы были сброшены на Хиросиму и Нагасаки; Япония капитулировала. Как только американцы высадились, чтобы оккупировать страну, они уничтожили два действующих циклотрона, а также один строившийся. Эти служившие чисто исследовательским целям устройства были практически не применимы для производства какой бы то ни было бомбы. И американцы совершили тогда одну из самых серьезных психологических ошибок.

Американцам оставалось разрешить спорный вопрос, связанный с определением вклада своих союзников в создание атомной бомбы.

Что касается Англии, положение осложнялось чисто техническим вопросом: оригинал атомного соглашения, заключенного Черчиллем и Рузвельтом 18 сентября 1944 г., исчез. Он был найден многие годы спустя в архиве, куда его положил чиновник, не осмелившийся просмотреть папку, так как на ней было написано «совершенно секретно». Так как папка была помечена кодовым названием, обозначавшим в Англии производство атомной бомбы, — «Производство сплавов для труб», он положил ее в дело о паровых котлах. Если бы этот бюрократ посмотрел на подписи, он спросил бы себя, почему доклад о паровых котлах был подписан Черчиллем и Рузвельтом. Во всяком случае, англичане имели право заниматься применением ядерной энергии в промышленных целях, что они и делали, впрочем, стараясь оградить себя в то же время от американского шпионажа.

С французами дело обстояло сложнее. Фредерик Жолио-Кюри сделал заявку на несколько патентов в области атомной энергии. Он использовал их для защиты позиции Франции, чего американцы так и не простили ему. Известно, что произошло и каким образом Франция самостоятельно создала атомные ударные силы, за что ее продолжают до сих пор упрекать. Другие важные патенты были получены независимо от Жолио-Кюри в 1940 году тремя французами: Андре Эльброннером, Альфредом Эскенази и автором этой книги. В мае

1945 года, когда начали устанавливать приоритет и распределять награды за ядерную энергию, двоих из вышеупомянутой тройки уже не было в живых, а третий был в концентрационном лагере. Он никогда ничего не требовал, но его заслуги по собственному почину признали сначала Соединенные Штаты Америки, а затем Советский Союз.

Генерал Гровс упрекает в своей книге Жолио-Кюри за «его контакты» с немцами. Как будто ему неизвестно, что эти пресловутые «контакты» происходили в связи с борьбой за освобождение Парижа и целью их было поражение немецких танков бутылками с зажигательной смесью. Совершенно очевидно, что в 1962 году, в момент выхода книги Гровса, американская секретная служба все еще ничего не знала о битве за Париж.

Автор настоящей книги, вернувшись из лагеря в 1945 году, встречался с членами американской атомной разведывательной миссии «Алсос», в частности с лицом, которого называли «загадочным майором» и который интересовался главным образом знаменитым алхимиком Фульканелли, которого, впрочем, не нашел. Это единственный пример шпионажа, касающегося алхимии в XX веке, который известен автору.

Японская секретная служба, так же как и немецкая, не подозревала о существовании атомной бомбы. Ученым пришлось объяснить императору основы ядерной физики, для того чтобы Япония капитулировала. И в данном случае на 100 % была сохранена тайна и превосходно обеспечена промышленная безопасность. Каким бы ни было суждение о производстве и взрыве первой атомной бомбы, автор не может забыть, что эти бомбардировки, которые до сих пор возмущают совесть, дали возможность освободить пленных из японских концентрационных лагерей, которые превосходили в зверстве, если вообще это возможно, даже немецкие лагеря. Полный успех мер безопасности был удивительным. Хотя это кажется непостижимым, но эти меры эффективно соблюдались даже после взрыва первой атомной бомбы в Аламогордо 16 июля 1945 г. Тогда же было опубликовано следующее сообщение:

Таким образом, с помощью доброй воли и апломб удалось замаскировать атомный взрыв.

Надо было еще уведомить об удачном взрыве госу дарственного секретаря Стимсона, который в это врем вел переговоры с союзниками в Потсдаме. Не веря уж в не поддающиеся расшифровке коды, составили достаточно туманное и в то же время ясное послание: «Операция сегодня утром удалась. Окончательного диагноз еще нет, но результаты прекрасные и уже превосходя наши ожидания. Надо сказать кое-что местной печати, так как интерес огромный». Стимсон понял. Вскоре им был получен полный отчет, в связи с чем пришлось засекретить секретаршу, которая его печатала! Таким образом секретность информации была полностью сохранена.

Можно было бы написать целую книгу, рассказывая о случаях, когда при определенных обстоятельства приходилось пренебрегать правилами безопасности. Та например, когда в результате забастовки слесарей-водопроводчиков осуществление проекта оказалось под угрозой, генералу Гровсу пришлось объяснить им, что речь идет о сверхсрочном правительственном проекте. Когд в работу над проектом «Манхэттен» включили электронно-вычислительные машины фирмы «ИБМ», техники, которым было поручено делать вычисления, казавшиеся им совершенно непонятными, работали плохо. Профессору Ричарду Фейнманну, «анфан террибль» среди физиков, пришлось объяснить им огромную важность проекта, после чего работа пошла вдвое быстрее. Кстати сказать, крупные ученые, в частности Джон фон Нойман, поняли тогда значение этих машин и занялись после войны их усовершенствованием. Так появились современные электронно-вычислительные машины.

Итак, Япония капитулировала и война кончилась. Тотчас началась охота за немецкими и японскими промышленными секретами (итальянцы не открыли ничего особенного). Обследовательские комиссии наводнили Германию и Японию и начали публиковать в огромных количествах все, что находили. Часто, особенно в Германии, они делали невероятные открытия. Так, огромный трест «ИГ Фарбениндустри» был буквально набит необыкновенными секретами и учеными, вызывающими удивление. Один из примеров — специалист по органической химии Вальтер Реппе, которого «ИГ Фарбениндустри» удалось полностью замаскировать; его открытие, связанное с ацетиленом, и все результаты этого открытия в области химического синтеза совершили такой переворот в органической химии, что было предложено делить ее не на две части (химия жирных веществ и химия ароматических веществ), а на три (химия жирных веществ, химия ароматических веществ и химия Реппе).

Допрашивая Реппе в 1945 году, я говорил ему о преступлениях Германии. Реппе ответил: «Я не знаю Германии. Моя родина — „ИГ Фарбениндустри“». Его «родина» покупала польских женщин по 40 марок и находила, что это слишком дорого. Но ему это было совершенно безразлично. Зато он яростно протестовал против разглашения немецких секретов, включая и секреты сульфамидов, на которых можно было нажить много денег. А ведь «ИГ Фарбениндустри» обрекла на страдания и смерть миллионы больных, храня этот секрет. Реппе, казалось, не был особенно смущен этим. Надо отметить, что в то время Германия была виновна в гибели примерно 10 млн. совершенно невинных людей.

Разглашение немецких промышленных секретов союзниками было единственным, против чего немцы протестовали. Казалось, они считали, что все остальное они целиком заслужили, все, кроме разглашения секретов. Одна немецкая газета писала в то время: «Мы допускаем, поскольку этого требует ситуация, демонтаж наших заводов. Но духовный демонтаж — это уж слишком». Слишком или нет, дело продолжалось. Охота за немецкими техническими секретами велась как специализированными организациями четырех великих держав, так и отдельными авантюристами, которые ныряли в хаос и вытаскивали оттуда специалистов, документацию и модели. Некоторые из этих специалистов были неизвестными, как, например, Реппе, другие прославились своими фантастическими идеями, как, например, Зенгер, который в 1945 году уже проектировал межпланетную ракету со световым двигателем.

Все секретные службы мира искали Зенгера. В конечном счете Зенгер был задержан в Берлине французскими жандармами.

Как только обнаруживалось место, «наполненное сокровищами», союзнические группы отправлялись туда одна за другой, каждая находила там что-нибудь, что ускользнуло от внимания ее предшественников. Так было на австрийском заводе «Рейтте», где профессор Шварцкопф разработал метод порошковой металлургии, то есть производство не путем механической обработки предметов, а из сжатого под большим давлением металлического порошка и зачастую при высокой температуре. Этот метод, именуемый «спеканием», стал известен в США, а затем получил дальнейшее распространение. Предметы, изготовленные при помощи этого метода, стали появляться во всем мире, особенно после опубликования на английском языке книги Шварцкопфа о его работах.

Точно так же обстояло дело с Бертольдом, крупным специалистом в области неразрушительных испытани металлов и материалов посредством гамма-лучей, с Албертсом, крупным специалистом в области производств синтетического бензина, и со многими другими.

Помимо различных союзнических миссий Германи наводняло несметное число авантюристов, доставших или сфабриковавших себе командировочные удостоверения. Они бороздили страну в поисках ученых, инженеров и изобретений.

Мне довелось сопровождать одну из союзнических миссий: французскую научно-техническую информационную миссию. Ее обозначали инициалами «МИСТ». Всюду, куда мы направлялись, немцы выставляли перед нами плакаты с надписью «МИСТ». Нам эта любезность понравилась куда меньше, когда мы вспомнили, что по-немецки «мист» значит «отбросы»! Наш автомобильный парк нельзя было и сравнить с парком союзников или машинами секретных служб, и нам пришлось пополнить его автомобилями, найденными на месте. Я вспоминаю об автомобиле «Мерседес», который один изобретательный немец отремонтировал, поставив шины с русского самолета «Штурмовик». Тормозов не было. Эти «вспомогательные» детали были бы нам очень полезны, когда мы ночью ехали по извилистым дорогам Шварцвальда. Но все это не помешало нам собрать огромное количество документации о немецкой промышленности. Промышленники, как правило, охотно помогали. В противном случае мне было достаточно описать пытки, которым подвергали меня в гестапо, и сразу же не только развязывались языки, но и вытаскивались из тайников документы, образцы и прототипы.

Позже нас обвинили в хищениях, в частности в том, что мы увезли императорскую корону Габсбургов. Разумеется, мы опровергли эти обвинения, но, несмотря на это, одна английская сатирическая газета поместила карикатуру, изображавшую французского офицера, явившегося к ювелиру с упомянутой короной, говоря: «Я продаю это по поручению одного друга».

Мы «собирали», таким образом, ученых, изобретения, документы и различные образцы. В одной крупной фирме, расположенной на берегу озера Констанц, сейф мне открыл парижский жулик (знакомый по концлагерю). Я вынул оттуда небольшую бутылку со сверхчистым ураном, которую возил с собой с мая по август 1945 года. Потряхивая ею, я говорил: «Достаточно, чтобы один нейтрон проник в нее, — и весь Париж будет сметен с лица земли». Все с жалостью постукивали пальцем по лбу, полагая, что я вернулся из концентрационного лагеря слегка свихнувшимся. Затем произошла трагедия Хиросимы, и тогда отовсюду мне начали звонить взволнованные представители властей, умоляя передать бутылку компетентным ученым, чтобы они обезвредили ее, пока Париж не постигла участь Хиросимы… Я отдал бутылку Фредерику Жолио-Кюри в качестве скромного вклада в будущий французский атомный котел.

Помимо бутылки с ураном и полного собрания томов необыкновенного немецкого труда «Арийская физика», в котором объяснялось, что «Эйнштейн заблуждался, так как он был евреем», мы привезли огромное количество документов и образцов.

Другие союзнические и межсоюзнические агентства («БИОС», «СИОС») также собрали большое число материалов. Началась их публикация. До сих пор еще можно, вероятно, пользоваться нашими публикациями: тысячами брошюр, благодаря которым нажило состояние несметное число промышленников, унаследовавших таким образом плоды огромной работы, проделанной немцами. Выдающийся немецкий ученый, с которым я просматривал эти брошюры, сделал по этому поводу весьма глубокое замечание: «Германия проиграла войну». Это было действительно верно.

Германии удалось возродиться благодаря американским деньгам и усилию, которое заслуживает похвалы. Компания Круппа существует по-прежнему и не выполняет больше распоряжений союзников от 1953 года. 112 тыс человек работают на ее предприятиях, каталог на французском языке выпускаемых ими изделий начинается словом «аббатуар» (бойни, побочные продукты боен), а заканчивается словом «цирконий» (металл для моторов атомных подводных лодок). Крупп производит даже лимонад и имеет заводы в Бразилии. «ИГ Фарбениндустри» была расчленена, но различные образовавшиеся на ее основе компании действуют весьма успешно. Убытки, связанные с демонтажем немецких заводов, бесспорно, были самыми серьезными из всех других потерь Германии. Надо надеяться — но в это нельзя верить, — что в будущем западногерманская промышленность будет заниматься производством только в мирных целях, примером чего является строительство на заводах Круппа батискафа «Триест».

Различные опубликованные документы позволяют ответить на вопрос: «Была ли Германия впереди союзников или она отстала от них?» Ответ прост, но любопытен: Германия не опережала союзников, но и не отставала от них, — она шла рядом.

Немцы не разработали радиолокацию так, как это сделали союзники, но они проявляли интерес к приборам ночного видения, на которые союзники не обращали особого внимания. Немецкий прибор для ночного видения — мегаскоп — основан на работах француза Блондо, которыми несправедливо пренебрегли. Он очень отличался от тех приборов, которыми пользовались союзники для того, чтобы обнаруживать в темноте суда.

Немцы не вырабатывали атомную энергию, не производили атомных бомб, но они создали самолет-робот «ФАУ-1» и ракету «ФАУ-2».

Авторами некоторых немецких проектов были безумцы. Так, некий химик, родившийся в том же месте и в тот же день, что и Геринг, сделал из этого вывод, что он столь же «гениален», как Геринг. Маршал Геринг, увлекавшийся астрологией, одобрил этот вывод и предоставил своему астрологическому близнецу практически неограниченные возможности. Последний воспользовался ими, чтобы попытаться спасти Германию с помощью паутины. Сначала он хотел воспроизвести химическим путем нити паутины, а потом соткать из них пуленепроницаемые жилеты для солдат и парашюты, которые позволили бы медленно опускать на землю любые грузь вплоть до самого тяжелого танка. В ходе своих исследований он уничтожил единственную в мире перчатку из паутины, которая хранилась в одном из немецких музеев. Директор музея убил бы его, если бы мог найти, но сделать это до сих пор, когда пишутся эти строки, ему не удалось. Астрологический близнец Геринга живет, наверное, где-нибудь в Южной Америке, укрывшись от мести, и выращивает гигантских пауков. Я предлагаю эту идею любому поставщику фильмов ужасов за символическую плату в размере одного сантима.

Существовали и проекты, о которых трудно сказать априори, являются они безумными или гениальными. Один из них предлагал, например, уничтожать вражеские бомбардировщики, летящие на небольшой высоте, искусственным рудничным газом. Для этого надо было бы образовать облака из рудной пыли во взрывчатых пропорциях смеси с воздухом, чтобы самолет, проникнув в эти облака, взорвал их и уничтожил сам себя. Если бы такой эксперимент увенчался успехом, несомненно, все заявили бы, что автор проекта — гений.

Наконец, были практические изобретения, позволяющие экономить горючее, сырье или применять новые химические вещества, тысячи различных образцов которых выпускались огромными германскими заводами. Клейкие материалы, пластики, медикаменты… Можно было бы составить перечень, столь же длинный, как эта книга. В области химии немцы также двигались «рядом». Они не изобрели силиконы, не укротили фтор, как это сделали американцы, но разработали десятки тысяч новых изделий, начиная с пенопластов, поглощающих ультразвуки и позволяющих таким образом обнаруживать подводные лодки (они служат также для звукоизоляции), и кончая лекарствами от амебной дизентерии. Электрические радиаторы в комбинации с вентилятором, углубленные выключатели, флуоресцентные немерцающие лампы и т. д. — все эти изобретения также немецкого происхождения.

В течение ряда лет многие заводы и цехи Европы и обеих Америк реализовывали немецкие изобретения; их легко было воспроизводить согласно опубликованным докладам, и для этого чаще всего не требовалось непосредственного участия изобретателя.

А затем наступило то, что неизбежно должно было наступить. Заметили, что опубликованные материалы выдавали не только немецкие, но также французские, бельгийские, голландские, английские и американские секреты. Ибо немцы грабили Европу и украли с помощью шпионажа многое в Англии и в США. Создалось, таким образом, безвыходное положение, которое могло привести к крушению всех патентных систем. По правде говоря, эти системы так и не оправились от такого потрясения.

Конечно, невозможно было закрыть ящик Пандоры. Медленно и постепенно приглушили это дело, и сегодня уже не говорят о немецких патентах и досье, касающихся Германии. И все же это было прекрасным Эльдорадо…