"Ночь эльфов" - читать интересную книгу автора (Фетжен Жан-Луи)

Глава 2 Рианнон

Под сводами деревьев было прохладно – густая листва вековых дубов пропускала лишь тонкие косые лучи солнца, похожие на копья, которые чертили на густом подлеске причудливые узоры света и тени. Но, несмотря на прохладу, обнаженное тело Ллиэн блестело от пота. Не только из-за схваток – они были пока еще редкими и не слишком болезненными. Нет, дело было в другом. Она испытывала странное, пугающее ощущение: словно бы тысячи живых существ заходились в предсмертном крике, словно весь мир зашатался и вот-вот рухнет. Вытянувшись на ложе из листьев папоротника, пожелтевших от летней жары, у подножия ясеня – дерева плодовитости, королева приподнялась на локте и поискала взглядом Блодевез, целительницу. Вскинув голову и втянув ноздрями воздух, белокурая эльфийка слегка нахмурилась – она тоже ощутила эту необычную вибрацию.

Странно было видеть ее в таком состоянии – странно и тревожно… Ллиэн уже хотела заговорить, но тут ее тело скрутила очередная схватка – в этот раз настолько резкая, что у нее перехватило дыхание. Она была сильнее и длилась намного дольше предыдущих. Ллиэн широко раскрыла глаза, удивленная нахлынувшей болью, и, закусив губу, чтобы не кричать, изо всех сил стиснула руку своей подруги.

– Дыши глубже, – прошептала Блодевез. – Схватки усиливаются, так и должно быть. Это означает, что ребенок вот-вот появится…

Целительница осторожно убрала со лба Ллиэн пряди длинных черных волос, влажных от пота, и попыталась улыбнуться, несмотря на охватившую ее беспричинную тревогу. Отчего эта гнетущая тяжесть? Она училась искусству врачевания у Гвидиона, одного из наиболее прославленных жрецов-друидов лесного народа, и уже много раз помогала будущим матерям разрешиться от бремени. У эльфов дети рождались редко (в отличие от людей, которые, напротив, плодились не переставая), а уж рождение младенца королевской крови было поистине знаменательным событием – но не только от этой торжественности сдавливало горло и сжимало сердце. Дело было в том ужасающем немом крике, который словно исторгала сама земля, и ощущении смутного, иррационального, необъяснимого страха, который Блодевез испытывала, глядя на королеву Ллиэн.

Затем она обернулась на собравшихся в круг бандруи, лесных жриц, которых люди называли колдуньями, казавшихся такими бледными в своих темных переливчатых муаровых одеяниях, но их беспокойные взгляды свидетельствовали о том, что они испытывают то же самое чувство. Блодевез заметила брошенный на нее взгляд королевы и попыталась найти слова, чтобы приободрить ее, но тут схватки прекратились, и Ллиэн расслабила пальцы, сжимавшие руку подруги. Проведя пальцами между складок тайной плоти королевы, Блодевез почувствовала, что расселина между ними увеличилась. Околоплодный пузырь был раздут, и она знала, что нужно прорвать его, чтобы ускорить разрешение, но чувствовала себя обессиленной, парализованной страхом сделать что-то не так. Не слишком ли велик округлый живот Ллиэн? Может быть, у нее двойня? Похоже на то…

– Тебе лучше повернуться на бок,– сказала она. – Так будет легче…

Ллиэн оторвала взгляд от густых переплетенных веток, образующих над ее головой свод, пронизанный солнечными лучами, – таких спокойных, таких надежных, – и улыбнулась подруге.

Может быть, стоило бы ей сказать…

Ребенок, которого она ждала, был не от Ллэндона и не от другого эльфа. Это был ребенок Утера Ни одна эльфийка прежде не производила на свет дитя человека. А вдруг ей суждено от этого умереть? Возможно, Природа не допускает подобных вещей… Однако Мирддин тоже был рожден от подобного союза – значит, такое все же случалось… Ллиэн закрыла глаза, наслаждаясь мгновениями покоя, но образ Мирддина неотвязно преследовал ее. Мужчина-ребенок с белыми волосами, хрупкий, словно юный эльф, и, однако, окруженный веянием могущества, которое испугало даже ее, когда она впервые его увидела. Не будет ли ее ребенок таким же?

Новый приступ боли прервал ее тревожные размышления, и сейчас Ллиэн была почти благодарна ему. Однако на сей раз она не смогла сдержать стонов. Ребенок был слишком крупным для эльфа. Она чувствовала, как он шевелится у нее внутри, раздирая свою оболочку, а заодно ее плоть… Ребенок Утера…

– Сейчас я прорву околоплодный пузырь, – прошептала Блодевез. – Ты ничего не почувствуешь.

Ллиэн кивнула и закрыла глаза. Потом почувствовала, как Блодевез вводит между ее ног тонкий прутик – и тут же ее бедра залила густая жидкость, вызвав новый приступ схваток, еще более сильный.

– Все хорошо, – прошептала целительница, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно.

Она отбросила прутик, с трудом подавляя желание вскочить и со всех ног броситься бежать с этой поляны, не оглядываясь назад. Королева слишком сильно страдает – значит, что-то не так! Схватки снова прекратились, и Ллиэн расслабилась, измученная, со слезами на глазах. Бандруи, собравшиеся вокруг них, бормотали свои заклинания – все с теми же беспокойными взглядами и слабыми улыбками. Помощи от них ждать не приходилось. Только Блодевез могла бы услышать ее, если бы она заговорила.

– Подумай о ребенке, – мягко продолжала целительница. – Попытайся представить себе, каким ты его увидишь всего через несколько минут… Как ты думаешь, это мальчик?

– Нет, – прошептала Ллиэн. – Девочка…

Улыбка на мгновение померкла на лице Блодевез – бесстрастная уверенность королевы немного обескуражила ее.

– Я видела ее во сне, – продолжала Ллиэн чуть охрипшим голосом, проводя кончиком языка по пересохшим губам. – Она играла на флейте ночью в лесу, и феи в сверкающих одеждах, похожие на светлячков, собрались вокруг, чтобы послушать ее… Она была уже большая, почти взрослая. У нее…

Ллиэн улыбнулась подруге.

– У нее были белокурые волосы, как у тебя, и венок из буксовых веток…

Новый приступ боли был таким сильным и неожиданным, что исторг из груди Ллиэн пронзительный крик. Она наполовину приподнялась, но Блодевез с неожиданной силой обхватила ее за плечи и прижала к земле, а потом погрузила свои тонкие пальцы, белые, словно морская пена, в разбухшие складки ее лона. Плоть затрепетала, напряглась и внезапно раскрылась – между складками показалось что-то круглое, гладкое и липкое.

– Вот он! – закричала Блодевез. – Я его чувствую! Я его чувствую, Ллиэн! Тужься! Сильнее!

Королева ее не слышала. Она задыхалась, терзаемая болью, и ей казалось, что ее тело разрывается. Вокруг нее столпились друидессы – они омывали ее лицо свежей водой, массировали живот и читали древнее магическое заклинание Дуили фвдха, «Лесных сил», которое эльфы называли «Огам»:

Аильм, петбиок, горт, муин… Ель, камыш, плющ, виноград: символы разрешения от бремени, жизни, силы и плодовитости. Друидессы чертили на животе Ллиэн магические руны, отводящие несчастье, но их взгляды были тревожными, губы больше не улыбались.

– Давай же, Ллиэн, тужься! Я его уже вижу!

Все женщины одновременно почувствовали странное недомогание, причину которого не могли понять. Замерев, они смотрели на руки Блодевез, покрытые кровью и слизью, осторожно извлекающие на свет крошечную головку с красным, гримасничающим личиком.

Ллиэн глухо простонала, и тут же маленькое тельце упало на колени Блодевез, и выплеснулись остатки вод. Тогда и сама Блодевез ощутила, словно бы окончание ее трудов вернуло ей утраченную на время способность восприятия, ту же почти невыносимую тяжесть в груди, что и остальные.

– Это… это действительно девочка, – сказала она прерывающимся голосом.

Но она так и не отважилась взглянуть на Ллиэн, продолжая рассматривать новорожденную, так похожую и вместе с тем столь отличную от всех тех, кому она помогла появиться на свет. Блодевез по-прежнему не могла прийти в себя и вдруг заплакала, даже не замечая этого. Полностью обессиленная, она опустилась на ложе из папоротника.

Первые крики крошечного существа эхом отдавались под сводами густых деревьев, но Блодевез не могла заставить себя ничего сделать. Ллиэн потеряла сознание. Друидессы разбежались. Блодевез осталась одна. Превозмогая дурноту, она пристально разглядывала новорожденную, лежавшую на все еще раздутом животе Ллиэн. Кожа, форма головы, размеры рук и ног – все указывало на то, что ребенок ненормальный… Но хуже всего была исходящая от него давящая сила, которую Блодевез ощущала буквально физически. Это было почти невыносимо. Блодевез медленно приподнялась на локте и склонилась над девочкой… На поляне воцарилась абсолютная тишина. Не было слышно даже птиц, даже шороха ветра – словно все вокруг застыло от слабого хныканья новорожденной. Блодевез была одна. Ллиэн все еще не очнулась. Никто не узнал бы… Достаточно было просто ничего не делать. Предоставить все судьбе…

– Посторонись.

Блодевез резко вздрогнула и почувствовала, как ее охватил панический страх.

Мирддин.

Мужчина-ребенок.

Он не удостоил эльфийку даже взглядом, полностью поглощенный теми действиями, которые должна была бы совершить она сама: перерезал пуповину, очистил рот малышки от забившей его слизи и бережно укутал ее в свой плащ, чтобы согреть. Затем склонился над животом Ллиэн и начал старательно массировать его, до тех пор, пока последняя судорога не исторгла наружу плаценту. Блодевез, не в силах подняться, отползла назад, охваченная ужасом и отвращением. Как он смел находиться здесь, в сердце Элиандского леса, на этой запретной поляне,– он, изгнанник, друид-предатель, не человек, не эльф? Как он смел прикасаться к королеве?

Ллиэн наконец пришла в себя и безучастно смотрела на него, слишком измученная даже для того, чтобы постараться скрыть свою наготу. Мирддин поднялся, держа младенца на руках – такой хрупкий в своем синем плаще, который, казалось, ему велик,– улыбаясь, словно именно он был отцом. Его лицо выглядело почти отроческим, несмотря на короткие белоснежно-седые волосы. Он нежно прижал ребенка к себе.

– Моргана… Не бойся, я здесь. Я о тебе позабочусь…

– Она не твоя!

Мужчина-ребенок спокойно обернулся, не переставая улыбаться. Ллиэн с трудом приподнялась, близкая к новому обмороку, но ее сверкающие зеленые глаза, сейчас казавшиеся желтоватыми, излучали прежнюю силу.

– Ну, конечно, – прошептал Мирддин. – К тому же время еще не пришло.

Он протянул Ллиэн девочку, которая больше не плакала, и отошел все с той же странной, раздражающей улыбкой. Ллиэн прижала дочь к себе – такую красивую и вместе с тем внушающую страх, несмотря на слезы и кровь. Взглянув на нее впервые, даже она сама, ее мать, почувствовала, как сердце сжимает беспричинная тревога. Розовая кожа, округлое личико, пухлые ручки и ножки… Ребенок не был ни эльфом, ни человеком.

– Может быть, ты больше никогда не заставишь себя на нее взглянуть, – прошептал Мирддин. – Моя мать так и не смогла привыкнуть к моему виду…

Ллиэн взглянула на него с такой ненавистью, что он утратил свою насмешливую манеру держаться.

– Я ухожу, – сказал он. – Хочешь, чтобы я предупредил Утера?

– Я хочу, чтобы ты исчез навсегда! – закричала Ллиэн.

Он повернулся и ушел своим неслышным шагом – однако так быстро, что исчез еще до того, как Блодевез приблизилась к королеве и новорожденной.

– Как ты ее назовешь? – спросила она.

Ллиэн вытерла слезы, отбросила за спину длинные черные волосы, влажные от пота, и пристально взглянула на подругу.

– Мирддин никогда не приходил. Он не существует. Это был лишь сон, который уже изгладился из твоей памяти. Хаэль ххистан ансин аэрфе гевискан!

Блодевез пошатнулась, почувствовав головокружение, а затем даже само воспоминание о мужчине-ребенке навсегда ушло из ее сознания. Еще несколько мгновений она неуверенно оглядывалась вокруг, моргая глазами, словно только что проснулась, затем улыбнулась подруге и села рядом с ней. Девочка заснула, посасывая грудь, и выглядела такой умиротворенной… То давящее ощущение, что испытала Блодевез, впервые увидев ее, теперь исчезло, и сейчас эльфийка могла как следует рассмотреть ее личико.

– Твой сон оказался ложным, – сказала она Ллиэн. – Она не блондинка…

Ллиэн улыбнулась, осторожно отодвинула головку дочери от груди и посмотрела на ее слегка топорщившиеся тонкие темные волосики. Она напоминала воробья, искупавшегося в луже.

– Она похожа на тебя, – продолжала Блодевез. – Но… она ведь не эльфийка, не так ли?

Ллиэн слегка вздрогнула, но так и не взглянула на подругу.

– Ты можешь мне доверять, ты же знаешь…

– Ее отцом был человек, – наконец прошептала Ллиэн.

– Я его знаю?

От этого вопроса Ллиэн невольно рассмеялась, а потом из ее глаз потоком хлынули слезы – словно прорвалась плотина. Ллиэн чувствовала себя оскверненной, презренной, отвратительной. Этот ребенок, которого она решила сохранить и на которого теперь даже не осмеливалась взглянуть по-настоящему, этот ребенок, которого она произвела на свет в самом сердце эльфийского королевства, рядом с Ллэндоном, который не был его отцом, и далеко от Утера, которого она покинула, – этот ребенок был здесь, но она вовсе не испытывала радости и облегчения, чего так ждала. Блодевез обняла королеву и ее дочь, смотря невидящим взором перед собой и давая Ллиэн выплакаться. Две подруги долго сидели неподвижно, погруженные каждая в свои мысли. Ллиэн думала об Утере, которого она оставила несколько месяцев назад, когда ее живот еще только начал округляться. Где он сейчас? Ей удалось полностью забыть о нем в объятиях Ллэндона, когда эльфы покинули границы равнин и углубились в чащу Элиандского леса, подальше от людей, гномов и войны. Война не доходила сюда, оставаясь лишь далеким эхом смутного гула, который никто не хотел слышать.

Блодевез думала о Ллэндоне и о том времени, что прошло с возвращения королевы – о днях и месяцах его молчания, тогда как все вокруг него радовались предстоящему рождению наследника. Блодевез пыталась вспомнить лицо короля Высоких эльфов, его манеру держаться с королевой, но ни одно из этих воспоминаний не говорило о том, что он догадывался о своем несчастье. Да, конечно, эльфам были неведомы ни ревность, ни стыд, ни даже то, что люди называли любовью. У них редко складывались постоянные пары, и каждый ребенок становился общим. Но этот ребенок даже не был эльфийским…

– Ее отца зовут Утер, – внезапно сказала королева. – Это один из рыцарей, сопровождавших меня в поисках Гаэля. Он… Они не такие, как мы, ты знаешь. Им свойственно это желание, это стремление друг к другу, которое они называют любовью… У них у всех такая потребность.

Ллиэн замолчала, и Блодевез какое-то время не нарушала тишину. Но потом, не удержавшись, все же спросила:

– А ты тоже любила его?

– Мне казалось, что да… Но потом я испугалась. Ты не знаешь, что это такое – быть любимой. Быть супругой одного, забыть о близких, волноваться, когда он уходит… Мы жили в северных лесах, среди варваров.

Ллиэн улыбнулась и протянула подруге руку.

– Помоги мне встать.

Блодевез осторожно взяла ребенка, потом набросила на королеву просторное длинное одеяние цвета листвы. Затем они медленно направились к ручью, где, по обычаю, должна была искупаться мать со своим новорожденным, прежде чем возвратиться к остальным.

– Однажды вечером он вернулся раненым, – снова заговорила Ллиэн. Голос ее слегка прерывался от усилий, которые доставляла ходьба. Потом она коснулась своей щеки, и ее лицо омрачилось. – Лицо его было разодрано от уха до подбородка, в волосах запеклась кровь. В ту ночь я ушла. Я не знаю, почему.

В этот раз Блодевез не пыталась ни расспрашивать, ни понять Ллиэн. Впрочем, она ведь была эльфийка, и ей было неведомо, как любовь может внушать страх.

Они ушли с поляны тем же путем, что и Мирддин, и не произнесли больше ни слова, пока не услышали за шорохом листвы и пением птиц спокойное журчание ручья. Ллиэн сбросила платье одним движением плеч, осторожно взяла ребенка из рук; Блодевез и вошла в воду по пояс. Когда вода коснулась ножек девочки, та захныкала

– Человеческая порода! – смеясь, сказала Блодевез. – Они всегда мерзнут!

Ллиэн улыбнулась, но продолжала идти дальше, пока они с ребенком не оказались полностью в воде. Вода смыла с их тел кровь и слизь. Потом девочка поплыла, инстинктивно двигаясь в узнанной ею привычной текучей среде. Она не была эльфийкой, но сейчас, широко раскрыв свои зеленые глаза, улыбалась, скользя в воде, словно маленькая ундина. Человеческий ребенок не испытывал бы такой радости. Ллиэн нежно погладила дочь по лицу, круглому, словно яблочко, и тонким разлетающимся волоскам – они были каштановыми, как у Утера.

Когда они вышли из воды, девочка, прижавшаяся к груди матери, больше не плакала. Ллиэн положила ее на землю и осторожно вытерла. Она улыбалась, но в ее глазах стояли слезы. Потом она снова набросила широкую тунику, поданную ей Блодевез.

– Как ты ее назовешь? – спросила та.

Имя Моргана снова промелькнуло в голове Ллиэн. «Мирген», «Рожденная морем»… Это имя выдавало бы человеческое происхождение, и Ллиэн тут же отказалась от него.

– Пусть зовется Рианнон, «Королевская», – сказала она. – Чтобы никто не забывал, что она – дочь королевы.

Долину наполнял глухой рокот. Непрерывное бормотание монахов, стоны раненых, и гномов и людей, хохот уцелевших, иногда смех или визг маркитантки, заваленной кем-то из солдат. Лязг оружия, собираемого на поле боя и бросаемого в повозки. И надо всем этим – жужжащие рои мух и раскаленное солнце, давящее, словно свинец,– казалось, земля подрагивает под его тяжестью.

Все это время Пеллегун оставался в седле, молча объезжая поле этой огромной бойни и обливаясь потом под своими доспехами. И в то время как сенешаль во главе конницы расправлялся с жалкими остатками гномовской армии, король ощущал, как его охватывает ужас. Лужи крови, проломленные черепа, множество стрел, вонзившихся в землю, словно иголки в подушечку для рукоделия… Никто не осмеливался сказать ему ни слова с того момента, как он грубо оборвал Горлуа, вернувшегося с донесением из первых рядов победоносного войска, – как простого конюха. У него не было никакой радости по поводу уничтожения гномов – он испытывал лишь тошнотворное отвращение.

Пеллегун пришпорил коня, и тот поскакал галопом. Рыцари из его свиты замешкались всего на мгновение, затем тоже последовали за королем на своих мощных боевых конях.

– Назад! – закричал Пеллегун. – Двадцать шагов назад! Оставьте меня одного, черт возьми!

И снова пришпорил коня, чтобы отъехать подальше от свиты. Конь перепрыгнул через труп гнома и так резко ударил копытами о землю, что король невольно простонал – все тело болело, натертое грубыми скрепами между стальными пластинами доспехов. Пеллегун придержал поводья и пустил коня рысью, но ехать рысью оказалось не менее болезненно. Неподалеку росло несколько чахлых деревьев, дававших совсем немного тени, но все же это было лучше, чем ничего. На тонких ветках виднелись черные ягоды, называемые собачий виноград. Даже здесь лежали трупы… Как они могли оказаться в этом месте – ведь стрелы сюда не долетали?.. Король пустил коня шагом и выпустил поводья, чтобы откинуть забрало шлема. Его длинные седые волосы, перевитые золочеными шнурками, повлажнели от пота. Перед глазами мельтешили сверкающие точки. Он жадно хватал ртом воздух, а когда поднял руку, чтобы стереть пот со лба, то заметил, что она дрожит. Пеллегун закрыл глаза, и в тот же миг раздался ужасный вопль, а потом его конь зашатался и рухнул, словно земля внезапно разверзлась под его копытами. У Пеллегуна перехватило дыхание, когда он всей своей тяжестью ударился о землю. Одна нога оказалась придавленной телом коня, покрытого тяжелой попоной. Вокруг он увидел множество бородатых лиц, искаженных ненавистью. Это были гномы, выросшие словно из-под земли. Он не успел даже закричать, когда на него обрушилось лезвие боевого топора, рассекая кожаные латы и ломая ребра. Кровь хлынула потоком. В этот момент рыцари из свиты Пеллегуна ворвались в рощицу, и она наполнилась криками и лязгом оружия, но король уже ничего не слышал. Над ним склонилось чье-то лицо – длинные волосы, ниспадающие на плечи из-под шлема, всклокоченная рыжая борода, черные глаза, горевшие неукротимой злобой…

– Посмотри на меня! – проревел гном. – Я хочу, чтобы ты знал, кто тебя убил!

Пеллегун не мог ответить, но сощурил глаза, чтобы лучше его разглядеть.

– Я Рогор, правитель Казар-Рана, наследник престола Черной Горы!

Рядом с ними упал на землю гном, сраженный ударом копья, но Рогор даже не взглянул на него. Пеллегун кивнул, слабо улыбнулся и, собрав последние силы, проговорил:

– Это… справедливо.

– Что?

На губах старого короля выступила кровавая пена, и его голова бессильно упала на траву. Рогор еще какое-то время с ненавистью смотрел на него, потом поднялся, взмахнул топором и изо всех сил обрушил его вниз. Удар был таким резким, что голова короля откатилась на несколько шагов, словно било, сорвавшееся с цепи. Гном поднял ее за волосы, раскрутил, словно пращу, и швырнул в сторону королевских рыцарей.

– Тройн отомщен! – проревел он.

И бросился к горе.