"Великий Ноктюрн" - читать интересную книгу автора (Рэ Жан)VМесье Нотт несколько минут прислушивался: шаги Ипполита Баеса затихли и доносилось только постукивание железного наконечника трости о край тротуара. Потом все смолкло. Тогда он зажег все свечи в салоне капитана Судана и устроился в кресле. Книга в красном переплете пребывала на столе, и месье Нотт торжественно вознес над ней ладонь. – Или я плохо уразумел вашу науку, или я выполнил все условия и вы мне должны… то, что вы мне должны, – провозгласил он мрачно и выразительно. И посмотрел вокруг, ожидая событий. Но дверь не открылась и свечи горели ровно: никакой сквозняк, никакое дуновение не исказили изящных закруглений пламени. – Для человека, который ничего не понял в школьной задаче о курьерах, мне–таки стоило труда уяснить ваше сообщение, о странная книга, и еще больше труда… действовать согласно вашей ужасающей воле. Капли пота проступили на его висках. – Покориться судьбе – высшая мудрость, считает Ипполит. Но эти слова лишены смысла. Всю мою судьбу вобрал загадочный день восьмого октября. С тех пор жизнь прекратилась. В известном плане ее ход остановился – так тормоз препятствует повозке двигаться дальше. Но кто поднимет этот тормоз? И, посмотрев с упреком на книгу, он жалобно возопил: – О, мудрая книга, вы обманули меня! И вскочил с кресла. Ничего не случилось, ничего не заволновалось в комнате, но, тем не менее, месье Нотт побежал к двери, словно бы взвихренный неведомой силой. – Я ничего не прошу, – убеждал он себя, спускаясь вприпрыжку по лестнице, но некто знает мое сугубое желание, единственную цель моей жизни! Достигну ли я наконец? Он быстро шел по пустынному Гаму к верхним кварталам на другом берегу реки. Его одинокие шаги глухо отдавались на мосту Прокисшего Молока: пересекая эспланаду Сен–Жак, он не заметил ни одного освещенного кафе. – Должно быть, совсем поздно, – подумал Теодюль. И не удивился ничуть лучезарной феерии, внезапно вспыхнувшей в темной глубине улицы Корольков. Он перевел дыхание и задрожал от лихорадочного предвестия. – Свершилось… она там… таверна «Альфа»! Он толкнул дверь и вновь увидел низкие диваны, каменного идола, трепетные багряные блики за витражами. И тогда позвал: – Ромеона! Она была рядом. Откуда? Теодюль только и нашелся пробормотать: – Вы. Теперь я знаю, что желал вас всю жизнь. Она пристально смотрела на него и шептала: – Ах! Как сладостно жить именно сейчас. – Жить? Жестокий холод пронзил Теодюля от ее прикосновения. – Я уже столько лет мертва, мой дорогой. Теодюль едва не закричал от страха, и в то же время горькая, терпкая радость засверкала в его глазах. – Ромеона… да, я вас прекрасно узнаю, но все–таки… это вы или не вы? Гибкая сильная рука обвила его шею и Теодюль прижался к ледяному телу Ромеоны. – Мадмуазель Мари! – Если хотите, да. Когда–нибудь вы узнаете, возможно, что для существа загадочного и зловещего проблема решается просто: либо время разделяет нас, либо нет… Идемте. В смутных витражах неистово заметались багряные пятна. Теодюль протянул руку, но Ромеона перехватила его запястье. – Не надо! Представьте, что ее там нет. – Кого? Кого там нет? Ромеона испуганно оглянулась. – Узнаете в свое время, дорогой друг. Когда мне надо будет вернуться, и вам тоже. Она приникла к его губам, дабы избежать дальнейших расспросов, потом лихорадочно проговорила: – Сколько лет прошло с той поры как я целовала вас. Вы понимаете, нет, вы чувствуете, кто я? – О да! Ромеона, нет, мадмуазель Мари, я так любил вас. И теперь… я знаю судьбу. Моя судьба – любить вас. Ради этого я повиновался книге, воззвал к помощи… Ужас, напряжение, удивление означились на ее лице. – И ради этого вы меня вырвали из могилы? Завороженный своим откровением, Теодюль не расслышал ее фразы. – Прошлое… вообразите человека, который живет только прошлым, который только… вспоминает. Понимаю: сейчас меня вернули в него! Тремя днями позже комиссар Сандер трудился над новым рапортом, который его секретарь перечитывал, правил и копировал в трех экземплярах. Рапорт имел следующий подзаголовок: «Исчезновение горожанина, именуемого ниже Теодюль Нотт». Бедный Сандер, вероятно, просто бы спятил с ума, если б увидел, что в эту минуту упомянутый горожанин мирно курит трубку близ водокачки на площади Песочной Горы. Через два часа он прошел рядом с комиссаром мимо освещенных окон кафе «Мируар» и свернул вместе с ним на улицу Корольков, направляясь в таверну «Альфа». Но таверна сия не существовала ни для Сандера, ни для остальных – она располагалась вне времени простодушного комиссара и его сограждан, равно как и сама жизнь месье Нотта. Ибо Сандер и остальные не были посвящены в тайны старой книги и Великий Ноктюрн не заботился о них. И однако жизнь Теодюля Нотта ни в чем не напоминала сон: экзотический интерьер таверны, жгучая любовь Ромеоны, или мадмуазель Мари, придавали его бытию сладостную реальность. – Не хотите ли повидать «других»? – спросила однажды возлюбленная. Теодюль долго раздумывал, прежде чем уяснил смысл этих слов. Было воскресенье, стояла прохладная, но приятная послеполуденная погода. Они покинули таверну и спустились по улице Корольков к площади Сен–Жак. Там царило веселье: на импровизированной сцене музыканты сельского оркестра били в литавры и большие барабаны. Они прошли, невидимые, сквозь оживленную толпу, поскольку двигались вне времени толпы. Когда мост остался позади и внизу раскрылся озаренный солнцем Гам, месье Нотт забеспокоился. – Мы идем… ко мне? – Конечно. Мадмуазель Мари нежно сжала его руку. – И…? – Теодюль смутился вконец. Она пожала плечами и увлекла его дальше. Войдя в лавку, он услышал томное пенье: « И нисколько не удивился, увидев в салоне капитана Судана мадмуазель Софи за клавесином, матушку, вышивающую нелепый узор на желтых домашних туфлях; как ни в чем не бывало, он уселся рядом с отцом, курившим длинную голландскую трубку. Ничто в домашней, воскресной атмосфере не напоминало о том, что эти существа провели тридцать лет в могиле. Никто не приветствовал Теодюля, никто не поразился его более чем пятидесятилетнему возрасту и появлению с мадмуазель Мари. Его подруга была одета в скромное шерстяное платье, отделанное стеклярусом. Куда девалась роскошная туника, сверкающая серебряными нитями, в которой Ромеона покинула таверну «Альфа»? Так и надо, все это в порядке вещей, решил Теодюль. Они поужинали с аппетитом, и Теодюль вновь ощутил вкус винного соуса и лука–шарлота, рецепт коего матушка всегда хранила в секрете. – Не стоит, Жан Батист, ничего хорошего в книгах не узнаешь. Так мама Нотт ласково упрекала своего мужа, украдкой поглядывающего на книжные полки. Они расстались поздним вечером: Теодюль и мадмуазель Мари вернулись в таверну «Альфа». Его поразила неожиданная мысль: – Странное дело! А почему мы не встретили капитана Судана? Его спутница вздрогнула. – Не говорите о нем, ради нашей любви, не говорите о нем никогда! Теодюль посмотрел на нее с любопытством. – Так, так. И все же хотелось бы узнать… И тут в его голове все перепуталось. – Мне кажется, я уже слышал все, о чем говорили папа и мама. И я определенно когда–то слышал концерт на площади Сен–Жак и когда–то ел за ужином… Возлюбленная перебила несколько нетерпеливо: – Разумеется… Ты блуждаешь среди картин прошлого. – Но получается… папа и мама Нотт, мадмуазель Софи… мертвы? – Да. Или почти… – А ты? – Я? Это «я» она выкрикнула с дрожью, с ненавистью. – Я? Ты вырвал меня из могилы, чтобы сделать своей рабой, своей… Черная молния прочеркнулась в ее глазах, нечто зловещее, беспощадно враждебное, может быть, просто игра теней – в этот момент огоньки свечей изогнулись от вечернего ветерка, пахнувшего из полуоткрытого окна… Теодюль задумался на минуту. – Я всегда желал, чтобы подобное произошло, правда, никогда не умел выразить свое желание. И ни разу последующие дни не омрачались воспоминаниями о тягостной интермедии в родительском доме. Они жили согласно и спокойно в одинокой таверне: месье Теодюль более не имел намерения вернуться в Гам и бродить среди образов прошлого. Однажды ночью он проснулся и протянул руку к подушке, где должна была покоиться голова любимой женщины. Пусто и холодно. Он приподнялся, позвал и, не получив никакого ответа, покинул комнату. Дом показался странно незнакомым; Теодюль словно бы погрузился в блеклый, зыбкий, ирреальный сон: взбирался по одним лестницам, спускался по другим, проходил по комнатам, озаренным бледным и злотворным мерцанием, наконец возвратился к пустой кровати. Его сердце сжалось, чувство новое и острое пробудилось в глубине его существа. «Она убежала искать… его… точно… доказательство письма, что я обнаружил в маленьком секретере…» Он бросился на улицу, как пловец в море, пролетел площадь Сен–Жак, пронесся по мосту и вынырнул в густом сумраке Гама. Лунный луч змеился по железной вывеске галантереи. Теодюль принялся рассматривать фасад: ему почудилось, что иной, внутренний свет просачивается в щели неплотно закрытых штор. – Ясно, – прохрипел месье Нотт. – И открыл своим ключом тщательно закрытую дверь лавки. Запах сигары встретил его на первых же ступенях. Он без труда ориентировался в темноте – лунное сиянье пробивалось сквозь слуховое окно. На втором этаже яркая полоска подчеркивала дверь салона. Теодюль ворвался в комнату. Шесть свечей горели в медных канделябрах и в камине рдело несколько подернутых пеплом углей. – Ага, – прогудел кто–то, – вот вы и явились. Старый капитан Судан, сидевший в вольтеровском кресле, поднял седую голову и отложил книгу. – Где она?! – завопил Теодюль. Старик пристально смотрел на него и молчал. – Говорите! Вы не смеете больше отнимать ее у меня… я выполнил все приказания вашей проклятой книги, я хочу… ее, слышите? В мутных глазах капитана заблестела насмешка. – Пропала, вот как? Да… да… иногда и лунного луча довольно… Итак, пропала?… Он потянулся за книгой в красной обложке. Теодюль угрожающе шагнул вперед. – Оставьте вашу мерзкую книгу и отвечайте! Я хочу знать, где она. – Где? В самом деле, где? Вот вопрос: где? Огромная тень колыхнулась на стене и месье Нотт увидел, как три свечи погасли одна за одной; лунный свет проник через щель в шторах и скользнул на кресло капитана. Теодюль, сжав кулаки, подошел ближе. – Я вас ненавижу. Вы ее отняли в моей юности и отняли сейчас. Он поднял руки на уровень плеч старика. Капитан сидел молча, недвижно, не обращая внимания на ревнивца. Пламя трех других свечей исчезло, словно бы внезапно задутое, но лунные лучи отчетливо обрисовали контур капитана на фоне тьмы. – Я вас убью, Судан, – завопил Теодюль. Он схватил что–то холодное и дряблое, расслышал хриплый смешок, и его пальцы сомкнулись в пустоте. Торжествующе воскликнул: – Мертв! Теперь она моя, только моя! Вдруг ставни затрещали, раскрылись во всю ширь и золотисто–голубая волна лунного света хлынула в салон. Теодюль закричал от ужаса: черная рыхлая масса висела в воздухе, приближаясь к нему с беспощадностью, которую он скорее угадал, нежели увидел. В зеленовато–голубом мерцании вскинулись руки – фантомальные и гигантские, и постепенно проступило угрюмое неумолимое лицо. – Мадмуазель Мари, – прошептал он, вспомнив кошмар далекой ночи. В ноздри ударил тлетворный запах могилы: тварь, ползущая в зеленовато–голубом мерцании, накинулась на него, сдавила горло… Но кошмар кончился, точно как в ту самую ночь: чудовищный туман цвета печной сажи вытянулся и уплыл по лунному лучу. И на одну секунду Теодюль заметил в звездном небе величавый силуэт, который, уменьшаясь, сжимаясь, ринулся к окну с невероятной быстротой. Свечи зажглись, ставни, закрываясь застучали, Теодюль оцепенел перед креслом… Возле угасающего камина стоял Ипполит Баес и смотрел на него с печальной улыбкой. – Ипполит! – Он не видел старого друга с тех пор, как, повинуясь зову судьбы, последовал предписаниям книги. Месье Баес был в своем всегдашнем рединготе и держал трость с железным наконечником. Вдруг он поднял ее и указал на кресло. – Ты не видишь его? – Кого? Капитана Судана? – Грязный, никудышный наглец, – фыркнул Ипполит Баес. – Там, – Демон… демон, – бормотал ошарашенный Теодюль. Компаньон вечерних застолий смотрел на него с жалостью и сочувствием. – Мой бедный друг, срок наступил и я не смогу сделать для тебя ничего особенного. Задушив демона Теграта, или капитана Судана, ты уничтожил жалкий остаток земной жизни, оставленный ему адом. Но тем самым ты вернулся на другой план времени, который тебя отринул и не приемлет более. Теодюль сжал пальцами виски. – Что со мной произошло? Что я, в сущности, сделал? Ипполит положил ему руку на плечо. – Я должен сообщить тебе нечто весьма огорчительное, несчастный Теодюль. Капитан Судан… нет, Теграт – твой отец… И ты… Теодюль не сдержал крика изумления и отчаяния. – Матушка… Значит я… сын… Ипполит прикрыл ему рот ладонью. – Пошли. Уже пора. Теодюль вновь увидел Гам, потом мост, потом площадь Сен–Жак и на сей раз обратил внимание на странное оживление в городе. Повсюду блуждали тени и слышались обрывки разговоров. По–прежнему горел свет в таверне «Альфа», куда открыл дверь Ипполит, опасливо оглянувшись. – Внимание! Сегодня доступ сюда открыт всем. Он долго вслушивался в отдаленный уличный шум. – Теодюль, как ты знаешь, Бог создал человека, Бог – его искупитель и спаситель. И однажды дух ночи, подобно обезьяне, в глумлении своем повторил ритуал любви и света. И родился… Здесь он посмотрел на Теодюля с презрительным сочувствием, –… самый несчастный из людей, самый достойный… жалости. – Ты прав, Ипполит. Я самый несчастный, самый ничтожный. О да! Теодюль оглядел знакомый интерьер таверны и тяжко вздохнул. – Каждый меня предал и ни один меня не любил. – Да…а, – раскатился долгий и злобный крик. Глаза Теодюля вспыхнули. – Ромеона… мадмуазель Мари! Но Ипполит Баес покачал головой. – Некто преисполнился сострадания к тебе, мой бедный друг. Увы, он не мог изменить твоей судьбы. Он шел рядом с тобой, защищал тебя от порождений кошмара. Он пытался остановить время, изолировать тебя в твоем прошлом, поскольку будущее сулило только цепь непрерывных ужасов. – Ипполит! В тот день, когда случилась болезнь, я так ничего и не понял… Баес повернулся к двери. – Люди ходят по улице, – прошептал он. И затем продолжил: – Он последует за тобой и дальше, хотя, возможно, это измена… Теодюль почувствовал, что его друг говорит для себя самого, не адресуясь к нему. И тут его озарило. – Великий Ноктюрн! Баес улыбнулся и взял его за руку. – Хе, хе, – пискнул голосок за их спиной. Ипполит обернулся и крикнул каменному идолу: – Молчи, ты, урод! – Молчу, – пропищало в ответ. С улицы донесся говор и шум шагов. Теодюль Нотт пристально смотрел на витражи, где снова заметались багряные блики. Он поднял руку. – Ипполит, я вижу… Полина Бюлю лежит на спине с проломленным черепом… Крысы грызут лицо Жерома Майера… Пульхерия Мейр горит в своем доме. Я свершил три убийства, согласно закону книги. Вдруг дверь затрещала, стекла разлетелись вдребезги, лавина камней хлынула в таверну. – Каменный дождь! – закричал Теодюль. – Круг замкнулся. Значит, в этот невероятный день восьмого октября… Рьяная, орущая толпа заполнила черную улицу. В просветах фонарей и факелов мелькали искаженные ненавистью физиономии. – Смерть убийце! За одним из разбитых витражей появилось бледное лицо комиссара Сандера. – Теодюль Нотт! Стойте! Ипполит Баес вытянул руку и воцарилось загадочное молчание. Теодюль изумленно взирал на него. Старик схватил каменного идола и швырнул в уцелевший витраж, который лопнул, как воздушный шар. И Теодюль различил перед собой темную, тенистую дорогу, словно бы просеченную в неподвижной густой мгле. Она сходила под уклон, потом вздымалась и пропадала в багряной, немыслимой перспективе. – Нам пора идти, – спокойно сказал Ипполит Баес. – Кто… кто вы? – прошептал Теодюль. С бешеными воплями толпа ворвалась в таверну «Альфа», но Теодюль уже ничего не видел и не слышал: его ноги ступали по бархатной траве, нежной, как пена. – Кто вы? – переспросил он. Ипполит Баес исчез; возле Теодюля вздымалась исполинская Форма, очертаниями напоминающая человека: голова исчезла в облачном ореоле. – Великий Ноктюрн! – Приди, – далеким эхом долетел дружеский голос. Теодюль Нотт различил знакомые интонации того, кто играл с ним в шашки и делил вечерние трапезы. – Приди… Даже здесь… Сердце Теодюля Нотта успокоилось: буйная разноголосица мира, который он оставил навсегда, развеялась, словно последний вздох вечернего ветерка в высоких тополях. |
||
|