"Двери в песке" - читать интересную книгу автора (Желязны Роджер)

Роджер Желязны Двери в песке

1

Подложив под голову левую руку, я лежал на покатой черепичной крыше. И вдруг, случайно взглянув на рваные клочки облаков, разбросанные тут и там в голубой небесной луже, заметил в тени фронтона у себя над головой и над университетом буквы:

«ТЫ УЧУЯЛ МЕНЯ, ДЕД?»

Всего одна секунда, и надпись исчезла. А я пожал плечами. Затем, правда, решил принюхаться к легкому ветерку, который несколько секунд назад промчался мимо.

– Извини, приятель, – пробормотал я, обращаясь к таинственному любителю письменных сообщений, – что-то я ничего не чувствую, никаких особенных запахов.

Потом зевнул и потянулся. Наверное, задремав, я ухватил конец какого-то причудливого сна; пожалуй, мне повезло, что я не могу вспомнить, о чем он был. Бросил взгляд на часы и обнаружив, что опаздываю на назначенную мне встречу. Впрочем, часы вполне могли показывать и неправильное время. По правде говоря, это было их обычное состояние.

Я сел на корточки, упираясь ногами в карниз, который удерживал лед на крыше, а правой рукой ухватился за фронтон. С крыши пятиэтажного дома площадь внизу казалась мне изысканным пейзажем – бетон и зелень деревьев, замысловатое переплетение теней и солнечного света, люди, чьи движения напоминают актеров во время замедленной съемки в кино, фонтан, похожий на фаллос, конец которого получил изрядную дозу картечи. За фонтаном стоял Джефферсон-холл, где на третьем этаже располагался кабинет моего нового куратора Дениса Вексрота. Я похлопал себя по карману брюк – карточка с расписанием на месте. Отлично.

Спускаться вниз, идти через площадь, а потом снова подниматься на третий этаж – пустая трата времени, я ведь все равно уже наверху. И хотя путешествовать по крышам до захода солнца не принято и считается нарушением установленных давным-давно традиций, да и в мои привычки тоже, как правило, не входит, добраться до нужного здания – учитывая, что все они соединены друг с другом, – будет легко, да и вряд ли меня кто-нибудь заметит.

Я прошел по фронтону и оказался у его дальнего края. Оттуда спрыгнул на плоскую крышу библиотеки. Никаких проблем – всего шесть футов. И отправился дальше по крышам жилых домов, до церкви, словно Квазимодо, осторожно ступая, прошел по карнизу, спустился по водосточной трубе; еще один карниз, потом большой дуб, и еще карниз – вот тут пришлось призвать на помощь ловкость и умение. Великолепно! Наверняка сэкономил шесть или даже семь минут.

Когда я заглянул в окно, часы на стене показывали, что у меня еще в запасе целых три минуты, и я остался очень доволен собой.

Голова Дениса Вексрота, с выпученными глазами и широко открытым ртом, приподнялась от книги, медленно повернулась, на мгновение оказалась в тени, а потом, не совсем уверенно, потащила за собой все остальное тело. И вот уже мой куратор стоит на ногах возле стола и смотрит на меня.

Я бросил взгляд назад, через плечо, стараясь понять, что же его так ужасно разозлило, но в этот момент он поднял раму и сказал:

– Мистер Кассиди, что, черт подери, вы тут вытворяете?

Я снова повернулся к Денису Вексроту, который вцепился в раму так, словно я собирался ее у него отнять, а она представляла для него самую главную ценность в жизни.

– Ждал, когда подойдет время, на которое мы договорились с вами встретиться, потому что немного не рассчитал и пришел на три минуты раньше, – ответил я.

– Знаете что, спуститесь-ка вниз и поднимитесь сюда по лестнице, как полагается нормальным… – начал он. А потом вдруг выкрикнул: – Нет! Подождите! Так я могу стать соучастником какой-нибудь гадости. Давайте заходите!

Вексрот отступил в сторону, а я вошел в его контору. Он не захотел подать мне руку, несмотря на то что я тщательно вытер свою о собственные брюки. Мой куратор отвернулся от меня и медленно сел за свой стол.

– Существует правило, запрещающее лазать по крышам зданий, – сообщил он мне.

– Да, – согласился я, – но это правило всего лишь формальность. Администрации было просто необходимо придумать что-то в этом духе. Никто не обращает ни малей…

– Ведь именно вы, – сказал Вексрот, качая головой, – именно из-за вас и было придумано это правило. Я здесь совсем недавно, и все же успел самым тщательным образом изучить все, что вас касается.

– По правде говоря, – заявил я, – если я не очень лезу на рожон и веду себя скромно, никого особенно не беспокоит моя любовь к крышам…

– Акрофилия! – фыркнул Вексрот и хлопнул рукой по папке, которая лежала перед ним на столе. – Вы сумели найти и купить парочку беспринципных кретинов-врачей, чьи заключения помогли вам избежать ареста, вам даже стали сочувствовать и вы превратились в своего рода местную знаменитость. Я только что прочитал эти бумаги. Куча навоза – и больше ничего. Лично меня они ни в чем не убедили. Я считаю, что это даже не смешно.

– Мне нравится лазать, – пожав плечами, сказал я. – Мне нравится забираться туда, где высоко. Я никогда не утверждал, что в этом есть что-то смешное, а доктор Марко вовсе не беспринципный кретин.

Вексрот издал какой-то неопределенный звук и принялся листать бумаги в папке. Я же почувствовал, что он мне не нравится. Коротко подстриженные, песочного цвета волосы, аккуратная бородка и такие же усы, скрывающие тонкие злые губы. Похоже, ему лет двадцать пять или около того. Грубит, держится высокомерно и важничает, даже сесть не предложил, хотя я, наверное, на парочку лет его старше, к тому же спешил, старался не опоздать на встречу.

Я уже видел его один раз – мельком, на какой-то вечеринке. Он тогда как следует надрался и вел себя куда дружелюбнее; вероятно, еще не видел папки с моими бумагами. Впрочем, это не должно было бы иметь принципиального значения. Он обязан вести себя со мной de novo1, а вовсе не основываясь на всякого рода сплетнях.

Ладно, кураторы приходят и уходят – университетские, факультетские, специальные. Мне доводилось иметь дело с самыми лучшими и с самыми отвратительными. Сейчас я, пожалуй, и не смог бы сходу сказать, кто из них мне нравился больше всего. Может быть, Мерими. Или Крофорд. Мерими помог мне, когда меня хотели упрятать за решетку. Очень приличный человек. Благодаря Крофорду я чуть было не закончил университет. Если бы ему удалось этого добиться, он бы получил специальный приз, как Куратор Года. Хороший он был парень. Только вот слишком уж развита у него творческая жилка. Интересно, где они сейчас?

Я пододвинул к столу Дениса Вексрота стул и устроился на нем поудобнее, зажег сигарету и воспользовался корзиной для бумаг вместо пепельницы. Казалось, он ничего не замечает, только сидит и задумчиво просматривает бумаги в моей папке.

Так прошло несколько минут, а потом он сообщил:

– Что ж, теперь я готов к разговору с вами.

Посмотрев на меня снизу вверх, мой новый куратор победно улыбнулся:

– Мистер Кассиди, в этом семестре вы закончите обучение в нашем университете.

– В этот день, мистер Вексрот, в аду сильно похолодает, – не удержавшись от улыбки, ответил я.

– Я думаю, что подготовился к встрече с вами более тщательно, чем это делали мои предшественники, – заявил он. – Насколько я понимаю, вам известны все университетские правила?

– Я регулярно их изучаю.

– Кроме того, уверен, вы знаете, какие курсы предлагает наш университет и этом семестре?

– Вы и тут не ошиблись.

Вексрот достал из кармана пиджака кисет и трубку и стал медленно набивать ее табаком, делая это с необычайной тщательностью и явно наслаждаясь процессом. Я уже давно понял, что он курит трубку. Вексрот прикусил мундштук, поднес к табаку спичку, сделал несколько пробных затяжек, вынул трубку изо рта и посмотрел на меня сквозь дым.

– В таком случае, вы должны понимать, что получите диплом в принудительном порядке, в соответствии с одним из основных законов факультета.

– Вы же еще не видели карточку с моим предварительным выбором предметов.

– А она не имеет никакого значения. Я перебрал все варианты сочетания курсов, которые вы могли бы взять, чтобы сохранить свой нынешний статус, и обработал данные вместе с программистами. А потом сверил их с теми курсами, которые вы успели прослушать, и в каждом случае я придумал надежный способ от вас избавиться. Вне зависимости от того, что вы выберете, вам не избежать завершения какого-нибудь основного курса.

– Похоже, вы всерьез относитесь к своей работе.

– Вот именно.

– Может, скажете, почему вы так стремитесь от меня избавиться?

– Конечно, скажу, – заверил Вексрот. – Дело в том, что вы трутень.

– Трутень?

– Самый настоящий. Вы ничего не делаете, только зря здесь болтаетесь.

– А что же в этом плохого?

– Вы тяжким грузом давите на весь преподавательский состав университета, попусту тратите их эмоции и интеллект.

– Чепуха, – заметил я. – Я написал несколько отличных статей.

– Совершенно верно. Вы уже давно должны были бы преподавать или заниматься самостоятельными исследованиями – получив не одну научную степень, – а не занимать место, которое предназначается какому-нибудь бедняге.

Я усилием воли заставил себя не думать о бедном отвергнутом претенденте на мое место – худой, с ввалившимися глазами, нос и кончики пальцев прижаты к стеклу, запотевшему от его дыхания, мучительно страдающий от того, что из-за меня он лишился возможности получить хорошее образование – и сказал:

– Опять чепуха. Почему вам так хочется от меня избавиться?

Вексрот некоторое время задумчиво смотрел на свою трубку, а потом ответил:

– Если коротко – вы мне не нравитесь.

– Почему? Вы ведь меня совсем не знаете.

– Я знаю о вас – этого более чем достаточно. – Он постучал пальцем по папке с моим досье. – Здесь все написано. К таким людям, как вы, я не испытываю ни малейшего уважения.

– Вы не могли бы немного конкретизировать?

– Хорошо, – согласился Вексрот, раскрыв досье на одной из многочисленных закладок. – Судя по этим записям, вы провели в нашем университете – сейчас уточню – около тринадцати лет.

– Похоже на правду.

– Причем все это время вы продолжали учиться на дневном отделении, – добавил он.

– Да, я всегда посвящал свое время учебе.

– Вы поступили в университет в весьма юном возрасте. Способностей вам было не занимать. Ваши оценки постоянно оставались довольно высокими.

– Благодарю вас.

– В мои намерения не входит делать вам комплименты. Это всего лишь констатация факта. Однако для получения диплома вам каждый раз не хватало самой малости. На самом деле, у вас накопилось столько самых разнообразных данных и материалов, что их хватило бы на несколько докторских диссертаций. Вам не раз предлагали объединить ваши работы…

– Объединенные работы не подпадают под действие правила о получении диплома.

– Да, мне это хорошо известно. Нам обоим это хорошо известно. За прошедшие годы стало очевидным, что вы намерены оставаться студентом дневного отделения как можно дольше и не собираетесь писать дипломную работу.

– Я этого никогда не утверждал.

– И не нужно, мистер Кассиди. Ваше личное дело говорит само за себя. Вы весьма хитроумно справлялись с главными требованиями, с легкостью избегали получения диплома, время от времени меняя один основной курс на другой и получая таким образом новый набор: требований, выполнение которых необходимо для получения диплома. Впрочем, через некоторое время курсы начали перекрывать друг друга, и вам пришлось менять их каждый семестр. Закон о принудительной выдаче диплома после завершения одного из основных факультетских курсов, насколько я понимаю, был принят исключительно из-за вас. Вам очень ловко удавалось обходить все острые углы, только на этот раз вряд ли что-нибудь получится, потому что острых углов больше не осталось. Ваше время истекает и часы обязательно пробьют. Для вас это последнее интервью подобного рода.

– Я очень на это рассчитываю. Я зашел к вам, чтобы подписать карточку.

– Вы же задали мне вопрос.

– Да, но теперь я вижу, что вы очень заняты, и решил отпустить вас на свободу.

– Все в порядке. Я здесь как раз для того и сижу, чтобы отвечать на ваши вопросы. Надо сказать, что, услышав о вас впервые, я, естественно, заинтересовался причинами вашего столь необычного поведения. А когда мне предложили стать вашим куратором, я постарался выяснить…

– Вам «предложили»? Вы хотите сказать, что делаете это добровольно?

– Совершенно. Я решил стать тем, кто поможет вам распрощаться с университетом и отправит вас в реальный мир.

– Не могли бы вы подписать мою карточку…

– Подождите еще чуть-чуть, мистер Кассиди. Вас интересовало, почему вы мне на нравитесь. Когда вы покинете этот кабинет – через дверь, а не через окно, – вы будете это знать. Во-первых, мне удалось добиться успеха там, где потерпели поражение мои предшественники. Я знаком с условиями завещания вашего дядюшки.

Я кивнул, поскольку уже раньше понял, куда он клонит.

– Мне кажется, вы несколько вышли за рамки своих обязанностей, мистер Вексрот. Это мое личное дело.

– Поскольку вопрос касается вашей деятельности здесь, он входит в круг моих профессиональных интересов – и заставляет меня пораскинуть мозгами. Насколько я понимаю, ваш дядя оставил вам значительную сумму, из которой вам выдается приличное содержание, пока вы остаетесь студентом дневного отделения и работаете над завершением диплома. Как только вы получите хоть какую-нибудь степень, деньги перестанут поступать вам, а то, что останется, будет распределено между представителями Ирландской Республиканской Армии. Я правильно описал ситуацию?

– Думаю, да, если вообще можно правильно описать несправедливую ситуацию. Бедный старый дядюшка Альберт, он, наверное, совсем спятил, когда писал свое завещание. На самом деле, это мне надо сочувствовать, а вовсе не ему.

– Складывается впечатление, что старик хотел обеспечить вас возможностью получить приличное образование – не более и не менее того – а затем предоставить вас самому себе, чтобы вы самостоятельно искали место в жизни. Мне представляется, что это вполне разумное намерение.

– Я уже понял, как вы относитесь к данному вопросу.

– А вы со мной не согласны.

– Точно. Речь идет о двух абсолютно разных философских взглядах на образование.

– Мистер Кассиди, я совершенно уверен, что в данном случае скорее экономика, а не философия определяет ситуацию. Вам удавалось в течение тринадцати лет оставаться студентом дневного отделения университета и при этом не получить никакой степени и диплома – вы это делали для того, чтобы продолжать получать стипендию, назначенную вашим дядей. Вы с наибольшей выгодой для себя воспользовались не совсем точной формулировкой завещания, потому что вы бездельник и дилетант и у вас нет ни малейшего желания работать и служить обществу, дабы возместить тот урон, который ему наносит сам факт вашего существования. Вы авантюрист. Безответственный тип. Вы трутень.

– Ну хорошо. – Я кивнул. – Вы удовлетворили мое любопытство на предмет вашего образа мыслей. Спасибо.

Вексрот нахмурился и внимательно посмотрел на меня.

– Поскольку вам придется быть моим куратором в течение довольно длительного времени, – сказал я ему, – мне хотелось знать, как вы относитесь к некоторым проблемам. У меня нет к вам больше никаких вопросов.

– Вы блефуете, – хихикнул Вексрот.

– Как только вы подпишете мою карточку, – пожав плечами, проговорил я, – меня здесь не будет.

– Мне даже не нужно заглядывать в вашу карточку, – медленно начал мой наставник, – чтобы убедиться в том, что мне не придется быть вашим куратором в течение длительного времени. Пришел конец вашему безделью, Кассиди.

Я достал из кармана карточку и протянул ее Денису Вексроту. Не обращая на нее никакого внимания, он продолжал:

– Вы оказываете деморализующее влияние на многих в нашем университете… Мне ужасно любопытно, что сказал бы ваш дядя, если бы узнал, каким образом вы исполняете его волю. Он…

– Я спрошу его, когда он тут появится, – успокоил я Вексрота. – Впрочем, я навещал его в прошлом месяце, и у меня не сложилось впечатления, что он намерен сделать это в ближайшее время.

– Простите? Что-то я не…

– Дядя Альберт – один из тех счастливчиков, что оказались замешанными в скандале Поживем-Еще-Капельку. Около года тому назад. Помните?

Вексрот задумчиво покачал головой:

– Боюсь, что нет. Я думал, ваш дядя умер. По правде говоря, он должен быть мертвым. Если завещание…

– Это деликатный философский вопрос, – начал я. – С точки зрения закона он, конечно же, умер. Только дядя Альберт велел заморозить себя и положить в Поживем-Еще-Капельку – один из центров криоконсервации. Однако владельцы центра оказались, мягко говоря, не совсем честными людьми, и дядю перевели в другое учреждение подобного рода вместе с еще несколькими счастливчиками.

– Счастливчиками?

– Мне кажется, это самое подходящее слово. В книгах Поживем-Еще-Капельку числилось более пятисот клиентов, а на самом деле заморозили только около пятидесяти. Они получили огромные барыши таким способом.

– Послушайте, мне кажется, я чего-то не понимаю. А что стало с остальными?

– Самые лучшие части их тел и органы оказались на рынке. Еще одно поле деятельности, которое принесло центру Поживем-Еще-Капельку приличные деньги.

– Теперь, по-моему, я что-то припоминаю. А как же… останки?

– Один из партнеров владел еще и похоронным бюро. Он помогал избавляться от тел.

– О! Да… Подождите минутку. А что они делали, если приходили посетители с требованием показать им своего замороженного друга или родственника?

– Меняли таблички с именами. Одно замороженное тело очень похоже на другое, если смотреть на него через покрытое инеем стекло – что-то вроде леденца в целлофановой обертке. Короче говоря, дядя Альберт оказался одним из тех, кого они держали для демонстрации. Ему всегда везло.

– А каким образом удалось вывести их на чистую воду?

– Уклонение от налогов. Их погубила жадность.

– Понятно. Значит, ваш дядя может спросить у вас отчета – когда-нибудь?

– Такая возможность существует. Если честно, успешных возрождений было совсем немного.

– Ваш дядя объявится в один прекрасный день и попросит у вас отчета о вашей деятельности, а вас это совершенно не беспокоит?

– Я всегда решаю проблемы по мере их возникновения. Насколько мне известно, дядя Альберт пока еще не возник.

– Учитывая волю университета и вашего дяди, я считаю своим долгом указать вам, что вы наносите вред еще в одной области.

Я внимательно изучил кабинет. Даже под стул заглянул.

– Сдаюсь, – признал я свое поражение.

– Вы наносите вред себе.

– Себе?

– Вот именно, себе. Согласившись на легкую в экономическом смысле жизнь, вы поддаетесь инерции. Собственными руками лишаете себя возможности занять достойное положение в обществе. И замыкаетесь в своем безделье.

– Безделье?

– Безделье. Вы же болтаетесь здесь без дела целые годы.

– Получается, что вы действуете в моих интересах, стараясь выкинуть меня из Университета, так что ли?

– Точно.

– Мне очень неприятно вам это говорить, но история знает множество людей, подобных вам. Их принято судить достаточно строго.

– История?

– Не факультет истории. История как наука.

Вексрот вздохнул и покачал головой. Потом взял мою карточку, откинулся на спинку стула, подымил немного трубкой и начал внимательно изучать то, что я написал.

«Интересно, он действительно считает, что делает мне добро, стараясь разрушить мою жизнь? – подумал я. – Вполне возможно».

– Минутку, – проговорил вдруг Вексрот. – Здесь ошибка.

– Там нет ошибок.

– Количество часов проставлено неверно.

– Нет, верно. Мне нужно двенадцать. Там стоит двенадцать.

– Я ничего не имею против этого, но…

– Шесть часов на мой собственный проект, соединяющий в себе несколько дисциплин, изучение предмета на месте, в моем случае речь идет об Австралии.

– Знаете что, на самом деле это должен быть курс антропологии. Один из основных курсов. Но я имел в виду не это…

– Далее, три часа сравнительной литературы, вместе с курсом, посвященным изучению творчества трубадуров. Тут для меня все совершенно безопасно, к тому же я смогу воспользоваться видео – и еще один час на общественные науки, так же по видео я буду следить за текущими событиями. Здесь тоже все в порядке. Получается уже десять часов. Еще два часа на продвинутый курс плетения корзин – итого, двенадцать. Я свободен?

– Нет, сэр! Ни в коем случае! Последний курс предполагает три часа занятий – и, следовательно, считается основным!

– Похоже, вы еще не видели циркуляр номер пятьдесят семь, не так ли?

– Что?

– В него были внесены изменения.

– Я вам не верю.

Я посмотрел на его корзинку с корреспонденцией.

– Почитайте свою почту.

Вексрот схватил корзинку, перебрал то, что там лежало. Где-то в самой середине стопки бумаг нашел листок. На лице у него сначала появилось недоверие, потом ярость и озадаченность – и все это в течение всего пяти секунд. Я очень рассчитывал на отчаяние, но полного счастья не бывает.

Когда мой куратор снова повернулся ко мне, у него был очень расстроенный и удивленный вид.

– Как вам это удалось? – спросил он.

– А почему вам в голову лезут самые отвратительные подозрения?

– Потому что я читал ваше личное дело. Вы каким-то образом добрались до преподавателя, не так ли?

– И не стыдно делать такие предположения? Кроме того, я был бы полнейшим кретином, если бы ответил на ваш вопрос, разве не так?

– Да, наверное. – Вексрот вздохнул.

Он достал ручку, с силой щелкнул кнопкой – непонятно зачем – и написал свое имя в самом низу карточки на строке «Утверждено».

Возвращая мне карточку, он заявил:

– Надеюсь, вы понимаете, что мне почти удалось вас поймать. Однако вы опять ускользнули. Что же дальше?

– Насколько я понимаю, в будущем году планируется ввести два новых основных курса. Я думаю, мне следует поговорить с каким-нибудь другим факультетским куратором, если я собираюсь поменять поле деятельности.

– Вам придется иметь дело со мной, – сказал Вексрот. – А уж я сам свяжусь с теми, кто будет отвечать за новые курсы.

– У каждого есть факультетский куратор.

– Вы являетесь особым случаем, требующим особого внимания. Вы должны сообщать мне о своих дальнейших намерениях.

– Хорошо, – согласился я, потом встал и положил карточку в карман брюк. – В таком случае до встречи.

Кода я шел к двери, Вексрот бросил мне в спину:

– Я найду способ справиться с вами.

– Вы, – остановившись на пороге, нежным голосом заявил я, – вы и Летучий Голландец.

А потом я осторожно прикрыл за собой дверь.