"Дорога воспоминаний" - читать интересную книгу автора (Лампо Хюберт, Христов Емил, Браннер Джон,...)

ЕМИЛ ХРИСТОВ Забастовка

В первый момент Польтаво понял, с кем говорит шеф. Кроме коренастой фигуры за столом, в кабинете никого не было. Но когда из стоявшего вполоборота кресла раздался тоненький, пискливый голосок, он увидел щуплую фигурку генерального директора концерна «Бианка». По опыту инженер знал, что за каждым посещением этого пигмея предстоят часы напряженной работы. Синьор Ферручини был не только самым щедрым, но и самым капризным клиентом фирмы.

Польтаво подождал, пока Сартуццо проводит клиента, потом сел в еще теплое кресло. Он явился слишком рано и ожидал неприятностей. Но шеф был настроен великодушно.

— Итак, молодой человек, — сказал он, — начнем. Пишите! Прежде всего — сценарий для сорокаминутной постановки. Пусть речь идет о встрече двух молодых людей у озера Дель Кампо. Дайте побольше настроения, динамики и в конце — свадьбу. Используйте случай для рекламы экскурсионных прогулок на озеро в автобусах "Петруччи и Басси"! Дальше. Веселый диалог-скетч для двух комиков. Пусть оба яростно утверждают одно и то же, возражая друг другу. Зритель же из этого спора должен вынести только одно — ему на целый день достанет бодрости, если он будет чистить зубы пастой «Зефир». Продолжительность диалога четыре минуты. Еще две рекламы: одна пусть восхваляет мышеловки «Додо», другая — удобства в отеле «Сплендид». Не забудьте отметить, что в каждом номере там имеется белый телефон из специального пластика производства фирмы «Сандо»! Еще две передачи…

Польтаво нетерпеливо шевельнулся.

— Многовато, — заметил он.

— Почему? Разве машина неисправна?

— О, нет! Она может выдать на порядок больше, но я удивляюсь, зачем все это, когда ящики у нас забиты неиспользованными материалами!

Слова Польтаво, казалось, понравились шефу — он вытащил бутылку «Мартини» и две рюмки. Когда Сартуццо разливал ароматную жидкость, в глазах у него играли веселые огоньки.

— Ваша машинка, молодой человек, — чудо! Меня вполне удовлетворяет скорость, с которой она фабрикует сценарии. Наши конкуренты горят один за другим!

— Знаю, — равнодушно отозвался Польтаво. — Вчера прекратила передачи и уступила свои каналы нам северо-ломбардская телевизионная компания "Манцини".

Сартуццо отпил из рюмки. Лицо у него вдруг побагровело, словно в горло ему попал не коньяк, а серная кислота.

— "Манцини" — это чепуха! Готовы опустить занавес «Корреджио», "Рикорди", «Самуэль» — и даже «Росси»! До конца месяца останется только национальный передатчик. Сартуццо заполнит все остальные каналы. Неплохо, а?

Польтаво откашлялся.

— Надеюсь, — произнес он неуверенно, — тогда вы позволите мне опубликовать свое изобретение?

Лицо шефа окаменело. Отвечал он уже ледяным тоном:

— Я обещал вам, что освобожу вас от обязательств по договору, когда наступит подходящий момент. Обнародовав открытие сегодня, мы поступим крайне неосмотрительно. Как только станет известно, что телевизионная фирма «Сартуццо» пользуется услугами обыкновенного электронного устройства, исчезнет всякий интерес к ее программам, исчезнут прибыли, на которые вам, надеюсь, жаловаться не приходится. Я знаю, что как конструктор вы испытываете неудовлетворенность от того, что не можете козырнуть своим детищем перед коллегами. Но жизнь очень непроста! Люди хотят сопереживать героям, порожденным воображением человека, а не скроенным машиной! А критики? Они взахлеб расхваливают таланты нашего "штаба неизвестных сценаристов". Вы представляете себе, что произойдет, если станет известным, что вместо группы талантливых авторов у нас пачка программ? Нет, не спешите. Я знаю, когда вам можно будет запатентовать машину!

Польтаво был уверен, что получит отказ. Год назад, показывая свои выкладки и схемы владельцу фирмы, он был готов на все. Ему хотелось поесть досыта, одеться в новый костюм, переселиться в приличную квартиру. Он даже не считал свое изобретение законченным. Он знал только, что не без оснований ищет математическое описание связи между духовными проявлениями человека. Остроты, идеи, фразы были для него лишь математическими символами, связанными в определенные последовательности. Всякую ситуацию, всякие эмоции он рассматривал как частный случай более общей закономерности, поддающейся статистическому исследованию.

Тогда Сартуццо без труда обвел голодного юношу вокруг пальца. Обещал ему построить его машину и финансировать дальнейшие исследования, за что Польтаво должен был поставлять сценарный материал для телевизионных передач фирмы. Инженеру показалось забавным ставить перед машиной задачи из житейской практики и получать ответы в форме возможных человеческих судеб. И он подписал договор.

Сейчас, однако, когда благодаря ему Сартуццо стал воротилой громадной фирмы, Польтаво уже не испытывал иллюзий относительно того, что сможет вырваться.

— Сколько вариантов каждого сценария вы хотели бы иметь? — спросил он, вставая.

Толстяк нервно указал на кресло.

— Садитесь. Я еще не кончил.

Он встал и начал расхаживать по комнате, заложив руки за спину. Польтаво не без интереса следил за ним. Он знал, в каких случаях нос у шефа приобретает лиловый оттенок.

— Теперь, — произнес Сартуццо, — самое важное. Необходимо запустить новую серию передач… — Он запнулся. — Показать зрителю, что представляет для него… да!.. показать среднему гражданину, что такое для него… церковь.

— Боюсь, что после этого ряды прихожан в божьих храмах ощутимо поредеют.

— Напротив! — Сартуццо резко повернулся. — Напротив! Необходимо все сделать для усиления религиозных чувств!

— Ага! — ядовито заметил Польтаво. — Святые отцы нуждаются в высококачественней рекламе…

Шеф пронзил его строгим взглядом.

— Синьор Ферручини был здесь именно по этому поводу! Вы знаете его нрав. Так что начинаете работать! Если вы недовольны процентом, я готов пойти вам навстречу.

— Дело не в процентах. Просто клерикальная тематика мне не по вкусу.

Голос у Сартуццо сделался резким:

— Фирму не интересуют ваши вкусы, синьор! Тем более что передачу подготовит машина, а не вы. Или вы хотите сказать, что такого рода материал ей тоже не по нутру?

— Она решает те задачи, какие перед ней ставятся.

— Вот именно! От вас требуется поставить задачу! — Сартуццо сел на край письменного стола. Несколько секунд он разглядывал свои отполированные ногти, потом, выпятив нижнюю губу, заговорил:

— В наш — век науки, рекламы развиваются очень бурно. Это и прекрасно! Но церковь, пекущаяся о непрестанном совершенствовании человека путем смирения, терпит удар за ударом. Дело в том, что творцы испугалист истинного бога. Запершись в лаборатории, я уверен, они пренебрегли равновесием добра и зла в мире. Они не вразумляют людей, не проповедуют вечных истин христианского учения. Возьмем, к примеру, вашу машину. Из незначительных фактов она умеет состряпать такую историю, что волосы дыбом встают! Почему бы не попытаться с ее помощью сделать людей лучше? Пусть она сочинит такую новеллу, чтобы зрители призадумались над тем, что ожидает их после смерти! Или, скажем, посредством остроумного диалога в духе древних философов покажет, что наука и техника отнюдь не противоречат христианскому мировоззрению. Не кажется ли вам, Польтаво, что именно с таких современных познаний следует особенно энергично производить божественные начала?

Сартуццо остановился, чтобы посмотреть, какое впечатление произвели его слова, он даже подумал, что смог убедить Польтаво, так как молодой человек стоял опустив голову. Но когда инженер поднял глаза, шеф понял, что он ошибся.

— Кто наговорил вам такой ерунды, Ферручини? Пошлите его во всем чертям! Над нами будут смеяться! Давайте лучше я сочиню вам криминальную историю, в которой убийцей окажется пастор!

Он двинулся к двери, но Сартуццо на удивление прытко догнал eго:

— Я запрещаю вам уходить!

— А, синьор хочет принудить меня силой?

— Послушайте! Не забывайтесь! Вы что, уже не помните, чем были год назад! Если бы я не взялся реализовать ваше изобретение, вы и по сей день с пустыми карманами делали бы круги вокруг ресторанов… Посмотрите на себя! Вы же выглядите человеком нашего круга!

— И потому непременно браться за явные глупости? — гневно спросил Польтаво. — Стоит ли слушать всякого урода, даже если он носит звучное имя Ферручини? Обойдемся и без его жалких лир!

Сартуццо рухнул в кресло. Это была расплывшаяся груда ветчины и тонкой английской фланели. Польтаво впервые видел его сломленным!

— Мы не можем, Польтаво! Мы в тисках!

— У кого? У Ферручини?

Сартуццо жалобно вздохнул.

— Будь только он, мы бы еще справились…

— Тогда кто же?

Сартуццо снова эапыхтел. Казалось, он надеялся, что в оставшиеся у него несколько секунд может еще поправить положение.

— Польтаво! — гнусаво произнес он. — Я не собственник фирмы!

— Как так? — Глаза у инженера от изумления готовы были выскочить из орбит. — Что вы говорите?!

— Предприятие, которое носит мое имя, мне не принадлежит.

— А чье же оно?

— Церкви!

Даже появление из-под письменного стола шестигорбого верблюда не повергло бы Польтаво в такое изумление.

— До сих пор святые отцы не вмешивались в мою работу, — продолжал Сартуццо. — Для них важно было. не прерывать живительной струи золота, поддерживающей одряхлевшие силы церкви. Но, надо думать, склеротические старцы еще не выдохлись: оценив достоинства вашей машины, они решили, что неплохо будет впрячь ее и в более серьезную работу. Сделать ее тонким пропагандистом христианских догм. В их намерения входит построить под вашим руководством еще и портативную модификацию, призванную варьировать для них церковные проповеди о смирении. У этих людей широкие планы, Польтаво! Они не остановятся ни перед чем, пока не увидят их осуществления.

Польтаво не слышал последних слов. Его мозг лихорадочно работал. Ему пришло в голову предложить Сартуццо основать собственную фирму. Но толстяк словно угадал его мысли.

— Мы бессильны, Польтаво! Нам не вырваться! Руки у церкви длинные… Если мы не выполним заказ, через несколько дней полиция будет ломать себе голову, чтобы установить личность двух трупов с разможженными головами. А должен вам сказать, что мне совершенно безразлично, как будет выглядеть мир после моей смерти. — Сартуццо одним глотком осушил свою рюмку. — Выпейте! — Он протянул инженеру другую.

Польтаво оставил ее без внимания и нетвердой походкой направился к двери.

— А Ферручини тоже их человек? — спросил он.

Сартуццо кивнул. Оба хорошо видели друг друга в стенном зеркале. Потом шеф опустился в кресло. Наполняя рюмку, он услышал, как снаружи тихо прикрыли дверь. Он знал, что молодой человек отправился выполнять заказ.

Польтаво двигался, словно во сне. В голове была пустота. Церковь! Какая насмешка! Он почувствовал, как в нем поднимается тошнота, хоть бы остановиться! Но ноги сами собой вели его в подвал. По длинному, мрачному коридору, который кончался потайной дверью. Ключ, выключатель, рубильник…

Голова кружилась. Он сел на стул и закрыл лицо руками. Церковь! Наука дожна быть ее глашатаем! Почему? Потому что так хотят святые отцы!.. Руки у них длинные…

Он вскочил. Нет, ему не хотелось быть найденным с разможженым черепом. Скорей! Он зашарил пальцами по панели.

Скорей!

И весь зал словно проснулся. По мощному корпусу машины прошла дрожь. Из электронной груди вырвалось подавленное хрипение, словно голос прочищал сказочный дракон.

Щелкали клавиши, гнались друг за другом разноцветные огоньки лампочек, качались стрелки на приборах, на темных экранах невидимая рука рисовала зеленые зигзаги. Магнитное сердце машины с бешеной скоростью поглощало программу, чтобы передать кодированные приказы густой сети ячеек. Потом все оборвалось. Из устройства вывода выпала красная карточка: "Ошибка!"

Польтаво рассеянно повертел карточку в руке. А где же сценарий?

Он проверил ввод. Пусто. Обернулся. Над пультом управления светилась красная лампочка, а под нею, на матовом экране, те же шесть букв: "Ошибка".

Он снова ввел программу, которую знал на память. Цветные лампочки замелькали снова. Машина пожужжала с полминуты и умолкла. Из устройства вывода снова выпала красная карточка: «Ошибка». Засветилась и тревожная надпись.

Он решил сделать проверочный прогон в третий раз. Прежде чем включить рубильник, окинул взглядом машину. Все в порядке.

"Ошибка!"

В груди рвануло острой болью. Он ухватился за перила металлической лесенки и присел на верхнюю ступеньку. И тут его осенило. Машина просто не может решить такую задачу…

Он долго сидел, подперев голову руками. Собственно, удивляться нечему. Лучше его никто не знает, что машина решает только уравнения с реальными величинами! Ведь он сам предусмотрел универсальное программирование, построенное на основе простейших формул, выражающих логически функции логических переменных.

А какая логика в требованиях церкви? Возможно ли доказать недоказуемое? Да еще математическими методами… У абсурдных задач не бывает ответа!

На мгновение он ощутил гнев. Гнев на машину, на себя самого, на весь этот отвратительный мир, в котором нет свободы творческому гению.

— А, ты бастуешь? Хочешь моей гибели?

Голос его странно звучал в затихшем зале. Но в нем не было ни горечи, ни страха. Сознание, что случилось нечто непоправимое, сменялось ликующим ощущением торжества истины.

— Не умеешь лгать! Не умеешь…

Пальцы его прикоснулись к холодной поверхности металла. Это прикосновение словно успокоило смятенную душу. Он покачал головой:

— Что ты понимаешь в жизни, машина? Ты не знаешь ни силы денег, ни страха перед завтрашним днем. Для тебя существует лишь один закон — закон математической логики. Ты честна. Не умеешь лгать. А мы, твои создатели, кривляемся, словно шуты, пресмыкаясь и надеясь…

Рука его гладила машину, которая весь этот год была его единственным другом и советчиком.

— Скажи, что мне делать? Известно ли тебе, что если я исчезну, то на мое место придут другие? Они сделают тебя лгуньей, как и они сами… Будешь ли ты служить им, скажи?

Машина молчала, кротко глядя своим рубиновым глазом. Быть может, в ее электронном мозгу пробуждалось сострадание… Быть может, она силилась попять боль своего создателя…