"Супермаркет" - читать интересную книгу автора (Житков Андрей)

Пистолет Макарова

Был поздний вечер. На заасфальтированной площадке рядом с супермаркетом тусовалась молодежь. Парни и девчонки катались на роликовых коньках. Ездили “змейкой”, с воплями и визгом прыгали со ступенек лестницы. Был сооружен небольшой трамплин из обитой железом двери и положенных на бок стоек ограждения. “Роллеры” разгонялись и, поджав ноги, взлетали в воздух, вызывая восхищение и зависть даже у взрослых, которые шумными компаниями сидели под зонтиками летнего кафе.

Начальник службы безопасности Кулаков вышел через проходную заднего двора, обошел супермаркет, попутно оглядывая двери и огромные толстые стекла, поблескивающие в темноте. Вечером он выпил лишнего и не рискнул сесть за руль своего “Фольксвагена”. Впрочем, сейчас было самое время слегка проветриться, прогуляться, прийти в себя. Обэповская проверка его, конечно, мало тронула, но после нее атмосфера в супермаркете накалилась до предела. Директор с замом начали цапаться по пустякам, видимо, что-то не поделив или о чем-то не договорившись. Они по очереди, то один, то другой “наезжали” на Кулакова. Говорили, что грош цена его славному ментовскому прошлому, если он ни черта о предстоящей проверке не знал. Интересно, кто же ему такое скажет? Раньше и не было такого отдела — ОБЭП. ОБХСС был, так они за социалистическую собственность боролись. А теперь каждый за себя бороться должен. Береги карманы, как говорится. С Кулакова требовали безупречной работы службы, стопроцентной поимки “мойщиков”. Говорили, что из-за воровства несут большие убытки. Ловит он их, ловит. Как миленьких ловит. А даже когда и не ловит, они сами с повинной идут. Смешные люди! Вот на прошлой неделе профессор попался. Зашел в отдел игрушек и утянул прямо с прилавка надувного крокодила. И ведь как утянул — никто ничего не заметил! Потихоньку выпустил из крокодила воздух, сунул его за пазуху и был таков! Через час жена его пришла, принесла ворованного крокодила. Вся красная, нервничает, волнуется, говорит, муж у нее настоящий клептоман. Куда бы ни пошли: в гости, в магазин, на банкет, в театр — хоть ложку, хоть кусок сахару, но обязательно прихватит. Никак не может с собой совладать. А ей потом ходи и извиняйся. Каких же он там наук профессор? Филологических, кажется. Интересно, а у своих студенток он лифчики ворует?

Кулаков улыбнулся. Не верил он ни в какие там “воровские” болезни. Все это от лукавого. Человек — он или вор, или не вор. Третьего не дано. Большая часть населения, конечно, воры, потому что с малолетства приучена к тому, что взять чужое вовсе не грешно, а, может, даже и престижно. Никто тебя за это к позорному столбу не поставит, потому что у самих рыльце в пушку…

“Вот поганцы, стойки ограждения приспособили! — подумал Кулаков, глядя, как взлетают в воздух на роликах подростки. — Им только дай волю, весь магазин по камешкам разнесут.”

Среди роллеров он заметил знакомого “мойщика” из Анькиной компании. Кулаков остановился чуть поодаль от подростков, закурил сигарету, и стал за ними наблюдать.

— Боря, — позвал он негромко, когда парень, сделав очередной прыжок, разгоряченный и красный, проезжал мимо.

Парень притормозил, всмотрелся в лицо Кулакова.

— А, здрасьте, — кивнул он. — Нравится?

— Очень, — соврал Кулаков. — Ты просто ас! Долго учился?

— Ролики — плевое дело, — презрительно сморщился Боря. — В этом году на коньки встал.

— Не может быть! — притворно удивился Кулаков.

— Я вот скоро на “тачке” научусь, — похвастался Боря. — У вас какая машина?

— Фольксваген “Пассат”. Да она у меня старенькая, как вы там говорите? — отстойная.

— А у моего отца “Дэу”. Только он ни фига не дает поучиться. Боится, что я куда-нибудь въеду или с пацанами без его ведома кататься начну.

— Правильно боится, — кивнул Кулаков. — Вы вон из стоек трамплин себе сделали, а ведь на место потом не поставите. Как пить дать не поставите!

— Да ладно, поставим мы. Я ребятам скажу, — сказал Боря и уже собрался отъехать от Кулакова, но начальник службы безопасности его остановил.

— Слушай, вообще-то я тебя могу вождению поучить. Знаешь, какой у меня водительский стаж? Тридцать лет, считай. Я вижу, ты парень смышленый. Быстро научишься.

— Правда? — обрадовался Боря. — А когда?

— Завтра часам к восьми подъезжай с заднего двора, там где проходная. Минут сорок порулишь.

— Все, заметано! Четко буду.

— Да, вот что, — Кулаков сделал небольшую паузу, вглядываясь в горящие глаза подростка. — Вы тут постоянно тусуетесь?

— А то! Каждый вечер. Иногда до ночи, часов до двенадцати, пока “шнурки” спать не загонят.

— “Шнурки”— это…?

— Предки, — усмехнулся Боря.

— Ну и народ постоянный вы тоже знаете? Пьянчуг всяких там, бомжар?

— Конечно, они тут все — постоянные. Никуда не денутся, пока “боты не двинут”.

— В общем, просьба такая к пацанам. Последить за всякими там машинами и прохожими, которые “маркет” “пасут”. Особенно рядом с проходной. А я вам за это немного деньжат подкину на жвачку, да и вообще… всем, которые наши, в “маркете” будет раздолье. Понял, о чем я?

— Ну, а чего ж не понять? — усмехнулся Боря. — Менты или бандиты, их пасти.

— Ну что, сможете?

— Запросто. Мимо муха не проскочит. Всех “левых” — сразу же на крючок.

— Ну, тогда — хоп? — Кулаков протянул Боре руку.

— Хоп! — Боря ударил по его руке и помчался на роликах к трамплину. В следующее мгновение он уже взлетел в воздух с воплем: — Банзай!

Кулаков еще немного постоял, глядя на тусующихся подростков, и отправился домой.

Сергей Моисеев сидел за мониторами на проходной и читал “Мадам Бовари”. Вообще-то был он небольшой поклонник подобной литературы, но это была любимая Лерочкина книга. А он очень хотел во всем соответствовать любимой девушке: знать ее книги, фильмы, привычки, чувствовать то, что чувствует она, понимать, предугадывать желания… Пока служил оперативником, читать и вовсе не приходилось — некогда, разве что сводки, протоколы и дела. Когда лежал в госпитале, “расчитался” от нечего делать, и теперь, как без наркотика, не мог без этого, без Лерочкиной “Бовари”.

— Привет, Сережа, — за стеклянной стойкой Моисеев увидел Владимира Генриховича. Был он в новом дорогом костюме и весь светился счастьем.

— С днем рождения прошедшим, — улыбнувшись, сказал Моисеев.

— А чего сам на банкет не пришел? — Владимир Генрихович зашел к нему в комнату, посмотрел на мониторы с застывшей картинкой.

— Так я ведь теперь не один. Невеста у меня. Куда же я без нее пойду? Помните Леру из мясного?

— А, она, — кивнул Владимир Генрихович. — Потрясающе! Подтверждение поговорки: “Милые бранятся — только тешатся”. На свадьбу-то пригласишь? Или как?

— Вас — обязательно, — сказал Сергей.

— Опять “выкаешь”? Сколько раз просил говорить мне “ты”! Раньше-то мы с тобой безо всяких экивоков общались.

— Так то раньше, — вздохнул Моисеев. — Вы… то есть ты тогда не такой “крутой” был, а даже наоборот… — Сергей замолчал, подбирая слово.

— Опущенный? — подсказал Владимир Генрихович. — Да-да, опущенный, именно так. А вот теперь им меня опустить не удастся. Помнишь наш разговор по поводу склада Евгения Викторовича?

— Конечно, помню, — кивнул Моисеев.

— Он все свою линию гнет, что нам без “левого” товара не прожить. Все понятно: на него Моргун давит, да и свой личный интерес тоже немаленький. Опять меня подставляют. Следующую проверку менты проведут, тщательно подготовившись, и, что надо, обязательно найдут. Тогда — “секир мне башка”. А если я сейчас кулаком по столу ударю и всех их пошлю куда подальше, значит меня уберут. Поэтому, пока нас не опередили, мы должны первыми начать. Соберем компромат и “закроем” их всех на длительный срок по “зонам” усиленного режима. А потом и “крышу” поменяем. Как Моисеев, могут твои бывшие коллеги быть моей “крышей”, или нет?

— Я слышу голос не мальчика, но мужа, — рассмеялся Сергей. — Конечно, будут, куда денутся. Им ведь нужно деньги зарабатывать, а с такой зарплатой не то, что семью кормить, ноги протянешь.

— Ну что, поможешь мне во второй раз?

— Я уже помогаю, — кивнул Моисеев. Он достал из кармана форменной куртки блокнот, открыл его, показал директору. — Вот здесь номера тех машин, которые привозят “левый” товар. Машин немного, все номера повторяются. Но четкой схемы завоза нет. Бывает, целую неделю ни одной машины. Специально, чтобы не так просто было вычислить. Только все это белыми нитками шито. Я тут немного покумекал на досуге и понял, что вот эти три машинки Моргуна, а вот эта Евгения Викторовича. Если хотите, можем вашего зама прямо сейчас спихнуть. Стоит только Моргуну на ушко два слова шепнуть, мол, ваш человечек за спиной у группировки свои дела проворачивает, и…

— Ты, Сережа, не торопись. С поспешностью, сам знаешь, что… А если Моргун сразу не поверит и начнет нас проверять. Думаешь, Евгений Викторович будет сложа руки сидеть?

— Не думаю, — сказал Сергей. — Нужно, чтобы “папа” все своими глазами увидел. Что зам твой из “общяковских” денег свой бизнес делает, вот тогда ему точно “крышка”.

— А делает ли он его из воровских денег? — с сомнением покачал головой директор.

— Делает-делает, — прошептал Сергей. — Я его натуру уже хорошо изучил. Он жмот и своими деньгами рисковать не станет. А чужие пропадут — не так жалко.

— Ладно, у меня тоже коке-какой материал имеется. Сергей, ты поосторожней тут, — погрозил пальцем Владимир Генрихович. — Сам знаешь, какие они, эти “братки”.

— Я постараюсь, — кивнул Моисеев. — Кто не рискует, тот…

— Не ест икру, не пьет шампанское и не трахает баб, — добавил директор.

— Вот-вот, дайте мне еще недельку, и мы тут такую операцию проведем, куда там нашему ОБЭПУ!

Они попрощались, и Владимир Генрихович зашагал по двору, по-хозяйски оглядывая пустые поддоны и ящики под навесами.

Кулаков снял наушники, отложил их в сторону, нажал кнопку, выключая диктофон, и улыбнулся. Он знал, что “не все спокойно в Датском королевстве”, но вот теперь убедился в этом окончательно. Прослушивание кабинетов и проходной он устроил по собственной инициативе, ни с кем не советуясь, никому не докладывая. Сам! Лет пятнадцать назад был у него такой опыт, когда пришлось “слушать” крупных мошенников, собирающихся “кинуть” на инкассации один московский универмаг. Был он тогда “засланным мальчонкой”, крутился среди всякой швали, спал с их девицами и чувствовал себя очень вольготно. Пока его товарищи ночью глаз не сомкнут, караулят, выслеживают, ловят бандитов, он жрет в три горла, катается на машине, меняет баб, купается в море, пользуясь всеми благами бандитской жизни, и при этом постоянно находится “под прикрытием”, в относительной безопасности. Именно тогда товарищи научили его ремеслу “подслушки”. Для этого нужен самый обыкновенный телефон, с обыкновенными проводами и обыкновенной трубкой. Ну, а если не обыкновенный, а радио-…, так еще проще, только сумей настройся на определенную частоту… Зачем, спрашивается, прослушивал и не боялся ли праведного гнева начальников в случае разоблачения? Если бы Кулакову задали этот вопрос, он не задумываясь на него ответил: а затем, что привык за годы шакальей ментовской службы никому не доверять и зарабатывать деньги там, где их только можно заработать, а в торговом деле на одних только разговорах можно неплохо “капусты нарубить”, потому что торговля — это всегда недомолвки, обман, “кидалово”, подлог. Может, в какой другой стране это и не так, все на честном слове и доверии, а у нас… Успех у того, кто хитрей, умней и изворотливей.

Теперь Кулакову предстояло решить для себя, на чью сторону встать: на сторону директора или на сторону зама. А это был очень непростой вопрос. Реальная власть принадлежала, конечно, не Владимиру Генриховичу, а тому, кто никогда, ни разу, не показывался в супермаркете — “вору в законе” Моргуну, у которого была самая большая доля. Кулаков не знал, какая точно, но догадывался, что никак не меньше шестидесяти процентов. На втором месте по значимости был Евгений Викторович. Пока директор занимался товарами, он занимался деньгами, зарабатывая чистую прибыль для себя и для других. И только на третьем месте, по мнению Кулакова, стоял директор. Он, конечно, уважал Владимира Генриховича, ценил его таланты и способности руководителя, но основные капиталы были не у него. А деньги в наше время, как известно, решают все. Вот только сколько может стоить информация? Пять, десять тысяч, двести? И спросить-то не у кого. А, может, сыграть с господами в двойную игру? Двойная игра вдвойне опасней, потому что обе стороны могут тебя за задницу цепануть… В общем, начальник службы безопасности сейчас находился в роли Буриданова осла, не зная к какому “берегу пристать”, вот, правда, умирать с голоду он вовсе не собирался…

Анька вышла из дому и неторопливо пересекла двор. Когда он скрылась за углом дома, со скамейки у подъезда поднялась плотная фигура. Это был Иван. Он пошел следом за Анькой.

На улице он специально “отпустил” ее от себя подальше, чтобы не быть замеченным. Пошел медленно, как бы прогуливаясь, купил в киоске бутылку пива. Посасывая из горлышка пенную жидкость, он прошел за ней несколько кварталов. По дороге Анька несколько раз присаживалась на скамейки во дворах, отдыхала, переводила дух. Даже издали Ивану было видно, что ей тяжело идти.

Анька поднялась на крыльцо и скрылась за дверями двухэтажного здания, пристроенного к жилому дому. Иван подошел к крыльцу и прочитал надпись на большой стеклянной табличке: “Женская консультация. Часы приема…”

Он потоптался около крыльца, не зная, дожидаться ее или нет, решительно зашагал прочь.

Во дворе на детской площадке на качелях сидел Миша. Качели со скрипом покачивались взад-вперед. Миша был бледен и печален, под глазами — большие темные круги: на то сходящие синяки, не то следы неправедной жизни.

Иван подошел к нему, подал руку. Миша лениво ее пожал.

— Ну что, Майкл, дело закрыли? — поинтересовался Иван.

— Да, все на мази, — ответил Миша. — За отсутствием состава преступления.

— Ну вот, считай, мы с Анькой тебя вытащили. А то парился бы сейчас в СИЗО на нарах с урками.

— Спасибо. По гроб обязан, — сказал Миша печально.

— Тебя что, опять колбасит? — спросил Иван. — По-новой начал?

— Да нет, мать большие бабки за лечение заплатила. Теперь каждый день хожу лечиться. Уколы ставят — очень больные. Вся задница синяя.

— К наркоте не тянет?

— Да нет, вроде.

— Вот и хорошо, зато опять человеком станешь, — подбодрил друга Иван. — У меня к тебе дело есть.

— На сто миллионов?

— На двести. Судя по всему, Анька у нас беременная.

— Да ну! — удивился Миша. — Быть этого не может! Она же у нас недотрога, как Татьяна Ларина, — он помолчал, что-то соображая. — От тебя, что ли, жеребца?

— Неважно. Короче, Майкл есть у меня соображения по поводу “маркетовской” охраны. Козлы они там все. Опускают нашего брата, как хотят, и никто жаловаться не идет, потому что боятся. А я не боюсь, у меня вон сам Моргун “крышей” служит, плевал я на них с десятого этажа. Короче, дело есть. И ты мне в этом деле должен помочь.

— А что делать-то? — поинтересовался Миша.

— Надо этих козлов наказать как следует.

— Да ты что? Как же мы их накажем? — покачал головой Миша. — Мы -кто? “Мойщики” вшивые, а у них и рации, и оружие. Они все бывшие менты или “гэбэшники”. Крутые!

— Ну, не такие уж они и крутые, какими кажутся на первый взгляд, — задумчиво сказал Иван. — Знаешь, как у нас говорят, крутыми бывают только горы.

— Учти, я теперь у ментов на привязи. Чуть что — сразу опять в кутузку упекут. И уже никакие деньги не помогут. Первый раз прокатило, второй — хрен. Мне так и сказали, когда домой отпускали. До малейшей провинности.

— Ты перед ментами будешь чист, как стекло. Все сделаем так — комар носа не подточит. И потом — ты у нас теперь с Анькой в должниках.

— Ну, не знаю, — пожал плечами Миша. — Деньги я вам отдам постепенно.

— Отдавать ничего не надо. Лучше помоги с акцией.

— Зуб даешь, что все будет чисто? — Миша недоверчиво посмотрел на Ивана.

— Сто зубов дам, — кивнул Иван.

— Ладно, — согласился Миша. Он слез с качелей. Иван показал на маленькую деревянную избушку посреди детской площадки. Они влезли в нее, и Иван подробно рассказал Мише о своем плане.

Евгений Викторович подошел к окну своего кабинета. Из него был хорошо виден задний двор с навесами, под которыми хранилась пустая тара. Во дворе стояли машины начальства: его, директора, начальника охраны, зав. отделами, зав. залом. Он долго стоял у окна, рассматривая балконы жилых домов напротив. Вот из дверей показался Сергей Моисеев. Он вальяжно потянулся, подняв руки вверх, несколько раз присел, разминая руки, покрутил головой. Немного размявшись, охранник снова скрылся внутри кирпичного домика.

Евгений Викторович вернулся к столу, на котором лежала прозрачная аудиокассета. Заместитель директора взял кассету в руку, посмотрел на пленку. Кассета была наполовину перемотана.

— Вот ты, оказывается, каков, Сергей Моисеев! — ухмыльнулся Евгений Викторович. — А ведь с виду не скажешь!

Он положил кассету на стол, снял трубку и набрал номер.

— Алло, мне Моргуна, пожалуйста. Евгений Викторович. Хорошо, подожду, — он отер платком вспотевший лоб. — Привет, слушай, появилась в нашем стаде паршивая овца. Хорошо, пастух у нас хороший, опытный, быстро ее заприметил.

Кирилл стоял в очереди к телефону. Очередь двигалась медленно, и он нервничал — поглядывал то на часы, то на двери лифта. Наконец он добрался до горячей и потной от множества ладоней трубки, набрал номер редакции.

— Алло, здравствуйте, мне Катю, пожалуйста. А, Катя, это Кирилл. Ну как тебе премьера? Мне тоже — не очень. В общем, я тебя внизу жду. Поговорить надо, — он повесил трубку, подошел к уже закрывшемуся книжному киоску и стал изучать обложки.

Катя спустилась через пять минут. Кирилл ее обнял и попытался чмокнуть в щеку, но девушка дернула плечами, отстранилась.

— Ты меня прости за прошлый раз, — сказал Кирилл. — Кто же знал, что все так получится?

— Да уж, — усмехнулась Катя. — Друзья у тебя. Меня потом трясло всю дорогу от страха. Как ты? Не болит?

— Уже нет. Синяк остался, — Кирилл коснулся своей груди. — Может, мы сегодня куда-нибудь забуримся? Дискотека, бар, ресторан?

— Сегодня, к сожалению, никак. У меня слишком много дел, — быстро произнесла Катя, не глядя на Кирилла. Она потянула на себя дверь, вышла в тамбур. Кирилл бросился вперед, распахнул вторую дверь перед девушкой. Они оказались на улице.

— Ты не хочешь меня больше видеть? — спросил Кирилл.

— Честно говоря — нет, — помотала головой Катя. — Первое впечатление всегда самое яркое. И обманчивое, — добавила она через паузу. — Так оно и вышло. У меня другой круг общения, и я не хочу больше ввязываться ни в какие криминальные истории.

— Ну да, собственное благополучие всегда ближе чужой беды, — криво усмехнулся Кирилл. — А если бы меня тогда этот бандит замочил?

— Да кому ты нужен? Мелкий воришка! — зло сказала Катя.

Кирилл обиделся.

— Я не воришка! Я порядочный и честный человек. Несчастный только, — вздохнул он.

— Что-то на твоем лице не видно особого несчастья, — отпарировала Катя, быстро идя по улице в сторону метро.

— Мне никогда с девушками не везет. Только, понимаешь ли, влюбишься, и тут обязательно случится что-нибудь непредвиденное: то девушка окажется валютной проституткой, то поезд переедет.

— Тебя уже и поезд переехал? — ехидно спросила Катя.

— Ага, в прошлом году. Бежал за одной девушкой, хотел в любви объясниться, а он как выскочит, как выпрыгнет — и все! В Склифе два часа уши пришивали. Видишь, какие бледненькие, — Кирилл пальцем оттопырил правое ухо, продемонстрировал Кате.

Девушка рассмеялась. — А инвалиды мне тем более не нужны — я тебе не нянька. Пускай обо мне заботятся, пока молодость не прошла.

— Вот я и хочу о тебе заботиться, — сказал Кирилл, уже понимая, что сегодняшний вечер безвозвратно потерян для личной жизни.

— Ну ладно, я подумаю, но не сейчас — неожиданно смягчилась Катя. — А сегодня, правда, очень много дел. Пока, — она помахала на прощание рукой и скрылась в темной утробе метрополитена.

Кирилл остался стоять на верхней ступеньке лестницы. Мимо него тек нескончаемый людской поток. Его толкали, на него ругались, что он стоит посреди дороги. А он вдруг впервые за свою недолгую и неправедную жизнь испытал чувство, похожее на ревность. Интересно, к кому или к чему он так ревновал: к Катиным делам, которых, скорей всего, на самом деле, нет?

Сергей Моисеев сдал пост сменщику, рыжеволосому двухметровому детине со смешной фамилией Подопригора, вышел на улицу. Дул холодный пронизывающий ветер, и Моисеев поежился в своей курточке. Сегодня Лера должна была пойти в поликлинику. Больничный продлевали уже в пятый раз. Головные боли, головокружение. Врачам все это не нравилось. Сегодня должны были сделать компьютерную томографию головного мозга, и, если все будет в порядке, выписать на работу. Сергей за Леру очень переживал.

Жили они счастливо и не ссорились. За каких-нибудь две недели запущенная холостяцкая квартира бывшего “опера”, где обычно собирались они с ребятами после работы попить водки да поболтать о ментовских делах, превратилась в уютное гнездышко с веселыми занавесками на окнах, прихватками, расписными тарелочками, вазами, разделочными досками и прочей, приятной для глаза. чепухой, какую могут извлечь из шкафов и кладовок только женские руки. Лера его не слушалась и постельный режим не соблюдала. Целыми днями она драила, чистила, мыла то плиту, то пол, то окна, выгребая столетней давности грязь, которую Сергей, честно говоря, и не замечал. Сегодня Моисееву было поручено купить продукты к ужину, и он отправился на рынок.

Потолкался среди прилавков с громогласными носатыми торговцами, приценился к мясу. Вышел он с рынка только через час с двумя большими пакетами в руках. Подошел к остановке, стал дожидаться своего автобуса. День только начинался. Ветер стих, и из-за туч показалось жаркое солнце.

К тротуару причалила стального цвета “девятка”. Задняя дверца открылась. Из машины вылез здоровый парень — Сергей его сразу узнал — один из “быков”. Именно его тогда он уложил двумя ударами на больничный пол в Лерочкиной палате.

— Сергей Моисеев? — уточнил парень, подойдя вплотную.

— Ну я, — кивнул Сергей.

— С нами поедешь — дело есть, — сказал “бык.”

— Никуда я не поеду, — мотнул головой Моисеев. — Мои дела на сегодня уже закончились. Сутки я отдежурил, пост сдал, теперь к жене домой спешу.

— Ты Владимиру Генриховичу по зарез нужен, — тихо сказал парень.

Но Сергей сразу почувствовал подвох.

— Мы с ним вчера утром виделись и обо всем поговорили, — сказал Моисеев.

— То вчера было, а сегодня обстоятельства изменились. Неприятности у него из-за тебя, — парень явно не хотел привлекать внимание людей на остановке, разговаривал тихо и фальшиво ласково, как со старым другом.

— Я домой приеду и ему позвоню, — Сергей хотел отойти туда, где было побольше народу, но “бык” ему не дал. Парень обнял его левой рукой за плечи, и Моисеев вдруг почувствовал, как в правый бок ему уперся ствол. Он глянул вниз — обычное табельное оружие — “Макаров”. Оружие спрятано в широком рукаве джинсовой куртки, со стороны никто ничего и не увидит.

— Поехали! — сказал парень, широко улыбнувшись.

— Придется, видимо, — вздохнул Сергей, направляясь к машине. Он влез в салон машины и поздоровался. Всего “быков” было трое. Один сидел за рулем, другой на заднем сидении. Парень с пистолетом влез в машину, локтем прижал Сергея к спинке сиденья.

— Ты, мудила с Нижнего Тагила, лучше с нами шутки не шути, — предупредил он Моисеева. — А то мужики у меня нервные, на работе подорванные.

— Я уже догадался, — сказал Сергей, глянув на пистолет, который парень сунул в кобуру под мышкой. — Куда едем-то?

— Скоро узнаешь, — загадочно произнес “бык”.

Машина сорвалась с места и понеслась по оживленным московским улицам. Водитель был настоящим асом. Он на большой скорости обгонял плотный поток машин из нескольких рядов, лавировал, ловко вклинивался в любую “дырку”. Сергей сидел, зажатый с обеих сторон “быками” и глазел по сторонам. Скоро он понял, что везут его за город.

В его голове прокручивались мысли. Конечно, имя директора было упомянуто не просто так. Или Владимира Генриховича “расколол” его зам, или он сам пошел на попятную, испугавшись рискованной игры с мафией, но в таком случае он гад, предатель, и от прежней дружбы осталась только мелкая пыль… Или что-то еще, что они не могли ни учесть, ни предвидеть… А что еще? Их разговор можно было просто подслушать, и тогда весь план с опережающим ударом — коту под хвост. Ну, конечно, как он сразу не догадался! Нашпиговать проходную “жучками” для профессионалов — плевое дело. Пять минут работы. Значит, охранники на проходной все время находились под наблюдением. Они следили за периметром забора, по ночам пропускали машины с “левым” товаром, а в это время следили за ними, как за подопытными крысами, всегда ожидая подвоха. Ну что же, неплохая организация торговли, Евгений Викторович!

Машина благополучно миновала пост ГИБДД около Кольцевой автодороги и выскочила на Ярославское шоссе. Сразу за Яузой около Мытищ свернули направо.

Машина остановилась около ворот коллективного сада. Водитель выбрался из машины, загремел ключами, открывая большой замок.

— Вы меня на земляные работы везете? — с усмешкой поинтересовался Сергей. — Хотите, чтоб я клубничку пособирал?

— Пособираешь сейчас у нас! — угрожающе произнес парень с пистолетом.

Машина въехала в ворота, неторопливо покатила по узким дорожкам сада. Кругом на своих участках в земле копались дачники. “Ну, значит, стрелять не будут, — с облегчением подумал Сергей. — Зачем же им шум поднимать? Остаются только “тихие” способы.” “Тихие” способы эго тоже нге устраивали, и он лихорадочно думал, как выкрутиться из складывающейся ситуации.

Машина замерла у крайнего участка рядом с забором. Около забора была навалена большая куча навоза. “Как раз для таких лохастых охранников, как я, могилка!”— с горечью подумал Моисеев.

Его вытащили из машины, ввели в дом.

— Сумочки мои не забудьте, у меня там продуктов рублей на триста! — предупредил Сергей, стараясь придать голосу беззаботный тон. Выходило у него не очень — голос дрожал, выдавая животный страх.

Его провели в крохотную кухню с плитой, работающей от баллона с газом. “Бык” открыл крышку погреба, толкнул Сергея вниз. Моисеев скатился по ступенькам, больно ударившись локтем о деревянную подпорку.

Сквозь щели между рассохшимися досками пола проникал слабый свет, и глаза быстро привыкли к темноте. Сергей про себя усмехнулся тому, что ситуация повторяется. Только в прошлый раз в погребе сидел Владимир Генрихович, а он выступал в роли спасителя. Теперь же спасать было некому. Разве что Лерочка к вечеру забьет тревогу, не дождавшись его домой с продуктами. Интересно, что им надо? Его смерти, или они просто хотят его как следует запугать, чтобы он к “супермаркету” ближе чем на километр не подходил?

Половицы сверху заскрипели, послышалось шипение. С легким хлопком вспыхнула конфорка. Судя по всему, все трое “быков” гужевались на кухне — готовили еду. Сергей сглотнул слюну. Он ничего не ел со вчерашнего вечера. Дурная привычка жрать все подряд в любой ситуации появилась у него во время службы в ментовке. В оперативной части спокойно почти никогда не бывает, всегда нервотрепка, всегда плохо осознаваемое чувство, что до следующего завтрака можно не дожить, а потому надо насладиться маленькими жизненными радостями сполна, пока есть такая возможность.

Проиграв возможные варианты дальнейшего развития событий, Моисеев неожиданно для себя успокоился. Никакого дерьма он бандитам пока что не сделал, а напротив, предупредил их о проверке ОБЭПА, а то где бы сейчас сидел этот потный Евгений Викторович — уж явно не в своем уютном кабинете! А разговоры с директором о смене “крыши” и упреждающем ударе, так это всего лишь навсего разговоры! Мало ли, о чем глупый, раненый в живот охранник может болтать со своим начальством? С таким же успехом они могли бы поговорить о военном перевороте в Непале.

Загремели тарелки, ложки, стаканы, и Сергей Моисеев загрустил. Он вспомнил о своей любимой Лерочке, которая ждет его дома и грустит, поглядывая на часы…

Владимир Генрихович подписывал бумаги в своем кабинете. Из под золотого “паркеровского” пера легко вылетали замысловатые завитушки его автографов. Серафима Дмитриевна сидела напротив директора и следила за его работой.

— Что-то вы неважно выглядите, Сима, — сказал Владимир Генрихович, подписав последнюю бумагу. — Что с вашими волосами7

— Парик сняла, — с вызовом сказала бухгалтерша. — Просто удивительно, как с такой работой я еще не в Кащенко лежу!

— Да ну, бросьте, теперь уже все “устаканилось”, — улыбнулся Владимир Генрихович. — Больше вам не придется так нервничать. Скоро все встанет на свои места и будете спокойно дебет с кредитом сводить.

— Ваши слова, да богу в уши, — сказала Серафима Дмитриевна. — А, может, вы меня пока отпустите на отгулы или в отпуск? Хотя бы на недельку. Я бы съездила в санаторий подлечиться.

— Ну нет, — покачал головой Владимир Генрихович. — Сейчас я вас отпустить никак не могу. Сначала надо со всеми финансовыми бумагами разобраться. А то тут такого накручено! Концов не найти! Потерпите еще хотя бы недельки две.

— Через две недельки лето кончится, — вздохнула Серафима Дмитриевна.

— Бархатный сезон — самое милое дело. Не так жарко, и народу поменьше, — возразил директор.

— До бархатного сезона я не доживу!

— Ну ладно, неделю тебе дам. Все дела передай девочкам. Люде. Она, вроде, посерьезней.

— Спасибо, Владимир Генрихович, век вашей доброты не забуду! — заулыбалась Серафима. Он собрала бумаги, послала директору воздушный поцелуй и выпорхнула за дверь

“Да совсем Сима сдала без мужика, — подумал Владимир Генрихович. — Может, на юге себе кого найдет?”

Он вдруг почувствовал недомогание: в глазах потемнело, к горлу подступила тошнота. Владимир Генрихович, переборов слабость, поднялся из кресла, подошел к бару, налил себе рюмку коньяку. Залпом выпил. Крепкая жидкость тут же загнала неприятное ощущение куда-то вглубь. Директор взял себя в руки, сел за стол.

Прошло часа три или чуть больше. Моисеев на ощупь обследовал погреб и убедился, что средств самозащиты в нем нет: ни палок, ни штырей, ни лопат. Шаги наверху смолкли, потом послышался шум отъезжающей машины. “Все они свалить не могли, — подумал Сергей. — Одного гада с “пушкой” наверняка оставили.” Он забрался на ступеньки, попробовал глянуть сквозь щель в крышке. Крышка была закрыта половиком, поэтому разглядеть ему ничего не удалось. Все-таки эти “быки” были удивительно самоуверенными — даже не обыскали пленника. Ждать у моря погоды он больше не собирался…

Сергей пошарил по карманам, вынул ключи от квартиры. Один ключ представлял собой длинный штырь с бороздками — вставил его в замок, повернул на девяносто градусов, дверь и открылась. Ну что же, в крайнем случае, сгодится и он. Моисеев снял с брюк ремень, кулаком стукнул по крышке. Послышались шаги.

— Чего надо? — по голосу Сергей узнал “быка”, который наставил на него пистолет.

— В туалет, — просто сказал Моисеев.

— В баночку сходи, — сказал “бык”. — Там полно пустых.

— Нет, серьезно! Вы меня долго будете здесь держать?

— Сколько надо, столько и продержим. Тебе теперь некуда торопиться, парень, — послышались удаляющиеся шаги.

Моисеев начала барабанить в крышку. Полетела тонкая густая пыль, от которой он расчихался.

— Мужик, ты не понял, что ли? — снова раздался сверху голос “быка”. — Ты мен телевизор смотреть мешаешь.

Сергей продолжал барабанить.

— Ну ладно, я тебя сейчас поучу! — предупредил парень, отодвигая засов. Он поднял крышку. Сергей отодвинулся в сторону, встал сбоку от лестницы. “Бык” начал спускаться вниз, склонив голову. Сергей одним движением накинул на шею “быка” ремень, упал, выставив вверх правую ногу и перебросил парня через себя. Тот упал на какие-то ящики, больно ударившись, взвыл. В следующее мгновение Моисеев, зажав в кулаке штырь с бороздками, набросился на него, ударил, куда пришлось, попал в лицо. “Бык” попытался его ударить, но в темноте промахнулся. Сергей нанес еще один удар штырем, потом свободной рукой провел мощный апперкот. На несколько мгновений “бык” вырубился. Моисеев нащупал под мышкой кобуру с пистолетом, выхватил оружие, успел взвести “Макарова”, в это мгновение парень уже пришел в себя, схватил его за руку с пистолетом, попытался провести прием. Палец сам вдавился в спусковой крючок. Грохнул выстрел, затем второй. Противник слегка оглох. Сергей ткнул ключом в руку противника, на мгновение хватка ослабла, и ему удалось освободиться. Он прекрасно понимал, что силы неравные, и, пока парень не очухался, нужно успеть выскочить из погреба. Моисеев вскарабкался по ступенькам, хлопнул крышкой погреба, задвинул засов. Он прислушался. Парень внизу пришел в себя, страшно матерясь, полез наверх. Сергей представил себе, как по его лицу струится кровь.

— Я выстрелю! — предупредил “быка” Моисеев.

— Ну, сука, держись! — раздалось снизу, щелчок и тут же в полу и в потолке образовалось пулевое отверстие. Сергей понял, что у противника оказался второй “ствол”. Он выбежал из кухни, пробежал через комнату, держа “Макарова” наготове, выскочил на крыльцо. Огляделся. Поблизости никого не было. Моисеев сунул пистолет за пояс брюк, и, как заяц, бросился через грядки к дороге.

На кухне раздавались выстрелы.

— Я тебя достану, сука, я тебя достану! — кричал разъярившийся “бык”. Одна пуля вошла в днище газового баллона в углу кухни.

По дороге, дребезжа, будто вот-вот рассыплется, пылила старенькая “Нива”. Сергей замахал руками, приказывая остановиться. Пенсионер в выцветшей кепке высунулся из окна.

— Случилось что?

— Милиция! — Сергей сунул под нос старику обложку от несуществующего удостоверения. — В Москву срочно! — Сергей открыл дверцу и плюхнулся на сиденье. — Гони!

— Куда гони? — недовольно нахмурился пенсионер. — На пожар, что ли? Не видишь, машина еле ходит?

В это мгновение за их спинами грохнул взрыв. На дорогу полетели осколки стекол, куски рам. Дачный домик около забора запылал, как свечка.

— Мать моя женщина! — испуганно оглянулся пенсионер и рванул “Ниву”вперед.

Лерочка сидела на кухне. На столе лежали вышитые цветами салфетки, на которых стояли пустые тарелки. Девушка то и дело поглядывала на часы. Суп в кастрюле давно остыл, котлеты с лапшой засохли на сковородке, и она уже начала злиться на Моисеева.

Щелкнул дверной замок. Лерочка встрепенулась, поднялась с табурета. Сергей вбежал на кухню, крепко обнял девушку.

— Господи, дома-дома, цела! — зашептал он, покрывая ее лицо поцелуями.

— Что случилось? — испуганно прошептала Лера. — Ты где был?

— Уходим! — Сергей бросился в комнату, вытащил из-под кровати большую дорожную сумку, открыл шкаф, стал скидывать вещи.

— Куда уходим? Что случилось? А суп? — посыпались вопросы.

— Потом — суп! Некогда — суп! — бормотал Сергей, подсчитывая деньги. — Мне нужно срочно сваливать, а тебе лучше пожить у родителей!

— Как — у родителей? — на глаза Лерочки навернулись слезы. — Они же меня съедят!

— Не съедят — родная дочь! Лерочка, переодевайся быстрей, каждая минуту дорога.

— Ты меня бросаешь, да? — спросила Лера, скидывая халат и напяливая на себя черную кофту.

— Господи, не бросаю я тебя, не бросаю! Сейчас некогда, по дороге объясню! — закричал он, раздражаясь на ее медлительность.

Они выбежали из квартиры, Сергей захлопнул дверь. Он подхватил девушку на руки и побежал вниз по лестнице.

— А суп? Он прокиснет, — твердила Лерочка, прижимаясь к груди Сергея.

Минут через семь на лестничную площадку пятого этажа, где была расположена квартира Моисеева, поднялись двое. На одном была кожаная куртка, другой был одет в хороший костюм.

— Тихо открой! — приказал мужчина в костюме, заклеивая оберткой от жвачки глазок двери напротив.

Парень в куртке вынул из кармана связку отмычек, глянул на замки. Отмычку подобрал в течение пятнадцати секунд.

— На нижний не закрыто, — тихо сообщил он напарнику, поворачивая отмычку.

— Очень хорошо, — мужчина в костюме вынул пистолет. — Вперед!

Они вбежали в квартиру, осмотрели комнату, заглянули в туалет, в ванную, на кухню.

— Суп теплый еще, — сказал парень, прикасаясь к кастрюле. — И тарелки на столе. Обедать собирались, — парень взял поварешку, поднял крышку кастрюли, зачерпнул суп, хлебнул жижи. — Ничего у него баба готовит.

— Поешь-поешь, раз проголодался, — второй, в костюме, вынул из кармана пиджака сотовый телефон, набрал номер. — Привет, это Гуня. Фраер наш свалил со своей бабой. Судя по всему, недавно. Ничего страшного, далеко не оторвется.

В дверь позвонили. Парень в куртке так и присел с поварешкой в руке. Суп полился на пол.

— Тихо ты! — цыкнул на него напарник. Он сунул телефон в карман, на цыпочках направился к входной двери. Заглянул в глазок. На площадке перед дверью стояла Тамара Алексеевна. В руках у нее были тяжелые сумки.

— Лерочка, открой, это я — мама! — громко произнесла Тамара Алексеевна.

Мужчина покачал головой и отошел от двери.

Тамара Алексеевна позвонила еще несколько раз, вздохнула, поставила сумки на пол.

— Интересно, куда они могли пропасть? — сказала она самой себе. — В магазине сказали — дома. Вот свинья, таскает девочку! Ведь сказано — постельный режим!

Тамара Алексеевна подошла к двери напротив, позвонила. Послышались шаркающие шаги.

— Кто там? — спросил из-за двери старушечий голос.

— Это…, — замялась Тамара Алексеевна. — Я мама вашей соседки напротив.

Из двадцатой квартиры.

— Нету у нас напротив никакой соседки, — возразила старуха. — Я вас не вижу! Зачем вы глазок пальцем закрыли?

Тут Тамара Алексеевна заметила на дверном глазке обертку, сорвала ее.

— Теперь видите? Лерочка сюда недавно переехала, к Моисееву Сергею.

— К Сереже? — старуха, наконец-то решилась открыть. Загремели замки. Она осмотрела женщину, прищурившись. — Женился и мне ничего не сказал!

— Можно у вас эти сумки оставить? Я Лерочке вещи привезла, а их дома нету. Не тащить же все снова домой?

— Вещи, — покачала головой старуха. — А вдруг у вас там бомба спрятана, я откуда знаю?

— Да вы что, какая бомба? — возмутилась Тамара Алексеевна. — Не верите, посмотрите, пожалуйста! — она расстегнула обе сумки. — Смотрите, смотрите, не стесняйтесь!

— Да ладно-ладно, — махнула рукой старуха. — В прихожей вон оставьте. А я вечером им позвоню.

— Вот спасибо, — Тамара Алексеевна занесла сумки в прихожую, застегнула молнии.

К сумкам тут же подошел огромный белый кот, принялся их обнюхивать.

— Брысь! — прикрикнула на кота старуха. Кот, выгнув хвост, опрометью бросился прочь. — Все метит, все! Такой подлец! И ведь гуляет во дворе каждый день, — объяснила она.

— Вы уж за ним проследите, пожалуйста, там хорошие вещи, — попросила Тамара Алексеевна. — До свидания!

— Да ладно уж, — вздохнула старуха, закрывая за Тамарой Алексеевной дверь. — Нет, ты посмотри-ка, женился и мне ни слова не сказал! А я ему обеды варила!

Старуха ногой задвинула сумки в угол, собралась было покинуть прихожую, но тут ее ушей коснулся звук открываемой двери напротив. С удивительным для ее возраста проворством старуха подскочила к своей двери, припала к глазку. Она увидела двоих мужчин, которые вышли из двадцатой квартиры. Они захлопнули дверь и стали быстро спускаться по лестнице.

— Угу, ишь ты, дома у них никого! — прошептала старуха. Она подошла к сумкам, расстегнула, и стала в них рыться.