"Танго дьявола" - читать интересную книгу автора (Жюбер Эрве)

ОДНО СЕРДЦЕ, ОДНА ДУША

— Итак, первый проход — salida, потом восемь шагов вперед. Готова?

— Да, Грегуар.

— Пошли.

В украшенных гротескными скульптурными масками стенах помещения для игры в мяч, превращенного в бальный зал, зазвенела гитара. Роберта Моргенстерн прижалась к партнеру. Он, с вытянутой рукой и орлиным профилем, походил на величественного конкистадора, указующего на землю обетованную.

Загремел барабан. Вступили скрипка и бандонеон. Пара пошла на приступ невидимой диагонали.

Такты, вначале медленные, убыстрялись и бичами щелкали над их головами. Роберта выполнила первый проход в состоянии полной отрешенности. Но ее тут же окунула в реальность внезапная тишина, предвещающая следующую фигуру и разворот для движения в другом направлении, указанный танцмейстером.

— Не так возвышенно, Роберта. Более приземленно.

Arrabal — драка на ножах, публичные дома и milongas — замощенные деревом улочки Буэнос-Айреса… Роберта с головой погрузилась в яростную кипучесть танго. Роземонд ощущал, что они достигли полного слияния. Партнерша, яростная дикарка, была именно такой, какой он ее любил, — хищной, колючей, вездесущей амазонкой.

Закончился второй проход. Их глаза встретились. В зрачках Роберты горел вызов, а глаза Роземонда искрились весельем, которое выбило ее из седла.

— Что? — спросила она, отступив.

Он с силой привлек ее к себе и прижал к груди. Она была ниже его на целую голову. Но ее решительный вид уравнивал их в росте. Цвет глаз — у нее изумрудный, у него аквамариновый — наводил на мысль, что их изготовили из одного куска малахита, а когда они смотрели друг на друга, казалось, их отношениями управляет тончайшая алхимия.

— Вы превосходны, моя дорогая. Но танго дьявола не допускает не малейшей передышки. Я прошу вас применить латинское выражение «Единое сердце и единая душа» в буквальном смысле.

Что касается сердца, сожалений у нее не было. Но дарила ли она ему свою душу?

— Ну-ка покажите, что у вас в брюхе, — добавил он с хладнокровием мясника.

И пара сорвалась с места, сплетая цепочку твердых ритмичных шагов, пока скрипка, флейта, бандонеон и барабан гремели, сотрясая балки, люстры и пол.


Коммунальное здание было самым высоким из административных строений. От подвалов, где располагались службы Переписи и конвейер по производству метчиков, до кабинета министра безопасности, оно символизировало прямоту, бдительность и справедливость, которые царили в Базеле. На шестьдесят девятом этаже, где находился Криминальный отдел, денно и нощно бодрствовал майор Грубер.

Отдел криминальных дел? — вопрошал он себя. Последние тридцать лет снижение числа преступлений шло почти по отвесной кривой, а за три года, прошедшие со времени «Кадрили убийц» [1], ничего или почти ничего не происходило.

— Воздадим должное этим чудесным метчикам, — уныло произнес майор.

Они были повсюду, днем и ночью. Метчики, мельчайшая бдительная пыль, которую разносит ветер, хранили в своей памяти все генетические данные базельцев и поднимали тревогу, как только совершалось правонарушение, даже самое незначительное. Виновных мгновенно идентифицировали, и их забирала милиция. Еще немного — и преступление вообще исчезнет с лица Земли.

Год за годом Криминальный отдел расставался с кадровыми следователями. Грубер оставил под рукой тридцать резервистов, в том числе Роберту Моргенстерн и молодого Клемана Мартино, которого ждала прекрасная карьера в Безопасности. Но последний, по мнению майора, был слишком нетерпелив и несобран, а в их деле требовались умеренность и умение размышлять. Хотя майор тоже был молод в эпоху, когда метчиков, еще не было и в помине…

Грубер сунул руку в центральный ящик письменного стола, включил защелку потайного механизма — дно ящика ушло в сторону — и достал шкатулку, отделанную красным деревом, которое сохранило свой яркий цвет, поскольку всегда пребывало вдали от света. В ней лежали три предмета, завернутых в шелковистый бархат. Он положил их перед собой.

Золотой талер с орлом и решкой-близнецами, воспоминание о Казначее, последнем фальшивомонетчике… Военные награды отца, хрупкие жестяные сувениры… Зеркальное пенсне…

Он заказал его у господина Винэ, чья оптическая мастерская находилась в ныне затопленной части Базеля. Его сокурсники-выпускники от души издевались над ним. «Черные очки! — фыркали они. — Смотреть одновременно вперед и назад! Почему бы не перчатки с крючьями, чтобы хватать преступников!»

Он протер носовым платком в клеточку стекла пенсне и водрузил его на нос. Все, что было позади, отразилось в двух ртутных полумесяцах, размещенных по краям затемненных стекол.

Следить, идя впереди подозрительного типа. Не выслеживать, а опережать, давая ему возможность тащиться позади. Грубер, юный, а значит, самоуверенный, мечтал продемонстрировать свое изобретение, запатентовать его, показать на выставке в большом амфитеатре Академии, чтобы следователи воспользовались им. В самых безумных его мечтах армии людей-зеркал бродили по городу, а за ними двигались ничего не подозревающие правонарушители. Появление метчиков положило конец надеждам. Его изобретение так и осталось лежать в потайном ящике стола.

Он снял пенсне и перечитал приказ Арчибальда Фулда, министра-начальника, который получил с внутренней почтой сегодня утром. За верную и честную службу… Медаль за заслуги… Пенсионная премия… Признательная Безопасность… Татати… Татата… Возраст вынес свой вердикт. Его отправляли в отставку первого числа следующего месяца. Преемника еще не назначили. Быть может, уже было решено закрыть Криминальный отдел.

Грубер попытался представить себя в ином месте, а не в кабинете коммунального здания, но у него ничего не получилось. У него был маленький домик на улице Мимоз, неподалеку от Дворца правосудия. Но он почти никогда в нем не бывал. И неухоженный садик давно превратился в заколдованный лес. Последние тридцать лет он провел здесь — вся его жизнь прошла в кабинете.

Он открыл ящик с папками, где лежали отчеты по уголовным делам. Несколько килограммов бумаги, которая вскоре попадет в архивы министерства, где будет собирать пыль… Грубер взял наугад одно из дел и принялся читать его.


— Вы не понимаете, что делаете, мой островной зяблик, — прошептал Грегуар, ведя ее вихляющим шагом по бесконечному музыкальному склону.

Квартет с яростью отбивал смены ритма. В унисон с барабаном стучала в венах и артериях кровь. Тело Роберты с трудом справлялось с адским темпом. Проход был слишком тяжелым для ее усталых связок.

— Простите, Грегуар. У меня сегодня мысли в другом месте.

— Тогда верните их сюда. Иначе мы никогда не закончим это танго.

— A molinete[2] когда?

— Сейчас!

Роземонд с силой закрутил партнершу и бросил ее на противотакте в новом направлении. Они двигались в бешеном ритме, вытянув руки, сплетя пальцы, касаясь щеками.

— Приготовьтесь к переходу слева направо.

Они плыли к углу зала, который преображался по мере их приближения. Они были не тараном, а носом корабля. И неслись по поверхности океана из светлого дерева к колоссу, который выплывал из небытия.

— Дух этого танца! Он материализуется! — обрадовалась Роберта.

Существо почти касалось головой потолка — рост его был около десяти метров. Его неясные серебристые контуры курились дымком, облекая газовыми шарфами.

— Мы еще никогда не доходили до такого совершенства, — ликовал Роземонд. — Латинские танцы действительно полны сюрпризов.

— А мы еще не пробовали самбу!

— Давайте сосредоточимся, — приказал профессор. — А то он исчезнет.

Роберта прижала щеку к щеке Грегуара. Ее пробрала восхитительная дрожь. Роземонд набрал полную грудь воздуха и стал чеканить шаг. В лучах света, врывавшихся через высокие окошки, танцевала пыль. Это уже не было танго, это было землетрясение.

— Какое могущество, — вздрогнула колдунья.


Клеман Мартино проверял застежки на ремнях парашюта, когда Аматас Лузитанус, его преподаватель воздушных наук, присоединился к нему на крыше университета.

— Прекрасный день, чтобы полюбоваться Базелем! — чуть задыхаясь, произнес старый профессор. — Очень хороший день…

С востока на запад тянулись министерские башни, виднелись Дворец правосудия в стиле барокко и необъятная масса муниципального Катафалка, которая, казалось, вот-вот обрушится на город. Фоном была темная стена Черной горы. А с другой стороны тянулась лагуна.

Лузитанус разложил табурет, установил его на слегка наклонной крыше и сел.

— Итак, зачем вы просили меня сюда подняться?

Мартино не знал, с чего начать. Он решил избегать объяснений, поскольку любая демонстрация лучше длинной речи…

— Я сделал открытие, касающееся моей способности. — Он глянул на часы и добавил тоном заговорщика: — Точно через тридцать секунд увидите сами.

— Через тридцать секунд? Рассказывайте. Уже секундой меньше! Я давно знаю, что у вас есть способность, Клеман. Хотя вы неумело ею пользуетесь…

Молодой колдун затянул парашют, надел шлем пилота, опустил на глаза очки, проверил, что перстень с кварцем сидит на пальце, и, глядя на циферблат, начал обратный отсчет:

— Десять, девять, восемь…

— Хм… если позволите, — попытался перебить его Лузитанус.

— Семь, шесть, пять, четыре…

— Быть может, постарались бы…

— Три, два, один.

— Мне объяснить…

Лузитанус уставился в точку, где стоял Мартино. Но в ней уже никого не было. Он встал, заворчал, оглянулся. Его ученик просто испарился.

— Ну ладно. В это трудно поверить! Ну и способ расставаться…

После тщательного обследования окрестностей он сложил табурет и направился к окну, ведущему на чердак. Клеману придется объясниться с ним. И объяснение будет серьезным.

Если бы он задрал голову, то, быть может, и увидел бы под облаками черную точку, подававшую ему знаки. И узнал бы в ней Мартино. Но профессор колдовства только ворчал, спускаясь на поверхность земли, где маги, колдуньи и летающие люди существовали лишь в сказках для детей.


— Обойдем его, — предложил Роземонд.

Роберта отодвинулась от партнера, сохраняя лишь контакт с пальцами Грегуара и раскачивая бедрами, как маятник часов. Существо, которое они вызвали из небытия, с удивленным видом взирало на них.

— Он на нас не набросится?

— Не бойтесь, он всего лишь дух.

Они обогнули явление и под барабанный бой двинулись прочь двойными чеканными шажками.

— Можно остановиться на этом? Я не знаю, куда нас это заведет…

— Я знаю, Роберта. И не отправлюсь туда без вас.

Повелительным движением указательного пальца Грегуар Роземонд велел окнам закрыться. В дверях дважды щелкнули замки. Они остались наедине с астральным существом. Профессор прищурился, изобразив кошачий лик, который лишал Роберту последних сил. Ее губы набухли, во рту стало сухо, ноги подкосились…

— Грегуар… — умоляюще простонала она.

Он сбросил с ее плеч бретельки платья, но она даже не заметила этого. Кнопки «Боди Перфекта» расстегнулись одна за другой. И выполнял он все это одной рукой… В каком гримуаре почерпнул профессор такую технику?

— Грегуар, — простонала Роберта.


Вацлав Скадло закончил читать Путешествие к центру Земли несколько дней назад и избрал в качестве эпилога небольшую прогулку в тоннель Черной горы.

Побыть одному в гранитном чреве… Если его поглотит трещина, он станет пленником затерянного мира, замкнутого и подземного. И тогда использует лучшие приемы профессора Отто Лиденброка или будет мечтать о поверхности, как его племянник Аксель, а выберется, быть может, на солнечный свет в окрестностях Неаполя…

Он добрался до входа в пустой тоннель. Рабочие редко работали ночью с воскресенья на понедельник. Их инструменты лежали под надежными запорами, но никому в голову не пришла странная мысль убрать проходческий щит. В любом случае, сказал себе Вацлав, метчики бдят, и мне ничто не грозит. Он включил фонарь и углубился в тоннель.

Насколько ему было известно, гранит пробурили более чем на триста метров. Целью работ был выход на противоположную сторону массива. Этот проект общественных работ уходящего муниципа позволял расширить территорию Базеля. Но вызывал ропот. Строительство тоннеля обходилось в кругленькую сумму, а повышение налогов еще никому не приносило популярности.

Будь Вацлав муниципом, он бы восстановил исторические города [3], которые разобрали два года назад. Квартал цыган-иммигрантов был построен из старых декораций и находился на берегу лагуны, давая жалкое представление о прежних Лондоне, Париже, Венеции и Мехико. Вацлаву нравилось бродить по улочкам со средневековыми домами, подозрительными тавернами и мексиканскими храмами… Черт! Они спасали от Базеля и от его холодного равнодушия.

Пол стал неровным. Стены топорщились острыми обломками. Повсюду виднелись кучи гранита, ожидавшие погрузки в механические вагонетки и вывоза наружу. Блестки слюды напоминали осколки окаменевших зеркал, разбитых древним заклинанием.

Вацлав задержал дыхание. Он услышал позади шум и обернулся.

— Кто тут? — сдавленным голосом спросил он.

В лицо ему ударил порыв ледяного ветра. Никого. Вацлав нервно хихикнул. Он ведь пришел сюда именно ради этого, не так ли? Чтобы испытать страх. Он решительно продолжил свой путь.

Проходческий щит прятался вдени чуть дальше. Он стоял на рельсах, ожидая возобновления работы. Комплекс двигателей, шестеренок, муфт и шкивов превращал щит в некий гигантский часовой механизм. Три диска, которые бурили скалу, топорщились треугольными сверлами.

Вацлав коснулся одного из них и поспешно отдернул руку. На кончике пальца появилась капля крови. Он сунул палец в рот и подозрительно оглядел машину. Потом двинулся в глубь тоннеля и застыл перед гранитной стеной, разрисованной переплетающимися круглыми бороздами.

И воскликнул низким голосом Отто Лиденброка:

— Мой дорогой Аксель, сегодня вечером мы дальше не пойдем.

Его плечи обдувал холодный поток воздуха из отдушины. Вверху колодца в центре выходного отверстия серебряным талером сверкала звезда. Замурованные в стену скобы, казалось, позволяли добраться даГнее.

Вацлав двинулся в обратный путь. И застыл, когда луч фонаря выхватил из тьмы массивную фигуру. Ему перегораживал дорогу человек, стоявший перед сверлами щита. На нем была серая фетровая одежда. Черты лица различались с трудом.

В голове Вацлава побежали самые ужасные картинки. Но человек хранил молчание и не двигался. Вряд ли он собирался причинить ему зло… «Метчики тут же поднимут тревогу, — повторял про себя мальчуган. — Милиция вытащит меня отсюда. Надо выиграть время».

В тоннеле засвистел ветер и унес видение. Вацлав ждал. За долгую минуту ничего не произошло. Биение сердца постепенно успокоилось. Ему привиделся сон. Воображение сыграло с ним злую шутку.

— Эй! — крикнул он. — Господин призрак! Вы еще тут?

Вместо ответа послышался ужасающий грохот. Развернулись режущие кромки щита. Они вращались с огромной скоростью и надвигались на него, осыпая искрами стенки тоннеля.

Вацлав отступил. Отдушина! — подумал он. Но первая ступенька располагалась слишком высоко.

Если бы подставить что-то… Его взгляд упал на гранитные обломки, усеивающие пол.

Он принялся собирать их, громоздя друг на друга. Горка росла, а щит неумолимо двигался вперед. Вацлав различил мужчину в кабине и вращающиеся диски. Его очертания были столь же смутными, как и лицо.

Вацлав разбежался, вспрыгнул на холмик и уцепился за скобу. Щит подцепил фонарь, который ударился о стену и разлетелся на куски. Один из острых осколков вонзился в икру Вацлава, но тот не разжал рук. Вскарабкался на несколько метров. Звезда вверху призывно манила к себе.

Когда он выбрался на скалистую поверхность, то уже не слышал рева проходческого щита, а Базель купался в розовом свете зари. Здесь оставаться нельзя. Кровожадный безумец мог погнаться за ним, воспользовавшись тем же путем. К городу вела крутая тропинка. Он бросился бежать.

Прямо перед ним из ниоткуда возник мужчина. Он схватил Вацлава, поднял, отнес к отдушине и, вытянув руку, подержал отбивающегося мальчишку над пустотой. Застыл, услышав четкий свист сверл — щит словно полз вверх.

Мужчина разжал кулак. Мальчик упал в колодец. Сверла загремели по-иному. Потом замолкли — в горах вновь воцарилась тишина.