"Бескрайние земли" - читать интересную книгу автора (Амаду Жоржи)

1

Гудок парохода, похожий на рыдание, разнесся в сумерках над городом. Жоан Магальяэнс стоял у борта, облокотившись на поручни, и смотрел на ряды домов старинной постройки, колокольни церквей, почерневшие от времени крыши, улицы, мощенные громадными камнями. Перед ним было множество крыш, но он видел лишь одну улицу, даже ее крохотный уголок, где не было ни единого прохожего. Сам не зная почему, он нашел, что камни этой улицы, замощенной руками рабов, полны волнующей красоты. Ему казались красивыми и почерневшие крыши домов и колокольни церквей. Колокола начали перезвон, сзывая набожных жителей города к вечерней молитве. Снова загудел пароход, разрывая сумерки, спустившиеся над Баией. Жоан поднял руку и помахал на прощание городу, как будто прощался с дорогой его сердцу, горячо любимой женщиной.

На борту парохода разговаривали пассажиры. А там, на берегу, у трапа господин в черном, с фетровой шляпой в руке целовал в губы бледную молодую женщину. Рядом с Жоаном толстый субъект, откинувшись на спинку скамьи, разговаривал с коммивояжером португальцем. Один из пассажиров взглянул на часы и сказал, ни к кому не обращаясь:

— Остается пять минут…

Жоан подумал, что часы этого человека, вероятно, отстают, потому что пароход дал последний гудок, провожающие сошли, отъезжающие перевесились через перила.

Машина запыхтела, и Жоан почувствовал, что он уезжает, и тогда, охваченный необычным волнением, он снова окинул взглядом город, старые крыши, уголок улицы, мощенной громадными камнями. Колокола продолжали звонить, и Жоану казалось, что они зовут его, приглашают пройтись еще раз по улицам города, спуститься по склонам его холмов, поесть утром маниоковой каши на площади Террейро, выпить ароматной кашасы[1], сыграть в кости около рынка; после обеда сразиться в карты в доме Виолеты, где собиралась веселая компания; вечером в кабаре перекинуться в покер с местными богачами, которые относились к нему с известным уважением. А поздней ночью, в предрассветный час, снова выйти на улицу с растрепанными, спадающими на глаза волосами, отпускать шуточки по адресу женщин, которые, дрожа от холода, проходят со скрещенными на груди руками в поисках партнеров для пирушки под гитару в порту города. А потом, пока еще не рассвело, вздохи Виолеты, луна, светящая в открытое окно ее комнаты, ветер, раскачивающий две кокосовые пальмы во дворе. Любовные вздохи уносятся ветром; кто знает, может быть, они долетают до самой луны?

Рыдания бледной женщины на берегу отвлекли Жоана от этих мыслей. Она говорила, и в голосе ее слышалась непоколебимая уверенность:

— Никогда, Роберио, никогда больше…

Мужчина взволнованно поцеловал ее и голосом, полным страдания, с трудом ответил ей:

— Через месяц я вернусь, любимая, и привезу детей. И ты поправишься… Доктор сказал мне…

В голосе женщины звучала скорбь. Жоану стало жаль ее.

— Я знаю, что умру, Роберио. Не увижу больше ни тебя, ни детей… Ни детей… — тихо повторила она и снова разрыдалась.

Мужчина хотел еще что-то сказать, но не мог; он только склонил голову, взглянул на трап, затем перевел глаза на Жоана, как бы прося у него помощи. Женщина повторила рыдающим голосом: «Никогда больше не увижу тебя…» Человек в черном продолжал глядеть на Жоана, одинокий в своем страдании. Жоан мгновение колебался, не зная, как помочь ему; он хотел было спуститься на берег, но матросы стали убирать трап: пароход отчаливал. Мужчина еще раз поцеловал женщину в губы; это был горячий, долгий и глубокий поцелуй, как будто человек хотел вобрать в себя болезнь, разъедавшую легкие его жены. Человек в черном едва успел вскочить на пароход. Но страдание было выше его гордости, рыдания вырвались у него из груди и разнеслись по всему кораблю; даже толстый полковник[2] прекратил разговор с коммивояжером. С берега кто-то почти прокричал:

— Пиши мне!.. Пиши!..

И другой голос:

— Не забывай меня!..