"Старые моряки, или Чистая правда о сомнительных приключениях капитана дальнего плавания Васко Москозо де Араган" - читать интересную книгу автора (Амаду Жоржи)

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ Где растерявшийся рассказчик, готовый на компромиссы, сдается на милость судьбы

Только подумайте, сеньоры: отважный историк, решившийся выловить правду в таком мутном источнике, нападает вдруг на две совершенно противоположные версии, причем как одна, так и другая кажутся вполне заслуживающими доверия. Как же быть? Одна из версий принадлежит самому капитану, человеку неоспоримых достоинств, вторая - Шико Пашеко, но в ней столько убедительных подробностей... Какую же предпочесть и предложить благосклонному читателю?

Колодец завален рулевыми колесами и развратными женщинами, и я не знаю, как добраться до дна, чтобы вытянуть оттуда сияющую наготой правду и прославить имя одного из противников, а другого выставить на всеобщее поругание. Но кого же прославить, кого разоблачить? Если быть искренним, следует признаться, что на данной стадии развития событий я пребываю в полном смятении и растерянности.

Я посоветовался с сеньором Алберто Сикейрой, нашим выдающимся, хоть и спорным светилом юридической науки. Он столько лет прослужил судьей в провинции и в столице штата, что, казалось, должен был научиться различать свет правды в любом запутанном деле. Однако почтенный сеньор уклонился от ответа, сказав, что не в состоянии вынести приговор и даже составить себе какое-либо мнение без углубленного анализа всех документов. Как будто его попросили быть судьей на знаменитом процессе Шико Пашеко, а не сказать свое мнение об историческом исследовании, претендующем на премию государственного архива!

Такое отношение к моей работе меня оскорбило, и я высказал судье свое недовольство. На это самоуверенный юрист сухо отвечал, что у меня будто бы нет самого элементарного представления о том, что такое вообще историческое исследование: в работе не указаны точные даты, и поэтому нет никакой возможности разобраться толком, в какое время происходят описываемые события, какой срок протекает между одним и другим происшествием, когда именно родились и умерли главные действующие лица. "Где это видано - историческое произведение без хронологии? Что такое история, если не последовательный перечень дат, к которым приурочены определенные события и подвиги?"

Я молча проглотил замечание, ибо не придаю значения таким пустякам. Кстати, пользуясь случаем, можно тут же разъяснить кое-что насчет дат. Сведений о том, когда родились и когда умерли персонажи моей истории, у меня нет. Даже неизвестна дата смерти старого Москозо, мало того - самого губернатора. Капитан же умер в Перипери в 1950 году в возрасте восьмидесяти двух лет, и таким образом мы можем подсчитать, что он родился в 1868 году, а когда он сдружился с упомянутыми выше влиятельными лицами, ему было тридцать с лишним. Факты, рассказанные Шико Пашеко, подлинные или вымышленные, имели место, как известно, в начале века, в период правления Жозе Мареелино, которое началось в 1904 году, а переезд капитана в Перипери датируется 1929 годом. Какие еще даты надо уточнять? Откровенно говоря, не знаю.

Я никогда не мог запомнить ни одной даты из учебника истории и ни одного названия рек и вулканов из учебника географии.

Впрочем, почтеннейший судья отнюдь не беспристрастен, его критика рождена недоброжелательством, которое он испытывает ко мне в последнее время. Уже несколько дней он не проявляет ко мне прежней симпатии, не приглашает сопровождать его по вечерам к Дондоке, и чем больше я льщу ему и превозношу его таланты и добродетели, тем холоднее он держится и глядит на меня укоризненно. Не могу понять причины такой резкой перемены, тут, должно быть, какая-то интрига: ведь сплетников в Перипери хватает, и многие из этих негодяев завидуют моей близости с известным юристом, работы которого публикуются в журналах.

Я даже заподозрил самое худшее - не догадывается ли почтенный судья о моих отношениях с Дондокой, Это было бы просто катастрофой. Я поговорил с нашей нежной красоткой и встревожился еще больше, потому что, оказывается, она тоже заметила, что судья как-то изменился, без конца расспрашивает ее и то и дело заставляет клясться в верности.

Только этого еще не хватало, у меня и так довольно забот! Ведь я поставил перед собой труднейшую задачу восстановить всю правду относительно приключений капитана. Вот здесь передо мною лежит целая куча бумаг, результат моих исследований. И что же получается? Я беру одну тетрадь и попадаю в открытое море, судно плывет в Океанию вдоль азиатских берегов, и Дороти, печальная жена грубого миллионера, влюбившись в капитана, покидает мужа и умирает от страсти и лихорадки в объятиях любимого в грязном порту Макассар. Я беру другую тетрадь, и Дороти оказывается продажной женщиной из пансиона "Монте-Карло" (пансион, как я выяснил, действительно существовал, он помещался в том здании, где теперь находится редакция газеты "Диарио да Баия"), она переходит от одного к другому, отдается тому, кто платит, и кончает сожительством с провинциальным полковником. Швед Иоганн, судя по одной тетради, - старший офицер на судне, по другой - коммерсант, Менендес по одной - судовладелец, по другой - компаньон торговой фирмы... Впрочем, характер у него отвратительный в обеих версиях. Дьявольская неразбериха!

Говорят, будто со временем правда всегда обнаруживается, но я не верю этому. Чем больше проходит времени, тем труднее проверить факты, найти конкретные доказательства, выяснить подробности. Если даже в те времена жители Перипери не могли разобрать, кто говорит правду, а кто лжет, то, представьте, как это трудно сейчас, через тридцать два года, в январе 1961 года. Я пришел к заключению, что только вмешательство судьбы, одна из случайностей, которым мы еще не нашли объяснения, может действительно привести к выяснению истины. Иначе сомнение остается навеки: была ли, например, Мария Антуанетта легкомысленной и продажной, как утверждают приверженцы Французской революции, или цветком целомудрия и добродетели, как ее рисуют сторонники роялистов? Кто может выяснить правду, когда прошло столько лет?

Если бы судьба не вмешалась в нужный момент, не знаю, что было бы в Перипери в начале зимы 1929 года. Все население предместья, взволнованное историей Шико Пашеко, разделилось на два лагеря. Сторонники капитана потрясали дипломом и орденом Христа, противники поносили Васко и повторяли повсюду рассказ бывшего инспектора. Образовались две группы, две партии, две секты, полные ненависти одна к другой. Между ними то и дело возникали перебранки, немногие, сохранившие ясную голову (например, старый Проныра), каждую минуту опасались драки. Отставные чиновники и торговцы, старики, больные ревматизмом, еле живые, осыпали друг друга угрозами и оскорблениями, а в один прекрасный день Зекинья Курвело бросился на Шико Пашеко, крича во весь голос о своем намерении вырвать его поганый язык. Как сказал начальник станции, "в старикашек вселился бес".

За расколом последовал раздел территории - на станции сторонники капитана занимали скамейки, обращенные к морю, сторонники Шико Пашеко те, что обращены к улице, первые собирались теперь на набережной, вторые на площади. Узнав обо всем этом, отец Жусто схватился за голову: как он будет избирать в будущем году старейшину праздника святого Жоана?

Среди общего смятения только один человек оставался спокойным и безмятежным и по-прежнему добродушно улыбался; он все так же лазил на скалы и наблюдал в подзорную трубу за прибытием кораблей, готовил по вечерам горячий грог, выигрывал в покер и рассказывал чудесные истории. Этот человек был капитан Васко Москозо де Араган.

Когда до него дошли первые слухи о суматохе, поднятой в Перипери Шико Пашеко, он снисходительно сказал друзьям:

– Это он просто со зла...

Пожал плечами и решил не обращать внимания.

Однако это оказалось невозможно - некоторые из прежних слушателей поворачивались теперь к нему спиной, а многие смеялись над его рассказами. Даже сторонники капитана требовали от него каких-то действий, которые решительно доказали бы, что в рассказе бывшего инспектора все ложь - от начала до конца.

Зекинья Курвело, после того как он чуть не подрался с Шико Пашеко, открыл капитану свое сердце:

– Простите меня, капитан, но надо что-то делать, надо заставить клеветников умолкнуть.

– Вы правы. Я хотел было не обращать внимания на все эти мерзости. Но раз нашлись люди, которые им верят, мне остается лишь один выход...

Как он был хорош в эту минуту! Рука опирается на подоконник, взгляд устремлен на море, волосы развевает легкий бриз.

– Дорогой друг, вас и Руя Пессоа я прошу быть моими секундантами и сообщить клеветнику о моем вызове. Как оскорбленный, я имею право на выбор оружия. Я требую, чтоб это был шестизарядный револьвер, с правом использовать всю обойму. Дистанция - двадцать шагов, место дуэли - обрыв. Убитый упадет в море.

Зекинья Курвело, охваченный воодушевлением, поспешно отправился выполнять свою миссию. Однако его постигла неудача. Шико Пашеко не захотел даже назначить секундантов. Он не создан для дуэлей, это была бы недопустимая глупость, в наше время дуэли вышли из моды, просто смешно. Он, Шико Пашеко, питает отвращение к огнестрельному оружию, ему неприятно даже смотреть на него. А этот шарлатан состоял в свое время в дружбе с офицерами и моряками, наверно, он умеет хорошо стрелять. В подобные истории он, Шико, впутываться не намерен. Если шарлатану угодно, пусть прибегнет к правосудию, подаст на него в суд за клевету, а он, Шико Пашеко, докажет все, что рассказывал. У Васко, как видно, не хватает мужества обратиться к правосудию. Дуэль ничего не доказывает, она дает преимущество тому, кто лучше стреляет. Нет, он и знать ничего не хочет ни о каких дуэлях.

Зекинья Курвело произнес всего лишь одно слово:

– Трус!

Вызов был сделан на площади, где собрались противники капитана. После этого Шико Пашеко несколько потерял в глазах своих поклонников. Идея дуэли пришлась по вкусу обеим партиям, и те и другие были взволнованы. Однако победа капитана оказалась недолговечной. Сомнение проникло в души, и рассказы Васко уже не находили в них отзвука, не вызывали былого восторга.

Даже Зекинья Курвело заметил однажды:

– Но ведь выдумки этой жалкой козявки в сущности не опровергнуты.

Капитан взглянул на него своими чистыми глазами:

– Если я еще должен искать доказательства, чтобы защитить себя от клеветы труса, бежавшего с поля чести, если находятся люди, которые колеблются и не знают, кому верить, ему или мне, то я предпочитаю уехать. Я видел в газете объявление о продаже дома на острове Итапарика. Там, среди моря, вдали от клеветы и злобы, я буду чувствовать себя, как на судне.

Капитан поднял голову, он больше не вешал носа:

– Настанет день, когда почувствуют мое отсутствие и воздадут мне должное. Но я не унижусь до того, чтобы опровергать труса и клеветника.

Вот в каком положении были дела, и мы никогда не выбрались бы из тупика, если бы не произошло новое событие, в результате которого правда вышла наружу.

Ни капитан, ни Шико Пашеко, ни Зекинья Курвело, ни Адриано Мейра или старый Жозе Пауло Проныра, единственный, кто был спокоен и сохранял благоразумие в разгар бури, тут ни при чем. Все решил слепой случай, судьба, рок - назовите, как хотите.

Вот и я тоже хотел бы, чтобы судьба вмешалась и развеяла все растущую подозрительность достопочтенного судьи Алберто Сикейры, доказала бы ему чистоту моего отношения к Дондоке, в котором отражаются лишь мои дружеские чувства к великому, гонимому светилу юриспруденции. Вы скажете, что это невозможно, потому что я на самом деле помогаю Дондоке украшать лоб достопочтенного судьи и поедаю его шоколад?

И только-то! Вы не знаете, как капризна судьба! Когда она вмешивается в нашу жизнь и обнажает правду, то руководствуется только своими симпатиями и антипатиями и совершенно равнодушна к доказательствам и документам. Почему бы и мне не доказать судье свою полную невиновность, принимая во внимание, в частности, и услуги, которые я ему оказывал, заменяя его на ложе Дондоки? Ведь благодаря мне она весела и довольна и добродушно терпит бесконечные нудные рассуждения знаменитого юриста.