"Журнал Наш Современник 2006 #4" - читать интересную книгу автора (Современник Журнал Наш)

“ЗАВТРА ПОМЯНУ ВАС У ПРЕСТОЛА БОЖИЯ…”

Письма монашествующих к В. В. Розанову

Василий Розанов всегда шёл “против течения”. Когда интеллигенция утверждалась в позитивизме, он писал К. Леонтьеву о благодати и покое; сойдясь с кружком Мережковского — Философова, враждуя и скорбя, он оставался в “исторической” Церкви, не ища, как они, рождения новой; он сотрудничал одновременно в двух разнонаправленных изданиях: в “Новом времени” как “В. Розанов” и в “Русском Слове” как “В. Варварин”. И прогрессивная российская интеллигенция, и русское духовенство, восторгаясь им или негодуя, внимательно читали его статьи в обоих изданиях. Противоречивость его высказываний об одном и том же — скабрезно о церковных праздниках и восторженно о св. Иоанне Кронштадтском — не смущала его. Но она же, как то ни парадоксально, позволяла высокоименитым его читателям прощать ему полемические перехлёсты. Фельетоны Розанова читал и откликался на них в своих письмах к В. С. Миролюбову А. П. Чехов; к его письмам благосклонно отнёсся закрывшийся от мира в монастыре К. Леонтьев, в 1910 году с ним списался известный богослов Н. Н. Глубоковский, и переписка их продолжалась 7 лет.

Его работы по церковно-историческим вопросам порою завораживают глубиной проникновения в далёкие от невоцерковленного сознания темы, порою шокируют прямолинейностью, а то и примитивностью суждений. Но во всех случаях они предельно искренни. Возможно, это качество религиозной публицистики В. Розанова привлекало видных деятелей православной церкви. Показательны письма к философу епископа Никона Вологодского и Тотемского, игуменьи Нины, а также монаха Серапиона, архимандрита (будущего митрополита) Вениамина (Федченкова), епископа Феодора (Поздеевского), иеромонаха Павла. Характерна многолетняя переписка Розанова с профессором Московской духовной академии М. М. Тареевым и уже упоминавшийся обмен письмами с Н. Н. Глубоковским.

Переписка В. Розанова с епископом Тотемским и Вологодским Никоном (Рождественским) начинается в последние годы ХIХ века, когда тот был в сане архимандрита и являлся редактором “Троицких листков”. Сначала в них просто обмен мнениями по вопросам церковного воспитания детей. Так, видимо, в ответ на письмо В. Розанова о своей статье Никон отвечает ему в 1895 году*.

Досточтимый о Господе Василий Васильевич.

Сейчас имел удовольствие получить письмо Ваше, тронувшее меня до слёз… Слава Тебе, Господи: не один я так думаю: есть люди, которые то же думают, так же рассуждают, авось, Бог даст, получше меня и в жизнь проведут то, о чём я высказался… Статья моя, может быть, потому и вышла такою, какова она есть, что писана она в ночь на св. Пасху…

Спасибо Вам, что откликнулись. Печать что-то холодно промолчала о моей статейке. Только в “Церк. Вестнике” было несколько строк, да и то с упрёком за графа Толстого… Мало нас, слишком мало, и те, кои должны были радоваться, что светские журналы стали говорить таким языком, как мы говорим с Вами, — и они изволят обижаться на слово правды, им сказанное. (…)

Сколько раз и я говорил Вам сердечное спасибо за Ваши прошлогодние статьи по вопросам воспитания. Скажу Вам: есть и в сём вопросе с нами единомысленные люди. …Говорить о возможности пре(пере-?)воспитания детей наших интеллигентов путём духовных школ — бесполезно. Первое: возможно ли это, когда доселе не сделано ещё самого возможного и в то же время самого желательного дела — передачи всех начальных школ в ведение Церкви… А ведь это так необходимо… так законно… так разумно… и на это — не решаются… (здесь и далее многоточия архим. Никона. — И. В.) решатся ли трогать “интеллигентов”? …Второе: наши духовные школы — увы — заражены таким духом, от которого надо беречь и детей интеллигентов… конечно, не все, а в большинстве… В чём это зло — сразу не скажешь… (…)

С совершенным почтением и ответной любовью о Господе есмь Ваш богомолец и слуга

редактор “Троицких листков”

Архимандрит Никон.

Бываете ли в нашей обители? Милости прошу ко мне в келию…

8 июня 1895 г.

Лавра пр. заступника земли Русской*.

25 декабря 1903 года, в канун богослужения Рождества Христова, молящийся о спасении души раба Божия Василия архимандрит Никон пишет В. Розанову: “Завтра помяну Вас у Престола Божия”. Он продолжает следить за творчеством В. Розанова и через несколько лет, уже будучи епископом, обращается к Розанову с письмом надежды. Оно датируется 1908 годом, это пора начала собраний вновь открывшегося Петербургского религиозно-философского общества, это время многих и многих антицерковных выступлений В. Розанова в печати. Однако после появления проникновенной статьи В. Розанова об о. Иоанне Кронштадтском епископ Никон решается попробовать поговорить с “заблудшим сыном” и пишет В. Розанову следующее:

Многоуважаемый Василий Васильевич.

Прошу извинения, что, не будучи лично знаком с Вами, позволяю себе писать Вам, как старому знакомому и близкому мне человеку. Впрочем, мы знаем друг друга как работники пера, а это письмо останется между нами…

Вот уже три дня, как внутренний голос говорит мне: пиши, пиши к Розанову, грех тебе будет, если не напишешь… И я сажусь за свой ремингтон, после всенощной в великий праздник Рождества Христова, чтобы кратко побеседовать с Вами.

Прочитал я Вашу статью об о. Иоанне и вспомнил Ваше письмо, когда-то, лет 10 назад, посланное Михаилу Петровичу Соловьёву, письмо, в котором Вы с полной откровенностью, как пред духовным отцом, поведали этому хорошему человеку все свои семейные тайны… Помню, он прочитал мне это письмо, чтоб посоветоваться со мною: что ему делать? И я дал ему совет — не знаю, выполнил ли он его — вернуть письмо Ваше Вам, чтобы тайны Вашей исповеди не попали кому-либо в руки из посторонних людей.

Я грешен пред Вами: мне казалось, что всё потеряно, что Вы так далеко зашли со своими умствованиями в вопросах веры, что уже не вернуть Вас к Господу Спасителю… А вот же выходит, что в Вас ещё не совсем замерло чувство православной веры, чувство понимания истинной церковности: Вы сумели оценить великого старца Божия отца Иоанна. Вы не убоялись сказать открыто пред целым светом, что верите в чудеса, совершаемые силой Божией в Церкви Православной, что в ней, яко носительнице истины Христовой, и ныне есть истинные Божии избранники, чрез которых Господь изливает Свою благодать на верующих… Ведь если бы Церковь наша была еретична, если бы она (была. — И. В.) заражена богопротивными учениями… то ея служители не могли бы получать дар такой благодати: Бог лжецам не потатчик.

Радуюсь за Вас, что Вы ещё не утратили способности, ставя себя лицом к лицу с Своею совестью, говорить только то, что велит эта совесть. Хочется верить, что Вы не обидитесь сими моими словами: в них, по крайней мере, нет лести… ТАКИЕ грешники недалеко от царствия Божия. Доселе Вы бродили “около стен церковных”: теперь хочется думать, что Вы заглянули и за порог церковный. Благоухание смирения Христова коснулось Вашего духовного обоняния чрез смиренную личность великого Божия служителя, и Вы вспомнили, что он не одинок, что есть и Филареты, и Серафимы в нашей Церкви…

Дорогой Василий Васильевич! От всего сердца хочется сказать Вам: довольно блужданий по распутьям лукавых смышлений человеческих: пора домой, к родной матери Церкви; она давно ждёт Вас с распростёртыми объятиями; Вы ещё можете ей послужить пером своим, можете много загладить своих против нея прегрешений! …Пора! Мы переживаем времена грозные, и кто знает? Может быть, скоро грядёт “ин”, о ком предрёк Христос, человек беззакония, сын погибели, превозносяйся паче всякого Бога…

Желаю Вам милости Божией

Никон Епископ Вологодский и Тотемский.

Переписка между ними возобновляется. Так ни разу и не увидевшись со своим корреспондентом, епископ вновь приглашает В. Розанова лично познакомиться. Письмо полно тёплых чувств. Следующее сохранившееся послание отправлено епископом в редакцию газеты, где работал В. В. Розанов, и связано с публикацией последним статей о необходимости сократить церковные праздники.

В редакцию газеты “Новое время”

В N 11856 Вашей уважаемой газеты помещено открытое мне письмо г. В. В. Розанова по вопросу о сокращении праздников. Прилагая при сем мой ответ на это письмо, покорнейше прошу почтенную Редакцию дать место сему ответу в завтрашнем N газеты, а приложенные печатные статьи передать Василию Васильевичу Розанову.

О том, будет ли напечатан мой ответ, прошу почтить меня уведомлением по адресу: здесь, Невская лавра, нижеподписавшемуся.

Примите уверение в моём совершенном почтении.

18 марта 909 Член Государственного совета Никон,

Невская лавра епископ Вологодский и Тотемский

В архиве епископа сохранился неоконченный вариант “Открытого письма В. Розанову”, выдержки из которого будет не лишним здесь привести.

Немногое в ответ на многое. (Открытое письмо В. В. Розанову)

Многоуважаемый Василий Васильевич!

Вы положительно неистощимы в своих ответных мне статьях: на одно моё письмо вот уже четыре статьи прочитал я в ответ, а сколько ещё впереди — знаете только Вы. Надеюсь, почтенная редакция “Нового времени” даст местечко и моим кратким — ибо, к сожалению, не имею возможности писать много заметок на Ваши статьи.

Прочитал я их, и мне невольно пришли на память первые времена христианства, и грустно мне стало, что ныне, в среде христианской, повторяется то, что было… Известно ведь, что тогдашние интеллигенты-язычники, конечно, считавшие себя людьми образованными, судили о христианстве по тем клеветам, какие возводили на них исконные враги Христова учения — иудеи… …Но что было простительно людям, совершенно чуждым христианству, то едва ли простительно ныне, в недрах самого христианства. Мне, право же, хотелось бы всё же считать Вас христианином. А между тем… да судите сами! Я не буду искажать Ваши слова, как… делаете Вы, приписывая мне… то, чего никто не найдёт в моём ответе Вам — эту передачу моих слов представляю на суд наших читателей: …Я буквально повторю Ваши слова: “Заметим, что в греческом тексте Евангелия нет дополнения: сказано не “нищие духом”, а просто “нищие”, экономически захудалые” — вот Ваши слова. Теперь спрашиваю Вас: какая Вам была нужда клеветать на подлинный греческий текст Св. Евангелия? …Ну не легкомыслие ли это? (…) Правда, в некоторых кодексах у Луки нет слова tw hneurati, но в большинстве есть, а у Матфея во всех изданиях, да притом надо иметь и то в виду, что Ев[ангелист] Лука передаёт беседу Спасителя конспективно — у него, наприм[ер], только четыре блаженства, а Матфей полно — все 9 блаженств. …А ведь Вы строите на этой сомнительной цитате* целую теорию учения нашей Церкви о труде! И чтобы подтвердить эту теорию, не стесняетесь обвинять духовенство в отсутствии якобы проповеди о труде… Помилуйте, многоуважаемый Василий Васильевич! Да если бы Вы пожелали, то нашли бы… таких проповедей сотни и в писаниях святоотеческих, и в сборниках слов наших русских проповедников, и на страницах наших духовных журналов. Да Ваш покорный слуга… в своих “Троицких листках” не раз обращался к этой теме и выпустил побольше миллиона экземпляров таких листков… Но Вы, вероятно, вовсе не читали подобных листков, хотя “Тр[оицких] листков” выпущено мною более 136 миллионов в течение 30 лет… (…) Создав себе свою собственную теорию учения Церкви о труде… Вы торжественно восклицаете: “пока Церковь не начнёт… догматически учить о благословенности труда и естественного продукта труда — благосостояния, дотоле труд не воскреснет!”. (…) (…) По учению Церкви ни богатство, ни бедность сами по себе нравственной ценности не имеют, и как не говорит Церковь: “блаженно нищенство”, так и не повторит за Вами “блаженно обилие!” (…) Если Вы… согласны со мною (в том, что “без Христа Церковь — мёртвый труп”. — И. В.), то должны взять назад своё слово, которое Вы сказали-то “тихо, совсем потихоньку”, что заповеди Божии суть “щит от Церкви”. …Церковь установила праздники — значит, Христос их установил, а Христос есть истинный Бог, значит, дни эти — действительно Божии…

Следующее письмо также весьма характерно и говорит о многом. Предлогом ответа послужило сообщение В. Розанова еп. Никону о получении им книжки владыки. Однако епископ пишет в ответе, что никакой книжки своей В. Розанову не посылал, и кто бы это мог сделать, не знает. Он вновь пытается воззвать к сердцу писателя. Никон показывает в письме, что надеется и уповает на то, что нападки Розанова на Церковь и Христа лишь следствие той боли, которую Розанов носит в себе из-за непризнания его детей законнорожденными.

(…) Василий Васильевич! Паки реку Вам: зачем Вы бежите от Церкви, к которой влечёт Вас Ваше сердце? Зачем так “секретно” исповедаете веру свою? Почто не идёте к матери, которая зовёт Вас тёплым словом ласки своей? (…)

Знаете что? Не грех бы Вам и лично побеседовать с теми, кто ценит Вашу — скажу прямо — блуждающую душу…

Я выезжаю в Кашин во вторник. Оттуда в Москву, где остановлюсь у Митрополита. К 5 июля — на монашеский, столь Вам, вероятно, неприятный съезд… (…)

7 июня 909 Никон, Епископ Вологодский и Тотемский.

Невская лавра

Никон Вологодский и Тотемский, видимо, всё же попал в число тех, кто присылал В. Розанову свои сочинения, о чём мы можем судить на основании сохранившейся присланной В. Розанову визитной карточки, где священнослужитель подписался как “архиепископ”. Архиепископ написал на обороте карточки: “Прошу многоуважаемого Василия Васильевича оказать доброе внимание моим дневникам”.

Судить о том, когда и при каких обстоятельствах закончилось письменное общение маститого пастыря и выдающегося философа, к сожалению, пока нет возможности.

Тема воспитания связала интересы В. Розанова с ещё одной весьма примечательной и неординарной личностью — игуменьей Ниной, о которой похвально отзывается в письме к мыслителю архиепископ Иркутский Серафим. Мы приведём здесь этот короткий отзыв, чтобы затем перейти к письмам игуменьи Нины. “Игуменья Нина, — пишет архиепископ, — представляет среди русских дев явление феноменальное, по всесторонности образования и пламенности альтруистических чувств”.

В. Розанов сначала хотел определить свою дочь Веру на жительство под её присмотр, в Полоцкий монастырь, но игуменья сообщила, что не имеет отношения к самому монастырю, а состоит начальницей училища при нём. Завязалась переписка, и когда Вера решила идти в другой монастырь, темы писем стали вращаться вокруг розановских рассуждений о браке. Игуменья Нина, будучи личностью неординарной, имея два высших образования и зная шесть языков, терпеливо отвечала писателю на его письма, размышляя на темы, которые ей, в сущности, по её положению были чужды и искусительны. Видимо, В. Розанов не стеснялся в выражениях: так же, как он обсуждал эту тему со светскими людьми, так и здесь он не щадит своими вопросами (что видно по ответам игуменьи) свою монашествующую корреспондентку. Мы приведём лишь некоторые соответствующие нашей теме выдержки из писем игуменьи Нины, согласившись с издателями из Полоцкого монастыря, которые выпускают отдельной книгой её житие, что не вся корреспонденция может и должна подлежать огласке.

Первое приводимое письмо говорит о неблагожелательном отзыве В. Розанова о её рукописи под названием “Дом молитвы”, пересланной архиепископом Серафимом. Всё же В. Розанов, видимо, предложил ей обратиться в близкое ему издательство “Путь”.

Глубокоуважаемый Василий Васильевич.

Действительно, всё это время я и думала, и молилась о Вас и так обрадовалась Вашему письму, что, бросив всё, сажусь Вам писать… Спасибо Вам большое, до земли, за то, что Вы приложили своё усердие и свой интерес к моему маленькому труду. Пускай “не удалось”. Всё хорошее, святое не удаётся, мыкается, ищет, где склонить голову… и, в конце концов, должно восторжествовать, потому что существует истинным существованием. (…) Я чувствую, что Ваша душа так чутка к тому, что мне дорого и чем я жива. (…)

Охотно приветствую мысль попробовать “Путь” — но как? Я Вам дошлю копию рукописи и попрошу Вас оказать мне великую услугу: отдать перепечатать 2-й экземпляр. …Тогда бы можно было послать в “Путь”…

Молюсь о Вас, как умею, — и о Ваших близких… Прошу и за меня помолиться. Завтра меня посвящают в сан Игумении и вручают символ правления и пастырства… (…) Если буду в Петерб[урге], непременно побываю у Вас…

Преданная Вам

мон[ахиня] Нина.

Игуменья Нина, занимавшаяся религиозным воспитанием детей, прислала В. Розанову перевод с английского языка детской книжки, которую назвала “Тимофей”. В следующем своём письме она просит переслать рукопись её о. Павлу Флоренскому, а копию — в Александро-Невскую лавру архиепископу Иркутскому Серафиму, сообщает, что попытается обратиться в издательство Сытина, “который издаёт много детских книжек”. “Тимофея” принимают к печатанию, и, имея отзывы о своих сочинениях церковных людей, игуменья Нина уже не соглашается с полученным от Розанова отзывом, в котором Розанов (если судить по ответу Нины), согласно своим убеждениям, говорит прежде всего о необходимости не трудиться внутри и для Церкви исторической, но “перестраивать Корабль”.

Глубокоуважаемый Василий Васильевич.

(…) Не знаю, соглашусь ли я с тем, что Ваш отзыв есть окончательный “Суд Божий”, произнесённый над этим переводом. Скорее всего, что нет, — пока. Если Богу будет угодно, он будет напечатан и будет иметь известный успех… …Я вот не могу согласиться с тем, что в этой детской аллегории сектантский дух. Ибо ведь я сама-то стою в “пути” православия и не ищу стояния вне православия. Имея дело постоянно с детьми, я ощущаю серьёзный пробел в детской религиозной литературе, в способах усвоения детьми личного соприкосновения с Богом, — вот что меня натолкнуло на перевод, а не какие-либо фантазии о перестраивании Корабля, который сам по себе совершенно благополучно плывёт по волнам временного бытия к вечности. (…)

1914

ноября 7 дня Преданная Вам и молящаяся о Вас Игум. Нина.

В 1915 году переписка продолжается и переходит на новый уровень: В. Розанов обращается к ней с привычными ему темами брака, семьи, пола, навязывая полемику вокруг них. И игуменья Нина откликается строками, которые показывают духовную глубину её личности. 31.03.1915 г. она пишет:

Спорить с Вами не буду! Вы человек сложившийся и вымучивший свои убеждения — а у меня есть свои, м. б. выстраданные также, идеалы. Я ведь не то что отрицаю развод, а только говорю, что это отпадение от идеала, от святыни брака, который лучше не заключать, если его так легко (психически) можно расторгнуть. Увы, если люди с самого начала солгали друг другу, то лучше дальше не лгать. Только это всё от “жестокосердия”, “изначала” в принципе, так не было и быть не может, это исключения…

Для убедительности своих слов игуменья сообщает, что не занимается теоретическими рассуждениями, а судит также на основе опыта. И это опыт, состоявшийся из общения с людьми, которые, как и В. Розанов, открывали ей свою душу.

Из письма от 21.04.1915:

Ваше письмо преследовало меня настроением (неразб. — И. В.) скорби в течение нескольких дней… Простите… Как бы я ни ошибалась, одного не приписывайте мне: вовсе не говорю я “свысока” свои впечатления. Напротив, с великой скорбью. Если Вы уверены в том, что Ваш взгляд есть Истина, безусловная истина, то непонимание других не должно Вас волновать: истина в конце концов победит. Я выпишу Ваши книги и продумаю их — возражать Вам не буду, не буду Вас беспокоить. Напрасно только Вы думаете, что я не верю в святость семьи. Верю в то, что брак есть одно из величайших и глубочайших таинств, что в нем сокрыты образы Божественной Премудрости. Все мы, вольные и невольные скопцы, не стоим мизинца тысячи добрых семейных граждан. Но это вопрос уже и для меня (неразб.) туго забинтованный, и я его никогда не разбинтовываю.

…Пусть, по-Вашему, половая любовь исчезла, или её не было — разве для гармонии нужно одно телесное совокупление, а не соитие души, не постоянное напряжение воли, разве первое… исходная точка, из которой вытекает всё остальное? Не будем говорить об этом. Поверьте только, что не только никто не щадил моей рясы, но, напротив, прятал в ней позор и муку.

…И Ваши слова, что у Вас бывало желание мне исповедоваться, — я обошла молчанием, как молчишь, когда стоишь перед святыней… Простите меня, дорогой Василий Васильевич. Молюсь о Вас. Дай Вам Бог бодрости физической и душевной.

И. Н.

Обсуждение темы брака и семьи как таинства продолжается и в этом, и в других письмах, игуменья Нина, как и многие духовные лица, писавшие к В. Розанову, пытается привлечь его к Церкви, отвратив от рассуждений о мистичности, открываемой Розановым в браке и в разделении человечества на два пола.

(…) Письмо Ваше перечитывала много раз. Очень меня беспокоит Ваше переутомление. Благодарить Вас за доверие — очень трудно, чувство глубже благодарности, плохо передаётся словами. Могу сказать только одно: священник, Вас повенчавший, был совершенно прав, и я бы сделала так же, будь я на его месте. Не только в том виновата церковная власть… что обставила развод лжесвидетелями и проч., но и в том, что не… внедряет в сознание христиан, что есть брак и какое это таинство. В сущности, мы с Вами думаем одно и то же, но с разных сторон — вы о том, чтобы разрубить безнадёжный узел, а я о том, чтобы, по мере возможности, этот узел завязывать правильно. (…)

(…) (…) …Знаете, Вы “Церковь” любите больше моего. Вы любите её историческое платье, красоту её древнего обихода и проч. А во мне постоянно живёт боль, что Церковь не значит Церкви. Совершенно верно сказано в одной из Ваших статей, что “каждый кусочек ризы пропитан святостью”. В православии — да, святость и есть благоухание Христово, но как часто это благоухание убивается гордым самонадеянным сознанием 3-го Рима. Святость держится к кусочку ризы: к которому благоговейно прикладывается русский народ, держится ради него, но так далеко уводит от предержателей власти, от всего предмета “Закона Божия”, на экзаменах и уроках которого мне так трудно и тяжко сидеть.

9 мая

1915 И. Н.

С ещё одним своим корреспондентом, митрополитом Антонием (Вадковским), В. Розанов находился в личном знакомстве, видимо, со времени открытия Петербургских религиозно-философских собраний (ПРФС). В письме от 13 марта 1902 года Д. Мережковский пишет В. Розанову, чтобы он обязательно пришёл читать свой хотя бы и “не переписанный доклад”, сообщая, что “митрополит настаивает”, чтобы и сам Мережковский “у него читал”. В это время митрополит Антоний, по поручению Святейшего Синода, со стороны Церкви осуществляет руководство Петербургскими религиозно-философскими собраниями. И 21 января 1903 года пишет В. Розанову.

Многоуважаемый Василий Васильевич!

Как ни прискорбно мне Вас огорчить, но просьбу Вашу о разрешении Карташеву быть чтецом Ваших рефератов исполнить не могу. Если бы дело шло о Карташеве… Но он член корпорации, имеющей своё определённое знамя, профессор духовной академии, которую я всем сердцем люблю и честь которой ревниво оберегаю. Убеждённый член такой корпорации не может быть органом для передачи воззрений, отрицающих, а иногда и поносящих то знамя, которое составляет святыню корпорации (…).

Вероятно, в 1903 году митрополит Антоний писал ответное письмо Розанову из Сарова по вопросу о незаконнорожденных детях. Розанов отмечает в своей записке о нём: “Славный. Дай Бог Царств(ия) Небесного”.

Тем же годом датируется следующее письмо.

Многоуважаемый Василий Васильевич!

Получил Ваше письмо и, согласно Вашему желанию, никому о нём не скажу. Мне больно, что я Вас огорчил. Свой взгляд на Ваш реферат я выражал близким мне совсем не для того, чтобы Вам о нём сообщили. Предпочёл бы я для этого личную с Вами беседу. Мои и Ваши взгляды по многим вопросам не сойдутся, конечно, но за Вашу искренность и честность я Вас весьма уважаю. Мне не нравится в Вашем реферате и рияность тона и рияность постановки вопроса. Этим нарушается принцип уважения к святыне совести другого. Вы вышучиваете слово “благодать”, а для многих участников религиозно-философских собраний это святой и Божий дар. Зачем же так неосторожно бить совесть ближнего своего? Молитвенно желаю Вам мира души и чистой любви христианской. Мне известно, что Бог посетил Вас и семью Вашу скорбию. Сумейте в этом усмотреть любовь к Вам Божию. Я же сердечно соболезную Вам в скорби Вашей. Пошли Вам Господь утешение и отраду. Вам и семье Вашей желаю всяких милостей у Господа.

С совершенным к Вам почтением

Митрополит Антоний.

Сохранилось письмецо и другого участника ПРФС — официально председательствовавшего на Собраниях архимандрита Сергия, ректора Санкт-Петербургской духовной семинарии (будущего Патриарха Русской Православной Церкви), где есть такие тёплые утешающие слова: “Молился за Вас и буду молиться… за присных Ваших”; “записку прочитал. Очень благодарю за столь тёплое слово”, и подпись — “любящий вас, Вам преданный А. Сергий”*.

Ещё один представитель Православной Церкви, посещавший Собрания Религиозно-философского общества 1901-1903 гг., запомнил выступления В. Розанова надолго. Это испытавший на себе сильное влияние “розановщины” архимандрит Александро-Невской лавры Василий (Лузин). Вот несколько строк из его писем, на которых, к сожалению, не проставлены даты.

Досточтимейший и достоуважаемый Василий Васильевич!

Давно, ещё со дней открытых собеседований по религиозным вопросам, я заинтересован Вами и стремился познакомиться. Но до сих пор было всё что-то удерживающее меня от этого личного знакомства. Я только с интересом слежу за Вашими статьями в “Новом времени”; да приобрёл кое-что из Ваших сочинений (напр., “Около стен церковных”).

Во многом мой разум и моё сердце согласен [согласны? — И. В.] и сочувствует Вам, но не во всём…

В другом письме архимандрит жалуется ответившему на его письмо В. В. Розанову на своё здоровье и отвечает, что не может, согласно просьбе Розанова, посетить его как-нибудь вечером, так как болен водянкой и стал плохо видеть по вечерам, — у него развивается катаракта.

“Вот видите, сколько находится препятствий для личного знакомства… Жалко, что столько годов потеряно со времени Религиозно-философских собраний, на которых я был молчаливым слушателем только горячих спорщиков…” Слушая, “проникся уважением к Вам, особенно же после ознакомления с Вашими некоторыми произведениями (напр., “Около стен церкви”). С тех пор я много работал над приведением в порядок своего миросозерцания; написал и приготовил к печати целых три тома, которые можно издать лишь за границей. Я пытался было и здесь кое-что издать. Но наши святители и богословы подняли такую бучу в салоне гр. Игн[атьев]ой, что пришлось бросить сию попытку. Против установленных и принятых авторитетов у нас ничего нельзя говорить. Наши богословы пужаются свободного слова и не умеют и не смеют ничего вопреки глаголати, а, пользуясь силой и властию, глушат всякую живую мысль”.

Эх, “по душам” о многом бы можно потолковать с Вами, — говорит архимандрит, но сожалеет, что не видит по вечерам и не может добраться до квартиры В. В. Розанова. “Вот если бы как днём у Вас побывать (часов к 12, с часик-два), ну это бы ещё ничего… А пока, когда ещё состоится наше личное знакомство, я бы позволил себе предложить для ознакомления своё сочинение”.

10 февраля 1907 года к В. Розанову обращается с письмом один из будущих вождей обновленчества, ректор Московской духовной академии епископ Евдоким (Мещерский). Посылая журнал, он надеется на отзыв В. Розанова о новом религиозном издании: отзыв мыслителя, по его мнению, мог придать журналу популярности.

Глубокочтимый Василий Васильевич.

От г. Беха я узнал, что вы желали бы иметь в своей библиотеке наш новый журнал “Христианин”. С любовью исполняю Ваше пожелание. При отношении этом прилагаю и книжку журнала, а секретарю приказал высылать Вам наш журнал в течение всего года. Не будьте строги к нам. Журнал ещё не успел прочно остановиться на строго определённом направлении. …

Если будете делать отзыв, желательно, чтобы Вы не особенно нас порицали. Поддержите издание юное…

С любовью поместим в журнале и статью Вашу, если она не особенно много будет уклоняться от нашей программы. Вы могли бы дать нам прекрасную статью, наприм[ер] о немощах, недочётах современных христиан, отсутствии у нас на Руси настоящего христианства, которое наполняло бы собою все стороны нашей жизни.

Я Вас глубоко чту за Ваше вещее, чисто пророческое постижение жизни. Никто, кажется, в настоящее время не может так живо говорить о жизни и правде жизни, как говорите Вы.

Простите.

Сердечно Ваш Епископ Евдоким.

10 февр. 1907 г.

Примерно в эти же годы к В. Розанову пишет епископ Феодор (Поздеевский). Судя по письму, владыка осведомлён о его семейной истории. Епископ Феодор с 1909 года начинает настойчиво выступать в печати и проповедях против распространяющегося влияния движения за “обновление” христианства в Российской империи. В начале своего письма от 26 октября 1915 года владыка Феодор пишет несколько утешительных слов по поводу семейной жизни В. Розанова, добавляя: “Сочту своим нравственным долгом по силам молиться о Вас и о Варваре… (неразб. — И. В.)”. Далее он кратко поясняет В. Розанову вопрос, послуживший темой для письма В. В. Розанова к нему или его предыдущего письма.

“Наши”, разумею академическую среду и вообще богословствующую, никак не понимают, что христианство нельзя сочинять, а нужно его сначала воспринять как новую совершенную жизнь, и та будет источником живой воды, омывающей безводные пески нашей души, как хорошо сказано в псалме: “душа моя, яко земля безводная Тебе” (Пс. 142. 6. — И. В.).

“Наши”, да, может быть, и не только “наши” (последним извинительно), — не понимают, что “богословствование” и “богословская наука” не одно и то же: и первое — миг благодатной христианской жизни, а второе — от рассудка, часто “восстающего на разум Христов”. Первое идёт вглубь и есть творчество, второе — в поверхностную ширь и есть бессилье духа. Последние слишком горды, чтобы унизиться до первого, то есть “до простоты, аще о Христе” (2 Кор. 11.2. — И. В.), и воспринять в христианской жизни — силу, а не мёртвый капитал. Просите всё это побольше для души!

Спасибо Вам. Да хранит Вас Господь.

Ваш богомолец

Е. Феодор.

Архив В. Розанова хранит короткое письмецо, написанное наскоро на открытке со штемпелем г. Симферополя рукой епископа от 14 декабря 1912 года.

Василий Васильевич!

Я читал почти все Ваши сочинения. Сначала смущался, потом возмущался. Последние Ваши мысли (“Уединённое” и в “Нов. вр.”) стали радовать за Вас. А статья “Мы хороши”, сию минуту прочитанная, уже ободряет и нас. “Спасибо Вам”, — скажут здоровые души, а я, как духовный, скажу искренно: “да помилует Вас Господь!”. Хоть я ещё сильнее и прямее осудил бы убийцу: слабы люди.

Р. S. Не судите, что пишу на открытке: скорее написалось, не отложено “на завтра”.

Повествование о письмах к В. Розанову духовенства и монашествующих уместно было бы закончить письмом архимандрита Вениамина, показывающим, что Церковь, как и Глава её Иисус Христос, не устаёт с любовью ждать покаяния “заблудших” и возвращения их для спасения. Архимандрит Вениамин (Федченков) пишет В. Розанову 5 февраля из Твери после исключения мыслителя из членов Петербургского религиозно-философского общества в 1914 году за выступление в печати по поводу ритуального убийства христианского мальчика и обвинения в том еврея Бейлиса.

Глубокоуважаемый Василий Васильевич!

Вас исключили из Религиозно-философского общества.

Правда, мотивы к тому, кажется, были не собственно-религиозные; но и в капле отражается всё солнце. Поэтому, думается мне, данный факт, вероятно, ещё более раскрыл Вам глаза на то, с кем Вы имеете дело?

И в результате… Вы, вероятно (или должны бы), не только не скорбите, а рады случившемуся. По крайней мере, мне отрадно за Вас, — во 1-х, потому, что Вы как-никак сподобились пострадать за истину (я лично говорю сейчас о всём Вашем направлении, для меня — и вообще для верующих — действительно ценном и дорогом; а не о… (неразб. — И. В.) лишь Вашем по поводу некоего Бейлиса или евреев…; во 2-х, это Вас ещё больше сольёт с Церковью Христовой, к которой Вы так искренно возвращали себя, и как… (неразб. — И. В.) возвратились вполне. Господь воздаст Вам за это! (…)

Теперь Вы ещё более убедились, вероятно, что действительно в “мире” — мало любви; и если ещё сохраняется где-то теплота, то именно в Христовой Церкви, или, точнее — во Христе, а через Него и в живущих Им.

Чрез “отлучение” Вы стали нам ближе… (…)

Не скорбите: Вы не одиноки, и именно “душевно”, …не один, а с Церковью Христовою!

Так Русская Православная Церковь в лице отдельных её представителей продолжала сражаться за душу писателя, убеждая, разъясняя, согревая любовью.