"Дорога во Францию" - читать интересную книгу автора (Верн Жюль Габриэль)

Глава вторая

В описываемую мною эпоху Германия, как я впоследствии узнал из исторических книг, разделялась на десять округов. Позднее, около 1806 года, была учреждена Рейнская конференция под протекторатом Наполеона, а потом германская конференция 1815 года. Один из этих округов, заключавший в себя корфюршества Саксонское и Бранденбургское, назывался тогда округом Верхней Саксонии.

Впоследствии этому Бранденбургскому курфюршеству суждено было превратиться в прусскую провинцию с двумя округами Брандербургским и Потсдамским.

Я говорю все это для того, чтобы читателю было яснее местоположение городка Бельцингена, находящегося на юго-западе Потсдамского уезда, в нескольких лье от границы.

На эту самую границу я и прибыл 16 июля, сделав 150 лье, отделяющих ее от Франции. Вследствие трудностей сообщения я употребил на это путешествие девять дней, причем большей частью приходилось идти пешком. К тому же капитал у меня был весьма невелик; он заключался в скудных сбережениях из моего жалованья, и я хотел как можно меньше тратить. К счастью, во время гарнизонной службы на границе я научился кое-каким немецким словам, которые мне теперь очень пригодились; но все-таки скрыть мою национальность было невозможно, благодаря чему я дорогой оказался предметом немалого количества косых взглядов. Конечно, я очень строго соблюдал тайну своего имени и звания, – предусмотрительность вполне уместная ввиду возможности возникновения войны с Пруссией, Австрией и всей Германией.

На границе уезда меня ожидал приятный сюрприз.

Я направлялся пешком к постоялому двору Эквенде с намерением там позавтракать. После довольно свежей ночи утро вставало чудесное. Погодка была славная, и раннее солнышко сияло над покрытыми росой полями. Мириады птиц резвились в ветвях бука, дуба, вяза и березы. Поля были мало обработаны, и многие стояли под паром, что, конечно, до известной степени объясняется суровостью здешнего климата.

Перед входом в Эквинде стояла тележка с худенькой клячонкой, способной только-только пробежать свои два лье в час и то, если по дороге не встретится много подъемов.

В тележке сидела высокая, полная женщина в лифе с бретельками, обшитыми позументом, на ней была соломенная шляпка с желтыми лентами, юбка с красными и лиловыми полосами, – все это сидело аккуратно и было чисто, как праздничное или воскресное платье.

Да и в самом деле этот день, хотя и не воскресный, был праздником для нее.

Мы несколько минут пристально вглядывались друг в друга, и она, недолго думая, бросилась ко мне с распростертыми объятиями, воскликнув:

– Наталис!

– Ирма!

Это была она, моя сестра! Она узнала меня! Право, женщины со своим чутким сердцем умеют узнавать быстрее вас. Мы ведь не виделись почти 13 лет, и можно себе представить, как я по ней соскучился.

Как она была бодра! Как хорошо сохранилась! Она напоминала мне нашу мать своими большими, живыми глазами и черными волосами, начинавшими седеть на висках.

Я расцеловал всласть ее милые, покрасневшие от деревенского загара щеки, и прошу верить, что она ответила мне тем же.

Я брал отпуск только ради нее, ради того, чтобы повидаться с пей. Меня начинала беспокоить мысль, что сестра моя находится вне Франции в такое время, когда пребывание француженки среди немцев может оказаться далеко не приятным. При таких обстоятельствах лучше быть на родине, и, если Ирма пожелает, я увезу ее с собой. Но ведь она ни за что не согласится расстаться со своей госпожой Келлер! Да, вообще это вопрос серьезный, над которым следует подумать.

– Какое счастье снова свидеться, Наталис, – сказала Ирма, – и как далеко встретились мы от нашей Пикардии! Ты точно принес мне частичку славного родного воздуха. Как мы давно не виделись!

– Тринадцать лет, Ирма!

– Да, тринадцать лет разлуки! Как это долго, Наталис!

– Милая Ирма!

Я взял сестру под руку, и мы принялись ходить взад и вперед по дороге.

– Как поживаешь? – спросил я.

– Понемногу, как всегда, Наталис. А ты?

– И я так же!

– Старший вахмистр! Какая честь для нашей семьи!

– Да, Ирма, большая честь. Кто бы мог подумать, что маленький погонщик гусей в Граттепанше когда-нибудь сделается старшим вахмистром! Но не следует говорить об этом слишком громко.

– Почему?.. Почему нельзя об этом громко говорить? Не понимаю…

– Не совсем удобно рассказывать здесь о том, что я солдат. Когда ходят слухи о войне, положение француза в Германии и без того достаточно неприятно. Нет! Я просто твой брат, приехавший повидаться с тобой, вот и все.

– Хорошо, Наталис, даю тебе слово молчать.

– Это нелишнее, так как у немецких шпионов прекрасный слух!

– Не беспокойся!

– И даже, Ирма, если ты послушаешь моего совета, я увезу тебя с собой во Францию.

Глаза сестры выразили глубокую печаль, и я услышал от нее предвиденный мною ответ:

– Покинуть госпожу Келлер, Наталис? Увидев ее, ты поймешь, что я не могу оставить ее одну.

Я уже теперь понимал это и решил отложить разговор до другого времени.

Милые глаза Ирмы снова приняли свое обычное выражение, и ее милый голос зазвучал по-прежнему. Она без устали расспрашивала меня о родине, родных, друзьях.

– А сестра Фирминия?..

– Совершенно здорова. Я имел о ней известия через нашего соседа Лотекара, который два месяца тому назад приехал в Шарлевиль. Ты хорошо помнишь Лотекара?

– Сына тележника?

– Да! Знаешь ты или нет, что он женился на одной из Матифас?

– На дочери этого старикашки из Фуанкана?

– Да. Он говорил мне, что сестра наша не жалуется на здоровье. Там, в Эскарботене, по-прежнему усиленно трудятся. Вдобавок у них теперь четверо детей. К счастью, муж честный человек, хороший работник и выпивает только по понедельникам. А все-таки ей в ее годы приходится много переносить!

– Да, она ведь уже немолода!

– На пять лет старше тебя, Ирма, и на четырнадцать лет старше меня, это что-нибудь да значит!.. Но она такая же стойкая, как и ты.

– Ах, Наталис, если мне и знакомо было горе, то не свое, а чужое. С моего отъезда из Граттепанша я не нуждалась ни в чем; но видеть, как около тебя страдают другие, и не быть в состоянии помочь…

Лицо сестры снова затуманилось, и она переменила разговор.

– А твое путешествие? – спросила она меня.

– Прошло благополучно. По времени года дни стоят довольно хорошие, и ноги у меня, как видишь, из здоровых! Впрочем, какая тут может быть усталость, когда знаешь, что тебя примут как желанного гостя!

– Ты прав, Наталис, тебя в этой семье примут радушно и полюбят так же, как меня.

– Добрая госпожа Келлер! Знаешь, думаю, я не узнаю ее! Она для меня все еще дочь славных господина и госпожи Аклок из Сен-Софлье. Когда она выходила замуж, почти двадцать пять лет тому назад, я еще был мальчишкой, но наши родители всегда говорили о ней столько хорошего, что это врезалось у меня в память.

– Бедная женщина, – заметила на это Ирма, – она теперь очень изменилась, исхудала! Какой она была женой, Наталис, и какой матерью!

– А сын ее?..

– Лучший из сыновей. Он смело взялся за дело отца, который умер год и три месяца тому назад.

– Молодец господин Жан!

– Он обожает мать; они оба живут только друг для друга.

– Я его никогда не видел, Ирма, и сгораю нетерпением познакомиться с ним. Мне кажется, я уже люблю этого молодого человека.

– Это меня не удивляет, Наталис; ты полюбил его благодаря мне.

– Двинемся в путь, сестра.

– Едем.

– Далеко ли до Вельцингена?

– Целых пять лье.

– Ба, – отвечал я, – будь я один, я прошел бы их в два часа! Но нужно…

– Ну, Наталис, я перегоню тебя!

– Ты?..

– Нет, не я сама, а моя лошадь, – отвечала Ирма, указывая мне на тележку, стоявшую у входа в корчму.

– Это ты приехала за мной в этой тележке? – спросил я.

– Да, Наталис, чтобы привезти тебя в Бельцинген. Я выехала сегодня рано утром и была здесь ровно в семь часов. Получи я раньше твое письмо, – я выехала бы дальше.

– Не стоило того, сестра. Ну, едем. Ты все уплатила в корчме? У меня есть несколько крейцеров…

– Спасибо, Наталис, все сделано, и нам остается только ехать.

Пока мы разговаривали, содержатель корчмы, казалось, слушал нас, прислонясь к двери и делая вид, что не обращает на нас внимания.

Это мне не особенно понравилось. Может быть, благоразумнее было нам болтать подальше от него?

Этот кабатчик был безобразно толстый человек весьма невзрачного вида; глаза у него были, как винтовые прорези, веки висели складками, нос был точно прищемленный, а рот невероятных размеров. Одним словом, это была скверная рожа барышника низшего разряда.

Собственно говоря, мы не сказали ничего такого, что могло бы возбудить подозрение. А может быть, он даже и не слышал нашего разговора! Да если он не знает французского языка, то и не мог понять, что я прибыл из Франции.

Мы уселись в тележку. Кабатчик, не пошевельнувшись, взглянул, как мы поехали. Я взял вожжи и быстро погнал лошадку. Мы летели со скоростью январского ветра, что не мешало нам разговаривать, и Ирма дорогой посвятила меня во все дела приютившего ее семейства.

Многое мне было известно и раньше, остальное рассказала сестра, так что я могу рассказать читателю всю историю семейства Келлер.