"Джек-Соломинка" - читать интересную книгу автора (Шишова Зинаида Константиновна)

Глава IV

Шесть дней Джек не имел возможности сдержать обещание, данное Джоанне. Бедные люди не имеют права ни долго радоваться, ни долго горевать.

Уже на второй день после похорон Джейн Строу села за свою прялку. Нога ее часто била не в такт, колесо поворачивалось в обратную сторону, а нитка рвалась — значит, управляющий из замка опять даст плохую цену. Но даже плохая цена лучше, чем ничего, когда у тебя четверо малышей.

Джек тоже принялся за работу.

Он починил дверь, сменил перегнившую балку и выбросил новый столб, отнимавший много места и в без того тесной хижине. Стропила он передвинул так, что крыша уже не кренилась больше набок. Кроме этого, он обнес частоколом одну сторону двора, выходящую на дорогу, потому что осенью и пешие и конные, избегая грязи, влезали чуть ли не в самое окно к Строу.

В пятницу после полудня Джек наконец собрался в монастырь. Могло, однако, случиться и так, что Джоанна, прождав его напрасно несколько дней подряд, сейчас и не выйдет на его свист.

Он нашел место в ограде, о котором говорила девочка, но с прошлого года кто-то, очевидно, еще поработал над тем, чтобы облегчить охотникам до монастырских груш вход в сад. В нескольких местах были вынуты камни, а там, где мальчишки постоянно в кровь царапали себе руки о колючки и острые камешки, специально вмазанные в глину, сейчас все было сбито, а стена была заглажена, точно по ней прошлись рубанком.

Джек одним махом очутился наверху. Зорко оглядел он сад. Кругом темнели деревья, выступавшие из снежных горок, которые монастырский садовник подгребал для того, чтобы защитить от морозов нежные сорта фруктов.

Джоанны нигде не было видно, но зато не было видно и никого другого. Джек тихонько засвистал. Тотчас же из-за кустов вечнозеленого буксуса раздался ответный свист. Джоанна вышла из-за своего прикрытия.

— Подожди, Джек, не прыгай сюда, здесь нас может увидеть садовник! Лучше я перелезу на ту сторону.

Мальчик протянул ей руку, и она не хуже любого его товарища из Дизби благополучно перебралась через стену и спрыгнула в снег.

— Тебе, конечно, будет холодно, если мы здесь присядем? — неуверенно сказал мальчик.

Джоанна, смеясь, распахнула плащ: он весь был подбит отличным лисьим мехом.

— Его хватит, чтобы с ног до головы покрыть еще двоих таких, как мы. Найди место, мы укроемся плащом — будет тепло, как в берлоге.

За монастырским забором из косточек, занесенных птицами, детьми и ветром, вырос мелкий кустарник — дички яблонь и груш.

Подняв несколько кустиков, Джек устроил скамейку, и они сели, подобрав под себя ноги и с головой укрывшись плащом.

Сразу стало очень жарко. Мех был старый и, как видно, траченный молью, поэтому шерстинки попадали в нос и щекотали горло.

— Расскажи же мне о своей жизни, Джоанна.

Девочке не хотелось говорить о себе. Есть тысячи вещей гораздо более интересных.

— Но что ты хочешь, Джоанна? Сказок? Песен?

— Помнишь, ты тогда на монастырской дороге пообещал мне сложить песенку только для меня одной. Ты меня обманул, Джек!

— Я тебя никогда не обманывал. — Джек откашлялся. — Ты меня слушаешь, Джоанна?

— Ну конечно. Ей-богу, ты хуже, чем отец Ромуальд!

Маленький цветочек ветреницы, —

произнес Джек сиплым от волнения голосом, —

Маленький цветочек ветреницы Тихонечко качается на тонком стебле, Маленькие ножки любимой моей, Маленькие ножки Джоанны моей Весело ходят по зеленой земле…

— Что такое? — спросила Джоанна каким-то новым, не своим голосом.

«Она тоже меня любит! — подумал Джек. — Господи, как бьется сердце!»

Он откинул плащ.

Еле удержавшаяся от хохота, Джоанна прыснула ему прямо в лицо.

— «Маленькие ножки Джоанны моей»! — повторила она, хохоча до икоты. Господь с тобой, Джек, как ты такое мог придумать!

Она вытянула на снегу свои длинные ноги, обутые в те же красные башмачки.

Это были тонкие, стройные и, пожалуй, даже красивые ноги, но маленькими их назвать никак нельзя было.

— Ты рассердился, Джек? — спросила девочка ласково.

Джек молчал.

— Ну вот, ты уже взял и рассердился. А я так хорошо запомнила одну песенку, что ты пел! Ну, ту, что, говорят, сложил сам Робин Гуд. Помнишь?

— Я помню! — ответил Джек сердито.

Кончено! Он сюда больше не придет! Ему хотелось плакать или браниться.



Но сейчас же он пересилил себя. Джоанна в снег и в ветер приходила навещать его старика. Через силу таскала она тяжелые корзины с хлебом, пшеном и солью для малышей. Девочка не виновата. Вероятно, эта песенка действительно никуда не годится. Да, она, видать, не из тех, что прожигают насквозь.

— Ну, миленький Джек, не сердись, давай помиримся! — нежно уговаривала Джоанна.

— Я не сержусь… Какое же место в той песенке ты запомнила? Она ведь очень длинная… Бабушка Бет, бывало, как заведет ее…

— Там, где Робин Гуд догоняет леди. — И, положив Джеку голову на плечо, девочка как ни в чем не бывало приготовилась слушать.

Строятся за Робином Зеленые стрелки, —

начал Джек нараспев, —

Падает перчатка С белой руки. Леди поворачивает Черного коня, Леди сладким голосом Приветствует меня: — Ты слышишь, как колотится В этом сердце кровь? Вот тебе рука моя, А с ней — моя любовь!

Это место тебе понравилось, а, Джоанна?

— Угу, — ответила девочка задумчиво.

Холод пробирался даже через теплый лисий мех, и, кроме того, от неосторожных движений плащ часто сваливался в снег.

Вдруг Джоанна взяла руку Джека и крепко сжала ее горячими руками. Нащупав его ладонь, она вложила в нее свою руку и один за другим сама закрыла его пальцы.

Вот тебе рука моя, А с ней — моя любовь! —

произнесла она.

Джек молчал. А вдруг она опять засмеется?

Потихонечку он хотел высвободить свою руку.

— Зачем ты притворяешься, Джек? — сказала Джоанна с укором. — Разве мы не любим друг друга еще с самой осени?..


Даже под таким отличным меховым плащом дольше сидеть было невозможно, потому что сильно замерзали ноги.

Джек накинул плащ девочке на плечо и застегнул на пряжку.

Они медленно пошли по дороге, топая ногами, как военные лошади.

Это была та же дорога к Дургэмскому лесу, по которой они прогуливались в теплый сентябрьский день четыре месяца назад, но, господи, сколько с тех пор произошло нового с каждым из них!

Джоанна внимательно слушала рассказы Джека о Гревзенде, о мастерской Генри Пэстона, о Джоне Боле…

О «безумном кентском попе» она уже слыхала не раз. Проповедника иначе и не называли в монастыре. Саймон Сэдбери — архиепископ — поклялся, что добьется отлучения отца Джона от церкви. Мать Геновева говорит, что он хуже фрайеров.[51]

— Нет, он не хуже фрайеров!

Джек опять почувствовал неизъяснимое тепло.

— Ты меня любишь, Джоанна? — спросил он останавливаясь. (Девочка кивнула головой.) — Ну, ты тогда должна любить и его. Если тебе доведется встретить отца Джона Бола, ты сама скажешь, что я прав.

— Хорошо!.. — ответила Джоанна. — Хочешь, пойдем к твоей матери и расскажем ей все? — предложила она вдруг.

О нет, Джейн Строу сейчас ничего не слышит и не видит. Она слишком подавлена своим горем.

— Не надо, Джоанна. Ей сейчас не до нас!

— Да-да, верно, — согласилась Джоанна. — А знаешь, она все-таки любит меня, Джек.

Они шли по дороге, взявшись за руки, иногда болтая без умолку, но чаще тихонько улыбаясь своим собственным мыслям.

Так вошли они в лес.

— Ух, страшно! — сказала Джоанна вздрогнув.

Джек вспомнил о Заячьей Губе и о его Зеленых молодцах. Он рассказал Джоанне о своем товарище.

— Бедненький, — промолвила девочка. — А так он красивый, ты говоришь? Бравый и высокий?

— Да, выше меня… Ненамного, правда. — Джек почувствовал легкий укол ревности.

— Какой же ты смешной, Джек! — засмеялась Джоанна, заглядывая ему в глаза. — У тебя же нет заячьей губы… Говори еще!

— А почему ты ничего не хочешь мне рассказать, Джоанна?

— Я не проклинаю тот день, Джек, только потому, что я провела его с тобой. Тот день, когда я удрала в монастырь. Ты меня любишь, Джек?

— Очень, — сказал он, опустив голову.

— Я не могу тебе объяснить, но я для чего-то нужна матери Геновеве. Она была бы рада засушить меня между двух страничек молитвенника, как отец Роланд засушивает цветы… Я ей для чего-то нужна… И она сделает так, что я постригусь в монахини, — добавила Джоанна с испугом.

— Господь с тобой, Джоанна! К чему ты это говоришь? Когда тебе исполнится пятнадцать лет, мы поженимся, и я увезу тебя…

— Как Робин Гуд — леди?

— Тебе не хочется, чтобы я был ремесленником?

— Нет, ничего, — сказала Джоанна, наморщив нос. — Только почему они мучают этих бедных учеников? «Джоанна Строу, жена мастера», — с расстановкой произнесла она.

— «Джоанна Друриком», конечно, красивее.

— Ну вот, ты опять злишься, Джек!.. Если бы ты был на войне, ты бы мог заслужить рыцарство…

Джек думал о другом. Но можно ли об этом рассказать девочке?

— Джоанна, — начал он останавливаясь, — ты знаешь, о чем проповедует Джон Бол?

— Не знаю. Но, наверно, он говорит хорошее, если мать Геновева так его ненавидит.

— Он говорит, что лорды несправедливо отбирают общественную землю и заставляют мужиков за гроши работать на себя, — сказал Джек, пытливо поглядывая на Джоанну.

— Ну конечно, это правда, — отозвалась девочка.

— И что мужики должны собраться и дать отпор лордам. И это будет когда-нибудь, потому что человек не стерпит, чтобы с ним обращались, как со скотом…

Девочка шла молча, опустив голову.

— О чем ты думаешь? — спросил Джек в тревоге.

— Я думаю о том, что, если тебе суждено когда-нибудь погибнуть, я хотела бы умереть рядом с тобой, — сказала она медленно.

Джек улыбнулся. Они не погибнут, а победят!

Дети опять долгое время шли молча.

Белые с черным сороки перебегали им дорогу. С шумом обваливался снег с веток высоких сосен.

— Вернемся! — предложила Джоанна, передернув плечами. — Что бы ты сделал, если бы сейчас выскочили разбойники? Джек, Джек, что это?..

Из-за деревьев показались две темные фигуры. Перед ними бежали длинные синие тени, потому что солнце уже склонялось к закату. Но это были не разбойники. Мать Геновева, настоятельница женского монастыря Св. Джеральдины, в богатой меховой мантии, почти бежала, ежеминутно проваливаясь по пояс в снег. Спотыкаясь о корни и пни и тоже проваливаясь в снег, за ней спешил приходский священник, отец Ромуальд.

— Вот где вы прогуливаетесь, Джоанна! — закричала монахиня. Полюбуйтесь, отец Ромуальд, на эту девицу из старинного дворянского рода!

Джек почувствовал, как задрожали пальцы Джоанны в его руке.

— Как вы очутились здесь? — отдышавшись, спросила настоятельница.

— Джек, они что-нибудь сделают сегодня со мной, — тоскливо сказала девочка, даже не остерегаясь, что ее услышат. — Но знай, Джек, что я тебя любила, люблю и буду любить!

— Чем мне тебе помочь? — прошептал Джек ей на ухо.

— О, ничем! — ответила она беззвучно.

— Ступайте сюда, негодная девчонка! — с нескрываемым презрением сказала аббатиса. — Перестаньте шептаться с этим мужиком!

Поглядывая на Джека, она что-то шепнула отцу Ромуальду.

— В то время как вы шляетесь бог знает с кем по дорогам, злые люди напали на вашего дядю, сэра Гью Друрикома… Он лежит при смерти.

— Мать Геновева права, — подтвердил священник. — Ваше место сейчас не в лесу, а у постели сэра Гью, леди Джоанна!

Джоанна повернулась к Джеку. Лицо ее было синее от испуга и волнения.

— Поцелуй меня хоть разок на прощанье! — сказала она умоляюще.

И благоговейно, как берут крест или монстранц со святыми дарами, он взял ее лицо обеими руками и, подняв его к себе, дважды поцеловал в щеку и в лоб на глазах возмущенной аббатисы. И опять перед ним встала обитая медью, пылающая от заката дверь Друрикома и толстый сэр Гью, пропускающий вперед маленькую, босую и испуганную Джоанну.

Но придет же когда-нибудь день, и Джек сможет отвоевать ее у целого света, а для этого нужно только, чтобы в одной руке он держал щит, а в другой — тяжелый меч!


Всю ночь Джек думал о судьбе Джоанны, о сэре Гью и о том, лучше или хуже будет девочке, если дядя ее умрет. Забылся мальчик уже к утру и ненадолго, потому что перед рассветом кто-то стал ломиться к ним в дверь.

Домик стоял над самой дорогой, и Джейн Строу привыкла к тому, что у нее часто искали пристанища промерзшие путники.

— Кто стучит? — спросила она тихонько, чтобы не разбудить сына.

— Откройте именем короля!

Это был страшный ответ. Дрожащими руками женщина отодвинула засовы.

— А, это ты, Олдинг! — сказала она обрадовавшись. — А я-то уж подумала бог знает что!

Но стражник даже не глянул в ее сторону. Войдя, он вытащил из-за пазухи пергамент с четырьмя огромными печатями. Откашлявшись, он стукнул алебардой о пол.

Джек, сидя на полу, протирал глаза.

— Здесь ли находится Иоанн Строу? — спросил Олдинг, строго нахмурившись и заглядывая в пергамент, точно и впрямь он был грамотным человеком.

— Вот я, разве ты не узнал меня, дядя Олдинг? — сказал Джек вскакивая.

— Преступник пойман! — произнес тот, обращаясь к кому-то за дверью.

Джек во все глаза смотрел то на мать, то на Олдинга.

В хижину вошло еще трое людей: двое стражников и писец шерифа в длиннополой неопрятной одежде. Он немедленно принялся оглядывать всю комнату.

— Обыщите хижину! — распорядился он.

Это было совсем нетрудно сделать, потому что здесь не было ни сундуков, ни шкатулок, куда можно было бы что-нибудь припрятать от любопытного глаза.

— Это мой узелок, — сказал Джек, видя, что клерк берется за его котомку, — там ничего нет.

Но тот, не отвечая, вывернул содержимое узелка на скамью.

— Осмотри его, — велел он Олдингу.

— Что это за документ? — спросил стражник, разглядывая договор об ученичестве, подписанный мастером Пэстоном.

Клерк взял из его рук пергамент и, надев очки, просмотрел и отложил в сторону.

— А это что такое? — Стражник щелкнул пальцем по печати с оленьей головой — хорошо знакомому ему гербу замка Друриком. — Что это за документ?

Джек смутился. В руках Олдинга было свидетельство, написанное Джоанной для Уота Тайлера. Мальчик бережно хранил его все эти месяцы, готовый даже сам поверить в то, что он бережет его только ради сына кровельщика.

— Что это за документ? — переспросил клерк. — А вот мы сейчас узнаем, что за документ!

В эту минуту Джек возненавидел всех людей, умеющих читать и писать.

— «Джоанна Друриком», — бормотал клерк, пробегая документ про себя, «…податель сего…», гм-гм, «…дано в сорок восьмой год царствования…» И подпись «Джоанна Беатриса Друриком».

— Где ты взял это свидетельство? — спросил он, сдвигая очки на лоб.

Джек молчал.

— Еще один пакет, — сказал стражник, подавая клерку письмо нотариуса.

Джек досадливо крякнул. Господи, ну это прямо наваждение! Он опять забыл занести его в Друриком.

— «Сэру Гью Друрикому, сквайру», — прочитал клерк вслух. — Откуда у тебя столько вещей из Друрикома? — спросил он строго.

Джек открыл было рот, чтобы рассказать, в чем дело, но потом безнадежно махнул рукой. Всего этого им не объяснишь.

— Следуй за мной! — приказал стражник.

— Свяжите его! — распорядился клерк.

Стражники недоуменно переглянулись, — они не захватили с собой веревки.

— Поясом разве? — предложил Олдинг.

— Не надо, дядя Олдинг, я не буду вырываться, — сказал Джек устало. А куда я должен идти?

— В замок Друриком, владельца которого ты ранил и ограбил несколько часов тому назад! — заявил клерк с торжеством.