"Гарри Поттер и Лес Теней." - читать интересную книгу автора (Constance_Ice)

Глава 28. Изобретение квиддича.

Гарри тупо уставился в окно.

Один. Он остался один.

Как это могло произойти? Они же всегда были вместе! Всегда! Что бы ни случалось, Рон и Гермиона были рядом с ним, поддерживали его, вместе помогали выбираться из самых кошмарных ситуаций. Картины прошлого поплыли у него перед глазами. Вот Рон командует громадными шахматными фигурами, чтобы он, Гарри, мог пройти дальше и спасти философский камень. Вот Гермиона готовит шкворчащую Всеэссенцию. Вот Рон и Гермиона вместе висят на Сириусе Блэке, а вот они сжигают лиану-кровосос и подхватывают Гарри под руки. Спасают его.

Гарри словно ударило: а чем бы он был без Рона и Гермионы? Мальчик-Который-Выжил, потомок Годрика Гриффиндора, знамя надежды, как его называл Римус Люпин — что он значил без друзей? Его отрезали от пуповины: больше не было никого, кто мог бы поддержать его. Гарри почувствовал, что у него вдруг ушла почва из под ног. Он остался один. в самом деле, как он раньше не подумал о том, что когда-нибудь настанет такой момент, и ему придется строить свою жизнь самому, без помощи друзей? Но он считал, что, несмотря ни на что, они всегда будут рядом, и он никогда не потеряет их. Он ошибался.

Или еще не все потеряно? Может, он сможет примирить Рона и Гермиону? Спасти то, что еще можно спасти? Пусть они и не будут вместе, но зато они будут рядом с ним! Я жалкий эгоист, с болью оборвал себя Гарри. И какой же ценой я снова обрету друзей? Им все равно не будет комфортно вместе, но они останутся рядом из-за меня и будут страдать. Что мне делать?

Гарри понимал, что ему еще больнее из-за того, что все это произошло одновременно: он расстался с друзьями, остался в незнакомой ему, почти дикой стране, не смог предупредить отца. Отец! Явление вчерашнего почти призрака — первый и единственный раз Гарри увидел своего отца во плоти, — нанесло ему очередную душевную рану. Разочарование и отчаяние охватывали его так, что ему стало холодно. Гарри схватился руками за плечи — его бил озноб. Что делать? Что теперь делать? Он с силой подавил в себе желание пойти к Валери Эвергрин и уткнуться к ней в колени, почувствовать на своей голове утешающую руку. Нет. Валери ясно дала ему понять, что он — взрослый человек и должен научиться сам решать свои проблемы. Она, конечно, пожалела бы его, утешила, но это лишь оттянуло у него осознание одиночества, и тем больнее оно ударило бы его позже. Гарри чувствовал отчаянную необходимость с кем-то поговорить. Хоть с Невиллом, хоть с профессором Снейпом. Но даже Невиллу было куда хуже, чем ему, вспомнил Гарри страшную тайну своего одноклассника. А Снейпу приходилось переживать и более страшные вещи, чем потерю друзей, пронеслось в голове у Гарри, да и способен ли язвительный профессор на жалость к нему в такой ситуации? Нет, наверное, что бы у него ни происходило внутри, снаружи Снейп оставался все тем же холодным и расчетливым слизеринцем, способным в ответ на подобные излияния лишь презрительно изогнуть бровь.

Гарри медленно шел по коридору, автоматически заглядывая в учебные залы и не осознавая, куда именно ему хочется прийти. Но так уж сложились обстоятельства, что в этот час он внезапно оказался возле аудиториума Хельги Хуффльпуфф. Автоматически заглянув внутрь, Гарри ожидал увидеть здесь, по крайней мере, десять-двенадцать парней и девушек, но там никого не оказалось, кроме двоих сидевших на столе. Джастин Финч-Флечли размахивал руками, болтал ногами и смеялся. Его кучерявые волосы растрепались и взъерошено топорщились во все стороны, и выглядел он сегодня немножко чокнутым и подозрительно счастливым. Сьюзен улыбалась немного скованно, но Гарри тут же заподозрил, что ей очень приятно находиться рядом с Джастином. от девушки будто доносился аромат сладкого очарования, теплой доброты и покоя, то, что так нужно было сейчас Гарри, и то, что Сьюзен сейчас, возможно сама не осознавая, отдавала другому. Гарри ревниво решил, что он тут лишний и тут же поймал себя на том, что подозревает, будто Жидкое Зло вновь бурлит в нем.

— Сьюзен, знаешь, а я вчера снова написал стихи, — услышал Гарри голос Джастина. Нервный, возбужденный и взволнованный. Надо же, подумал Гарри, какие мерзкие интонации. Тот факт, что они с Финч-Флечли заключили перемирие, быстро выветрился из его головы.

— Джастин, правда? Мне ужасно нравятся твои стихи. от них, — Сью немного помолчала, подыскивая нужное слово. — от них точно исходит свет. Тебе непременно нужно писать дальше.

— Это из-за тебя, — дрогнувшим голосом сообщил Джастин, и Гарри чуть не проглотил себе язык, так ему захотелось выйти из-за двери и вогнать Джастина в краску. — Я опять написал стихотворение для тебя, Сьюзен.

— Джастин, я давно хотела тебе сказать, тебе не кажется, что ты немного… приукрашиваешь меня в своих стихах? Я на самом деле совсем не такая! — запротестовала Сьюзен.

— Нет! Что ты! — замахал руками Джастин и тут же стал, по мнению Гарри, снова похож на отвратительную ветряную мельницу. — Сьюзен, я вижу тебя только так! Ты не можешь быть другой, просто не можешь, ты самая-самая…

— Не говори так, Джастин, мне неловко, — Сью спрыгнула со стола. — Ты, наверное, сам этого не понимаешь, но я далеко не так идеальна, как ты обо мне думаешь, как ты пишешь обо мне! Ты — настоящий поэт, ты создаешь такие прекрасные стихи, они великолепны, и я не знаю никого, кроме тебя, кто бы чувствовал так глубоко, точно тебе становится больно от того, что ты видишь и о чем пишешь. Но я, право, удивлена, что ты так высоко меня ставишь, не из-за того же, что я лечила твою ногу, верно?

— Я посвятил тебе стихи, — твердо сказал Джастин. — Если бы не ты, я бы никогда не смог закончить ту поэму!

— Джас, ты преувеличиваешь. Разве я гожусь на роль музы? у меня не тот характер, — сквозь обычную застенчивость Сью проглянула решительность. не то стихи Финч-Флечли были в ее глазах так плохи, не то их автор физиономией не вышел. Гарри предпочел верить в последнее. — Ты замечательный друг, ты очень милый, но…

— Ты невероятно прекрасна, Сьюзен, — пылко возразил Джастин, взирая на Сьюзен, по мнению Гарри, как кот по весне, явно не слушая, о чем говорила Сью. Его рука плавно перекочевала из горизонтального положения на столе в вертикальное положение на плечо Сьюзен. Сью деликатно кашлянула в надежде на то, что Джастин несколько одумается и не переборщит с иллюстрациями к своим эпитетам, но это только взбодрило влюбленного хуффльпуффца. — Я давно хотел тебе сказать, что…

Гарри открыл дверь.

— Привет, Джастин, — сказал он мрачно.

— Гарри! — просияла Сью. Она выглядела так, словно ее спасли из лап людоеда, только что решившего завязать с диетой.

— Привет, Гарри, — уныло поздоровался Джастин, скоренько убирая руки. Джастин был довольно высок, но Гарри по всем параметрам превосходил его физически и сейчас благодарил за это квиддичную практику в течение нескольких лет.

— Ты, кажется, читал тут стихи, Джастин? — осведомился Гарри. — И как, они понравились Сью?

— Гарри, почему ты так выглядишь? Что-то случилось? — видимо, внешний вид Гарри что-то подсказал Сью, и она тут же заподозрила неладное.

— Да нет, то есть — да, — хмуро уронил Гарри. — Я очень хотел поговорить с тобой, Сью.

— Да, конечно. Извини нас, Джастин, — Гарри очень порадовала скорость, с которой Сьюзен отправилась к нему прямо из-под носа Джастина. Финч-Флечли с крайне несчастным видом уселся на лавку обдумывать свои дальнейшие произведения.

— Гарри, что ты у меня хотел спросить?

— Я скучал! — вырвалось у Гарри.

Серые глаза Сью вдруг оказались так близко, что и предательство Рона, и отчаяние Гермионы, и весть о том, что дом для них теперь — здесь куда-то делись. Гарри отчаянно захотелось сказать ей что-то хорошее, и он подсознательно понял, что теперь все выглядит так, словно он, как сопливый младенец, помчался к Сью за сочувствием. Или, он пришел к ней за чем-то другим? Но тогда он должен был прийти к ней намного, намного раньше! И чего я боялся, подумал он. Гарри не помнил этого больше. Серые глаза оказались целой Вселенной, и он, уставший, разгоряченный, измученный окунулся в них, как в прохладные ласкающие воды горного озера, опустился в них, как на луг, полный полевых цветов. Сьюзен вздрогнула, испуганно подалась назад, когда он крепко прижал ее к себе и больно прикусил ее губу, но потом Гарри почувствовал, как ее маленькая ручка скользит по его воротнику, шее, пальцы начали ласкать его жесткие черные волосы, и потом больше не было ничего, только что-то жаркое и близкое, такое родное, такое отчаянно родное, что хотелось кричать от чувства, переполнявшего его.

— Я тоже так скучала по тебе, Гарри, — шумно выдохнула Сьюзен, когда они с трудом оторвались друг от друга.

Вид ее покрасневших губ, опухших от его требовательных поцелуев, так возбудил Гарри, что ему уже было наплевать на все — на то, что они стоят посреди холодного, продуваемого сквозняками коридора, в котором их в любую минуту могли увидеть, на то, что за дверью стоит его соперник. на то, что еще несколько минут назад он понял, что его бросили друзья. Сейчас все это стало вдруг неважно. Главным было то, что когда он, голодный, вновь жадно потянулся к Сьюзен, она уже не отпрянула, а сама прильнула к нему.

— Я так долго ждала. Я так хотела, чтобы ты пришел…

За дверью Джастин безуспешно подбирал рифмы.

* * *

В это же утро всех «приблудных», как презрительно называл пришельцев слизеринец Годвин Уоррик, погнали на первое занятие. у девочек это оказалась ровенина лекция по заклинаниям, а у мальчиков — первая тренировка с сэром Кэдогеном, практический курс средневековой драки, как тут же окрестил ее хохмач Симус Финниган.

Сэр Герейнт Кэдоген стоял посреди двора, опираясь на внушительный меч, однако, сам рыцарь выглядел далеко не внушительно, ибо, как оказалось, ростом он не вышел. Чересчур длинная для него кольчуга с металлическими пластинами внизу болталась ниже колен, как платье с оборками, поножи гремели на ходу, как полковой оркестр, а скрипучие боевые перчатки обглодала ржавчина. Но, несмотря на общий непрезентабельный вид, сэр Кэдоген сиял улыбкой, показывая всему миру две дырки от выбитых зубов сквозь погнутые прутья забрала шлема. на горизонте, возле конюшни пасся большой грязноватый битюг — верховая лошадь благородного рыцаря. Когда конь нагибался, чтобы ухватить очередной сноп сена, Гарри ясно слышал, как животное покряхтывает от старости.

— Прекрасные сэры! — торжественно провозгласил рыцарь. — Вы собрались здесь, чтобы изучить благородную науку сражения! Настоящий мужчина должен не только уметь владеть мечом, пикою, кинжалом и палицей, но и до тонкостей знать искусство…

— Короче, — пробурчали из задних рядов.

— …И до тонкостей знать искусство поведения на ратном поле и ристалище, дабы не посрамить честь свою и не оскорбить память предков ваших!..

— Ужас какой, — совершенно серьезно заметил Эрни Макмиллан. — Неужели нам предстоит терпеть это каждый день?

Стоящие рядом с ним дружно вздохнули.

— …Что отличает благородного рыцаря или доблестного йомена от простого крестьянина или грязного раба!..

— Скоро он заткнется? — несколько нервно поинтересовался Люк Дэниэлс. — Больше дела, меньше трепа!

— Боюсь, завелся надолго, — приуныл Тоби.

— …И ваши отцы и деды будут гордиться вами, если узнают, что вы постигали сию премудрость под началом такого высокорожденного и опытного воина, как ваш покорный слуга! — скромно закончил сэр Кэдоген и восторженно оглядел позевывающих учеников, предвкушая широкое поле деятельности. — Итак, благородные сэры, сперва мы учимся кланяться так, как принято на ристалище! — он выпустил из рук меч, намертво застрявший в мерзлой земле (меч заскрипел и угрожающе закачался), и принялся выделывать руками придворные пируэты.

Ворчащие дети расползлись по двору, растянулись в цепочку и, придерживая сбоку палки, выданные им пока вместо мечей, принялись упражняться в фигурах высшего политеса. Сэр Кэдоген наблюдал за ними с выражением величайшего блаженства на покрасневшей от мороза физиономии. Он оставил попытки вытащить из земли свой меч, и теперь удовлетворенно наблюдал, как младая поросль рыцарства во всем следует его указаниям. Налюбовавшись, он, громыхая источенными временем наплечниками, помахал рукой.

— Достаточно, любезные сэры! А теперь мы перейдем, собственно, к военной премудрости, кою вам надобно постичь с величайшим тщанием, дабы не пасть в грязь лицом и суметь в минуту опасности…

Гарри лениво почесал за ухом. с другого конца послышался недовольный и раздраженный голос Драко Малфоя:

— Будет трепаться! Может, начнем?

Сэр Кэдоген, будучи не в состоянии осознать, что имеет в виду юноша, удивленно лязгнул забралом, предъявив миру пару колючих по-тараканьи рыжих усов, и осведомился:

— Что значит «трепаться», благородный сэр?

Хохотали все, включая не только самого Малфоя, но и не удержавшегося Гарри. Так у них и начались уроки средневековой драки. Все парни ходили на них с большим удовольствием, не только из-за того, что им было необходимо научиться держать оружие в руках — никто, кроме, наверное, Рона да еще Драко Малфоя, всерьез не верил в то, что им придется с кем-то сражаться (Гарри знал о планах Слизерина, но пока помалкивал, потому что Валери строго-настрого приказала ему держать рот на замке). Ребят ужасно смешил их почтенный преподаватель, сэр Герейнт Кэдоген, один в один похожий на свой портрет — такой же крикливый, самолюбивый и громогласно изрекавший, как ему казалось, святые истины. Кроме этого, сэр Кэдоген был ужасным растяпой и частенько уходил с заднего двора, где они тренировались (сам рыцарь важно окрестил этот клочок земли ристалищем), теряя по дороге шпоры и перчатки. Но гонял он ребят будь здоров, и Гарри, как и всем остальным, пришлось попотеть. Кроме того, что он учился владеть мечом, — куда бОльшим и тяжелым, чем эльфийские легкие и короткие клинки, — сэр Кэдоген заставлял их таскать на себе немыслимую тяжесть в виде кошмарно древних доспехов, которые Годрик Гриффиндор выкопал из подвалов Хогвартса и собрал у всех знакомых в радиусе пятидесяти миль. Жутко неудобный шлем все время норовил съехать на глаза, кольчуга была невероятно тяжелой, хотя это был еще и облегченный вариант, сплетенный из железной проволоки, как рыболовная сеть. Сэр Кэдоген приказывал им бегать по двору во всей этой амуниции, а потом с воплями выскакивал на них из укромного места и витиевато вызывал на поединок, бросаясь в учеников ржавыми перчатками. Правилам вызова на поединки тоже оказались посвящены многие занятия. Упрямый рыцарь выматывал их до предела, и на обед ребята тащились совершенно без сил. Но упрямый учитель все равно частенько бывал ими недоволен.

— Не пристало рыцарю иметь такие объемы, — ворчал сэр Кэдоген, очередной раз выбивая тренировочный меч из рук отчаянно пыхтящего Невилла. — Жирным, подобно хряку, быть позорно благородному сэру!

Невилл, только что проглотивший несколько булок прямо из печки дядюшки Лоуфа, отчаянно покраснел, стараясь не обращать внимания на язвительные комментарии слизеринцев на реплику сэра учителя в ржавых доспехах. Вытерев кровь, текущую из ссадины на лбу, он постарался выровнять дыхание.

— Я не виноват! — начал оправдываться он, подбирая меч и неумело вертя им, пытаясь защититься от беспорядочных выпадов сэра Кэдогена. — Даже когда мало ем, я все равно толстею!

— Позор, позор! — продолжал вещать рыцарь, словно забывая о том, что и сам с трудом помещался на своем битюге, которому, видимо, было не впервой таскать тяжести. — Я не буду учить такого нерасторопного и жирного йомена! Отнимаете у меня время, сэр! Пока не похудеете, не думайте даже заглядывать на ристалище! Эй, доблестный сэр Гарри, отведите эту развалину к мистрисс Хельге, пусть залечит ему его ничтожные царапины! — с этими словами он в очередной раз обезоружил Невилла и отошел к группе хуффльпуффцев, оставив гриффиндорца потерянно стоять посреди двора.

Гарри подошел к Невиллу и похлопал его по плечу.

— Брось, Невилл, не дрейфь. Этот коротышка скоро забудет, что сказал тебе. Думаю, через пару дней можно будет смело идти на занятия.

— Он прав, я — просто тряпка, — всхлипнул Невилл. — Мне уже шестнадцать, а из-за того, что я такой толстый, на меня ни одна девушка не посмотрит. Если бы я захотел, то уже давно похудел бы…

— Да ладно тебе, Невилл! — возмутился Гарри. — не внешность красит человека! Вот посмотри, Эрни Макмиллан тоже не худенький, но он жуткий зануда, а ты — парень хоть куда!

— Не говори так, Гарри, — буркнул Невилл, отчаянно краснея. Он, прихрамывая, заковылял к задней калитке Хогвартса. — Это я-то — хоть куда? Да я просто никчемный бесталанный бездарь… — он с силой дернул на себя дверь и чуть не столкнулся с выходящей оттуда леди Ровеной Рэйвенкло.

— Что случилось? — холодно спросила Ровена. Она не выносила, когда ученики прогуливали уроки.

— Сэр Кэдоген выгнал Невилла, — пояснил Гарри. — Сказал, что не будет учить его, пока он не похудеет.

Породистые брови Ровены поднялись почти до самой диадемы в волосах.

— В самом деле? — он перевела взгляд на Невилла. Тот только вздохнул. — Это совершенная чушь. Я поговорю с ним…

Из разговора ничего не получилось. Сэр Кэдоген оказался обладателем в высшей степени средневековых предрассудков. Странно, но даже тот факт, что он живет в замке, наполненном колдунами и ведьмами, нисколько не изменил его взглядов на жизнь. Сэр Кэдоген совершенно не боялся волшебников, что говорило не то о его бесстрашии, не то о совершеннейшей глупости.

— Благородная госпожа! — изрек он с самой светской улыбкой. — Оставьте эту проблему мужчине. не пристало даме вникать в столь суетные дела, как обучение молодых господ ратному делу, — он торжественно отдал ей честь источенным древностью мечом и важно удалился.

Ровена рвала и метала. Если бы у нее был с собой меч, то маленький рыцарь был бы давно положен на лопатки, но палочку она не хотела использовать против магла. Это было бы недостойно. Поэтому она развернулась и под ехидные замечания со стороны малфоевских прихлебателей бросила Невиллу:

— Пойдем, мальчик. Если здесь тебе не хотят помочь, то можно найти помощь и в другом месте.

Невилл, вздыхая, поплелся за Ровеной, сопровождаемый любопытными взглядами одноклассников. Когда Гарри, Симус и другие ребята возвращались с тренировки, то в боковом коридоре, ведущем к Большому Залу, услышали звон оружия и крики. из любопытства они сунули носы в дверную щель и обнаружили Невилла, старательно сжимающего в руках здоровенный меч. Напротив него стояла Ровена в легкой кольчуге, надетой прямо на белое платье.

— В позицию! — приказала она, и Невилл послушно встал в позицию. — Что ж, пожалуй, мы на этом пока закончим. Неплохо двигаешься, мальчик, совсем не так безнадежно, как думает твой учитель. Завтра в это же время.

— Вы теперь постоянно будете учить меня, миледи? — захлебываясь от восхищения спросил Невилл.

— Пока да, — кратко ответила Ровена Рэйвенкло и удалилась, оставив Невилла любоваться со спины ее точеной фигурой, которую не портила даже кольчуга и железные наплечники и бледно золотистой косой, перевитой сверкающей нитью серебра. Гарри с Симусом и Дином переглянулись и решили, что Невиллу, пожалуй, лучше сейчас побыть одному.

Вот с этого дня и началось их обучение. Каждое утро следовало вставать в шесть часов, умываться ледяной водой, которую только с помощью палочки можно было сделать нормальной комнатной температуры (обходиться без душа Гарри уже постепенно учился) и сбегать по одной из извивающихся ужом лестниц вниз, в Большой зал, где их поджидал завтрак, минимальный для того, чтобы не упасть с голоду — Годрик приказал экономить припасы. Впрочем, у доброго дядюшки Лоуфа всегда можно было разжиться какой-нибудь едой, частенько повар сердито выбрасывал требуемое за дверь, чтобы ему не мешали готовить обед. Дядюшка Лоуф не выносил, когда голодные дети просят есть, его доброе сердце, скрытое под мощными складками грудных мышц, покоящихся на здоровенном брюхе, всегда можно было тронуть просьбой дать что-нибудь перекусить, потому что до обеда (ужина, завтрака) еще далеко. Он периодически грозно ревел, бешено вращал глазами и размахивал прокопченной сковородой на большой деревянной ручке, но это никого не могло ввести в заблуждение, и поэтому ссылка на кухню за любую провинность считалась весьма удачным местом отбывания наказания.

После завтрака ученики разделялись. Мальчики отправлялись к сэру Кэдогену на прикладной мордобой, девочки — на занятия по чарам и заклинаниям к Ровене Рэйвенкло или к Хельге — на Гербологию или Уход за Волшебными существами. Хельга держала некоторых из них в грубо сколоченных клетках в сарайчике возле конюшни, и девочкам частенько приходилось кормить гномами раздражаров или тараканами — выскакунчиков. После обеда мальчики отправлялись уже к Годрику — изучать на этот раз Боевую магию, кошмарное количество заклятий и проклятий в которой, наверное, считал Гарри, не смогла бы запомнить даже Гермиона. Но девочкам туда ходить не полагалось. Основатели, весьма демократичные в отношении общения парней и девушек вне класса, настаивали на том, чтобы учились они отдельно друг от друга. Чтобы джентльмены не отвлекались на уроках из-за прекрасных дам, подозревал Гарри. Валери Эвергрин, как и Ровена, отдельно учила и девочек и мальчиков, но если леди Рэйвенкло читала еще и историю магии, и Древние Языки, то Валери сосредоточилась исключительно на Защите от сил зла и на том, чтобы найти заклятие возвращения. Снейпу было наплевать, кого учить, главное, чтобы студент не отвлекался на занятиях во избежание возгорания собственного котла. Исправно поставляемые ему Хельгой ингредиенты он тщательно изучал, осматривая их своими цепкими черными глазами, обнюхивал их длинным крючковатым носом и складировал в разные мешочки, горшочки и колбочки, которые самолично выдувал в подземелье, отведенном ему под лабораторию. Занятия Снейпа были так же ужасны, как и раньше. Он с мрачным видом ходил мимо длинных столов, над которыми подрагивали огоньки волшебных костерков, и раздраженно порыкивал на недотеп, не умеющих отличить шинкованные кишки ежа от шинкованного желудка скучечервя.

Но Алхимия оказалась не единственным предметом, который, к его неудовольствию ему пришлось вести. После исчезновения Слизерина оставались не занятыми лекции по Геральдике. Хельга их проводить, очевидно, не могла в силу своего происхождения и весьма отдаленного знакомства с оной наукой. Годрик помимо своих уроков по Боевой магии, оставляющих ему по шраму в день, был чрезвычайно занят хозяйственными делами и охраной замка. Ровена могла бы вести их и в силу своего происхождения и в силу весьма основательных знаний в этой области, но она и без того была загружена больше всех. Валери на вопрос, знакома ли она с этой наукой, пожала плечами и заметила, что никогда не уделяла много внимания происхождению человека и тому, что за картинка намалевана у входа в его дом. Оставался Снейп. Изрыгая проклятия, от которых краснел даже Годрик с его простонародно откровенными ругательствами, Снейп отказывался наотрез, но его схватили, скрутили и заставили. Профессор Снейп вырывался и кричал, что не доверит поиски заклятия одной только Валери Эвергрин, но это его не спасло, к тому же, оказалось, что он отлично знает Геральдику. Поэтому Гарри пришлось выносить еще и пытку гербами, цветами, полями, разнообразными тварями, изображаемыми на них, и черт знает еще чем. Гарри угасал от скуки под монотонно-сухое чтение Снейпа и каждый раз с трудом удерживался от того, чтобы не зевнуть. за каждый зевок Снейп делал выговор и приказывал ученикам либо рассортировывать его непрезентабельные зельедельческие запасы по банкам, либо с ехидной ухмылкой отправлял чистить конюшни.

Так они провели больше трех месяцев. Заклинание до сих пор не было найдено, и, поочередно пройдя периоды безумной надежды, глубокого отчаяния и истеричных детских плачей в стиле «хочу к маме!» все впали в состояние глубокого ступора. А Гарри к тому же еще и ежедневно ждал, что вернется Салазар Слизерин в обществе нового хозяина замка, но о нем не было ни слуху, ни духу. Если бы Сью не было рядом, все эти дни были бы для Гарри сущим адом. Мало того, что его выматывали до невозможности занятия с сэром Кэдогеном, ядовитые реплики Снейпа, холодная требовательность Ровены и даже упрямство Годрика в отношении вызубривания наизусть заклятий по Боевой магии. Странно было чувствовать отвращение к предмету, который вел его собственный предок, и странно было переносить раздражение на него — манеры Гриффиндора вытирать нос рукавом и скверно ругаться производили на него не слишком приятное впечатление. Учителем Годрик оказался далеко не таким умелым и опытным, как профессор Эвергрин или профессор Снейп. Та же леди Ровена обладала куда большей педагогической сноровкой, несмотря на ее молодость. Она усаживала всех учеников вокруг себя на небольшие скамеечки и, таким образом, все внимание их было направлено на то, как она негромко, сухо и всегда по существу рассказывает о каких-то событиях Магической Истории или объясняет, как пользоваться Сортирующим заклятием. Годрик же был прост, как сапог.

— Ступефа-а-ай!!! — орал он, яростно взмахивая палочкой и отправляя очередной камень, он же подручное средство, в стенку напротив прямо над головами учеников. в результате все орали и разбегались. И хотя эффективности приобретенным заклятиям поведение Годрика не убавляло, его простонародная дикость иногда коробила Гарри.

Но хуже было другое: сидеть рядом с Роном и не иметь возможности поговорить с ним — они упорно дулись друг на друга, несмотря ни на что, — было слишком тяжело. Это — всего лишь желание, всего лишь один из мучительных приступов, которые так часто случаются с парнями в нашем возрасте, пытался объяснить Гарри себе поведение Рона, но его друг был другого мнения. Он считал, что Гарри не вправе вмешиваться в его жизнь и оспаривать его выбор, и Гарри, разозлившись, забыл, что раньше пытался объяснить роновы поползновения всплеском гормонов. Он постановил для себя, что считает поведение приятеля не чем иным как предательством, а влюбленные взгляды в сторону Матильды, кажущейся не просто исключительно вежливой с Роном, но как подозревал Гарри, искренне заинтересованной в его ухаживаниях, определил, как разновидность тяжелой болезни, которую Рон подхватил от учеников Слизерина. Одним из осложнений этой болезни стала лютня. Рон постоянно таскал ее с собой и периодически исчезал из поля зрения гриффиндорцев, чтобы поиграть. Но уже не Гермионе.

Гермиона же, как показалось Гарри, вначале смертельно оскорбленная предательством Рона, сейчас и сама влюбилась не на шутку. Она проводила с Робертом Эвереттом вечер за вечером, сперва явно из чувства благодарности за попытку помочь, но затем, видимо, сама незаметно увлеклась красивым черноглазым юношей, обычно немного мрачноватым, но неизменно вежливым с ней. Гарри при виде этой странной пары вспоминал Крума, и нехотя признавал, что если в Викторе Гермиону явно привлекала не внешность, а серьезный, мощный ум, то Роберт выигрывал у Крума сто очков вперед в уме, а в привлекательности — все двести. И теперь Роберт явно был поражен той же стрелой, что и Виктор когда-то. Глядя на то, как Роберт с поклоном подает Гермионе очередную книгу и при этом смотрит на нее с почти болезненным восторгом и желанием, Гарри осознавал, что это настоящая страсть. у них троих — у него, Рона и у Гермионы теперь по молчаливому соглашению была своя жизнь, но странно было наблюдать то, как его друзья, которые, как он считал раньше, были созданы друг для друга, сейчас даже не разговаривают друг с другом, а все внимание дарят чужим, с точки зрения Гарри, людям. Нет, он не имел ничего против Роберта, тем более что его все ученики Хогвартса считали очень порядочным, но в этом юноше скрывалась загадка.

Роберт был ровесником Алистера Макъюэна, и, по словам Тео Квинтуса, ему тоже когда-то предлагали присматривать за младшими, что-то, вроде, должности старосты. Но Роберт Эверетт отказался, мотивируя это тем, что он здесь для того, чтобы учиться, а не для того, чтобы вытирать малышам носы. И он учился, причем, отменно. по слухам, он был единственным учеником Салазара Слизерина, который не платил ему за обучение, и единственным из Салазаровых «детишек» — с темным происхождением. о его происхождении ходило немало слухов, но основным был следующий. Роберт был сыном чистокровного волшебника, одного из норманнских рыцарей — вассалов короля Вильгельма и ведьмы… крестьянки. Отец от него отказался, и он влачил довольно жалкое существование в дальнем углу отцовского имения, забытый и заброшенный, пока в этот дальний угол не заглянул Салазар Слизерин, возвращаясь из Бургундии. Неизвестно, по какой причине Слизерин остановил на Роберте свой выбор, когда искал учеников, но с первого же дня маг доверял мальчику безоговорочно: Роберт Эверетт был единственным, кроме Матильды, кому разрешался доступ в святая святых его учителя. по слухам, которые Тео Квинтус исправно приносил Гарри от Элинор Огден и Эльвиры Эгберт — главных сплетниц Хогвартса, до встречи с Гермионой единственной страстью Роберта Эверетта было знание, и он усиленно нападал на старинные летописи, пергаментные свитки и древние книги в библиотеке Хогвартса, конкурируя в этом с самим Тео, готовил у себя в комнате невообразимые зелья, владел мечом лучше всех учеников в Хогвартсе и ежедневно упражнялся в заклятиях боевой магии так, будто каждую секунду ожидал нападения. Он носил кольчугу круглые сутки и, как шепотом передавали друг другу девушки, никогда не ложился спать без оружия. Роберт не был похож на гору мускулов, как Алистер, но в его движениях чувствовалась опасность. Да, он был опасен. И красив, как иногда можно было понять по сдавленному хихиканью девчушек за соседними столами. Но Гарри видел в нем и другое — мощный, изворотливый ум, добивавшийся всего и любыми путями, слизеринские настойчивость и упорство в стремлении к цели. к какой цели шел Эверетт, так жадно поглощая знания, никто не знал. Но его уважали, причем уважали и побаивались Роберта даже юные слизеринские нахалы куда более благородного происхождения. И Гарри сознавался себе, что ему импонирует этот юноша, что он чем-то напоминает саму Гермиону — и не потому ли она сейчас смотрела на Роберта взволнованными блестящими глазами и что-то быстро говорила, сбиваясь под его пристальным взглядом? — и кого-то еще. Кого, Гарри не мог вспомнить, и это его пугало. Поэтому он взял с самого себя слово приглядывать за Гермионой. Пусть она уперлась в своем отчаянии, пусть не сводит глаз с этого типа, но он — темная лошадка и с ним следовало быть осторожнее. Дабы не вызвать у Гермионы взрыв эмоций и не испортить отношений окончательно, Гарри решил больше не наставлять ее на путь истинный, втайне чувствуя себя не вправе это делать. Но с Эверетта спускать глаз не следовало.

Точно так же не следовало спускать глаз и с баронессы Матильды фон Гриндельвальд. не только Гарри смущала страсть Рона, Джинни тоже устроила ему колоссальную выволочку и орала, точно миссис Уизли, увидевшая гнома в банке варенья. Но Рон одержал победу на всех фронтах, оставив младшую сестру в слезах в окружении единодушно осуждавших его поведение подруг Джинни. Почему-то она только здесь смогла подружиться с другими девочками, хотя раньше проводила время, в основном, в окружении своих братьев и их друзей. Сухость и холодность, которые Джинни излучала последние несколько месяцев после смерти Фреда, куда-то незаметно делись. Джинни стала более женственной, тихой и какой-то таинственной, будто ей открылись некие потаенные женские знания. на нее стали обращать внимание многие парни, но Рон, занятый исключительно своей новой любовью, этого не видел в упор, хотя раньше бы с наслаждением набил морду любому, кого бы заподозрил в недостойном поведении относительно его сестры.

Матильда, горделивая красавица, разбила уже много сердец. Рычание, которое издавал Рон, при виде того, как перед ней стелется очередной поклонник, уже не смешило Гарри, а пугало. Если бы он своими глазами не видел, как Рон впал в беспамятство при первой же встрече с Матильдой, то решил бы, что его друга опоили любовным зельем. на вейлу юная баронесса была совершенно не похожа, так что оставалась последняя версия: Рон влюбился в первого взгляда. И трудно было сомневаться, что это возможно: глубокие зеленые искры, которые высекали глаза Матильды, всегда били точно в цель, отскакивая, пожалуй, лишь от Роберта Эверетта, остававшегося совершенно равнодушного к ее красотам.

Решению Гарри приглядывать за Матильдой весьма способствовал тот факт, что она явно была притчей во языцех задолго до появления пришельцев в Хогвартсе. Поэтому девушек, сплетничающих о ней, можно было найти в любом укромном уголке. в результате нехитрых допросов Парвати, Лаванды и Эльвиры Эгберт Гарри выяснил, что юная баронесса Матильда — весьма и весьма богата, и человек, который станет ее мужем, в придачу к громкому титулу унаследует еще и крупное состояние. Гарри сомневался, что Рона интересует состояние Матильды, такого он не хотел ожидать даже от Рона, который много лет втайне мечтал о неожиданно свалившемся бы на него богатстве. Он предпочитал думать, что его друг просто пал жертвой чар, обильно окружающих Матильду фон Гриндельвальд, где бы она ни появилась. Когда он решил спросить мнения Сьюзен о том, как ему поступить, девушка решительно запретила ему что-либо предпринимать.

— Гарри, если она действительно что-то замышляет, то он должен сам это понять. Твой друг влюблен, сейчас он не увидит в ней ни единого изъяна, и обидится на тебя еще больше, если ты захочешь открыть ему глаза.

— Но что же мне делать? — угрюмо спросил Гарри. Они разместились на подоконнике в Большом зале, где еще недавно Гарри сидел с Гермионой и Роном.

— Нужно ждать, Гарри. Рон вернется, как только поймет, что неправильно ведет себя. Он вернется, я уверена.

* * *

Уже в конце февраля Гарри ощутил привычную весеннюю ломоту в костях. Все тело ныло, точно в ожидании чего-то незнакомого и волнующего. Вдобавок ко всему, у него, впервые за много лет, обильно начали расти волосы, причем не только на голове. Гарри со странным ощущением разглядывал темную дорожку, спускающуюся по его животу, и не знал, что бы это могло значить; скорее всего, то, что он уже совсем не мальчик. Под мышками кололась черная щетинка и заставляла Гарри нервно почесываться, когда он был уверен, что его никто не видит. Что же до его шевелюры, то он с удивлением обнаружил, что она стала расти настолько быстро, что вскоре ему понадобился шнурок, чтобы подвязывать волосы, доросшие до плеч. к счастью, на этом дело и кончилось, но подстричь лохмы было трудновато: как когда-то тетя Петуния мучалась с его стрижкой, так теперь и сам Гарри пришел к выводу, что ему самому не справиться с этой проблемой. Волосы упрямо отрастали до плеч даже после радикального использования Бреющего заклятия, которое на лице работало отменно. Да-да, и на лице! Гарри нервничал из-за невозможности прилично помыться, волосы на голове постоянно скатывались в комок, из-за чего Клара Ярнли, хихикая, дразнила его «маленьким Снейпом».

Первый день весны не задался. Странные ощущения прочно угнездилась у него в сознании, и это никак не способствовало поднятию интереса к урокам. на утреннем занятии у сэра Кэдогена Гарри поскользнулся на грязных наносах мокрого снега и разбил колено. После обеда на уроке у Ровены Рэйвенкло он получил суровый выговор за то, что целиком пропустил мимо ушей ее рассказ о том, как колдун Геркулес из Арголиды ухитрился с помощью волшебного зелья увеличить свои силы и победить на поединке сильнейшего мага кровавого культа Земли Антеуса Танжерского. И, наконец, на своем занятии Снейп ехидно поинтересовался, помнит ли Гарри составляющие напитка Живой Смерти. Так как это была тема первого класса, Гарри естественно, не мог ничего вспомнить, и в результате получил тройную порцию снейповой язвительности и приказ собрать всех лягушек, которых Невилл рассыпал в коридоре перед уроком.

Именно там, возле аудиториума Алхимии, Клара Ярнли и настигла Гарри: он с несчастным видом собирал в подол мантии разбегавшихся лягушек. Клара волокла за собой метлу.

— Гарри! Гарри! Ты не представляешь, что мы придумали! — она почти подпрыгивала от возбуждения, и метла, подскакивая следом за ней, зависала в воздухе рядом с Кларой, а потом устало плюхалась на каменный пол.

— Не представляю. Кстати, кто это — мы, и что вы придумали? — Гарри послушно выдал именно ту реакцию, которой ждала Клара.

— Гарри, мы решили научить местных играть в квиддич, — гордо провозгласила Клара, сияя, как новенький галлеон.

Гарри от неожиданности снова уронил лягушек на пол, и они радостно запрыгали во все стороны, спасаясь бегством.

— Ты что, — заорал Гарри на Клару. Он прекрасно понимал, что так нельзя разговаривать с младшими, с девочками и с представителями высшей знати, к коим Клара принадлежала, но сдержаться Гарри не смог. — Ты спятила, что ли? Этого нельзя делать! Его же еще не изобрели!

— Так мы изобретем! — принялась убеждать его Клара. Она прислонила к стенке свою метлу и, нагнувшись, стала помогать Гарри вылавливать лягушек из-под массивного щита, служившего потайной дверью на единственную неподвижную лестницу. — Они и так уже слышали про квиддич, даже не знаю, откуда, может, кто из наших проболтался…

— Кто же именно из наших? — ядовито поинтересовался Гарри, но Клара тут же уклонилась от ответа.

— Мы тут от скуки помираем, занятий мало — Ровена и Хельга все время заняты, Годрик достал со своей боевой магией, а геральдика в изложении Снейпа выглядит еще хуже, чем Зельеделие! Тебе еще хорошо — ходишь учиться драться к психу Кэдогену, а нам, девчонкам, что делать? Я уже загибаюсь со скуки! Тем более что тут ничего нельзя — в лес пойти погулять нельзя, в деревню ходить тоже нельзя. Оказывается, в Хогсмите живут только маглы, представляешь!

— Всегда в нем только волшебники жили, — возразил Гарри, водворяя последнюю зеленую беглянку в карман мантии.

— А вот сейчас пока не живут! Гарри, я ужжжжасно тебя прошу — помоги уговорить профессора Эвергрин, пусть разрешит нам тренироваться и учить играть здешних, а? — умоляюще заныла Клара. — Мы бы тогда организовали чемпионат по квиддичу, как раньше! Четыре факультета… Гермиона сказала, что у тебя и снитч есть! — разоблачающе прошептала Клара и захихикала.

— Снитч я взял потому, что это подарок друга, — возразил Гарри. — Я не хотел, чтобы он достался дементорам.

— Врешь! — торжествующе припечатала Клара. — Признайся, ты надеялся здесь поиграть, верно? Да ладно, Гарри, не скромничай! Все знают, как ты квиддич любишь, так чего же не сыграть? Мы с тобой, братья Криви, и Симус Финниган — он классно летает, а потом еще кого-нибудь подберем. Соглашайся, Гарри, ну же!

Гарри задумался, и лягушки снова разбежались. Если мисс Эвергрин даст добро, то не будет ли это значить, что путь к отступлению назад полностью отрезан, и они со Снейпом разочаровались в попытках вернуть всех обратно? Когда он все же решился прийти к ней за советом, то обнаружил, что он — далеко не первый, и с просьбами здесь нужно выстраиваться в очередь. Возле Валери собралась большая компания ребят из всех колледжей, даже слизеринец Монтегю маячил где-то сзади, и все уговаривали ее разрешить им играть. Профессора по Защите от Сил зла оттеснили в угол от стола, загруженного листами пергамента, исписанными формулами заклятий, которые она подбирала явно не для занятий. Своими рассказами о квиддиче фанаты этого вида спорта явно заразили и аборигенов, потому что Гарри увидел среди упрашивающих и братьев Эгбертов. Под таким натиском упорство Валери начало слабеть.

— Ну, хорошо! — взвилась она, громко стукнув кулаком по столу, заглушая многоголосное нытьё. — Разрешаю! Но с одним условием!

Торжествующий рев поглотил ее условие, но, прочистив горло, Валери громко и требовательно рявкнула:

— С одним условием: далеко не залетать, никого не оскорблять и играть честно!

— Обещаем! — завопили все. Гарри увидел, как братья Криви в углу обменялись торжественным рукопожатием с Эдмундом и Эдвином Эгбертами.

— И если вы посмеете нарушать правила и мухлевать, то…

— Вы превратите виновника в бородавчатую жабу, знаем, знаем, — счастливо закивал Тед Тойли, с трудом гася довольную ухмылку на добродушной физиономии.

— О, нет, я попрошу разобраться в ситуации профессора Снейпа, а у него, кажется, более изощренная фантазия в области наказаний, — успокоила его мисс Эвергрин.

Имени Снейпа оказалось довольно, чтобы все тут же клятвенно заверили профессора Эвергрин в своей честности и порядочности. Она милостиво согласилась принять к сведению их обещание и прорычала:

— Добились, чего хотели? А теперь проваливайте, и не мешайте работать!

Все с восторженным воем вылились в коридор и принялись поздравлять друг друга.

— Гарри, здорово, правда? — восторженно проорал Колин Криви, шлепая Гарри по спине. — Снова будем вместе играть! А когда устроим просмотр для новых игроков? Денниса возьмем? Я его натаскивал этим летом, он здорово битой работает, в отбивалы сгодится! И еще Клару…

— Колин! — возвел Гарри глаза к небу.

— Гарри, если бы ты видел, как она летает! Мелкая еще, а балансировка первоклассная, почти профессиональная. И у нее такая интересная манера нагибаться в сторону, когда она разгоняет метлу вверх, это замечательно помогает маневрировать на больших скоростях, когда метлу можно с трудом останавливать вручную, а переброска веса…

— КОЛИН!

— Ладно, ладно, молчу, молчу. Но мы обязательно должны собраться после занятий. Я побегу заказывать метлы у мастера Мастерса!.. — и Колин умчался.

Гарри вздохнул: все началось по новой. Но в глубине души он был рад, что возникла необходимость думать о чем-то другом и не концентрироваться на тех проблемах, что мучили его все это время, к тому же на тренировках не будет возможности думать о предательстве Рона и Гермионы. Утешало это слабо, но Гарри ужасно любил квиддич. Может, это хоть как-то поможет забыть?

Весь древний Хогвартс одиннадцатого века немедленно встал на уши. Кто был виноват в утечке информации, Гарри так и не довелось выяснить, но процесс тренировок жадно захватил его целиком, сказывались несколько лет без квиддича. Он не играл с того года, как было объявлено о Тремудром турнире, поэтому решил посвятить тренировкам все свободное время. Главным камнем преткновения тут же стали метлы. Аэродинамические свойства созданий мастера Мастерса были из рук вон плохи: метлы заваливались в обе стороны, обожали резко нырять вниз и прямо в полете некстати распушать прутья в разные стороны. Но выбора не было и приходилось летать на таких, хотя страдали все от этого просто ужасно. Симус Финниган, оказавшийся действительно первоклассным игроком, однажды не вытерпел и, спикировав в неба на задний двор, принялся трудиться над своей метлой, накладывая на нее заклятие за заклятием. Через пару часов он гордо продемонстрировал всем свое творение: рукоятка метлы стала гладкая и удобная после наложенных на нее десятка Шлифовальных и Полировочных чар, прутья равномерно подстрижены, а с обеих сторон метлы появились удобные тормоза. Все возликовали, и на Симуса посыпался град заказов. не желая обижать и так недовольно бурчащего от обилия работы старика Мастерса (втайне он был жутко доволен своей популярностью) народ тайком приносил Симусу свои метлы, и он довольно трудился над ними от зари до зари, чуть ли не с трудом вспоминая о занятиях. Многие пытались последовать его примеру и тоже шлифовать свои метлы, но талант Симуса остался непревзойденным, и только на метлы, обработанные его способом, можно было садиться без опасения унести на себе после тренировки десяток заноз. Гарри доверял Симусу и вместе со всеми превозносил его внезапно открывшийся талант, но свою метлу, ту самую, оставшуюся у него еще с первого визита в Хогвартс, доверил шлифовать только Сьюзен. Девушка справилась со своей задачей удивительно быстро и практично, Гарри невольно сравнил ее умения с гермиониными, и его вновь кольнуло неприятное чувство пустоты, которое оставили в сердце его друзья. Гермиона с такой же легкостью смогла бы наложить на метлу столько удачных заклятий, но Гермиона не особенно любила квиддич. И ее рядом не было.

Не было рядом и Рона, но если с Гермионой Гарри продолжал общаться регулярно, хотя их несколько натянутые разговоры и причиняли ему боль, своей поверхностностью, то Рон отказался даже смотреть в сторону Гарри. Он будто бы принял постулат: «Хочешь дружить со мной, прими тот факт, что я люблю эту девушку». с каждым днем отношения Рона с Драко Малфоем становились все напряженнее и огнеопаснее, куда хуже, чем раньше. с остальными поклонниками Матильды Рон разобрался довольно быстро: остроносая физиономия Росса Кэмпелла украсилась несколькими живописными синяками, Рене де Вьепонт, тушеобразностью напоминавший Гарри Дадли, старался спрятать ото всех фиолетовую шерсть, выросшую на ладонях, а Годвин Уоррик забивался в угол при встречах с Роном и заискивающе хихикал. Матильда периодически окидывала высокого рыжего парня долгим оценивающим женским взглядом, снабженным завлекательнейшим помахиванием ресниц; Рон при этом багровел, еле сдерживая пар из ноздрей, а Малфой бесился. Эта чрезвычайно острая проблема — как отвадить от Матильды всех поклонников, — видимо очень занимала Рона. До такой степени занимала, что времени на квиддич у него уже не оставалось, хотя раньше он и дня не мог прожить, не обсудив с Гарри стратегию очередной игры «Пуляющих Пушек».

Теоретически, тренироваться нужно было по очереди, но удержаться никто не мог, и, так уж получилось, что на выделенном им участке после обеда толклись сразу все. Хельга отвела для ребятам для тренировок все свободное пространство заднего двора, где по весне на огороде начали проклевываться первые ростки, и предупредила, что за примятую рассаду виновник будет отправлен чистить стойло молодых гиппогрифов, которых Хельга подобрала прошлой осенью, когда они выпали из материнского гнезда. Гиппогрифы были шумными грязнулями, топотавшими как слоны, и норовившими при любой возможности вцепиться острыми клювами в руки кормящих их колдунов, поэтому никому не улыбалось разделить их общество. Приходилось ухитряться всеми способами, чтобы летать на метлах старика Мастерса и не падать. Хотя шлифовальные таланты Симуса и оставались непревзойденными, сама старинная готическая конструкция метлы не позволяла ей сравниться не только со Всполохами или Нимбусами века двадцатого, но даже с Чистометом-01, обладателем тяжелого и уродливого метловища в стиле барокко. Мастер Мастерс, гордый тем, что на его метлах поголовно летает целый Хогвартс, с помощью еще двух колдунов-работников установил шесть больших корзин по обе стороны огорода и часто приходил полюбоваться, как дети гоняют туда-сюда в погоне за мячом. Кваффл сшили девушки под руководством Эдит Фрир, а Липкочары на него наложила сама Ровена Рэйвенкло, втайне не одобрявшая подобного легкомысленного времяпровождения, заменившего многим чтение книг, но заразившаяся всеобщим энтузиазмом. Годрик, после того, как вместе со Снейпом и Валери наложил Ограждающие чары на огород, частенько сам приходил поглазеть на то, как летают его ученики и отпускал смачные шуточки, глядя на то, как неумело раскачиваются на метлах многие ребята — мол, кормовая часть перевешивает. Девушкам вроде бы никто не препятствовал в освоении новой игры, но по какому-то молчаливому согласию все они отказались играть, кроме Клары, стремления которой сесть на метлу ничто не могло сдержать. Тихонько летавшая раньше только по вечерам, сейчас она развернулась вовсю и иногда гордо оставляла в кильватере даже Дуайра О'Линна, точности разворота которого Гарри даже завидовал. Остальные ученики Ровены не слишком жаждали играть в квиддич на самом матче, но обожали наблюдать за игрой. Фанатов было немало. Многие девушки одобрительно визжали, когда мимо них проносился на своей метле очередной лихач. Дин Томас тоже был тут: делал наброски кусочком угля на больших пергаментных листах. из под его руки выходили рисунки метел, лица игроков и болельщиков — в основном болельщиц, в основном — Парвати Патил, но любимейшим его натурщиком стал сэр Кэдоген. Нескладный рыцарь оказался весьма азартным фанатом квиддича, с ухватками завзятого тиффози. Быстро выучив правила, он, ничуть не смущенный таким обилием колдунов и ведьм вокруг, верхом на своих орудиях труда, зачарованных явно самим Сатаной, громкими воплями поощрял самых отчаянных и был почти готов организовать фан-клуб Клары Ярнли, такой же лихачке на метле, как и он сам — на лошади. Дин посмеивался, глядя на то, как сэр Кэдоген, погромыхивая ржавым кольчужным подшлемником и восторженно шевеля тараканьими усами, с одобрительными криками мечется вокруг зачарованного огорода, а на пергаменте, тем временем, появлялись очертания безумных глазищ, лохматого вихра и глуповатой улыбки благородного сэра рыцаря. Частенько Дин рисовал и Гарри. Гарри как-то незаметно из участника тренировки постепенно стал тренером, а когда он ухитрился однажды поймать одновременно и снитч, и падающего Невилла Лонгботтома — за шиворот, то сорвал громкие аплодисменты.

Он пока не знал, кого включить в команду Гриффиндора, кроме братьев Криви и Клары. Увлекшийся процессом создания метел Симус теперь куда меньше интересовался процессом самой игры. Алистер и Гордон Макъюэны настаивали на своем участии в команде, но Алистер был слишком мощен для метлы, а Гордон слишком легок. Братья Эгберты внушали некоторые надежды как отбивалы — верхом на скрипящих от натуги метлах они до ужаса напоминали Фреда и Джорджа Уизли — такие же хитрые, — но Гарри пока не знал, на чьей кандидатуре точно остановиться. Куча народу носилась в воздухе, радостно вопя, толкая друг друга и гоняясь за потертым кожаным мячом и маленьким крумовым снитчем, то и дело мелькавшим среди игроков. Места было явно маловато, и Гарри не раз сталкивался в воздухе с Драко Малфоем. Малфой, памятуя о прошлогоднем выигрыше у Гриффиндора, явно был настроен царить на поле. Он делил функции тренера с Гарри, но вел себя куда более осмотрительно: тренировал не всех, но лишь тех, кого присмотрел себе в команду — капитанский титул он возложил на себя сам и был готов убить всякого, кто его оспорит.

Из учителей лишь Валери ни разу не пришла посмотреть на то, как играют ребята, она была слишком занята — уроками и древними библиотечными пергаментами. Профессор Снейп явился только раз, презрительно оглядел грубые ивовые корзины и кривобокий кваффл, искоса посмотрел на пируэты, которые с одной стороны поля выписывал Гарри, одобрительно хмыкнул приободрившемуся при его появлении Драко и исчез. в тот же день на ужине в Большом зале Годрик поднялся и хмуро заявил, что все профессора посовещались и решили, что такое количество задействованных в игре и тренировках учеников подрывает обороноспособность замка.

— Мы решили сократить количество участников игры до двух смешанных команд, — провозгласил он, одергивая килт. — Остальным нужно будет нести стражу на башнях, складах, у колодца и на других стратегически важных позициях. на огороде будут летать только те, кто входит в ко… команды, и один запасной, а зевакам там делать нечего — у нас и без этого много работы.

Унылое ворчание было ему ответом. Никому эта новость по душе не пришлась.

— Зато мы отыскали вам место для игры, — с воодушевлением продолжил Годрик. — в десятке миль отсюда лежат болотистые пустоши. Маглов там почти не бывает, и нас никто не увидит, кроме жителей небольшого хутора, а они — колдуны. с ними все уже договорено и…

— Держу пари, это Снейп его надоумил! — пискляво объявил Деннис Криви, когда вечером парни отправились в свое крыло. — Видели, какая у него была довольная рожа?

— Я могу понять, что нужно охранять замок, — ворчал Тоби, ставя свою метлу в угол. — Но разве для этого нужны сразу все мы? Почему только четырнадцать человек смогут играть? Это нечестно!

— Гарри, уговори профессора Эвергрин вмешаться! — взвыли все гриффиндорцы.

— Она совершенно равнодушна к квиддичу, не уверен даже, знает ли она правила игры, — уныло ответил Гарри, полируя метлу кусочком ткани. Его мысли теперь сосредоточились на том, что нужно объединять ребят из разных факультетов, и он не знал, кто согласится играть с ними. Кларенса Дэйвиса и Теда Тойли он не решался попросить, ему было стыдно за свое поведение в прошлом году, да и не был Гарри уверен в том, что оба семиклассника согласятся играть за его команду. — А где Рон? — вдруг встрепенулся Гарри. — Никто его не видел?

Симус и Дин переглянулись.

— Он, того… взял лютню и ушел, — выдавил Симус. — А ты не знал?

— Нет, — буркнул Гарри, но любопытство пересилило, и он небрежно поинтересовался. — И куда его понесло?

Захихикали все парни в их комнате. Невилл подавил смешок и изобразил Рона, стоящего на одном колене и играющего на лютне. Все заржали еще громче.

— Вы чего? — сунул нос в их комнату Тео Квинтус. за его руку цеплялся маленький Китто.

— Сэр Рональд ушел исполнять серенаду для своей дамы сердца! — провозгласил Симус, и комнату мальчиков тут же заполнил дикий хохот.

Гарри не мог поверить своим ушам.

— Куда он ушел???

— А ты не знал? Он сказал сегодня, что вечером пойдет споет серенаду для своей девушки. Только не уверен, что для Гермионы, — между двумя хихиканьями пояснил Дин. — Гарри, не могу поверить, неужто Рон так втрескался в эту зеленоглазую нимфу, что даже серенады ей решил исполнять?

Симуса скрутило от хохота. Гарри сидел на кровати, мрачный и раздраженный. Тео непонимающе воззрился на ребят.

— А что тут такого? — недоуменно спросил он. — у сэра Рона хоть лютня. Когда Алистер делал авансы леди Эдит, то полночи стоял под ее окнами с волынкой. Она, конечно, слишком тактична, чтобы крикнуть ему, мол, не мешай спать и убирайся, но на третью ночь девчонки не выдержали и облили его сверху…

Невилл зашелся в смеховой истерике.

— Чего смеетесь? — обиделся Тео. — Все было очень прилично! Всего лишь горшок Ушеувеличивающего Зелья! Правда, противоядия долго никто не мог найти, потому что Змееуста в то время не было в замке, а с зельями обычно возится он. Когда он вернулся, то страшно ругался, но вылечил уши Алистера. Правда, сперва Змееуст сварил противозелье для одного уха, а для другого — только через три дня… Леди Эдит ужасно смеялась, а Алистеру приходилось прятать уши под шапкой почти целую седмицу. Думаю, это было самое страшное потрясение в его жизни.

— А Слизерин часто уезжает? — как бы невзначай поинтересовался Гарри у Тео.

— Да частенько, — неопределенно пояснил Квинтус. — Он все в Лондон ездит — любит при дворе вертеться, возле тамошних колдунов, все связи заводит. Хитрый он, как змеюка.

— А разве у него нет знакомых поблизости? — продолжил Гарри свой хитрый допрос. — Ну, с колдунами-соседями он не общается?

Рядом с Хогвартсом не было крупных замков, где жили бы волшебники. Правда, как поговаривали, на западе есть башня, в которой один магл-рыцарь заточил свою жену-колдунью, и с тех пор ее никто не видел, а на побережье Нотумбрии возле большого города было целое поместье, где жили только колдуны, но Гарри никогда не видел, чтобы в Хогвартс приезжали гости. Годрик, как ему рассказали братья Эгберты, раньше уезжал куда-то на север, в те места, где родился, а о ровениных тайных вылазках в Лес Теней, похоже, тоже все знали, хотя и не предполагали, с кем она может там встречаться. Хельга Хуффльпуфф частенько навещала многочисленную родню в южном Уэльсе — чуть ли не правнуков, но и с теми колдунами, что жили где-то на расстоянии десяти миль от Хогвартса, была в хороших отношениях.

— Да нет, нету поблизости желающих продлить с ним знакомство, — фыркнул Квинтус, приглаживая вихры пятерней.

— А разве колдуны с мельницы у Темного Брода не общаются с мастером Салазаром? — как можно более равнодушно уронил Гарри.

Теофилус Квинтус выпучил глаза. у Гарри ёкнуло сердце, но Тео удивленно протянул.

— А там разве живут колдуны? Сроду на той мельнице никого из волшебников не водилось, все мельники маглами были!

Ладно, подумал Гарри, недолёт. Придется искать новую версию. от обдумывания оной его оторвали звуки лютни снизу и какой-то торжественный дикий вой, похожий на боевой клич викингов. Парни бросились к узкому окошку-амбразуре и, толкаясь, принялись высматривать предполагаемого противника в ночной темноте. Долго искать не пришлось: во дворе, осененный слабым колеблющимся светом факелов, стоял Рон. Он медленно перебирал струны лютни, и из-под его пальцев вытекала удивительно нежная мелодия. Физиономия у Рона светилась необычайной одухотворенностью, и было видно, что в исполнение он вкладывает всю свою страсть. И все бы хорошо, если бы Рону не приспичило петь самому. Гарри сравнивал эффект от этой песни и прошлогоднего шоу на балу в Хогвартсе — текст, безусловно, был хорош, но голос Рона явно не был приспособлен для пения и был похож на гул, издаваемый солидной бочкой. Под громогласный хохот одноклассников, облепивших немногочисленные окна замка, Рон с ужасно серьезным лицом, направленным на небольшой балкончик, старательно пел:

Встретить любовь и не жди,

Если ты к ней не готова.

Тебе безразлично почти

Любишь того иль другого.

Верность — не праздное слово!

Нигде не найти

Верного сердца такого,

Как в этой груди! 1

Симус позади Гарри так зашелся от хохота, что повалился на пол и, болтая ногами, выл от смеха. Зато Тео оскорбился:

— Не смейтесь, благородный сэр! Главное не то, как поет сэр Рональд, а то, как это воспримет его дама!

— Если бы мне кто-нибудь сказал, что Рон будет ночью выть под окном какой-то девушки, я ни за что бы не поверил! — скорчился на подоконнике Невилл. Он отвоевал себе самое удобное место для обзора и теперь с интересом ожидал реакции от маленького балкончика на соседней башне.

— Он поет не Гермионе, вот во что трудно поверить, — буркнул Гарри. Несмотря на дикость ситуации, он уже предвидел, как Матильда фон Гриндельвальд опустит Рона с его трубными воплями, что было бы совсем неплохо. Он оглядел окошки. Все они были забиты любопытствующими зеваками, жаждавшими продолжения комедии. из башни напротив на Рона угрюмо взирал матильдин фан-клуб, а из соседнего окна высунулся полуодетый Драко Малфой и проревел:

— Уизли, если ты еще раз позволишь себе что-то подобное, то я вышибу из тебя дух!

Драко набрал воздуха в легкие, чтобы обложить Рона по полной программе, но тут с легким стуком отворилось маленькое окошко на узком балкончике, показалась смутная тень женской фигурки, и высокий соблазнительный женский голос мелодично пропел в ответ:

Плачу всю ночь напролет.

Чуть позабудусь дремою,

Сон как рукою сметет:

Мнится, мой милый со мною.

Что ж он порою ночною

И въявь не придет?

Боже, пред ночью одною

Все муки не в счет!

От такого неожиданного поворота событий все зеваки потрясенно замолчали, а Гарри так и вовсе был сражен откровенностью средневековых нравов. Словно во сне он наблюдал, как с балкончика спустилась веревочная лестница, а Рон с видом завоевателя, входящего в покоренную крепость, подхватил лютню и начал карабкаться по лестнице наверх. Когда он достиг цели, чья-то рука втянула лестницу обратно, и окошко с нетерпеливым стуком захлопнулось за героическим любителем серенад. Свет в комнате погас.

С минуту все пораженно смотрели друг на друга, причем в некоторых глазах виднелась откровенная зависть, а затем Гарри перевел взгляд на соседнюю башню. Драко Малфой, высунувшись почти по пояс из окна, изрыгал такие страшные проклятия и угрожал Рону такими ужасными карами, что такой бурной реакции даже от него этого никто не ожидал. Пока все любовались реакцией неудачливого любовника, Гарри обратил внимание, что за одним из окон мелькнуло знакомое лицо, красное и заплаканное. Гермиона тоже оказалась свидетельницей этой сцены.

Бледные слепые глаза малыша Китто с сожалением скользнули по стене замка, не видя ни камешка.

— Я чувствую Тьму, — сказал он тонким детским голоском.