"Одиссея (пер. В.В.Вересаева)" - читать интересную книгу автора (Гомер)
ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ
Так сказал Одиссей. И долго царило молчанье.Были охвачены все восхищеньем в тенистом чертоге.Снова тогда Алкиной, отвечая, сказал Одиссею:"Раз, Одиссей благородный, приехал ты в меднопорожныйДом наш высокий, – к себе, я уверен, без новых скитанийТы уж вернешься, какие б страданья ни вытерпел раньше.К вам же, старейшины, я обращаюсь с таким предложеньем,К вам, что в чертоге моем почетным вином искрометнымДух услаждаете свой и прекрасным внимаете песням:Платье для гостя в сундук полированный сложено, такжеЗолото в тонких издельях и все остальные подарки,Что поднесли ему вы, советчики славных феаков.Вот что: дадим-ка еще по большому треножнику каждыйИ по котлу. А себя наградим за убытки богатымСбором с народа: столь щедро дарить одному не по силам".Так сказал Алкиной, и понравилось всем предложенье.Встали они и для сна по жилищам своим разошлися.Только, однако, явилась из тьмы розоперстая Эос,С крепкою утварью медной они к кораблю поспешили.Стала корабль обходить Алкиноя священная сила.Сам под скамейками все разместил он подарки феаков,Чтоб не мешали гребцам, когда они в весла ударят.Те, к Алкиною придя, приступили к роскошному пиру.В жертву быка принесла Алкиноя священная сила.Туч собирателю Зевсу Крониду, владыке над всеми,Бедра сожгли, а потом за пир богатейший уселисьИ наслаждались. Певец же божественный пел под формингу, —Чтимый всеми людьми Демодок. Но голову частоЦарь Одиссей обращал к лучезарному солнцу – к закатуМыслью его торопя; уж очень желал он уехать.Так же, как жадно мечтает об ужине пахарь, которыйПлугом весь день целину поднимал на волнах винноцветных;С радостным сердцем он видит, что солнце спустилось на землю,Что уже время на ужин брести ему шагом усталым.Так наконец, Одиссею на радость, спустилося солнце.Веслолюбивым мужам феакийским тотчас же сказал он,Больше всего обращаясь со словом своим к Алкиною:"Царь Алкиной, между всех феакийских мужей наилучший!В путь снарядите меня, сотворив возлиянье бессмертным,Сами ж – прощайте! Тут все совершается так, как желалоСердце мое, – и отъезд и дары дорогие. Пускай ихБлагословят Ураниды бессмертные! Пусть безупречнойДома жену я найду, здоровыми – всех дорогих мне!Вы же на радость законным супругам и детям любимымЗдесь оставайтесь! Пускай всевозможные блага пошлют вамБоги, и пусть никакой с народом беды не случится!"Слово одобрив его, согласилися все, что в отчизнуДолжно его переслать, ибо все справедливо сказал он.Молвила вестнику после того Алкиноева сила:"Воду с вином, Понтоной, в кратере смешай и сейчас жеЧашами всех обнеси, чтобы, Зевсу-отцу помолившись,Гостя отправили мы в отчизну его дорогую".И замешал Понтоной вина медосладкого тотчас,Каждому чашу поднес, и все совершать возлияньяСтали бессмертным богам, владеющим небом широким, —Сидя в креслах своих. Поднялся Одиссей богоравныйС места, Арете вручил двоеручную чашу, потом жеГолос повысил и ей слова окрыленные молвил:"Радуйся духом, царица, все время, пока не наступятСтарость и смерть, неизбежно ко всем приходящие людям.Я отправлюсь к себе. А ты в этом доме высокомБудь счастлива детьми, народом, царем Алкиноем!"Так сказавши, ступил чрез порог Одиссей богоравный,Вестника в помощь ему Алкиноева сила послала,Чтоб Одиссея провел к кораблю и к берегу моря.Женщин-рабынь с Одиссеем послала царица Арета.Первой нести она вымытый плащ и хитон поручила,Прочный сундук превосходной работы тащила другая,Третья хлебы несла с вином искрометным. Когда жеВсе подошли к кораблю и к прибоем шумящему морю,Приняли тотчас гребцы принесенные вещи, сложилиВсе их внутри корабля – и питье и дорожную пищу.Для Одиссея ж они на корме на палубе гладкойПолого их корабля простыню и ковер расстелили,Чтоб ему спать непробудно. Взошел на корабль он, улегсяМолча. Они же попарно в порядке к уключинам селиИ отвязали канат от камня с дырой просверленной.И наклонились гребцы и ударили веслами море.Сон освежающий тут упал Одиссею на веки,Сладкий сон, непробудный, ближайше со смертию сходный.Как четверня жеребцов в колеснице под градом ударов,Им непрерывно бичом наносимых, широкой равнинойБешено мчится вперед, высоко над землей поднимаясь,Так поднимался и нос корабля, назади ж, за кормою,Громко шипела, кипя, волна многошумного моря.Прямо вперед уносился корабль. И угнаться не смог быДаже и сокол за ним, быстрейшая птица меж всеми.Быстро мчался корабль, морскую волну рассекая,Мужа везя, по уму сравнимого только с богами.Много в сердце страданий пришлось перенесть ему раньшеВ битвах жестоких с мужами, в волнах разъяренного моря.Тихо спал он теперь, забыв о минувших страданьях.Вышла на небо ночное звезда светозарная, людямБлизость пришествия рано рожденной зари возвещая.К острову тут подошел быстролетный корабль мореходный.Есть в итакийской стране залив один превосходныйСтарца морского Форкина. У входа его выдаютсяДва обрывистых мыса, отлого спускаясь к заливу.Мысы залив защищают снаружи от поднятых бурейЯростных волн. И корабль крепкопалубный, с моря зашедшиВ этот залив на стоянку, без привязи всякой стоит в нем.Где заливу конец, длиннолистая есть там олива.Возле оливы – пещера прелестная, полная мрака.В ней – святилище нимф; наядами их называют.Много находится в этой пещере амфор и кратеровКаменных. Пчелы туда запасы свои собирают.Много и каменных длинных станков, на которых наядыТкут одеянья прекрасные цвета морского пурпура.Вечно журчит там вода ключевая. В пещере два входа:Людям один только вход, обращенный на север, доступен.Вход, обращенный на юг, – для бессмертных богов. И дорогойЭтою люди не ходят, она для богов лишь открыта.Все наперед это знавши, в залив они въехали. БыстроДо половины взбежал на сушу корабль их с разбега:Руки могучих гребцов корабль этот веслами гнали.Только что врезался в берег корабль их, сработанный прочно,С палубы прежде всего они Одиссея поднялиВместе с блестящим ковром, с простыней, на которых лежал он,И на прибрежный песок покоренного сном положили.После достали богатства, какие ему чрез посредствоВысокодушной Афины феаки преславные дали.Все их сложили они у подножья тенистой оливы,Прочь от дороги, чтоб как-нибудь кто из людей проходящихРаньше, чем сам Одиссей пробудился, вреда не принес бы.Сами же тотчас отплыли домой. Но Земли КолебательНе позабыл об угрозах, которыми он ОдиссеюРаньше грозил. Обратился он к Зевсу, чтоб дело решил он:"Зевс, наш родитель! Теперь никакой меж бессмертных богов мнеЧести не будет, когда уже смертные люди, феаки,Не почитают меня, от меня же ведущие род свой!Вот, например, с Одиссеем: я ждал, что домой он вернетсяЛишь после множества бед. Возвращенья его не лишал яВовсе: его ты ему обещал и кивнул головою.Эти ж на быстром судне отвезли его, спящего, моремИ на Итаке ссадили, без счета даров надававши,Вдоволь золота, меди и тканой прекрасной одежды, —Столько, сколько б наверно привезть он не мог и из Трои,Если б домой со своею он долей добычи вернулся".Зевс, собирающий тучи, ему отвечая, промолвил:"Что говоришь ты, Земли Колебатель широкодержавный!Очень тебя почитают бессмертные. Да и возможно льНе почитать одного из старейших богов и знатнейших?Если ж тебя человек оскорбит, то настолько ничтожныСилы его пред тобой, что всегда ты отмстить ему сможешь.Действуй теперь как желаешь и как тебе сердцем хотелось".Тотчас ответил ему Посейдон, сотрясающий землю:"Все бы тотчас, Чернооблачный, сделал я так, как сказал ты,Только я гнева боюсь твоего, я его избегаю.Ну, а теперь я намерен прекрасный корабль феакийский,В край свой обратно идущий по мглисто-туманному морю,В щепы разбить, чтоб они наконец перестали в отчизнуСтранников всех развозить. А город горой окружу им".Зевс, собирающий тучи, ему возражая, промолвил:"Вот как, по-моему, было б, мой милый, всего наилучше:Только что в городе люди, на море взглянувши, заметятБыстро бегущий корабль, преврати его в камень близ суши,Вид корабля сохранив, чтоб в большое пришли изумленьеГраждане. Города ж им горой окружать бы не нужно".Это когда услыхал Посейдон, сотрясающий землю,В Схерию, где обитал феакийский народ, устремился.Там он ждал. Подходил уже близко корабль мореходный,Быстро плывя. Подошел к нему близко Земли Колебатель,Сделал скалою его и в дно ее втиснул морское,Крепко ударив ладонью. И после того удалился.Между собою в большом удивленьи вели разговорыСлавные дети морей, длинновеслые мужи феаки.Так не один говорил, взглянув на сидевшего рядом:"Боги! Да кто ж там корабль быстролетный, бегущий в отчизну,Вдруг удержал среди моря, когда уже весь был он виден?"Так не один говорил. И не знали, как все случилось.С речью к ним Алкиной обратился и вот что промолвил:"Горе нам! Нынче сбывается все, что отец мой когда-тоМне предсказал! Говорил он: сердит на феаков жестокоБог Посейдон, что домой невредимыми всех мы развозим.Будет день, утверждал он, когда феакийский корабль нашПри возвращеньи обратно по мглисто-туманному морюБог разобьет и высокой горою наш город окружит.Так говорил мне старик. И теперь все сбывается это.Вот что: давайте исполнимте дружно все то, что скажу я:Если отныне какой-нибудь смертный в наш город приедет,Больше не будем его домой отправлять. Посейдону жВ жертву двенадцать отборных быков принесем, и, быть может,Сжалится он, не окружит нам города длинной горою".Так говорил он. И в страхе быков они стали готовить.Так земных сотрясателю недр, Посейдону-владыке,Жарко молились вожди и советчики славных феаков,Стоя вокруг алтаря. Одиссей пробудился лежащимВ крае отцовском своем. Совершенно его не узнал он,Ибо давно уж там не был. Притом же окрестность покрылаМглою туманной Паллада Афина, чтоб не был и сам онУзнан никем, чтоб успела ему все сказать по порядку,Чтоб не узнали его ни жена, ни друзья, ни из гражданКто-либо прежде, чем он женихам не отмстит за бесстыдство.Вот потому и другим показалося все Одиссею, —Все: и тропинки в горах и глади спокойных заливов,Темные главы деревьев густых и высокие скалы.Быстро вскочил он, стоял и глядел на родимую землю.После того зарыдал, руками по бедрам ударилИ обратился к себе, неудержным охваченный страхом:"Горе! В какую страну, к каким это людям попал я?К диким ли, духом надменным и знать не желающим правды,Или же к гостеприимным и с богобоязненным сердцем?Все сокровища эти – куда отнести их? Куда тутСам я попал? Отчего не остался я там, у феаков!Я б как молящий прибегнуть к кому-нибудь мог и из прочихМощных царей, кто б меня полюбил и в отчизну отправил.Тут же – не знаю, куда это спрятать? А если на местеВсе здесь оставлю, боюсь, чтоб не стало добычей другого.Горе! Как вижу, не так справедливы, не так уж разумныБыли со мною вожди и советчики славных феаков!В землю другую меня отвезли! Обещались на островИздали видный Итаку отвезть, и нарушили слово.Да покарает их Зевс, покровитель молящих, которыйЗорко следит за людьми и всем погрешившим отмщает!Дай-ка, однако, взгляну на богатства свои, подсчитаю, —Не увезли ли чего в своем корабле они полом?"Так он сказал и считать тазы и треножники начал,Золото в тонких издельях, прекрасные тканые платья.В целости все оказалось. В жестокой тоске по отчизнеСтал он бродить по песку близ немолчно шумящего моря,Скорбью безмерной крушась. Подошла к нему близко Афина,Юноши образ приняв, овечье пасущего стадо,Нежного видом, какими бывают властителей дети.Плащ двойной на плечах ее был превосходной работы;Было копье у нее, в сандальях блестящие ноги.Радость при виде ее взяла Одиссея, НавстречуДеве пошел он и громко слова окрыленные молвил:"В местности этой, о друг, с тобой повстречался я с первым.Здравствуй! Прошу я тебя, не прими меня с сердцем недобрым,Но сбереги мне вот это, спаси и меня. Я как богуЖарко молюся тебе и к коленям твоим припадаю.Также и вот что скажи мне вполне откровенно, чтоб знал я:Что за земля? Что за край? Что за люди его населяют?Остров ли это какой-нибудь, издали видный, иль в мореМысом далеко врезается здесь материк плодородный?"Так отвечала ему совоокая дева Афина:"Глуп же ты, странник, иль очень пришел к нам сюда издалека,Если расспрашивать вздумал об этой земле. Не совсем ужТак неизвестна она. Ее очень многие знаютКак среди тех, кто лицом к заре обитает и к солнцу,Так и средь тех, кто живет назади, к туманам и мраку.Сильно скалиста она, в повозке на ней не проедешь,Но не совсем уж бедна, хоть пространством не очень обширна.Вволю хлеба на ней, и вволю вина там родится,Ибо дожди выпадают нередко и росы обильны.Пастбищ много прекрасных для коз и коров. И леса естьВсякого рода. И много на ней водопадов богатых.Имя Итаки, о странник, достигло наверно и Трои, —А ведь она от ахейской земли, как я слышал, не близко".Так сказала. И в радость пришел Одиссей многостойкий.Рад он был, что отчизна пред ним, как ему сообщилаЗевса эгидодержавного дочь, Паллада Афина.Громко к ней со словами крылатыми он обратился,Правды, однакоже, ей не сказал, удержал в себе слово —Хитрости много всегда таилось в груди Одиссея:"Слышал я об Итаке уж в Крите пространном, далекоЗа морем. Нынче ж и сам я пределов Итаки достигнул,Эти богатства забравши. Оставивши столько же детям,Я убежал, умертвив быстроногого там Орсилоха,Идоменеева сына, на Крите широкопространномВсех трудящихся тяжко людей побеждавшего в беге, —Из-за того, что отнять у меня все богатства хотел он,В Трое добытые, ради которых так много страдал яВ битвах жестоких с мужами, в волнах разъяренного моря;Из-за того, что отцу я его не хотел подчиниться,В Трое служа у него, а отряд свой отдельный составил.Медью его я убил, когда возвращался он с поля,Возле дороги устроив с товарищем верным засаду.Ночь непроглядная небо тогда покрывала, никто насВидеть не мог из людей, и тайно свершилось убийство.Все же, как только его я убил заостренною медью,К славным тотчас финикийцам бежал на корабль я и с просьбойК ним обратился, добычу богатую в дар предложивши.Я попросил, на корабль меня взявши, отвезть или в Пилос,Или в Элиду, божественный край многославных эпейцев;Сила ветра, однако, от этих краев их отбила —Против желания их: они обмануть не хотели.Сбившись с дороги, сюда мы приехали позднею ночью.В бухту с трудом мы на веслах корабль свой ввели, и, хоть былиГолодны все, но никто об ужине даже не вспомнил.Так, сойдя с корабля, близ него на песок и легли мы.Сильно устал я, и сладостный сон на меня ниспустился.А финикийцы богатства мои с корабля отгрузилиИ на песок их сложили близ места того, где лежал я,Сами ж в Сидонию, край хорошо населенный, отплыли.На берегу я остался один с растерзанным сердцем".Так говорил он. В ответ улыбнулась богиня АфинаИ Одиссея рукою погладила, образ принявшиСтройной, прекрасной жены, искусной в прекрасных работах.Громко со словом она окрыленным к нему обратилась:"Был бы весьма вороват и лукав, кто с тобой состязатьсяМог бы в хитростях всяких; то было бы трудно и богу.Вечно все тот же: хитрец, ненасытный в коварствах! УжелиДаже в родной очутившись земле, прекратить ты не можешьЛживых речей и обманов, любимых тобою сызмальства?Но говорить перестанем об этом. Ведь оба с тобоюМы превосходно умеем хитрить. И в речах и на делеВсех превосходишь ты смертных; а я между всеми богамиХитростью славлюсь и острым умом. Ужель не узнал тыДочери Зевса, Паллады Афины? Всегда ведь с тобоюРядом стою я во всяких трудах и тебя охраняю.Я же и сделала так, что понравился всем ты феакам.Нынче сюда я пришла, чтоб с тобой о дальнейшем подуматьИ чтоб сокровища спрятать, какие тебе на дорогуСлавные дали феаки по мысли моей и совету,Также чтоб знал ты, какие судьба тебе беды готовитВ доме твоем. Все должен ты вытерпеть, хочешь, не хочешь.Не проболтайся, однако, смотри, никому ни из женщин,Ни из мужчин, что домой из скитаний ты прибыл. Все мукиМолча неси, подчиняясь насильям людей обнаглевших".Так Афине в ответ сказал Одиссей многоумный:"Трудно, богиня, тебя узнать человеку при встрече,Как бы он опытен ни был: со всяким сходна ты бываешь.Это крепко я помню, что ты мне была благосклоннаРаньше, когда мы, ахейцев сыны, воевали под Троей.После того же как город высокий Приама мы взяли,Морем домой как отплыли и бог всех ахейцев рассеял,Больше тебя я не видел, Кронидова дочь, не заметил,Чтоб, на корабль мой взойдя, ты меня от беды защитила.С сердцем разбитым в груди я долго скитался, покудаБоги меня наконец от напастей решили избавить.Только когда очутился я в крае богатом феаков,Ты ободрила меня и в город сама проводила.Нынче ж во имя отца твоего умоляю; не верюЯ, чтобы вправду в Итаку я прибыл; в другой здесь какой-тоЯ нахожуся стране, а ты надо мной посмеятьсяТолько хотела, мне это сказав, чтоб меня одурачить!Вправду ль, скажи мне, я в землю родную к себе возвратился?"Так отвечала ему совоокая дева Афина:"Дух в груди у тебя всегда, Одиссей, одинаков.Вот почему и не в силах я бросить тебя, несчастливца.Ты осторожен, умен, не теряешь присутствия духа.С радостью всякий другой человек, воротившись из долгихСтранствий, домой поспешил бы, чтоб видеть детей и супругу.Ты же стремишься скорей обо всех расспросить и разведать.Прежде жену испытать ты желаешь, которая стойкоИ доме тебя ожидает. В печали, в слезах непрерывныхДолгие дни она там и бессонные ночи проводит.Что ж до меня, то сомнения я никогда не имела,Знала, что сам ты вернешься, хоть спутников всех потеряешь,Но не хотелося мне с Посейдоном-владыкой бороться,Дядею мне по отцу. К тебе он пылает жестокимГневом, злобясь на то, что сына его ослепил ты.Дай же тебе покажу я Итаку, чтоб ты убедился.Это вот старца морского Форкина залив пред тобою.Там, где кончается он, длиннолистую видишь оливу?Возле оливы – пещера прелестная, полная мрака.Там святилище нимф; наядами их называют.В этой просторной пещере со сводом высоким нередкоНимфам ты приносил гекатомбы отборные в жертву.Это вот – Нерит-гора, одетая лесом дремучим".Разогнала тут богиня туман. Открылась окрестность.В радость пришел Одиссей многостойкий, когда вдруг увиделКрай свой родной. Поцелуем припал он к земле жизнедарной,Поднял руки потом и начал молиться наядам:"Зевсовы дочери, нимфы наяды, я вас никогда ужБольше увидеть не думал! Приветствую вас я молитвойРадостной! Будем мы вам и дары приносить, как бывало,Если добычница Зевсова дочь благосклонно допустит,Чтобы остался я жив и чтоб сын мой возлюбленный вырос".Снова сказала ему совоокая дева Афина:"Не беспокойся! Теперь не о том ты заботиться должен.Нужно сейчас же, теперь, в углубленьи чудесной пещерыВсе сокровища спрятать, чтоб в целости там оставались.Сами ж подумаем, как бы получше нам действовать дальше".Так сказала богиня и в мрак углубилась пещеры,Ощупью в ней закоулки ища. Одиссей же ко входуЗолото стал подносить и прочную медную утварь,Платья богатые – все, что ему подарили феаки.Тщательно их уложила и вход заградила скалоюДочь эгидодержавного Зевса, Паллада Афина.Сели оба они у подножья священной оливы,Стали обдумывать, как погубить женихов обнаглевших.Первою речь начала совоокая дева Афина:"Богорожденный герой Лаэртид, Одиссей многохитрый!Как укротить женихов тебе этих бесстыдных, подумай.Держатся в доме твоем уж три года они господами,Сватаясь к равной богам Пенелопе и выкуп давая.Та, все время тебя дожидаясь в глубокой печали,Всем надежду дает, обещается каждому порознь,Вести ему посылает, в уме же желает иное".Так богине в ответ сказал Одиссей многоумный:"Вот оно как! Предстояло и мне, значит, дома погибнуть,Злую такую же участь приняв, как Атрид Агамемнон,Если б всего наперед, богиня, ты мне не сказала.Дай же мне мудрый совет, чтоб ведал я, как отомстить им.Стой сама близ меня и дерзкую смелость внуши мне,Как и в то время, когда разрушали твердыню мы Трои.Если б ты мне и теперь, Совоокая, так помогала,Я с тридцатью бы мужами в сраженье вступил в одиночку, —Вместе с тобою, богиня, с твоей благосклонной подмогой".Так отвечала ему совоокая дева Афина:"Нет, не оставлю тебя и тебя не забуду, как толькоВремя наступит нам дело начать. Не один, полагаю,Из женихов, достоянье твое поедающих в доме,Кровью своею и мозгом обрызжет широкую землю.Дай-ка, однако, я сделаю так, чтоб тебя не узнали.Сморщу прекрасную кожу твою на членах упругих,Череп от русых волос обнажу и рубищем беднымПлечи покрою, чтоб всякий глядел на тебя с отвращеньем.Мутными станут глаза, такие прекрасные прежде,Чтобы противным на вид ты всем женихам показался,Как и оставленным дома тобою супруге и сыну.Сам же ты прежде всего к свинопасу отправься, которыйВаших свиней стережет. Он привержен тебе неизменно.Любит дитя он твое, Пенелопу разумную любит.Возле свиней ты его и найдешь. А пасется их стадоПодле Вороньей горы, вблизи родника Аретусы.Воду черную там они пьют и едят в изобильиЖелуди дуба и все, от чего у них жир нарастает.Там ты останься. Подсев, расспроси обо всем свинопаса,Я же в Спарту, в город прекраснейших женщин, отправлюсь,Чтоб Телемаха позвать, который к царю МенелаюВ Лакедемон, хоровыми площадками славный, поехалВести собрать о тебе, – существуешь ты где-нибудь, нет ли".И, отвечая богине, сказал Одиссей многоумный:"Зная всю правду, зачем же ее ты ему не сказала?Не для того ль, чтоб и он натерпелся страданий, скитаясьПо беспокойному морю, добро ж его ели другие?"Снова сказала ему совоокая дева Афина:"Пусть чрезмерно тебя забота о нем не тревожит,Я ведь сама провожала его, чтобы добрую славуЭтой поездкой добыл он. Без всяких лишений, спокойноВ доме Атрида сидит он и все в изобильи имеет.Юноши, правда, его стерегут в корабле чернобоком,Злую погибель готовя ему на возвратной дороге.Но ничего не случится такого. Земля в себя раньшеМногих возьмет женихов, что богатства твои поедают".Так сказав, к Одиссею жезлом прикоснулась Афина.Сморщилась тотчас на членах упругих прекрасная кожа,Череп от русых волос обнажился; и все его телоСделалось сразу таким, как у самого дряхлого старца.Мутными стали глаза, такие прекрасные прежде.Тело рубищем скверным одела его и хитоном —Грязным, рваным, насквозь прокоптившимся дымом вонючим.Плечи покрыла большою облезлою шкурой оленьей.Палку в руки дала Одиссею и жалкую сумку,Всю в заплатах, в дырах, и перевязь к ней из веревки.Так сговорившись, они разошлися. Афина в прекрасныйЛакедемон понеслась, чтоб вернуть Одиссеева сына.