"Защитники" - читать интересную книгу автора (Болдуин Билл)

Глава 4. Гравиякоря и документы

Ближе к полудню по местному времени Онрад и Джейсвал передали, что им придется провести в Эффервике целый день, изучая ситуацию лично. Зато Урсис вернулся вскоре после полудня и присоединился к Бриму на мостике.

— Ник! — воскликнул карескриец, отрываясь от дисплея, забитого административной рутиной. — Почему ты мне не сообщил, что приезжаешь?

— Секретное задание, — ответил Урсис, сбрасывая синюю куртку на погасший дисплей. — Анастас Алексий тебе говорил о моей должности в разведке?

— Сказал, что таковая имеется. Что за должность — не говорил.

Тут пришла очередь медведя улыбнуться.

— В этом деле все секретно, — сказал он. — Сейчас все думают, что я до сих пор где-то в Громкове.

— Дурацкие секреты, о которых нельзя рассказывать друзьям, — буркнул Брим с деланной обидой. Медведь рассмеялся.

— Я только вчера вечером прилетел, Вилфушка, — сказал он, закатывая глаза. — Даже в посольстве еще не отметился.

— И что ты теперь будешь делать? — поинтересовался Брим.

— Работать связным, — ответил Урсис. — Мотаться туда-сюда, так что у меня хватит времени осушить пару бокалов логийского со старым другом Бримом.

— Будем надеяться, — сказал Брим, потом посерьезнел. — Как оно здесь?

Медведь мрачно покачал головой.

— Хуже, чем я мог себе представить, — ответил он, погружаясь в полетное кресло Онрада. — Эффервик в панике. В полной панике. Слушай, Вилф, я сегодня говорил с людьми всех рангов и званий, и многие с планет переднего края — то есть оттуда, где все это будет с минуты на минуту. Шишки из Верховного Командования пытаются убедить Онрада, что они еще контролируют ситуацию. А на самом деле уже нет. Ее никто не контролирует, разве что облачники. Тытьчертов КМГС настолько ослабил все правительство, что у армии нет эффективного командования выше уровня батальона. Отдельные соединения, эскадрильи еще пытаются драться с врагом, но без настоящей координации Верховного Командования… сам понимаешь. — Он на миг крепко зажмурил веки. — Я говорил с храбрецами, которые бьются с Лигой когтями и зубами. Но в одиночку — разрозненными группами — у них шансов меньше, чем у льдинки в ядерной печи.

Брим поджал губы.

— А наша очередь на Авалоне — следующая, — сказал он, ни к кому не обращаясь. — Интересно мне, каково нам будет в этой печи.

— Ну, это от многого зависит, — спокойно сказал Урсис.

Брим вздрогнул и нахмурился.

— От чего зависит, Ник?

Медведь добродушно улыбнулся и похлопал Брима по обоим плечам волосатой шестипалой когтистой лапой.

— Сам знаешь, Вилфушка, — сказал он. — Выучка, боевой дух, храбрость, преданность родине, снаряжение. Ничего нового. — Он помрачнел и пожал плечами. — У эффервикцев все это есть, кроме разве что воодушевления, да и оно вначале было. Но без координации все это разбивается поодиночке о сплоченного противника. Сам понимаешь.

Брим кивнул.

— Понимаю, Ник. Понимаю.

— Так что, дружище Брим, — продолжал Урсис, откидываясь в кресле, — когда облачники навалятся в конце концов на Авалон, а так оно и будет, и если все будет в наличии — воодушевление, храбрость, снаряжение и так далее, — ближайшее будущее нашей старушки Империи будет зависеть от твоего соотечественника Бакстера Колхауна, которого Онрад назначил командовать Силами Обороны. — Урсис стал внимательно разглядывать когти, отходящие от тонких и длинных пальцев, потом кивнул своим мыслям. — С помощью БКАЕВ мы почти наверняка справимся с замешательством.

— Ага, — согласился Брим. — Я уже видел, на что они способны.

— Я слышал, — усмехнулся Урсис. — Впервые за… сколько это… пятьсот или шестьсот стандартных лет можно обнаруживать звездолеты раньше, чем они сбросят скорость ниже световой. Новые установки БКАЕВ — как ты уже знаешь — видят сквозь Эффервикскую Пустошь и даже дальше. В грядущей войне это может оказаться самым критическим моментом. По крайней мере так считаем мы, медведи. И поверь мне, мой лишенный меха друг, мы очень заинтересованы, потому что как бы ни повернулось дело на Авалоне, а следующая цель Трианского — Содеска.

— Похоже на правду, — согласился Брим. — Но БКАЕВ — дело совсем новое. Я видел только пару станций.

Урсис засмеялся.

— Ты здесь давно не бывал, Вилфушка. БКАЕВ уже давно вышли из стадии эксперимента. У каждой из пяти планет таких психованного вида спутников не меньше трех.

— Не знал, — сказал Брим. — Но я и не искал их специально., Урсис засмеялся снова.

— Но ты, ручаюсь, заметил, насколько точнее тебе стали давать векторы подхода с месяц назад? Брим нахмурился. Да, если подумать, заметил.

— Кажется, последнее время я мало кого о чем расспрашивал, — признался он, кивнув в сторону дисплея, забитого ежедневными рапортами, расписаниями вахт, сообщениями о готовности систем, сметами к утверждению. — Мое высокое положение требует, чтобы я проводил не меньше времени, разгребая этот мусор, чем гоняясь за облачниками, — невесело усмехнулся Брим.

Урсис рассмеялся.

— Когда слишком занят тем, чтобы не дать голове свалиться с плеч — как вот ты сейчас, — очень легко пренебречь остальным. — Он приподнял обе брови и указательный палец. — Вот это, друг мой, содескийская поговорка, которая понятна даже людям.

— Интересно, — сказал Брим, изображая удивление. — Как бы вы еще не начали курить в этих своих трубках хогга-пойю без запаха.

— Держи карман! — хохотнул медведь. — Вряд ли, пока этот запах заводит медведиц.

— Так что, безнадежное дело?

— Можешь мне поверить, дружище Брим. Можешь поверить.

Когда наконец Онрад и Джейсвал вернулись на корабль, Брим мог без труда угадать результат их переговоров.

Шагая от лимузина прямо к кораблю без выражения каких-либо эмоций, они на ходу отдали ответный салют почетному караулу Барбюса и быстро вошли в шлюз.

— Поехали отсюда, Брим, — сказал Онрад, и губы его прорезали лицо белой щелью. — Просто дышать невозможно, так все провоняло поражением.

Потом, когда они вышли в глубокий космос и легли на курс к Авалону, Онрад деликатно тронул Брима за плечо.

— Думаю, Урсис тебе уже все рассказал о совещаниях.

Брим поставил корабль на автопилот и обернулся в кресле.

— Да, Ваше Величество, — ответил он. — О тех, на которых был.

— Ну и как? Плохо?

— По его мнению — да, Ваше Величество.

— По моему мнению — тоже. И по мнению Джейсвала. Оборона Эффервика разорвана в клочья. Конечно, они будут биться, сколько смогут. Особенно если мы пришлем подкрепление — что мы почти наверняка должны сделать, если хотим, чтобы Империя после войны не распалась. Только им не продержаться больше нескольких дней, и нам надо смотреть в оба, чтобы они не попытались утянуть с собой и нас. Нации, которые падают, сражаясь, поднимаются вновь, — сказал Онрад с суровым огнем в глазах. — Но те, которые покорно сдаются, — погибают навеки.

Краткосрочный прогноз Императора оказался даже слишком точен. Через два стандартных дня столица Эффервика Люсулент была бескровно оккупирована Лигой с парадом и празднеством, прошедшими с большой помпой. Во всех галактических СМИ показали изображения Трианского с охраной, марширующих по бульвару Героев.

Наконец обрушился великий удар. Пока последние Имперские войска грузились к отлету на Авалон, премьер-министр Эффервика Холлеран-Миллард дал КА'ППА-грамму на всю Вселенную с маленькой планетки Дарендил в провинции Форбей.

«С сокрушенным сердцем, — начал он, — должен я сказать вам сегодня, что борьбу необходимо прекратить…»

Еще через несколько дней (в 1250-ю годовщину победы Империи в битве при Оолретаве) марионеточное правительство Эффервика подписало с Лигой перемирие, и Империя начала готовиться к неминуемому вторжению.

В ту ночь, когда облачники гордо попирали мостовые эффервикской столицы, Онрад появился на экранах головидения Триады и обратился ко всем пяти центральным, планетам и по КА'ППА-связи — ко всем уголкам Империи. Брим вместе с другими свободными от службы офицерами в просторной кают-компании Порта 30 смотрел на него на большом объемном дисплее, который прикатили из штабного зала.

Почти весь день все каналы выпускали одного за другим разных гуру, которые в мельчайших подробностях комментировали положение в Эффервике, и когда появился в большом шаре Онрад, помещение было забито людьми под завязку и одновременно непривычно тихо — куда как отлично от обычной приподнятой атмосферы. Когда в центре шара появилось изображение Императора, среди офицеров пронесся ропот ощутимого восхищения. Брим никогда не видел его таким взведенным — и вряд ли другие видели его таким.

После нескольких вводных фраз дородный Император поправил очки и приступил к теме, которой ждал каждый.

— Битва за Эффервик окончена, — заявил он голосом, не характерно для него неуверенным — чуть ли не неразборчивым. — Битва за Авалон вот-вот начнется.

Вся аудитория застыла в молчании, ловя каждое слово.

— Очень скоро, — сказал он, глядя из дисплея в полный рост так, как будто говорил с каждым из зрителей, — вся ярость и мощь врага обрушится на нас. Трианский знает, что либо он сломит нас на этих пяти планетах, либо проиграет войну. — Голос его стал громче и уверенней, когда он подошел к заключительной мысли. — И потому пусть каждый из нас соберется с силами для выполнения своего долга! — зазвучал его низкий голос, и подбородок выдался вперед с вызовом. — И да выстоим мы, чтобы если этой старой Империи и ее доминионам суждено быть еще тысячу лет или больше, все живое во всей Вселенной скажет, что сегодня был самый звездный час ее!

Полная тишина длилась еще тика три, и кают-компания взорвалась выкриками и возгласами, и они длились, пока в буквальном смысле было у людей в груди дыхание. Но Брим остановился в стороне, когда все в конце концов бросились к бару. Он только смотрел и вспоминал другие вечера, наполненные дикой бравадой людей, которые мало что знали о том, что на самом деле ждет их при встрече с отвратительным, варварским зрелищем битвы. Он закрыл глаза, и тысячи видений — одно ужаснее и кровавее другого — промелькнули перед его глазами. Адский шум… ослепительный свет… смятение. Страх такой плотный, что можно пощупать его руками. Вопли, заполнившие боевой шлем, и их не отключить. Смерть. Смерть. Еще смерть! Скрипнув зубами, он подождал, пока освободится место у бара, а потом, воспользовавшись привилегиями капитана, взял две бутылки логийского с собой в каюту и там напился до бесчувствия.

На следующее утро на совещании командиров эскадрилий страдавший с жуткого бодуна Вилф Брим узнал от штабистов, что ожидаемое вторжение Трианского — контролеры дали операции кодовое имя «Мертвая голова» — может произойти в ближайшие недели, если не дни. Сотни тысяч граждан Авалона на пяти планетах были поставлены на работу под командованием генерала Хагбута в так называемых силах самообороны и выполняли подготовительные работы — а КМГС все время проводил демонстрации протеста. Между рабочими и шумными демонстрантами уже произошел ряд столкновений, замедливших работы и вызвавших общую неразбериху. Но, как заметил в своем обращении генерал Драммонд, командующий Флотом Обороны, ряды КМГС таяли с каждым днем.

Это наблюдение было единственной положительной нотой в тревожном потоке новостей, поскольку в военных кругах Империи признавалось, что возможности Императора противостоять вторжению спустились в абсолютный надир. Даже неунывающий Хагбут на секретном заседании после полудня признал, что его плохо обученные и плохо вооруженные силы самообороны могут только отсрочить победный марш Трианского на Авалон на три стандартные недели — не больше.

Не прошло и недели, как Триады ощутили полную мощь космической эскадры адмирала Гота Оргота. Для Брима начало первых ударов было почти облегчением, и в течение остальных дней сорокадневного стандартного месяца — когда Трианский с помпой посещал места своих завоеваний — Брим все время вылетал в патрули в окрестностях Авалона с каждой из своих двух эскадрилий по очереди.

К началу месяца гептада ситуация в Империи лишь слегка улучшилась по сравнению с началом прошлого месяца. Но все же наблюдался определенный прогресс, и каждый следующий день чуть-чуть затруднял облачникам успех вторжения. К первому числу флотилия имперских истребителей насчитывала уже 607 единиц — на 189 больше.

К сожалению, им приходилось в одиночку оборонять Авалон против трех с половиной тысяч военных кораблей Лиги — по оценке содескийцев. И почти половина этих сил состояла из «Горн-Хоффов» моделей 262 и 270 — последние слегка крупнее и неповоротливей, чем первые. Эти истребители должны были прикрывать чуть больше тысячи рейдеров дальнего действия и примерно три сотни кораблей точной атаки — Захтвагеров (это слово было сокращением фертрюхтского слова «Захтвагерхайенфорст», что означало «точный стрелок»). По сведениям Урсиса, многие из военачальников Лиги считали такое соотношение рейдеров и истребителей слишком высоким (примерно один к одному), но Трианский продолжал концентрировать усилия на строительстве рейдеров.

В течение следующей недели признаки вторжения продолжали нарастать — силы Лиги проводили десантные учения на Мемеле — одной из планет Эффервика. В то же время мощный флот адмирала Гота Оргота усилил атаки на коммуникации внутри Триад, подвергая Имперский Флот Обороны значительной нагрузке — до трехсот боевых вылетов в день…

Облачники повсюду! Желтое брюхо, алые кинжалы и шевронные профили кораблей кишат роями вокруг конвоя ограниченных световой скоростью космических барж и пакетботов. Вспышки огромной энергии полыхают в космосе новыми звездами. Пространство исчерчено радужными лучами разлагателей. Брим, вышедший сегодня в патруль на вновь прибывшем «Звездном» Д-7436, инстинктивно мигнул, пролетая вплотную с подбитым «Горн-Хоффом», испускавшим ленты черного дыма. Не надо зря тратить энергию, этот жукид уже готов. Тяжело сглотнув горькую слюну, Брим резко вывернул и бросился вслед другому облачнику. Мгновением позже канонир Гордон нажал на гашетку, и вся Вселенная взорвалась залпом четырнадцати разлагателей, встряхнувшим корпус и затемнившим на миг гиперэкраны.

Мимо!

Явно захваченный врасплох облачник отлетел прочь. Справа по нему ударил Молдинг и тоже промахнулся, но теперь серый «Горн-Хофф» с озаренными пламенем разлагателей башнями целил в него.

— Полундра, Тоби! — крикнул Брим по сети ближней связи рулевых. — Право на борт!

Он резко тормознул, разворачивая корабль, но поздно. «Горн-Хофф» уже вышел из пределов досягаемости разлагателей. Брим в скафандре вспотел как мышь.

Перед ним два «Горн-Хоффа» заходили в атаку на старый межпланетный пакетбот — настолько старый, что мостик его был украшен золотом Гильдии. Брим глянул назад. Молдинг держался рядом, как привязанный.

Позади Брима на мостике Гордон произносил параметры стрельбы. Снаружи на палубах башни поворачивались влево от центра. Снова Р-6595 вздрогнул от залпа собственных разлагателей. Три вспышки, язык радиационного пожара — и сердитый дымный след, оставленный облачником за собой.

И тут Брим заметил колышущуюся стену радиационного пожара там, где должен был бы быть корабль Молдинга. Сердце екнуло — но в тот же момент по сети рулевых раздался ликующий голос Молдинга:

— Видел, Вилф? Я этого жукида сделал! Уголком глаза Брим увидел корабль Молдинга, держащийся в двухстах иралах от его правого понтона. Ф-фух! Он открыл было рот поздравить друга, и тут — гром! Пламя хлестнуло по лицевой панели шлема. Барабанные перепонки чуть не лопнули от визга воздуха, выходящего в дыру переднего гиперэкрана.

Еще раз!

Этот взрыв снес передний гиперэкран целиком в болезненной вспышке, и весь корабль тряхнуло. Брим лихорадочно вывернул. Облачник был так близко, что вспышка его огромных разлагателей без гиперэкранов просто ослепляла. Но уже половина башен Брима повернулась к противнику и открыла такой огонь, что тому пришлось отвернуть.

Сразу после взрыва Брим потерял всякое представление об обстановке. Не менее десяти циклов он слепо следовал инструкциям Молдинга. Когда он обрел наконец способность ориентироваться, Р-6595 был уже на полпути к Авалону. Голова гудела, из ноздрей текла теплая струйка. Кровь? В телефонах шлема еле был слышен чей-то голос — то ли оператор БКАЕВ, то ли Молдинг, — но система связи явно была повреждена, и разобрать слова было невозможно. На удивление, проверка систем корабля выявила лишь поверхностные повреждения, а серьезно пострадала только зона мостика. Тем не менее Брим решил идти в ближайший порт, а не рисковать, что вдруг обнаружится серьезное повреждение.

— Несбит, ты там еще жив? — спросил он.

— Более или менее, капитан, — ответил штурман дрожащим голосом. — Что вы задумали?

— Посадить это корыто на что-нибудь твердое и дружественное, — ответил Брим. — Как можно скорее и с минимумом маневрирования.

— Есть, сэр! — ответил Несбит. — Идея мне нравится.

Через мгновение на навигационной панели Брима появился новый курс.

— Ариэль? — спросил он.

— При нашем теперешнем местонахождении Порт 19 представляется наиболее прямым путем к дружественной базе, капитан, — сказал Несбит.

— Идем туда, — сказал Брим и переключил шаровой дисплей на вахтенного системщика. — Томпсон! — приказал он. — Особое внимание на маневровые двигатели. Чуть что окажется вне допуска — докладывайте. Ясно?

— Э-э… ясно, капитан, — нервно ответил Томпсон. Брим кивнул, скривился и вернулся к управлению. Зеленая, черт побери, команда! Ему думать было страшно, что было бы, получи они серьезное повреждение. Потом он пожал плечами. Ребята прошли легкое боевое крещение. Им, так сказать, слегка пустили кровь, зато теперь дальше уже не будет «в первый раз». Может быть, это и к лучшему. Может быть…

— Внимание! — квакнула громкая связь корабля. — Всем занять места по швартовому расписанию…

Порт 19 ничем не отличался от Порта 30, кроме названия, выложенного старомодными символами под антенным полем. И, конечно, его планета — Ариэль — была дальше от Триады, чем Авалон. Сейчас на его периферии были причалены лишь несколько кораблей, явно показывая, что еще не все эскадрильи вернулись с боевых заданий. Брим начал подход, как только диспетчер указал ему стоянку. Он покачал головой; если это и не была самая маленькая стоянка на всей периферии, то в конкурсе за это звание все равно завоевала бы призовое место — она располагалась между двумя тяжелыми крейсерами возле третьего, тоже не меньше, чем его «Звездный».

На миг перед его мысленным взором встали дни, когда он водил карескрийские рудовозы. Тогда самое главное было — быстрее разгрузиться, и если ты въезжал в соседа (или «случайно» таким образом убирал конкурента) — что ж, так тому и быть. Он хмуро усмехнулся. Ничего себе прелюдия к Флоту! В Академии он быстро понял, что даже единственное столкновение — где угодно — может положить конец карьере рулевого, И это правило все еще действовало. Имперские стандарты судовождения требовали только совершенства. И ничего, просто ничего, его не заменяло.

Медленно, как катафалк, он вышел на уровень стоянки. От нависших над ней с двух сторон мостиков тяжелых крейсеров она казалась еще вдвое меньше. А в обрамлении зазубренных осколков гиперэкранов сцена эта принимала характер нависшей опасности, если бы не совершенная система причаливания, подмигивающая ему из тени.

Дав реверс гравигенераторам правого борта, Брим дал чуть-чуть энергии на гравигенераторы левого понтона и…

Стой!

Вместо того чтобы остановиться и вильнуть кормой к порту, корабль свернул к порту носом и стал набирать скорость — по плавной кривой, уводящей от стоянки! Брим тут же усилил реверс на правых гравигенераторах — и без эффекта. А тем временем поврежденный «Звездный» продолжал разворачиваться и теперь направлялся к центру станции, с каждым тиком набирая скорость.

Брим инстинктивно дал реверс на все четыре генератора и добавил мощности, а тем временем в шлеме зазвенели сигналы тревоги от спутника.

Опять ничего! Только корабль больше не поворачивал. Теперь он целился в ближайший из двух крейсеров у намеченной стоянки — точно в середину. Приводы реверса сдохли!

— Приготовиться к носовому столкновению! — завыла трансляция. — Приготовиться к носовому столкновению! Всем задраить герметические люки спереди на раме тридцать четыре! Всем задраить герметические люки спереди на раме тридцать четыре!

Скрипнув зубами, Брим положил руль круто направо и бросил половину мощности на причальные генераторы, а тем временем кто-то у него за спиной на мостике забормотал градгроутские молитвы.

Как ни молись, а это не поможет!

— Тревога, носовое столкновение! Тревога, носовое столкновение!

Брим в отчаянии в буквальном смысле наступил на актуатор правого гравитормоза. Сработало! Со скрежетом, который был слышен наверняка даже в соседнем отсеке, оба правых гравигенератора перескочили в полный реверс, и корабль пошел резким юзом, чуть не потеряв правый понтон и перемычку между ним и главным корпусом. Каждый сварной шов рамы стонал и трещал, а металл корпуса на главной палубе стал морщиться прямо на глазах. Звездное бельмо мелькнуло на разбитых гиперэкранах, и радиосистема наполнилась криками и воплями испуга — корабль снова вышел на курс столкновения с самой станцией.

— Всем заткнуться, медузы тытьчертовы! — рявкнул Брим, перекрывая шум.

Отключив одновременно гравитормоза и энергию на отражателях, он переложил руль и прошел всего в нескольких иралах над антенным полем. Потом, имея чуть-чуть пространства для маневра, осторожно свернул чуть вправо на такой вектор, который позволял одновременно погасить орбитальную скорость и дать силе тяготения остановить корабль. И наконец, перевернув корабль на спину, он подал чуть вверх и вперед, снова подстраиваясь к орбитальной скорости спутника и активируя реверс схемами гравитормозов. И только полностью вернув себе управление кораблем, он заметил, что весь мостик — и, разумеется, всю сеть голосовой связи — залила полная тишина.

— 0-отличный м-маневр, к-капитан, — произнес диспетчер Порта 19.

— Спасибо, — сквозь зубы ответил Брим. Под боевым скафандром он весь взмок и был зол как собака — на себя за то, что чуть не потерял управление кораблем, и на зеленую команду, которая так явно проявила страх. Скрипнув еще раз зубами, чтобы успокоиться, он вызвал Барбюса, находившегося у кормового артиллерийского пульта.

— Шеф, мне немедленно нужны оба гравиякоря. Займись ими, а на кормовой швартовый купол поставь грамотного матроса.

— Есть, капитан! — ответил Барбюс, будто это был самый обычный способ швартовки. — Будем швартоваться по-аталантски?

— Именно, шеф, — подтвердил Брим. — Отдашь их по моей команде.

Этот «аталантский» маневр был архаичным — и трудным, — но абсолютно необходимым способом швартовки, когда рабочего пространства с гулькин нос, а автоматики нет. На этот раз даже места для маневра не было совсем!

Брим сосредоточился. Гравиякоря — это были скорее миниатюрные, чем маленькие, тяговые устройства с оптическими захватами для швартовых лучей. После включения их единственная цель — автоматически держать точку в пространстве за счет приложения тяги, противоположной любой приложенной силе. Брим хотел их использовать, чтобы зафиксировать нос корабля относительно спутника, а тем временем кормовыми швартовыми лучами притянуть корабль на отведенную стоянку. Легче сказать, конечно, чем сделать — но все же выполнимо.

Быстро посчитав, Брим прикинул в голове параметры. Передние швартовые прожекторы имели радиус действия чуть меньше четырехсот иралов, и потому он выбрал рабочим расстоянием триста и оставил добрых тридцать три процента допустимой ошибки.

Теперь, имея максимум триста иралов между якорем и носом — а корма корабля длиной шестьсот шестьдесят четыре ирала впритык к спутнику, — Брим должен был бросить якоря на тысячу четыреста иралов наружу. Прищурившись, он чуть поправил на правый борт, но так как все делалось все равно на глаз, самое лучшее, что он мог получить, — это «приблизительно».

Приближаясь к спутнику левым бортом, он ждал, пока корабль не займет положение примерно не доходя ста пятидесяти иралов до уровня стоянки.

— Бросай правый, шеф! — напряженно приказал он. — И дай лучу пульсацию, когда нас будет относить.

Это удержит на луче среднее напряжение, но даст достаточное проскальзывание, чтобы корабль двигался.

— Пошел правый с пульсацией, кэп, — доложил Барбюс.

Брим тут же полностью переложил руль, одновременно отворачивая нос корабля от спутника генераторами и гравитормозами. Уголком глаза он видел поток гравитации от гравиякоря, когда швартовые лучи пытались его сдвинуть. Насколько проще было бы работать, если бы можно было предсказать, что будет дальше!

Когда Барбюс вытравил первый гравиякорь, инерция продолжала нести чуть виляющий корабль вдоль первоначального пути. Миновав стоянку еще на сто пятьдесят иралов, Брим приказал Барбюсу бросать второй гравиякорь.

— Пошел с пульсацией, кэп!

Каким-то чудом корма обернулась хорошо и теперь была в почти идеальном положении, чтобы сдать назад точно в слип — это если бы реверс работал.

— Послать кормовой швартовый луч и выбирать помалу! — напряженно приказал Брим.

У матроса на швартовом куполе была только одна попытка направить швартовый луч в оптический захват на причальной стенке спутника. Одна ошибка — и корма развернется, управление снова будет потеряно, только на этот раз еще и с работающими гравиякорями! Брим с колотящимся сердцем следил за дисплеем кормового вида. Тонкий зеленый луч блеснул по отражательному механизму, захват, вспышка… держит! Тут же луч стал затягивать корму на узкую стоянку.

— Травить правый носовой швартов, шеф! Быстрее! — приказал Брим.

— Есть травить правый носовой, кэп! Потом, когда расстояние от двух гравиякорей выровнялось:

— Травить левый носовой!

— Есть, кэп!

Они вошли на стоянку! Или, во всяком случае, правильно нацелились. И теперь осталось только вытравить носовые швартовы и выбрать кормовые, пока корма не втянется в слип. Не прошло и полметацикла, как корабль был как следует пришвартован, на мостике уже копошилась ремонтная бригада, а Барбюс послал шлюпку подобрать гравиякоря. Ничего себе денек выдался…

Усталый и вымотанный Брим вышел из воздушного шлюза и стянул с головы боевой шлем в первый раз за Вут знает сколько метациклов после отлета с Порта 30 у Авалона. Триада была на той стороне Ариэля, и прозрачная труба перехода была погружена в темноту. Брим направился по ней внутрь станции. Ему заступила путь тонкая фигура в соблазнительно открытой синей куртке.

— Ну и посадочка была у тебя, Вилф Брим, — сказала Ева Картье ласковым голосом, который он так хорошо знал. — Отличная работа, сэр.

От ее слов усталость Брима будто смыло освежающей волной, а она ласково взяла его за рукав, глядя прямо в лицо искрящимися глазами.

— Ну и синячище у тебя под глазом, друг, — сказала она.

Брим осторожно коснулся щеки. Чувствуется.

— А не верь карескрийцам, — сказал он, возвращаясь к акценту, который изжил (с огромным трудом) более двадцати лет назад. Это произошло сейчас на удивление естественно. — И ты это, детка, тоже знаешь, — продолжал он, отпуская в небытие два десятка лет. — Мы всегда в какую-нибудь заварушку влезем.

Она улыбнулась и стиснула его руку.

— Ну-ну, господин Брим, — сказала она. — Может, я ошиблась малость — я думала завсегда, вы один из этих столичных.

— Потому-то ты тогда ко мне и не вернулась на «Бенвелле»? — спросил Брим с некоторым ехидством.

Ее близость заставила его забыть обо всех ушибах и синяках, оставленных привязными ремнями. Изящество ее подчеркивалось выдающимися выпуклостями широко расставленных грудей под имперским мундиром — обтягивающим, как перчатка.

Даже в темноте было видно, как она покраснела.

— Это, — сказала она со смущенной улыбкой, — ответ не хуже любого из тех, что я могла бы сама придумать. — Она отпустила его руку, и он придержал перед ней дверь шлюза. — Я только сказала бы — если тебе еще интересно, — что между мной и этим человеком не было ничего долговременного.

Тут уже Брим ощутил, что сам краснеет, и повернулся заглянуть в глаза Картье.

— Ева, это не мое дело, — сказал он, — но я… ага… то есть… в общем… ну, мне интересно.

— Я надеялась, что так и есть, — сказала она, глядя на него искоса. — И так вот вышло, что сегодня я вечером свободна, как только ты доложишься в лазарете.

Брим замедлил шаги.

— Если так, — медленно произнес он, — то этот облачный гад, который меня подстрелил, оказал мне огромную услугу.

— Это даже учитывая подбитый глаз? — спросила Картье.

— Ох, да! — скривился Брим. — Слушай, ты уверена, что хочешь, чтобы тебя со мной видели? У меня вид, как у уличного хулигана, а из одежды только этот боевой скафандр.

— Твои уличные драки я видала, господин Брим, — сказала она с улыбкой, — и буду очень горда возможностью с тобой поужинать. Кроме того, каждый захочет видеть рулевого, который пришвартовал «Звездный Огонь» с помощью гравиякорей.

— Я годовым жалованьем ручаюсь, что ты это тоже могла бы, — сказал Брим, заглядывая ей в глаза.

— Ну, — рассмеялась Картье, — я же на своем веку тоже водила рудовозы. Тренировать карескрийцев, так сказать, с нуля они начали совсем недавно. А мы с тобой оба шли трудным путем. — Она улыбнулась и положила руки ему на плечи. Они стояли у лифта. — Теперь займись своими делами. Лазарет на два уровня вверх — увидишь табличку. А я тебе пришлю кого-нибудь принести шмотки.

— Где встретимся? — спросил Брим.

— В кают-компании, когда будешь готов, — сказала она. — Я закажу для нас столик с красивым видом.

— С красивым видом? — переспросил Брим.

— А то, — ответила Картье. — Порт 19 на пару десятков лет постарше Порта 30. — Тут двери лифта разъехались, и она кивнула в сторону пустой трубы. — Вперед, господин Брим. Скоро увидимся.

Коменска, хирург, возилась чуть ли не пять стандартных лет, и кончилось тем, что у Брима оказался бинт на лбу и повязка на глазу, удерживающая плазменный компресс.

— Вас наверняка хорошо пошвыряло, — сказала докторша, поправляя очки. — Синяки с ног до головы повсюду.

Брим, голый, как новорожденный, ощущая каждый из этих синяков, только кивнул.

— Совершенно точный диагноз, доктор, — сказал он, с мукой усаживаясь на осмотровом столе. — Этот проклятый облачник действительно нас за что-то невзлюбил.

— Кажется, вы от этого не умрете, — протянула Коменска. — Вопреки всем его намерениям.

Брим вздрогнул от боли, попытавшись двинуть плечами, и отстранение подумал, что же такого особенного есть в докторах, что вот он может сидеть перед женщиной голый и вести беседу как ни в чем не бывало.

— Учитывая, как я себя сейчас чувствую, я об этом могу пожалеть больше, чем он.

— Или она, — поправила его Коменска.

— Тоже верно, — согласился Брим.

— Кстати, — сказала докторша, поворачиваясь вымыть руки и по дороге показав на чистый мундир и синюю куртку, висящие на стене рядом с тренировочным костюмом. — Пока вы были в лечебном аппарате, забежал ординарец и забросил тренировочный костюм. Но чуть позже заглянул такой здоровенный сержант — я бы даже сказала, главный сержант — и занес мундир. Наверное, он из вашего экипажа. Сказал, что всегда пакует один из ваших мундиров — на всякий случай.

Брим улыбнулся и в восхищении покачал головой.

— Барбюс, — произнес он себе под нос.

— Будьте здоровы, — отозвалась докторша.

— И вы тоже, доктор, — усмехнулся Брим и стал натягивать мундир, стараясь не морщиться от боли. Много времени прошло, как он ужинал с красивой женщиной — тем более с карескрийкой, напомнившей ему лавандовые туманы… волны зеленых холмов, усыпанных валунами, древние дороги, таинственно уходящие в вечный холод и морось,, гордые румяные лица, несмотря на трудную жизнь. Почти что другая Вселенная. Карескрия. При всей своей нищете и отсталости это был ее дом. И его тоже, как ни пытался он его забыть…

— Вы где-то очень далеко, капитан, — заметила Коменска, пробуждая его от воспоминаний.

— Да, — согласился Брим. — Очень неблизко.

— Надеюсь, в хорошем месте? — спросила она, подняв брови.

— Не знаю, — ответил он, глядя в бесконечный коридор мысли и одновременно натягивая ботинки. — Когда-то я так не думал, но теперь… — Он пожал плечами. — Просто не знаю.

Кают-компания Порта 19 была страницей довоенного прошлого Ариэля и больше походила на шикарную кают-компанию «Бенвелла», чем на аскетические интерьеры Порта 30. Низкие потолки с деревянными балками, на взгляд неотличимые от настоящих, темные панели стен, резная мебель с кожаной обивкой, несущая следы многолетнего ухода, — все это придавало помещению вид очень дорогого вечернего клуба. Снующие официанты в сшитой по мерке форме, слабый аромат хорошей еды и острых камарговых сигарет, неразборчивый гул разговоров и музыкальный звон дорогого хрусталя довершали иллюзию — и почти невозможно было поверить, что в тех же небесах всего в нескольких световых годах отсюда идет война.

Ева Картье, сидевшая в нише возле взрывоупорного окна, выходящего на закругление горизонта Ариэля, была совершенно ослепительна. Она не сразу разглядела Брима у входа, но как только узнала, тут же улыбнулась и помахала ему рукой. Каким-то волшебством она опять превратила обычный флотский мундир в такой соблазнительный наряд, который Брим даже себе представить не мог бы. Чтобы сотворить такое, надо быть настоящей женщиной.

— Так чего это ты там говорил насчет «нечего надеть, один скафандр»? — спросила она с удивленной улыбочкой, поглаживая длинные черные волосы.

— Чистую правду, — ответил Брим, снова легко соскальзывая в карескрийский говор. — То ж Барбюс мне запасной мундир спроворил. А я ничего не знал.

Она откинулась в кресле и скрестила длинные ноги, обнажив на миг неимоверно белое бедро.

— Не присядете ли, красиво одетый капитан? Брим ухмыльнулся.

— Я было думал, ты этого никогда уже не скажешь, — ответил он, садясь в кресло рядом с ней. — Спасибо тебе, что одолжила мне тренировочный.

— А ты бы и в скафандре был ничего себе, — сказала она.

— Только не рядом с тобой в таком виде, — ответил он. — Ты как-то ухитряешься из обычного мундира сделать конфетку.

Она рассмеялась.

— Сколько времени ты уже не видел женщину, капитан? — спросила она с деланной серьезностью.

— Но-но! — рассмеялся Брим. — Никаких допросов я здесь не потерплю. В конце концов, за этим столом только у меня есть аппаратура для оценки внешнего вида женщины.

— Ну, тогда спасибо за комплимент, — сказала она и чуть порозовела. Но Брим понимал, что она уже привыкла слышать, что она красива. Потому что так оно и было.

— Так что ты порекомендуешь в смысле логийского? — спросил он.

— Боюсь, я не знаю, что рекомендовать, — сказала она, прикусывая нижнюю губу. — В отличие от вас, капитан, я почти всю жизнь была карескрийкой и пила только простое вино — да и то в особых случаях. — Она рассмеялась чуть грустновато. — Логийское я впервые попробовала только недавно. Брим кивнул:

— Ага. Я сам это проходил лет двадцать назад. И это всегда затруднительно. Все вокруг «делают правильные вещи», а если ты не знаешь какие, то ты просто тытьчертов дурак.

— Тогда было похуже, Вилф? — спросила она вдруг. Брим кивнул.

— В определенном смысле, — ответил он. — Я был первым карескрийцем в Академии, и если ты думаешь, что у людей сейчас есть предрассудки, то оказалась бы ты среди них тогда.

Он на мгновение прикрыл веки, вспоминая безразличную жестокость своих богатых и часто титулованных однокурсников. Только катастрофически растущий список потерь открыл тогда двери Академии для курсантов из низших классов — ценой неожиданно злобной реакции от знати, которая безраздельно заполняла военные училища Империи уже более тысячи стандартных лет. Брим тряхнул головой и вернулся к настоящему.

— А если подумать, не надо было бы тебе среди них оказываться.

— Я знаю, что сейчас по-другому, Вилф, — сказала она. — Ты принял за нас всех первый жар.

— Да, я принял жар, — согласился Брим и махнул рукой пробегавшему старшине-официанту. Тот подскочил и поклонился.

— Капитан Брим, — сказал он. — Для меня большая честь служить человеку, выигравшему навечно Кубок Митчелла. Что я могу принести вам и коммандеру?

Брим на минуту задумался.

— Спасибо, старшина, — сказал он наконец. — Кажется, я помню Медок с маркой логийского, урожай 51019 года. Это так?

У старшины брови поползли вверх.

— Так и есть, капитан, — согласился он. — Логийский Медок, ноль девятнадцатого. Прекрасный выбор. Но как вы узнали, что он у нас есть? Это же редкое сокровище.

— Это мой главный сержант Барбюс, — ответил Брим с улыбкой. — Он знает, что я предпочитаю логийский Медок урожая десятых годов, и, естественно, проверил ваш погреб перед тем, как я попал сюда. Вот что было приколото у меня к мундиру.

Он показал записку официанту и Картье.

— Монор-Савиль ноль семнадцатого тоже превосходен, капитан, — сообщил старшина.

— Мы начнем с бутылки Медока, — решил Брим.

— Слушаюсь, сэр, — ответил старшина с еще одним поклоном и растворился в полумраке. Картье улыбнулась.

— Я вижу, этот первый жар уже немного прошел, — заметила она. — Наверняка в том, что касается логийского.

— Ага, — согласился Брим с широкой улыбкой. — Да, я приобрел умение заказывать логийское — и еще некоторые так называемые «социальные навыки». Но этот жар не проходит до конца. Он возвращается снова — иногда в самых тытьчертовых местах и временах. — Он пожал плечами. — Как все на свете, это так или иначе зависит от людей.

— Да, — ответила она почти сразу. — От людей. — И она посмотрела на него пристально, будто хотела войти ему в душу. Потом улыбнулась, и напор ее взгляда исчез. — Несмотря на шикарную обстановку, меню здесь нет, Вилф Брим.

— Надеюсь, — рассмеялся Брим. — Потому что если бы оно тут было, это бы значило, что мы в каком-то частном клубе на поверхности планеты — и притом в самоволке.

— Очень серьезное нарушение с любой точки зрения, — согласилась Ева Картье, и в это время старшина принес вино в благородно пыльной бутылке.

— Откройте, — велел Брим. — Коммандер Картье попробует и скажет, годится ли нам оно.

— Слушаюсь, капитан Брим, — ответил официант, касаясь узкой полосы, окружавшей горлышко бутылки. Она испустила несколько искр, зашипела и погасла — Отлично запечатана, капитан, — отметил старшина, приподняв брови. — Разрешите попробовать еще раз?

— Разумеется, — ответил Брим, любуясь густым пурпуром вина внутри бутылки.

Старшина аккуратно обернул тонкой проволокой бороздку, оставленную сгоревшей полосой. Через мгновение она вспыхнула, обезглавив бутылку в облачке искр.

— Вы сказали, что дама его попробует, капитан? Брим кивнул.

— Ева? — обратился он к ней.

— Но, Вилф! — возразила Ева. — Я же ни фига не понимаю в вине — тем более логийском.

— Ты поймешь, нравится ли оно тебе, — уверил ее Брим.

— Ну, да, — согласилась она. — Нет вопроса.

— Если оно тебе не понравится, мы закажем другое, — пообещал Брим. — Попробуй, как тебе.

Картье осторожно отпила из серебряного бокала, до половины наполненного старшиной. Глаза у нее расширились.

— Великая Вселенная, Вилф! Оно великолепно!

— Как и ты, Ева, — усмехнулся Брим и повернулся к старшине. — Мистер, — сказал он, — можете налить нам обоим.

— И принести нам чего-нибудь поесть, чтобы мне не оказаться потом на четвереньках, — рассмеялась Картье. Потом, откинувшись в кресле, она охватила ножку бокала и приподняла его в тосте. — За жар, Вилф Брим, — сказала она. — Ты его принял на себя, и я тоже, но чем больше принимаем его мы, тем меньше придется на долю тех, кто пойдет за нами из Карескрии.

— За жар, — повторил Брим, не веря сам, что может произнести эти слова, тем более будучи абсолютно трезвым. — И за тех, кто пойдет за нами, — добавил он.

«Ведьмы», — подумалось ему, когда он с наслаждением ощутил первые капли знаменитого старого логийского. Ева Картье по умению сплетать чары могла бы дать сто очков вперед лучшим из них…

После долгого приятного ужина с разговором о войне, прекрасно приготовленной рыбы из местных озер и почти опустошенной бутылки логийского Картье достала откуда-то из своей куртки две тонкие камарговые сигареты.

— Хошь? — спросила она, наклоняясь над пустой тарелкой.

— Нет, спасибо. Я с удовольствием буду нюхать дым от твоей.

Брим говорил всерьез. Он всегда любил пряный дым этих тонких сигарет, но ради здоровья сохранял возможность ежедневных утренних пробежек, которые позволяли ему есть почти все, что хочется, и не отрастить слишком большое пузо.

Ее сигарета зажглась с первой затяжки, Ева откинулась в кресле, наслаждаясь первым глубоким вдохом, и вдруг посмотрела на Брима так пристально, будто собиралась зарисовать его лицо. Потом она наклонилась вперед и спросила, глядя ему прямо в глаза:

— Вилф Брим, мой красивый соотечественник, кто ты такой, во имя Вута?

Захваченный врасплох Брим улыбнулся, чуть наклонив голову набок.

— Кто я такой? — переспросил он.

— Именно, — подтвердила Картье. — Это я и хочу знать.

— Хм… как насчет «Вилф Брим»?

— Нет, — рассмеялась Картье. — Кто ты, а не что ты. Имперец? Карескриец? Командир корабля? Рулевой? Или Марго Эффервик сделала тебя аристократом? Кто ты, Вилф Брим, — или ты сам не знаешь?

Абсолютно неготовый к этому вопросу, Брим отодвинулся и скрестил руки на груди. Его мозг пытался переварить вопросы, которыми она его засыпала.

— Я… я не знаю, — произнес он наконец, прервав бесконечный поток разрозненных мыслей.

Самое странное, что он дал честный ответ, а не просто ушел от давления, которое она вдруг на него обрушила. Он и в самом деле не знал.

— Хм-м, — протянула Картье. — Зато ты правдивый.

Брим мог только кивнуть головой — ее вопросы обрушились на него, как мешок кирпичей. И ответить на них он не мог, потому что она была права. Он понятия не имел, кто он, потому что после всех этих лет он мог только сказать, что он — это он.

— Так я и думала, Вилф Брим, — сказала она, кладя руку ему на рукав. — Никто не может отринуть свои корни так тщательно, как сделал ты, не выбросив при этом куда как больше. Куда больше, чем сам собирался.

После долгого задумчивого молчания Брим вздернул подбородок, испытывая легкое раздражение от неожиданных вопросов, — тем более что не мог на них ответить.

— Ладно, — согласился он. — Да, я наверняка выбросил много личного багажа. Ну и что? Что плохого в том, что я сам по себе? Я всегда был чертовски независим, так позволь мне таким и остаться.

— Вилф! — возразила она, кладя руку ему на губы. — Я же не хотела сказать, что в этом всем было — или есть — что-то плохое. Видит Вут, ты отлично действуешь сам по себе. Я только хотела знать, кем ты себя считаешь.

Брим мысленно пожал плечами. Приятно, что такая прекрасная женщина небезразлична к тому, кто он.

— А что тебе еще интересно, Ева? — спросил он, улыбаясь помимо собственной воли. Картье могла бы заставить улыбнуться каменный астероид.

Она вспыхнула.

— Ну, ничего важного, Вилф Брим, — сказала она, но глаза ее говорили больше, чем слова.

— Я тебе не верю, — усмехнулся Брим. — А врать ты не очень умеешь.

— Ты уверен, будто хочешь знать, что я на самом деле думаю, Вилф Брим? — спросила она. — Тебе это может не понравиться.

Брим снова нахмурился, и странное чувство появилось где-то у него под ложечкой.

— А ты скажи, — произнес он, пытаясь разрядить ситуацию, которая резко выходила из-под контроля. — Я готов ко всему.

— Ладно, Вилф Брим, — сказала она после минутной нерешительности. — Но боюсь, я вечно буду жалеть, что вообще подняла эту тему.

— Друзья, — серьезно ответил Брим, — никогда не жалеют о том, что говорят друг другу. Особенно когда говорят правду.

— Ладно, — еще раз сказала она, глядя ему в глаза так пристально, будто стараясь заглянуть в душу. — В моих глазах ты не просто независим. Ты одинок, Вилф Брим. Наверное, ты самый одинокий человек из всех, что я видела.

— Одинок? — удивленно переспросил Брим. — Великая Вселенная, Ева! Как я могу быть одиноким? Почти все время у меня столько общества, что я правую руку готов отдать за несколько секунд наедине с самим собой.

— Вилф, — сказала она с легкой грустной улыбкой, — я не об этом.

Но она не успела объяснить свою мысль, как появился с поклоном официант.

— Прошу прощения, что перебиваю, — сказал он, — но у двери ждет шеф Барбюс со срочным сообщением для капитана Брима.

Слегка радуясь прерыванию этого не совсем приятного разговора, Брим взял Картье за руку.

— Кажется, мы это продолжим в другой раз, Ева, — сказал он. — Похоже, снова призывает Долг. Она улыбнулась:

— Он это умеет, Вилф. Особенно на войне.

И тут Брим, вопреки только что испытанным неприятным минутам, услышал свои слова:

— Давай как-нибудь еще раз поужинаем, Ева. Вскорости.

— Я буду рада, Вилф, — ответила она, поправляя длинные прямые волосы и глядя ему прямо в глаза. — Особенно если вскорости.

— Тогда до встречи, — сказал он, вставая из-за стола. Она снова откинулась в кресле и положила ногу на ногу.

— Будь осторожен, Вилф.

— И ты тоже.

С этими словами он повернулся и вышел из кают-компании в коридор, где стоял Барбюс с кейсом под мышкой.

— Совершенно секретный пакет из Адмиралтейства, капитан.

Не прошло и метацикла, как они оба уже летели на Авалон в скоростном пакетботе на совещание в штабе. Странно, но всю дорогу Брим не мог выкинуть из головы слова Картье. Одинок? Как можно быть одиноким посреди такого хаоса? И как вообще получилось, что так много места в его жизни занял вдруг человек, ранее почти незамечаемый?

На планете Брим оказался в группе командиров крыльев, докладывающих информацию «с переднего края» сотрудникам генерального штаба. В ответ на рост числа поступающих в Верховное Командование просьб о защите торгового флота Колхаун предупреждал, что нагрузка по прикрытию станет невыносимой, если облачники усилят напор на наземные цели — или на спутники Портов Флота.

Совещание окончилось, не придя к общему мнению (Брим был не согласен). Но за следующую неделю было потеряно 15 имперских звездолетов и почти двенадцать экипажей — всего потери личного состава дошли до 450 человек. И все же Брим был благодарен за то, что почти все его пополнение получало неоценимое боевое крещение, когда главной целью Лиги были торговые суда, а не сами защитники.

В ту же неделю на пяти планетах Авалона было введено ограничение на продажу спиртного. Бриму было приятно слышать, что большинство барменов клянут за это нарушение цивилизованной жизни именно КМГС. Вот такие мелочи, заметил он про себя с усмешкой, заставляют людей разозлиться настолько, чтобы выиграть войну…