"Врата Смерти(пер. И.Иванова)" - читать интересную книгу автора (Эриксон Стивен)

ГЛАВА 8

Кольтен удивил всех. Оставив пехоту Седьмой армии охранять колодец в оазисе Родника Дриджны, он вместе с виканской конницей направился вглубь пустыни. Через два часа после захода солнца, когда тифанцы неторопливо подходили к оазису (жалея уставших лошадей, они двигались медленно), виканские воины взяли их в кольцо. Очень немногие успели вскочить на коней, а тех, кто попытался хоть как-то отбиться, было еще меньше. Численностью тифанцы семикратно превосходили своих противников, и все же они не выдержали натиска. Потери кочевников превышали потери виканцев в сто раз. Не прошло и двух часов, как тифанский клан был истреблен.

Дюкр ехал к оазису по южной дороге. Путь ему освещало зарево пылающих тифанских повозок. Имперский историк далеко не сразу разобрался, что к чему. Приближаться к месту пожара было опасно: опьяненные победой и запахом крови, виканцы не раздумывая снесли бы ему голову. Дюкр свернул на северо-запад, пустив лошадь галопом. Наконец он догнал первых из спасавшихся бегством тифанцев, от которых и узнал о случившемся.

Кочевники называли виканцев «сущими демонами». Историк внутренне усмехался, слушая про огнедышащее дыхание и стрелы, которые колдовским образом умножались прямо в воздухе. Даже виканские кони сражались как солдаты. Тифанцы считали, что виканцы сумели вызвать кого-то из мезланских Властителей.

— Они бессмертны. Их невозможно убить, — повторял трясущийся кочевник, от которого Дюкр и узнал о сражении.

Покинув обезумевшего от страха тифанца, историк направился к оазису. Он потерял два часа, зато добыл ценные сведения об ужасе, охватившем кочевое племя. Итак, надежды мятежников легко справиться с «раненым зверем» рухнули. Им очень бы хотелось видеть Кольтена таким, но сам он был иного мнения. Паническое бегство — тоже выдумка воинов Дриджны. Кольтен не бежал. Он продвигался с боями вперед. Если Шаик и ее ближайшее окружение еще не поняли, с кем имеют дело, то очень скоро поймут. Теперь их вряд ли потянет говорить о «раненом звере». А выдумка тифанцев насчет «виканских демонов» Кольтену только на руку. Стараниями перепуганных кочевников она быстро разнесется по другим племенам.

Пусть армия Камиста Рело по-прежнему многочисленна, но исход сражений решает не численность, а выучка. У виканцев она оттачивалась годами; их не испугать никаким противником. Да и Седьмая армия состоит не из новичков. Наверное, теперь солдаты с благодарностью вспоминают муштровку, устроенную им в окрестностях Хиссара. Но если в других местах положение малазанцев аховое, ни виканцам, ни Седьмой не справиться с мятежом. К тому же их маневренность сдерживают несколько десятков тысяч беженцев. Кольтен будет беречь каждого солдата, а Камисту Рело это незачем. Он может смело бросать на убой десятки и даже сотни тысяч человек; особенно теперь, когда Шаик поняла, какую угрозу представляет Кольтен.

Еще на подъезде к Роднику Дриджны Дюкр заметил, что почти все пальмы срублены. Над оазисом вился дым. Дюкр привстал в стременах. Где же дозорные, огни костров, шатры? Может, с другой стороны?

Дым становился все гуще. Лошадь Дюкра осторожно пробиралась между поваленных деревьев. Люди Кольтена ушли совсем недавно. В песке виднелись ямы, вырытые под отхожие места. Следы, оставленные колесами, подсказывали, что повозки на случай обороны были составлены в несколько рядов. Нашлись и костры, в которых дотлевали угли.

Дюкр только сейчас ощутил, насколько он устал. Отпустив поводья, имперский историк предоставил лошади самостоятельно брести по покинутому лагерю. Главную ценность оазиса — колодец — вычерпали до дна, и он только сейчас медленно наполнялся буроватой водой. На ее поверхности плавали куски коры и быстро гниющие пальмовые листья. Невдалеке от колодца находился пруд, где разводили рыбу. В нем не осталось ни воды, ни рыбы.

Маневр Кольтена поражал своей невероятностью. Пока он с виканцами поджидал кочевников на подходе к оазису, Седьмая армия и беженцы спешно покинули Родник Дриджны. Дюкру виделись изможденные, мечтавшие об отдыхе беженцы с воспаленными глазами, в которых застыло недоумение. Но Кольтен не дал им ни отдыха, ни времени на осознание случившегося, а погнал дальше. Историку показалось, что он слышит плач и крики детей, заталкиваемых в повозки, и видит угрюмые лица солдат. Как и беженцы, солдаты тоже рассчитывали на привал. Однако вместо привала неистовый виканец повел их дальше.

Но куда?

На южной окраине оазиса трава была полностью смята и вытоптана. Добравшись туда, Дюкр огляделся. Возможных путей было два. Первый вел на юго-восток, в сторону невысоких Ладорских холмов. Второй — в засушливые пространства, где обитали тифанцы. Седьмая и беженцы ушли туда.

«Боги милосердные, но почему туда? — едва не застонал Дюкр. — Ведь там до самой речки Секалы нет никаких источников воды. Вести туда беженцев — откровенное безумие. Ну почему Кольтен не захотел отправиться на северо-запад? Там бы на его пути оказалось крупное селение Манот, а затем и Карой Тепаси. Правда, туда идти почти столько же, что и до Секалы, но там хотя бы есть где пополнить запасы воды».

Вскоре Дюкр понял всю безуспешность своих попыток проникнуть в замыслы Кольтена. Он вернулся к колодцу и спешился. Тело отозвалось тупой болью. Он решил, что никуда не поедет, пока не отдохнет сам и не даст отдохнуть изможденной лошади. А теперь — пить.

Дюкр достал подстилку и швырнул ее на устланный листьями песок. Потом снял с потной лошадиной спины прихотливо украшенное седло. После этого историк повел спотыкающееся животное на водопой.

Уходя, солдаты забросали колодец камнями, отчего вода набиралась медленно. Дюкр снял шарф и через него нацедил воды в свой шлем. Когда шлем наполнился, историк напоил лошадь, после чего наполнил шлем вторично, напившись сам и набрав воды во фляжку.

Лошадь удовлетворенно пофыркивала. Дюкр насыпал ей корма, после чего стал устраиваться на отдых. Шатром, прикрывающим от солнца, ему служила все та же пыльная телаба. Сумеет ли он нагнать Кольтена и где это произойдет? Риторический вопрос. Может, виканцы и впрямь демоны?

Историк с наслаждением вытянулся на подстилке, завернувшись в плащ. Солнце быстро выжжет оголенный оазис и высушит колодец. Пройдут годы, пока здесь вырастут новые пальмы, если, конечно, вырастут. Засыпая, Дюкр думал об особенностях войны в пустыне. Здесь побеждает тот, у кого есть вода. Каждый оазис — ценнее укрепленного города. Хуже всего, что Кольтен в своих маневрах лишен внезапности. Каждый его следующий шаг предсказуем, и Камисту Рело ничего не стоит опередить виканца — ведь мятежники не отягощены тысячами беженцев.

Кольтен противится судьбе, стремясь отсрочить неминуемое. Сколько еще он продержится? С этим вопросом Дюкр заснул.

Он проспал до сумерек, а проснувшись, сразу же оседлал лошадь и выехал из разрушенного оазиса. И вновь ночными спутниками Дюкра были бабочки-плащовки. Их стаи затмевали звезды.

Над морем висела низкая облачность. По пути к берегу волны разбивались о торчащие из воды скалы, окружая их пенной завесой. До восхода солнца оставалось не меньше часа (если, конечно, оно пробьется сквозь облака).

Фелисина стояла у кромки прибрежных трав. Дальше, до самой воды, тянулась широкая полоса белого песка. Никакой лодки на берегу не было. Похоже, сюда вообще не ступала нога человека. Только обломки дерева и пучки засохшей морской травы, обозначавшие границу прилива. И еще — полчища песчаных крабов.

— У нас хотя бы есть пища, — сказал стоявший рядом Геборий. — Правда, сначала нужно убедиться, съедобны ли эти твари.

Орудуя своими культями, старик извлек из мешка кусок парусины и двинулся поближе к воде.

— Смотри, какие у них клешни, — предостерегла его Фелисина. — Такие и палец откусят.

Бывший жрец Фенира только засмеялся и пошел дальше. За эти дни его кожа совсем почернела; теперь даже вблизи и при ярком солнечном свете узоры татуировки едва различались. Внешние перемены сопровождались внутренними. Бодэн сразу их почувствовал.

— Тебе его больше не задеть, — сказал он Фелисине. — Можешь говорить что угодно — старика это уже не трогает.

— Тогда я вообще не вижу причин молчать и сдерживаться, — ответила Фелисина.

Воды у них осталось на сутки; если растянуть — на двое суток. Облака, висевшие над заливом, обещали дождь, однако это обещание, как и все прочие, казалось Фелисине ложью. Спасение — красивая сказка, которая помогла им добраться сюда, и только. Фелисина вновь обвела глазами берег и линию горизонта.

«Мы останемся на этом берегу. Крабы быстро сожрут мясо с наших трупов. Пройдет еще какое-то время, и наши кости занесет песком. Ты ошибся, старик. Нас здесь ждет не лодка, а Клобук. Путешествие души и тела окончилось, и я рада, что больше никуда не надо идти».

Бодэн успел расставить шатры и теперь собирал сушняк на костер. Вернулся Геборий. Парусина, зажатая в его культях, прогибалась. Из дыр торчали угрожающе выставленные клешни.

— Мы либо отравимся, либо помрем от жажды. Не знаю, что хуже, — заявил историк, опуская мешок.

До ближайшего источника воды было одиннадцать часов пути. Бодэн едва нашел его, заметив пятачок влажного песка. Вода не доходила до поверхности. Пришлось копать, и довольно глубоко. Тамошняя вода оказалась солоноватой, с железистым привкусом. Каждый глоток был пыткой.

— Ты до сих пор уверен, что твой Дюкр бороздит воды и поджидает нас? — спросила Фелисина. — Мы запоздали на целых пять дней.

Геборий уселся на корточки.

— Дюкр давно ничего не пишет. Надо же хоть чем-то заняться.

— Решил позубоскалить перед встречей с Клобуком? — поддела старика Фелисина.

— А я не знаю, девочка, в каком настроении надлежит его встречать. Видишь ли, я не верю, что нам суждено здесь погибнуть. Но если это и так, у каждого из нас все равно произойдет своя встреча с Клобуком. Даже его жрецы постоянно спорят о том, как предпочтительнее предстать перед лицом их бога.

— Вот уж не думала, что мне придется выслушивать устный трактат. Теперь я жалею, что раскрыла рот.

— Взрослеющий ребенок проходит такую полосу, когда любое сказанное слово принимается в штыки. Я тоже не думал, что ты засидишься в детстве. Вообще-то, по твоим играм этого не скажешь.

Фелисина нахмурилась и промолчала.

«Насмешливость — это налет, под которым скрыта ненависть, — подумала она. — Беззлобного смеха не бывает. Сейчас я не буду тебе возражать, старик. Посмотрим, кто из нас посмеется последним. Скоро ты об этом узнаешь. Вы оба с Бодэном узнаете».

Крабов запекали живьем, соорудив из углей подобие жаровни. Вооружившись палочками, Фелисина и Бодэн гнали упрямых тварей назад в пекло, пока те не уставали сражаться за жизнь. Белое крабовое мясо оказалось на удивление вкусным, но очень соленым. Без пресной воды такое изобилие пищи все равно их не спасет.

Бодэн неутомимо запасался сушняком, намереваясь зажечь сигнальный костер. Днем с моря будет заметен дым, а ночью — огонь. Когда из-за горизонта показалось тусклое солнце, разбойник подбросил в костер влажной травы. Вверх потянулся столб густого дыма.

— Ты никак собрался жечь этот костер весь день? — спросила Фелисина.

— Весь день и всю ночь.

«Плохо, Бодэн. Мне нужно, чтобы ты заснул».

— А если наползут тучи, пойдет дождь и погасит костер?

— Что-то пока я дождевых туч не вижу. Да и ветер дует в сторону моря. Из пустыни дожди не приходят.

Фелисина следила, как Бодэн возится с костром. Казалось, разбойник дремлет на ходу. Но Бодэн не спал. Утомление одолело и его — особенно теперь, когда они достигли берега.

«Недавно Бодэн утверждал, что верит только в себя. И тут ложь. Вон как усердно он поддерживает огонь в костре, чтобы нас заметили. Нет, он тоже зависим от других. Скорее всего, поход сюда — напрасная затея. Может, надо было рискнуть и отправиться в Досин Пали».

После крабового мяса Фелисине нестерпимо захотелось пить. Вдобавок у нее схватило живот, отвыкший от обилия пищи. Геборий скрылся в своем шатре. Он тоже мучился животом. Так прошло еще около получаса. Фелисина морщилась от боли, следила за Бодэном и мысленно желала ему того же. Но если разбойнику и было муторно, он не подавал виду. Внутри Фелисины зашевелился прежний страх, только теперь она боялась Бодэна еще сильнее.

Боль ушла, а жажда не исчезала. Ветер разогнал облака, и над морем вовсю сияло жаркое солнце. Бодэн швырнул в костер последнюю охапку мокрой травы. Видно, усталость сморила и его.

— Можешь забираться ко мне, — предложила Фелисина. Разбойник вздрогнул.

— Чего ты стоишь. Иди. И я скоро приду.

Бодэн внимательно смотрел на нее, не двигаясь с места.

— Надеюсь, ты понимаешь, зачем я тебя зову? — насмешливо спросила Фелисина. — Неплохой способ скоротать время… если ты, конечно, не давал какие-нибудь обеты.

Бодэн снова вздрогнул.

— Мало ли, вдруг ты принес клятву какому-нибудь Властителю, который ненавидит плотские радости? — продолжала Фелисина. — Попробую угадать кому. Может, Клобуку? Хотя нет. Любовная утеха — это всегда маленькая смерть.

— Значит, вот как это у тебя называется, — пробормотал Бодэн. — Любовная утеха.

Фелисина пожала плечами.

— Я никому не приносил никаких клятв, — сказал Бодэн.

— Помню. Меня всегда удивляло: почему ты ни разу не попытался завалить меня в нашей хижине? Почему, Бодэн? Может, ты предпочитаешь мужчин? Или мальчишек? Переверни меня на живот и не почувствуешь никакой разницы.

Бодэн встал. Его лицо было непроницаемым. Помешкав еще немного, он пошел к шатру Фелисины.

Движения Бодэна были неуклюжими. Он явно не умел обращаться с женщинами. Содрав с Фелисины лохмотья, он быстро скинул свои, а потом уложил ее на спину. Фелисина глядела в его грубое бородатое лицо. Глаза разбойника по-прежнему оставались холодными и непроницаемыми. Потом он обхватил своими ручищами ее груди и сжал их вместе.

Едва он вошел в Фелисину, вся скованность исчезла. В Бодэне проснулось животное, объятое похотью. Он был груб, но Фелисина привыкла к еще более грубому обращению. Бенет и его приспешники с нею не церемонились.

Надолго Бодэна не хватило. Он придавил ее своим телом, тяжело дыша ей прямо в ухо. Фелисина не делала попыток высвободиться. Она внимательно прислушивалась к его дыханию, к малейшим движениям засыпающего тела. Фелисина даже не предполагала, что в этих делах он окажется столь беспомощным и слабым.

Убедившись, что Бодэн заснул, Фелисина осторожно извлекла из-под подстилки похищенный у разбойника маленький острый нож. Усилием воли она успокоила дыхание, однако бешено стучащее сердце ей не подчинилось. Впрочем, это не имело значения: Бодэн крепко спал.

Фелисина разжала пальцы, выбирая лучшее положение для удара. Потом она затаила дыхание и… Пальцы Бодэна вцепились ей в запястье, когда она еще только начала замахиваться. Он проворно поднялся и заломил Фелисине руку за спину. Затем он перевернул мстительницу на живот и припечатал своим телом.

Бодэн сдавливал ей запястье до тех пор, пока нож не выпал из ее руки.

— Думаешь, девка, я не проверяю свое имущество? — прошептал разбойник. — Думаешь, мне было сложно угадать, кто украл один из моих остреньких ножичков?

— Ты бросил Бенета умирать, — выдохнула Фелисина.

— Нет, жрица любовных утех. Я прикончил его собственными руками. Переломил ему шею, как сухой прут. Этот мерзавец заслуживал долгой и мучительной смерти, но у меня не оставалось времени. Как видишь, даже здесь твоему ублюдку повезло.

— Что ты за чудовище!

— Давай, чеши языком. Знаешь, я ни разу в жизни не пользовал мужчин и мальчишек. Ты сама подсказала, что с тобой тоже можно так — нужно лишь опрокинуть тебя на живот. Вот я и попробую. Люблю новые ощущения.

— Я буду кричать.

— Геборий крепко спит. Кричи, сколько угодно. Только что тебе даст этот крик? Выплеснешь свое возмущение? А я уж думал, ты давно отвыкла возмущаться.

Фелисина понимала, что совершенно беспомощна. И вдруг ее обожгло мыслью: «Это — совсем как боль. Боль можно превратить в удовольствие. И сейчас я тоже могу наслаждаться. Нужно лишь попробовать».

Бодэн встал. Фелисина торопливо перевернулась на спину, следя за каждым его движением. Подобрав нож, он отодвинул полог шатра.

— Прошу прощения, если не доставил тебе ожидаемого удовольствия, — усмехнувшись, сказал Бодэн.

— Тогда зачем…

— Хотел убедиться: изменилось ли что-нибудь в тебе или ты все та же… Ладно, отправляйся плавать по своей кровавой реке.

Оставшись одна, Фелисина свернулась калачиком. Тело одеревенело. В мозгу эхом звучали слова Бодэна: «Или ты все та же».

«Вот так, дорогая Фелисина, — мысленно сказала она себе. — Ты мечтала посмотреться в зеркало. Бодэн дал тебе туда заглянуть. Он с самого начала знал, что ты затеваешь. Подумай об этом. Хорошенько подумай».

Она ошиблась: Клобук не ждал их на берегу. Он появится теперь, придет по гребням волн. Страдания троих беглецов больше не забавляли Властителя Смерти. Пора проводить их через врата.

Фелисина глядела в морскую даль. Она ощущала себя похожей на сушняк, такой же трухлявой и мертвой. Над проливом собиралась гроза. Небо расчерчивали молнии. Пена над скалами вспыхивала и тут же проваливалась в темную бездну воды. Грохотал гром, и из пустыни ему отвечало эхо.

Час назад Геборий с Бодэном вернулись со своих поисков и приволокли обломок лодки. Корма у нее отсутствовала, остался только нос, однако искателей это не смущало. Они намеревались использовать годные доски и построить плот. Но только намеревались, ибо у них не было сил, а у Гебория — еще и рук. И разговор они затеяли, чтобы заслониться от отчаяния. Если они и доживут до утра, завтрашний день все равно будет последним. Это знали все трое.

Бодэн протянет дольше всех, если только бог Гебория не вернется и не унесет свое заблудшее чадо. Фелисина больше не противилась мысли, что первой умрет она. Умрет, так и не сумев отомстить ни Бодэну, ни Таворе, ни проклятой Малазанской империи.

Вдали, за скалами, полыхнула необычайно яркая молния. Она покатилась по волнам, растянувшись на несколько лиг в Длину. Шипела мгновенная испарявшаяся пена. Ударил гром, всколыхнув прибрежный песок. А молния катилась прямо на берег.

Геборий вскочил на ноги. Его приплюснутое лицо перекосилось от страха.

— Это магия! Фелисина, беги!

Она хрипло расхохоталась.

— Куда я побегу, старик? Обратно в пустыню?

Геборий повернулся лицом к волнам. Пробормотав проклятие, которое тут же заглушил ветер, он заслонил собой Фелисину. Бодэн припал к песку, обхватив голову руками. Молния успела выкатиться на берег и теперь двигалась прямо на них.

Первым удар принял на себя историк. Молния обтекла его, будто он был каменной глыбой. На мгновение узоры татуировки ослепительно вспыхнули и сразу же погасли.

Магическая молния вытянулась в тонкую нить и тоже погасла.

Геборий тяжело опустился на колени.

— Отатараль… Конечно. Как я раньше не подумал? Нам нечего бояться. Слышите?

— Лодка! — вдруг крикнул Бодэн.

Миновав скалы, к берету двигался баркас. Правый край паруса лизало пламя. Неведомый противник не хотел выпускать суденышко из магического плена, но был вынужден отступиться. Баркас вынесло почти на самый берег. И сразу же по веревочным лестницам вверх устремились двое. Они срезали пылающий парус, и он огненной птицей упал вниз, где с шипением погас. Из баркаса на берег выбрались еще двое.

— И кто же из них Дюкр? — спросила Фелисина.

— Дюкра с ними нет. А вот тот, кто слева, — это маг, — сказал Геборий.

— Откуда ты знаешь?

Он не ответил.

Двое приплывших старались идти быстро, однако и они шатались от усталости. Невысокий краснолицый человек в прожженном плаще заговорил по-малазански:

— Благодарение богам, что мы вас нашли! Нам нужна ваша помощь.

Неизвестный маг остался за скалами, преграждавшими путь к берегу. Он не был связан с мятежниками. Похоже, он оказался заложником чудовищного мира, который сам породил. Подобно смерчу, вынырнувшему из морских глубин, он появился на второй день их плавания. Кульп еще никогда не видел такого безудержного буйства магической стихии. Но это же буйство и спасло их, разметав магический Путь незнакомца. Как он ни пытался залатать «дыры» Пути, сила хлестала оттуда, как вода из пробоин в днище корабля. Завывания магических вихрей перемежались с душераздирающими криками мага.

Все надежды на спокойное плавание рухнули. «Рипат» швыряло, как щепку. Поначалу Кульп пытался загородиться своими обманными уловками, полагая, что гнев мага направлен на него и его спутников. Но могущественный безумец даже не замечал их. Маг вел совсем иное сражение. Тогда Кульп превратил свой Путь в защитный кокон вокруг «Рипата». Пока капрал и матросы поддерживали судно на плаву, боевой маг следил за действиями безумца.

Естественно, чужая необузданная магия сразу почувствовала родственные силы и обратилась против них. Иллюзии обманывали разум, но ничего не могли поделать с безумием. «Рипат» превратился в мишень. Нападения следовали беспрестанно, и за два с лишним дня Кульп не вздремнул и десяти минут.

Вдали появился отатаральский берег. Безумный маг наносил удары и по суше, но там они почти сразу же гасли. Кульп догадался: их противник — скорее всего, один из сосланных магов, которого отатаральская руда лишила рассудка. Каторжник, сбежавший из ада рудников в ад магии. Он утратил власть над своим Путем, превратившись в игрушку страшных сил.

Осознав все это, Кульп не на шутку перепугался за себя. Буря угрожала выкинуть баркас на берег. И что же, вместо одного мага-безумца там станет два?

Только умение Геслера и матросов удерживало «Рипат» от столкновения с коварными зубьями рифов. Почти полдня баркас держался параллельно берегу, выискивая хоть какой-то проход.

На третью ночь Кульп почувствовал перемену. До сих пор часть берега, лежавшая от них по правую руку, вызывала в нем стойкое отвращение. Возможно, отатаральская жила подходила там совсем близко к воде. И вдруг противодействующая сила стала мягче. Что ослабило ее — оставалось только гадать.

Неожиданно матросы обнаружили между скалами узкий проход. Кульп решил не испытывать судьбу и крикнул Геслеру, что надо плыть к берегу. Капрал не стал спорить. Однако треть лиги до берега досталась им исключительно тяжело. Маг-безумец делал все, только бы не пустить их на сушу. Его чудовищная сила неумолимо размывала всю защиту, возведенную Кульпом вокруг «Рипата».

До берега оставалось совсем немного, когда у них вспыхнул парус. Если бы они сами не были мокрыми до нитки, то мгновенно превратились бы в четыре живых факела. А так матросов и Кульпа лишь обдавало шипящими струями пара. Затем противник словно забыл о баркасе, направив свой удар на берег.

Кульп своими глазами видел, как сузилась и погасла полоса магического огня. Может, это было как-то связано с человеком, ради которого они сюда приплыли? Боевой маг еще больше утвердился в свой догадке, заметив на берегу три человеческие фигуры. Как и он сам, эти люди были крайне измождены. Что-то в их позах сразу же насторожило Кульпа. Они явно не были друзьями. Тогда кем? Тремя чуждыми друг другу людьми, которых обстоятельства на время свели вместе? Похоже, что так. Но было еще что-то, чего Кульп никак не мог уловить.

От твердой почвы под ногами у мага закружилась голова. Увидев старика с культями вместо кистей рук, он облегченно вздохнул. Помощь, которую он попросил у Гебория, вовсе не была шуткой.

Бывший жрец ответил на просьбу сухим смешком. Сухим в полном смысле слова, ибо он, как и его спутники, заметно страдал от жажды.

— Принеси им воды, — сказал Кульп, обратившись к Геслеру.

Капрал с трудом оторвал взгляд от Гебория и поспешил к баркасу. Честняга внимательно рассматривал обшивку «Рипата», ища пробоины и иные повреждения. Буян примостился на носу, сжимая в руках арбалет. Геслер велел подать бочонок с водой. Честняга прервал осмотр и полез за бочонком.

— А где Дюкр? — спросил Геборий.

Кульп вздохнул.

— Я бы сам хотел знать, где он сейчас. Мы с ним расстались в рыбачьей деревушке к северу от Хиссара. Мятеж…

— Знаем. В ночь побега мы видели зарево над Досин Пали.

— И здесь тоже, — рассеянно произнес Кульп, разглядывая спутников Гебория.

Рослый человек с оторванным ухом глядел на него спокойно и холодно. Вопреки всем жизненным передрягам, этот беглый каторжник не утратил чувства собственного достоинства. Магу вдруг стало не по себе. Кульп понял, что слишком поспешно счел одноухого обыкновенным вором.

Молодая девушка почему-то тоже вызвала в нем настороженность, но маг очень устал и дальнейшие рассуждения отложил на потом.

Подошел Честняга с бочонком воды. За ним шагал Геслер. Беглецы как зачарованные глядели на бочонок и на привязанную к нему медную кружку. Матрос вынул затычку и наполнил кружку водой.

— Только не набрасывайтесь на воду, — предостерег Кульп. — Пейте не залпом, а маленькими глотками.

Пока беглецы пили, он не без труда отыскал свой магический Путь. Утомление давало себя знать, и все же Кульп сумел настроить магическое зрение. Взглянув на Гебория, он едва не вскрикнул от изумления. Татуировка на теле бывшего жреца жила своей жизнью. Прерывистые линии магической силы опоясывали Гебория целиком. От левой культи отходило призрачное подобие руки. Призрачные пальцы были сомкнуты, будто сжимали поводья лошади. Совсем иную силу Кульп увидел возле правой культи. Там зеленые жилы плотно переплетались с красными, оставленными отатаральской рудой. Внешне они напоминали двух переплетенных змей, схватившихся насмерть. Кульп распознал у зеленых жил нечто вроде сознательно направленной воли. Именно они противостояли разрушительному действию отатаральской руды, что особенно изумило мага. Он вспомнил целителей, приверженцев магического Пути Деналь. Каждая болезнь представлялась им вторжением вражеского полчища. Полем битвы являлось тело больного. Сейчас Кульп наблюдал нечто подобное. Но здесь была не болезнь. Здесь схлестнулись два магических Пути. Один, связанный с призрачной левой рукой, принадлежал Фениру. Другой, в немалой степени опутанный силой отатаральской руды, был Кульпу абсолютно незнаком и совершенно чужд его ощущениям.

Кульп невольно моргнул и только тут заметил, что Геборий внимательно за ним следит. Старик улыбался одними губами.

— Да что же, Клобук вас накрой, с вами случилось? — не выдержал маг.

— Я бы сам хотел знать, — ответил Геборий. Чувствовалось, капралу и матросам не терпится заговорить со стариком.

— Мое имя Геслер, — с неуклюжей почтительностью представился капрал. — Мы трое — это все, что осталось от культа Вепря.

Геборий перестал улыбаться.

— Вас и без меня много, — бросил он и поплелся прочь.

Геслер остался стоять с разинутым ртом.

«Дюкр ничего не преувеличил, рассказывая о нем», — подумал Кульп.

Труднее всего пришлось Честняге: внутри парня что-то дало солидную трещину. Это было видно по его голубым глазам. Помрачневший Буян ободряюще похлопал Честнягу по плечу. Чувствовалось, сейчас его больше занимал не Геборий, а одноухий человек.

— У тебя в рукавах что-то спрятано, и мне это не нравится, — сказал он Бодэну, выразительно помахав арбалетом.

— Можешь не удивляться, — заговорила с Буяном девушка. — Этого человека зовут Бодэн. Он убивает людей. Беспомощных старух. Соперников, которые становятся у него на пути. Его руки по локоть в крови. Разве не так, Бодэн?

Не дождавшись его ответа, она продолжала:

— Я — Фелисина из Дома Парана. Последняя в нашем роду, но это не должно вводить вас в заблуждение.

Эти слова она никак не пояснила. Геборий вернулся, волоча оба мешка.

— Вот с таким скарбом мы тащились сюда через пустыню, — обратился он к Кульпу. — Жутко устали. Сами видите, помощники мы сейчас никудышные. Нам бы плясать от радости, но сил нет. Только не думайте, что мы не рады вашему появлению. Мы с удовольствием покинем этот проклятый берег, даже если нас ждет смерть в морских пучинах.

Геборий выразительно посмотрел на бурлящие волны.

— А с кем это вы сцепились по пути сюда? — спросил он Кульпа.

— Вообразите себе неразумного ребенка, у которого в руках поводок, и к другому концу поводка привязана Гончая Тени. Ребенок — это какой-то безумный маг, а Гончая — его Путь. Думаю, он тоже был каторжником и лишился рассудка. Он и сейчас подстерегает нас в море. Без хорошего отдыха нам через его ад не пройти.

— А как дела на материке? Плохи?

— Что там творится сейчас — я знаю не больше вашего, — ответил Кульп. — Когда мы расстались с Дюкром, Хиссар вовсю пылал. Но этот упрямец все равно отправился туда, повторяя, что должен быть рядом с Кольтеном и Седьмой армией. Хорошо, если по пути он не угодил на «королевскую кровать». Об участи Кольтена и его виканцев я не берусь даже гадать.

— Так значит, Кольтен тоже в Семиградии? Когда нас заковали в цепи и бросили в ров за дворцом Ласэны, я был почти уверен, что встречу там и Кольтена. В том рву собралось весьма достойное общество… Думаю, Кольтен жив, — после недолгого молчания заявил Геборий. — Таких, как он, погубить очень непросто.

— Если Кольтен жив, я тоже обязан вернуться под его начало, — сказал Кульп.

Геборий кивнул.

— Ну что ты на него пялишься? Он был изгнан из своего братства, — громко и язвительно произнесла Фелисина.

Повернувшись, историк и маг увидели, что ее слова обращены к Геслеру.

— Я еще не все сказала. Он отрекся от своего бога. Точнее, от вашего. Так что берегись бывших жрецов с ядовитыми языками. А тебе и твоим матросам я советую хорошенько помолиться Фениру о покровительстве.

Бывший жрец вздохнул и вновь повернулся к Кульпу.

— Я чувствовал, как вы рассматриваете меня магическим зрением. Что вы увидели?

Кульп медлил с ответом. Понимая, что старик от него не отстанет, он сказал:

— Я видел ребенка, тянущего на поводке Гончую величиной с гору. Это в одной руке.

— А в другой? — спросил напрягшийся всем телом Геборий.

— С другой не все так просто.

— Я бы хоть сейчас отпустил этот поводок.

— Если бы смогли.

Геборий печально кивнул.

— Если бы только Геслер узнал… — шепотом продолжал Кульп.

— Он бы проклял меня последними словами.

— Несомненно.

— Думаю, мы с вами поняли друг друга, — с едва заметной улыбкой сказал Геборий.

— Не совсем. Но пока давайте отложим этот разговор.

Бывший жрец опять ответил кивком.

— Скажите, Геборий, а своих спутников вы сами выбирали? — спросил Кульп, кивнув в сторону Бодэна и Фелисины.

— Отчасти да. Что, трудно поверить?

— Давайте-ка немного пройдемся по берегу, — предложил маг.

Геборий последовал за ним.

— Для каторжника главное — выжить, — начал он, когда они отошли на достаточное расстояние. — Там поневоле приходится с чем-то мириться и на что-то закрывать глаза. Иначе долго не протянешь. Рудники сильно меняют многих. Сейчас Фелисина и Бодэн такие. Какими они были прежде…

Он не договорил и пожал плечами.

— Вы им доверяете? — спросил Кульп.

Геборий лукаво улыбнулся.

— А вы мне доверяете, Кульп? Понимаю, вам нужно время, чтобы ответить на этот вопрос. Вот и мне нужно время. Но кое-какие выводы я уже сделал. Бодэн будет с нами честен до тех пор, пока это в его интересах. Тут я ему доверяю.

— А девушке?

Геборий долго молчал.

— Нет, — тихо произнес он.

«Я ожидал от него совсем иного ответа. Что же могла натворить эта девчонка?» — подумал Кульп, но вслух ничего не сказал.

— А теперь позвольте спросить про ваших спутников и их глупые верования.

— Странно слышать такие слова из уст жреца Фенира.

— Бывшего жреца, не забывайте. Тут девчонка сказала правду. Моя душа принадлежит мне, а не Фениру. Я вернул ее себе.

— Вот уж не думал, что такое возможно.

— Может, мне это только кажется… Простите, Кульп, но я устал. Наше путешествие сюда… оно было слишком утомительным.

«Знал бы ты, старик, чего нам стоило добраться сюда».

Обратно шли молча. Итак, первая часть замысла Дюкра выполнена. Они добрались до отатаральского берега. Они нашли его друга. Кульп вспомнил о своих мрачных предчувствиях, охвативших его еще в Хиссаре, когда Дюкр впервые попросил о помощи. Впрочем, к чему теперь об этом думать? Если судьба не подстроит им какой-нибудь каверзы, «Рипаст» благополучно вернется обратно и просьба Дюкра будет исполнена до конца.

Над пустыней медленно всходило солнце. За утесами бесновались волны. Маг-безумец, вынужденный отступить с берега, теперь отыгрывался на море, вздымая водяные валы.

Матросы принесли с баркаса пищу. Геборий присоединился к своим спутникам. Все ели молча и жадно. Кульп прошел к Геслеру, несущему дозор. Честняга и Буян храпели под наскоро сооруженным навесом.

— Здорово же Фенир с ним пошутил, — сказал капрал.

— Я доволен, что тебе это понравилось, — ответил Кульп, присаживаясь с ним рядом.

— Вообще-то от шуток Фенира бывает не до смеха. И знаешь, маг, что странно? Я был почти уверен: Летний вепрь был здесь. Как ворона, сидящая у жреца на плече.

— Скажи, Геслер, а раньше ты испытывал прикосновение Фенира?

Капрал замотал головой.

— Судьба не баловала меня подарками. Такого никогда не бывало. Да и сейчас я не уверен. Просто почудилось.

— Ты и сейчас ощущаешь присутствие Фенира?

— Не знаю. Я об этом как-то не думал.

— А как Честняга?

— Туго пришлось парню. Еще бы! Едва увидел жреца Фенира — и вдруг услышать от него такое! Думаю, оправится. Мы с Буяном за ним присмотрим. А теперь ответь мне: как будем возвращаться на материк? Этот проклятый чародей стережет нас за скалами. Что, если он спалит «Рипат»?

— Старик нам поможет.

— Этот насмешник? Чем?

— Долго объяснять, капрал. Сейчас тебе лучше всего вздремнуть. Ложись. Я буду нести караул.

Фелисина окончательно проснулась. Маг, приплывший вместе с матросами, наспех смастерил себе навес и улегся спать. Матросы уже выспались. Фелисина наблюдала за ними, и внутри ее нарастало презрение.

«Приверженцы Фенира. Какая чушь! Вы верите в своего безмозглого бога? Какие же вы глупцы. А ваш Фенир, будто пугливая домашняя свинья, затаился в мире смертных. Отличная добыча для охотника с острым копьем. Мы видели его копыто. Хорошо же Геборий поколебал вчера вашу веру!»

Бодэн ходил на берег умываться и теперь вернулся, разбрызгивая соленые капли.

— Ну что, Бодэн, ты не боишься этих молодцов? — спросила Фелисина. — Скажем, вон того? Думаю, он тебе не по зубам. А другой, с арбалетом? Как быстро он тебя раскусил. Крепкие они парни. Крепче тебя.

— Ты уже успела побывать под ними? — лениво спросил Бодэн.

— Считаешь меня совсем уж дешевой шлюхой, которая сама лезет?

— Мне и считать не надо. Может, когда-то ты жила чем-то другим. Но теперь смысл твоей жизни — раздвигать ноги.

— Проваливай к Клобуку, ничтожество!

Бодэн подошел к ней вплотную.

— Хочешь меня разозлить? Не выйдет. Главное — мы уцелели и скоро уберемся с этого острова. Можешь болтать что угодно, потаскуха. У меня слишком хорошее настроение.

— Я и не собиралась тебя злить. Кстати, я давно хотела тебя спросить: а что означает тот коготь?

Бодэн бесстрастно глядел на нее, словно не понимая, о чем речь.

— Ты знаешь, про какой коготь я спрашиваю — про тот, что хранится у тебя вместе со штучками для воровского ремесла.

Разбойник молча повернулся и хотел пойти дальше, но заметил Гебория, стоявшего в нескольких шагах. Старик впился в него глазами.

— Бодэн, это правда?

Бодэн молчал.

Фелисина почувствовала: Геборий что-то понял. Он бросил взгляд сначала на нее, затем на разбойника и улыбнулся.

— Недурно. Во всяком случае, пока недурно.

— Ты так думаешь? — спросил Бодэн и отвернулся.

— Геборий, что это все значит? — требовательно спросила Фелисина.

«Когда-то я таким тоном разговаривала с провинившимися слугами», — подумала она.

— Жаль, девочка, что ты была невнимательна, когда твои наставники учили тебя истории, — сказал Геборий.

— Объясни!

— Спрашивай Клобука. Пусть он тебе объяснит, — резко ответил историк и отошел.

Фелисина перевернулась на другой бок и стала глядеть на буйство волн.

«Мы живы. Теперь мне некуда торопиться, и я вновь могу стать терпеливой. Могу затаиться и выжидать. Маг говорит, что Семиградие охвачено восстанием против Малазанской империи. Приятная новость. Может, оно разрастется и сметет империю, а с нею императрицу и… адъюнктессу. Когда рухнет империя, настанет долгожданный мир. Нас кончат притеснять, и мне ничто не помешает осуществить свою месть. Знай же, дорогая сестрица Тавора: наступит такой день, когда рядом с тобой уже не будет телохранителей. И вот тогда приду я. Клянусь всеми богами и демонами, я приду. Это я тебе обещаю. А пока нужно вести себя терпеливо. Бодэн и Геборий для моих замыслов уже потеряны. Но остаются эти четверо: маг и матросы. Будет совсем не лишним привлечь их на мою сторону…»

Фелисина встала и пошла к навесу. Капрал вопросительно сощурил на нее сонные глаза.

— Когда ты в последний раз ложился с женщиной? — в лоб спросила она.

Ей ответил не капрал, а Буян.

— Он забыл, зато я помню. Это было где-то год назад. Я тогда нарядился шлюхой и вдоволь дурачил нашего Геслера. Трезвый он бы меня раскусил. Но капрал был мертвецки пьян. Да, дружище Геслер. Это был я.

Капрал только хмыкнул.

— Такова солдатская жизнь. Столько всего случается, не успеваешь понять, что к чему.

— Особенно когда так поднабрался, что уже все равно, — добавил Буян.

— Но сейчас-то я трезв. — Взгляд Геслера стал суровым. — Знаешь что, красавица, — играй в свои игры с другими. Не хочу тебя обижать, но жизнь достаточно проехалась по нам, и мы научились кое-что в ней понимать. Ты же не просто так предлагаешь себя. Но нельзя купить то, что не продается.

— Я рассказала вам про Гебория, хотя могла бы и не рассказывать.

— Слышал, Буян? А девушка-то решила поймать нас в ловушку.

— Глупцы! Он вас предаст. Ему ненавистна ваша приверженность Фениру.

Услышав это, Честняга даже сел.

— Иди-ка ты отсюда, — сказал Фелисине Геслер. — Дай моим людям выспаться.

На Фелисину глядели невинные голубые глаза Честняги. Она послала матросу воздушный поцелуй и усмехнулась, видя, как вспыхнуло его лицо.

— Береги уши, а то и они запылают!

— Вперед, парень, — не выдержал Буян. — Раз она сама нарывается, покажи ей, что к чему.

— А вот здесь ты не угадал, — засмеялась Фелисина. — Я сплю только с мужчинами.

— То есть — с лопоухими дураками, — вставил едва сдерживающийся Геслер.

Качнув плечами, Фелисина отправилась на берег. Войдя по колено в воду, она остановилась и стала разглядывать баркас. Обшивку «Рипата» покрывали многочисленные черные точки, как будто по судну выпустили град зажигательных стрел. Перила полубака блестели, словно стеклянные. Сверху свисали обрывки канатов.

Солнечные блики на воде слепили глаза. Фелисина зажмурилась. Ее разум постепенно умолкал и наконец замолк окончательно. Вокруг ног плескалась теплая вода. Фелисина чувствовала себя крайне утомленной, и не только телесно.

«Неужели во мне не осталось ничего, кроме ненависти и презрения? Ведь должен же существовать способ выбраться из этого состояния. Оно меня разрушает… Если не способ, то хотя бы причина».

— Я рассчитываю лишь на то, что отатаральская пыль оказала на вас достаточное воздействие и оно отпугнет этого безумного мага, — сказал Кульп. — Иначе нас ожидает крайне тяжелое плавание.

Честняга зажег фонарь и теперь сидел в носовой части баркаса, ожидая сигнала к отплытию. Черные узоры татуировки на теле Гебория отражали желтоватый свет. В ответ на слова мага старик лишь поморщился. Геслер склонился над рулевым веслом. Как и все остальные, капрал ждал ответа бывшего жреца. Ждал и надеялся.

По другую сторону скал, в открытом море, бушевала стихия, взбаламученная магом-безумцем. Почти беспрерывно мелькали молнии, выхватывая из тьмы густые черные облака и белые барашки волн.

— Ну, если вы так настаиваете, — произнес наконец Геборий.

— Мне нужно ваше добровольное согласие.

Геборий сердито помахал культей перед лицом Кульпа.

— Да поймите же, что у меня нет вашего магического чутья!

Маг посмотрел на Геслера.

— Что скажешь, капрал?

— А разве у нас есть выбор?

— Здесь не все так просто, — сказал Кульп, стараясь держаться спокойно. — Отатаральская руда странным образом подействовала на Гебория, поэтому в его присутствии я опасаюсь открывать свой Путь. А без Пути мне не защитить вас от безумного мага. Это значит…

— Что он нас поджарит до хруста, — докончил за него Геслер. — Эй, Честняга! Держать глаз и ухо востро. Мы отчаливаем.

— Я бы не советовал тебе уповать на помощь Фенира, капрал, — сказал Геборий.

— Чувствовал, что ты мне это скажешь. Но нам с ребятами сейчас не до разговоров.

Кульп сидел почти рядом с Геборием и все равно ощущал свой магический Путь. Более того, Путь как будто требовал, чтобы его открыли. Кульп насторожился. Его Путем был Меанас — Путь Теней и Иллюзий. Им следовали маги, у которых холодный, отрешенный разум превалировал над чувствами. Иногда они создавали настоящие чудеса обмана, ловко используя хитросплетения света и теней и заставляя глаза верить в то, чего на самом деле нет. Но и тогда победа не вызывала у магов никакого бурного ликования. Открывая Путь, Кульп всегда чувствовал себя неловко, будто по пустякам тревожил магическую силу, занятую куда более важными делами. Потому-то его сейчас и насторожило странное «нетерпение» Пути. Меанас как будто желал поскорее вступить в игру. Кульп мысленно себя одернул. Только еще не хватало думать о Меанасе как о некоем божестве. Тогда открытие Пути превращалось в обряд, а успех становился вознаграждением за веру. Но магические Пути не имели ничего общего с культами. Маг не был жрецом, да и магия не являлась предметом божественного вмешательства. Уж скорее магия — нечто вроде лестницы, позволяющей подняться до уровня Властителей; она — средство для достижения цели, только никак не предмет поклонения.

Буян приладил к мачте небольшой квадратный парус, который позволял плыть по ветру, но не отягощал поврежденную мачту. «Рипат» приближался к скалам. Честняга, расположившись на носу, глядел во все глаза, высматривая проход. Найти его снова было не так-то просто. Геслер приказал развернуть баркас и двигаться вдоль цепи скал.

Кульп мельком взглянул на Гебория. Бывший жрец Фенира сидел, упершись левым плечом в мачту. Магу отчаянно захотелось открыть свой Путь и увидеть призрачные руки старика, но он тут же спохватился, отругав себя за неуместное любопытство.

— Нашел! — крикнул Честняга.

— Вижу! — подтвердил Геслер. — Буян, разворачивай!

«Рипат» развернулся и, чуть накренившись, понесся прямо на скалы. Кульп закрыл глаза, вслушиваясь в свист ветра… Честняга не ошибся. Они вышли в открытое море.

И снова молнии, скачущие по волнам; и снова волны, норовящие затянуть баркас в воронку. Кульп не успел даже вскрикнуть. Его Путь открылся, вступив в битву с Путем безумного мага. Волны превратились в острые копья, мгновенно срезавшие парус. Они ударяли по доскам палубы, оставляя дыры. Одна из водяных «стрел» попала Буяну в ногу, пригвоздив ошалевшего матроса к палубе. Остальные «стрелы» скатывались по сгорбленной спине Гебория. Старик прикрыл собой Фелисину. Узоры его татуировки сделались коричневато-золотистыми. Бодэн скрючился на полубаке. Честняга вообще исчез из виду.

Вскоре обстрел прекратился. «Рипат» подхватила громадная волна и понесла, приподнимая корму баркаса. Небо по-прежнему разрывали чудовищные вспышки молний. Кульп задрал голову и не поверил своим глазам: в облаках парил… человечек. Его руки и ноги болтались словно плети, обрывки плаща напоминали покореженные крылья. Магические силы, бушевавшие вокруг, играли с ним, как с соломенной куклой. Пока Кульп следил за ним, человечка накрыло взметнувшейся волной. Брызнула кровь. Волна потащила безжизненное тело за собой. Следом рыбачьей сетью потянулись окровавленные лохмотья. Странный человечек исчез.

— Эй, маг, бери весло! — крикнул Кульпу Геслер.

Кульп ползком добрался до кормы. Капрал явно не понимал, что сейчас их несет не сила морских волн, а совсем другая сила. «Рипат» затянуло внутрь Пути мага-безумца. Кульп взялся за рукоять весла и сразу ощутил, как сила его Пути проникает в дерево и распространяется по всему баркасу. Качка утихла. Кульп даже хмыкнул от удивления, но внимания не ослабил. Сейчас счет шел на мгновения, и каждое из них было непредсказуемым.

Краешком глаза маг видел, как Геслер метнулся вперед и успел схватить за ноги Бодэна. Каторжник зачем-то перегнулся вниз и едва не упал с баркаса. Вскоре Кульп понял, в чем тут дело: правой рукой Бодэн намертво впился в пояс Честняги. Из-под стиснутых пальцев обильно сочилась кровь. Лицо каторжника было белым от натуги и боли.

Невидимая волна под днищем судна внезапно осела. Исчезли все звуки. «Рипат» плавно скользил вперед.

Геборий пробрался туда, где лежал бездыханный Буян. Из пробитого бедра хлестала кровь. Наверное, ее уже вытекло достаточно, поскольку на глазах у Кульпа ярко-красный поток стал уменьшаться.

Геборий сделал единственное, что было в его силах… во всяком случае так это запомнилось Кульпу. Маг не успел его предостеречь; старик протянул свою призрачную руку и коснулся ею раны. Буян поморщился от нестерпимой боли. Узоры татуировки перетекли с культи Гебория и сияющим кольцом окружили рану на бедре. Когда старик убрал руку, рана затянулась. Узоры накрыли ее, словно стежки плотной штопки. Геборий отпрянул, потрясенный случившимся.

Из перекошенных губ Буяна вырвался шипящий вздох. Бледный, трясущийся, он открыл глаза и сел. Кульп растерянно моргал. Геборий не просто коснулся раненого бедра Буяна. Там было что-то еще… нечто, граничащее с безумием. Кульп видел это своим магическим зрением.

«Остынь, — мысленно приказал он себе. — Матрос остался жив. Рана затянулась. Думать и искать объяснения будешь потом».

Честняга лежал на животе. Геслер выдавливал из его легких воду. Наконец изо рта матроса вытекла последняя струя, и Честняга закашлялся.

«Рипат» получил пробоину и теперь кренился набок. Облака и молнии исчезли. Небо приобрело безжизненный серый цвет и висело почти над самой головой. Единственным звуком был шум воды, наполняющей трюм.

Геслер помог Честняге сесть. Бодэн стоял на коленях, прижимая правую руку к телу. У разбойника были вывихнуты все пальцы и вдобавок сильно содрана кожа. По лохмотьям расползалось красное пятно.

— Геборий, — шепотом позвал маг.

Старик повернул голову. Он до сих пор прерывисто дышал.

— Помоги Бодэну, — попросил Кульп. — Если, конечно, это в твоих силах.

— Нет, — прорычал Бодэн, вцепившись глазами в Гебория. — Обойдусь без прикосновения твоего бога, старик.

— Но у тебя вывихнуты суставы, — сказал Кульп.

— Геслер их вправит. Больно, зато надежно.

Капрал вскинул голову, затем кивнул и подошел к разбойнику.

— Где это мы? — спросила Фелисина.

— Трудно сказать, — ответил Кульп. — Пока ясно одно: мы тонем.

— Трюм пробит в нескольких местах, — добавил Буян. Он смотрел на татуировку, скрывшую недавнюю рану, и морщил лоб.

Держась рукой за обгорелую мачту, Фелисина поднялась на ноги. От этого палуба баркаса накренилась еще сильнее.

— Мы можем в любую секунду опрокинуться, — сказал Буян.

Магический путь Кульпа закрылся. Маг сразу же почувствовал себя неимоверно уставшим. Если баркас потонет, сам он вряд ли долго продержится на воде.

Геслер вправил Бодэну большой палец. Разбойник почти не стонал. Прежде чем взяться за указательный, капрал распорядился:

— Буян, если ты в состоянии двигаться, свяжи несколько бочонков. Обязательно возьми пресную воду. Ты, Фелисина, слазай в сундук… вон тот, сбоку… возьми запас пищи. Бери, сколько унесешь.

Бодэн опять застонал. Геслер принялся за его средний палец.

— Честняга, хватит кашлять. Тащи сюда лекарский мешок. Матрос с трудом встал на четвереньки и глотал воздух, прежде чем подняться.

Кульп с удивлением заметил, что Фелисина и не думает двигаться.

— Ты слышала, что тебе велели? — прикрикнул на нее маг. Опасения Буяна не оправдались. «Рипат» не опрокинулся.

Наоборот: вода, залившая трюм, выпрямила крен. Теперь водой начало заливать палубу. Она просачивалась через трюмный люк. Вода имела необычный молочно-голубоватый цвет.

— Никогда не думал, что буду тонуть в козьем молоке, — сказал Буян.

— Да еще с рассолом, — добавил Геслер.

Он вправил последний сустав. К этому времени приковылял Честняга с лекарским мешком.

— Нам незачем далеко плыть, — объявила Фелисина. — Разве вы не видите?

Почти рядом с тонущим баркасом на молочных волнах стоял громадный трехмачтовый парусник. Из весельных отверстий торчали весла. На передней и средней мачтах застыли рваные квадратные паруса; бизань-мачта сохранила лишь обрывки своего «треугольника». Палуба корабля была пуста.

Бодэн, которому капрал наскоро перевязал руку, взглянул на парусник и по обыкновению хмыкнул.

— А кораблик-то с Квон Тали. Такие еще до императора строили.

— Ты что, разбираешься в кораблях? — удивился Геслер.

— Двадцать лет назад я был на каторжных работах в одной из гаваней Квон Тали. Там мы топили корабли республиканского флота. Сначала Дассем муштровал на них своих матросов. Когда они разматывали очередную посудину, мы пускали ее ко дну.

— Знаю, — коротко бросил Геслер.

«А ведь он знает об этом не понаслышке», — подумал Кульп.

— Больно молод ты был для таких занятий, — сказал Буян, возившийся с бочонками. — Сколько тебе тогда было? Лет десять? От силы пятнадцать. Так?

— Почти так, — ответил Бодэн. — Только не допытывайся, почему я там оказался. Не твоего это ума дело. Понял?

На тонущем баркасе стало тихо.

— Буян, у тебя готово? — наконец спросил опомнившийся Геслер.

— Да. Все связал, как надо.

— Тогда спешно убираемся отсюда. Предоставим «Рипату» тонуть в одиночестве.

— Не нравится мне этот парусник, — сказал Буян, опасливо поглядывая на корабль. — Про такие любят рассказывать в тавернах, особенно когда время за полночь. Поди, сам слышал, что у Клобука есть корабли-вестники. А еще есть проклятые корабли. Или зачумленные.

— Нравится он тебе или нет — это дело десятое, — ответил Геслер. — Ты лучше подумай, какую жуткую историю ты потом будешь рассказывать в тавернах. Да все вокруг обмочатся, слушая тебя. Тебя будут задаром поить. Заодно и нам чего-нибудь перепадет.

— С такими вещами не шутят, капрал, — без тени улыбки сказал Буян.

Зато Геслер довольно улыбался.

— Пожалуйте купаться. Приглашаю всех. Я слышал, что знатные женщины платят золотом, чтобы искупаться в молоке. Это так, Фелисина из Дома Паранов?

Фелисина промолчала.

— Уйми свою радость, — посоветовал капралу Кульп.

— Сама уймется.

Вода оказалась прохладной и скользкой, будто мыло. Плыть по ней было не так-то легко. Когда все перебрались на плот из бочек, «Рипат» стал быстро погружаться. Вскоре скрылась и накренившаяся мачта.

В спешке никто не догадался захватить весла. Пришлось грести руками. Прошло не менее получаса, пока плот достиг борта парусника. Оправившийся Честняга сумел взобраться по толстому рулевому штырю. Он перемахнул через высокие перила кормы и вскоре сбросил вниз толстую веревочную лестницу.

Инстинкт выживания загнал на борт всех. Последними поднимали бочки с водой и мешки с провизией. Этим занимались Геслер и Буян.

Стоя на кормовой палубе, Кульп осматривал нижнюю палубу. Повсюду его глаз натыкался на следы не то поспешного бегства, не то сражения. Веревки, непромокаемые кожаные мешки, части доспехов, оружие — все это лежало вперемешку, покрытое густыми слоями пыли.

Остальные тоже молча смотрели вниз. Наверное, сейчас каждый вспоминал недавние слова Буяна.

— Кто-нибудь догадался прочесть название корабля? — нарушил молчание Геслер. — Я смотрел, но…

— Это «Силанда», — ответил Бодэн.

— Чтоб мне сосать вымя у Фандри — нет такого корабля! — заявил ему Буян.

— Ты и не мог его знать, — спокойно возразил Бодэн. — Трюмы этого корабля загружались на острове Авалия. «Силанда» была единственным судном, которое имело право вести торговлю с тистеандиями. Когда империя захватила континент, корабль как раз возвращался на Квон Тали. Но до своей гавани «Силанда» не дошла.

На кормовой палубе вновь стало тихо. Тишина была недолгой. Теперь ее прервал громкий смех Фелисины.

— Бодэн, откуда у обыкновенного каторжника такие знания? Или на прежней каторге тоже был какой-нибудь Геборий, просвещавший тебя историческими беседами?

— А вы обратили внимание на ватерлинию? — спросил Геслер. — Этот корабль уже много лет стоит на одном месте.

Выразительно взглянув на Бодэна, капрал стал спускаться на нижнюю палубу.

— Сейчас еще влезу по колено в птичий помет, — проворчал Геслер, останавливаясь возле одного из мешков.

Капрал наклонился, чтобы развязать мешок, и вдруг с громким проклятием попятился назад. Из мешка выкатилась… отрубленная человеческая голова. Она покатилась вдоль по палубе и остановилась, ударившись о бортик трюмного люка.

Кульп протиснулся мимо неподвижно замершего Гебория и тоже спустился на нижнюю палубу. Подойдя к голове, маг открыл свой Путь.

— Что вы видите? — спросил его Геборий.

— Ничего приятного, — ответил маг.

Он присел на корточки, разглядывая голову.

— Тистеандий. Капрал, вряд ли тебе понравится мое предложение, но…

Побледневший Геслер молча кивнул. Подойдя к другому мешку, он окликнул Буяна:

— Помоги мне!

— А что надо делать? — настороженно спросил Буян.

— Головы считать.

— Фенир меня убереги от такой работы!

— Давай, лезь сюда. Заодно поупражняешься, чтобы потом в тавернах складнее рассказывать. Давай, приятель, не бойся ручки испачкать.

На палубе оказались десятки мешков, в каждом из которых находилось по отрубленной голове. Большинство голов принадлежали тистеандиям, но встречались и человеческие. Геслер начал складывать их пирамидой вокруг средней мачты. Капрал Довольно быстро оправился от ужаса. Кульп еще раз убедился, что Геслер в своей жизни повидал всякого. У Буяна ужас сменился отвращением. Матрос старался как можно быстрее извлечь и сложить все головы. Прошло не так уж много времени, когда тягостная работа была закончена.

Кульп пригляделся к люку, ведущему вниз, в гребной отсек. Оттуда исходило слабое магическое свечение, невидимое обычным зрением. Маг долго стоял возле люка, не решаясь его открыть.

Кроме Кульиа, Геслера и Буяна, больше никто не решался спуститься на нижнюю палубу. Все лишь оцепенело наблюдали сверху за действиями троих.

— Ну что, маг, готов лезть вниз? — спросил Кульпа Геслер.

— Совсем не готов.

— Тогда вперед, — вымученно улыбаясь, ободрил его капрал, доставая из ножен меч.

Кульп посмотрел на дверцу люка, потом на капрала. Тот пожал плечами.

— Да. Знаю.

Бормоча себе под нос проклятия, Кульп откинул дверцу. Темнота внизу ничуть ему не мешала. Магия освещала пространство желтоватым, слегка колеблющимся светом. Держась обеими руками за перила, Кульп стал спускаться. Следом полез Геслер.

— Ты что-нибудь видишь? — спросил капрал.

— Вижу.

— И чем тут пахнет?

— Если у терпения есть запах, здесь пахнет терпением, — ответил Кульп.

Чтобы помочь капралу, он протянул световой лучик по проходу между скамьями, немного расширил и оставил светить.

— Да, — хрипло выдохнул Геслер. — Тут во всем чувствуется какой-то скрытый смысл. Клобуку бы понравилось.

За веслами сидели обезглавленные трупы: по трое на каждой скамье. Впереди разместился обезглавленный барабанщик. Его руки все еще сжимали диковинные барабанные палочки, больше похожие на тыквы. Барабанщик был рослым и жилистым. В воздухе не ощущалось даже намека на трупный запах, а тела выглядели так, будто их обезглавили совсем недавно. Долгое время Кульп и Геслер молчали.

— Так ты это называешь терпением? — наконец спросил капрал.

— Да.

— А я думал, что ослышался.

Кульп покачал головой.

— Насколько я понимаю, корабль был захвачен. Матросов обезглавили и… заставили работать.

— В обезглавленном состоянии?

— Да, капрал. В обезглавленном состоянии.

— И давно это случилось?

— Может, несколько лет назад. Или несколько десятков. Мы же находимся внутри магического Пути, капрал. Трудно сказать, как течет здесь время и есть ли оно вообще.

Геслер что-то буркнул себе под нос, потом сказал:

— Нужно добраться до капитанской каюты. Возможно, там мы найдем корабельный журнал.

— И свисток, загоняющий гребцов в гребной отсек.

— Угу. Мне еще знаешь какая мысль пришла? А может, нам куда-нибудь спрятать безголового барабанщика? Тогда я пошлю Буяна. Пусть садится и лупит по барабану.

— У тебя странные шутки, Геслер, — поежился маг.

— Я не шучу. Просто Буян обожает рассказывать истории, но они у него такие занудные, что уши вянут. А так в них появится перчик и иные пряности.

— Только не говори мне, что всерьез решил засадить парня за барабан.

— Нет, конечно. Я же не хочу, чтобы мои ребята здесь рехнулись.

Они вернулись на нижнюю палубу. Упреждая вопросы, Кульп сказал:

— Такое привидится лишь в безумном сне.

— У нас и так есть безумная явь, чего же еще? — ответила ему Фелисина.

Кульп направился к капитанской каюте. Геслер убрал меч в ножны и пошел за магом. Толкнув дверь и спустившись на пару ступенек, они очутились на корабельном камбузе с массивным столом. Напротив была еще одна дверь, ведущая в узкий проход, по обе стороны которого стояли койки. Проход упирался в дверь капитанской каюты.

Опрятно заправленные койки были пусты. Трудно сказать, сколько времени они ждали матросов, которые больше не нуждались в отдыхе.

Дверь каюты не была заперта изнутри и открылась с протяжным скрипом.

Даже после палубы и гребного отсека увиденное заставило Кульпа и Геслера содрогнуться… Троих смерть настигла внезапно — об этом свидетельствовали неестественно скрюченные тела. И снова — ни ран, ни следов гниения. Иной была гибель четвертого. Копье пробило его вместе со спинкой капитанского кресла. Кульпа не удивили залитые кровью колени убитого. Удивительным было другое: кровь, давно прекратившая капать, ярко блестела. Кульп едва удержался, чтобы не потрогать пятно пальцем.

— Никак тистеандии? — прошептал Геслер.

— Похожи, но не совсем, — возразил Кульп.

Он шагнул внутрь каюты.

— У этих кожа серая, а не черная. Да и выглядят они… диковато.

— Говорили, что авалийские тистеандии были настоящими дикарями и никого из чужаков на свой остров не пускали.

— Во всяком случае, живым оттуда никто не возвращался, — согласился Кульп. — Но ты взгляни, во что они одеты. Грубая, мешковатая одежда, кое-как сшитая из невыделанных шкур. А их украшения?

Все убитые были густо увешаны костяными амулетами, звериными когтями и зубами, а также блестящими ракушками. Кульпу доводилось видеть изящные, прихотливо отделанные вещицы тистеандиев. То, что он видел сейчас, могло принадлежать скорее кочевникам. Мага поразило еще одно обстоятельство: волосы. Все четверо убитых были шатенами, тогда как у тистеандиев встречалось только два цвета волос: либо иссиня-черный, либо белый с серебристым отливом.

— Так кто же эти четверо? — спросил оторопевший Геслер.

— Скорее всего — убийцы тистеандиев и матросов с Квон Тали. Захватив судно, они попали внутрь магического Пути. Возможно, случайно, а может, и намеренно. И здесь они столкнулись с кем-то, кто оказался ловчее и проворнее их.

— Думаешь, кому-то из матросов удалось бежать?

— Вряд ли. Если эти четверо владели магией и могли повелевать обезглавленными телами, им вполне хватало гребцов, которых мы видели.

— И все равно они никак не похожи на тистеандиев, — сказал капрал, пристально вглядываясь в мертвеца, сидевшего в капитанском кресле.

— Нужно привести сюда Гебория, — предложил Кульп. — Может, он подскажет.

— Обожди здесь. Я схожу за ним.

Геслер ушел. Потолок каюты слегка поскрипывал — наверное, остальным надоело стоять на верхней палубе и они спустились вниз. Кульп уперся ладонями в стол и стал внимательно разглядывать лежащие карты. На одной из них был изображен не то континент, не то большой остров, совершенно ему незнакомый. Берег изобиловал бухточками, поросшими соснами. Остальная часть была слегка покрыта белой краской.

«Наверное, ледник или снежная пустыня», — подумал Кульп.

От берега отходила пунктирная линия курса. Сначала она тянулась на восток, затем резко сворачивала на юг, прочерчивая воды обширного океана. Ученые Малазанской империи горделиво заявляли, что у них есть карты всего мира. А мир, оказывается, был шире имперских притязаний.

«Показать бы эту карту Ласэне», — вдруг подумалось ему.

В каюту вошел Геборий.

— Приглядитесь к ним, — сказал ему Кульп, не отрываясь от карты.

Старик прошел к креслу и остановился возле убитого. Высокие скулы и характерный косой разрез глаз говорили о принадлежности к расе тистеандиев. О том же свидетельствовал и высокий рост. Геборий осторожно протянул к убитому руку.

— Постойте! — одернул его Кульп. — Вы же не знаете, до кого дотрагиваетесь. И какой рукой.

Геборий поспешно опустил руку. Вскоре он выпрямился и сказал:

— Это тистедурии. Других догадок у меня нет.

— Кто?

— Помните «Глупость Гофоса»? Он пишет о трех тистейских народах, прибывших к нам неведомо откуда. Разумеется, нам знакомы лишь тистеандии, а из двух остальных Гофос назвал только один народ — тистедуриев. Их кожа была серой, а не черной. Тистедурии — дети опрометчивого союза Матери-Тьмы и Света.

— Что значит «опрометчивого»?

Геборий усмехнулся.

— Тистеандии считали этот союз причиной гибели первозданной, чистой Тьмы и источником всех своих последующих несчастий. Забавно, что Гофос упоминает о тистедуриях только в одном из ранних томов.

— Гофос, кажется, был джагатом? — спросил Кульп.

— Да. Самый мрачный и безысходный сочинитель. Я имел неудовольствие прочесть достаточное число его трудов… А что сейчас показывает ваш Путь?

— Ничего.

Геборий удивленно вскинул брови.

— Совсем ничего?

— Совсем.

— Но вы посмотрите на убитых! Они как будто находятся в остановленном времени. Даже кровь еще липкая.

— Знаю.

— Кстати, Геслер передал мне ваши слова про свисток. Вы еще не искали этот свисток? Вон он. Видите? На шее одного из убитых. Вы что, и впрямь намереваетесь заставить обезглавленных гребцов махать веслами?

— Либо они будут грести, либо мы съедим свои припасы, выпьем всю воду и начнем медленно помирать от голода и жажды. Итак, настоящего капитана захватчики судна тоже обезглавили или даже сбросили за борт. Его место занял тистедурий, забравший себе костяной капитанский свисток. Свисток был на кожаном шнурке. Каким-то чудом копье не разнесло его.

— Что вы скажете про свисток? — допытывался Геборий.

— Опять-таки ничего. Может, он уже и не свистит.

— Вернусь-ка я лучше на палубу, — сказал историк. — Там хоть воздух посвежее. А копье, между прочим, баргастское.

— Слишком большое и длинное, — возразил Кульп. — Баргасты такими не воюют.

— Это я тоже знаю. Но по виду оно напоминает мне копья баргастов.

— Говорю вам: оно слишком большое.

Геборий молча скрылся за дверью. Кульп сердито посмотрел на копье. Нет, все-таки слишком большое. Маг протянул руку и осторожно снял с шеи мертвеца свисток.

Вернувшись на нижнюю палубу, Кульп достал свисток и ахнул: тот был полон магической силы.

«Все понятно. Дыхание Отатараля. Появился Геборий, и свисток превратился в безделушку. А еще раньше появилось нечто или некто, и магия тистедуриев их не уберегла».

Маг огляделся. Буян расположился на носу — естественно, со своим неразлучным арбалетом. Рядом с матросом стоял Бодэн, покачивая перевязанной рукой. Фелисина замерла возле средней мачты. Пирамида из отрезанных голов совсем не пугала ее. Геборий куда-то исчез.

К Кульпу подошел Геслер.

— Честняга полез в «воронье гнездо», — сообщил капрал.

— Куда? — не понял маг.

— На мачтах больших кораблей есть такая корзина. Туда забирается впередсмотрящий и наблюдает за морем. Свисток взять не забыл?

Кульп отдал ему свисток.

— Вы уже решили, куда плыть?

— Пусть сначала Честняга расскажет, что увидел, а там решим.

Пока они говорили, матрос добрался почти до самой вершины мачты и залез в большую корзину, называемую «вороньим гнездом».

— Копыто Фенира! — донеслось сверху. Все задрали головы.

— Что видишь? — крикнул Геслер.

— Три колышка в заду! На нас идет буря!

Геслер и Кульп бросились к правому борту. Там, где должен был находиться горизонт, мелькали молнии.

— Этот безумец прорвался и сюда! — сердито прошипел маг.

Капрал окликнул Буяна.

— Посмотри, на что годны паруса.

Сразу после этого Геслер поднес к губам свисток и дунул в него. Ответом ему был хор стонущих голосов. В воздухе стало холоднее. Свист вобрал в себя всю боль страдающих душ. Геслер тут же опустил свисток.

Скрипнули деревянные весла, готовые погрузиться в воду. Из гребного отсека вылез Геборий. Глаза старика были широко раскрыты от ужаса и изумления, а узоры его татуировки пылали белым огнем.

— Капрал, у тебя появились новые матросы, — прошептал Геборий.

— Они просыпаются, — почти одновременно с ним произнесла Фелисина, пятясь от мачты.

Кульп сразу понял. Словно по команде отрезанные головы открыли глаза и устремили их на Геслера.

Капрал вздрогнул, потом заставил себя улыбнуться.

— Мне бы таких, когда я был сержантом и занимался муштровкой новичков.

— Твой барабанщик тоже готов, — сообщил Геборий, вглядываясь в сумрак гребного отсека.

— Паруса сгнили, — сообщил подошедший Буян.

— Вставай на руль, — велел ему капрал. — Три колышка в зад! Теперь нам остается только удирать отсюда.

Он снова поднес к губам свисток и подал несколько сигналов. Из гребного отсека послышалась барабанная дробь. Весла качнулись, поднялись вверх и с размаху опустились в стоячую воду.

Корабль заскрипел на разные лады. Казалось, он разламывает корку, сковавшую его киль и днище за долгие годы стоянки. «Силанда» медленно разворачивалась, пока не стала кормой к приближающейся буре. Весла слаженно и неутомимо опускались и поднимались, толкая корабль вперед. Геслер повесил свисток себе на шею.

— Что скажешь, Кульп? Такая посудина понравилась бы и императору.

— Меня тошнит от твоего ликования, — отмахнулся маг.

Геслер громко расхохотался.

«Силанда» шла на веслах почти с той же скоростью, что и при попутном ветре. Казалось, двойные ряды весел но обоим бортам едва успевали погрузиться в воду, как тут же снова взмывали вверх. Барабанная дробь пробирала Кульпа до самых костей и отзывалась болью во всем теле. В душе — тоже. Магу не требовалось спускаться в гребной отсек; он и так видел мускулистые руки обезглавленного барабанщика, ударявшие палочками-тыквами по кожаной поверхности барабана. Он видел неутомимые руки гребцов и их спины без единой капельки пота. Чья магия, какая сила заставляла их исполнять приказ Геслера? Нет, капрал ошибся. Эта посудина понравилась бы не императору, а самому Клобуку, если Властитель Смерти любит плавать по морям.

Геслер и Буян стояли на верхней палубе, у руля. Надежные и непостижимо суровые. И их шутки — тоже за гранью понимания: холодные, как ледник под хмурым зимним небом. Что ж, у каждого свой способ не потерять рассудок. И все-таки, чего в них больше: хладнокровной уверенности или… фатализма?

«Вот уж не думал, что щетина Фенира может быть такой черной», — мысленно заключил Кульп.

Маг-безумец и его буря догоняли «Силанду», и, хотя корабль шел куда быстрее незабвенного баркаса, опасность не исчезала.

Кульп подошел к Геборию.

— Это странное море и есть магический Путь вашего бога?

Старик сердито хмыкнул.

— Во-первых, не моего бога. И во-вторых, это не его Путь. Один Клобук знает, в какую бездну мы влетели. Не думаю, что мы сумеем легко и быстро выбраться из этого кошмара.

— Я видел, как вы коснулись «рукой Фенира» раны на бедре Буяна.

— Ну и что? Можете считать, мне повезло. Я вполне мог коснуться раны и другой рукой.

— Но вы хоть что-то почувствовали?

Геборий передернул плечами.

— Тень, мелькнувшую мимо. Думаю, вы тоже ее ощутили?

Кульп кивнул.

— И кто это был, по-вашему? Сам Фенир? — спросил историк.

— Не знаю. Мне думается, что нет. Я ведь плохо разбираюсь в таких вещах. Да и на Буяна эта тень не особо подействовала. Только рана затянулась, больше ничего. Вот уж не думал, что Фенир щедр на подарки.

— А он вовсе не щедр, — проворчал бывший жрец. — Если Фенир что-то и дает, то не задаром.

Фелисина сидела в стороне от остальных. Ее ближайшими соседями были отрезанные головы с открытыми глазами. Но головы не слишком ей мешали. Возможно, они даже не видели Фелисину, ибо все их внимание было сосредоточено на Геслере и костяном свистке. Фелисина вспомнила площадь в Анте и жреца Клобука, состоящего из мух. Тогда она впервые по-настоящему соприкоснулась с магией. До этого были лишь истории про магию и неистовых магов. Взрослые говорили о каких-то войнах на окраинах империи. Там в огне магических пожаров гибли целые города. Но все это оставалось для Фелисины чем-то далеким, не имеющим к ней никакого отношения. А прикосновение настоящей магии оставляло шрамы и чувство полной беззащитности перед силами, с которыми не можешь совладать. И мир сразу становился другим: безрадостным, пугающим, обреченным на гибель. Тот день в Анте изменил место Фелисины в мире, точнее — ее представления о занимаемом месте. Он выбил ее из равновесия, которое так и не восстановилось.

«Возможно, все началось не на площади, а позже. Может, я это ощутила, пока нас гнали на невольничьи корабли. Море лиц. Буря ненависти, волны безумный ярости. Люди почувствовали свободу причинять боль другим и вошли во вкус Обыкновенные люди, которые еще утром были поглощены своими обыкновенными заботами. Может, это их лица, а вовсе не жрец, выбили меня из привычной жизни?»

Фелисина окинула взглядом пирамиду из голов. Их глаза не мигали. Они высыхали и трескались, словно белок яйца, выплеснутый на горячие камни мостовой.

«Мои глаза такие же. Слишком много ужасного они видели. Слишком много. Наверное, выпрыгни сейчас из глубины какие-нибудь демоны, я бы не испугалась. Только бы слегка удивилась: почему мешкали до сих пор? И попросила бы не затягивать финал жизненной драмы».

На палубу по-обезьяньи ловко спрыгнул Честняга. Остановившись почти рядом с Фелисиной, матрос принялся отряхивать приставшие к одежде пыльные волокна каната. Он был на пару лет старше Фелисины, однако в ее глазах выглядел совсем мальчишкой.

«Лицо, на котором сражения еще не успели оставить шрамы. Гладкая, как у ребенка, кожа. Только-только начавшая пробиваться бородка. Ясные глаза. Конечно, ты не заливал свои глаза вином, не дурманил их дымом дурханга. Тебя не придавливали к вонючей койке такие же вонючие и потные мужские тела, торопящиеся войти к тебе в лоно. Эти звери думали, что проникают в меня. На самом деле я отгородила от них свое лоно, и они попадали совсем не туда, куда думали. Способен ли ты меня понять, Честняга?»

Почувствовав ее внимание, матрос застенчиво улыбнулся.

— Он в облаках, — хриплым, ломающимся голосом произнес Честняга.

— Кто — он? — не поняла Фелисина.

— Да тот безумный маг. Он — как воздушный змей, у которого оборвались все нити. Теперь его носит во все стороны. И кровь. Она так и струится из него.

— Очень поэтично, Честняга. Но ты не поэт, а матрос. Ты не забыл об этом?

Честняга покраснел и отвернулся.

— Этот парень слишком хорош для тебя, вот ты и пытаешься укусить его побольнее, — сказал подошедший Бодэн.

— Откуда ты знаешь? — огрызнулась Фелисина.

— Не буду утверждать, что читаю в тебе, как в раскрытой книге. Но кое-что вычитать мне удалось.

— Тебе хотелось бы в это верить, но все обстоит совсем не так. Да, не забудь мне сообщить, когда у тебя начнет гнить рука. Хочу посмотреть, как ее оттяпают.

Всплески весел перекликались с барабанной дробью. Подул ветер. «Силанду» настигала магическая буря.

Скрипача разбудило нечто колючее и щетинистое. Оно немилосердно пробежало саперу прямо по лбу. Скрипач открыл глаза. Щетинистый зверь отодвинулся в сторону, уступив место чернокожему старческому лицу. Старик с явным неудовольствием разглядывал сапера.

— У тебя в бороде пауки… нет, еще хуже. Я их не вижу, но знаю: они там.

Скрипач вздохнул и сразу ощутил боль в сломанных ребрах.

— Убирайся прочь! — прорычал он старику.

Боль перекинулась на ляжки — Скрипач сразу вспомнил об острых когтях, рвавших его тело. На левой ступне он увидел толстую повязку. Эту часть ноги он не чувствовал. Скрипач насторожился.

— Я никак не могу выполнить твое требование и убраться, — сказал старик. — Бегство невозможно. Все сделки скреплены печатями, все приготовления закончены. Колода Драконов так и говорит. Одну жизнь отдаешь, другую получаешь взамен, и с нею — еще кое-что.

— Ты, наверное, уроженец Даль Хона, — сказал Скрипач. — А теперь скажи: где я?

Старик довольно захихикал.

— В гостях у Тени.

За спиной старика раздался другой голос:

— Отойди, верховный жрец. Воин проснулся, и нечего его потчевать своей болтовней.

— До чего же ты непочтителен, — сказал старик, но отодвинулся в сторону. — Твой спутник более сдержан. Кстати, ему бы не мешало пройти сюда. Есть любопытные подробности, достойные его понимания.

Старик сделал еще шаг в сторону. Его место занял другой, коренастый и невероятно широкоплечий.

— Я тебя вспомнил, — сказал Скрипач. — Хорошо, что память не отшибло. Ты — трелль. А у тебя еще был дружок. Полуджагат. Где он?

— Развлекает твоих спутников, и у него это скверно получается. За все долгие годы Икарий так и не научился быть приятным в общении.

— Постой. Как ты его назвал? Икарий? Строитель диковинных механизмов. Говорят, он вечно гонится за временем.

Трелль лукаво улыбнулся, обнажая клыки.

— Его еще называют «повелителем песчинок», хотя для многих поэтический смысл этих слов давно утерян.

— Стало быть, ты — Маппо?

— И снова угадал. А тебя твои друзья зовут Скрипачом. Что же тебя заставило вырядиться гралийским кочевником?

— Теперь это уже не важно. Мне больше незачем выдавать себя за гралийца.

— Ладно, воин, не стану допытываться. У всех свои тайны. Пить хочешь? А есть?

— Ты еще спрашиваешь! Но сначала ответь мне: где мы находимся?

— А находимся мы посреди пустыни, в храме, вырубленном в скале. Вдали от вихря Дриджны. Мы — гости верховного жреца Тени. Ты его уже видел. Его зовут Искарал Паст.

— Так и зовут?

— Представь себе, да.

Над Скрипачом вновь склонилось хмурое лицо верховного жреца.

— Тебя смешит мое имя?

— Ни в коем случае, верховный жрец. Просто я никогда не слышал таких имен.

Бубня себе под нос, старик схватил метлу и ушел.

Скрипач с величайшей осторожностью сел на постели. Ему не терпелось расспросить Маппо насчет своих ребер и в особенности ноги. Однако новости могли оказаться весьма скверными, и сапер решил не торопиться.

— Слушай, а у этого старика все дома? — спросил он трелля.

— Сложный вопрос. Думаешь, он — сумасшедший?

— Не знаю. Может, здесь принято подметать гостям лица.

— Вот ты о чем! Меня это уже не удивляет.

Рядом с этим треллем Скрипачу было легко и спокойно. Спокойствие продолжалось до тех пор, пока он не вспомнил имя.

«Маппо… Это имя всегда произносили вместе с другим именем. А слухов, связанных с обоими именами, хватило бы на толстенную книгу. И если все это правда…»

Скрипач оборвал свои размышления и спросил:

— Так это Икарий отпугнул диверов?

— Его репутация что-нибудь да значит, — улыбнулся Маппо.

— Скажи, Маппо, а она… заслуженная?

Нельзя, нельзя было спрашивать его об этом! Трелль поморщился и отодвинулся подальше.

— Совсем забыл: ты же хочешь есть и пить, — сказал Маппо. — Сейчас принесу.

Он пошел к двери. Невзирая на свои внушительные размеры, Маппо двигался бесшумно. Скрипачу сразу же вспомнился Калам.

«Где-то ты теперь, дружище. Сумел ли убежать от песчаной бури?»

В комнатку вернулся Искарал Паст.

— Знаешь, зачем ты здесь? — прошептал старик. — Не знаешь, но я тебе скажу. Тебе и больше никому.

Он наклонился к самому уху Скрипача.

— Тремолор!

Скрипач ошарашенно глядел на верховного жреца, а тот, будто мальчишка, довольный своей проказой, кружился по комнатке. Потом старик вновь склонился над ним, почти касаясь лица Скрипача.

— Да, солдат. Путь домой. Ты же хочешь вернуться домой. Вот ты и уцепился за этот слух. Слушок. Крошечный, будто червячок. Нет, даже не червячок, а личинка, внутри которой случайно может оказаться правда. А может и не оказаться. Ха-ха!

Скрипач не выдержал. Морщась от боли, он протянул руку, схватил старика за воротник и несколько раз встряхнул. Из полуоткрытых губ Искарала Паста полилась слюна. Верховный жрец закатил глаза, напоминавшие теперь мраморные шарики.

— Что, не понравилось? — задыхаясь, спросил Искарал Паст.

Скрипач отшвырнул его от себя.

Мелкими, спотыкающимися шажками старик двигался по комнатке, бормоча непонятные Скрипачу фразы:

— Неожиданное стечение обстоятельств… Отвык от общения с людьми… Нужно внимательнее относиться к своим манерам и вообще к самому себе.

Потом он по-петушиному вскинул голову.

— Честный. Прямолинейный. Умеющий развлечь. Мягкий и одновременно производящий впечатление. Всего этого мне не занимать. Тогда в чем же дело? Разумеется, не во мне. Солдаты грубы. Они жестоки и бесчувственны. Легко поддаются вспышкам гнева… Кстати, солдат, ты знаешь о «собачьей упряжке»?

— Что? — очнулся Скрипач, убаюканный бессмыслицей фраз.

— Она уже двинулась в путь, хотя и сама еще не знает об этом. Как это будет на вашем языке? Анабар тиленд. «Собачья упряжка». Солдаты не обладают воображением, и потому их легко удивить. Есть вещи, которые не сметет даже вихрь Дриджны.

Вернулся Маппо, держа в руках поднос.

— Ты опять мучаешь нашего гостя своими бреднями?

— Это не бредни, трелль. Это пророчества, порожденные Тенью, — ответил Искарал Паст.

Похоже, встряска ничуть не разозлила его и даже вызвала нечто вроде сдержанного одобрения.

— Канава полна воды. Ее поверхность рябит от ветра… Река крови, поток слов, льющийся из тайного сердца… Все разметено в клочья. И везде пауки. В каждом углу, в каждой щели.

Он стремительно повернулся и выбежал. Маппо проводил старика взглядом.

— Так бредни это или нет? — спросил Скрипач.

— Странная смесь, если честно признаться, — ответил трелль. — Но ты все-таки прислушайся к его словам, Скрипач.

— Я так и думал, — насторожился сапер. — Он сказал про Тремолор. Выходит, он знает.

— Искарал Паст знает то, о чем даже не подозревают твои спутники, — ответил Маппо, составляя с подноса миски. — Ты ведь ищешь Дом Азата, который, если верить слухам, находится где-то в пустыне.

«Ты прав, трелль. Я ищу его и ворота, которые в нем есть. Во всяком случае, Быстрый Бен клялся, что они есть…»

— А ты? — спросил он Маппо. — Тебя-то что привело в Рараку?

— Я сопровождаю Икария. Помогаю ему в его бесконечных поисках.

— И ты поклялся всю жизнь ему помогать? — удивился Скрипач.

— Нет, — тихо ответил Маппо и отвернулся, чтобы не видеть глаз сапера. — Я стараюсь, чтобы поиски никогда не кончались… Довольно об этом. Подкрепись. Ты целых два дня провалялся без сознания. Твои друзья ждут не дождутся, чтобы поговорить с тобой. У каждого — куча вопросов к тебе.

— Понимаю. Что ж, придется отвечать.

— Да, иначе вопросов станет еще больше. Как только ты окрепнешь, мы двинемся в путь. — Маппо слегка улыбнулся. — Отправимся искать Тремолор.

Скрипач нахмурился.

— Ты сказал «окрепнешь». А ты знаешь, что у меня раздроблена ступня? Что я вообще чувствую эту ногу только до колена? Не удивлюсь, если ее придется укоротить.

— Я кое-что смыслю во врачевании, — сказал Маппо. — Когда-то в этом храме жили монахини, исцелявшие множество болезней. Как ни странно, у Искарала Паста тоже есть кое-какие навыки. Только за стариком нужно внимательно следить. У него часто разбредаются мысли, и он легко может перепутать целебный эликсир с ядом.

Скрипач недовольно сощурился.

— Искарал Паст — слуга Повелителя Теней. А может — слуга Веревки, он же — Котиллион, покровитель ассасинов. Разницы между обоими почти никакой. При чем тут врачевание?

— Видишь ли, ремесло ассасина требует умения лечить себя и товарищей. Если хочешь, это две стороны одной монеты. Старику пришлось немало потрудиться над твоей ступней. Не бойся, я следил за каждым его движением и, надо сказать, многому научился. Верховный жрец склеил твою ступню. У него есть особая мазь. Я видел, как он смазывал ею кусочки костей и соединял их. Так что очень скоро ты сможешь ходить.

— Клобук накрой этого старика! Руки, подвластные Тени, копались в моем теле!

— Да, Скрипач, иначе твою ногу пришлось бы укорачивать. Но это не все. Тебя еще ранили в легкое. Я здесь оказался бессилен, а верховный жрец сумел освободить твое легкое от крови. Потом он заставил тебя вдыхать целебные испарения. Нравится тебе или нет, но жизнью ты обязан Искаралу Пасту.

— Получается, что так, — нехотя согласился Скрипач.

Дверь распахнулась. В комнатку вошла Апсалара, а за нею — Крокус. Два дня отдыха восстановили их силы, словно и не было изматывающего путешествия сквозь песчаную бурю. Крокус подбежал к изголовью и склонился над сапером.

— Нужно немедленно убираться отсюда! — громко прошептал он.

Скрипач посмотрел на Маппо. Трелль ехидно усмехался.

— Успокойся, парень. Объясни, что тебя пугает.

— Этот верховный жрец. Он служит Тени. Понимаешь, Скрипач? Апсалара…

У Скрипача по телу пополз холодок.

— Понимаю, о чем ты, — прошептал он.

Затем он взглянул на Апсалару, которая тоже сидела на корточках возле его постели.

— Скажи, девочка, этот жрец не вторгался в твой разум?

— Смешной старикашка, но со мной он обращается очень хорошо.

— Еще бы! — закричал Крокус. — Ты же для них — как потерянный ребенок, который вдруг нашелся. Что помешает Котиллиону снова завладеть твоим разумом?

— Об этом нужно спрашивать его прислужника, — сказал незаметно появившийся Икарий.

Он стоял у входа, скрестив руки. Сощуренные серые глаза были устремлены в дальний угол комнатки. До сих пор угол казался пустым, но после слов Икария завеса теней задрожала и рассеялась… На колченогом стуле там сидел Искарал Паст. Его глаза угрожающе светились.

— Дурень, ты все испортил! Я должен был оставаться невидимым. Что же это за дар, если ты легко меня разоблачил? Ай, какая оплошность!

— А не проще ли все честно объяснить, чем прятаться? — спросил его Икарий. — Пусть люди успокоятся.

— Успокоятся! — подхватил Искарал Паст, которому это слово явно пришлось не по вкусу. — А мне какая выгода? Надо подумать… Они успокоятся. Перестанут сопротивляться. Им будет все равно. Да, ты прав! Отличная мысль.

Старик повернулся к Скрипачу и улыбнулся. Улыбка получилась масляной и совершенно фальшивой.

— Все идет надлежащим образом, друзья мои, — замурлыкал он, словно хитрый кот. — Не надо пугаться. Котиллион больше не посягнет на разум этой девочки. Он не захочет связываться с Аномандером Рейком. Кому нужно, чтобы его мир превратился в хаос? А Рейк своих слов попусту не бросает. Так что ни Повелитель Теней, ни покровитель ассасинов и пальцем не тронут вашу Апсалару. Скажу вам больше. Котиллион не видит никакого смысла, чтобы управлять ее разумом в своих целях. Но у нее остались кое-какие навыки, которыми она, если понадобится, может воспользоваться. Котиллион опасается…

Здесь старик поморщился.

— Нет, лучше об этом помолчать.

На лице вновь появилась приторная улыбка.

— Итак, я оживил в себе искусство вежливой беседы, приятной по форме и содержанию. Взгляни на них, Искарал Паст. Они твои отныне и навсегда.

Последовало долгое молчание.

— У верховного жреца редко бывают гости, — нарушил тишину Маппо.

Скрипач вздохнул. Ему вдруг захотелось спать. Накопленные силы вновь куда-то исчезли. Сапер закрыл глаза и спросил:

— А мой жеребец? Он жив?

— Да, — ответил Крокус. — Маппо позаботился о нем и о других лошадях. Им тоже требовалась помощь. Здесь еще есть какой-то слуга. Мы его так и не видели, но он здорово управляется со всей работой.

— Скрипач, расскажи нам про Тремолор, — попросила Апсалара.

Скрипачу хотелось отговориться усталостью и провалиться в сон. Но навсегда в сон не сбежишь. Дальше таить это от Крокуса и Апсалары бессмысленно. Усилием воли сапер прогнал сонливость и открыл глаза.

— Сюда бы Быстрого Бена. Вот кто много знает о священной пустыне! Еще давно, когда мы воевали в Семиградии, он рассказал мне об «исчезнувших дорогах». Одну такую мы случайно нашли. Они прячутся в песках и появляются очень редко. Это связано с направлением ветра и еще с чем-то. Так вот, есть «исчезнувшая дорога», которая ведет в Тремолор.

— Что это такое? — перебил его Крокус.

— Дом Азата.

— Вроде того, что появился тогда в Даруджистане?

— Да. Если слухи не врут, такие Дома есть на всех континентах. Никто не знает, зачем они нужны, но они притягивают к себе магическую силу. Есть легенда, будто император и Танцор…

Он замолчал.

«Боги милосердные! Келланвед и Танцор, Амманас и Котиллион… этот храм Тени…»

Скрипач сердито посмотрел на Искарала Паста. Старик ответил жадной улыбкой. У верховного жреца блестели глаза.

— Так вот, есть легенда, будто император и Танцор скрылись в таком Доме. Он находился в Малазе, бывшей столице империи.

— Легенда не врет, — сказал Икарий, продолжавший стоять у двери. — Его название — Мертвый дом.

— Да, — пробормотал ошеломленный Скрипач. — Быстрый Бен говорил, что все Дома Азата связаны между собой особыми воротами. Можно перемещаться из одного в другой, причем мгновенно.

Икарий подошел ближе.

— Прости мое любопытство, воин, но я впервые слышу имя Быстрого Бена. Кто же этот человек, имеющий тайные знания о Домах Азата?

Скрипач ругал себя за болтливость. Куда бы он ни повернул голову, внимательный взгляд Икария следовал за ним.

— Взводный маг, — наконец выдавил из себя Скрипач, давая понять, что больше ничего не сообщит.

Взгляд Икария ощутимо потяжелел.

— Ты настолько доверяешь суждениям взводного мага?

— Представь себе, да.

— Теперь я понял! — воскликнул Крокус. — Ты хочешь найти Тремолор и через его ворота попасть в Малаз. В тамошний Мертвый дом. Тогда…

— Нам понадобится полдня, чтобы доплыть до Итко Канна, — подхватил его мысль Скрипач, глядя на Апсалару. — И ты окажешься дома, со своим отцом.

— С отцом? — переспросил Маппо. — Что-то я вконец запутался. При чем тут ее отец?

— Мы сопровождаем Апсалару домой, — объяснил Крокус. — На Итко Кане у нее остался отец. Когда Котиллион завладел ее сознанием, Апсалара лишилась всего: отца, дома, привычной жизни.

— А какой была ее жизнь? — полюбопытствовал Маппо.

— Апсалара — дочь рыбака. Жила в рыбачьей деревушке. Помогала отцу.

Трелль молчал, но Скрипач прочел невысказанные мысли Маппо.

«И что же, когда путешествие окончится и Апсалара окажется дома, ее ждет жизнь рыбачки?»

Сама Апсалара не произнесла ни слова.

— Одну жизнь отдаешь, другую получаешь взамен! — выкрикнул Искарал Паст.

Запустив пальцы в свои всклокоченные волосы, старик вскочил со стула и закружился на месте.

— Такое терпение может кого угодно свести с ума. Но только не меня! Вода уходит в каменные расселины. Подальше от раскаленного песка и палящего солнца. Время растягивается, снова растягивается и снова. Кто растягивает его? Бессмертные игроки, занятые не подвластной времени игрой. Вы опять назовете мои слова бредом. В лучшем случае туманной поэзией. Но этот полуджагат меня понимает. Джагаты любят искать тайны. Он — камень, а камень забывает. Камень постоянно живет в настоящем. В этом-то и кроется правда об Азатах… Погодите! Я решился поведать свои сокровенные мысли и не слышал, о чем здесь говорили!

Верховный жрец замолчал и вернулся на стул.

Икарий внимательно глядел на него. Возможно, он понимал запутанные слова старика. Пусть хоть малую частичку. Скрипач попеременно глядел на них обоих. Он давно забыл про сон.

— Не берусь разгадывать смысл слов жреца, — вдруг сказал Скрипач, соединив на себе взгляды всех присутствующих. — Только сдается мне, что я — кукла, которую заставляют танцевать какой-то хитрый и сложный танец. Знать бы, каков он? И кто дергает меня за ниточки?

Теперь глаза всех устремились на Искарала Паста. Он сидел неподвижно, будто выжидал время, когда надлежит ответить.

— Итак, вопрос, насколько понимаю, адресован моей скромной персоне? И никто не примет моих извинений, сочтя их фальшивыми. Вообще-то, вопрос следовало бы задавать не мне, а иному уму, превосходящему мой.

Он наклонил голову и улыбнулся теням в углу.

— Их удалось обмануть? Им хватило зыбких истин, туманных намеков, случайного набора слов, принесенного безмозглым эхом? Они и сами не знают. Они благоговейно замерли, ожидая раскрытия тайны. Их глаза широко раскрыты, как у невинных младенцев. Ну не забавное ли зрелище?

— Очень красноречивый ответ, — язвительно усмехнулся Маппо.

— Разве я ответил? Нет, ответа вы еще не слышали. Я прикажу своему слуге, чтобы приготовил вам все необходимое для путешествия. Вы отправитесь искать сказочный Тремолор: место, где истины соединяются с лезвиями мечей и обнаженными клыками. Удивительное место. Там Икарий вспомнит свое забытое прошлое. Девчонка из рыбачьей деревушки найдет там то, что ищет, хотя сама пока еще не знает об этом. Этот парень узнает там цену превращения в мужчину… а может, и нет. Там бедняга трелль наконец-то сделает то, что должен, а уставший от дорог и сражений сапер получит благословение от своего императора. Если, конечно…

Искарал Паст поднес к губам палец и медленно сел на свой колченогий стул.

— Если только Тремолор не является обыкновенной сказкой и все поиски не окажутся пустым занятием.

Он так и остался сидеть с поднесенным к губам пальцем. Вскоре верховного жреца окутали тени, и он исчез вместе со; стулом.

Скрипач чувствовал, что находился под чарами, которые теперь рассеялись. Он встряхнул головой, почесал в затылке, потом взглянул на остальных. Они вели себя схожим образом. Скрипач громко вздохнул.

— Неужели в обычных словах может скрываться такая магия? — спросил он, обращаясь ко всем сразу.

— Может, — ответил ему Икарий. — И эта магия настолько могущественна, что даже богов поставит на колени. Вот так! то, воин.

— Нужно убираться отсюда, — пробор. мотал Крокус. На этот раз все согласно закивали.