"Врата Смерти(пер. И.Иванова)" - читать интересную книгу автора (Эриксон Стивен)

ГЛАВА 4

Эти были последними, кого удалось откопать. Запыленные, провонявшие потом каторжники стояли молча, окружив их тела. Над входом в штольню висело сизоватое облако. Оно висело уже несколько часов подряд, с тех самых пор, как на Глубоком руднике завалило один из дальних участков. Бенет сразу же послал туда самых сильных и выносливых каторжников. Те работали, как демоны, и сумели откопать тридцать с лишним человек. Мертвых.

Фелисина вместе с другими каторжниками стояла на пятачке для отдыха и безучастно смотрела на мертвецов. Живые ожидали, когда подвезут воду. Зной пробрался и под землю, наполнив штольни горячим удушливым воздухом. Число обмороков росло с каждым часом.

А по другую сторону Геборий неспешно тянул плуг, бороздя иссохшую пашню. Он работал здесь вторую неделю. На поверхности всегда дышится легче, чем в самой просторной штольне. Да и плуг заметно отличался от тяжелогруженой повозки. Перемены благотворно сказались на здоровье историка. Бенет распорядился, чтобы Геборию давали лимоны, что тоже прибавило ему сил.

Если бы Фелисина тогда не похлопотала за него, сейчас тело Гебория лежало бы под землей, раздавленное известковыми глыбами. По сути, она спасла ему жизнь. Но мысль об этом не доставляла ей никакой радости; теперь они с Геборием почти не разговаривали. Вечера Фелисина обычно проводила в заведении Булы. Там она затуманивала голову дурхангом и потом еле добиралась до своей лачуги. Она много спала, однако сон не приносил отдыха. Работа в Закавыках слила все дни в одну бесцветную полосу. Даже Бенет сетовал, что Фелисина превратилась в куль с соломой.

Скрипя колесами и добавляя пыли, к пятачку подъехали телеги водовозов. Фелисина продолжала наблюдать за каторжниками, укладывавшими в ряд изуродованные тела погибших. Для «труповозки» этот день был особо «урожайным». Где-то глубоко внутри шевельнулись остатки сострадания к жертвам обвала. Но сострадание требовало сил, а их у Фелисины не было. Сил не хватало даже на то, чтобы повернуть шею и отвести глаза от мертвецов.

Из всех чувств у нее осталась только похоть. Фелисина желала отдавать свое тело, и это желание делалось все сильнее. Она искала Бенета, особенно когда он был пьян. В такие моменты «король Макушки» щедро предлагал Фелисину своим приятелям, Буле и другим женщинам.

— Ты одеревенела, девочка, — как-то сказал ей Геборий. — Потому ты и стараешься распалить себя чувствами. Скоро даже боль будет доставлять тебе удовольствие. Но ты ищешь не в тех местах.

Не в тех местах. А что он вообще знал о «тех» и «не тех» местах? Дальний участок Глубокого рудника явно был «не тем» местом. И Последний путь, куда сваливали мертвые тела, — тоже. И где он здесь видел хотя бы одно «то» место?

Фелисина была готова перебраться к Бенету, всячески подчеркивая, что это ее выбор. Конечно не завтра. Через несколько дней. На следующей неделе. Вскоре. Неопределенностью даты она желала подчеркнуть свою независимость… Независимость? Кто здесь независим, если уж на то пошло?

— Девушка, постой.

Фелисина подняла голову. Перед ней стоял молодой малазанский стражник. Помнится, он еще о чем-то предостерегал Бенета. А когда это было? Давно.

— Ты нашла окончание высказывания? — улыбаясь, спросил солдат.

— Что?

— Я говорю о высказывании Келланведа. Неужели не помнишь? — Стражник внимательно глядел на нее и уже не улыбался. — Я предложил, чтобы ты поискала кого-нибудь, кто помнит окончание слов покойного императора.

— Не знаю, о чем ты толкуешь.

На большом и указательном пальце его правой руки были мозоли. Они были у всех, кому приходилось сжимать рукоятку меча. Этими мозолистыми пальцами солдат приподнял ей подбородок, чтобы лучше видеть лицо. Фелисина поморщилась, щурясь от солнечного света.

— Дурханг, — прошептал стражник. — Я видел тебя каких-то две недели назад, и за это время ты постарела на десять лет. Слышишь? Дурханг съедает твою молодость.

— Попроси Бенета, — промямлила Фелисина, высвобождаясь из его пальцев.

— О чем?

— Чтобы пустил меня к тебе в постель. Он согласится, но только если пьян. А сегодня вечером он напьется, поминая погибших. Сильно напьется. И отдаст меня тебе, если попросишь.

Стражник отпрянул.

— Где Геборий?

— Геборий? На пашне.

Фелисина хотела спросить, почему ему нужен этот старик, а не она, но вопрос куда-то уплыл. Странный парень. Он мог бы затащить ее к себе в постель. Теперь ей даже нравились мозолистые руки.

Отправляясь к капитану Саварку, Бенет решил взять с собой Фелисину. Она лишь потом догадалась: Бенет собирался о чем-то договариваться с капитаном, а ее предлагал в качестве взятки.

Они шли мимо заведения Булы, направляясь к Крысиной площади. Несколько досинских стражников, стоящих у входа, провожали их скучающими взглядами.

— Не горбись, девчонка, — проворчал Бенет, беря ее за руку. — И перестань шаркать ногами. Тебе же это нравится. Вечно хочешь, и все больше и больше.

В его тоне сквозило недовольство. Бенет перестал ей что-либо обещать. А ведь совсем недавно он хрипло шептал ей: «Я сделаю тебя своей королевой. Перебирайся ко мне. Нам будет хорошо вдвоем». Обещания кончились. Фелисину это не особо расстроило: она никогда до конца не верила Бенету. Издали башня Саварка напоминала стершийся зуб. Ее тяжелые, грубо обтесанные плиты покрывали следы сажи. Ничего удивительного: дымное марево было постоянным спутником Макушки. У входа стоял караульный, лениво вертя в руках копье.

— Бывает же! — произнес он, заметив подходящих Бенета и Фелисину.

— Ты о чем? — не понял Бенет.

— Об утреннем обвале, разумеется.

— Если бы Саварк прислал подмогу, кое-кого мы бы спасли, — сказал Бенет.

— Значит, все уже были холодненькими? Слушай, ты никак жаловаться явился? Капитан и так сидит мрачнее тучи.

Глаза караульного скользнули по Фелисине.

— Ну, если ты с подарком — это другое дело. — Караульный распахнул тяжелую дверь. — Он у себя.

Бенет что-то пробурчал себе под нос и втащил Фелисину внутрь.

Первый этаж занимал арсенал. Оружейные стойки были отгорожены цепями, закрытыми на внушительные замки. Возле одной стены притулился столик с остатками трапезы стражников и три колченогих стула. На верхние этажи вела железная винтовая лестница.

Кабинет Саварка занимал второй этаж. Капитан сидел за письменным столом. Фелисине показалось, будто стол сколочен из обломков дерева, выброшенных на морской берег. Таким же было и кресло, устланное шкурой. Перед Саварком лежала толстая книга в кожаном переплете — реестр каторжников. Заслышав шаги, капитан отложил перо и привалился к спинке кресла.

Фелисина еще ни разу не видела этого человека. Бенет рассказывал ей, что Саварк редко показывается на людях. Капитан был бледнолицым, худощавым и жилистым. Вопреки нынешней моде, он носил бороду, смазывая ее завитки благовонным маслом. Волосы он предпочитал стричь коротко. Широкие губы, окаймленные глубокими морщинами, были плотно сомкнуты. Водянистые зеленые глаза прищурились и вопросительно остановились на Бенете. Присутствия Фелисины капитан словно не замечал.

Бенет указал ей на стул возле стены, а сам уселся на другой.

— Дрянные слухи, Саварк. Хочешь о них узнать?

— И сколько мне это будет стоить? — негромко спросил капитан.

— Нисколько. Я тебе просто их расскажу.

— Давай, рассказывай.

— Досинские стражники вовсю горланили об этом у Булы. Говорили, что скоро начнется вихрь Дриджны.

Саварк поморщился.

— Опять эта чушь. Я не удивляюсь, что ты рассказываешь мне о ней бесплатно. За такое не платят, Бенет.

— Поначалу я тоже так подумал, но…

— Хватит об этом. Что у тебя еще?

Бенет покосился на реестр каторжников.

— Вижу, помечал тех, кто погиб утром. И как, нашел имя, которое искал?

— Я не искал никаких имен, Бенет. Иногда меня забавляют твои домыслы. Но сейчас я уже начинаю терять терпение.

— Среди погибших были четверо магов…

— Довольно! — оборвал его Саварк. — Я хочу знать, зачем ты пришел?

Бенет пожал плечами, будто отбрасывая все свои догадки, которыми намеревался поделиться с капитаном.

— Это тебе подарок, — сказал «король» Макушки, кивнув в сторону Фелисины. — Совсем молоденькая. Страстная, но покладистая. Противиться не станет. Будет делать все, что пожелаешь.

Капитан хмурился и молчал.

— А за это я прошу ответить всего на один вопрос, — продолжал Бенет. — Утром арестовали каторжника Бодэна. За что?

Фелисина вздрогнула. Бодэн? Она встряхнула головой, прогоняя оцепенение, постоянно владевшее ею. Бодэн арестован? Наверное, это важно, если Бенет пришел сюда спросить о нем.

— Его задержали на улице Плетей — шатался в неположенное время. Он сумел вырваться, но мои ребята запомнили его и утром арестовали.

Наконец Саварк удостоил своим взглядом Фелисину.

— Как ты сказал? Совсем молоденькая? И сколько ей, по-твоему? Восемнадцать или девятнадцать? Похоже, ты стареешь, Бенет, если уже такие девки для тебя — «совсем молоденькие».

Глаза капитана ощупывали Фелисину. Обычно мужские взгляды возбуждали ее, но сейчас ей почему-то было противно, и она изо всех сил подавляла дрожь.

— Саварк, ей всего пятнадцать. Но девочка умелая. Ее пригнали к нам всего две партии назад.

Капитан вперился в нее взглядом. Фелисина побледнела, не зная, чего ожидать.

Бенет поспешно вскочил.

— Хорошо, капитан. Не хочешь ее — я приведу других. С последней партией пригнали двух хорошеньких девчонок.

Он подошел к Фелисине и сдернул ее со стула.

— Они тебе понравятся, капитан. Через час будут здесь.

— Слушай, Бенет, а почему тебя так волнует этот Бодэн? Он что, работал на тебя?

— Что ты, Саварк! Нет, он не из моих людей. Просто его недавно поставили в мой отсек. Там такие нужны. Вот я и хотел спросить: его отпустят к завтрашнему утру или мне искать другого?

— Ищи другого, Бенет.

«Здесь никто никому не доверяет».

Эта мысль ненадолго всколыхнула одурманенное сознание Фелисины. Она шумно втянула в себя воздух.

«Вокруг что-то происходит. Нужно внимательно слушать. Слушать».

— Ну что ж, капитан, значит, так тому и быть, — разочарованно протянул Бенет. — Буду искать другого. Счастливо оставаться, капитан.

Бенет толкнул ее вниз по лестнице, затем выволок наружу. Караульный отпустил какую-то грубую шутку, но Бенет даже не обернулся. Тяжело дыша, он втащил Фелисину в ближайший закоулок и развернул лицом к себе.

— Ты как себя вела, девка? — хрипло спросил он. — А ну, собирай остатки мозгов! Отвечай, почему ты там головой дергала и плечиками ерзала, когда услыхала про Бодэна? Кто он тебе? Может, отец? Говори!

— Он… никто.

Тыльная сторона ладони, ударившей Фелисину по лицу, была тверже камня. Из глаз посыпались искры. Фелисину зашатало. Она повалилась в кучу гниющих отбросов. Лежа ничком, Фелисина отупело смотрела на лужицу собственной крови.

Бенет рывком поставил ее на ноги и прислонил к дощатому забору.

— А ну-ка, девка, назови мне свое полное имя! Живо!

— Фелисина, — пробормотала она. — Другого нет.

Бенет взревел и снова замахнулся.

— Клянусь тебе, Бенет! Я знаю только это имя. У меня не было родителей. Я — подкидыш.

Он недоверчиво поглядел на нее.

— Как ты сказала?

— Подкидыш. Меня нашли вблизи монастыря Фенира на Малазанском острове. Ты же знаешь, потом начались гонения на приверженцев Фенира, и Геборий…

— Что ты врешь, тварь? Ваш корабль приплыл из Анты. За кого ты меня принимаешь? Ты — высокородная сука!

— Нет! Монахи просто заботились обо мне. Поверь мне, Бенет. Я не вру. Может, это Бодэн наврал про меня, чтобы спасти свою шкуру?

— Что ты мне зубы заговариваешь? Корабль приплыл из Анты. Ты никогда не была на Малазанском острове… Сейчас проверим. Твой монастырь — он возле какого города находился?

— Возле Джакаты. На острове только два города — Джаката и Малаз. В Малаз меня посылали всего на одно лето. Учиться. Я готовилась стать жрицей. Прошу тебя, Бенет, спроси Гебория. Он подтвердит.

— А ну-ка, скажи, как называется самая бедная часть Малаза?

— Самая бедная?

— Говори! — зарычал Бенет.

— Я не знаю. Храм Фенира находится неподалеку от гавани. Может, она и есть самая бедная? И еще я помню какие-то трущобные предместья на Джакатской дороге. Бенет, я же была там совсем недолго! Я и Джакату почти не видела — нам не позволялось выходить в город… Прошу тебя, Бенет! Почему ты на меня рассердился? Я же делала все, что ты велел. Я ложилась с твоими друзьями, позволяла тебе торговать мною. Я была для тебя выгодным товаром…

Бенет ударил ее снова. Ему больше не требовались ее ответы. «Короля» Макушки уже не интересовало, лжет она или говорит правду. Саварк унизил его на глазах этой девки, и теперь вся ярость и вся досада достались Фелисине. Он бил ее молча и сосредоточенно. После первого же удара Фелисина упала и сжалась в комок. Прохладная пыль казалась ей целительным бальзамом, помогавшим справляться с болью. Фелисина пыталась сосредоточиться на дыхании. Превозмогая боль, она делала вдох, потом медленно, как можно медленнее, выдыхала. Пока воздух покидал ее легкие, боль притуплялась.

Постепенно она сообразила, что Бенет ее уже не бьет. Возможно, он ударил ее всего несколько раз, а потом ушел. Она лежала одна. Над головой темнело сумеречное небо. Где-то вдали слышались голоса и потом стихали.

Когда Фелисина очнулась, было совсем темно. Должно быть, она потеряла сознание, пытаясь доползти до конца закоулка. В двух десятках шагов чадили факелы, освещавшие Работную дорогу. По дороге двигались какие-то люди. Фелисина так и не разобрала, кто именно — каторжники или солдаты. Их крики пробивались сквозь нескончаемый звон в ее ушах. Воздух отвратительно пах дымом. Фелисина решила ползти дальше, однако вновь потеряла сознание.

В следующий раз ее разбудила прохладная мокрая тряпка, лежавшая на лбу. Фелисина открыла глаза. Над ней склонился Геборий. Историк внимательно разглядывал ее зрачки.

— Девочка, ты меня слышишь? — спросил Геборий.

У Фелисины болела челюсть; спекшаяся кровь мешала разлепить губы. Она кивнула и только сейчас увидела, что лежит на своей койке.

— Я сейчас смажу тебе губы. Постарайся держать рот открытым. А потом дам воды.

Фелисина опять кивнула. Кое-как зажав левой культей тряпку, Геборий смочил ее маслом и принялся протирать окровавленные губы Фелисины. Попутно он рассказывал ей о последних событиях.

— Ну и ночка вчера была. Бодэн сбежал из тюрьмы, а чтобы отвлечь от себя внимание — поджег несколько домов. Он прячется где-то в пределах Макушки. Больше негде. На Жу-чихе сразу выставили кордон. Солдаты следят за Утопкой на случай, если Бодэн вдруг попытается бежать через озеро и преодолеть стену. Пока оттуда никаких новостей. Саварк пообещал награду тому, кто возьмет Бодэна живьем. Наш герой убил троих его стражников, но, думаю, дело не только в этом. А ты как считаешь?

Фелисина молчала.

— Когда Бенет утром сказал, что ты пропала, меня это сразу насторожило. Я едва дождался полудня и стал донимать его расспросами. По его словам, он в последний раз видел тебя вчера вечером у Булы. Еще он сказал, что прогнал тебя, поскольку ты уже никуда не годишься и дым дурханга заменяет тебе воздух. А этот подлец забыл, кто пристрастил тебя к зелью? Пока он говорил, я смотрел на его пальцы. И знаешь, что я заметил? Следы зубов! Значит, Бенет кого-то бил, и обороняющийся его укусил. Я ушел от него и стал думать, где тебя искать. Прополку я кончил еще утром. Никто за мной не следил. И я решил пройтись по закоулкам Макушки. Честно говоря, уже не думал, что найду тебя живой.

Фелисина оттолкнула его руку. Она с трудом открыла рот. Смазанные губы саднили. Морщась от боли, она едва выговорила:

— Бенет…

Геборий сердито посмотрел на нее.

— Чего тебе от него нужно?

— Передай ему… от меня… скажи… я прошу… прощения.

Историк медленно отодвинулся от нее.

— Пусть он… меня… не прогоняет… Скажи ему… Пожалуйста.

Геборий встал.

— Тебе надо отдохнуть, — каким-то не своим голосом произнес он и исчез из ее поля зрения.

— Дай воды, — простонала Фелисина.

— Дам, когда поспишь.

— Не могу… спать.

— Почему?

— Не засну… без трубки. Не засну.

Старик опять склонился над нею.

— У тебя поранены легкие. И несколько ребер сломано. Какая трубка? Чай с дурхангом сгодится?

— Сделай покрепче.

Она закрыла глаза и слушала, как Геборий наливает воду.

— Хорошую сказку ты придумала, девочка, — сказал Геборий. — Подкидыш! Тебе повезло, что я почти сразу тебя нашел. Думаю, теперь Бенет тебе поверит.

— А зачем… ты мне… все это… рассказываешь?

— Да, наверное, затем, чтобы тебя успокоить.

Зажав культями миску с растворенным зельем, Геборий поднес ее к губам Фелисины.

— Может, он простит тебя и снова возьмет под свое крылышко.

— Я… я не понимаю тебя, Геборий.

Он смотрел, как Фелисина жадно пьет настой дурханга.

— Конечно не понимаешь, — тихо произнес старик.

Песчаная буря накрыла западные склоны Эстарских холмов и теперь с завыванием неслась к береговой дороге. Полуостров почти не знал песчаных бурь, но уж если они налетали, то успевали наделать немало бед. Калам это знал. Сейчас ему нужно было поскорее съехать с дороги. Местами она слишком близко подходила к прибрежным скалам, а они могли не выдержать напора ветра и обрушиться.

Калам свернул с насыпи, направив коня в западину. Мускулистому, норовистому животному это очень не понравилось.

— Можно подумать, что ты разгуливал только по дворцовому саду, — проворчал ассасин.

Конь упирался; его ноги тонули в горячем песке. Он дергал шеей, мотал головой, однако всадник был неумолим.

В полутора лигах от этого места, на берегу речки, которая летом обычно полностью высыхала, стояла Ладронская крепость. Каламу очень не хотелось там появляться. Весь гарнизон крепости состоял из малазанцев. Калам рассчитывал объехать крепость стороной, а затем вернуться на дорогу и ехать дальше на юг. Проклятая буря спутала ему все расчеты.

Охристая завеса поглотила холмы. Вокруг заметно потемнело. Вместе с Каламом от бури стремительно убегали ризанские ящерицы. Ассасин пришпорил коня, пустив его галопом.

Теперь от кромки бури их отделяла какая-то сотня шагов. Ветер закружил столб песка и понес прямо на Калама. Хуже всего, что вместе с песчаными струями в вихрь попадали довольно увесистые камни. Рев ветра становился все оглушительнее. До столкновения с вихрем оставалась пара минут.

На охристом облаке Калам заметил серое пятно. Он резко натянул поводья, сбив жеребца с галопа. Конь недовольно заржал и остановился.

— Еще спасибо мне скажешь, — проворчал Калам. Серое пятно было не чем иным, как скоплением чиггеров — пустынных блох. Если кто и любил песчаные бури — так только они. Ветер подхватывал этих кровожадных тварей и нес туда, где могла оказаться добыча. Самое скверное, что вблизи чиггеры были почти прозрачными и заметить их удавалось только на расстоянии.

Серое пятно понеслось дальше. Калам с конем остались, застигнутые вихрем.

Жеребец перебирал ногами, силясь удержаться на месте. Вокруг господствовал только один цвет — пыльно-охристый цвет песчаной бури. Калам что есть силы натягивал поводья, не позволяя коню становиться на дыбы. Но и задерживаться на одном месте тоже было опасно. Пустынные племена, изучившие нрав песчаных бурь, знали: безопаснее всего медленно двигаться вместе с бурей. Калам опустил капюшон и обмотал лицо шарфом, оставив лишь узкую щель для глаз. Ассасин припал к конской шее и протянул руку, защищая левый глаз жеребца от песка и камней. Потом он тронул поводья.

Калам не знал, сколько времени они двигались почти вслепую, окруженные стеной летящего песка. Вдруг конь зафыркал и встал на дыбы. Под копытами хрустело и трещало, будто жеребец ступал по сухому хворосту. Но это был не хворост. Калам глянул вниз. Так и есть — человеческие кости. Целое кладбище, взрытое песчаной бурей. Калам, как мог, успокаивал фырчащего коня. Их по-прежнему окружала охристая стена. Что ж, надо ехать дальше. Вид раскиданных костей и черепов удручающе действовал и на Калама.

Ассасин не ожидал, что их вынесет на прибрежную дорогу. Впереди проступили силуэты сторожевых домиков. Калам помнил, что они стояли по обе стороны въезда на мост… Мост исчез. А где же деревушка? Она, помнится, находилась справа. Неужели буря смела и ее?

Оба сторожевых домика были пусты. Издали они казались глазницами огромного черепа.

Выйдя из приземистой конюшни, где он оставил жеребца, Калам направился в крепость. Ветер не унимался. Переставляя одеревеневшие ноги, Калам добрался до будки у крепостной двери и зашел в нее. Внутри было непривычно тихо. Ветер намел песка по углам, однако пыльный воздух не сотрясался от его порывов. Каменная скамья пустовала. Караульные отсиживались за крепостными стенами.

Калам несколько раз ударил по массивной двери. Открывать ему не торопились. Наконец с другой стороны лязгнул засов. Дверь со скрипом отворилась. На пороге стоял одноглазый старик; судя по одеянию — местный повар.

— Ну, входи, раз ветер принес, — проворчал он, впуская Калама.

Ассасин попал в достаточно просторное квадратное помещение. Все лица сразу же обернулись в его сторону. В дальнем конце громоздкого стола, тянущегося во всю длину зала, сидело четверо малазанских солдат. Вид у них был недовольный и даже сердитый. Перед ними, утопая в лужицах вина, стояли три кувшина. На некотором расстоянии от малазанцев сидела тощая женщина с впалыми глазами. Бледность своего лица она восполняла румянами, отчего напоминала раскрашенную куклу. Рядом сидел эрлитанский торговец — вероятно, ее муж.

Калам поклонился присутствующим, затем прошел к столу. Появился слуга, по возрасту — почти ровесник повара. В руках у него были кувшин и чаша. Слуга ждал, пока Калам выберет себе место. Ассасин расположился напротив супружеской пары. Слуга налил ему вина и отошел.

Торговец приветливо улыбнулся. Его зубы имели характерный оттенок, вызванный употреблением дурханга.

— С севера едешь? — осведомился он.

Вино оказалось приторно-сладким настоем из местных трав. Калам поморщился и отодвинул от себя чашу.

— А эль здесь водится? — спросил он.

Торговец кивнул.

— Конечно. Даже охлажденный. Но, увы, за него нужно платить. Вино же наши любезные хозяева предлагают даром.

— Кто будет пить такую дрянь за деньги? — вполголоса пробормотал ассасин.

Он махнул рукой, подзывая слугу.

— Принеси-ка, любезный, кружку настоящего эля.

— Один «щербатый», — назвал цену слуга.

— Грабеж какой-то, но моя жажда заставляет закрыть на это глаза.

Достав монету, Калам бросил ее на стол.

— Скажи, а деревню, часом, не снесло в море? — спросил торговец. — И в каком состоянии мост?

Жена торговца держала в руках бархатный мешочек. Встретившись глазами с Каламом, женщина слегка подмигнула ему.

— Беркру, дорогой, ну что ты пристал к путнику? Он едва пробился сюда сквозь бурю.

Один из малазанцев поднял голову.

— В такую погоду только и скрываться. Правда, приятель? Или ты отбился от каравана? Что-то не похоже. Скорее, сбежал из эрлитанского гарнизона. А может, ты баламутишь народ россказнями про Дриджну? Теперь явился сюда и думаешь, что малазанцы окажут тебе радушный прием?

Калам обвел глазами всех четверых. Все они с нескрываемой враждебностью глядели на него. Оскорбивший его был в чине сержанта. Сержант явно ждал ответа Калама и уже заранее не верил никаким объяснениям. Что дальше? Его схватят, и не потому, что эти четверо бдительно несут службу. Скуки ради. Так у них появится развлечение на целый вечер.

Он мог бы справиться со всеми, но к чему напрасно проливать кровь? Калам медленно поднялся из-за стола.

— Сержант, пойдем поговорим. Наедине.

Сержант скорчил гримасу.

— Чтобы ты перерезал мне глотку?

— Никак ты принимаешь меня за разбойника? — удивился Калам. — Или боишься? Странно. На тебе кольчуга, ты вооружен мечом. Рядом — трое твоих товарищей. А я предлагаю всего-навсего переброситься парой слов.

Сержант тоже встал.

— Да я один с тобой справлюсь, — угрюмо бросил он.

С этими словами сержант направился в дальний угол. Калам пошел за ним. Приблизившись к сержанту, ассасин расстегнул телабу, извлек небольшой медальон и показал задиристому вояке.

— Тебе знакома эта картинка? — негромко спросил Калам. Сержант боязливо нагнулся, чтобы получше разглядеть знак, выгравированный на плоской поверхности медальона. Раскрасневшееся лицо мгновенно побледнело.

— Командир «Когтя», — прошептал сержант.

— Надеюсь, я больше не услышу от тебя вопросов и упреков, — усмехнулся Калам. — О том, что увидел, остальным ни слова. По крайней мере, пока я здесь. Понял?

Сержант торопливо кивнул.

— Прошу прощения, господин, — прошептал он.

Калам снисходительно улыбнулся.

— Понимаю твое состояние. Нас обоих занесло в такие места, что и Клобуку не пожелаешь. Сегодня ты ошибся, но бдительность терять ни в коем случае нельзя. Ваш командир понимает, что происходит вокруг? Или тоже отмахивается, как многие?

— Он понимает, господин.

— В таком случае тебе и твоим ребятам повезло, — сказал Калам.

— Так точно.

— Тогда возвращаемся за стол.

Пока они шли к столу, сержант перехватил вопросительные взгляды солдат и покачал головой.

Калам уселся и с наслаждением отхлебнул эля. Жена торговца как будто дожидалась его возвращения. Она стала развязывать свой мешочек.

— Здешние солдаты попросили меня погадать об их будущем, — сказала женщина, извлекая колоду Драконов.

Она держала карты обеими руками, продолжая глядеть на ассасина.

— А ты, путник? Хочешь узнать свое будущее? Карты скажут, кто из богов тебе улыбается, а кто хмурит брови…

— По-моему, богам сейчас не до нас, — насмешливо ответил ей Калам. — Так что не втягивай меня в эти игры.

— Сначала ты напугал сержанта, — улыбнулась женщина. — Теперь собираешься напугать меня? Видишь, я уже трясусь от страха!

Калам брезгливо поморщился и отвернулся. С внешней стороны двери раздались громкие, требовательные Удары.

— Вот и новые таинственные путники, — закудахтала гадалка.

Повар (вероятно, он исполнял здесь и обязанности привратника), шаркая башмаками, пошел открывать. Первой вошла женщина, за нею — мужчина. Они оба были в доспехах. Шумно ступая и звеня металлом доспехов, женщина прошла в центр зала. Она равнодушно оглядела лица собравшихся, мимолетно остановившись на каждом. Калам понял, что его лицо не вызвало у незнакомки ни интереса, ни подозрений.

Возможно, в прошлом эта женщина имела чин повыше, нежели сейчас. Во всяком случае, вид ее доспехов не говорил о начальствующем положении вошедшей. Да и ее спутник, скорее всего, был простым солдатом.

Увидев на их лицах многочисленные следы укусов, Калам мысленно усмехнулся. Оба попали в самую гущу чиггеров. Похоже, пустынные блохи их не только покусали, но и решили сопроводить в крепость. Ежась и дергая плечами, мужчина принялся развязывать крепления доспехов.

— Прекрати! — одернула его женщина. Судя по ее лицу, она была из племени пардуанцев, обитавшего на южных равнинах. Мужчину Калам отнес к эрлитанцам.

— Клобук тебя накрой! — рявкнул на женщину сержант. — Не вздумай к нам приближаться! Вы оба кишите чиггерами. Отправляйтесь вон на тот конец стола. Слуга приготовит вам лохань с кедровой хвоей, но не задаром.

Каламу подумалось, что незнакомка начнет возражать, однако она подчинилась. Ее спутник выдвинул из-под стола пару стульев, и они уселись.

— Принеси нам кувшин эля, — потребовала пардуанка, обращаясь к слуге.

— Эль здесь недешев, — криво усмехаясь, сообщил ей Калам.

— Семь священных городов! Ну, что рот разинул? — крикнула она слуге. — Тащи нам по кружке, а там я решу, стоит ли вообще за это платить. И шевелись!

— Здесь тебе не таверна, — заметил ей один из солдат.

Сержант не выдержал.

— Вас сюда пустили по милости командира. Даже на постоялых дворах за все берут деньги, а потому вам придется заплатить за эль, за купание в кедровой хвое и за право спать вот на этом полу.

— Хороша милость!

Сержант заметно побагровел. Мало того, что он был малазанцем; в зале находился командир «когтей», и сержанту очень не хотелось ударить лицом в грязь.

— Стены, потолок, очаг и конюшня бесплатные. Остальное — за деньги. Либо ты соглашаешься с нашими условиями, либо отправляйся в другое место.

Женщина смерила его презрительным взглядом. Запустив руку в поясную сумку, она вынула горсть джакатов и швырнула на стол.

— Вижу, ваш милосердный командир дерет за эль даже со своих солдат. Ладно, сержант, нам нет дела до чужих порядков. Но даже командир не смеет запретить мне угостить вас всех элем.

— Щедрое предложение, — сдержанно кивнув, произнес сержант.

— А я совершенно бесплатно расскажу всем о будущем, — встрепенулась гадалка, тасуя колоду.

Увидев карты, пардуанка почему-то дернулась. Калам это заметил.

— А вот без твоих щедрот мы прекрасно обойдемся, — заявил он гадалке. — Очень сомневаюсь, чтобы ты была настоящей предсказательницей. Наверное, просто балуешься картами от скуки. Но вряд ли твое занятие уместно здесь. Неподходящая закуска к элю!

Не обращая внимания на его слова, гадалка обратилась к солдатам.

— Судьба каждого из вас зависит от… этой карты!

Она положила на стол первую карту.

Калам нарочито громко рассмеялся.

— Что это за карта? — полюбопытствовал кто-то из солдат.

— Обелиск, — ответил ему Калам. — Вот и доказательство, что дама просто дурит вам голову. Любой настоящий предсказатель знает: Обелиск в Семиградии силы не имеет.

— О, какой знаток тонкостей гадания! — огрызнулась жена торговца.

— Перед любым путешествием я всегда навещаю опытного предсказателя, — ответил Калам. — Глупо пускаться в путь, не зная, чего ожидать. Я знаком с колодой Драконов и хоть не гадаю сам, сразу чувствую, когда предсказание истинно, а когда нет. Я не обвиняю тебя в злом умысле. Думаю, ты наговорила бы этим солдатам обыкновенной чепухи. Пообещала бы богатство, удачную женитьбу и кучу сыновей, которые вырастут и станут настоящими героями. И конечно же — долгую жизнь до глубокой старости.

Гадалка вдруг сердито вскрикнула и запустила картами в Калама. Ударившись о его грудь, они упали на стол. Можно ли было придавать значение тому, в какой последовательности они легли? Однако пардуанка, увидев расклад, шумно вздохнула. Это был единственный звук, нарушивший тишину зала.

Едва Калам взглянул на расклад, его прошиб пот. Шесть карт окружали седьмую. Ассасин безошибочно знал: седьмая — его карта. Веревка. Ассасин Верховного Дома Тени. Все шесть карт относились к другому Дому… Король, Вестник, Каменщик, Пряха, Рыцарь, Дама… все были из Верховного Дома Смерти… Все сгрудились вокруг одного, в чьих руках находилась священная книга Дриджны.

Калам взглянул на пардуанку.

— Думаю, мне сегодня придется спать одному.

Капитан «красных мечей» Лостара Йиль и солдат ее отряда покидали Ладронскую крепость последними. Они уезжали через час с небольшим после того, как объект их преследования вскочил на своего жеребца и скрылся за пыльной завесой.

Вопреки всем предостережениям, они не могли выпускать Калама из виду. Ассасин был искусен в обмане, но и Лостара ему не уступала. Две надежные маски — пустое бахвальство и высокомерие — позволяли ей скрывать свои истинные намерения.

Суматошная гадалка пришлась как нельзя кстати. Ее расклад многое поведал Лостаре, и не только о Каламе и его миссии. Сержант оказался его пособником; вот и еще один малазанец, готовый предать императрицу. Нет, Калам отнюдь не случайно появился в Ладронской крепости.

Лостара проверяла упряжь их лошадей, когда из крепости вышел ее улыбающийся спутник.

— Здорово ты разделалась с ними, как всегда: быстро и наверняка, — сказал он. — А их командир меня позабавил. Я настиг его в арсенале, где он пытался влезть в доспехи, которые последний раз надевал лет пятьдесят назад. Но тогда он был гораздо тоньше.

Лостара забралась в седло.

— Живых не осталось? Ты хорошо проверил? А слуги? Те, что в коридоре? Я слишком торопилась.

— После тебя не остается ни одного бьющегося сердца, капитан.

— Превосходно. Пора ехать. Конь у этого ассасина — можно только позавидовать. В Интесаруме нужно будет сменить лошадей.

— Если, конечно, Баральта об этом позаботился. А то… Поймав на себе суровый взгляд Лостары, солдат прикусил язык.

— Ты обязан доверять Баральте, — отчеканила она. — И радуйся, что на этот раз я ничего не сообщу о твоих сомнениях.

Солдат поджал губы и виновато кивнул.

— Спасибо, капитан.

Вскоре они уже были на береговой дороге, повторяя путь Калама.

В самой середине первого этажа башни была небольшая комната. Там начиналась винтовая лестница, уводящая вниз. Маппо уселся на корточки, вглядываясь в темноту.

— Скорее всего, лестница ведет в подземный склеп. Икарий остановился у входа в комнату.

— Насколько помню, когда монахини Повелительницы снов умирали, их тела заворачивали в полотно и помещали в ниши склепа. Ты никак собрался искать среди останков?

— Я не об этом, — отозвался трелль. — Я заметил: лестница неоднородна. Она сложена из разного камня.

— Неужели? — удивился Икарий.

— Верхние ступени вытесаны из известняка. А дальше они становятся гранитными. Получается, что склеп, или подземелье — называй, как хочешь, — появился раньше. Либо это, либо… монахини подчинялись каким-то требованиям их культа. Выбирали для склепа надежное место с крепкими стенами.

Икарий недоверчиво качал головой.

— Очень странно. Повелительница снов связана с Верховным Домом Жизни. Чем строить догадки, можем, спустимся вниз?

Маппо полез первым. И он, и его спутник хорошо видели в темноте, а потому не нуждались в фонарях или факелах.

Когда-то верхние ступени были облицованы мрамором, но время и монашеские ноги почти стерли облицовку. Зато нижние от времени почти не пострадали.

Лестница уходила все глубже и глубже. Семидесятая ступенька оказалась последней. Маппо с Икарием оказались в восьмиугольном помещении. Каждую стену украшал бордюр; цвет стен состоял из многочисленных оттенков серого. Но интереснее всего был пол. Когда-то его выложили плитками, однако позднее в полу выдолбили ряды прямоугольных ниш, в каждую из которых поместили тело умершей монахини. Все гранитные глыбы были сосредоточены возле одной стены. Если их не вынесли отсюда, значит… значит, в этой стене существовал проем, и кому-то очень понадобилось заложить его камнями.

Воздух в подземелье был сухим, без каких-либо запахов.

— Смотри, а ведь картины на стенах никак не связаны с Повелительницей снов, — заметил Маппо.

Икарий пригляделся. Их с Маппо окружали густые ели с черными замшелыми стволами. На мгновение ему показалось, будто они оба стоят на опушке древнего леса. Между деревьями виднелись силуэты каких-то зверей, чьи глаза странно блестели, словно отражая лунный свет.

Икарий присел на корточки, водя ладонью по сохранившимся плиткам.

— Видишь остатки общего узора? Ведь его выкладывали не просто так. Жаль, что монахини почти все уничтожили, когда долбили ниши.

Маппо повернул голову к нагромождению камней.

— Может, узорчатый пол мешал им. Или пугал. Если разгадка и существует, искать ее надо по другую сторону этого завала.

— К тебе вернулись силы, дружище?

— Кажется, да.

Трелль подошел к стене и потянул на себя самый верхний камень.

— Не думал, что он такой тяжелый, — шумно выдохнул Маппо. — Помоги!

Икарий подхватил камень.

— Это тебе не известняк, — усмехнулся полуджагат. — Не торопись, сейчас мы расчистим себе дорогу.

Где-то через полчаса они сумели разобрать завал настолько, чтобы перебраться на другую сторону. Привлеченные шумом и голосами, по винтовой лестнице спустилась целая стая бхокаралов. Раскачиваясь на перилах, они молча наблюдали за работой. Но стоило Маппо и Икарию протиснуться через проход, как крылатые обезьяны поспешили наверх.

Впереди открывался широкий коридор. Колоннами, поддерживающими свод, служили кедровые стволы толщиной в человеческую руку. Кора с них давно осыпалась, хотя в некоторых местах сохранились ее темные островки.

Маппо дотронулся до старинного дерева.

— Представляю, каких сил стоило дотащить их сюда.

Икарий принюхался.

— Их перемещали по магическому Пути. Я и сейчас ощущаю его следы. А ведь столько веков прошло.

— Веков? И ты даже можешь сказать, какой это был Путь?

— Могу. Куральд Гален, Путь Тьмы. Путь Древних.

— Так это же Путь тистеандиев! Я не слышал, чтобы тистеандии когда-нибудь появлялись в Семиградии. Их не было ни в моих родных краях, ни по другую сторону Джаг-одхана. Странно. Ты не ошибся?

— Я ничего не утверждаю, Маппо. Просто я почуял Куральд Гален. Вернее, поймал ощущение Тьмы. Могу сказать наверняка, что это не Омтоз Феллак, не Теллан и не Старвальд Демелен. Других Путей Древних я не знаю.

— Я тоже.

Они молча двинулись по коридору.

По подсчетам Маппо, длина коридора составляла триста тридцать шагов. Он выводил в другое восьмиугольное помещение, пол которого был приподнят на высоту одного локтя. Его покрывали восьмиугольные плитки, испещренные затейливыми узорами. Полу серьезно досталось и здесь. Кто-то в слепой ярости колотил по узорам, стремясь изуродовать как можно больше плиток.

Трелль остановился у порога. Он чувствовал, как шевелятся волосы у него на затылке. Икарий встал рядом.

— Не думаю, что нам нужно заходить внутрь, — сказал он. Маппо кивнул. Тяжелый, застоявшийся воздух был густо пропитан древней магией. Изуродованные плитки до сих пор струили невидимые волны магической силы. Икарий недоуменно качал головой.

— Если это и Куральд Гален, то какой-то незнакомый. Похоже… он загрязнен.

— Ты хочешь сказать, осквернен?

— Возможно. Но зловоние исходит не от самих плиток. От борозд и царапин на них. Тебе знаком этот запах, Маппо?

Трелль вгляделся в ближайший искореженный восьмиугольник. У него раздулись ноздри.

— Странствующие. Диверы. Такой запах всегда сопровождает переместителей душ.

Он вдруг громко рассмеялся, и эхо несколько раз повторило его смех.

— Путь Рук! Икарий, врата, которые они ищут, — здесь.

— Здесь нечто большее, чем врата, — возразил Икарий. — Взгляни на неповрежденные узоры. Что они тебе напоминают?

Маппо знал ответ. Он глядел на узоры, и его уверенность только возрастала. Но других ответов он не находил. Только новые вопросы.

— Они похожи… и не похожи. Они словно дразнят меня свой похожестью. А вот что напоминают, так и не могу понять.

— Здесь тебе не найти ответов, — сказал ему Икарий. — Нужно добраться туда, куда мы собирались с самого начала. Мы приближаемся к пониманию. Вот в этом я уверен.

— Ты думаешь, Искарал Паст готовится к приему новых гостей? Неужели он ждет странствующих и диверов и готов сразу же показать им, где врата? Неужели и он, и Дом Тени — это самое сердце слияния?

— Не знаю, Маппо. Давай спросим у него.

Они повернулись и пошли обратно.

«Мы приближаемся к пониманию»… От этих четырех слов Маппо сделалось страшно. Он чувствовал себя зайцем, которого охотник держит на прицеле лука. Куда ни беги — все равно не спасешься, и потому обреченный зверек беспомощно застывает на месте. Трелль ощущал силы, угрожавшие поколебать его разум… Безымянные силы с их видениями и туманными намеками, скрытыми целями и такими же скрытыми желаниями. Эти силы были порождениями седой древности. О них рассказывали легенды треллей, если, конечно, легендам можно доверять… И рядом со всем этим — Икарий.

«Друг мой, я ничего не могу тебе рассказать. Мое проклятие в том, что вместо ответов на твои вопросы я вынужден отмалчиваться. Дружеская рука, которую я тебе протягиваю, лишь заводит тебя в дебри обмана. Я делаю это во имя любви к тебе, делаю на свой страх и риск. И знал бы ты, какою ценой…»

Стая бхокаралов встретила их у лестницы и с почтением проводила на первый этаж.

Когда Маппо и Икарий поднялись наверх, они обнаружили, что верховный жрец решил устроить здесь спальню. Бормоча себе под нос, Искарал Паст запихивал в мусорный чан сгнившие фрукты, дохлых летучих мышей и растерзанных ящериц. Услышав шаги, он обернулся.

— Если эти гадкие обезьяны будут вам докучать, пусть берегутся моего гнева, — прошипел он. — Какое бы помещение я ни выбрал, они тут же превращают его в помойку. Я потерял всякое терпение! Они смеют насмехаться над верховным жрецом Тени! Только еще неизвестно, кто будет смеяться последним.

— Мы нашли врата, — сказал Маппо.

Искарала его слова ничуть не удивили.

— Говоришь, нашли? Эх, дуралеи. Видимость обманчива. Одну жизнь отдаешь, другую получаешь взамен. Вы что же, успели заглянуть в каждый угол, обследовать каждую щелочку? Глупцы, набитые глупцы! Бахвальство, которое распирает от самоуверенности, — вот вернейший признак невежества. Думали поразить меня вашей находкой? Ха-ха! У меня свои тайны, свои замыслы. Искарал Паст — непревзойденный гений, и его дела недоступны разуму таких, как вы. Взгляните на себя. Вы веками бродите по земле смертных. Так почему же вы до сих пор не вознеслись в сонм Властителей? Я отвечу: число прожитых лет само по себе не приносит мудрости. Даже не надейтесь. Полагаю, вы поубивали всех пауков, какие только попались вам на глаза. Нет? А зря, ибо в этом сокрыт путь к мудрости. Представьте себе, в этом!

Маппо и Икарий молча слушали его монолог.

— У бхокаралов мало мозгов. Много и не поместится в их маленькие круглые черепушки. Они хитры, как крысы, и глазки у них блестят, словно черные камешки. Как-то я целых четыре часа глядел в глаза бхокаралу, а он — в мои. Никто из нас не отвел взгляд; это было состязание, которое я не смел проиграть. Четыре часа. Лицом к лицу. Почти впритык, ибо я ощущал на себе его зловонное дыхание. Кто должен был победить? Решение находилось в руках богов.

Маппо переглянулся с Икарием, затем спросил:

— Ну и кто же выиграл эту… величайшую битву умов?

Искарал Паст сощурился.

— Присмотритесь к тому, кто ни на мгновение не уклоняется от своих занятий, какими бы скучными и никчемными они ни казались, и вы постигнете суть тупоголовых. Бхокарал мог бы целую вечность глядеть мне в глаза, поскольку за ними нет никакого разума… Стойте! Я перепутал. Я хотел сказать, что это за его глазами нет никакого разума. Меня же все отвлекало, и это является доказательством моего превосходства.

— Скажи, Искарал Паст, ты намерен показать странствующим и диверам местонахождение врат?

— До чего же тупоголовы трелли, исполненные безграничного упрямства и такой же тупоголовой решимости. Повторяю: вы ничего не знаете о тайнах, окружающих замыслы Повелителя Теней. Вам неизвестны многочисленные секреты Серой башни где высится трон Тени. А я знаю. Мне, единственному из смертных, была оказана величайшая милость и явлена истина. Мой бог щедр, мой бог мудр и в то же время изворотлив, как крыса. Пауки должны погибнуть. Пока вы шлялись по подземелью, случилась ужасная беда. Бхокаралы украли мою метлу. И теперь я поручаю вам, Икарий и Маппо, опасное задание. Вы должны найти метлу.

Когда они вышли в коридор, Маппо вздохнул:

— Бесполезно расспрашивать этого безумца. Что будем теперь делать, друг мой?

Икарий с некоторым изумлением посмотрел на него.

— Ответ очевиден, Маппо. Мы должны выполнить это опасное задание и найти Искаралу его метлу.

— Но мы же облазали монастырь вдоль и поперек, — устало напомнил ему трелль. — И нигде нам не попадалась его метла.

У полуджагата слегка дрогнули губы.

— Это называется «облазали»? Разве мы с тобой заглянули в каждый угол, обследовали каждую щелочку? Однако прежде всего мы должны отправиться на кухню. Нужно основательно подготовиться к незамедлительным поискам.

— Икарий, ты это… серьезно?

— Вполне.

Солнце нещадно палило, и столь же нещадно кусались озверевшие от жары мухи. До полудня жители Хиссара плескались в фонтанах, пытаясь освежиться теплой, мутной водой, а затем торопились внутрь домов, где было прохладнее. В такой день не хотелось даже шевелиться, не то что куда-то ехать. Дюкр хмуро натягивал на себя легкую телабу, пока Балт дожидался его у двери.

— Неужели нельзя было отложить все это до вечера? — бубнил имперский историк. — Вечерняя прохлада, яркие звезды над головой. В такие часы сами боги обращают свой взор к миру смертных. Ну почему непременно сейчас?

Балт слушал его сетования и только язвительно усмехался. Дюкр застегнул пояс и повернулся к седому воину.

— Ну что, идемте… дядя.

Виканец заулыбался еще шире, пока изогнувшийся шрам не превратил его улыбку в две.

Кульп ждал снаружи, восседая на своей низкорослой выносливой лошадке. Дюкр со злорадством заметил, что боевому магу еще тошнее, чем ему.

Они ехали по вымершим улицам. Послеполуденное время здесь называли маррок. В такие часы все здравомыслящие люди прятались в тени своих жилищ, пережидая самую знойную и тяжелую часть дня. Дюкр привык в это время ложиться вздремнуть и сейчас клевал носом. Меньше всего ему хотелось наблюдать магический ритуал Сормо. Колдуны славились своим полным отрицанием здравого смысла и презрением к общепринятым представлениям.

«Если причина истребления виканских колдунов была связана с этим, я бы, пожалуй, оправдал императрицу», — подумал Дюкр.

Он было собрался поделиться своей мыслью с Кульпом, но вовремя вспомнил о Балте.

Покинув город, всадники еще с пол-лиги ехали по прибрежной дороге, а затем свернули в пустоши одхана. Через час они достигли бывшего оазиса. Колодец, питавший эту землю, давным-давно высох. О зеленом островке среди песков теперь напоминали лишь чахлые кедры, окруженные рухнувшими пальмами.

Дюкра поразили… звериные рога, торчавшие из кедровых стволов. Кульп их тоже заметил.

— Наверное, бхедрины, — предположил имперский историк. — Застревали рогами меж ветвей. Рога обламывались, бхедрины уходили, а деревья продолжали расти. Сдается мне, колодец высох не менее тысячи лет назад.

Маг недоверчиво огляделся по сторонам.

— В здешних краях так ценится дерево. Удивляюсь, что эти кедры до сих пор не срубили. Они же почти рядом с Хиссаром.

— Рога служат предостережением, — пояснил Балт. — Священная земля, пусть даже и бывшая. Память-то осталась.

— В таком случае Сормо должен был бы держаться подальше от священных мест, — сказал Дюкр. — Чужие святыни могут оказаться враждебными для виканского колдуна.

— Я давно научился доверять суждениям Сормо Эната, историк. И тебе советую.

— Плох тот ученый, который доверяет чьим-либо суждениям. И прежде всего — своим собственным, — возразил Дюкр.

— Ты идешь по зыбучим пескам, — вздохнул Балт, затем опять улыбнулся. — Так здесь говорят.

— А как говорят у виканцев? — спросил Кульп.

— У виканцев ничего не говорят, — хмыкнул Балт. — Мудрые слова — они как стрелы, что летят тебе в лоб. Как ты поступишь? Понятное дело, пригнешься. Эту истину виканец постигает, едва научившись держаться в седле. А ездить верхом у нас начинают гораздо раньше, чем ходить.

Колдун ожидал их на расчищенном пятачке. Он стоял на остатках горбатого, растрескавшегося кирпичного пола, с которого смели весь песок. В пазах между кирпичами блестели полоски обсидиана.

Сормо застыл, словно изваяние. Кисти рук были засунуты в тяжелые рукава. Кульп спешился.

— Что здесь было? Древний храм? — спросил маг, прихлопнув докучливую муху.

Юный виканец лениво моргнул.

— Мои помощники заключили, что здесь была конюшня. Потом они ушли, не став вдаваться в подробности.

— Ненавижу виканский юмор, — шепнул Кульп, наклоняясь к уху Дюкра.

Кивком головы Сормо велел им подойти ближе.

— Я вознамерился предстать перед магическими силами этого керора. Таким именем виканцы называют священные места под открытым небом.

Кульп побледнел.

— Ты никак спятил? Здешние духи мигом перегрызут тебе глотку, мальчик. Они же принадлежат Семи…

— Эти не принадлежат, — невозмутимо ответил колдун. — Духи здешнего керора древнее Семи городов. Они принадлежат этой земле. Если тебе непременно нужны сравнения, скажу, что их магия подобна Теллану.

— Клобук нас всех накрой, — простонал Дюкр. — Если это и впрямь Теллан, тогда тебе придется иметь дело с тлан-имасами. После убийства императора эти бессмертные воины обернулись против императрицы и всей империи.

Глаза колдуна были по-детски невинными и лучистыми.

— А ты никогда не задумывался, почему они это сделали?

Историк закусил губу. У него имелись кое-какие соображения на сей счет, однако он никогда и ни с кем не делился ими. Разговоры на такие темы попахивали обвинением в государственной измене.

Резкий вопрос Кульпа прервал мысли имперского историка.

— Никак императрица Ласэна поручила тебе докопаться до причин? Что привело тебя сюда, Сормо? Хочешь узнать о событиях будущего или просто решил поиграть?

Балт стоявший неподалеку, все это время лишь слушал. Но после вопроса боевого мага он с силой плюнул в песок.

— Будущее всем нам ясно и без предсказателей, маг.

Колдун поднял руки, разведя их в стороны.

— Вставай рядом, — приказал он Кульпу.

Затем глаза Сормо повернулись к Дюкру.

— А ты, историк, смотри и запоминай все, чему станешь свидетелем.

— Я уже начал, — коротко ответил Дюкр.

Сормо кивнул и закрыл глаза. Волны его магической силы едва ощутимым ветерком пронеслись над головами Дюкра и остальных. Потом они окутали все расчищенное пространство. Стало заметно темнее. Сухой пустынный воздух вдруг наполнился влагой и запахом болот.

Теперь вокруг стояли не чахлые кедры, а высокие, стройные кипарисы. С их ветвей свисали пласты зеленоватого мха, напоминавшие складки занавеса.

Магия Сормо Эната была похожа на теплый плащ. Дюкр еще никогда не встречался с магией такой природы: сильной, спокойной, оберегающей. В ней не ощущалось жесткости. Что потеряла империя, уничтожив виканских колдунов? Теперь ошибка запоздало исправляется. Но не слишком ли поздно императрица спохватилась? Сколько колдунов погибло безвозвратно?

Сормо издал гортанный крик. Эхо гулко повторило его.

Еще через мгновение в воздухе повеяло ледяным ветром. Сормо зашатался; в широко раскрытых глазах ясно читался ужас. Колдун глотнул воздух и брезгливо поморщился. Дюкр вполне разделял его отвращение. Воздух наполняло отвратительное зловоние, которое становилось все непереносимее.

Мшистый занавес угрожающе заколыхался. Оттуда вырвалось клубящееся облачко. Сзади раздался предостерегающий крик Балта. В руках виканца мелькнули кинжалы. Он пытался отмахиваться от нападающих ос, но безуспешно.

— Диверы! — заорал Кульп и, схватив Дюкра за рукав телабы, потащил туда, где в оцепенении стоял Сормо.

Отвратительно извиваясь, к ним ползли невесть откуда взявшиеся змеи. Змей атаковали крысы, оглашая воздух пронзительным писком.

У имперского историка вспыхнули ноги. Взглянув вниз, он увидел вереницу огненных муравьев, взбиравшихся по его ступням. Жар сделался нестерпимым. Дюкр закричал.

Бормоча проклятия, Кульп открыл свой магический Путь. Раздавленные муравьи, словно пыль, посыпались с ног Дюкра. Диверы отступили, но ненадолго. Часть крыс окружила Сормо. Тот отупело глядел на них, не пытаясь что-либо сделать.

Балт продолжал сражаться с жалящими осами. Неожиданно у него появился более грозный противник — жидкий огонь. Языки пламени перехлестывали через голову виканского воина.

Поискав глазами источник странного огня, Дюкр увидел громадного демона. Темнокожий, вдвое выше человеческого роста, Демон с ревом надвигался на белого медведя. Пространство кишело диверами и странствующими. Рев, вой, крики слились в один оглушающий поток. Демон обрушился на медведя, подминая его собой и с хрустом ломая зверю кости. Затем, оставив медведя корчиться в судорогах, демон снова взревел.

— Он нас предостерегает! — крикнул Дюкр Кульпу.

Подобно магниту, демон стянул к себе странствующих и диверов. Между ними возникла ожесточенная потасовка; каждый стремился поскорее напасть на чернокожего великана.

— Нужно выбираться отсюда! — сказал Дюкр. — Кульп, сделайте что-нибудь!

— Что я сделаю? — сердито спросил маг. — Поймите же, книжный червь, это не мой ритуал, а Сормо!

Демона теснили со всех сторон, тем не менее, он еще ухитрялся держаться на ногах. Диверы и странствующие карабкались на него, будто на каменную колонну. Массивные черные руки лихорадочно мелькали, сбрасывая мертвых и умирающих противников. Но было ясно: надолго демона не хватит.

— Клобук вас накрой, Кульп! Придумайте что-нибудь!

Лицо мага напряглось.

— Тащите Балта к Сормо. Быстро! Колдуна предоставьте мне.

Кульп подскочил к юному колдуну и закричал ему прямо в ухо, пытаясь разорвать чары, владевшие Сормо. Дюкр бросился к лежащему Балту. Ноги историка едва двигались, отяжелев после муравьиного нашествия.

Укусы на лице и руках Балта исчислялись десятками. Покрасневшая кожа вспухла. Балт был без сознания. Возможно, он даже погиб. Схватившись за ремень, Дюкр потащил бездыханного виканца туда, где Кульп пытался разбудить Сормо Эната.

Едва историк приблизился к ним, как демон, издав прощальный крик, исчез. Диверы и странствующие сразу же устремились к людям.

Колдун глядел на Кульпа остекленевшими, отсутствующими глазами.

— Разбудите его, или нам всем конец, — прохрипел Дюкр.

Он переступил через Балта, приготовившись встретить нападающих тварей. Небольшой кинжал — это все, что у него было. Бесполезное оружие, особенно против ос…

Сильный толчок заставил Дюкра закрыть глаза. Когда он их открыл, то вновь увидел мертвый оазис. Диверы и странствующие бесследно пропали.

— Как вы это сделали? — спросил он Кульпа.

Маг молча указал на стонущего Сормо Эната. Юный колдун валялся на песке.

— Мне еще придется за это расплачиваться, — пробормотал Кульп. — Как сделал? Все оказалось на удивление просто. Я так въехал ему по лицу, что едва не сломал себе руку. Сормо завяз в кошмаре, из которого ему было не выбраться. Пришлось его оттуда вышибать.

Дюкр склонился над Балтом.

— Яд убьет его раньше, чем мы сумеем добраться до Хиссара.

Кульп опустился на корточки и левой рукой провел по искусанному лицу виканца.

— Это не яд. Просто множественные укусы. С их последствиями я справлюсь. И припухлость с ваших ног тоже сниму.

Кульп закрыл глаза и сосредоточился.

Сормо Энат шевельнулся, затем кое-как сел. Оглядевшись по сторонам, он осторожно коснулся своей челюсти, на которой остались следы от костяшек Кульпа. Они казались островками в кроваво-красном море.

— У Кульпа не было иного выбора, — сказал Дюкр, обращаясь к юному колдуну.

Тот медленно кивнул.

— Говорить можешь? Зубы не шатаются?

— Где-то ворона бьет сломанным крылом по земле, — сказал Сормо. — Их осталось всего десять.

— Что случилось? Ты можешь нам объяснить? — допытывался Дюкр.

В глазах Сормо опять вспыхнула тревога.

— Случилось то, чего я никак не ожидал, историк. Начинается слияние. Путь Рук. Врата, которые ищут странствующие и диверы. Неудачное совпадение.

Дюкр сдвинул брови.

— Но ты говорил про Теллан.

— Так оно и было, — огрызнулся колдун. — Но я не знаю, что произошло потом. Не знаю, почему переместителей душ занесло в Теллан. Может, подумали, что тлан-имасов тут нет, а Других противников они не встретят. Тлан-имасы и не стали бы вмешиваться в их свары.

— Ты бы видел! Эти странствующие и диверы были готовы уничтожить друг друга, — проворчал Дюкр.

Устав стоять на распухших ногах, он тоже сел.

— Подождите еще немного. Я скоро вам помогу, — пообещал Кульп.

Дюкр рассеянно кивнул. Его вниманием завладел жук-навозник. Жук изо всех сил старался отпихнуть со своего пути кусочек пальмовой коры. Дюкр чувствовал за всем этим какой-то глубокий смысл, однако сейчас ему было не до размышлений.