"Книга I "РЕФОРМАЦИЯ В ГЕРМАНИИ 1517-1555"" - читать интересную книгу автора

Фридрих Мудрый, курфюрст Саксонский. Гравюра на меди работы Альбрехта Дюрера.

Подписи внизу: "Христу посвященное". – Ниже: "Этот муж с величайшей преданностью способствовал распространению Слова Божия; поэтому воистину достоин он вечной славы в потомстве". – "Для господина Фридриха, герцога Саксонского, священной Римской Империи эрцмаршала и курфюрста, исполнена Альбрехтом Дюрером из Нюрнберга." – Затем следует неизвестный девиз, изображенный буквами: В. М. F. V. V. – и в самом низу римскими цифрами "1524". lt;Paaaa ГЛАВА ВТОРАЯ "Иконоборство в Виттенберге. Возвращение Лютера из Вартбурга. Сейм в Нюренберге и папа Адриан VI ( 1522 г .). Ульрих фон Гуттен и Лютер" lt;Paaaa Лютер в Вартбурге Очень важно было именно то, что Лютер на некоторое время сошел со сцены. Этим временем его отсутствия воспользовались, дабы убедиться в том, в какой степени глубоко успели укорениться его новшества, а также и в том, в какой степени способны были новые воззрения на христианство и на Церковь развиваться далее без личного участия Лютера. Результаты испытания выяснились очень скоро: Вормсский эдикт остался не более, как мертвою буквою. Император мог в Нидерландах предавать книги Лютера сожжению, мог то же самое совершить тот или другой епископ, чиновник или князь и в Германии, но то, что здесь сжигалось и проклиналось, то в десяти других местах не вызывало против себя никаких мер, а в двадцати местах распространялось с величайшим воодушевлением. В данном случае, как и много раз впоследствии, разъединенность германской жизни, разрозненность государств, служили в помощь движению. Сильному духовному влечению всякое противодействие приносит несомненную пользу, возбуждая страсти, удесятеряя силы, и вскоре все пришли к тому убеждению, что ни император, ни кто-либо из князей, ни сам папа, а только сам Лютер может уберечь Германию от сильнейшего потрясения, быть может даже от полного переворота. lt;Paaaa Новые веяния в Виттенберге Прежде всего отсутствие мощного вождя и предводителя стало ощутительно именно в Виттенберге. Люди второстепенные и третьестепенные по значению, мелкие честолюбцы, мечтатели или просто люди нетерпеливые, но воображавшие себя крупными деятелями, увидели, что им теперь открыт путь к быстрому обновлению. Известный уже нам Боденштейн фон Карлштадт, человек весьма умеренных способностей, но проникнутый сознанием собственного достоинства и пожираемый честолюбием, стал писать против стеснения от безбрачия, которое около этого времени многими из духовных лиц было уже отвергнуто; монах Цвиллинг писал против наложения на себя каких бы то ни было обетов, в то же время монахи стали массами покидать монастыри; между августинцами проявилось даже и такое настроение, будто бы носящий рясу не может спастись, а в университете Виттенберга комиссия высказалась даже в пользу того, что следует совсем отменить мессу, и не только в Виттенберге, но и повсеместно – и во что бы то ни стало. Вскоре это движение приняло характер весьма буйный: 3 декабря 1521 года священники, собиравшиеся служить мессу, были изгнаны из церквей толпами горожан и студентов, у некоторых лиц соборного духовенства повыбиты были окна, а вскоре после того, начиная с Рождества, радикальные элементы получили еще сильное подкрепление из Цвиккау (в Рудных горах), где суконщик Клаус Шторх образовал секту, которая уже перешла за всякие пределы. По убеждению этой секты только дух мог иметь значение – Библия была отвергнута целиком – и дух этот сектанты признавали только себе присущим. Сам Бог будто бы руководил ими и научал их тому, что они должны были делать и что проповедовать. Таинства без веры они отрицали, а потому отрицали и самое крещение до вступления в разумный возраст. Они проповедовали, что миру предстоит кровавое очищение, для которого Бог, быть может, воспользуется даже и турками, и только после этого очищения всюду будет одна вера и одно крещение. Часть этих людей, изгнанных из Цвиккау, явилась в Виттенберг, где возбужденное настроение умов в значительной степени располагало к их пропаганде, и не было никого, кто бы способен был изгнать этих нечестивцев. Вскоре всеми овладело как бы исступление. Стали нарочно нарушать посты, считая это дело богоугодным, затем набросились на изображения святых в церквях, и в особенности Карлштадт с необычайной горячностью проповедовал против них, не стесняясь называл их "кумирами", "языческими идолами" и т. д. Отрицание коснулось всего: тот же Карлштадт стал отрицать и науку, признавая ее ненужной, и, вместе со многими другими, такими же сумасбродами, стал обращаться к разного рода простецам за истолкованием темных мест Писания. Как на образец мудрой простоты он указывал на цвиккауских пророков, которые фанатизмом своим оказывали сильное влияние на толпу, и при этом всем, слушавшим его проповедь, советовал идти домой и в поте лица обрабатывать землю. При таком общем религиозном возбуждении, опасность грозила великая. Для того, чтобы это постигнуть, следует только припомнить, что сам Лютер в течение всей своей жизни верил в непосредственную близость второго пришествия Христова. Следовательно, никто в Виттенберге не в силах был противодействовать грубому вдохновению этих цвиккауских фанатиков… Сам благородный старый курфюрст был потрясен ею и введен в сомнение, и даже Меланхтон, этот непрактический ученый, пораженный внешней последовательностью, с какой эти фанатики стремились все перестроить на лад первоначально христианской и апостольской Церкви – совсем растерялся и не мог даже отразить тех доводов, которые они приводили против крещения младенцев. Понятно, что при таком обороте настроения и городские власти, заседавшие в городском совете, были стеснены в своих действиях и в ряде случаев вынуждены были уступать этим нарушителям порядка. lt;Paaaa Возвращение Лютера. 1522 г . Был только один человек, который мог спасти от этой религиозной анархии: всей душой стремились к нему люди, слабые волей, с нетерпением ожидали его возвращения. Надо сказать, что и Лютер не праздно провел время своего уединения. Он принялся за перевод Нового Завета, и стал выпускать его частями, а остальные готовить к выпуску. Вскоре одному из курфюрстов, Альбрехту Майнцскому, пришлось убедиться в том, что Лютер – жив и здоров. Этот еще молодой, легкомысленный и не отличавшийся нравственными качествами правитель, да притом еще стесненный в денежных средствах, решил вновь позволить продажу индульгенций.