"Взломщик, который изучал Спинозу" - читать интересную книгу автора (Блок Лоуренс)

Глава 2

Самовольное вторжение в чужое жилище наименее подозрительно, если оно производится под теплыми, ласковыми лучами солнца. Появись вы после наступления темноты, любопытные соседи кинутся к телефону, чтобы набрать спасительный номер – 911. При свете же дня они примут вас за слесаря, который наконец-то явился починить подтекающий кран. Дайте мне канцелярский блокнот или сумку с инструментами и пустите на дело в промежутке между полуднем и четырьмя часами дня, и вы увидите, как самый стойкий борец с преступностью предупредительно откроет для меня дверь и пожелает на прощание всего хорошего. При прочих равных условиях самое удобное время для ограбления в жилом доме – именно середина дня.

Однако где вы видели в реальной жизни равные условия? Как ни крути, под покровом темноты вор-взломщик чувствует себя куда увереннее хозяина дома. И где это видано, чтобы человек, имеющий пусть скромный, зато законный бизнес, вдруг ни с того ни с сего закрыл посреди дня свою лавку. Да и планы самих Колкэннонов говорили в пользу ночного визита. Мы знали, что ночью их не будет дома, и что вместе с солнцем уйдут со двора и слесарь, и уборщица, если они там были.

Солнце уже давно ушло со двора и скрылось где-то за холмами Нью-Джерси, когда мы вышли из «Бродяжьего клуба» и спустились в подземку. Несколько остановок, и мы – в одном квартале от моего дома на углу Семьдесят первой и авеню Западной стороны. Дома я скинул свитер и джинсы, которые я ношу в магазине, и надел брюки, галстук и пиджак. После этого положил в карманы все, что могло пригодиться, и еще кое-что в свой роскошный дипломат. Потом достал маникюрные ножницы и вырезал ладони на паре новых резиновых перчаток". В таких перчатках не оставляешь отпечатков пальцев, а без вырезов кажется, будто сунул руки в парилку. С потными ладонями не пойдешь на свидание, а на ограбление и подавно. Конечно, всегда есть опасность оставить где-нибудь отпечаток ладошки, но волков бояться – в лес не ходить.

Мы уже собирались выходить, когда я вспомнил, что надо переобуться. В обычные дни я ношу дешевенькие мокасины. Во-первых, они удобны, во-вторых, напоминают о временах молодости. Сейчас же я надел кроссовки «пума». Я, естественно, не собирался бегать, но, с другой стороны, разве угадаешь, что готовит человеку грядущий день? В этих самых «пумах» с их резиновой подошвой и упругим подъемом я мог передвигаться бесшумно, ну как пантера.

Каролин живет на Арбор-Корт, одной из тех затерявшихся в западных дебрях Гринвич-Виллидж, в просторечье – Деревне, улочек, которые запроектировал некто, налегавший на более крепкие напитки; нежели перье. До недавнего времени она жила с одной женщиной по имени Рэнди Мессинджер, но в начале февраля, после крупных, длительных ссор и стычек, Рэнди перебралась к себе на улицу Мортон. Сейчас был май, даже конец мая, и с каждым днем солнце все позже уходило со двора, но вакансия все не заполнялась. «У Паулы» и в «Герцогине» Каролин иногда заводила потрясающее знакомство, но настоящая любовь не вспыхивала, и она, судя по всему, не торопила события.

Каролин поставила на плиту кофе, приготовила салат и разогрела два куска, оставшиеся от вчерашнего французского пирога. Аппетита особого у нас не было, зато кофе мы напились вдоволь. Коты тоже вылизали свою миску и начали тереться об ноги, выпрашивая недоеденный пирог, и быстренько его доели. После чего Уби, красивый русский голубой кот, устроился у меня на коленях и принялся мурлыкать, а Арчи, его бирманский приятель, начал ходить по комнате, время от времени потягиваясь и демонстрируя свои мускулы.

Около восьми зазвонил телефон. Каролин взяла трубку и пустилась в бесконечный женский треп о том о сем, а больше ни о чем. Я открыл какой-то дешевый роман, но слова скользили мимо моего сознания. С равным успехом я мог бы читать телефонную книгу.

Когда Каролин повесила наконец трубку, я действительно взял телефонную книгу, нашел нужные мне данные и набрал номер. Абель Крау отозвался на четвертый гудок.

– Это Берни, – сказал я. – Похоже, мне попалась книжонка, которая может тебя заинтересовать. Ты сегодня дома?

– Никаких планов на вечер.

– Может быть, я заскочу между одиннадцатью и двенадцатью?

– Прекрасно! Я теперь поздно ложусь, – ответил Абель Крау. По телефону его акцент уроженца Центральной Европы слышался явственнее, чем в живой речи. – Ты со своей очаровательной приятельницей?

– Вероятно, да.

– Я приготовлюсь, Берни. Всего доброго.

Я положил трубку; Каролин сидела на кровати, подогнув под себя одну ногу, и старательно вырезала ладони из своей пары резиновых перчаток.

– Абель ждет нас, – сообщил я ей.

– Он знает, что я приду?

– Да, он спросил о тебе. Я сказал, что, вероятно, ты тоже будешь.

– Что значит – «вероятно»? Ты же знаешь, что я люблю Абеля.

Каролин встала с кровати и сунула перчатки в задний карман. На ней были темно-серые джинсы, кофточка из зеленого бархата, а сверху она надела еще синий блейзер. Выглядела она в этом наряде замечательно, о чем я не преминул ей сказать.

Каролин поблагодарила и обернулась к котам.

– Чтобы мне хорошо тут вести себя, ребята, – сказала она. – Будут звонить, спросите, что передать. Я потом перезвоню.

Ванда и Герберт Колкэнноны жили на Западной Восемнадцатой улице, между Девятой и Десятой авеню. Сравнительно до недавнего времени это место славилось налетами и грабежами, но потом кварталы Челси стали постепенно преображаться. Народ начал покупать старые особняки; меблированные комнаты переделывались в приличные жилые дома, а приличные жилые дома уже сдавались отдельным семьям. На улицах высадили платаны, дубы, деревья гинкго, и скоро за ними не стало видно хулиганья.

Дом номер 442 по Западной Восемнадцатой улице – это красивое четырехэтажное здание с мансардой под крышей и фонарем на втором этаже. Примыкающий к нему слева номер 444 – такой же дом, отличимый от своего соседа лишь кое-какими архитектурными деталями и парой внушительных бронзовых фонарей по обе стороны парадного входа. Но между этими домами имеется арка с тяжелыми чугунными воротами. Над воротами хорошо видна табличка – «442 1/2». Справа вделан звонок, под ним – синяя пластиковая пластинка с надписью «Колкэннон».

Из уличной телефонной будки на Девятой авеню я сделал проверочный звонок. Автоответчик пригласил меня сообщить имя и номер телефона, но я не принял приглашения. Сейчас я дал долгий звонок в ворота, дожидаясь, не откликнется ли кто-нибудь. Каролин стояла рядом, ссутулившись, засунув руки в карманы, переминаясь с ноги на ногу.

Я понимал ее. Сегодня был всего лишь третий ее выход на дело. Она была со мной в операции на Форест-Хиллз-Гарденз, фешенебельном островке посреди мрачных пучин Куинса, и сравнительно недавно, когда мы обобрали квартиру в районе Восточных Семидесятых улиц. Сам я далеко не новичок в нашей профессии, вырос в убеждении, что чужой дом – отнюдь не крепость, но несмотря на это, я испытываю нервное возбуждение всякий раз, когда приступаю к работе. Так оно, наверное, и будет до скончания моих дней.

Я переложил дипломат в левую руку, а правой выудил из кармана связку ключей. Ворота были заперты наглухо. Из дома они открывались электрическим устройством, с улицы – ключом. Замок был старинный, и ключ к нему был особый, похожий на отмычку. Несколько дней назад мне удалось осмотреть замок, и он не показался мне таким уж замысловатым. Предположение мое подтвердилось. Третий ключ немного заедало, зато четвертый легко отомкнул замок, как будто под него и был сработан.

Я стер свои отпечатки с металла и плечом открыл ворота. Каролин вошла за мной в арку и захлопнула ворота. Выложенный кирпичом проход под аркой был похож на тоннель – длинный, узкий, сырой, – но в конце его был свет, который притягивал нас, как мотыльков. Мы вышли в освещенный внутренний дворик перед особняком Колкэннонов. Среднюю его часть, вымощенную плитами, окружали цветочные клумбы с поздними нарциссами и ранними тюльпанами. Я мог представить, как тут красиво, когда приходит пора цветения роз.

Немного в стороне я увидел полукруглую каменную скамью и перед ней – небольшой бассейн с фонтаном. «Неужели тут и рыбок разводят, – восхищенно подумал я, – и если разводят, то как оберегают их от бродячих кошек?» Мне захотелось присесть на скамью и под мирное журчание фонтанчика полюбоваться играющими в воде рыбками. К сожалению, место было чересчур открытым, да и не стоило расслабляться.

Время тоже не стояло на месте. Перед тем как отпереть замок, я посмотрел на часы. Было двадцать минут десятого. Вообще-то говоря, в нашем распоряжении целая ночь, но чем меньше времени мы проведем здесь и чем скорее попадем к Абелю Крау, тем спокойнее на душе.

– Смотри, какая иллюминация! Как на рождественской елке, – сказала Каролин.

Я поднял голову. Занятый мыслями о цветочках и рыбках, я только сейчас взглянул на сам особняк.

Может быть, он и не очень напоминал рождественскую елку, но еще меньше был похож на пустой дом ночью. Во всех его трех этажах горел яркий свет. Этажи были высокие, и я подумал, что в свое время внизу помещалась конюшня, а на втором этаже жила прислуга. Помимо лампочек в доме, в нескольких шагах от фонтана стоял фонарь. Однако именно свет из окон указывал нам путь под аркой. Одни, уходя из дома, оставляют для отпугивания воров зажженной лампочку или две – негасимый маленький маяк, который светит в четыре утра, возвещая городу и миру, что хозяев нет дома. Другие усовершенствовали эту процедуру, стали устанавливать нехитрое устройство – реле, которое то включает, то выключает свет. Ванда и Герберт Колкэнноны переплюнули всех. Может быть, они переусердствовали, оставляя дом без охраны благородной Астрид. Может быть, Герберт хранит дома тонну ценных бумаг и Ванда приобрела по этому случаю ящик «вечных» электрических лампочек, какие обычно продают слепые по телефону?..

Может быть, они были сейчас дома.

Я поднялся на крыльцо и приложил ухо к двери. Изнутри доносились звуки то ли радио, то ли телевизора, но никак не живой человеческой речи. Я нажал на кнопку звонка и стал вслушиваться. Те же звуки, ничего не изменилось. Поставив дипломат на пол, я натянул резиновые перчатки и мысленно вознес молитву, чтобы дом не стоял на охране. Молитва была обращена к святому Дисмасу, покровителю разбойников и воров. В наши дни его, должно быть, частенько беспокоят. «Сделай так, чтобы в доме не было сигнализации, – просил я у старого доброго Дисмаса. – Пусть собака действительно находится в Пенсильвании. Пусть сбудется моя мечта о хорошей добыче, и взамен я...» – Что я сделаю?

Достав набор отмычек, я принялся за работу.

Замки на двери были хорошие: два «сегала» и один «рэбсон». «Рэбсон» был оставлен напоследок: он самый трудный. Я и сам удивился, когда через минуту он поддался. Каролин буквально затаила дыхание, услышав, как щелкнул ригель, выходя из паза. Она теперь немного разбиралась в замках, уже научилась открывать свою дверь без ключа и порядком поломала голову над «рэбсоном», который я подарил ей для тренировки.

Я повернул ручку, приоткрыл дверь и хотел пропустить Каролин вперед, но она замотала головой и жестом показала, чтобы я входил первым. Возраст – перед красотой? Погибель – перед позором? Я толкнул дверь и совершил, говоря юридическим языком, незаконное проникновение в чужое жилище, частное владение.

Господи, какое чувство при этом испытываешь!

Я благодарен небу, что не существует занятия, более презренного, чем взлом, потому что я не сумел бы побороть искушения сделать это – хотя бы ради того, чтобы испытать это чувство. Да, разумеется, я профессионал и работаю ради денег, но не стоит кривить душой перед самим собой. Совершая ограбление со взломом, я получаю такой заряд энергии, что удивительно, как это в городе не тускнеют все электролампы, когда я вхожу в чужой дом.

Я вовсе не горжусь этим, видит Бог. Я вырос бы в собственных глазах, если бы мог заработать на жизнь продажей книг. Но выручка в «Барнегатских книгах» не покрывает моих расходов, хотя при желании я, наверное, мог бы сделаться и более деловым бизнесменом.

Магазин многие годы приносил доход старому мистеру Литзауеру, пока он не продал его мне, а сам не удалился на покой в солнечную Флориду, в Санкт-Петербург. Казалось бы, магазинчик должен был приносить доход и вашему покорному слуге. Мне много не нужно. Я не швыряю деньги налево и направо, не нюхаю кокаин, не вожу знакомства с шикарной публикой. В то же время не из тех, кто «поддерживает связь с известными преступниками», как изящно выражаются судейские крючки. Не люблю уголовников! Мне не нравится, что я сам уголовник. Но вот воровать люблю. Пойди разберись.

По радио шла одна из тех научно-популярных передач, во время которых ведущие приглашают слушателей звонить в студию и высказывать свои соображения по таким насущным проблемам, как фторирование воды для сохранности зубов или, скажем, незаконное использование детского труда. Слушать эту болтовню было противно. Свет в доме – это приятная неожиданность, нам не нужно было ни включать электричество, рискуя тем самым привлечь к себе внимание, ни чертыхаться в кромешной тьме. Еще в прихожей я подумал, что надо бы выключить проклятое радио: оно отвлекало. Наше дело требует исключительной сосредоточенности, а как тут сосредоточишься, когда барабанные перепонки лопаются от шума?

– Господи, ты только погляди, Берни!

– Что еще?

– Кто бы подумал, что она такая неряха! Всегда так классно одета.

Я вошел за Каролин в гостиную посмотреть, о чем она говорит. В комнате царил дикий хаос, словно на нее сквозь трубу в камине обрушился сбившийся с курса тропический ураган. Диванные подушки были разбросаны. Ящики стола выдвинуты, а их содержимое раскидано по обюсонскому ковру.

Сдернуты со стен картины, сброшены с полок книги.

– Типичное ограбление, – сказал я; Каролин растерянно оглядывалась вокруг. – Точно, нас опередили.

– А может, они еще здесь, Берни? Нам лучше смыться.

Я поспешил в переднюю проверить дверь. Как только мы вошли, я запер все три замка и еще накинул цепочку, на всякий случай. Замки были заперты, цепочка на месте.

Странно!..

Если грабители вошли через входную дверь и заперлись изнутри, то отчего они не накинули еще и цепочку, как это потом сделал я? Если они ушли до нас, стали бы они запирать дверь снаружи? Я обычно так и поступаю, но не в моих правилах оставлять квартиру в таком состоянии, словно по ней пронеслось стадо гадаринских свиней с вселившимися в них бесами, о чем говорится в Евангелии от Марка. Учинившие подобный разгром в доме просто-напросто взламывают двери, но не запирают их после себя.

А что, если... Впрочем, не стану распространяться о вероятных ситуациях. Их тут вагон и маленькая тележка.

Я легонько отстранил Каролин и пошел искать проклятое радио. Буфету из черного дерева в столовой досталось не меньше, чем столу в гостиной. Такая же незавидная участь постигла и кухню. Однако на столе для разделки мяса стоял «панасоник» и ревел во все транзисторное горло. Я обернулся к вошедшей за мной Каролин, приложил палец к губам и выключил приемник посреди болтовни о недавнем повышении цен на нефть.

Я закрыл глаза и стал вслушиваться. Настала такая глубокая тишина, что я бы услышал, как муха пролетела. Но никто не пролетел.

– Ушли, – сказал я.

– Откуда такая уверенность?

– Я бы услышал их. Грубо работают.

– Давай уйдем!

– Подожди.

– Ты с ума сошел, Берни! Если они убрались, значит, сюда топает полиция. Все равно тут нечего больше брать. До нас все обчистили.

– Совсем не обязательно.

– Раз серебришка нет, хоть нержавейкой поживиться – так, что ли? – Каролин поднималась за мной по лестнице. – Неужели надеешься что-нибудь найти?

– Надеюсь. Может, коллекция монет или драгоценности.

– Где ты собираешься искать?

– Вот это по делу. Где у них сейф?

– Почем я знаю.

– Ну вот и будем его искать.

Долго искать сейф не пришлось: наши предшественники содрали со стен все картины. Мы осмотрели библиотеку и гостевую спальню на втором этаже и поднялись на третий. Сейф был в хозяйской спальне. Сонный, пасторальный пейзаж, прикрывавший его, валялся на полу вместе с содержимым обеих прикроватных тумбочек и осколками стекла от светового окна в крыше. Ага, через это окно эти жалкие воришки и влезли в дом, сразу сообразил я, через него и вылезли, таща за собой свою добычу. Выходит, они и не думали запирать входную дверь, потому что вообще к ней не прикасались. С тем «рэбсоном» в двери они бы год прочикались, не меньше.

А уж с сейфом в стене они и подавно не сумели справиться, как ни старались. Вокруг наборного диска виднелись глубокие зазубрины: колотили чем-то металлическим и тяжелым, стараясь вышибить замок. К счастью, не было следов ацетиленовой горелки, хотя я думаю, что и горелка бы не помогла. Сейф был крепкий как броня, а замок – произведение искусства, и только.

Я начал потихоньку вращать туда-сюда наборный диск. Каролин топталась рядом, снедаемая отнюдь не праздным любопытством. Потом она поняла, что действует мне на нервы, и сказала, что пойдет посмотрит что где. Я обещал ей свистнуть, когда открою эту штуку.

Мне пришлось-таки немного попотеть. Я стянул с рук перчатки. Говорят, что кончики пальцев делаются более чувствительными, если слегка потереть их песком, но это чушь собачья. Да и не стоит усложнять себе жизнь, она и без того сложная. Доверившись интуиции и призвав на помощь все свои знания – а только их неразрывное сочетание обеспечивает успех в нашем занятии, – я медленно поворачивал диск то вперед, по часовой стрелке, то назад, против нее, и вот наконец на место стала, как это чаще всего и бывает в замках с шифром последняя цифра, а за ней постепенно, одна за другой, и три другие. Я перевел дыхание, снова натянул перчатки, протер места, к которым прикасался, и свистнул Каролин.

Она пришла с каким-то оттиском, оправленным в рамку.

– Шагаловская литография, – сказала она, – с его подписью и пронумерованная. Думаю, несколько сотен стоит. Взять?

– Бери, если хочешь, только без рамки.

– Как раз в твой дипломат влезет. А у тебя как, продвигается?

– Сейчас вот еще пару цифр наугад поставлю. – Я набрал по порядку весь четырехзначный шифр, услышал легкий щелчок – то ли в голове, то ли в замке, – повернул ручку и открыл дверцу сейфа.

Мы вышли из дома тем же путем, что и вошли. Само собой, можно было вылезти через световое окно, но зачем? Перед уходом я зашел в кухню и снова включил транзистор. По радио шла реклама, навязчиво предлагавшая вам набор из трех долгоиграющих пластинок с записью сотни самых знаменитых танцев пятидесятилетней давности. Сообщался также номер телефона фирмы для бесплатного звонка за дополнительной информацией, но я почему-то не кинулся его записывать. Я снял цепочку, открыл дверь, и мы вышли. На площадке я попросил Каролин подержать дипломат, а сам, достав связку отмычек, аккуратно запер все три замка. В школе нам настойчиво внушали быть прилежными. А уроки детства не забываются.

Во дворике по-прежнему раздавался мягкий плеск фонтана, и цветы на клумбах были так же хороши... Я стянул с рук резиновые перчатки и сунул их в задний карман. Каролин сделала то же самое. Я взял у нее дипломат, и мы прошли темной аркой к чугунным воротам. Изнутри они отпирались поворотом ручки, недосягаемой с улицы. Я притворил за нами дверцу. Раздался щелчок, замок был заперт.

На противоположной стороне улицы худощавый молодой человек с рулоном туалетной бумаги в руках подбирал за своим эрдельтерьером. Он не обратил на нас ни малейшего внимания.

На углу Девятой авеню Каролин сказала:

– Кто-то еще пронюхал об их поездке. И о том, что едут с собакой. А может, случайно забрались? Лазали по крышам, и...

– Не похоже, что случайно.

– Вообще-то да, не похоже. Значит, Ванда еще кому-то проболталась. Но это не от меня идет, Берни, я никому ни слова не говорила, правда.

– Люди – существа словоохотливые, а у хорошего вора-взломщика ушки на макушке. Народ чешет зубы, а он мотает на ус. Если бы мы первыми туда попали, поживились бы что надо, это факт. Зато вот теперь идем налегке и чистые, вне подозрений. Эти дурни такой разгром учинили, что и солдатам Кромвеля не снился. Полиция в два счета их выследит и все на них спишет. Нас там словно и не было.

– Я тоже об этом подумала. Как тебе Шагал?

– Я не успел как следует разглядеть.

– Не повесить ли мне его у себя в квартире?

– Где именно?

– Может быть, над плетеным креслом?

– Там, где у тебя сейчас «Индийская авиакомпания» висит?

– Нуда. Я подумала, хватит мне туристическими плакатами забавляться. А для Шагала можно было бы новую рамку заказать, но вот не знаю...

– Посмотрим, что лучше подобрать.

– Угу. – Мимо нас проехали три таксомотора, и все три закончили свою смену. – Я потому его взяла, что надо же было что-то взять. Не хотелось уходить с пустыми руками.

– Я тебя понимаю.

– Я подумала: дай-ка по ящикам пошарю, пока он там с сейфом. Но эти подонки все ящики обчистили. Мне так обидно стало, будто я так, сбоку припека.

– Не расстраивайся, слышишь?

– Вот я и стащила Шагала.

– Мне кажется, он будет потрясающе смотреться над твоим креслом.

– Посмотрим.