"Вавилонская блудница" - читать интересную книгу автора (де Куатьэ Анхель)Часть втораяСэм проснулся, глянул на часы. Надо вставать. Сил никаких, но надо. Повернулся, посмотрел на вторую половину постели. Пусто. Одеяло откинуто, простыня слегка смята, на подушке длинный женский волос. Пощупал. Холодно. «Она, что, ушла?!»– задав себе этот вопрос, Сэм не понял – обрадовался он такому исходу или нет. Странное чувство. Сэм встал, натянул трусы. Его взгляд автоматически зафиксировался на собственном отражении в зеркальной двери шкафа. Очень ему идут эти трусы. Хорошее, загорелое тело. Пресс идеальный. Грудь надо чуть-чуть подкачать, и самую малость – икры. Выглянул в окно. Солнечно. Потянулся, но это не доставило ему удовольствия. Прошел по коридору в кухню. Зашел и испугался. Не сильно и без особой причины. Как будто холодом по ногам. Нина сидит на высоком стуле, закинув ноги на стол, и курит. Она любуется утренним Манхеттеном. Из квартиры Сэма открывается очень неплохой вид. – А тебе идет моя рубашка, – сиплым после сна голосом сказал Сэм и свернул в ванную комнату. Опорожнил мочевой пузырь, обтер лицо теплой водой, прополоскал рот и рассмотрел себя в зеркало над раковиной. По утрам вокруг глаз стали появляться небольшие синие мешки. Так не видно, конечно. Но если приглядеться, то есть. Сегодня особенно. – Чай? Кофе? – Сэм заряжал кофеварку. – Спасибо, – лаконично ответила Нина. – Понятно, – недовольно ухмыльнулся Сэм. – А я буду кофе. Управившись с кофейным аппаратом, Сэм встал напротив Нины, облокотившись пятой точкой на кухонную столешницу. Сложил мускулистые руки на груди, закинул ногу за ногу. По идее, любая женщина, застав его в таком виде – загорелого, идеально сложенного, в трусах от Кельвина Кляйна, на залитой солнцем кухне, должна была бы зайтись от восторга. Но Нина не шелохнулась, даже не посмотрела в его сторону. Она продолжала пребывать все в той же вальяжной позе. Нина поочередно рассматривала то небо над Манхеттеном, то свои длинные, стройные ноги, лежащие на столе. И было видно, что оба эти объекта наблюдения доставляют ей истинное, неподдельное удовольствие. «Вот сучка!» – думал Сэм, глядя на Нину и вспоминая подробности прошлой ночи. Они занимались сексом с того самого момента, как познакомились – двадцать четыре часа назад. Диким, фантастическим сексом. Нина ведет себя в постели, как оголодавшая амазонка. Просто бешеная! Абсолютно без мозгов. Кажется, что она пребывает в состоянии непрекращающегося экстаза. Сексуальной истерики. Но… Но это только игра. Только. Правда, Сэм понял это лишь ночью. Днем, занимаясь с Ниной сексом в нетривиальных местах – в кинотеатре, в общественном туалете, под столом в закусочной, на смотровой вышке, в цветочной оранжерее – он этого не замечал. Там эта холодность глаз казалась соответствующей обстановке. У преступника должны быть холодные глаза. Это правильно. Но в постели, здесь, у него дома, ничего не изменилось. Нина продолжала быть холодной, показной. И хотя Сэм делал со своей стороны все возможное и невозможное, чтобы разжать эту скрученную в ней пружину, успеха он так и не добился. Нина, казалось, получала удовольствие только от одного: от производимого ею впечатления, от мужского шока. Но Сэм – тертый калач. Он и не такое видел! На галлюциногенах, стимуляторах люди еще и не так зажигают… Впрочем, тут вся проблема именно в этом – они с Ниной ничего не принимали. Если бы у нее хоть что-то было, Сэм бы заметил. Обязательно. У него нюх. Но нет. Она чистая. Хоть олимпийский допингтест проводи. Но что же тогда с ней такое?! У Сэма даже случился этой ночью приступ приапизма. Эрекция просто не спадала! Возбуждения, как такового, не было. Удовольствия – никакого. Но член стоял. Сэм не мог успокоиться. Но не сексуально, а психически. Нина занималась сексом, как мультяшный персонаж, как героиня японской анимационной порнографии. Она как нарисованная. Не живая. Машина. – У тебя проблемы с оргазмом? – спросил он. Нина обернулась и пригвоздила Сэма взглядом: – Нет. У меня нет проблем с оргазмом. – Но ты не кончаешь?.. – Сэм занервничал. – Ты хочешь сказать, что я с тобой не кончаю? – улыбнулась Нина. Этот ответ и эта улыбка привели Сэма в бешенство. Но он и виду не подал. У него железное правило: никогда не показывай женщине того, что у тебя на уме. Еще с малолетства Сам уяснил, что подобная откровенность ничем хорошим не заканчивается. Сначала ты рассказываешь женщине о себе, а потом она использует это против тебя. Намеренно и изощренно. Обязательно. Впрочем, хорошо, что она это сказала. Теперь Сэм может не задавать целую серию запланированных вопросов. И так все понятно. Она с ним соревнуется. Вчера весь день была как заведенная. Но это не потому, что он такой сексуальный. Просто он не сдавался. Ни на секунду. Он продолжал ее гнуть, а она делала вид, что это ее лишь возбуждает. Сэм должен был сдаться. Пасть на колени и восторженно застонать: «Боже мой, ты такая особенная! Ты меня затрахала! Как ни одна женщина! Я просто умер!». А Сэм ничего такого не сказал, даже вида не подал. Просто мчал всю дорогу, как на автомобильном ралли. Мчал, мчал, мчал… Он выдохся. А она даже не запыхалась. Ей, конечно, он этого не показал, но он выдохся. На его молчаливый вопрос в четыре часа утра: «Еще?» – торжествующая, властная, спокойная, даже безмятежная улыбка-ответ: «Сколько хочешь. Тебе меня не сделать!» – Никогда не мог понять, зачем женщины имитируют оргазм… – Сэм сделал ответный ход конем: едкость взамен на едкость. – Понравиться хочешь? – Я слишком влюблена в себя, чтобы хотеть этого… – Нинино лицо озарилось улыбкой юного Нарцисса. Сначала у них все было хорошо. Сэм рассказал новой подружке, что он актер. Он это делает всегда, и это почти всегда срабатывает. А когда понял, что девушка еще и с прибабахом, добавил, что играет в спектакле о маркизе де Саде женскую роль. Эта подробность на подобных женщин и вовсе действует безотказно. Женщины повернуты на том, чтобы мужчинa их «чувствовал». Но что значит – «чувствовать женщину»? Угадывать, чего она хочет? Нет, это не совсем то. Если слишком хорошо угадываешь, они начинают капризничать. Понимать их «женскую душу»? Ну, наверное… Хотя главное – просто притвориться женщиной. Сэм освоил это мастерство абсолютно. Но сегодня у него ничего не получалось. – А ты не пробовала просто отдаться? – Сэм сказал это грубо, почти с наездом, но не истерично. Нина удивленно посмотрела на Сэма. На миг ему показалось, что она не поняла, не расслышала его вопроса. – Просто отдаться мужчине? – повторил Сэм, но уже другим, выпытывающем тоном. – Потерять свое «я», раствориться в нем? Насладиться… Только секс… Или любовь? Влюбиться… – Отдаться?! – Нина вдруг расхохоталась. – Это когда я тебя трахаю?.. Первым его импульсом было желание убить Нину. Прямо тут, на месте. Но Сэм сдержался. Просто больная баба хочет вывести его из себя… Ничего не получится. Не на того напали. – Ты – меня? – Сэм скорчил улыбку высокомерного могущества из роли Короля-Солнца. – Забавно… Теперь нужно было сделать вид, что ему этот разговор наскучил. Он снова повернулся к своему любимому кофейному агрегату. Вода согрелась. Сэм нажал на кнопку, и в чашку полился отменный, дивно ароматный кофе. Сэм сел за стол. Нина потянулась и убрала с него ноги. – Или оставить? – улыбнулась она. – Как тебе будет удобно, – улыбнулся он в ответ. – Нет, как тебе, – почти пропела она и снова улыбнулась. – И ты говоришь, что все происходит. Как написано в твоей книге, – Сэм решил сменить тему разговора. – Да. – И там есть это утро? – Сэм даже не спросил – он выразил уверенность в своем сомнении, он сыронизировал. – Да. – И сегодняшний день? – Сэм как-то напрягся. Если бы он совсем не знал Нину, то было бы понятно, что она врет. Или просто так играет, забавляется. Но на Нину это не похоже. Ей нужно быть «бьюти и прити». Всегда. Поэтому врать, да так… Чтобы тебя взяли за задницу?.. Нет, это не в ее стиле. Не может быть! «Бьюти и прити» – личное выражение Сэма, он произносит его с особенным, специфическим акцентом. Это выражение характеризует человека, для которого состояние его ногтей, например, важнее третьей мировой войны. И не дай бог кто-то заметит, что с его ногтем на правом безымянном пальце ноги что-то не так! Он непременно умрет от пережитого стресса. У Нины, впрочем, особая форма «бьюти и прити». Ногти у нее тоже должны быть идеальными. Это факт. Но если с ними – с этими ногтями – что-то и случится, Нина убиваться не будет. Она улыбнется и скажет: «Только у Но, как бы там ни было, глупо так безбожно подставляться и врать. Ведь Сэм может легко ее подловить и вывести на чистую воду. Это же такой удар по реноме! Скандал! «Нина лгунья и фантазерша!» Неужели эта властная победительница, которая «его трахает», может так подставиться?! В это верится с большим трудом. – И сегодняшний день, – ответила Нина. – Он тоже там есть. В моей книге… Она сказала это так, словно сделала Сэму одолжение. Протяжно, нараспев, но без удовольствия. Абсолютная уверенность… – Нина, ты это серьезно? – Сэм чуть не прыснул со смеху. – Ты в своем уме?! Нина посмотрела на Сэма, как на полное ничтожество. – Сегодня мы пойдем в твою студию. Впрочем, не в твою. Это студия Клорис. Кстати, вопреки твоим опасениям, Клорис будет рада нашему знакомству. А вот твой друг – Раймонд – станет бледным, как полотно. Все закончится скандалом. Так будет сегодня. У Сэма закружилась голова. Он с трудом взял себя в руки. Откуда она может все это знать?! Про Клорис он ей не рассказывал. Или рассказывал?.. Нет, Сэм никогда не говорит девушкам, что его театральный режиссер – женщина. Это принцип. Про Раймонда?.. Что он друг Сэма? Ну, положим, она уже знала про нашу студию. Просто не призналась в этом. Тогда все встает на свои места – Клорис, Раймонд. Но откуда она знает, как он будет выглядеть?! И про скандал?! Впрочем, про скандал и про то, как он будет выглядеть – это она могла и придумать. Это неизвестно. Но ведь станет известно?! Рассчитывает на совпадение?! Или действительно все, о чем она говорит, – правда?.. Ее книга… Эти истории об Учителе, медитативных путешествиях. О том, что в детстве ее вывезли из России, потому что на ней лежит какое-то страшное проклятье, связанное с этой страной… – И по поводу секса, – Нина, словно ждала этой растерянности Сэма, словно специально ее добивалась. – Да, я кончаю во время секса. Что с того? Просто это не приносит мне никакого чувства удовлетворения. Когда мужчина начинает меня трогать, я вылетаю из тела и наблюдаю за этим со стороны. Мое тело занимается сексом – ему это нужно. Но я – нет. Я нахожусь сверху, и вижу все сверху. Это как порнофильм. Самый красивый порнофильм. Я в нем прекрасна… Но это низшие энергии. Они убивают. Это для низших существ. Секс в медитации – это другое. Когда ты выходишь из тела, и только в этот момент к тебе присоединяется другой. Ко мне приходит мой Учитель, и я наслаждаюсь Им. У духа нет пола. Это чистый обмен энергиями, никто ни у кого ничего не крадет. Нина говорила это так – с такой силой, с такой убежденностью в голосе, что Сэм вдруг почувствовал себя ничтожеством. Ничтожеством, которое на протяжении суток что-то из себя выжимало, пыжилось, старалось, а за ним просто наблюдали. На него смотрели, как на вещь, как на игрушку, предназначенную для достижения физиологической разрядки. И при этом он был как на экзамене, сдавал строгому судье нормативы. Она получала удовольствие, но не удовлетворение. Она утверждала над ним собственное превосходство и ненавидела. Она кончала, но не растворялась в оргазме. Она его сделала. Сэм это так не оставит. За ним ответный ход. Нина и Сэм уже были в мастерской Клорис. Огромное, жадно залитое солнцем пространство. На пятьдесят седьмом этаже небоскреба. Вместо стен – окна от пола до потолка. А вокруг – небо. Много неба. Полное ощущение полета. – А знаете, я летаю во время медитаций, – Нина нежно смотрела в глаза Клорис и держала ее за руку. – Вы ведь верите, что это возможно? Это настоящие путешествия! Нашего тела не существует. Мы можем летать, где и когда захотим! Я бываю в разных местах. Иногда там, где уже была. Но чаще – в неизвестных. Там интереснее. Я люблю все новое, необычное. И здесь, у вас, я уже была. Пролетала. Несколько месяцев назад. Мое тело находилось в Лондоне, а дух направился через океан. О, Клорис!.. Путешествие над Атлантикой было фантастическим! Снизу безграничная водная гладь, сверху – такое же бескрайнее небо. И завораживающее ощущение, когда ты с бешенной скоростью мчишься над поверхностью океана. Будоражащий запах морской роды и микроскопические брызги. Кончик твоего носа всего в нескольких сантиметрах… И ты смотришь туда, в глубину. А потом переворачиваешься, и тебе открывается небо! Теперь уже оно любуется твоим полетом… И вот я так летела, летела. И мне уже хотелось, чтобы это никогда не заканчивалось. Я подумала – куда я лечу? Зачем мне в Америку? Зачем мне к людям? Лучше я буду здесь, как белая чайка, кружить между океаном и небом. Но нет, что-то звало меня. Подталкивало изнутри. И я поняла, что должна, пройти этот путь. До конца. И вот – Нью-Йорк. Я не ожидала. Даже испугалась. Он был совсем темный. Зачем я здесь?! Я пролетала между башнями небоскребов. Стало жутко. Захотелось немедленно выскользнуть из этого лабиринта. Скорее – обратно, к морю! Но вдруг я остановилась. Замерла, зависла между небоскребами. И почувствовала, что меня держит рука. Огромная, властная. Я подняла голову и увидела вторую руку – там, над океаном. Она стояла, похожая на церковь, увенчанную куполами. Между облаков, над водами. И я как бы услышала – «Стой! Остановись!». Машинально, не знаю почему, я повернула голову… И увидела вас! Да, Клорис! Да! Я увидела вас! Я была вот здесь, прямо вот здесь, за окном. И я видела вас! И я поняла, что должна обязательно найти вашу студию. Приехать к вам. Во что бы то ни стало! И я нашла, Клорис! Я нашла! – Странно, что это было ночью, – как-то вдруг озадачилась Клорис, подыскивая подходящее объяснение возникшей нестыковке Нининого рассказа с реальностью. – Я панически боюсь бывать здесь ночью. Но, впрочем, вы же не отсюда, вы могли не понять, перепутать. Возможно, это была и не ночь… – Я думаю тут другое, – Нина чуть понизила голос и стала говорить тише, а ее лицо обрело заговорщицкие черты. – Возможно, это были не вы, а… ваш дух. Наши души во сне путешествуют. И, наверное, ночью ваша душа приходит сюда, чтобы творить! Вы поэтому и боитесь бывать здесь ночью, Клорис! Ночью тут живет ваша душа! Ночь – это ее время. Она творит, Клорис! Она творит здесь по ночам, пока ваше тело спит. Она творит, вдохновляясь потрясающим ночным видом, который открывается из этих окон! – Вы прекрасны, Нина, прекрасны! – воскликнула Клорис. – Я так рада, что встретила вас! У вас потрясающая энергетика! Потрясающая! – Что вы, Клорис! – замахала руками Нина. – Это вы, это все вы! Я так впечатлена нашей встречей! Все правильно! Я должна была к вам приехать! Это знак судьбы! Вы ведь верите в Судьбу, Клорис? – Когда я вижу вас, золотце, да! Клорис – низкорослая, полная женщина с редкими, всклокоченными, крашенными в рыжий свет волосами. На вид – лет шестьдесят, шестьдесят пять. Одета слегка мужиковато – в обтягивающие штаны, которые кажутся просто огромными. Поверх тонкой блузки, смело открывающей грудь, незастегивающийся пиджак. И множество странных украшений под самой шеей – какие-то подвески, кулоны, амулеты. – И вы действительно пишите книгу о Саде! – продолжала восхищаться Клорис. – Невероятно! Просто невероятно! Хотите порежиссировать сегодня? – Ну что вы! Я была бы счастлива! Но как я могу?! Нет, конечно нет! Это было бы восхитительно! – Мальчики, – командным голосом позвала Клорис. – Раймонд, Сэм, Мартин! Живо сюда! По разным углам комнаты отдельно друг от друга сидели трое мужчин. По зову Клорис они встали, словно зомби, и медленно подошли к двум женщинам, расположившимся на большом красном диване. Раймонд – белый как полотно. Он не смотрит ни на Сэма, ни на Мартина. Он смотрит как-то странно перед собой. Кажется, что если рукой провести у него перед лицом, он ничего не заметит, не среагирует. В крайнем случае, потеряет сознание и упадет. Сэм напряжен. Он самый красивый из них всех. Гнев ему идет. Мускулистый, загорелый. Желваки играют на скулах. Взгляд бешеный, как у хищника, оказавшегося в клетке. Кажется, дай ему сейчас боксерскую грушу, он и ее отправит в нокаут. Мартин, обычно похожий на гигантскую каплю, которая свешивается неизвестно откуда и неизвестно когда упадет, сегодня, напротив, как-то особенно энергичен. Складывается впечатление, будто бы он что-то празднует. Какое-то торжество… Он единственный смотрит на Нину. – Каждый раз мы делаем с текстом Мисимы новое упражнение, – Клорис поднялась с дивана и взяла Нину под локоть. – Мне важна не драматургия пьесы. Это все искусственное. Мне важна драматургия текста. Как актер переживает текст. Что происходит с актером, когда он соприкасается со словами. Дорогая, я понятно рассказываю?.. – Абсолютно! И вы настолько правы! – воскликнула Нина. – Я даже думаю, что в этой пьесе и персонажей-то нет. Один сплошной текст! Как мантра. Герои созданы только для видимости. Ведь мы так никогда и не узнаем, что у них на самом деле за душой… – Боже мой! – Клорис была в непередаваемом восторге. – Не может быть! Вы тоже так думаете! Чудо! Чудо! Мне вас Бог послал, дорогая! Право, право! Можно я вас поцелую, Нина? Можно? – О да, конечно! Они расцеловались. – Ну, тогда все! Все-все! – затараторила хихикающая от удовольствия Клорис. – Нина, вы все знаете лучше меня. Давайте! Я буду наслаждаться! Какой кусок вы возьмете?.. – Я думаю, – монолог графини о стране порока? – предложила Нина. – Да! Замечательно! Прекрасный выбор! – Клорис плюхнулась на диван. – Пусть они выдергивают друг у друга фразы… Как вы думаете, Нина? Пусть вырывают! – И даже пусть дерутся! – глаза Нины вспыхнули холодным, мертвым светом. – Валяются на полу! Рвут друг друга на части! – Вы гений, Нина! Вы – гений! – Клорис вся светилась. – Давайте! – Я не помню слов, – соврал Сэм. – Мне нужен текст. Он пошел в сторону двери. Медленно, оглядываясь по сторонам, как человек, желающий показать, что он хозяин этой территории. Взял сумку, начал рыться в бумагах. – Слова? – Раймонд, бывший до этой секунды как в ступоре, стал вдруг похож на разбуженного лунатика. – Нужны слова?.. Что мы играем?.. – «Страну порока», – ухмыльнулся Мартин, казавшийся сейчас эталоном спокойствия и душевного равновесия. Раймонд вздрогнул, заметив Мартина рядом. – Мне тоже нужны слова, – сказал Раймонд, отошел чуть в сторону и принялся перебирать какие-то бумаги, стопкой лежавшие у дивана. – Мальчики! – рассердилась Клорис. – Да что с вами такое?! Куда?! Как вы забыли слова! Какая ерунда! Мы уже второй год работаем с этим текстом! Не может быть! – Давайте я начну, а они пока вспомнят, – предложил Мартин. – Да, пожалуйста, – сказала Нина и улыбнулась. – Только сядьте на пол. И я с вами рядом. Со слов – «Альфонс болен…» Только тихо, шепотом… Мартин сел на пол и зашептал: – Альфонс болен… Но если отвести от него людской гнев и приложить все усилия к исцелению… Господь смилостивится… Рано или поздно… Счастливые дни еще вернутся… – Хорошо, очень хорошо, – прошептала Нина. Она тоже сидела на полу, напротив Мартина. Лицом к лицу. И дикими глазами смотрела в его глаза. Он улыбался. – Но как нам убедить больного?.. – продолжил Мартин, стелясь по полу своим грузным телом, словно змея. – Как избавить его от недуга, если недуг этот доставляет ему наслаждение?.. Болезнь маркиза сладостна, в этом все дело… Постороннему глазу его недуг кажется ужасным, но за острыми шипами скрывается благоуханная роза… – Потрясающе… – прошептала Клорис, глядя на то, как Нина, также стелясь по полу, повторяет движения Мартина. – Раймонд, продолжай! Раймонд сидел на корточках, рядом с диваном. По команде Клорис он поднял голову и странно посмотрел на эту извивающуюся перед ним пару – Нину и Мартина. – Подумать только… А я ведь уже очень давно, очень давно знала, куда это приведет! – голос Раймонда дрогнул, ему показалось, что текст пьесы зазвучал в его устах слишком двусмысленно. – Я видела этот зловещий плод, ныне наполненный ядовитым соком, когда он был еще совсем зелен. Почему я не раздавила его тогда?.. – Сэм, теперь ты! – приказала завороженная Клорис. Сэм все еще продолжал стоять у дверей, метрах в пятнадцати от остальных. – Полагаю, что, если бы вы его раздавили, – прокричал он оттуда, – Маркиз бы просто умер! Плод, о котором вы говорите, это апельсин. Только вместо сока в нем алая кровь Альфонса… Сударыня, мой авторитет в области порока настолько велик, что имеет смысл послушать меня со вниманием… Сэм сказал это так, словно сейчас он действительно расскажет всю правду. Правду о Нине!.. – Мартин… – прошипела Нина, требуя, чтобы он немедленно продолжал. – Порок – это целая страна, – Мартин улыбнулся, продолжая смотреть Нине в глаза. – Страна, в которой есть абсолютно все: хижины пастухов, ветряные мельницы, ручьи, озера… Впрочем, там есть и глубокие ущелья, пышущие огнем и серой, дикие пустыни. Вы найдете там заброшенные колодцы и дремучие леса, в которых обитают хищные звери… Вы следите за моей мыслью?.. – Да! – подхватила Нина. – Это поистине необъятная страна, процветающая под покровительством небес. И что бы ни стряслось с человеком, причины следует искать там, в той стране… Я расскажу вам о своем детстве… Вы сможете лучше меня понять. Ребенком и даже позднее, уже девочкой-подростком, я смотрела на мир как бы через подзорную трубу… Но только повернутую раструбом к себе. Так научили меня родители и все окружающие… Так велит общественная мораль и традиционное воспитание… – Я смотрела в эту перевернутую подзорную трубу, – прервал ее Раймонд и так неожиданно, так эмоционально, что все вздрогнули. – Я смотрела в эту перевернутую подворную трубу и видела очаровательные газоны, совсем крошечные, с зелененькой травкой, Вокруг нашего дома. Моей детской душе было хорошо и спокойно от этого невинного, игрушечного пейзажа. Я верила, что, когда вырасту, газоны просто станут пошире, а травка повыше. И я буду жить так же, как все вокруг – счастливо и безмятежно… Но вдруг, сударыня, в один прекрасный день со мной происходит нечто… – Без всякого предупреждения, – кричит Сэм и, угрожающе топая ногами, идет на Нину, – без малейшего намека – просто приходит, и все! Внезапно осознаешь, что смотрела на мир не так! – Что, оказывается, глядеть-то надо было не в большое окошечко, а в маленькое! – фальцетом кричит Раймонд и вскакивает. – И все в твоей жизни переворачивается! В глазах Нины зло и испуг. Она переворачивается на спину и замирает, опершись на руки и поджав ноги. – Я не знаю, когда это открытие сделал маркиз, – говорит Нина, глядя с пола на двух нависающих над нею мужчин – Раймонда и Сэма. – Но такой день был и в его жизни… Наверняка был… Неожиданно его взору открылось то, о чем он и не подозревал! Он увидел, как из далеких расщелин поднимаются языки желтого пламени… Он заглянул в кроваво-красную клыкастую пасть зверя, высунувшегося из чаши… И он понял: его мир безграничен, и есть в этом мире все. Абсолютно все! И потом ничто уже не способно было удивить маркиза… – А марсельская история с отравленными анисовыми конфетами, которую вы упомянули, – Мартин встает с пола, как бы закрывая собой Нину от Раймонда и Сэма, – Что ж… Это совершенно невинный эпизод… Мальчик, играя, оборвал бабочке крылья… Только и всего… Повисла тяжелая пауза. Словно смерть зашла сейчас в эту залитую солнцем студию и трижды взмахнула своими черными крыльями. Трое мужчин стояли вокруг одной лежащей на полу женщины и с ненавистью смотрели друг на Друга. – Все равно я ничего в этом не пойму, – Клорис продолжила с дивана текст пьесы. Она сказала это медленно, вдумчиво, словно догадалась, что все развернувшееся перед нею действо имеет глубокий подтекст. – Ничего не пойму… Как бы красноречиво вы ни объясняли… – Занавес! – крикнул Мартин и, то ли по собственному решению, то ли не выдержав направленных на него взглядов, опустился, чтобы поднять с пола Нину. Нина вскочила на ноги и отряхнулась. – Мартин, вы потрясающий! – руки Нины были на его плечах, она смотрела Мартину в глаза и льнула к нему всем телом. – Я была просто заворожена! Величайший талант! Вы гений, Мартин! Сэм и Раймонд стояли у нее за спиной и с ненавистью смотрели на Мартина. Сэм уже знает, что Раймонд страстно влюблен в Нину. Раймонд понял, что Сэм спал с ней, как только те появились в студии на репетиции. Только Мартин думает, что «он их сделал» как актер… Раймонд смотрел ей в глаза. У Нины прекрасные глаза. Она сама не знает, какие у нее прекрасные глаза. Она говорит, что любит себя. Но это неправда. Раймонд любит Нину. Вот это правда. Он понял это. Понял, что любит ее, сегодня, во время этой странной, ужасной, глупой репетиции. Он столько пережил за последние дни, столько передумал… А сегодня, наконец, все встало на свои места. Он смотрел на Нину, когда она пришла. Смотрел не отрываясь. Она была измучена, истощена, вывернута наизнанку. Своим цинизмом Сэм вынул из нее душу! Конечно, у нее ведь такая светлая и ранимая душа. Он умеет. А потом Мартин… Это чудовище. Ничтожество и чудовище. Теперь Раймонд даже руки ему не подаст. Никогда! Господи, а Нине пришлось валяться с ним на полу и пытаться быть милой! Но ничего, Раймонд заберет Нину и спрячет. Да, он спрячет ее от мира, от всех этих людей. Мир всегда был жесток к Нине. Она переплыла океан боли. Но нет, теперь все изменится. Раймонд будет о ней заботиться. Он будет работать, а Нина сможет писать свои книги. Спокойно, ни о чем не думая. Конечно, ее книга станет бестселлером. Конечно! Но даже если и нет – не беда! Не это главное. Главное, чтобы ей было хорошо. А Нине будет хорошо. Обязательно! Потому что Раймонд все сделает. Все. Ведь он ее любит. И даже если еще вчера он сомневался, не был уверен, то теперь он знает, знает точно – он любит Нину. Любит, как никто другой. И он вернет ее. Он скажет ей, как он ее любит… Как она ему дорога… Как ему важно, чтобы она была с ним… Всегда. Он будет защищать и любить ее, он сделает ее счастливой… Но почему она связалась с Сэмом? Это опрометчиво. Это очень опрометчиво! Он же обычный бабник! Просто пользуется женщинами. Он их не любит. Он упражняется с ними. Он таким образом сам себе доказывает собственную мужскую состоятельность. У него даже блокнот есть, в который он записывает всех своих бесчисленных сексуальных партнерш. Это целый телефонный справочник! – Почему, Нина?! Почему ты с ним?! – Раймонд наконец задал Нине этот, мучивший его вопрос. Ему удалось вывести ее на лестницу и поговорить. – Ты не понимаешь, я пишу книгу! – жестко, холодно прошипела Нина и стала как-то уходить, отодвигаться от Раймонда. – Что с того, Нина?! – он растерялся. – Ты с ним спала! А ему на тебя наплевать. А я люблю тебя, Нина… Понимаешь – люблю! – Вот, вот! – закричала она и отошла еще дальше, к лифтам. – Что «вот-вот»?! – Ты должен был так сказать! – Нина тыкала в Раймонда пальцем. – Так в моей книге! – Нина, что ты говоришь?! Что ты говоришь, Нина?! – на глазах у Раймонда выступили слезы. – В какой книге?! О чем ты? Я же люблю тебя! Вот ты, а вот – я. И я люблю тебя. Какая книга? Причем тут книга?.. – Любишь?! Ты это так называешь?! Да ты просто эгоист, Раймонд! Ты просто эгоист! Ты не понимаешь, насколько это для меня важно! Как это для меня важно! Дико важно! О чем мы с тобой говорили?! О чем?! Раймонд растерянно помотал головой: – О чем мы с тобой говорили, Нина? – Ты должен любить себя! Понимаешь?! – заорала Нина. Она наклонилась вперед, словно от острой боли в животе, и схватила себя на волосы. – Я столько сил потратила, чтобы объяснить тебе это! Столько сил! Всю душу! Ты должен любить себя! Иначе ты будешь ужасным актером! Ужасным! – Господи, Нина, но причем тут это? – Раймонд бессильно, непонимающе улыбнулся. – Я тебе о другом говорю… Тебе не понравилось, как я сыграл сейчас? Но я ведь и не играл. Я думал о тебе, Нина. – А ты должен думать о себе! – у Нины началась настоящая истерика. – Понимаешь, Раймонд?! Ты должен думать о себе! Ты должен быть средоточием энергии. Центром силы. Чтобы тобой хотелось любоваться. Понимаешь?! Я могу любить только талант, Раймонд. Я не могу любить просто человека! Для этого я слишком люблю себя! – Но я хороший актер, Нина… Нормальный… – от ужаса Раймонд даже попятился. – Ты же сама говорила три дня назад… – Что я говорила?! – черты ее лица заострились: губы натянулись и стали тонкими, брови выгнулись, глаза превратились в щелки. – Я говорила, что ты должен любить себя, Раймонд! Вот, что я говорила! Ты просто вампир! Ты – вампир! Ты выжал из меня энергию! Покушал и выплюнул! Когда я смотрела на твою игру сегодня… Это было ужасно! Ты разочаровал меня! Разочаровал! Я чувствую себя грязной с тобой! Я чувствую себя грязной! – Нина, пожалуйста… – у Раймонда полились слезы. Он сделал несколько шагов к ней навстречу. Он протянул к ней руки. Словно его прикосновение все изменит… – Ты уничтожил мою жизнь! Уничтожил! Я думала, ты актер… Моя книга… – Но я хороший актер, Нина, правда, – Раймонд говорил не шепотом, но тихо, еле слышно – слезы сдавили ему горло. – Но я не верю тебе, Раймонд! Понимаешь – не верю! – Но как мне доказать тебе, Нина? – его руки опустились, повисли, как плети. Он пытался поднять их, но тщетно – в них словно залили тонну свинца. – Как мне доказать тебе это? Нина… Раймонд судорожно пытался понять, что он может сделать. Как ему успокоить Нину? Как доказать ей, что он хороший актер? Это же так субъективно, так индивидуально… Показать записи? Попросить кого-нибудь рассказать о его работах? Кого-нибудь из режиссеров? Кого-нибудь, с кем он играл? Нет, это глупо. Как ему доказать?! Это же настолько личное… Но ведь она же сама… Еще несколько дней назад она говорила о его таланте, восхищалась его этюдами… Что случилось? Неужели он так плохо сыграл сейчас? Но он и не играл! Он думал совсем о другом. Совсем! Он думал о ней – о Нине! – Нина, а кто хороший актер? Кто?! Может быть, Мартин? Или Сэм? О чем ты вообще говоришь?! – Да, да! – заорала Нина и затопала ногами. – Да, Мартин гениальный актер! Просто гениальный! То, что он сейчас делал – это что-то особенное! Особенное! Я была потрясена! Он – чудо! Я влюбилась в него! Просто влюбилась! Он – гений! – Мартин?.. – Раймонд потерял дар речи. – Постой, ты это серьезно? Мартин?.. – Ах, вот вы где! – довольный Мартин появился из дверей студии. – Скучаете?.. – Мартин, пожалуйста, забери меня отсюда, – Нина кинулась по направлению к двери. – Мартин, я не могу здесь находиться. Я задыхаюсь, Мартин! Забери меня отсюда! – Да-да, конечно! – Мартин засуетился, как рождественский гусь перед закланием. Эта ассоциация с рождественским гусем возникла у Раймонда случайно, но она была настолько точной, настолько ясной и осязаемой, что он даже вздрогнул. – Мартин, она убьет тебя. Мартин, она убьет… – сказал вдруг Раймонд. Он сказал это случайно. Сам не ожидал от себя такого. Не понимал, почему это пришло ему в голову. Но он вдруг настолько отчетливо увидел Мартина – зафаршированного, на противне, в фольге, с приправами… – Сейчас, только возьму сумку, – Мартин его не слышал, он был слишком воодушевлен. Благодаря Нине он за десять секунд превратился из привычного неудачника и аутсайдера в звезду их театральной группы. Конечно! А как же иначе! Он ведь – талант! Просто его никто не слушал. Да и вообще, как с ними, со всеми ними… – Что у вас тут происходит? – на лестницу вышел и Сэм. – Нина, ты уходишь? – Я не могу находиться в одном помещении с такими людьми. Это омерзительно. Примитивные существа, – Нина говорила тихо, но с невероятной силой, глядя в пол и как-то странно заступая за Мартина. – Мне просто плохо. Мне просто физически становится плохо. Мартин… – Все, в лифт, – скомандовал Мартин. – Уезжаем. Пока! До завтра. Двери лифта закрылись. Они остались на площадке вдвоем – Сэм и Раймонд. – Вот сучка! – зло сказал Сэм. – Нравятся тебе «медведи», значит. Все понятно. – Не смей! – закричал Раймонд. – Ты ничего не понимаешь! |
||
|