"Брачные игры" - читать интересную книгу автора (Фэйзер Джейн)

Глава 8

Честити быстро шагала по улице в наглухо застегнутом пальто. Меховой воротник она подняла до ушей, шляпку надвинула на лоб, , руки спрятала в перчатки на меху. На ее ногах красовались высокие ботинки на пуговках. Но даже такие ухищрения не спасали от ледяного ветра, развевавшего концы ее шарфа. Изо рта у нее вырывался пар, щеки и кончик носа покраснели от холода.

Угловой магазинчик миссис Бидл казался благословенной гаванью. Честити вошла внутрь и поспешно захлопнула за собой дверь. Остановившись посреди комнаты, она вдохнула теплый воздух, насыщенный запахами пряностей и свежей выпечки.

На звук колокольчика из-за занавески, отделявшей магазин от кухни, показалась миссис Бидл.

– О, мисс Чес, – просияла она. – Да вы совсем замерзли. Входите и выпейте чашечку горячего какао. Я только что вынула из плиты кекс. – Она подняла откидную крышку прилавка.

– Я уже чувствую запах. – Честити похлопала ладонями, чтобы восстановить кровообращение в онемевших, несмотря на теплые перчатки, пальцах. – Что может быть лучше в такую погоду, чем какао с кексом? – Она зашла за прилавок, опустив за собой крышку, прежде чем последовать вместе с миссис Бидл за занавеску, в кухню.

– О, как здесь уютно! – воскликнула она.

– Садитесь поближе к плите, милочка. – Хозяйка поставила на огонь кастрюльку с молоком. – Там на полке для вас найдется пара писем.

– Спасибо. – Честити взяла письма и опустилась на стул, придвинув его к плите. Оба конверта адресованы «Леди Мейфэра». Сунув их нераспечатанными в карман пальто, она сняла перчатки и размотала шарф. – На улице такой ветер, что все прохожие просто посинели от холода.

– Да, сегодня маловато посетителей. – Миссис Бидл отрезала большой кусок кекса с клубничной начинкой. – В такой холод лучше сидеть дома. Угощайтесь, мисс Чес. Сейчас заварю какао.

Честити с благодарной улыбкой взяла тарелку. Хозяйка насыпала какао в кружку, залила его кипящим молоком и энергично перемешала. Затем поставила кружку на табурет рядом со стулом гостьи.

Честити вдохнула густой аромат напитка и отломила кусочек кекса.

– Как поживаете, миссис Бидл?

– Неплохо, дорогая, – добродушно ответила пожилая женщина. – Перед Рождеством дела всегда идут бойко.

– Интересно, выпадет снег в сочельник? – Честити наслаждалась неспешной беседой в теплой кухне. Снова звякнул дверной колокольчик, и миссис Бидл, извинившись, скрылась за занавеской.

– Давненько вы не приходили, доктор, – радостно встретила она пришедшего, войдя в магазин. – А я уж решила, что вы нас совсем покинули.

– Я переехал на прошлой неделе, миссис Бидл, – пояснил Дуглас. – В центр Лондона.

Честити едва дышала, застыв на месте с куском кекса в руке. Вот уж воистину повезло! Явись она пятью минутами раньше или позже, то налетела бы прямо на доктора Фаррела. Интересно, как бы она объяснила свое присутствие в скромном магазинчике, служившем почтовой конторой для «Леди Мейфэра». Дуглас не настолько глуп, чтобы не обратить внимания, что знакомство с потенциальной невестой состоялось не где-нибудь, а в доме Честити Дункан. Можно не сомневаться, что он сложил бы два и два вместе.

– В центр Лондона? – восторженно переспросила миссис Бидл. – Я люблю там гулять, особенно на Рождество. Мне нравится рассматривать праздничные витрины. Так чего пожелаете, доктор?

– О, как обычно... мятных и лакричных леденцов, по фунту того и другого, если вас не затруднит, миссис Бидл. И еще я хотел бы оставить у вас письмо для передачи.

– Конечно, доктор. Просто положите его на прилавок, вон туда.

Честити, притаившаяся за занавеской, могла слышать, как хозяйка насыпает и взвешивает конфеты. Она Проглотила наконец кусок кекса и, слизнув джем с пальцев, потянулась за кружкой с какао, стараясь не производить ни малейшего шума. Не то чтобы она опасалась, что Дугласа заинтересуют звуки, доносившиеся из личных апартаментов хозяйки. Просто так она чувствовала себя спокойнее.

Вслед за обменом любезностями, сопровождавшими покупку, послышался звон дверного колокольчика, означавший, что посетитель ушел. Миссис Бидл вернулась в кухню с письмом в руке.

– Какое совпадение, мисс Чес! – воскликнула она. – Доктор Фаррел только что оставил письмо для «Леди Мейфэра». Разве не удивительно, что вы оказались здесь собственной персоной?

– Пожалуй. – Честити взяла протянутое письмо. – Но с другой стороны, в редакцию пишет немало народу.

– И то правда, – подтвердила хозяйка с несколько озадаченным видом. – Но писать письма в журнал для дам совсем не похоже на доктора. О чем он может писать в «Леди Мейфэра»?

– Не имею понятия, – сказала Честити. Сунув конверт в тот же карман, где уже лежали другие письма, она потянулась за шарфом и перчатками. – Я должна бежать, миссис Бидл. Большое спасибо за кекс и какао. Я так согрелась, что готова снова сразиться с холодом и ветром.

– Вот и славно, мисс Чес. Передайте мои наилучшие пожелания мисс Кон и мисс Пру.

– Обязательно. Мы, наверное, не увидимся до праздников, так что счастливого вам Рождества, миссис Бидл, и веселого Нового года.

– И вам того же, моя дорогая, – пожелала та, следуя за девушкой в магазин.

Честити отворила дверь и осторожно выглянула наружу. Дуглас, успевший добраться до ближайшего перекрестка, свернул за угол.

– До свидания, миссис Бидл.

Она помахала хозяйке рукой и вышла на улицу. Дуглас удалялся в направлении, противоположном тому, который вел к ее дому, однако Честити последовала за ним, даже не задумавшись. Она не хотела встречаться с доктором Фаррелом, но ей очень хотелось узнать, куда он направляется с двумя фунтами конфет.

Свернув следом за Дугласом, Честити увидела его высокую фигуру, энергично шагавшую по улице. Она подождала, пока он скроется за очередным углом, и, подхватив юбки, припустила бегом, стараясь не упустить его из виду.

Улицы становились все уже и грязнее. Людей встречалось мало, очевидно, из-за холодной погоды, но те немногие, кого она видела, были бедно одеты, а дети, выбегавшие из обшарпанных домишек, сверкали босыми пятками. Тем не менее Честити продолжала следовать за приметной фигурой доктора, который целеустремленно шагал вперед, не глядя по сторонам.

– Леди, леди... подайте пени... один пени, леди...

Честити настолько углубилась в свои мысли, подавленная окружающей нищетой, что не сразу услышала голоса, просившие подаяние. Обернувшись, она оказалась лицом к лицу со стайкой оборванных подростков с протянутыми руками.

Пошарив в карманах в поисках кошелька, она вытрясла на ладонь горсть мелочи, чувствуя на себе пристальные взгляды, следившие за каждым ее движением. При виде монет подростки подступили ближе. В их запавших глазах появилось хищное выражение. Честити ощутила беспокойство. Как она могла поддаться такому дурацкому порыву! Теперь даже пожелай она вернуться назад, вряд ли ей удастся найти обратную дорогу в хитросплетении глухих улочек. Придется открыться Дугласу, и бог знает как он отнесется к ее преследованию. Швырнув мелочь на землю, она бросилась бегом за своей ускользающей целью, оставив мальчишек сражаться за медные гроши, ползая на четвереньках.

Дуглас свернул в узкий переулок за церковью и остановился перед одним из домов. Он явно не подозревал, что она следует за ним, и Честити замедлила шаг, переводя дыхание. Доктор открыл дверь и исчез внутри. Колючий ветер нес по улице измазанную в навозе солому, обрывки бумаги, картофельные очистки и прочий мусор. Честити поежилась, чувствуя, как холод пробирается под теплое пальто. Не может же она стоять здесь до бесконечности! Распрямив плечи, Честити решительно подошла к двери и распахнула ее, шагнув в небольшое, тускло освещенное помещение, набитое людьми, в основном детьми и женщинами с изможденными лицами.

Она растерянно огляделась, ошеломленная видом человеческого несчастья, казавшегося настолько осязаемым, что она ощущала его запах. В комнате было одновременно холодно и душно, едкий дым от горевших в очаге углей смешивался с чадом масляных ламп. Дуглас стоял к ней спиной, склонившись над женщиной, сидевшей на шатком стуле с младенцем в руках. Взяв у нее из рук ребенка, он прислонил его к своему плечу привычным жестом, свидетельствующим о немалом опыте.

– Закройте дверь, – бросил он, не оборачиваясь, и Честите осознала, что все еще стоит на пороге, впуская холодный воздух в помещение.

Она хотела шагнуть назад, на улицу, затворив за собой дверь, но тут Дуглас оглянулся и недоверчиво уставился на нее, все еще придерживая своей большой ладонью головку младенца.

– Честити? Какого дьявола...

– Я заметила вас на улице и хотела подойти, – поспешно стала объяснять Честити, не дав ему закончить. – Но ко мне пристали какие-то подростки, требовавшие денег, и я испугалась. Глупо, конечно... – Она беспомощно замолчала, понимая всю неубедительность подобного объяснения своему бесцеремонному и явно нежелательному вторжению.

Младенец заплакал, переключив на себя внимание Дугласа. Он коснулся пальцами крохотного ушка, и ребенок отозвался жалобным воплем.

– Ну-ну, – протянул Дуглас, нежно покачивая малыша, мать которого взирала на него со смесью надежды и безысходности. – Кажется, он подхватил ушную инфекцию. Думаю, мы в силах ему помочь. – Он взглянул на женщину с успокаивающей улыбкой. – Пройдемте в кабинет, миссис Кроукер – С плачущим ребенком на руках он направился в соседнюю комнату. Мать последовала за ним.

Честити осталась стоять у входной двери, размышляя над тем, не выскользнуть ли ей за дверь и сделать вид, что она никогда сюда не приходила. Почувствовав, что ее дергают за юбку, она опустила глаза и увидела обращенное к ней бледное личико девочки лет четырех. Из покрасневшего носа малышки текло. Порывшись в сумке, Честити нащупала пакетик мятных леденцов, который всегда носила с собой, и протянула один девочке. Секунду та с подозрением смотрела па конфетку, затем схватила ее и быстро сунула в рот, словно боялась, что ее отнимут.

Дверь кабинета отворилась, выпустив миссис Кроукер с притихшим младенцем на руках. Следом появился Дуглас и поманил к себе Честити. Выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Провожаемая тусклыми безразличными взглядами, она последовала за ним в небольшую комнату, всю обстановку которой составляли стол, два колченогих стула, книжная полка и ширма в углу.

– Что вы здесь делаете? – требовательно спросил Дуглас.

– Я же сказала. Увидела вас и попыталась догнать, – ответила Честити вызывающим тоном, словно ее поступок был самый естественный на свете. – Мне нужно задать вам вопрос. Точнее, несколько вопросов.

Угольно-черные глаза доктора недружелюбно блеснули.

– И что же привело достопочтенную Честити Дункан в такую непрезентабельную часть Лондона?

– Я заходила к нашей старой служанке, бойко солгала она. – Она живет в Кенсингтоне, на Хай-стрит... над булочной. Мы с сестрами по очереди навещаем ее раз в месяц. Бедная старушка страдает от одиночества. Я как раз выходила от нее, когда увидела вас, и решила воспользоваться случаем, чтобы получить ответ на свои вопросы.

Дуглас недоверчиво воззрился на нее:

– И ради каких-то вопросов вы рискнули забраться так далеко?

– А что такого? – наивно осведомилась Честити. – По-моему, вполне естественно, увидев на улице человека, с которым хочешь поговорить, последовать за ним и постараться привлечь его внимание.

Дуглас нетерпеливо тряхнул головой.

– В таком случае почему вы не окликнули меня? – опять спросил он. – Как только увидели.

Хороший вопрос. Честити медлила, чувствуя, что правдивый ответ не встретит у пего понимания. Доктор не походил на человека, способного извинить простое человеческое любопытство.

– Я окликала, – опять солгала она. – Но вы шли очень быстро и, видимо, не слышали. А когда я сообразила, что заблудилась, мне ничего не оставалось, как следовать за вами. Кстати, что это за место?

Дуглас сжал губы при виде отвращения в ее глазах. Он словно услышал голос Марианны, задавшей ему тот же вопрос и тем же тоном.

– Боюсь, здесь не самое привычное для вас окружение, – произнес он с нескрываемым презрением.

Честити слегка покраснела.

– Думаю, и для вас тоже, – заметила она. – Оно совсем не похоже на Харли-стрит.

С минуту он молча смотрел на нее, словно на какую-то букашку под микроскопом, затем сухо ответил:

– Да. Но если вы постараетесь ничего не трогать и не слишком глубоко дышать, то, будем надеяться, не подхватите здесь какую-нибудь заразу.

Румянец на щеках Честити стал гуще. Может, она и явилась сюда без приглашения, но ничем не заслужила презрительной отповеди.

– Пожалуй, мне лучше нанять экипаж, – процедила она, пытаясь сохранить достоинство.

– Не будьте смешной, – оборвал ее Дуглас. – Не думаете же вы в самом деле, что в таком районе города можно встретить извозчика.

Честити сделала глубокий вдох и без всякого выражения произнесла:

– Если вы объясните мне, как выбраться отсюда и добраться до сколько-нибудь знакомых мест, я оставлю вас в покое. И. вы сможете заняться своими пациентами.

Дуглас не сразу ответил, но сердитая морщинка над его густыми бровями стала глубже. Ему только не хватало, чтобы дамочка из высшего общества совала нос в его дела! Если она начнет трепать языком, слухи разойдутся по всему городу. Интересно, много ли найдется богатых пациентов, которые пожелают иметь дело с врачом, который ведет прием в лондонских трущобах? Да они будут обходить его за версту! Но ущерб уже нанесен, и он не может с чистой совестью отпустить ее одну.

– Сомневаюсь, что вы сумеете выбраться отсюда, – заявил он наконец. – К тому же вы обязательно привлечете к себе нежелательное внимание. Я понимаю, что здесь не самое приятное место, но вам придется подождать, пока я смогу проводить вас домой. Сядьте вон туда. – Он указал на стул у окна.

Честити могла бы ответить, что находит подобное место не неприятным, а удручающим. То, что она увидела, вызвало у нее ужас и сострадание. Но если доктор Фаррел считает нужным разговаривать с ней таким саркастическим тоном, будь она проклята, если признается в том, что чувствует на самом деле.

– Я посижу в приемной, – повернулась она к двери.

– Я бы вам не советовал, – бросил Дуглас. – Там полно всякой заразы, которая только и ждет, чтобы наброситься на такой редкостный цветок, как вы.

– А как же вы? – Честити начала злиться. Она не могла понять, чем вызвана подобная враждебность. Конечно, у него есть основания для недовольства, но он заходит слишком далеко, и она не намерена терпеть его грубость. – Вам не кажется, что вы можете перенести инфекцию на людей, с которыми общаетесь в своей другой жизни, доктор Фаррел?

– Уверяю вас, мисс Дункан, что я принимаю все меры, чтобы не стать переносчиком заразы, – заверил он ее все тем же презрительным тоном.

Честити вышла в приемную и села на свободное место. Дети хныкали и вертелись, а их апатичные матери чередовали шлепки с объятиями. Все дрожали от холода. Честити раздала остатки леденцов, сожалея, что не захватила больше и считая такое угощение слабым утешением перед лицом общего несчастья. По крайней мере оно создавало у нее ощущение, что она оказалась не совсем бесполезна. Кутаясь в пальто, Честити сидела в своем углу, наблюдая за Дугласом, когда он выходил из своего кабинета и тихо переговаривался с очередным пациентом, прежде чем пригласить его войти.

Доктор разительно отличался от элегантного врача, обитавшего на Уимпол-стрит и Харли-стрит, и от человека, который обожал скрипку и мог быть обаятельным и остроумным собеседником, не говоря уже о вольностях, которые он себе позволил, подсаживая ее в карету. Определенно в лице Дугласа Фаррела она встретила доктора Джекилла и мистера Хайда (** Персонажи романа Роберта Льюиса Стивенсона.). Но почему он работает здесь? Может, все дело в том, что он не решается отказаться отданной практики, пока не обзавелся другой, более прибыльной, на Харли-стрит? Но разве здешние пациенты в состоянии платить за его услуги? Вряд ли.

«А что, если он сознательно сделал такой выбор?» – вдруг подумала Честити, глядя, как Дуглас опустился на колени перед пожилой женщиной с обмотанными тряпьем ногами. Придерживая ладонью бесформенную ступню, он размотал полоски ткани и осторожно ощупал распухшие лодыжки. Да ведь он относится к несчастным больным беднякам с любовью! А они ловят каждое его слово, не отрывая от него глаз и следя за каждым его движением. Но как совместить такую, почти библейскую сцену с доходной практикой на Харли-стрит? И почему он отнесся к ней с таким презрением, с такой враждебностью, если любит свое дело? Если гордится тем, что делает? Зачем вести себя так, будто его поймали за каким-то постыдным занятием?

Почти два часа Честити просидела у стены, стараясь казаться невидимой. Что ж, по крайней мере она разгадала загадку леденцов, решила она, заметив, что большинство взрослых выходят из кабинета доктора с лекарствами, а все дети без исключения – с горстями конфет. Наконец Дуглас пригласил последнего пациента, и Честити осталась в приемной одна. Продрогнув от долгого сидения на месте, она поднялась с обшарпанного стула и, подойдя к очагу, протянула руки к скудному пламени.

Дверь кабинета открылась, и она услышала голос Дугласа:

– Приведите Мэдди через пару дней, миссис Гарт. Очень важно, чтобы я еще раз осмотрел ее. Постарайтесь не забыть.

Повернувшись, Честити увидела доктора, провожавшего к выходу изможденную женщину и щупленькую девочку.

– Вот бедняги, – беспомощно пожалела она их.

– Вот именно. Бедняки. – Дуглас прошел мимо нее и нагнулся к очагу, чтобы присыпать угли, потом погасил лампы. – Полагаю, сегодняшний день показался вам интересным? Возможно, даже познавательным? – Он говорил все тем же враждебным тоном, словно бросал ей вызов.

– Скорее удручающим, – уточнила она. – Я понимаю, почему вы хотите перебраться на Харли-стрит.

– Вот как? – издал он короткий смешок. – Понимаете? – Распахнув дверь, он пропустил ее вперед, затем вышел сам и притворил за собой дверь.

– Разве вы не запираете помещение? – спросила Честити, обматывая шею шарфом.

– Здесь нечего красть, и потом, вдруг какому-то бедолаге захочется погреться, – коротко разъяснил Дуглас, глядя на нее все с той же хмурой гримасой. – Могу я надеться, что мой маленький секрет останется между нами? – добавил он с таким видом, словно слова вытягивают из него клещами.

– У меня нет привычки сплетничать, – холодно обещала Честити. – И вообще, ваши дела меня не касаются.

Дуглас не выглядел убежденным, однако коротко кивнул.

– Пойдемте, я до смерти замерз.

Он схватил Честити за руку и быстро зашагал, увлекая ее за собой по убогим улочкам, пока они не очутились на широкой и прямой Хай-стрит.

– Здесь на углу остановка омнибуса, – показал он. – Он доставит нас прямо на Оксфорд-стрит.

Честити чуть не сказала, что в такой холод она предпочла бы нанять экипаж, но вовремя прикусила язык. После увиденного сегодня днем она бы не удивилась, что доктору нечем заплатить за кеб. Помня, как Дуглас отреагировал на намек, что у него, возможно, туговато с деньгами, Честити не хотела напрашиваться на очередной выговор, предложив оплатить проезд.

К счастью, им не пришлось долго ждать. Подошел переполненный омнибус, и Дуглас довольно бесцеремонно втолкнул ее в середину, где осталось свободное место, точнее – половина сиденья, поскольку другую половину занимала женщина внушительных пропорций с множеством пакетов и объемистой сумкой на коленях, из которой она извлекла вязанье. Честити пристроилась на краешке сиденья, а Дуглас встал в проходе, держась за ременную петлю. Он был такого высокого роста, что петля касалась его плеча и ему не приходилось напрягаться, чтобы дотянуться до нее.

– Так какие же не терпящие отлагательства вопросы вы хотели мне задать? – осведомился он, вручив кондуктору шестипенсовую монету в качестве оплаты за проезд, когда омнибус тронулся с места.

Толстуха на соседнем сиденье засуетилась, собираясь выйти на следующей остановке, и Честити воспользовалась заминкой, чтобы обдумать свое сочиненное впопыхах оправдание. Ясно, что оно не выглядело убедительным. С невнятными извинениями женщина протиснулась между ними, придерживая руками рассыпающиеся пакеты. Из ее открытой сумки угрожающе торчали вязальные спицы. Когда она наконец исчезла в проходе, сопровождаемая недовольным ворчанием пассажиров, Честити скользнула к окну, на место, приятно нагретое его предыдущей обитательницей, а Дуглас сел рядом.

– Итак?

Даже если его не устроит ее объяснение, другого у нее просто нет.

– Я хотела уточнить некоторые детали, касающиеся вашего приезда в Ромзи, – пояснила она. – А поскольку у меня нет вашего адреса, оставалось только рассчитывать на случайную встречу.

– И все? – недоверчиво посмотрел он на нее. – Вы последовали за мной в дебри Эрлз-Корта по такому пустячному поводу?

– Вы можете считать наше приглашение пустяком, – огрызнулась Честити. – Но я как хозяйка приема думаю иначе. Когда вы собираетесь приехать? На какой срок? Привезете ли с собой слуг? Все вопросы для нас жизненно важные.

Дуглас откинул назад голову и невесело рассмеялся:

– Жизненно важные! Боже правый. Полагаю, для некоторых людей так оно и есть. После того, что вы видели сегодня днем, как вы можете говорить такую ерунду... Ладно, прошу прощения. – Он покачал головой. – Я знал, что бессмысленно ждать понимания от такой, как вы.

Такой, как она! Честити ощутила озноб, никак не связанный с холодной погодой. За кого, собственно, он ее принимает? Она пережила настоящий шок, ее переполняли ужас и сострадание. – Если бы не его враждебность, изрядно охладившая ее пыл, она прониклась бы восхищением к Дугласу Фаррелу. Особенно ее возмущал тот факт, что он собирается бросить несчастных на произвол судьбы, чтобы сделать карьеру в светском обществе, куда намерен войти под ручку с богатой женой. Но не может же она высказать ему свои мысли! Ведь предполагается, что ей неизвестно о его амбициях и презрении к богачам, с помощью которых он надеется набить свои карманы. А теперь он демонстрирует такое же презрение к ней.

– Ну, учитывая, что вы покидаете своих пациентов, – все-таки не сдержалась она, – ради более легкой и выгодной практики, не думаю, что вы вправе бросать в меня камни, доктор Фаррел.

Дуглас промолчал. Он видел ее отвращение, видел, как она сторонилась обездоленных людей, собравшихся в его приемной. Он не станет тратить силы, пытаясь ей что-то объяснить.

Внезапно Честити выдавила:

– Я выйду на следующей остановке и возьму кеб. – Она поднялась. В свете уличных фонарей, мелькавших за окнами омнибуса, ее лицо казалось призрачным.

Дуглас хотел остановить ее, даже извиниться, но его встревожила ее бледность, особенно заметная на фоне ярко-рыжих волос. Ему показалось, что она вот-вот расплачется.

– Я провожу вас...

– Нет, – остановила его Честити. – Спасибо, не надо. Прошу вас, позвольте мне пройти.

Дуглас встал, и она протиснулась мимо него к выходу. Он снова сел, плотно сжав губы. Неожиданное появление Честити в его приемной грозило катастрофой, способной уничтожить все его планы. Но больше всего его бесило, что она вынудила его взять с нее обещание молчать, словно он стыдился своей деятельности в больнице Святой Марии. Он злился на себя за то, что невольно обнажил горести доверившихся ему людей перед кем-то не способным сострадать, и на Честити – за ее вторжение в его личную жизнь.

Однако ни одно из проносившихся в голове соображений не оправдывало его возмутительной грубости. Дуглас и сам не понимал, что толкнуло его на такую нелепую демонстрацию враждебности. Обычно ему удавалось держать свои мысли и чувства при себе. Глупо ожидать, что кто-то с происхождением и воспитанием Честити способен испытывать что-либо, кроме отвращения, к обитателям городских трущоб. Он давно отказался от мысли, что женщина, отвечающая его брачным запросам, станет сочувствовать его миссии. Отсутствие возражений со стороны супруги – самое большее, на что он мог рассчитывать.

Как же теперь исправить положение? Едва ли он сможет провести Рождество в качестве гостя в доме женщины, которую жестоко обидел. Но если он намерен ухаживать за Лаурой Делла Лука, ему необходимо с ней встречаться. Рождественские праздники под одной крышей – идеальное решение.

Омнибус остановился на Оксфорд-стрит, и Дуглас протиснулся к выходу. Несмотря на холод, улица была запружена людьми, делавшими рождественские покупки. Подняв воротник, он зашагал по направлению к Уимпол-стрит, размышляя над своими дальнейшими действиями. Нужно срочно наладить отношения с Честити. Вначале цветы, потом визит с извинениями... ну и, конечно, с ответами на ее жизненно важные вопросы, если они ее по-прежнему интересуют.

Честити вернулась домой, все еще пребывая в расстроенных чувствах, и молча проследовала мимо Дженкинса, который открыл дверь раньше, чем она успела вставить ключ в замок.

– Все в порядке, мисс Чес?

– Да... да, спасибо, Дженкинс. Просто я ужасно замерзла, – кивнула она через плечо, поднимаясь по лестнице в свою уютную гостиную.

В комнате было тепло, ярко пылал камин, горели лампы. Честити сняла верхнюю одежду и, бросив ее на стул у двери, рухнула в мягкое кресло у огня. Положив ступни на каминную решетку, она откинула голову на спинку и закрыла глаза.

Раздался стук в дверь, вошел Дженкинс с чайным подносом.

– Я подумал, вы захотите выпить горячего чаю, мисс Чес, чтобы согреться. – Он окинул ее заботливым взглядом. – Вы хорошо себя чувствуете?

– О да, вполне, – пролепетала она. – Спасибо, Дженкинс, чай очень кстати.

– Я захватил немного имбирного печенья миссис Хадсон. – Он поставил поднос на столик рядом с ней. – Вам больше ничего не нужно?

Она покачала головой:

– Нет, спасибо. Просто я устала от холода. Все-таки утомительно все время стараться сохранить тепло. – .Она налила себе чаю. – Лорд Дункан дома?

– Он вернулся минут десять назад и предупредил, что не будет обедать дома.

– Вот как? – Честити выпрямилась, удивленно округлив глаза. – А он не говорил, какие у него планы на вечер?

– В какой-то степени, – уведомил Дженкинс. – Он просил приготовить его вечерний костюм и распорядился, чтобы Кобем подал экипаж в половине восьмого.

– И куда же он собрался? В клуб? – подумала вслух Честити.

– Не могу знать, мисс Чес.

– Но вы так не считаете, – проницательно посмотрела она на Дженкинса. .

– Мне показалось, что его милость более взволнован, чем при обычном посещении клуба. – Дженкинс поклонился и вышел.

Честити задумчиво отломила кусочек печенья. Неужели он собирается провести вечер с графиней? Звучит многообещающе. Она пила чай с печеньем и чувствовала, как проходит шок, вызванный дневными событиями. Если она что-нибудь вынесла из сегодняшнего опыта, так только свое нежелание иметь никаких дел ни с доктором Джекиллом, ни с мистером Хайдом.

Вспомнив о письмах в кармане пальто, Честити поставила чашку и поднялась с кресла. Обычно сестры вместе просматривали корреспонденцию «Леди Мейфэра». И если учесть, что на завтра у них намечена встреча в кондитерской, где они провели немало деловых совещаний, нет никакой необходимости вскрывать почту сейчас. Честити задумчиво похлопала письмом Дугласа по ладони. Интересно, что ему понадобилось от «Леди Мейфэра» на сей раз?

Честити не могла устоять от соблазна. К тому же Дугласа Фаррела в значительной степени можно назвать ее личным проектом, во всяком случае до недавних пор. Отложив остальные письма, Честити вернулась в кресло у камина, вскрыла конверт и вытащила листок бумаги, вверху которого красовался адрес на Уимпол-стрит в отличие от предыдущего послания, где указывался адрес миссис Бидл.

«Тому, кого это может касаться. Я имел удовольствие познакомиться с дамой, с которой вы предложили мне встретиться, и нашел ее вполне приемлемой. Однако в соответствии с условиями контракта вы обязаны представить мне на выбор три кандидатуры, поэтому, если в вашей картотеке имеются и другие заслуживающие внимания особы, я буду рад встретиться с ними. Вы можете связаться со мной по вышеуказанному адресу.

Искренне ваш, Дуглас Фаррел, доктор медицины».

Честити читала письмо с растущим негодованием. Больше всего ее возмутил высокомерный тон послания. Лаура Делла Лука, видите ли, сойдет, но он хотел бы посмотреть другой товар, прежде чем сделать окончательный выбор. У них, между прочим, не галантерейная лавка. Они имеют дело с живыми людьми!

Что же касается контракта, то, с ее точки зрения, они выполнили свои обязательства, подыскав ему идеальную невесту. Однако формально доктор прав. Они задолжали ему еще парочку знакомств.

Честити убрала письмо в конверт. Ладно, завтра они решат, что ему ответить.

Раздался деликатный стук в дверь, и на пороге появился Дженкинс, почти невидимый за огромным букетом оранжерейных роз.

– Только что доставили из цветочного магазина, мисс Чес, – известил он из-за цветочной стены.

– Боже! – вскочила Честити. – От кого это?

– Посыльный не сказал, но здесь есть записка. – Дворецкий положил букет на сервант. – Пойду принесу вазу... а лучше две.

– Да, Дженкинс, хрустальную и фарфоровую, – распорядилась Честити, вдыхая аромат, наполнивший комнату. – Розы будут прекрасно в них смотреться. И ножницы. Я хочу подрезать стебли.

– Сию минуту, мисс Чес. – Дженкинс – поспешил выполнить поручение, отряхивая лацканы пиджака.

Среди цветов белела карточка, прикрепленная к стеблям серебристой ленточкой. Честити сразу же узнала почерк, что неудивительно – она только что прочитала письмо, написанное той же рукой. Она перевернула карточку.

«Дорогая Честити, сможете ли вы когда-нибудь простить меня? Я вел себя совершенно недопустимым образом. Я знаю, мне нет оправдания, и даже не пытаюсь его искать. Пожалуйста, примите мои глубочайшие извинения. Дуглас».

Честити перечитала записку. Изящное послание, казавшееся абсолютно искренним. Никаких цветистых выражений, никакой напыщенности. Интересно, кто его писал: Джекилл или Хайд? В любом случае только самая мелочная особа откажется принять такое извинение. А Честити никогда не отличалась мелочностью.

И потом, ей стало любопытно. Как такой утонченный и обаятельный мужчина может превращаться в хама? Хотя, признаться, он не был грубым со своими пациентами – только с нежеланной гостьей. И следует также признать, что она спровоцировала его на грубость, вторгнувшись в очень личную для него область под нелепым и неубедительным предлогом.

В самом деле, разве не кощунственно говорить о рождественских празднествах и слугах с человеком, который только что провел два часа, оказывая помощь беднейшим из бедных? Самым обездоленным обитателям огромного и равнодушного города. Жаль, что ей не удалось придумать более удачное оправдание. Но она вспомнила, что доктор был груб и резок еще до того, как она открыла рот, и поняла причину его поведения: ненароком она проникла в его секрет. Или он скрывает что-то еще?

Но она никогда ничего не узнает, если не примет его извинений, не предаст забвению прошлое и не возобновит приглашение на Рождество. Кроме того, она по-прежнему должна выполнять обязанности свахи и в качестве таковой весьма заинтересована в союзе между Лаурой Делла Лука и доктором Фаррелом. Что ж, придется забыть о неприязни к доктору на те несколько дней, пока она будет играть роль любезной и предупредительной хозяйки.