"Почти невеста" - читать интересную книгу автора (Фэйзер Джейн)

ГЛАВА 10

Герцог Сент-Джулз вошел в полдень в главный зал игорного дома клуба «Брукс». Было прохладное октябрьское утро. С минуту он постоял в двери незамеченным, втянул в нос понюшку табаку и оглядел помещение, в котором игроков было немного. Для серьезной игры было слишком рано.

– Джек! Боже милостивый! Где ты был все эти недели, малый? – окликнул его Джордж Кавена и бросил карты на стол. – Ну и манера у тебя обращаться с друзьями! – проворчал он, резво поднимаясь на ноги. – Исчез, не сказав ни слова.

– Я польщен, что ты скучал без меня, дорогой, – сказал Джек со своей ленивой улыбкой, пряча табакерку в карман и протягивая руку. – Не стоит из-за меня прерывать игру.

– О, это не имеет значения. Я все равно проигрываю.

Джордж с чувством пожал ему руку, потом обнял его за плечи и повлек к низкому буфету, на котором возвышались графины с напитками.

– Где же ты был? В городе о тебе ходят нескончаемые слухи. Я даже слышал, что ты обзавелся женой. Что это за чепуха такая?

Он наполнил два бокала шерри и один вручил герцогу.

– Вовсе не чепуха, – сказал Джек, поднимая бокал и собираясь произнести тост. – В этих слухах нет ничего, кроме правды.

– Ты, конечно, шутишь!

Джордж уставился на друга, поднеся бокал к губам, но так и не отпив из него.

– Вовсе нет, – спокойно отозвался Джек. – Выпей, Джордж. Меня ведь, как водится, следует поздравить.

Джордж бездумно подчинился и выпил, но его изумленный взгляд все еще был прикован к лицу герцога.

– И на ком же ты женился? – спросил он наконец. – И главное – зачем?

Джек поставил свой бокал и снова вынул табакерку. Он щелкнул крышкой, открывая ее, и предложил угоститься Джорджу, прежде чем взять следующую понюшку.

– Я могу ответить на вопрос, на ком я женился, – сказал он. – Что же касается того, зачем я это сделал, – он пожал плечами, – брак нужен мужчине, когда он достигает определенного возраста. Ты не согласен?

– Да, но не тебе, – упрямо возразил Джордж. – А как же Лили?

– У Лили, мой друг, если ты помнишь, уже есть муж, – мягко напомнил ему Джек.

– Прекрати эти игры, Джек. Кто она?

– Сестра Данстона, – Джек снова взял бокал, – Арабелла Лэйси, а теперь моя герцогиня Арабелла Фортескью.

Джордж смотрел ему прямо в лицо в мрачном молчании.

– Не понимаю, – изрек он наконец. Джек рассмеялся:

– Да что тут понимать? Это достаточно просто. Мне была нужна жена, и я нашел ее. Леди Арабелла мне вполне подходит.

– Но ведь ты терпеть не мог Данстона.

– Но ведь я и не женился на Данстоне, Джордж.

Джордж снова молча воззрился на него. В глазах Джека он увидел предостережение и намек на угрозу. Это выражение знали даже ближайшие друзья Джека и остерегались его в такие моменты. И все же он не мог остановиться.

– Сестра Данстона… не может быть для тебя подходящей партией, Джек. Последние пять лет или больше она спокойно пролежала на полке. Она не выезжала из деревни. Зачем тебе такая жена?

– Неужто это тебя касается, друг мой? – спросил Джек тихо, снова поворачиваясь к буфету с графинами, чтобы наполнить свой бокал.

– Черт тебя возьми, Джек, ты не можешь обрывать меня так же, как других! – воскликнул уязвленный Джордж. – Ты забываешь, что я знаю тебя с тех самых пор, когда мы оба были сопливыми мальчишками-школьниками.

Наступило напряженное молчание. Потом Джек рассмеялся:

– Я этого не забыл, Джордж.

Он наполнил стакан друга. Теперь в его глазах появились смешинки. Он снова стал доброжелательным и забавлялся ситуацией. Потом сказал своим обычным непринужденным тоном:

– Через несколько дней, когда ты познакомишься с моей женой, сможешь судить сам.

– Прошу меня простить, я вовсе не собирался возводить на леди напраслину, – сказал Джордж. – Это было крайне невежливо.

Джек чуть наклонил голову, соглашаясь принять извинение, потом спросил:

– Что тут случилось за время моего отсутствия?

Джордж был рад перемене темы.

– Очень немногое. Ты же знаешь, каким бывает город в летнее время. Сейчас люди только начинают возвращаться в Лондон. И с каждым потоком эмигрантов вести из Франции все хуже и хуже.

Он заметил, как помрачнело лицо Джека, и понял причину. Всем было известно, что сестра Джека вышла замуж за французского аристократа. И он неуверенно и робко спросил:

– Есть новости о Шарлотте?

Джек никому не рассказывал о заключении в тюрьму Ла Форс и казни сестры. Навязчивое сострадание могло помешать задуманной им мести человеку, по вине которого она попала туда. Теперь его месть свершилась, и результат ее был более чем удовлетворительным. Теперь он стал носителем титула Лэйси и единственным владельцем его состояния, а в довершение всего, и это было увенчанием всех его усилий, теперь он наслаждался обществом сестры Данстона, и на законном основании. Он не представлял, чем это может обернуться в конце концов, но пока что был вполне доволен и готов ждать результата. Однако вопрос Джорджа снова вызвал горечь, которая, как ему казалось, прошла, после того как свершилась его вендетта.

– Похоже, что она затерялась, – сказал он неопределенно, давая понять, что на этом следует покончить с расспросами. – А вот и Фокс. Прошу прощения, Джордж.

Он поклонился другу, показывая, что прощается с ним, и направился через комнату поздороваться с Чарлзом Джеймсом Фоксом, который как раз входил в зал боковой комнаты.

Джордж не сделал попытки последовать за ним. Его друг явно избегал разговоров о сестре. Но если Шарлотта действительно затерялась в этой кровавой мясорубке, то никаких объяснений Джорджу не требовалось. Он знал, как близок был Джек с сестрой. К тому же его друг не любил излияний.

Фокс, выглядевший изможденным, проведя шестнадцать часов за игорным столом, неуверенно оглядывал комнату, расплывавшуюся перед его воспаленными глазами. Ярко-пурпурный парик не льстил его внешности. Его взгляд остановился на приближавшемся к нему человеке.

– Джек, дорогой! – Он приветственно помахал рукой. – Ты вернулся?

– Как видишь. – Джек преувеличенно радостно закивал. – А у тебя вид просто больной, Чарлз. Сколько ты проиграл прошлой ночью?

– Больше десяти тысяч, – ответил тот, моргая воспаленными глазами. – Черт возьми! Уже день наступил.

Он поманил лакея и взял с подноса стакан вина.

– Да уж за полдень, – заметил Джек. – Где нынче принц? Меня не было так долго, что я потерял связь со всеми.

– Отправился в Брунсвик знакомиться с принцессой, – ответил Фокс, опорожняя бокал. – Похоже, грядет свадьба.

Внезапно его налитые кровью глаза приобрели необычайную остроту.

– А как насчет твоей свадьбы? Недавно слышал, как о ней болтали. Конечно, это чушь?

Джек выглядел уязвленным.

– Почему это все считают разговоры о моей свадьбе чушью? Неужели у меня репутация убежденного холостяка?

Фокс растерянно смотрел на него:

– Но ведь это неправда, Джек. Скажи, что это сплетни!

Джек слегка склонил голову.

– Это правда. Знаешь ли, однажды мужчина может пожелать оседлой жизни.

– Ты… оседлой жизни? – фыркнул Фокс. – Кто она? – Глаза Фокса недоверчиво прищурились. – Неужели сестра Данстона? Ну, желаю тебе счастья. Надо нанести визит ее светлости.

– Через недельку-другую, – ответил Джек. – Я хочу представить мою жену своим друзьям в удобное для меня время.

Он снова слегка поклонился и зашагал прочь. Джек обходил зал, здороваясь со знакомыми, в то время как слухи о его браке распространялись по всему клубу, и он этому не препятствовал. К вечеру весь Лондон узнает о его женитьбе, и эта новость станет предметом сплетен за всеми обеденными столами на несколько следующих дней. И это будет продолжаться до тех пор, пока герцогиня Сент-Джулз не появится на сцене лично.

Через некоторое время, не всерьез поиграв в кости, Джек удалился из клуба и пошел по Пиккадилли, останавливаясь по пути то здесь, то там и направляясь к дому Фортескью на Кэвендиш-сквер. Он и Арабелла прибыли в Лондон накануне, но, поскольку Джек держал полный штат прислуги и требовал, чтобы в доме все было на мази независимо от его присутствия, внезапное прибытие герцога и герцогини не вызвало переполоха среди челяди.

– Ваша светлость…

Его дворецкий отдал поклон и принял от хозяина шляпу с высокой тульей и трость с серебряным набалдашником.

– Где герцогиня, Тидмаус?

– Ее светлость наблюдает за разгрузкой цветов, – сообщил ему дворецкий деревянным тоном, которым он все-таки сумел передать, насколько неподходящей для герцогини он считает такого рода занятие.

Что могло сойти в деревне, ни в коей мере не было уместно в городе.

– Она в новой оранжерее. Похоже, ее светлость находит, что она непригодна для ее цветов. Поэтому послали за Маршем.

– А, понимаю.

Джек стянул лайковые перчатки.

– Надеюсь, Марш смог успокоить герцогиню?

Тидмаус снова отвесил поклон, принимая перчатки герцога.

– Не знаю, ваша светлость. Пока еще ни ее светлость, ни Марш не выходили из оранжереи.

Джек кивнул и слегка сжал губы. Марш был архитектором и строительным подрядчиком, и ему было отдано распоряжение построить оранжерею с тыльной стороны дома для орхидей Арабеллы. Образцы цветов последовали за ними в Лондон, упакованные со всей тщательностью, с какой женщина могла бы заботиться о своих детях. Похоже, что проект не встретил одобрения Арабеллы.

Он зашагал к оранжерее и был встречен с восторгом Борисом и Оскаром, не терявшими времени даром и уже почувствовавшими себя здесь как дома. Они пританцовывали вокруг него, издавая восторженный лай. Он с отсутствующим видом потрепал их за уши, и от этой ласки они завиляли хвостами, поднялись на задние лапы и принялись теребить его изысканный серый сюртук.

– Место! – приказал он им повелительно. – К сожалению, вы самая невоспитанная парочка в доме. Арабелла, я хотел бы, чтобы ты научила этих собак хорошим манерам.

Арабелла, с расстроенным видом склонившаяся над ящиком с рассадой, выпрямилась и ответила:

– Они просто возбуждены, потому что оказались в новом месте. Дома они ведут себя прекрасно.

– Ты забыла, что я их там видел, – кисло заметил он. – Как я понимаю, у тебя затруднения.

– Да, это все очень досадно, – сказала она, отряхивая пыль с юбок руками, испачканными землей. – Трельяжи, спроектированные Маршем, не будут освещаться ранним утренним солнцем. Орхидеи окажутся полностью на свету и не выживут. Им нужна тень. Я уверена, что объяснила это, когда ты посылал инструкции Маршу.

– Прошу прощения, ваша светлость, – ответил обеспокоенный архитектор.

На нем были негнущийся черный сюртук и бриджи – костюм, обычный для делового человека. Он теребил и мял свою треугольную шляпу.

– Я не вполне ясно понял, что делать.

– Меа culpa[7], Марш, – сказал Джек с непринужденной улыбкой. – Уверен, что положение можно поправить.

– О да, ваша светлость. И очень легко. Но ее светлость желает высадить свои цветы немедленно, а чтобы передвинуть трельяжи, потребуется несколько часов.

– В таком случае они подождут несколько часов, – заявил Джек.

– Но, Джек… – вступила в разговор Арабелла.

Джек перебил ее. Когда дело касалось ее страсти к орхидеям, урезонить Арабеллу было невозможно.

– Моя дорогая мадам, мы не в силах творить невозможное. Если орхидеи должны оставаться чуть дольше упакованными, то так тому и быть. Я предлагаю оставить Марша и его людей заниматься их работой и не мешать им.

Арабелла нахмурилась. Она уже приняла решение пересадить самые драгоценные образцы на их постоянное место еще до ночи, и отсрочка не входила в ее планы. Она никак не могла с ней примириться.

– Если нет другого выхода, пусть будет так, – сказала она недовольно. – Но боюсь, что некоторые из них погибнут.

– Мы будем работать быстро, ваша светлость, – сказал Марш примиряющим тоном. – Мне помогают шесть человек, и, думаю, мы управимся к концу дня. И устроим ваши цветы наилучшим образом.

– Ну уж нет! – возмутилась Арабелла. – Вы этого не сделаете. И это не цветы. Это орхидеи.

– Не цветы? – удивленно пробормотал Марш, оглядывая экзотические соцветия, окружавшие его со всех сторон.

– Ну, пожалуй, все-таки цветы, – смилостивилась она. – Но они очень ценные, совершенно особенные, Марш, и требуют очень бережного обращения. Вы должны позаботиться о том, чтобы никто до них не дотрагивался. Если вам понадобится передвинуть ящик, будьте любезны, обращайтесь с ним, как с драгоценной фарфоровой вазой. Любое сотрясение может их погубить.

– Да, мадам. – Марш смущенно и робко разглядывал цветы.

Он видел, что они отличаются от обычных хризантем или желтых нарциссов, но все же это были всего лишь цветы. А цветы никогда не погибали от сотрясения.

– Пойдем, Арабелла, у нас еще полно дел, – сказал Джек, уверенно и твердо беря ее за руку и увлекая за собой.

– Мне надо присматривать за работой здесь, – запротестовала она.

– Нет, не надо, – заявил он. – Ты будешь только мешать. Марш теперь понимает, что надо делать. Поэтому предоставим ему самому справляться со всем.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что у нас полно дел? – спросила Арабелла, позволяя увлечь себя вслед за собаками, опередившими их. – Что это за дела?

– Увидишь, – ответил Джек очень уж серьезно.

Арабелла тотчас же поняла, что внутренне он потешается.

– Я уже познакомилась со всеми слугами, – сказала она в раздумье. – Мы обсудили меню с Альфонсом и обязанности прислуги с Тидмаусом. Бекки и Луи умудрились поделить обязанности по распаковке вещей. При этом Бекки не понадобилось колотить его по голове совком для угля, правда, должна добавить, благодаря моему вмешательству. Так что еще надо сделать?

– Ты, – сказал Джек, увлекая ее к широкой и пологой лестнице, – ты, моя дорогая жена, должна выполнять массу обязанностей… о! и позволь мне тебе напомнить, что в них не входит вмешательство в распри между слугами, как и обсуждение меню или управление делами в доме. Именно для этого я держу французского повара и образцового управляющего. Ты убедишься, что Тидмаус способен справиться со всем этим.

Арабелла остановилась на лестнице и попыталась вырвать свою руку. Она смотрела на него прищуренными золотистыми глазами.

– Не разрешите ли сообщить вам, сэр, что я хозяйка этого дома и намерена держать в руках бразды правления. В нем будет все идти так, как я сочту нужным, и мне плевать на то, что полагается делать герцогине в соответствии с этикетом. Дело в том, что я не герцогиня «вообще». В последние десять лет я вела большой дом, управляла обширным имением и делала это довольно успешно. Если вашим слугам это не понравится, то приспособиться придется им ко мне, а не наоборот.

На этой решительной ноте она оборвала разговор и направилась вверх по лестнице. Собаки следовали за ней по пятам.

Джек не спешил ее догонять. Он не мог опровергнуть того факта, что в хозяйственных вопросах она разбиралась отлично, но, похоже, Арабелла еще не понимала, что теперь у нее не останется времени на эти занятия. Она стала его герцогиней, и ей предстояло занять надлежащее место в его мире. Она не могла рассчитывать, что этот мир станет подлаживаться к ее вкусам и предпочтениям, даже если бы ее муж и стал это делать.

Гордость не позволяла ему допустить, чтобы его жена стала посмешищем. Если бы ему удалось придерживаться своего первоначального плана и заставить ее жить в четырех стенах деревенского дома с кучей детей, цепляющихся за ее юбки, тогда ее пристрастия и странности не имели бы значения. Но раз уж ей удалось обернуть ситуацию в свою пользу, то придется примириться и с последствиями этого. Теперь она стала Фортескью и должна была нести за это ответственность. Конечно, он хотел, чтобы она расшевелила светское общество, чтобы она ворвалась в этот мир моды, но таким образом, чтобы гордость семьи Фортескью не пострадала, а слава приумножилась. Он углядел в ней эти возможности почти сразу, как только ее увидел, и полагал получить массу удовольствия от ее превращения в светскую даму. Но между пленительной эксцентричней дамой и нелепой чудачкой грань была очень тонкой.

Впрочем, возможно, пока еще не настало время для того, чтобы бросить ей вызов. И потому, поразмыслив, он последовал за ней по лестнице.

Апартаменты Арабеллы в герцогском доме состояли из ее спальни, гардеробной-уборной и будуара. Спальня была огромной и щедро меблированной стульями и диванами, чтобы принимать посетителей после пробуждения. Но у нее не было намерения следовать моде и позволять предполагаемым любовникам прохлаждаться здесь, пока она в нижнем белье и неглиже будет тщательно причесываться и выбирать туалет. От одной этой мысли уголки ее губ поползли к верху.

Она вошла в будуар и, изумленная, остановилась на пороге. Комната была полна людей и завалена коробками и картонками, перевязанными лентами, и горами тканей. Борис и Оскар заворчали.

– Что… ради всего святого! – воскликнула она и осеклась.

– Ваша светлость. Такая честь!

Худощавый человек в полосатом жилете, розовом шелковом костюме и пудреном парике выступил вперед и отвесил ей низкий поклон, не спуская настороженного взгляда с собак.

– Для меня такая честь быть приглашенным предложить вам свои услуги.

Арабелла бросила вопросительный взгляд через плечо, где теперь за ее спиной стоял Джек.

– Я все тебе объясню в спальне, – ответил он.

Он сделал знак двум полным рвения женщинам, находившимся в будуаре, и мягко повлек жену к двери, успев ее плотно затворить перед носом у собак.

– Что происходит, Джек? Кто все эти люди?

– Ну… – он начал загибать пальцы, перечисляя их, – здесь две модистки, одна белошвейка, зато самая лучшая в городе, и месье Кристоф, художник, с которым никто не сравнится, когда речь заходит о прическах.

Он наклонился и поцеловал ее в уголок рта, его ладонь легла на ее затылок и властно удерживала ее голову.

– Помнишь, как я однажды сказал, что хотел бы одеть тебя?

Его язык прогулялся по ее губам и стремительно скользнул в ушную раковину.

Она попыталась вывернуться и со смехом избежать влажного прикосновения – ласки, всегда вызывавшей отклик в нижней части ее тела.

– А я-то думала, что тебе доставляет удовольствие раздевать меня, – пробормотала она, вертя головой, чтобы избежать его поцелуев.

– И это тоже, – согласился он, перемещая руку и все не выпуская ее головы, чтобы иметь возможность совершить новую атаку на ее ухо.

– Может быть, ты попросишь их сегодня удалиться? – предложила она, капитулируя под его напором.

– Нет, я так не думаю. – Его рука снова завладела ее затылком и на некоторое время замерла там. – Как я уже говорил, предвкушение только обостряет наслаждение.

Он смерил ее взглядом и чуть раздраженно покачал головой. Ее бледно-голубое батистовое платье было запачкано землей, шейная косынка сбилась, а шпильки выпали из волос.

– Это следует привести в порядок немедленно.

Он взял ее за руки и принялся разглядывать выпачканные в земле ладони и сломанные, и грязные ногти.

– Отныне, моя прелесть, будешь надевать перчатки, если вздумаешь работать в саду.

Арабелла грустно посмотрела на свои руки:

– Ненавижу перчатки. Если я стану работать в перчатках, растения не почувствуют моих рук.

– Ну, в таком случае будешь с ними разговаривать вместо этого, – посоветовал он, начиная расстегивать ее платье.

– Я и разговариваю с ними, – сообщила Арабелла. – Зачем ты расстегиваешь мое платье?

– Потому что иначе ты не сможешь примерить все, что необходимо, для того чтобы сделать твой гардероб полным, – терпеливо объяснил он. – Надо уточнить твои размеры и правильно подобрать цвета. На тебе должна оставаться только нижняя сорочка.

– Чтобы примерить шляпы, сорочки мне недостаточно, – ответила она, пожимая плечами, чтобы сбросить не застегнутое платье. – Ты сказал, что нанял лучшую портниху в городе.

– Это верно. Но шляпы подбирают в соответствии с шевелюрой, а то, что в этот момент надето на тебе, не так уж важно.

Он решил отмести ее придирку и принялся наливать воду в таз, стоявший на умывальнике.

– Вымой руки.

Арабелла подчинилась и принялась вычищать грязь из-под ногтей. Она была рада предоставить Джеку право заниматься столь специфическим делом. Она знала свои возможности, и ее представления о нынешней моде были весьма туманными, потому что ее это прежде не интересовало. Но если уж ей предстояло занять место в мире, где моде придавалось большое значение, она предпочитала, чтобы все это было сделано должным образом.

– Есть еще кое-что… – сказала Арабелла, облачаясь в пеньюар. – Я отказываюсь носить парик и пудрить волосы.

– И то, и другое было бы преступлением против естества, – ответил он. – Я бы и не допустил этого, если бы ты пожелала испортить свое естественное богатство.

Пальцы Арабеллы замерли на пуговицах ее неглиже. Внезапно она почувствовала, что вовсе не так снисходительна к своему мужу.

– Я могу принять ваш совет, сэр, но не приказание.

– Не вижу особой разницы, – заявил он.

– В таком случае, сэр, вы слепец, – ответила Арабелла твердо.

Джек смотрел на нее очень внимательно, и она заметила, как в его серых глазах блеснули опасные искры, но отказалась капитулировать.

Джек знал, что может довести эту размолвку до скандала, стоит только попытаться настоять на своем, и ему хотелось это сделать. Ведь она была его женой. Она была его имуществом. Вот почему сейчас они оказались в спальне. И эта комната не была местом, где он мог сдаться. Это не входило в его намерения. Он мог отослать ее обратно в Кент, и у Арабеллы Фортескью не осталось бы выбора, кроме как подчиниться приказу мужа. Она обеспечила себе некоторую степень финансовой независимости в соответствии с брачным контрактом, но не оговорила своего места в жизни мужа.

Но сейчас ему не захотелось прибегать к таким мерам. Или по крайней мере он был готов проявить снисходительность и не желал быть суровым.

– Давай не будем придираться к словам. – сказал он, положил руку ей на плечо и повел ее в будуар.

Потом прижался губами к ее уху и прошептал:

– Не забывай, Арабелла, что ты моя жена.

От этого заявления у нее пробежали мурашки по спине. Плечи ее выпрямились и обрели жесткость, но она проглотила свой гневный ответ.

В своем будуаре Арабелла опустилась в шезлонг и принялась слушать болтовню двух модисток, обсуждавших привычки и предпочтения герцогини. Они разложили шелка, штоф, тафту, муслин. Ткани были полосатыми, с узором из веточек и цветов, вышитыми и простыми.

– А это, ваша светлость, последняя мода. В таком платье на прошлой неделе была ее светлость герцогиня Девонширская в Карлтон-Хаусе, – объявила мадам Элизабет с торжеством, раскладывая платье из золотистой ткани, которое следовало надевать поверх нижних юбок, расшитых серебряной нитью.

– Нет, – возразил Джек.

– Почему нет? – спросила Арабелла, которая сочла платье шикарным.

– Потому, – ответил Джек, – что у тебя фигура, предназначенная для нового стиля. С фижмами и кринолинами покончено. Ну, если не считать того, что их носят при дворе. И только.

Он стоял спиной к камину, в котором горел огонь, потому что за окном был октябрь с его промозглой сыростью.

– Но, ваша светлость, – запротестовала мадам Элизабет, – сама герцогиня Девонширская…

– Я предпочитаю видеть герцогиню Сент-Джулз одетой по моде Директории, – ответил Джек, беря понюшку табаку.

Наступила минута молчания, пока обе портнихи оглядывали свою заказчицу с головы до ног.

– Ваша светлость правы, – задумчиво изрекла мадам Селеста. – У нее такая восхитительная грудь… Пардон, мадам, если вашей светлости будет угодно подняться… Благодарю, мадам…

Она провела ладонями по груди Арабеллы так, что пеньюар обтянул ее.

– Что вы думаете, мадам Элизабет?

Этот заказ был слишком важен, чтобы соревноваться.

– И такая талия, – сказала мадам Элизабет, натягивая ткань пеньюара на талии Арабеллы. – Очень тонкая по сравнению…

– А бедра! – пробормотала ее коллега. – Совершенная гармония.

– Очень хорошо, – согласилась Арабелла, отступая и хлопая в ладоши в знак полной покорности. – Думаю, вы обе создадите отличный гардероб для меня. Кстати, что это за стиль Директории? – Она покосилась на мужа.

– Позволь мне показать тебе.

Он подошел к секретеру, взял гусиное перо, обмакнул его в чернила и провел несколько линий по веленевой бумаге.

– Смотри… теперь талию носят под грудью, а юбка ниспадает прямо от талии до щиколоток.

Арабелла смотрела через его плечо, удивляясь простоте фасона. Положительно это выглядело как революция в моде. При столь выдающемся декольте корсаж не превышал трех-четырех дюймов. Грудь была столь хорошо обрисована, что это не оставляло простора для фантазии.

– И никакого корсета?

– Нет, естественность форм.

– А как насчет нижних юбок?

– Поверх сорочки надевают одну тонкую нижнюю юбку. И все. А иначе это повредило бы силуэту. – Он положил перо на подставку.

– Но как же зимой? Я замерзну и простужусь насмерть, – запротестовала она, хотя ей уже начала нравиться идея столь простого туалета, не ограничивающего свободы движений.

– О, не беспокойтесь, ваша светлость, – тотчас же откликнулась мадам Селеста. – Этот фасон предполагает, что вы будете носить поверх платья шали и накидки, а для очень холодных дней мы можем изготовить для вас теплый плащ.

– Или тунику, – подхватила ее товарка. – Тунику-труакар или такой же плащ.

– И что, это совсем новый фасон? – задумчиво спросила Арабелла.

– О да, ваша светлость. Такие туалеты понемногу начинают носить повсюду на континенте, но в Лондоне это будет последний крик моды.

Она сложила свои пухлые ручки и потерла их друг о друга при мысли о том, что будет первой портнихой, которая введет этот новый фасон среди модных дам Лондона. Она продолжала изучать новую клиентку, делая мысленно замеры и примечая особенности ее фигуры, которые следовало бы подчеркнуть или, напротив, затушевать.

Арабелла смотрела на набросок и размышляла, откуда ее мужу столько известно о модах, только что воцарившихся по ту сторону Ла-Манша. Разумеется, он много знал о тенденциях моды вообще. Но, принимая во внимание то, как безукоризненно он был одет сам, едва ли можно было этому удивляться.

– Очень хорошо, – сказала она наконец решительно. – Займитесь моим гардеробом. Вы можете работать вместе?

– О да, мадам, – с готовностью отозвалась Селеста, кивая своей товарке. – Мадам Элизабет и я часто работали вместе.

Мадам Элизабет улыбнулась и закивала с не меньшим энтузиазмом. Раз уж зашла речь о том, чтобы создать гардероб для герцогини Сент-Джулз, то тут было более чем достаточно работы для них обеих. Она извлекла сантиметр из кармана передника.

– А теперь не разрешит ли ее светлость нам?..

Арабелла любезно подчинилась измерениям и была вынуждена слушать комментарии обеих дам, по большей части из ряда вон выходящие по части интимности, что ее смущало.

– А теперь насчет тканей, – сказала Селеста, откладывая наконец сантиметр.

Она обратилась к образцам тканей, разложенных на спинках всех стульев.

– Самые простые, – вмешался Джек. – Муслины, шелка, органди, может быть, еще тафта. Но никакого штофа или бархата.

– Почему? – спросила Арабелла.

Ей нравились отвергнутые им ткани. В них было богатство фактуры, способное удовлетворить ее запросы и вкус.

– В твоем случае платье должно привлекать внимание к тому, кто его носит, а не наоборот, – ответил он. – Уж поверь мне, дорогая.

– Но почему именно в моем случае? – Она начала находить эту беседу поучительной.

– Ну, мадам, его светлость имеет в виду, что ваши краски столь необычны, что ничто не должно с ними соперничать, – сказала мадам Элизабет, расправляя во всю длину отрез кремового муслина с узором из серебристых веточек. – Думаю, это подойдет, ваша светлость?

– Несомненно, – согласился Джек. – Цвета должны быть такими: кремовый, золотистый, слоновой кости, бежевый и, возможно, карамели…

– Но ее светлость будет прекрасно смотреться в темно-коричневом шелке богатого насыщенного цвета, – высказала свое мнение Селеста.

Джек размышлял, с критическим видом разглядывая жену.

– Да, – согласился он. – Но никаких других цветов.

– Случилось так, что я очень люблю зеленый цвет, – сказала Арабелла, решив, что обязана внести свою лепту.

Она уже начинала чувствовать себя тряпичной куклой, с которой играла и которую наряжала в детстве.

– Может быть, позже, – сказал Джек с отсутствующим видом. – Но для начала ты должна показываться одетой только в те цвета и ткани, которые я назвал.

– Ее светлость будет на авансцене, – сказала мадам Элизабет. – И я предвижу, что скоро все светские и модные леди Лондона будут носить те же цвета.

– В таком случае они дуры, – заявила Арабелла. – Эти цвета пойдут не к любому цвету лица.

– Моды и плодят дур, – сказал ей Джек с насмешливой улыбкой. – А теперь поговорим о твоих волосах. Кристоф…

Он поманил маленького аккуратного человечка в шелковом розовом костюме, молча стоявшего у окна во все время этой дискуссии с портнихами.

– Mais oui, ваша светлость, – отозвался тот и с живостью направился к ним. – Если только ее светлость сядет… – Он отвесил поклон Арабелле и подвинул стул без подлокотников к зеркалу. – При таких красивых волосах, как у мадам…

Как только она села, он приподнял тяжелую массу ее шоколадных локонов и, как ей показалось, почтительно попробовал их на вес.

– Никогда никакой пудры, – объявил он.

Арабелла раздумывала, был ли его сильный французский акцент подлинным или усвоен им для утверждения его реноме модного парикмахера и стилиста. Скорее всего он все-таки подлинный, решила она. В Лондоне сейчас было полно эмигрантов, пытавшихся хоть как-нибудь заработать на жизнь.

– Сначала я должен их чуть укоротить, – сказал Кристоф, щелкнув парой ножниц с длинными концами. – Для классического стиля они должны быть немного короче.

– Укоротите их, если уж это необходимо, – распорядился Джек, – но не слишком сильно.

– Я решительно возражаю против этого, – заявила Арабелла. – И Бекки вполне способна справиться с моей прической.

– В Кенте, возможно, – снизошел Джек. – Но не в Лондоне.

У Арабеллы округлились глаза. Кристоф же сказал с полной серьезностью:

– Может быть, научить горничную ее светлости убирать ее волосы в классическом стиле, если волосы слегка подрезать?

– Разумеется, она этому научится, – решила Арабелла. – У Бекки положительно талант по части того, как причесываться.

Она перестала протестовать и смотрела, как в зеркале отражается каждое движение француза: вот он поднял ножницы, щелкнул ими, и темные пряди дождем посыпались на пол вокруг ее стула. Ей показалось, что он срезал гораздо больше, чем чуть-чуть; но Джек, столь же внимательно наблюдавший за этой процедурой, не сделал попытки прекратить это жертвоприношение. И когда под деловитыми пальцами и быстрыми движениями ножниц парикмахера начала вырисовываться определенная форма прически, она уже наблюдала за ним без особой тревоги, а скорее, смотрела как зачарованная.

– Вот! – Кристоф отступил назад с видом триумфатора. – Горничная вашей светлости сможет скопировать это.

У нее на лбу и на затылке локоны оставались очень густыми, остальная же часть волос была стянута в высокий шиньон, перевязанный лентой. Несомненно, это было изящно, и теперь ее голова выглядела очень маленькой и аккуратной.

– И при такой стрижке мы можем использовать еще несколько фасонов причесок, – сказал он. – Можно стянуть локоны вперед и расположить над ушами, так что…

– Да, думаю, моя горничная найдет множество способов уложить их, – поспешно сказала Арабелла, потому что ей показалось, что он собирается уничтожить только что сотворенное и начать все сначала. – Это замечательно, месье Кристоф, но на сегодня довольно.

Он отступил и поклонился, вид у него был разочарованный.

Мадам Селеста кашлянула и пробормотала:

– Еще кое-что, ваша светлость.

Похоже, она обращается к Джеку, размышляла Арабелла. Джек вроде был того же мнения. Он со вниманием обратился к модистке:

– Да?

– Платье, чтобы появиться при дворе, ваша светлость. Было бы очень большой честью… – Она умолкла и одарила его заискивающей улыбкой.

– Ах да, разумеется, платье для того, чтобы появиться при дворе. – Джек нахмурился. – Но думаю, мы займемся этим позже. Пока заканчивайте, а мы обсудим остальное.

Обе женщины присели в реверансе и вышли, почти скрытые под грудами тканей.

– Платье для того, чтобы быть представленной ко двору? – спросила Арабелла. – А я думала, что тебя, как завзятого вига, туда не допускают.

– О, королева Шарлотта непременно пригласит тебя в свою гостиную, можешь не беспокоиться, – ответил Джек. – Она пожелает продемонстрировать свою доброжелательность и показать, что одобряет тебя… или наоборот, – добавил он, прежде чем повернуться к оставшейся в комнате леди, стоявшей в окружении шляпных картонок. – Шляпы! – распорядился он.

– Мне кажется пустым расточительством прятать столь элегантную прическу под шляпу, – заметила Арабелла, похлопывая по гнезду из локонов у себя на затылке с довольным видом.

– О, ваша светлость будет выглядеть великолепно, – заверила ее модистка, открывая первую картонку. – Это самое прекрасное творение.

Она смотрела умиленным взглядом на чудовищно отделанное колесо из шелка и кружев.

– Боже мой! – воскликнула Арабелла. – Да на ней целый фруктовый сад!

С брезгливой гримаской она потрогала восковые яблоки на шляпе.

– Мне не важно, что кто скажет и гвоздь ли это сезона или нет, но это уродство я ни за что не надену. Эта шляпа для Лавинии Эслоп.

Джек не мог удержаться от смеха. Смущенная модистка убрала шляпу в картонку.

– Может, ее светлость предпочтет вот эту?..

Она извлекла очень большую парадную шляпу с крашеными страусовыми перьями и цветами. Арабелла в ужасе воздела руки к потолку.

– Да, именно эту, – сказал Джек, не обращая внимания на этот жест Арабеллы. – Она не пойдет к твоей теперешней прическе, но, если будет свободно обрамлять твое лицо, ты станешь в ней еще очаровательнее.

– Не думаю, что мое присутствие здесь необходимо, – недовольно заметила Арабелла.

– Может быть, ваша светлость предпочитает шляпы с более высокой тульей? – поспешила высказать свое предположение модистка, испугавшись, что упустит выгодный заказ. – Вот это – самые новые и модные фасоны.

Он подняла высокую шелковую шляпу с загнутыми кверху полями, украшенную всего одной лентой, обвивавшей тулью.

– А, вот эта получше, – одобрила Арабелла и посмотрела на Джека, который только кивнул. – В таком случае все решено.

Арабелла поднялась на ноги:

– Две шляпы более чем достаточно для одного человека. Благодарю вас за то, что вы потратили на меня время.

Она вежливо улыбнулась модистке, давая ей понять, что их разговор окончен.

– Боюсь, двух шляп будет недостаточно, – сказал Джек, который одновременно забавлялся и сердился. – Надо еще какую-нибудь соломенную.

– Да, ваша светлость. И я так думаю.

Женщина с облегчением принялась открывать другие картонки и вынимать из них головные уборы из натуральной соломки, украшенные лентами, шляпки с плоской тульей всевозможных цветов, с широкими расписанными узорами полями.

Арабелла, отчаявшись, предоставила выбор мужу, который, как ей казалось, знал, что делает. Или по крайней мере был очень решителен. Она не могла себе представить, что возникнет необходимость надеть хотя бы половину из того, что он заказал. Но если он был прав, когда говорил, что вслед ей будут оборачиваться при ее появлении в мире моды, она могла предоставить это мастеру своего дела.

-->