"Почти невеста" - читать интересную книгу автора (Фэйзер Джейн)

ГЛАВА 2

Арабелла рассмеялась. Это был спонтанный взрыв искреннего веселья, так же сильно удивившего ее самое, как и герцога. Он смотрел на нее, лишившись дара речи. Его редко можно было привести в замешательство, но это был как раз такой случай.

Наконец Арабелла перестала смеяться и быстро отрезвела, поняв, что в ее веселости было нечто от истерики.

– У вас необыкновенное чувство юмора, милорд герцог. И, если позволите заметить, весьма неуместное в настоящих обстоятельствах. Принести весть о смерти брата и тотчас же позволить себе пошутить, предложив мне брак! В высшей степени оригинально!

– Это вовсе не шутка, – возразил он смущенно.

Теперь наступила очередь Арабеллы вытаращить глаза.

– Вы не можете говорить серьезно. По вашему собственному признанию, вы довели моего брата до самоубийства, а теперь предлагаете мне выйти за вас замуж?

Джек пригубил вино, пытаясь восстановить спокойствие, пока обдумывал ответ.

– Рассматривайте мое предложение как некую форму компенсации, – сказал он наконец, и тон его был сдержанным и взвешенным. – Конечно, я повинен в том, что лишил вас покровительства брата, и потому предлагаю свое. Разумеется, это будет брак по расчету, но предложение вполне обычное и достойное. Я надеялся, что вы осознаете его преимущества, прежде чем потешаться над ним.

На этот раз она не засмеялась. Губы ее сжались, а глаза засверкали гневом. Собаки, развалившиеся на ковре, тотчас же встали и навострили уши, заметив настороженное выражение глаз герцога. Арабелла успокаивающим жестом погладила их по головам. Потом сказала с ледяным сарказмом:

– Какая забота с вашей стороны, сэр. Может быть, вы извините меня, если мне не удастся увидеть вашими глазами преимущества брака с совершенным незнакомцем, оказавшимся, однако, способным довести человека до самоубийства, чтобы завладеть его состоянием. Вы должны также понять, что я не столь уж жалкое существо, чтобы претендовать на покровительство любого представителя мужского пола. Возможно, это вас удивит, милорд, но есть женщины, способные полагаться на собственные силы.

Она сжала руки жестом, означавшим окончательность и непреклонность.

Герцог в ответ только глотнул вина и молча посмотрел на нее. Арабелле показалось, что он рассчитывает на ее благоразумие и на то, что она непременно изменит свое решение и пожалеет об опрометчиво сказанных словах. И потому, должно быть, он готов предоставить ей время взять их назад во зрелом размышлении. Его тяжелые веки придавали ему вид человека праздного и вялого, если бы не пронзительный взгляд серых глаз. В их выражении было нечто будоражащее, намекающее на опасность. Впечатление угрозы усугубляли смоляные брови и одинокая белоснежная прядь среди черных волос, спускавшаяся на широкий лоб.

– Мне достаточно часа, чтобы приготовиться к отъезду, – сказала Арабелла ледяным тоном. – Я не смогу сегодня вывезти все свое имущество, но попрошу Франклина подержать мои вещи некоторое время на чердаке, пока не устрою свои дела, и тогда пришлю за ними. Думаю, вас это удовлетворит, ваша светлость.

– Нет, – возразил он, – никоим образом. – Он снова повернулся к графину и наполнил бокал. – У меня нет ни малейшего намерения выбрасывать вас из дома. Оставайтесь здесь сколько угодно.

Она нахмурилась:

– Не понимаю. Вы позволите мне остаться здесь?

Он снова повернулся к Арабелле. Улыбка, сверкнувшая в серых глазах, преобразила его лицо. И теперь она не находила ничего устрашающего ни в его черных бровях, ни в белой пряди волос.

– Разумеется. Я не такой людоед, каким кажусь вам, леди Арабелла.

Его улыбка была заразительной, и лицо ее смягчилось. Скорее всего, она неправильно судила о нем, ведь он признался в содеянном. Но каковы бы ни были ее отношения с Фредериком, как-никак он был ее единокровным братом. Этот человек не мог знать о том, что их равнодушие друг к другу порой граничило с прямой враждебностью. Но то, как он рассказал ей о смерти Фредерика, в лучшем случае можно было назвать пренебрежительным и небрежным, в худшем – черствым и жестоким. Он ни на секунду не задумался о ее чувствах. И все же эта его улыбка намекала на то, что в характере этого человека есть и другие, более привлекательные черты.

Арабелла предпочла выбрать нейтральный тон:

– Простите меня, если я покажусь вам невежливой, герцог. Ваша новость вызвала у меня шок. Но мне следует поблагодарить вас за ваше предложение.

Он поклонился:

– Для меня это удовольствие, мадам.

Он потянулся, взял ее руку, поднес к губам и легонько дотронулся ими до ее кожи. В соответствии со светскими правилами губы мужчины не должны были коснуться ее, учитывая краткость знакомства. Достаточно было поцеловать воздух над тыльной стороной ее ладони, но Арабелла решила, что сейчас неподходящий момент для того, чтобы придерживаться столь строгих правил. Если он готов был позволить ей остаться в доме, до тех пор пока она не подготовится к отъезду должным образом, имело смысл бытье ним любезной.

– Позвольте мне предложить вам поесть, прежде чем вы вернетесь в Лондон, – сказала она, убирая руку, как только он ее выпустил из кончиков пальцев. – Уже почти полдень, а вы, должно быть, рано встали нынче утром.

– Я выехал на рассвете, – ответил он непринужденно. – Но в Лондон возвращаться не собираюсь, мадам.

– О? – Ее красиво очерченные брови недоуменно поднялись. – Значит, в Кенте у вас есть друзья?

Он покачал головой, и глаза его так ярко блеснули, что по коже ее снова побежали мурашки в предчувствии неизвестной опасности.

– Нет, – ответил он. – Но у меня есть дом в Кенте и, похоже, очень славный. – И он сделал жест, охвативший все, что их окружало. – Я намерен остаться надолго. Мне надо обсудить дела с управляющим, я надеюсь повидать арендаторов и, разумеется, познакомиться с прислугой. Вы согласитесь, конечно, что в летнюю жару в деревне гораздо приятнее, чем в Лондоне.

Пол под ногами Арабеллы закачался, как зыбучий песок.

– Похоже, я очень несообразительна, – выговорила она медленно. – Должно быть, это от жары. У меня создалось впечатление, что вы дали мне разрешение остаться здесь до тех пор, пока я не устрою свои дела.

Он поклонился:

– Это так. Вы можете здесь оставаться столько, сколько вам будет угодно.

– И… простите меня, должно быть, в этом вопросе я проявляю особенную недогадливость… вы собираетесь остаться под одной крышей со мной? – Снова ее брови взметнулись вверх.

– Разумеется, миледи. И вы прекрасно оценили ситуацию.

Он улыбнулся непринужденно и дружески, и на этот раз ей показалось, что его улыбка не таит ни малейшей угрозы. И снова в ее золотистых глазах загорелся гнев.

– Вам, очевидно, нравится дурачить меня, герцог. И я не приложу ума, что я такое сделала, чтобы заслужить это. Прошу прощения.

Она направилась было к двери.

Джек опередил ее и положил руку на косяк. Обе собаки заворчали, шерсть у них на загривках поднялась дыбом.

– Успокойтесь. Сидеть, – приказал он им.

К досаде Арабеллы, они послушались, хотя не спускали с него глаз.

– Я вовсе не дурачу вас, Арабелла, – сказал он. – Поверьте, я никогда не позволил бы себе ничего подобного. Вы ведь делили этот дом со своим единокровным братом. Разве не так?

Она решила не обращать внимания на его фамильярное обращение, как и на его летучий поцелуй, и скрестила руки на груди, показывая, что вполне владеет ситуацией и ничто не может ее поколебать и сбить с толку. На самом деле каждая клеточка тела и ее нервы были напряжены до предела. Она была готова действовать, что бы ни уготовила ей эта странная встреча.

– Он нечасто навещал этот дом, – ответила Арабелла, невольно припоминая те ужасные случаи, когда Фредерик заявлялся с шумной компанией дебоширов и завладевал всем домом.

Из чистого чувства самосохранения она удалялась в свои комнаты и не выходила из них до их отъезда.

– И никто не находил в этом ничего неподобающего, – подытожил он.

– Разумеется, нет, – нетерпеливо ответила Арабелла. – Фредерик – мой брат, и я зависела от него, потому что он был моим покровителем.

«Или потому, – мрачно добавила она мысленно, – что мне приходилось терпеть все неприятности в силу моего положения».

– Но теперь я занял место Фредерика, – заметил герцог. – Ваш брат оставил вас на мое попечение. – Он постучал ногтем по карману, в котором лежал документ, подписанный и заверенный во время игры в фараон. – Здесь ясно сказано, что граф Данстон передает мне свои обязательства, как и свое имущество и доходы. – Его губы слегка изогнулись в улыбке: – А вас, леди Арабелла, я считаю его ценным имуществом.

Лицо Арабеллы продолжало хранить каменное выражение, и его выжидательная улыбка испарилась. Джек не имел склонности расточать свое обаяние попусту. Он хладнокровно продолжил:

– Я считаю, что в результате всего этого вы поступаете под мою ответственность и защиту. Я оказался на месте вашего брата. Если никто не возражал против вашего совместного проживания с Фредериком под одной крышей, как можно осуждать то, что вы будете находиться под покровительством человека, который его заменит?

Эта абсурдная логика поразила Арабеллу. Ее глаза стали круглыми, со странным придушенным звуком она отвернулась от него и подошла к окну. Так она и стояла, поглаживая одной рукой губы и глядя на свой любимый сад. Внезапно Джек заметил, что ее плечи сотрясаются. Он в несколько шагов преодолел разделявшее их пространство.

– Арабелла?

Она обернулась, и он с изумлением увидел, что она трясется от смеха, а глаза ее сверкают, как топазы.

– Ясно, – сказала она, – что вы не имели удовольствия встречаться с леди Эслоп.

Он покачал головой, и в его глазах отразилось ответное веселье, хотя он понятия не имел, что рассмешило ее.

– Нет, я не имел такого удовольствия. И много ли от этого потерял?

– Леди Эслоп – жена виконта Эслопа из Эслоп-Мэнор. – торжественно сообщила Арабелла. – Она дама последовательная, и ей свойственна несокрушимая добродетель. Она арбитр в вопросе моды и поведения в свете, и это известно на двадцать миль вокруг. И никто бы не решился с легкостью пренебречь ее мнением и навлечь на себя неудовольствие этой леди.

Джек неторопливо кивнул, и глаза его заблестели еще ярче.

– Я уловил неодобрительную нотку в вашем голосе, мадам. Может, упомянутая вами дама уж слишком высоко оценивает свое значение в обществе?

– Вы поняли меня верно. Лавиния Эслоп – дочь деревенского стряпчего, но старается замаскировать свое далеко не аристократическое происхождение, всячески демонстрируя свое значение. Путем запугивания она добилась лидерства в обществе нашего графства. – Теперь в голосе Арабеллы звучала презрительная усмешка. – Как только она услышит о смерти Фредерика и вашем прибытии в Лэйси-Корт, тотчас же явится ко мне. Это минутное дело. Я ожидаю ее визита самое позднее завтра утром.

– Я горю нетерпением познакомиться с ней и объяснить положение дел, – ответил Джек серьезно.

Арабелла не могла больше сдерживаться. Она обладала особым чувством юмора, которое обычно проявлялось в самый неподходящий момент. Возможно, сейчас как раз и наступил такой, и она не сумела сдержать веселья. Она одна могла стать достойной противницей Лавинии Эслоп… но в содружестве с герцогом Сент-Джулзом… О, это была бы королевская битва!

– А знаете, – сказала она, против воли улыбаясь, – пожалуй, мне даже хочется согласиться с вашим планом, хотя бы для того, чтобы увидеть выражение ее лица, когда вы будете ей объяснять, что нет ни малейшей разницы между покровительством, оказываемым одинокой женщине братом или посторонним мужчиной, и совершенно безразлично, делить кров с ним или с вами.

– Ну так? – Он развел руками, приглашая ее к совместным действиям.

Она заколебалась, когда внезапно на нее обрушилась реальность со всеми возможными последствиями случившегося. Ей вовсе не хотелось оставлять свой дом, сад, орхидеи, по крайней мере покидать это все так внезапно. Орхидеи требовали ежедневного внимания, хотя Уивер, главный садовник, будет следовать ее инструкциям, и с некоторой долей любовного внимания это могло помочь их процветанию. Она знала, что ее всегда с распростертыми объятиями примут у Барретов. Мэг Баррет была ее самой дорогой и близкой подругой с раннего детства, а сэр Марки леди Баррет всегда обращались с Арабеллой как с дочерью. Но это было бы всего лишь временным решением вопроса. Их средства были весьма скромными и все больше истощались. Была еще усадьба викария. Дэвид и его жена на некоторое время примут ее с радостью, но при наличии шестерых детей, постоянно вертящихся под ногами, едва ли у них было лишнее место для гостей. Кроме того, мысль о скитаниях по друзьям в поисках приюта вызывала у нее неприятие.

Беспощадная честность заставляла ее признать, что поиски решения в случае, когда она внезапно лишалась дома, должны были потребовать некоторого времени и, несомненно, вынуждали к компромиссам. У нее были дальние родственники матери в графстве Корнуолл, но после ее смерти их общение ограничивалось краткими официальными контактами. Им пришлось бы писать письма… письма с просьбами. Арабелла поморщилась.

Джек стоял, опираясь широкими плечами о каминную полку, и наблюдал за ней. У Арабеллы было очень подвижное лицо, и ему не составляло труда разгадать ее мысли и даже их последовательность. Он ожидал, что Фредерик и его сестра окажутся внешне похожими, но не мог обнаружить ничего свидетельствовавшего об их кровном родстве. Он почти надеялся, что сходство окажется разительным. И тогда ему было бы просто держаться на расстоянии от нее и соблюдать чисто прагматические условия в предложенных им взаимоотношениях. Но, к своему удивлению, он испытал скорее облегчение, чем страх, обнаружив ее полное несходство с единокровным братом. А это, подумал он, не самая разумная реакция.

Эти размышления подвигли его на то, чтобы издать довольно резкое восклицание.

– Ну? – спросил он снова.

Она очнулась от своих мыслей, вздрогнув, оттого что он так внезапно их прервал. Теперь его лицо оказалось в тени, и это пригасило блеск в его глазах, придав им оттенок олова. Они стали жесткими и холодными и неприятно проницательными. И вдруг, будто он почувствовал, что она подглядела это его выражение, ничуть не согласующееся с его целями, его лицо изменилось. Герцог улыбнулся, и глаза его снова заискрились.

– Ну же, Арабелла, давайте вместе потешимся над леди Эслоп. Будь я вашим опекуном, не было бы ни слова сказано о неуместности нашего проживания в одном доме. В усадьбе полно людей, способных засвидетельствовать ваше благонравие, – экономка, горничные и… может быть, у вас есть старая няня?

– Я уже давно перешагнула тот рубеж, когда требуются опекуны или даже дуэньи, герцог, – напомнила она. – Мне двадцать восемь, я уже почти в маразматическом возрасте, и пора меня положить на полку.

Она казалась настолько удовлетворенной таким описанием собственной личности, что он не смог удержаться от смеха.

– В таком случае, дорогая, вы вполне способны принимать решения самостоятельно. Если сочтете, что в этом предложении нет ничего непристойного, кто сможет вам воспрепятствовать?

– Леди Эслоп, – возразила она поспешно и добавила многозначительно: – Но раз уж я перешагнула брачный возраст, моя репутация значения не имеет.

Она быстро соображала. Такое решение было необычным, но она ведь никогда и не была последовательницей и рабыней заурядных решений. В доме были свидетели ее беспорочного стародевского существования, и он был достаточно обширен для того, чтобы там могли жить два человека, не попадаясь друг другу на глаза, если бы им не захотелось видеться. Она могла просто вести себя так, как вела себя во время наездов Фредерика, и оставаться в собственных комнатах.

Арабелла пожала плечами:

– Предоставим кошкам сплетничать сколько угодно. Но вы можете не сомневаться, милорд герцог, что я никогда не посягну на ваше время и внимание. Я немедленно примусь за приготовления. Это, вероятно, займет несколько недель… Теперь письма идут так медленно. – Она повернулась было к двери, потом осознала некоторые неудобства нынешней ситуации. В ближайшие недели она в еще большей степени их почувствует, печально размышляла она, пытаясь примириться с реальностью. – Так как моего брата больше нет, не будете ли вы так любезны, ваша светлость, отправлять мои письма?

– Вы всегда можете рассчитывать на мою помощь.

– Благодарю вас, – с полной искренностью ответила Арабелла.

Она взялась за ручку двери. Собаки выжидательно смотрели на нее и жались к ее ногам.

– Не могу ли я еще немного злоупотребить вашим вниманием и временем? – спросил Джек.

Она обернулась, все еще держась за ручку уже открытой двери.

– Чего вы хотите, сэр?

Джек ответил непринужденно, следуя ее примеру, не придерживаясь церемоний:

– Я не знаю дома, мадам. Может быть, вы покажете мне мои комнаты? Моих лошадей следует поместить в конюшню, грумам и кучеру показать, где они будут ночевать, познакомить моего личного слугу с экономкой и дворецким.

– Я уверена, что ваших лошадей расседлали и отвели в конюшню, герцог, – сказала Арабелла. – В моем доме хозяйством… – Она умолкла и исправила свою ошибку, сделав особое ударение на слове «хозяйством»: – Хозяйством ведают Франклин и миссис Эллиот. Не думаю, что у вас будут основания для жалоб.

– Я и не ищу повода для недовольства, – мягко возразил он. – Я только попросил показать мне дом. И может быть, сегодня днем мы с вами проедемся верхом и вы покажете мне имение.

Эти планы никак не согласовывались с ее представлениями о сохранении дистанции между двумя людьми, вынужденными жить в одном доме. И в этот вопрос следовало внести ясность с самого начала. Она ответила холодно:

– Миссис Эллиот покажет вам дом, а Франклин пошлет весточку Питеру Бэйли, управляющему, чтобы он прибыл нынче днем. Он покажет вам амбарные книги и проведет вас по имению, а также ответит на все вопросы, которые могут у вас возникнуть.

– Понимаю. – Он отстранился от каминной полки. – Полагаю, вы мало что знаете об управлении имением.

Как он и ожидал, это его замечание вызвало у нее румянец, окрасивший ее высокие скулы.

– Напротив, – возразила она, – это мой брат не проявлял интереса к делам в усадьбе. Я же работаю в тесном контакте с Питером… – Она умолкла, осознав, в какую ловушку он так умело заманил ее. – Уверена, что от Питера вы получите все необходимые сведения. А у меня сегодня много дел… Я буду готовиться к отъезду.

– Ах да, – кивнул он, соглашаясь. – Может, вы уделите мне сейчас хоть несколько минут, покажете мои комнаты…

Арабелла хотела было возразить, но не посмела проявить такую неучтивость. Она ведь была здесь хозяйкой. Очень неприятно показывать новому владельцу дом, где она прожила всю жизнь и после смерти отца всегда считала, что в первую очередь он принадлежит ей, несмотря на то, что официально его собственником был Фредерик. Но просьба герцога была вполне обоснованной. Он изо всех сил старался убедить ее, что печется о ее интересах, но она не могла отделаться от подозрения, что Сент-Джулз не имел намерения делать ей что-либо приятное.

Ее снедали сомнения. Не играет ли она с огнем? Но если это и так, сказала она себе твердо, она достаточно умна, чтобы не обжечься. К тому же был ли у нее выбор?

Она отрешенно улыбнулась ему:

– Разумеется, сэр. Следуйте за мной. – И, сопровождаемая собаками, вышла из библиотеки.

Холл с квадратными потолочными балками был пуст, хотя у Арабеллы возникло ощущение, что за ними исподтишка внимательно наблюдают. В воздухе повисло почти осязаемое ощущение чего-то мрачного, и каждый из слуг хотел бы знать, что происходит. Она поговорит с Франклином и миссис Эллиот, после того как выполнит неприятную обязанность по отношению к новому владельцу Лэйси-Корт. Арабелла поднялась на верхнюю ступеньку лестницы и тотчас же заметила, что герцог не следует за ней. Она посмотрела через плечо. Он стоял в дверном проеме в желтом пучке света, падавшего сквозь открытую дверь на вощеный дубовый пол.

– Похоже, что о моих людях и лошадях позаботились, – заметил он, возвращаясь в холл.

– Неужели вы в этом сомневались? – отрывисто спросила Арабелла. – Я ведь вас заверила, что это будет сделано.

– Да, вы так сказали, – согласился герцог с беззаботной улыбкой. – Но я всегда предпочитаю все проверять лично.

«В таком случае надо тотчас же бежать с криками восторга в объятия моих корнуоллских родственников», – мрачно подумала Арабелла.

– Не займете ли вы комнаты брата, герцог? – Она силилась говорить нейтральным тоном, будто эта тема не представляла для нее ни малейшего интереса.

– Они принадлежат хозяину дома?

– Да, – проронила она, не разжимая губ.

– В таком случае это было бы самым лучшим, – ответил он любезно, направляясь через холл к лестнице быстро и непринужденно, походкой крадущегося ягуара. В его серых глазах время от времени посверкивало нечто настораживающее, напоминающее об опасности… ну точь-в-точь ягуар, расправляющий лапы и вытягивающий когти, зевающий и показывающий крепкие белые зубы…

Из тени под лестницей послышался деликатный кашель, и Арабелла попыталась стряхнуть одолевавшие ее мысли, потому что в солнечном свете, падавшем в холл сквозь решетки окон, появился Франклин.

– Миледи, со слов грума его светлости я понял, что он намерен остаться на ночь в Лэйси-Корт. Грум попросил меня обеспечить слугам его светлости приличный ночлег.

В каждой черте худого лица и долговязого тела Франклина сквозило негодование. Должно быть, разговор с личным слугой герцога взбудоражил его и, вероятно, вся его шерсть поднялась дыбом, потому что его чувство приличия было оскорблено мыслью о том, что в доме будет ночевать чужой человек без позволения графа Данстона.

– Да, это так, Франклин, – сдержанно ответила Арабелла. – Я не сомневаюсь в том, что ты знаешь, как устроить на ночь слуг герцога. – Ее рука все еще покоилась на балюстраде лестницы, и знакомая гладкая округлость столбика помогла ей успокоиться и продолжать в том же ровном тоне: – Лорд Данстон умер в Лондоне несколько дней назад. Теперь его светлость – владелец Лэйси-Корт. Надеюсь, что при первой же возможности ты поговоришь со слугами и объяснишь им, как обстоят дела.

Она посмотрела на герцога, будто искала подтверждения своим словам.

Джек наклонил голову и вежливо обратился к дворецкому:

– Я был бы вам благодарен, Франклин, если бы вы и… миссис Эллиот – кажется, так ее зовут? – если бы вы пришли в библиотеку сегодня в три часа. Мы сможем обсудить все изменения в образе жизни дома, если таковые будут. Я хотел бы, чтобы вы ввели меня в курс дела.

Франклин ошарашенно смотрел на Арабеллу. Рот его слегка приоткрылся.

– Лорд Данстон мертв? – пробормотал он.

– Да, – ответила Арабелла.

– Значит, мы в трауре, – продолжал Франклин потрясенно.

Как всегда в минуты кризиса, он находил утешение в практических делах и мелочах.

– Надо немедленно повесить над дверью скорбное извещение. Всем слугам следует надеть траурные повязки… К вам ведь будут приходить выразить соболезнования… А как насчет похорон, миледи? Они будут здесь или в Лондоне?

Арабелла набрала полную грудь воздуха. Из-за утренних хлопот она совсем упустила из виду то, что обычно следует за смертью – похороны и все остальное. Как объяснить смерть Фредерика? Ведь самоубийц не хоронят в освященной земле. Если не скрывать правды, это навлечет позор на семью и их имя. Но как это утаить?

Герцог откашлялся, и она повернулась к нему.

– Ваш брат… Лорд Данстон… позвольте мне как его наследнику принять на себя хлопоты по устройству похорон, леди Арабелла. Мне будет неприятно, если все эти тяготы лягут на ваши плечи. Он хотел, чтобы погребение было частным делом и его похоронили немедленно после смерти. Прежде чем ехать сюда, я в Лондоне обо всем распорядился. Он выразил пожелание, чтобы по нему не носили траура, и я уверен, что вы захотите выполнить его предсмертную волю.

Франклин с изумлением взирал на нового владельца Лэйси-Корт.

– Как умер его лордство, ваша светлость?

– Погиб на дуэли, – поспешил ответить Джек. – Он умер от ран, и его распоряжение насчет похорон вполне ясно.

– Понимаю, – сказал дворецкий, хмуро уставившись в пол.

И он, и миссис Эллиот предвидели возможность такой смерти графа, и все же следовало соблюсти необходимые формальности. Он покачал головой.

– Это весьма необычно, миледи.

– Верно, Франклин, но следует уважать последнюю волю лорда Данстона, – ответила Арабелла, испытывая огромное облегчение. Конечно, Фредерик не высказывал такой просьбы, но она решила, что не станет опровергать столь удобную для нее версию герцога.

Франклин все же, казалось, не был убежден, и теперь его взор обратился к герцогу, но, что бы он ни собирался сказать, дворецкий не рискнул выразиться вслух, а вместо этого только отдал поклон.

– Добро пожаловать в Лэйси-Корт, ваша светлость, – сказал он деревянным тоном.

– Благодарю, Франклин, – ответил Джек и мягко добавил: – Уверяю вас, что, находясь здесь, я буду руководствоваться законом и никто в этом доме может не опасаться за свое будущее. Пожалуйста, сообщите об этом слугам и разъясните им положение дел.

Франклин снова поклонился, не скрывая облегчения.

– Миссис Эллиот и я будем ждать вас в три часа, ваша светлость.

Джек кивнул и начал подниматься по лестнице вслед за Арабеллой. Он ободряюще обнял ее за талию, и все в ней возмутилось этим фамильярным прикосновением. Что он делает? И о чем думает? Ее снова одолели сомнения, и она почти бегом поднялась по ступенькам на площадку. Он не спеша следовал за ней, в то время как она торопливо шла по коридору, ведущему в восточное крыло дома.

– Комнаты Фредерика здесь, ваша светлость. – Она открыла двустворчатые двери в конце коридора и сделала шаг назад. – Надеюсь, что вам будет удобно.

– После вас, – сказал герцог, учтиво кланяясь, и ей пришлось войти в комнату.

– Думаю, что вы сами найдете дорогу в спальню, – сказала она и тотчас же пожалела, что не выразила это иначе. – Если вам что-нибудь понадобится, возле камина есть колокольчик. Я пришлю вашего слугу с вещами.

– Скажите, – обратился он к ней непринужденно, входя в спальню, – леди Эслоп и ей подобные поверят предсмертной просьбе вашего брата и примут ее?

Арабелла осталась стоять в двери. Эта тема показалась ей вполне безопасной. К тому же она находилась на почтительном расстоянии от него, и теперь сердце ее билось ровно.

– Нет, – ответила она, – но ей будет нечего делать, кроме как сплетничать, разъезжая по соседям.

Он улыбнулся ей с некоторым злорадством:

– Но ведь мы желаем вызвать небольшую бурю в этом болоте? Разве не так?

– Я не хочу, чтобы сплетни следовали за мной в Корнуолл, – заявила Арабелла, не позволив себе ответить на его заговорщическую улыбку, потому что в ней крепло убеждение, что обаятельные манеры герцога не более чем маска. Он был также опасен, как висевшая на его поясе рапира. И она решила противостоять этим чарам всеми силами и отвергнуть его неподобающую фамильярность.

– Корнуолл? – спросил он удивленно.

– Там живут родственники моей матери, – ответила она отрешенно. – Я отправлюсь к ним, как только улажу дела.

– Довольно унылая перспектива, – заметил он, прогуливаясь по комнате. – Вы не предпочли бы остаться в Лондоне? Там столько развлечений, достаточно, чтобы занять воображение.

– Едва ли мне по карману жить в Лондоне, – заметила Арабелла. – Особенно теперь.

– В качестве моей жены вы могли бы жить где угодно и выбрать такой образ жизни, какой вам понравится.

– Благодарю вас, но думаю, что мне больше подойдет Корнуолл, – заявила Арабелла. – Климат там лучше для орхидей.

– Вы могли бы завести оранжерею и в Лондоне, – возразил он, прерывая созерцание сада, которым любовался из окна.

Но в двери уже никого не было. Он пожал плечами и поджал губы.

Джек не рассчитывал на такое сопротивление со стороны сестры Фредерика. У него были все основания предполагать, что она запрыгает от радости и бросится ему на шею, вне зависимости оттого, понравится ей его предложение или нет. Разве у нее был выбор? Много ли найдется женщин, а особенно таких, как эта старая дева без гроша за душой, кто откажется от предложения герцога, одного из богатейших людей в стране? Корнуолл! Курам на смех! Его губы изогнулись в презрительной усмешке. Похоронить себя заживо! Лондон, его Лондон был бы прекрасной и самой подходящей оправой для такой необычной женщины. Именно там ее острый ум и своеобразная внешность могли бы обрести новый блеск и ярко засверкать.

Да о чем он, черт возьми, думает? Он покачал головой, не веря самому себе. Видеть Арабеллу Лэйси в обществе – было последним, о чем он мог подумать. Получить ее в жены – всего лишь средство закончить начатое дело, последний этап задуманной мести! Он был готов жениться на скучной, бесцветной старой деве, которая не стала бы путаться у него под ногами и жила в имении в Кенте, потому что это устраивало бы ее мужа, и беспрекословно стала бы исполнять свой супружеский долг, когда пожелает он, и, если повезет, родила бы в положенный срок ему наследника. Разумеется, в его планы вовсе не входило доставлять ей наслаждение, как он не ожидал, что получит удовольствие от общения с ней, если не считать удовлетворения от сознания того, что он отнял у Фредерика Лэйси последнее из того, что ему принадлежало.

Так какого черта он предложил ей что-то еще, кроме брака? Зачем ему понадобилось завлекать ее, хотя он знал, что скоро она увидит, что у нее нет выбора? Ей придется принять его предложение.

В комнате было жарко, и он распахнул окно, потом высвободил плечи из своего черного бархатного сюртука и распустил отделанный кружевами галстук прежде, чем отстегнуть пояс. Осторожно положил рапиру, вложенную в ножны, на подоконник и, выглянув в окно, увидел фруктовый сад, доходивший до горизонта и терявшийся вдали, Это графство называли садом Англии, и, вне всякого сомнения, земли здесь были плодородными, деревья ломились от плодов, а поля за садами зеленели и отливали золотом от созревающих злаков.

Шарлотта любила деревенскую жизнь… и предпочитала ее городской. Пологие холмы Бургундии соответствовали ее непритязательному вкусу и мягкому характеру, но ее муж граф де Вильфранш ценил свое положение при дворе Людовика XVI, и Шарлотте волей-неволей приходилось оставаться среди приближенных королевы Марии Антуанетты.

Вильфранш проехал в одной телеге с герцогом Орлеанским, когда для него настало время встречи с мадам Гильотиной, а Фредерик Лэйси принял меры, чтобы Шарлотта последовала на смерть за своим мужем.

Джек бросился на кровать, подложив сцепленные руки под голову. Когда на него накатывали воспоминания и ярость, он знал, что не следует им противиться, а иначе это мрачное настроение начинало душить его, и он уже был не в состоянии ясно мыслить и целесообразно действовать. Он закрыл глаза и позволил картинам того жаркого дня заполонить его сознание, пока вновь переживал все это, питая свою мстительность и укрепляя решимость.

Плебс жаждал крови, чернь толпилась вокруг телег, пока они громыхали по булыжной мостовой к гильотине на площади Бастилии. Теперь от старой тюрьмы оставалась только груда мусора, и ревущая толпа лезла на нее, чтобы лучше видеть казнь. Ровный звук, который производило падающее лезвие, тошнотворный глухой шум, когда нож перерубал кость, мягкий стук, когда отрубленная голова падала в подставленную корзину, могли слышать только те, кто стоял близко к залитому кровью помосту.

Джек был одет в простое платье санкюлота, к его колпаку была приколота трехцветная кокарда. Он пробивался сквозь толпу подальше от гильотины, к краю площади. На него не обращали внимания, и никто не знал, что этот санкюлот-англичанин ежедневно приходил к гильотине, чтобы видеть гибель друзей и знакомых и доставить списки погибших их родственникам и близким в Англию, где отчаянно ожидали вестей. Его невозможно было отличить от других, когда он вот так протискивался сквозь давку, удаляясь от смрада разложения и крови. Добравшись до места, где толпа поредела, он перевел дух. Воздух казался сгустившимся от испарений человеческих тел, лука, винного перегара. Джек не мог больше выносить запаха крови.

Его взгляд упал на трех представителей народной полиции, стоявших близко друг к другу, будто связанных в один узел, на углу площади, а также на человека рядом с ними, одетого по последней моде. Однако костюм его был помят и запачкан, парик съехал набок, кружева на манжетах порваны, пышный галстук сорван с шеи. И понятно было почему. Один из членов народной полиции держал в руке булавку с изумрудом и, как и его товарищи, смеялся, проталкивая пленника к помосту с гильотиной.

Джек с минуту наблюдал эту сцену с бесстрастным лицом, но держа руку на эфесе короткой шпаги, которую постоянно скрывал в складках своего обшарпанного жилета. Узник был англичанином, а иностранцы не были обычной мишенью народной полиции. Но большинство англичан в Париже в эти отчаянные времена вели себя скромно, стараясь держаться подальше от улиц и не привлекать к себе внимания. Они не выставляли напоказ свои изумруды, шелка и кружева. Только дурак или чванливый глупец стал бы испытывать судьбу и подвергать себя опасности. А Фредерик Лэйси, граф Данстон, всегда был высокомерным болваном, и чем бы он ни занимался здесь, в Париже, это не могло привести ни к чему хорошему.

Если бы Джек поспешил ему на помощь, он бы всего лишь умер с ним за компанию. Сейчас он думал об этом холодно и отстраненно, хотя едва ли было подвигом добродетели увеличить количество смертей вдвое. Он сделал шаг к этой группе людей, а арестант, обводя площадь безумными глазами, натолкнулся взглядом прямо на него. Джек понял, что тот его узнал. В этом нет ничего удивительного, подумал Джек. Человек всегда узнает другого, как бы тот ни был замаскирован, если однажды тот чуть не убил его.

Данстон рванулся из рук своих тюремщиков и принялся что-то быстро им говорить, лихорадочно размахивая руками. Казалось, ему удалось привлечь их внимание, потому что они приостановили свое продвижение к гильотине и принялись задавать ему вопросы. Потом, все еще крепко удерживая его за локти, повернулись и направились вместе с ним в сторону от площади.

Джек незаметно нырнул в близлежащий переулок. Что бы ни сказал Данстон, это обеспечило ему передышку и отсрочку казни, а у Джека еще были дела в городе.

С наступлением темноты он вернулся в Марэ, на узкую улочку, где держал свою лавочку виноторговец. Дверь была заперта на засов, окна защищены ставнями. С минуту Джек постоял, глядя на фасад дома. Сердце его сжала холодная рука страха. Потом его взгляд обратился к крошечному чердачному оконцу. Оно тоже было закрыто ставнями. На противоположной стороне улочки, открываясь, хлопнула дверь. Он обернулся. Там стояла женщина, одетая в черно-ржавое вдовье платье, и смотрела на него. Он медленно подошел к ней, и она скользнула в дом сквозь узкую дверь. Джек последовал за ней в тесный коридор.

– Madame, qu'est-ce qui se passe?[1]

Она принялась ломать свои узловатые пальцы, рассказывая ему о том, что агенты народной полиции, придя в лавку виноторговца в сопровождении какого-то мужчины, забрали с собой всех, включая и женщину.

Джек открыл глаза. Страшные образы стали меркнуть в его памяти, и столь отчетливый запах крови, который он живо ощущал минуту назад, начал рассеиваться. Но он все еще испытывал ледяной ужас, сжавший его сердце когтями, пока смотрел на закрытое ставнями окно чердака в Марэ.

Он был так близок к тому, чтобы увезти Шарлотту из Парижа! Ему не хватило всего двух дней до прибытия корнуэльского рыбачьего суденышка к диким скалистым берегам Бретани. Все было готово для их бегства из Парижа. Оставалось только немного подождать.

А пока они ждали, было безопаснее находиться в центре этого змеиного гнезда и скрываться на чердаке над лавкой виноторговца в самом сердце Марэ, одетым как гражданин и гражданка Франции, добропорядочные и благонамеренные санкюлоты, активные участники народной революции, так же, как и все остальные, жаждавшие плясать вокруг телег с обреченными на казнь, смешавшись с плебсом, осыпавшим насмешками аристократов, которых везли со связанными за спиной руками, женщин – в нижних сорочках, мужчин – в расстегнутых рубашках, открывавших шею для более удобного доступа ножа гильотины.

И вот в этот последний день их ожидания, в то время как Джек собирал сведения о личностях узников Шатле, народная полиция нагрянула в лавку виноторговца. Они знали, за кем пришли и где ее найти. Когда Джек вернулся, Шарлотта исчезла. Он проследил за ней до тюрьмы Ля Форс, но в ту же самую ночь узников казнили. Двор при здании суда был завален изуродованными трупами, телами изнасилованных и убитых женщин, залит кровью.

Джек пытался отогнать осаждавшие его картины, выжженные навсегда в памяти. Он лихорадочно искал труп Шарлотты, отчаянно звал ее по имени, пока какая-то старая карга, одна из «вязальщиц»[2], наслаждавшихся видом резни, не рассказала ему с нескрываемым восторгом о женщине с удивительной белоснежной прядью в темных волосах, которую поволокли из тюрьмы под угрозой ножей ее тюремщиков.

Джек готов был убить эту ведьму собственным ножом, если бы друзья с риском для собственной жизни не оттащили его прочь. Он почти не помнил подробностей своего бегства из Парижа через всю страну, путешествия на рыбачьей лодке, доставившей его к берегам Корнуолла. Но он знал, кто выдал Шарлотту. Фредерик Лэйси, который спас собственную шкуру ценой жизни Шарлотты и заодно отомстил Джеку за давнее оскорбление.

Но Лэйси теперь сполна заплатил за это. Все, что прежде принадлежало ему, перешло к его врагу, за одним исключением. Лэйси забрал жизнь Шарлотты и лишил Джека любимой сестры. Джек был намерен завладеть сестрой Лэйси и рассчитывал, что она принесет ему наследника и тем самым он довершит истребление ее брата. И Фредерик Лэйси будет поджариваться на вертеле в аду, но адское пламя и ярость будут ничто по сравнению с сознанием его полного уничтожения от руки человека, которого он ненавидел большую часть своего жалкого существования на земле.

Как и всегда, мысль об этом принесла Джеку злобное удовлетворение. Арабелла Лэйси оказалась совсем не такой, какой он ее представлял, но как он мог догадаться, что затворница, деревенщина и старая дева окажется такой отважной и уверенной в себе? Столь боевой и задиристой? Впрочем, ему это было все равно. Он знал, что так или иначе женится на ней.

Джек был терпеливым человеком, если это согласовывалось с его планами.