"Попробуй догони" - читать интересную книгу автора (Кауфман Донна)

Глава 17

Таггарт положил кипу бумаг на колени и уставился на пляшущее в камине пламя. Судя по шуму воды в трубах, Мойра уже проснулась и принимала душ. Она живо представилась ему голой, в мыльной пене, с фигурой и лицом Афродиты, выходящей из морских волн. У него немедленно возникла эрекция.

Он заерзал в кожаном кресле, тщетно пытаясь прогнать этот образ. Как могло случиться, что после продолжительного бурного соития он вновь проникся к этой женщине вожделением? Откуда возникло это странное желание овладевать ею беспрерывно и вечно? И чувство, будто бы он ожидал этой возможности несколько веков? Не прошло еще и нескольких часов, как он выбрался из ее постели, а его чресла вновь переполнены похотью! Не пора ли покончить с этим баловством и заняться серьезным делом, ради которого он сюда приехал? Ну сколько можно терзать свою и ее плоть?

Но такими уговорами он только еще сильнее разжег свое вожделение. Мойра стала ему необходима, как воздух и тепло. Без нее он уже не представлял своего существования.

Он положил папку с документами на пол у своих ног, встал и потянулся. Здесь, в гостиной на первом этаже башни, у него родились очень странные мысли. Он вдруг проникся чувством ответственности за это творение рук своих далеких предков, почувствовал себя обязанным сохранить эту башню для своих потомков. И для начала разжег огонь в каминах спальни и гостиной, расположенной этажом ниже.

Ему стало мучительно стыдно за свое пренебрежительное отношение к наследию своих пращуров, из поколения в поколение сохранявших связь времен. Как мог он повернуться спиной к их заветам из одного лишь глупого желания насолить своему отцу? Из-за его слепого упрямства чуть было не нарушилась родовая традиция, цепь, связующая поколения. Это выглядело вдвойне нелепо, учитывая его профессию. Прошлое невозможно перекроить по собственному усмотрению, его следует чтить и свято хранить о нем память.

Это озарение снизошло на Таггарта только теперь, и он проникся живым интересом к затее своего отца. Но сначала, как это ни удивительно, он сконцентрировал свое внимание на другой родословной, наследии семьи, на первый взгляд генеалогически отдаленной от его собственной. И в какой-то момент своих изысканий понял, что стал невольным продолжателем устремлений отца, посвятившего всю свою жизнь делу искоренения памяти о своих предках.

Когда-то он отказался от изучения их наследия по принципиальным соображениям, не пожелав что-либо доказывать упрямому и своевластному отцу. Сейчас он осознал ошибочность своей тогдашней позиции и пожалел о том, что не довел начатое дело до конца. Ему надлежало завершить его ради собственного удовлетворения, обретения душевного спокойствия и чувства выполненного долга. Он же поддался эмоциям и предпочел порвать отношения с отцом. Оглядываясь на те годы, он с горечью думал о том, насколько более значительной казалась бы ему его профессиональная деятельность, если бы он проявил твердость духа и докопался бы до собственных корней. Но он перенес таившийся в его подсознании интерес к своей родословной на прошлое чужих людей.

И добился в своих научных исследованиях значительных успехов. Его открытия в культуре майя получили всемирное признание, коллеги изучали и развивали его теории, делали на основе его работ новые открытия в этой области. Таггарт гордился своими достижениями и своим местом в исторической науке.

Теперь настало время вложить свой вклад в дело изучения истории семьи Морган.

Он потер глаза, вздохнул и в очередной раз задался вопросом: но какого дьявола ему приспичило заняться этим именно сейчас?

Несомненно, смерть отца оказала огромное воздействие на все его поведение и заставила переосмыслить все свои прежние поступки, ответственные решения и жизненные цели. Однако каким образом она повлияла на его увлечение именно Мойрой Синклер было выше его понимания.

Если, разумеется, не брать в расчет тот факт, что он был не первым мужчиной в их роду, очарованным роковыми красавицами, носящими такую фамилию. Не говоря уже о том, что сам отец попал под обаяние Мойры. Здесь явно не обошлось без участия потусторонних сил.

Таггарт вновь взглянул на пухлую папку с документами и письмами своего отца, бережно сохраненными Мойрой. Он все еще не решил, что ему думать и чувствовать после ознакомления с ними. Написавший их человек оказался совсем не таким, каким он представлялся Таггарту прежде. За два часа, которые он провел, читая эти письма, Таггарт понял, что совершенно не знал собственного отца. Сойдя в могилу, Таггарт-старший остался для своих сыновей загадочным незнакомцем.

Разумеется, некоторые его идеалы и воззрения были довольно понятны Таггарту-младшему. Но невероятной представлялась удивительная метаморфоза, происшедшая с отцом на склоне лет. Этот упрямый и себялюбивый человек внезапно стал сомневаться в верности своего прежнего мировоззрения. Не стало ли это следствием его тяжелого недуга? Не заподозрил ли он, что его болезнь неизлечима, задолго до получения результатов медицинского обследования? Не предчувствие ли своей скорой неминуемой смерти подтолкнуло его оказать Мойре финансовую помощь?

Или же сознание его коренным образом изменилось после знакомства с ней? Во всяком случае, именно такое впечатление сложилось у Таггарта-младшего после прочтения его писем. Впрочем, в старости все люди пересматривают свои жизненные ценности, не стал исключением в этом смысле и Таггарт-старший. Прежде за ним не замечалось склонности к философствованию. Он твердо знал, что хорошо и что плохо, и потому-то и стал судьей. В тонкости он предпочитал не вникать, мир виделся ему только в белом и черном цветах. Точно так же судил он и своих сыновей. Безжалостно карал их за малейшую провинность и превратил их жизнь в своем доме в бесконечный судебный процесс, отведя им роль подсудимых, а себе – и судьи, и жюри присяжных одновременно.

И вот выяснилось, что на склоне лет в его сознании произошел переворот. Причину этого его сыну узнать уже никогда не удастся. Но у него не вызывало сомнений то, что толчком к перевороту стало знакомство с Мойрой, этой роковой женщиной, пробудившей нечеловеческую страсть и у Таггарта-младшего.

Но сексуальным аспектом ее влияние на него не ограничилось. Таггарт не только проникся к ней вожделением, но и воспылал интересом к истории рода Морганов, захотел досконально изучить ее, стать одним из ее творцов, продолжателем дела своих предков, хранителем их наследия, исполнителем их заветов. Невольно напрашивался вопрос: не уловка ли это, с помощью которой хитрая Мойра выуживала из Морганов деньги? Почему бы ей не обратиться непосредственно к своим американским родственникам – потомкам владельцев Баллантре, Синклерам, живущим теперь в Рогз-Холлоу?

Возможно, она пыталась к ним обратиться, предположил Таггарт, но отклика не получила. Никаких документальных подтверждений этому он, однако, не обнаружил. Не известно было ему также и то, что происходит в семье американских Синклеров, живущих в Рогз-Холлоу. Он поддерживал связь исключительно со своими братьями, а с другими людьми, которых он знавал в юности, даже не переписывался. Покинув отчий дом, он чувствовал потребность в полном отчуждении от всего своего прошлого окружения. Близких же друзей у него не было.

Скрытный и осторожный, он хранил все свои обиды в сердце и не делился ими с другими. Эта привычка сохранилась у него до сих пор. Но, повстречав женщину, которая сейчас принимала душ этажом выше, Таггарт внезапно почувствовал, что ему надо с ней поделиться своими сокровенными мыслями.

Он стал расхаживать взад и вперед по гостиной, мучительно ища ответы на рождающиеся в его мозгу вопросы. Пока что ясно ему стало только одно – осью всей круговерти невероятных событий является Мойра Синклер. И только она способна помочь ему разобраться во всем. Таггарт еще с минуту пристально разглядывал портреты на стене, а затем стал подниматься по лестнице в спальню, полный решимости без стука ворваться в маленькую ванную, устроенную в этой опочивальне лет пятьдесят назад.

Мойра все еще нежилась под тугими струями душа, стоя в ванне, покоящейся на четырех подставках в виде когтистых львиных лап, за цветастой клеенчатой занавеской. Комнату заполнил густой ароматный пар, насыщенный запахами дорогого мыла и шампуня. У Таггарта слегка закружилась голова.

А когда сквозь клубы пара и занавеску он увидел контуры тела купальщицы, кровь взбурлила в его жилах, а все сомнения в том, что Мойра оказывает на него какое-то странное воздействие, моментально исчезли. Он вдруг почувствовал столь мощное половое влечение к этой женщине, что сам устыдился его. При такой утрате самообладания ему следовало бы не раздумывая бежать из этой башни, не страшась ни холода, ни мрака ночи. Возможно, пронизывающий до костей ветер, дующий со стороны болота, и выветрил бы проклятое наваждение из его воспаленных мозгов.

И похоть из чресел. Тогда бы он смог рассуждать разумно и здраво, разложил бы все сам по полочкам в своей голове и нашел бы всему рациональное объяснение. После чего наверняка поспешил бы завершить свои дела в Баллантре и унес бы отсюда ноги подобру-поздорову, пока совершенно не сошел с ума.

Так следовало бы и поступить здравомыслящему, зрелому и самостоятельному мужчине, думающему головой, а не головкой.

Но Таггарт сделал все наоборот. Он отдернул занавеску и впился в голую Мойру плотоядным взглядом обезумевшего эротомана. Она испуганно завизжала, прикрыв груди руками, а потом спросила с некоторой опаской:

– Что с тобой, Таггарт? Ты здоров? Зачем ты сюда пришел?

В этот миг она была бесподобна. И ему дьявольски захотелось овладеть ее блестящим мокрым телом немедленно.

– А что, по-твоему, я вообще здесь делаю, Мойра? – задал он ей, в свою очередь, не менее странный вопрос.

И, не дожидаясь ответа, он прямо в одежде залез в ванну и обнял ее, не обращая внимания на пар и воду.

– Ты насквозь промокнешь! Не делай глупостей! – попыталась было образумить его Мойра. – Ой, что ты делаешь...

– То же, что начал делать, едва лишь мы познакомились, – ответил он и страстно поцеловал ее в губы, трепеща от вожделения и шумно дыша.

Мойра порывисто обняла его, прильнув к нему всем телом, и он жадно сжал руками ее ягодицы, сожалея, что нельзя прижать ее сейчас же к стене.

– Успокойся, дорогой, – шептала она ему.

– Почему-то мне это давно не удается, – ответил он, продолжая изучать ее тело пальцами. – Поначалу мне казалось, что я понимаю, зачем здесь нахожусь – ради завершения всех дел. И возможно, получения ответов на некоторые вопросы. Но теперь... – Он ввел ей между половыми губами ладонь и умолк, не уверенный, что разговоры в такой ситуации уместны.

Но Мойра не смутилась и, положив ему руки на плечи, спросила:

– А теперь у тебя возникло множество новых вопросов, верно? Но ведь этого следовало ожидать. Наверное, ты хочешь расспросить меня о своем отце?

– Как ты угадала? – удивленно спросил он, извлекая руку из ее интимного места, чтобы сосредоточиться на разговоре.

– А разве это так сложно? Ведь ты, наверное, прочел его письма ко мне, пока я спала.

– Да. Он сильно изменился с тех пор, как мы с ним расстались. Мне даже показалось, что письма написаны кем-то другим.

– Мне вас обоих очень жалко, – сказала Мойра. – Вы так и не сумели выяснить отношения. – Она погладила его по щеке.

– Вряд ли это было возможно. Честно говоря, он это заслужил.

– Я не пытаюсь оправдать твоего отца, – со вздохом сказала Мойра. – Возможно, ты прав. Но я знаю его с другой стороны. Признаться, ты потряс меня своим рассказом.

– Я никогда еще не был в таком замешательстве, как теперь.

– Почему?

– На меня свалилось сразу столько новостей! Да и завязавшиеся между нами отношения тоже не назовешь простыми...

– Не торопись разобраться с ними. Давай сперва выберемся из ванны, я начинаю замерзать... Подай, пожалуйста, мне полотенце. – Мойра потянулась к крану и выключила воду.

Он вылез из ванны, взял с полочки полотенце и передал его ей. Она начала энергично вытираться. Выбравшись наконец из ванны на коврик, Мойра велела Таггарту снять с себя мокрую одежду и вручила ему чистое полотенце. Бросив мокрую одежду в корзину для белья, он вытерся насухо и, повернув Мойру спиной к себе, начал вытирать полотенцем ее мокрые волосы. Она слегка подрагивала, косясь на его возбужденное мужское достоинство, нацеленное на расселину между ее тугими ягодицами.

– Ты не сердишься на меня за то, что я без спросу прочел его письма к тебе? – осевшим голосом спросил Таггарт.

– Ничего, – сказала она. – Я бы на твоем месте поступила так же.

Он порывисто наклонился и поцеловал ее в шею. Она затаила дыхание, ожидая большего. Он бросил полотенце в корзинку и погладил ее по плечам. Она чуть слышно застонала и повела крутыми бедрами. Он непроизвольно уперся своим естеством в ее копчик и хрипло произнес:

– У меня постоянно затуманивается рассудок, когда я рядом с тобой. И возникает желание овладевать тобой снова и снова. Это настоящее наваждение, с которым я не могу ничего поделать. – Сжав руками ее полные груди с набухшими сосками, он прошептал: – Я могу думать только об этом...

– А я об этом, – грудным голосом ответила Мойра и сжала пальцами его любовный инструмент.

Таггарт ухватил ее обеими руками за бедра, раздвинул ей коленом ноги и под громкие стоны Мойры, наклонившейся над ванной и вцепившейся в ее край руками, вогнал свое орудие ей в нежное лоно до упора. Судорога пробежала по всему ее гибкому телу, колени у нее задрожали, она бы наверняка упала в ванну головой, если бы он не поддержал ее, ухватив за груди. Одновременно Таггарт активно двигал торсом, вынуждая Мойру непроизвольно тоже работать тазом. Его левая рука, теребившая сосок, соскользнула вдоль живота к лобку и замерла. Нащупав ее трепетный бугорок, он принялся поглаживать его. Стоны и вздохи Мойры стали громче. Половые губы крепче стиснули пенис. Она была на грани оргазма.

– Еще, Таггарт! – простонала она, мотая головой.

– Да! – отозвался он, ускоряя свои телодвижения и проворнее действуя пальцами.

Мойра забилась в конвульсиях, повизгивая от удовольствия, по бедрам ее потекли соки. Это переполнило чашу терпения Таггарта, он стал овладевать ею с нечеловеческой мощью, издавая звериный рык и шумно сопя. Наконец он крепче схватил ее руками за бедра и стал резко натягивать на себя. Мойра истошно закричала:

– Да, Таггарт! Хорошо! Продолжай!

Он оправдал ее надежды и вновь проявил свой дикарский нрав, раз за разом загоняя свой пест в нее по самую рукоять. Сердце его бешено стучало, на лбу и висках взбухли вены, лицо побагровело. Наконец он заскрежетал зубами и исторг в нее семя. Она опять кончила одновременно с ним и шумно задышала.

Колени Мойры ослабели, и она стала оседать. Он потянул ее на себя, поскользнулся и упал, ударившись о стенку спиной. Мойра, лишенная всякой опоры, упала на него. И лишь тогда до Таггарта дошло, что он забыл надеть презерватив.

– Вот так номер! – воскликнул он, сжав ее бюст.

– Третий, – ответила самодовольно Мойра, плохо соображая после бурного коитуса, и хихикнула.

Таггарт расхохотался, тотчас же позабыв о допущенном промахе. Помимо всех прочих своих несомненных достоинств, Мойра обладала прекрасным чувством юмора, все ее шутки всегда были неожиданны и оригинальны. Редкая женщина обладает таким даром! Как, впрочем, и мужчина, мысленно добавил он.

Скользкие и мокрые, они сидели на коврике и смотрели друг на друга с умилением и восторгом. Наконец Таггарт спохватился, что нужно сказать нечто умное, и брякнул:

– Мы не предохранились. Что теперь будет?

Мойра залилась звонким смехом, чмокнула его в щеку и ответила:

– Ты уникальный мужчина, Таггарт Морган. А будет вот что: через год я появлюсь в лесах Амазонки с нашей крошкой. Не бойся, я принимаю таблетки.

– Я беспокоюсь не за себя, – поспешил заверить ее он, вдруг утратив желание смеяться. Ему представился образ беременной Мойры, вынашивающей его ребенка, и ком подкатил у него к горлу. Он до сих пор не думал, что когда-нибудь станет отцом. Но сейчас от волнения с трудом сдерживал слезу умиления. Если бы Мойра действительно забеременела, это стало бы залогом продолжения их связи. А ему не хотелось ее терять.

– А я так и не думала! – воскликнула Мойра, вставая, чтобы взять с полочки чистое полотенце. – Ты ведь необыкновенный мужчина, Таггарт Морган.

Она кинула ему полотенце, сама обернулась другим и, наклонившись, стала вытирать тряпкой воду с пола. Таггарт с нарастающим интересом следил за этим процессом, чувствуя прилив сил. Мойра действовала легко и непринужденно, однако в воздухе ощущалась напряженность. Таггарт прокашлялся и спросил:

– Значит, приехала бы ко мне даже в лесные дебри? Если бы родила?

Мойра выпрямилась и серьезно ответила, прислонившись к раковине спиной:

– Да, если бы в этом возникла необходимость. Только вряд ли бы такое случилось, за Баллантре надо присматривать, да и вообще я сумела бы воспитать малыша сама, не покидая Шотландии. Мне не привыкать управляться со всем одной.

– Ты всегда была такой самостоятельной?

– Разве ты не понял этого, прочитав мои письма?

– В них ты почти ничего не рассказываешь о себе, главным образом повествуешь о текущих делах и местной жизни. И не жалуешься на то, что тебе одной тяжело. Некоторые выводы о тебе можно сделать разве что из твоей манеры рассказывать о людях, живущих в Баллантре, красотах этого края, своих планах по его благоустройству. У меня сложилось впечатление, что мне здесь все давно и хорошо знакомо. А Гэвин, Молли и Присс – мои добрые друзья. Почему ты помрачнела? Я чего-то не понял? Разве вы с Присс больше не подруги? – Таггарт насторожился, заметив тень, промелькнувшую на лице Мойры.

– Да, мы поссорились, – сказала она. – Но не будем сейчас об этом, это долгая история. – Она махнула рукой.

– Извини, я не знал, – смущенно пробормотал Таггарт, пожалев, что бесцеремонно вторгся в запретную зону частной жизни своей собеседницы, на что не имел никакого права даже после их бурного совокупления. В конце концов, половой акт – еще не повод, чтобы лезть партнерше в душу. И Мойра, угадав его мысли, сказала, улыбнувшись:

– Секс не решает все проблемы, как тебе известно.

Он молча подхватил ее на руки и понес в спальню, преисполнившись решимости опровергнуть этот тезис.

– Что ты делаешь? – воскликнула она, болтая ногами. Таггарт швырнул ее на кровать и многозначительно сказал:

– Сейчас узнаешь... Вот только подброшу дров в камин.

Пока он суетился возле камина, Мойра перестелила постель, воссоздавая в своем гнездышке привычный уют и комфорт. Приятное шуршание чистого постельного белья, потрескивание поленьев в очаге, легкая истома в груди – все это создавало в спальне домашнюю атмосферу, которой Таггарт был уже давно лишен. О чем еще может мечтать мужчина в холодную зимнюю ночь, как не о прекрасной желанной даме, ожидающей его в кровати под одеялом?

Он выпрямился, обернулся и увидел очаровательное лицо Мойры, позолоченное отблесками пламени. Она тихо сказала:

– Я передумала, – и уставилась на него горящим взглядом.

Он пронзительно остро осознал и свою наготу, и болезненную эрекцию, возникшую совершенно внезапно. И еще он задался вопросом: сумеет ли он всегда соответствовать требованиям, которые предъявляла ему темпераментная Мойра? Удастся ли ему всегда быть в должной форме, чтобы пробуждать в ней страсть и удовлетворять ее? Ведь еще минуту назад ему хотелось лишь одного – улечься с ней в кровать, накрыться одеялом и уснуть. Но ее глаза говорили, что сон в ее планы не входит. Она явно готова съесть его живьем, начав с причинного места.

– Передумала? – переспросил он удивленно. – Но относительно чего? – Разумеется, в душе он догадывался о ее намерениях, но хотел соблюсти видимость приличия, внезапно ощутив непривычную потребность оставаться джентльменом, даже будучи нагишом. Пенис вздрогнул и вперил в Мойру свой единственный глаз. Таггарт расправил плечи и скрестил руки на груди.

Мойра лукаво улыбнулась, в очередной раз обворожив Таггарта своими ямочками на щеках, и, похлопав ладошкой по одеялу, сказала:

– Я не стану ждать, пока высохнут волосы. Мы займемся сексом немедленно. И на этот раз инициативу в свои руки возьму я.

– Надеюсь, ты не будешь со мной слишком сурова? – спросил он, сдерживая рвущийся наружу смех.

– А разве ты щадил меня? – спросила, вскинув бровь, она.

Таггарт прыгнул на кровать, признавая тем самым справедливость ее слов. Она перевернула его на спину и заставила заложить сцепленные в пальцах руки за голову.

– Ты права, – сказал он. – Так будет справедливо.