"Жена самурая" - читать интересную книгу автора (роулэнд Лора Джо)

12

— Я пригласил вас, чтобы прояснить некоторые обстоятельства, — известил Сано Асагао.

Он сидел в приемном зале канцелярии бакуфу, занимавшей половину дворца для официальных визитов сёгуна. Напротив размещались Главная наложница императора, Правый министр, жена отрекшегося императора и группа придворных; нынешний император располагался на устланном подушками помосте. По периметру комнаты стояли на страже воины сёгуна. Асагао изображала саму безучастность, Томохито пребывал в замешательстве; прочие олицетворяли осторожность.

— Моя жена нашла вот это в ваших апартаментах, ваше высочество, — произнес Сано, указав на вешалку с окровавленными кимоно. — Пожалуйста, расскажите, как они туда попали?

В письме Рэйко, посланном в храм Кодай, содержалась просьба о незамедлительной встрече в Особняке Нидзё. Когда Сано примчался, Рэйко вручила ему уличающие предметы и описала, где и каким образом их добыла. Сано оставил Рэйко дома, а сам отправился во дворец. Вызвал он лишь Асагао, прочие явились по собственному почину.

Исидзё холодно заметил:

— Действия вашей супруги нанесли тяжкое оскорбление императорскому двору. Она не имела права обыскивать апартаменты.

Его поддержала Дзёкио:

— Госпожа Асагао и я предложили вашей жене дружбу, а она воспользовалась нашим доверием, чтобы шпионить за нами. — В голосе звучало суровое осуждение. Красивая женщина оказалась именно такой, какой ее охарактеризовала Рэйко. — Подобное отношение является неприемлемым.

Император сверкнул глазами:

— Госпожа Асагао — моя данная богами наложница. Никто не смеет приказывать ей, словно простолюдинке. Она не обязана говорить с вами.

Асагао сидела молча и неподвижно. «Прехорошенькая, правда, аляповато одета, как Рэйко и говорила, — подумал Сано. — Но актриса театра Кабуки? Пьяная болтушка? Не представляю...»

— У нее нет ничего общего с Левым министром Коноэ, — заявил Томохито. — Оставьте ее в покое!

Наихудшие опасения Сано начали сбываться. И без того хрупкое равновесие между бакуфу и двором грозило разлететься вдребезги. Перед Сано замаячила каторга на острове Садо в качестве особой милости сёгуна. Самое ужасное, что альтернативой следствию являлась она же. Сано сделал единственно возможное.

— Прошу меня простить, ваше величество, — вежливо отозвался он, — но правосудие выше правил двора. У меня приказ выяснить причину смерти Левого министра Коноэ, и я должен его выполнить. Я не обвиняю госпожу Асагао в чем-либо предосудительном. Я только хочу узнать, как кровь попала на ее одежду. — Сано повернулся к Асагао: — Ваше высочество?

Наложница посмотрела на него так, словно он говорил на неведомом ей языке.

— Вы так сильно ее напугали, что она не в силах слова вымолвить, — попрекнул Сано император.

— Сёсакан-сама, здесь очевидное недоразумение. Похоже, вы предполагаете, что госпожа Асагао испачкала одежду, убивая Левого министра. Однако мы даже не знаем, ее ли это одежда. — Исидзё пришел на помощь дочери. — Кроме того, совершенно неизвестно, чья на ней кровь.

— Госпоже Асагао могли подсунуть окровавленные кимоно, — отчеканила Дзёкио.

Сано предвидел такие возражения и не смутился.

— Кому принадлежит эта одежда, ваше высочество? — мягко спросил он.

Вместо ответа Асагао устремила взгляд поверх его головы.

— Как она оказалась в вашем шкафу?

Ответа не последовало. Император что-то зло пробурчал себе под нос, придворные напряглись. А на бумажных стенах безмятежно покачивались тени садовых деревьев.

Неожиданно Асагао опустила голову и произнесла дрожащим, едва слышным голосом:

— Это мои кимоно. Они были на мне в ту ночь, когда нашли Левого министра Коноэ. Я убила его...

В комнате воцарилась мертвая тишина. Томохито открыл рот; породистые лица Исидзё и Дзёкио исказил шок; придворные вытаращили глаза. Через несколько секунд все разом задвигались и заговорили.

— Нет! Вы не могли этого сделать! — Император сполз с помоста, схватил наложницу за плечи и принялся трясти. — Зачем вы это сказали? Возьмите свои слова назад, пока не поздно!

— Какой позор! Невероятно! Что же теперь будет?! — наклонились друг к другу придворные.

Исидзё повернулся к дочери:

— Больше ни слова! — Затем к Сано: — Она лжет. Не слушайте ее.

Дзёкио смерила Сано возмущенным взглядом:

— Вы запугали ее, заставили сказать то, что хотели услышать. Она нездорова. Ее нужно показать врачу.

Все встали, кроме Асагао, поникшей, сцепившей руки на животе.

— Сядьте! — гаркнул Сано. — Никто не уйдет из зала без моего разрешения!

Воины загородили дверь. Ошарашенный Томохито вернулся на подушки; Дзёкио, Исидзё и придворные неохотно опустились на циновки. Сано сосредоточил внимание на Асагао. Она казалась воплощением раскаяния. Хотя Сано и надеялся на скорое окончание следствия, признание наложницы его не удовлетворило. Настораживало и то обстоятельство, что ответ упредил вопрос.

— Ваше высочество, — сказал Сано, — вы заявили, что убили Левого министра Коноэ. Я вас правильно понял?

Асагао кивнула.

— Это очень серьезное заявление. Вы осознаете, что оно означает для вас смертный приговор?

Император собрался что-то вымолвить, но мать захлопнула его рот взглядом.

— Осознаю, — прошептала Асагао.

— В таком случае, если вы по каким-либо соображениям солгали, я даю вам шанс исправить ошибку. Это вы убили Левого министра Коноэ?

Исидзё потянулся к дочери, будто желая внушить ей слова спасения. Томохито издал протестующий стон. Дзёкио и придворные замерли в ожидании ответа.

— Да, — подтвердила Асагао громко, но невыразительно. — Я убила его.

Сано глубоко вздохнул. Он выказал Асагао больше уважения, нежели требовал закон. Загадка раскрыта, но чувства удовлетворения по-прежнему нет.

— Почему вы убили Левого министра?

— Я была зла на него.

— Посмотрите на меня, ваше высочество.

Асагао подняла глаза, губы у нее дрожали.

— Отчего вы были злы? — терпеливо спросил Сано.

— Он начал уделять мне внимание с прошлой весны. Дарил подарки, расточал комплименты. Он был красив и обходителен, и я влюбилась в него, — сообщила Асагао монотонным голосом и заюлила глазами. — Несколько месяцев назад, когда он захотел заняться со мной любовью, я позволила ему это.

— Нет! — Томохито уставился на наложницу в гневном изумлении. — Ты моя! У тебя не могло быть никого, кроме меня. К тому же Левый министр был моим учителем... другом. Вы оба обманывали меня?!

Взвыв, он спрыгнул с помоста и ударил Асагао. Она упала на бок. Томохито ползком вернулся на помост, забился в угол и приглушенно зарыдал.

Исидзё, как китайский болванчик, качал головой; придворные в ужасе обменивались взглядами. Растерянный Сано взглянул на Дзёкио, та пребывала в совершенном спокойствии.

Асагао выпрямилась и продолжила:

— Мы встречались с Левым министром... где только могли. — Она жалко улыбнулась Сано. — Но потом я узнала, что он меня вовсе не любит. Он соблазнил меня для того, чтобы отдалить от императора. Он собирался всем рассказать, что это я соблазнила его. Он рассчитывал, что Томо-тян бросит меня и сделает его младшую дочь главной наложницей. Томо-тян преклонялся перед умом и знаниями Левого министра... Томо-тян простил бы его за связь со мной. Все закончилось бы тем, что Левый министр получил бы еще большую власть при дворе. Но я не хотела уходить в отставку. Я не могла позволить Левому министру рассказать о нас кому бы то ни было. Поэтому я и убила его.

«Что ж, — подумал Сано, — это более основательный мотив для преступления, чем месть за некупленные кимоно».

— Кому было известно о ваших отношениях?

— Только личным слугам Левого министра. Они служили посыльными между нами и организовывали наши встречи.

Сано бросил взгляд на Томохито. Император перестал рыдать и, сидя вполоборота, прислушивался к разговору. «Быстро он оправился от потрясения, — отметил Сано. — Как будто отыграл сцену и приготовился к следующей. Может быть, измена Главной наложницы для него не новость? А если так, то ревность вполне могла спровоцировать его на убийство. Интересно, кто еще способен был потерять самообладание из-за романа Асагао с Коноэ?»

Сано перевел взгляд на Исидзё: до смерти Коноэ отец Асагао был вторым высшим чиновником при императоре. Оба являлись претендентами на пост премьер-министра и наверняка соперничали. Слух об измене Асагао, тем паче ее отставка, закрывал Исидзё дорогу к заветной цели. Зато смерть Коноэ решала все проблемы: и дочка при императоре, и сам на коне. Сано взглянул на Дзёкио: «Ну, этой-то вообще без разницы, кого сын выбирает в наложницы, ее положение при дворе прочно, как и принца Момодзоно». Он вновь посмотрел на Правого министра и столкнулся с жестким взглядом. «Надо, пожалуй, перепроверить его алиби», — решил Сано и обратился к Асагао:

— Как вы узнали, что Левый министр собирался предать вас?

— Я подслушала разговор слуг. Они превозносили его мудрость и смеялись надо мной, дескать, вот дурочка, попалась на удочку.

Актерская интонация в конце бесцветной тирады удивила Сано. Асагао словно приглашала его поговорить со слугами Коноэ.

— Расскажите, что случилось в день смерти Левого министра? — попросил он.

— Вечером я получила от него записочку, он назначал свидание в Саду пруда. Я сочла это удобным случаем для того, чтобы избавиться от него, прежде чем он уничтожит меня. Я пришла в Сад пораньше, подстерегла его у павильона на острове и... — Асагао внезапно затараторила: — И... и убила его. А потом услышала, как идут люди, испугалась, оступилась и угодила в лужу крови.

Версия рассказа отличалась железной логикой. Она даже объясняла, почему Коноэ велел обитателям резиденции держаться в полночь подальше от Сада пруда. Однако запас вопросов у Сано не был исчерпан.

— Если вы не хотели, чтобы император узнал о вашем романе с Левым министром Коноэ, то зачем признались сейчас? И отчего вы с таким равнодушием рассказываете о преступлении, за которое вам грозит смерть?

— Я сделала неправильный выбор и сожалею об этом. Чтобы очистить свою душу, я должна понести наказание.

И снова интонация наложницы задела Сано. На что-то Асагао ему намекала.

— Вчера вы сказали моей жене, что рады гибели Левого министра.

Асагао заерзала на коленях.

— Я изменила точку зрения.

— Понятно... — Сано помедлил, подумав: «Если эта история — ложь, то самая складная из всех, что я слышал». — Вы признаетесь по доброй воле?

Наложница энергично закивала:

— Да, конечно.

Присутствующие безотрывно наблюдали за ней.

— Значит, никто вас к этому не принуждал, не подсказывал, что говорить?

Асагао на мгновение отвела взгляд в сторону.

— Нет, никто.

— И вы никого не пытаетесь выгородить, принимая вину на себя? — Сано по очереди посмотрел на Исидзё, Дзёкио и Томохито.

— Неужели вы полагаете, что я могу пожертвовать дочерью ради собственного благополучия? — возмутился Правый министр. — Я не убийца! И она тоже! Ее слова означают только одно: она сошла с ума.

— Я не сошла с ума! — Страстность, с которой Асагао повернулась к отцу, заставила того отшатнуться. — Я говорю правду. Я убила Левого министра.

— Ну что же, существует единственный способ установить истину, — сказал Сано. — Госпожа Асагао, я приказываю вам продемонстрировать мне «крик души».

Народ оцепенел. Первым нарушил молчание насмешливый голос Исидзё:

— Благодарение богам, моя дочь не способна на подобные трюки.

— Если вы, что очевидно, сомневаетесь в виновности госпожи Асагао, то совершенно ни к чему поощрять ее больные фантазии. Это жестоко, — припечатала Дзёкио.

Под испытующими взглядами присутствующих наложница словно уменьшилась в размерах.

— Итак, ваше высочество, — сказал Сано, — я жду.

— Я боюсь причинить кому-нибудь боль, — слабо запротестовала Асагао.

Сано поднялся, пересек комнату по диагонали и отодвинул стенную панель. В саду на заборе сидели черные дрозды.

— Вам не обязательно применять силу киаи в полном объеме. Достаточно повергнуть этих птиц в обморок.

Асагао потупилась и буркнула:

— Ничего не получится; все смотрят, я стесняюсь.

— Вы не способны на «крик души», — произнес Сано, задвигая панель. — Не так ли?

Исидзё фыркнул:

— Естественно! — Потом в его голосе зазвенело отчаяние. — Расскажи правду, дочка, не то будет поздно!

Асагао тупо повторила:

— Я убила Левого министра.

Признание обвиняемого считалось доказательством вины. Сано нахмурился и бросил воинам Токугавы:

— Забирайте ее.

Воины двинулись к молодой женщине.

— Нет! — хрипло выдохнул Исидзё.

Дзёкио с придворными в изумлении воззрились на него.

Томохито соскочил с помоста и застыл, раскинув руки, между слугами бакуфу и Асагао.

— Прочь!

— Пожалуйста, отойдите, ваше величество, — сказал Сано, трепеща от ужаса. Раздираемая междоусобицей Япония возникла у него перед глазами.

— Ни за что! Вы не получите ее! Сначала вам придется убить меня! — прокричал юноша.

Воины посмотрели на сёсакана. Сано подошел к императору и протянул руку:

— Закон есть закон, ваше величество. Она выбрала признание.

Он не задел императора, но тот, отпрянув, завопил:

— Как вы смеете прикасаться ко мне?! — Томохито попятился, споткнулся и сел на пол.

Придворные вскочили:

— Святотатство! Кощунство!

Сано знал: прямой потомок богини Аматэрасу не может быть осквернен прикосновением к поверхности, по которой ходят люди. Он впал в панику, между тем как его язык четко выдал:

— Взять ее!

На лице Асагао выступил ужас, словно женщина только сейчас поняла, до чего доигралась. Засучив ногами и замолотив руками, она завизжала на одной ноте. Воины поволокли ее к двери. Дзёкио, Исидзё и придворные окружили Сано.

— Это зверство! — выпалила жена отрекшегося императора.

— Немедленно освободите мою дочь! — скомандовал Правый министр.

«Не прячется ли за их попытками помочь Асагао чувство вины перед ней?» — подумал Сано.

— Отец! — заплакала Асагао. — Не позволяйте им уводить меня!

Император с кулаками набросился на воинов.

— Кто-нибудь... да помогите же мне! — взмолился он.

Громкое уханье возвестило о появлении принца Момодзоно. Он устремился к Сано:

— В-вы не см-меете з-забирать наложницу его величества!

Придворные принялись колотить воинов, защищая суверена. Опасаясь, что бунт распространится сначала на резиденцию, а потом на страну, Сано выхватил меч. Момодзоно остолбенел. Толпа знати прыснула врассыпную. Асагао и Томохито забились в истерике.

Сано кивнул воинам, те подняли пленницу и понесли вон из комнаты.

— Куда вы ее? — спросил Правый министр, следуя за Сано по коридору. — Даме ее статуса не место в городской тюрьме.

— Госпожа Асагао некоторое время поживет под охраной в удобном доме, — ответил Сано.

— А потом?

— Поедет в Эдо на суд.

«Если не подтвердятся сомнения в ее признании», — мысленно добавил Сано.