"2007 № 08" - читать интересную книгу автора (Журнал «Если»)2Их заперли в одной камере, что тут же вызвало поток проклятий со стороны Офы Чандр. — Это только до утра! — пообещал Доломи. — А в нужник тебя отдельно сводят, стучи. — Ага, «стучи»! До утра меня тут на куски, может, порвут! Да еще этот… «особо опасный»! — Он в цепях. Кричи, если что. Окошко захлопнулось, в камере наступила тишина. Кей Римти разулся, наполнив помещение ароматом пеших странствий, и печально уставился на рваные сапоги. Грамон, как был, повалился на топчан и прикрыл глаза. — Воняет-то! — сморщилась Офа. — Иди хоть постирай свои портянки, неряха, тут вода есть. — Сапог мой правый — парень бравый, прошел немало он дорог, но дошагался и порвался, и больше вынести не смог… — Чего? — Сапог мой левый, я не первый, кто на себя тебя надел, но в общем тоже ведь из кожи, и вот протерся, заболел… — Он что, полный идиот? — Офа посмотрела на особо опасного Грамона. Коротышка, не открывая глаз, фыркнул. — Не поняла… — Он поэт. — И что? И я должна сидеть тут всю ночь с придурком и с бандитом? Мама дорогая, бред какой! — Она подошла к зарешеченному окошку, встала на цыпочки. — Кажись, водокачку видно. Станция… Я никогда поездов не видала. А вы? Никто не ответил, но Офу это не расстроило. Пока она вытягивала шею, стараясь разглядеть хоть что-нибудь еще, поэт наконец оторвал взгляд от сапог, чтобы впиться им в показавшиеся под платьем тонкие икры женщины. Судя по улыбке, которая тотчас появилась на его губах, начался новый приступ вдохновения. — Только не вслух! — попросил его Грамон. — А то у меня плохие нервы. — Насколько плохие? — насупился Римти. — Почти такие же плохие, как твои стишки. А вот этой железкой, — коротышка тряхнул кандалами, — я могу очень быстро сломать тебе шею. — Поговорил бы я с тобой в другом месте и в другое время… — Поэт даже сплюнул на пол. — Все вы крутые, когда охрана кругом. Грамон резко сел на топчане, но Римти совершенно напрасно отскочил к двери — глаза кшатрия выражали лишь изумление. — Это ты сейчас мне сказал, рифмоплет? Мне? — Ладно, ладно! — чересчур уж громко сказал поэт. — Проехали… Только не надо так. — В смысле — «так»? — не понял Грамон. — У тебя что, стихи хорошие? — Стихи плохие… — Римти вернулся на свой топчан, но присел с краешку. — Все же это не значит, что на меня можно голос повышать. Я же не жалуюсь, что меня заперли со шлюхой и… — Чего?! — Офа, с интересом наблюдавшая за мужчинами, даже подскочила. — Как ты меня назвал?! — Он больше не будет. — Грамон снова лег. — Он извинится. Только не устраивай драки, пожалуйста. — Драки? Да я ему просто глаза вырву! — Прости! — Римти, то ли в самом деле раскаиваясь, то ли из иных побуждений, рухнул на колени и склонил голову. — Ударь, если хочешь, только прости… Сорвалось. — Я тебе сейчас еще что-нибудь сорву! — Офа схватила сапог поэта и несколько раз хорошенько треснула его по макушке. — Что б ты сдох, сволочь! Маму свою так называй, понял?! Римти только вздрагивал, терпеливо ожидая завершения экзекуции. Наконец сапог развалился на две части, и Офа отшвырнула оставшийся в руке задник. — Сволочь! — добавила она и окончательно успокоилась. — Никогда не видела поезда. Они ведь редко ходят, да? — Завтра утром будет поезд, — сообщил Грамон. — Идет из Ошпорта до самой столицы. — А ты откуда знаешь? Римти тоже поднял голову. — Знаю… |
||
|