"Цветы осени" - читать интересную книгу автора (Бюто Ариэль)

Глава 3

«По-прежнему ничего не известно о маленькой Стефани, которая пропала в прошлый четверг по дороге в школу… Погода: дожди на западе, прояснение над Парижским бассейном, во всех остальных областях солнечно…»

— Этим столичным журналистам платят за дезинформацию! — возмущается Луи.

— По-твоему, они все сочинили об исчезновении ребенка? — рассеянно отзывается Жюльетта.

— Нет, конечно… Но ты только посмотри, какая стоит погода! С девяти утра светит солнце, а они объявляют, что на западе дождливо! Это какой-то антибретонский расизм чистой воды!

Вранье метеорологов всегда будет волновать Луи больше любой человеческой драмы или природной катастрофы. Он даже о Чернобыле ничего не хотел слушать. Россия далеко. В Бель-Иле никогда ничего не случается, вот и слава богу. Нам и дома неплохо, к чему искать, где трава зеленее.

— Ну еще бы! — подначивает его зять. — Со всеми здешними ливнями трава тут точно самая зеленая на свете.

Бабетта закатывает глаза. Но ответной реплики Бернару никто не подает, даже Луи. Потому что Бернар держит на коленях Анну. Можно сколько угодно язвить на его счет — он прекрасный отец для самого слабого из своих детей. Приезжая в Бель-Иль, расстается с дочерью только на ночь. Рассказывает ей истории, дает слушать музыку и ни с кем не делит. Анна — его малышка, его любовь, и он всегда будет злиться на Жюльетту и Луи за то, что те отняли у него девочку. Не будь их зять таким слабовольным, зарабатывай он побольше, чтобы Бабетта сидела дома, может статься, и не потерял бы Анну. Преданность и самоотречение тещи с тестем напоминают Бернару о его собственных слабостях. Настоящий папа-наседка, растроганно думает Жюльетта. Боже, до чего же этой малышке нужен отец! Какая она сегодня веселая и румяная! Бернар и Анна поглощены друг другом. Мать на нее и не взглянет.

Вначале речь шла о том, что я оставлю Анну у себя, пока Бабетта все не организует. Ей никак не удавалось найти надежного человека, которому можно было бы доверить уход за дочерью, она сидела взаперти с больным ребенком и двумя малышами: при неработающей матери ясли им не полагались. Я говорила ей — не заводи больше детей, но разве она хоть кого-нибудь когда-нибудь слушала…

И все-таки нужно с ней поговорить. Малышка мне не принадлежит, а она, похоже, забыла, кто настоящие родители девочки. Сегодня утром я слышала, как ссорились Поль и Софи: мальчик думает, что мы с Луи — мама и папа Анны. Плохо, хуже некуда. Не люблю доморощенного философствования, но ребенок должен знать, кто его родители.

Бабетте здесь скучно. Дочь никогда не признается, но это и так видно. Она стала настоящей парижанкой, жить не может без выходов в свет и магазинов. Когда приезжает в Бель-Иль зимой, всякий раз устраивает один и тот же цирк: дышит полной грудью — ах, в Париже мы задыхаемся! — наряжается как опереточный бретонский рыбак в тельняшку и желтую зюйдвестку, бродит по пустынным пляжам, потом возвращается, вымокшая и продрогшая, и больше не высовывает носа на улицу. Погружается в изучение каталога «La Redoute», выписывает сотни вещей, зачеркивает, начинает все заново. Это ее способ бегства от реальности — только трата денег делает ее счастливой.

Как же она меня достала бесконечными предложениями обновить гардероб! Можно подумать, дочь меня стыдится. Ну вот! Нашла что-то для мамочки. Терпение, бедняжка Жюльетта. Пусть себе болтает, завтра ее здесь не будет.

Выбор Бабетты пал на голубовато-сиреневый свитерок.

— Точно под цвет твоих глаз, мам. В нем ты разобьешь немало сердец.

Она никогда так со мной не разговаривала. Неужели о чем-то догадывается? Она права, свитер очень бы мне пошел. Как бы там ни было, глаза у меня все еще красивые. Глаза, которые не изменились.

Жюльетта понимает, что момент настал. Представив, как будет выглядеть в голубом, она чувствует в себе силы рискнуть. Еще не слишком поздно, нужно только держать в карманах изуродованные работой руки. Она боится, как накануне первого прослушивания. Не стоит забывать, что эта хмурая женщина-ее дочь, что она посыпала ее детскую попку тальком и научила спрягать глагол «любить» во всех временах.

Любовь… Именно об этом и нужно говорить — Анна имеет право ощущать любовь родителей каждый божий день. Брось, Жюльетта, будь честна с собой! Истина в том, что ты жаждешь избавиться от Анны ради собственного удобства и покоя. Наверстать то, что отдала — время и свободу, — и насладиться ими, пока еще есть силы.

— Я рада, что наконец угодила тебе, мама. Давай, соглашайся, это будет мой подарок. Хоть так отблагодарю тебя… Не знаю, что бы и делала, если бы не ты. Ей так хорошо с папой и с тобой! Как подумаю, через какой ад я прошла…

Глаза Бабетты увлажняются — в меру; она тихонько всхлипывает, давая понять, что горюет, но умеет держать себя в руках. Жюльетта протягивает дочери платок, выставив напоказ свои жуткие руки.

Ты только посмотри! Бабетта вперила взгляд в маленькое черное платье. Такая вот она, улыбается одежкам и всему тому, что можно купить за деньги. Но не людям.

Она продолжает листать каталог — слюнявит указательный палец и переворачивает страницы. Из соседней комнаты слышен голос Бернара, он просит, чтобы кто-нибудь принес полдник для Анны. Жюльетта встает. Погрузившаяся в шопинговые грезы Бабетта даже не шелохнулась. Теперь она улыбается абрикосовому бикини.

Но Жюльетта не идет на кухню готовить мерзкую смесь из яблочного пюре и лекарств — все равно ее внучка ни за какие коврижки не разожмет зубы, чтобы проглотить хоть ложку.

Она поднимается на чердак, где под безжалостным светом болтающейся на голом шнуре лампочки ее терпеливо ждут тени прошлого.

Я сделала неверный выбор, испугавшись лишений. Чем в большей безопасности я себя чувствую, тем меньше риск, испытать страдание. Я иду по жизни с опаской — и все время отступаю. Как бы я хотела все упорядочить, всем управлять, чтобы будущее было предопределено. Не дать застать себя врасплох. Я должна быть уверена, что пройдет совсем немного времени, и я получу свой кусочек счастья…

Теперь я понимаю, что должна была сражаться. Продолжить занятия с другим преподавателем, добиться любви Пьера и признания его семьи. Но я вступаю лишь в те битвы, победа в которых мне обеспечена. Я ужасно труслива!

Но сегодня во второй половине дня у меня случился приступ мужества. Я стояла в очереди в кондитерской. Передо мной было человек десять покупателей, а миндальное пирожное с шоколадом оставалось всего одно. Я обожаю пирожные с шоколадом, а от кофейной пропитки меня тошнит. И я сказала себе: знаешь, старушка Жюжю, если оно тебе достанется, значит, судьба решила сменить гнев на милость. В таком случае можно будет рискнуть и отправиться в Венецию, к Пьеру. Родители придут в ярость, но не убьют же они меня, в конце-то концов! Я объясню им, что живешь всего раз и тот факт, что они «проиграли» свою жизнь, еще не означает, что я должна пойти по их стопам. «Давай! — сказала я себе. — Если купишь пирожное, домой не вернешься».

Мне оставалось переждать еще троих клиентов, а продавщица двигалась как сонная муха. Ну наконец-то, остался всего один человек! Мужчина лет тридцати — такие миндальных пирожных точно не едят.

— Лимонный торт, — произнес он.

Ноги у меня стали ватными. Я была счастлива и напугана одновременно.

— Что-нибудь еще? — поинтересовалась продавщица, не догадываясь о своей жестокости.

— Миндальное пирожное! — ответил он. Вся моя решимость в момент испарилась.

Я купила круассан, к которому даже не прикоснулась.

Тот факт, что они «проиграли» свою жизнь, еще не означает, что я должна пойти по их стопам. В реальности я их даже превзошла! Поверив, что жизнь кончена, я упустила массу возможностей, так что и вспомнить теперь не о чем. Может, стоит дать себе последний шанс?

Та история с пирожным была наивной, но не абсурдной.

Жюльетта слышит, как часы бьют пять раз: идеальное время, чтобы отправиться в кондитерскую и накупить вкусностей к полднику.

Почему всякий раз, поступая, как мне самой того хочется, я ищу себе оправданий? Это началось еще в детстве: маленькой девочкой я всегда боялась, что меня отругают. Что бы ты ни сделала — будешь заведомо виновата.

Из забытого на колченогом кресле чемодана выглядывает старое тряпье. Жюльетта протягивает руку. Нет, не сейчас. Она еще не поговорила с Бабеттой. Да и Луи уже не так крепок, как в былые времена…

Жюльетта на цыпочках спускается по натертой воском лестнице и в очередной раз раздражается из-за дохлой мухи на подоконнике. Какой смешной покажется мне эта засушенная дрянь, когда я окажусь далеко отсюда… Она убирает тапочки в калошницу у входной двери, пахнущую ногами и старой кожей, надевает сапожки — они на два размера больше нужного из-за ее ужасных мозолей. Только бы не встретить Пьера — в этих бахилах она выглядит огородницей.

Жюльетта шагает под дождем, завивке приходит конец на полпути между домом и кондитерской, но при виде четырех пирожных в витрине настроение у нее улучшается. Миндальные, с шоколадом. В очереди перед ней стоят две дамы. Первая берет эклеры, вторая колеблется, спрашивает, есть ли кофейные миндальные, и в конце концов склоняется в пользу булочек. Победа! Жюльетта расплачивается; эти пирожные посланы ей судьбой, все сомнения отпали. Отступать некуда, она должна поговорить с Бабеттой.

Рядом с ней притормаживает машина.

— Ты совершенно промокла! Могу я тебя подвезти?

Когда Пьер высаживает ее у дома, Жюльетта готова сразиться с целой армией Бабетт и несколькими Луи в придачу.

— Бабуля, ты покажешь мне свой шкаф?

Софи неизменно приходит в восторг при виде вышитого белья, доставшегося Жюльетте от матери и бабушки. Бедные искусницы выплакали все глаза, глядя, как утекает вслед за ниткой их жизнь. Простыни из крашеного и отбеленного полотна, сорочки, необъятные панталоны, а поверх аккуратной стопки — шкатулка с драгоценностями, которые Жюльетта надевает теперь два раза в год, на Пасху и Рождество.

— Сначала я поговорю с твоей мамой. Ты не поднимешься ко мне, Бабетта?

Та не заставляет себя просить. Посещение комнаты матери с детства было связано с получением подарка из шкафа. Старинные пятифранковые серебряные монеты, которые Жюльетта не стала сдавать в банк, украшение, простыня.

Но сегодня Жюльетта не открывает заветный шкаф. Она опускается на кровать, сделав дочери знак присесть рядом.

Почему она прячет руки за спиной? — спрашивает себя Бабетта. Старея, ее мать становится странной. Неужели думает, что никто не заметил, как она вернулась и тайком выбросила в помойку на кухне бумажный пакет? Я проверила — там были крошки миндальных пирожных с шоколадом, а ведь дети еще не полдничали! Ну и видок у нее! Если скажет, что серьезно больна, я этого не перенесу.

Жюльетта бросает взгляд на свое отражение в зеркале. Держаться прямо, не опускать плечи, принять властный вид.

— Элизабет… — начинает она.

Бабетта подпрыгивает от удивления. Никто никогда не называл ее полным именем.

— Элизабет, — повторяет Жюльетта, — я должна поговорить с тобой об Анне.

— Что-то случилось? — вскидывается Бабетта.

— Да… нет. Она нормально себя чувствует — то есть как обычно, ни хорошо, ни плохо. Сама знаешь, на улучшение рассчитывать не приходится.

— Хочешь сказать, хуже ей не стало?

— Именно так. А вот я старею. Устала.

— Перестань, мама! Ты даже не хочешь, чтобы я купила тебе настоящую стиральную машину! Видела, до чего ты довела свои руки? Я сто лет прошу тебя нанять женщину для уборки и глажки!

Нет уж, увольте! У Жюльетты уже была прислуга — толстая, вечно задыхающаяся вдова, которая только и делала, что болтала. А ведь деньги я ей платила не за разговоры! Луи предлагал мне уходить по делам, чтобы не нервничать, но не могла же я оставлять чужого человека без присмотра в доме.

Как объяснить Бабетте, что речь не о хозяйственных делах?

С возрастом у губ дочери залегли глубокие складки. В детстве она принадлежала только мне, пухленькая, теплая, пахнущая ванилью и сдобой. Я бы душу прозакладывала, чтобы вернуть улыбку на ее лицо. Я пожертвовала ради дочери десятью годами жизни, но она больше не улыбается. Ты растишь детей, а потом однажды они вдруг превращаются в незнакомцев, и родителям только и остается, что держать дверь открытой и ждать. В конце концов начинаешь упрекать их за неблагодарность, а они отвечают, что ни о чем тебя не просили.

— Ты не думаешь, что Анне было бы лучше жить с Софи и Полем?

Вы только посмотрите на выражение лица Бабетты! Она как будто не понимает, о ком идет речь и с чего это вдруг с ней об этом заговорили. Жюльетту так и подмывает освежить ей память!

— Ты хочешь взять к себе всех троих? — спрашивает наконец Бабетта, глядя на мать глазами полудохлой рыбины.

Ситуация была бы даже комичной, не пытайся Жюльетта отвоевать свой последний шанс на счастье. Мимолетное видение кусочка жизни «только для себя» помогает ей найти нужные слова. Состояние здоровья Анны не зависит от места, где она живет, будь то Бель-Иль или Париж, а вот она, Жюльетта, точно долго не проскрипит, если продолжит нести непосильную ношу.

Бабетта плачет, говорит, что обсудит проблему с Бернаром. Впервые за долгое время в ее лице появляется что-то детское, смесь растерянности и невинности, и Жюльетта уже готова раскрыть дочери теплые материнские объятия.

Неделя проходила за неделей, но Луи по-прежнему ни о чем ее не спрашивал. Жюльетта все чаще отлучалась из дома, чтобы навестить Пьера и продолжить прерванный почти полвека назад разговор. Она не лгала и не пряталась — просто сказала Луи, что случайно встретила старинного друга и они с удовольствием вспоминают молодость.

— Ты его помнишь?

— Нет.

Луи испытал такое облегчение, узнав, что ничем не болен, так наслаждался мыслью, что еще очень долго ничто не нарушит привычного порядка его жизни, что ни за что на свете не покусился бы на счастье другого человека. Жюльетта выглядела счастливой, у нее был кокетливый вид, она даже напевала, моя окна, а их в доме было целых двенадцать! У Жюльетты даже появилась новая привычка, которую Луи находил очаровательной: забыв о бережливости, она покупала к полднику миндальное печенье с шоколадом.

Анна осталась в Бель-Иле. Луи так ничего и не узнал о попытке Жюльетты отослать девочку к родителям. Она часто подсаживалась к внучке и делилась с ней своими секретами, вертя у нее перед глазами прозрачный шар, и тогда маленькие снежинки мягко опускались на Венецианскую колокольню. Этот шар каким-то загадочным образом появился среди игрушек малышки, а запасы подарочной бумаги ее бабушки пополнились розовой оберткой с зеленым бантом.