"Темная звезда" - читать интересную книгу автора (Камша Вера Викторовна)

Глава 14

— Вообще-то у нас есть комнаты для гостей. Вы можете остановиться и в «Счастливом паломнике», это очень неплохая гостиница недалеко от монастыря, но я буду рад видеть вас своим гостем, — заметил Феликс. Эльф с готовностью согласился. Он доверял этому человеку, который к тому же был посвящен во многие тайны.

Секретарь привел Романа в свое обиталище, предложив чувствовать себя как дома, и вернулся к своим обязанностям, сказав, что придет сразу же по окончании вечерней службы. Роман остался один, чему был несказанно рад. После откровений Архипастыря голова барда шла кругом. Он не мог отогнать ощущение, что Филипп подводил его к какой-то мысли, мысли столь невероятной и кощунственной, что Архипастырь не мог произнести ее вслух первым. Интересно, знает ли об этом Феликс?

Роман открыл окно. Комнаты секретаря находились в угловой части массивного высокого здания, откуда открывался изумительный вид на город, тонувший в пышной летней зелени. Монастыри и храмы выглядели островами и островками, разделенными узкими извилистыми улочками, мощенными серовато-серебристым камнем. Высокие башни и купола заставляли думать о величии Творца и ничтожности человеческой жизни. Резиденция Архипастыря располагалась на единственном по-настоящему высоком холме Кантиски, и с высоты все просматривалось как на ладони. Взгляд Романа скользил все дальше, пока не уперся в широкий тракт, по которому он несколько часов назад въехал в святой город. Там, на северо-западе, в трех неделях конного пути (если ехать на Топазе, и в месяце, если у тебя обычная, пусть и очень хорошая лошадь) осталась Таяна с ее странными обитателями. Таяна, подарившая Арции Анхеля Светлого…

Роман вспомнил оставленных им людей, которые умудрились за несколько дней стать ему близкими, — несгибаемый Стефан, бесшабашная Ланка, желчный и быстрый король Марко, добрый и простодушный младший принц, Герика Годойя с ее бессильной покорностью и, конечно же, Рене, каким-то образом причастившийся магии Темных эльфов, — уж в этом-то у Романа сомнений не было.

До разговора с герцогом о родичах, пошедших по пути Зла, Рамиэрль не задумывался и был уверен, что мало кто из них пережил войну Монстров, каковых именно они и спустили с цепи. Они ли? Оторвавшись от окна, Роман окинул взглядом жилище Феликса. Ничего лишнего. Только кувшин с колючей веткой, усыпанной какими-то красными ягодами, и несколько икон в углу. Бард отыскал Циалу и Эрасти. Монастырский живописец, безусловно, свое дело знал, изображения были выполнены превосходно, но после прогулки в потайную комнату канонические лики воспринимались как чучело льва в сравнении с живым царем зверей.

Скользнув равнодушным взглядом по Циале Благословенной, целомудренно одетой в темное строгое платье с прикрытыми белым прозрачным покрывалом волосами и кротким отрешенным взглядом (с трудом верилось, что подобная ледышка могла покорить Проклятого), эльф принялся рассматривать Эрасти. Тут «подправили» только выражение лица. На Романа смотрел типичный мученик, с восторгом сбирающийся на пытки во имя вящей славы Божией. Всмотревшись, менестрель отметил еще одну деталь. Изменилось положение рук. Если на прижизненном портрете Эрасти в явном раздумье снимал с пальца перстень, то на иконе кольцо прочно сидело на руке. Художник, умело воспользовавшись игрой света и тени, сделал черно-лиловый камень чуть ли не центром картины. Ах да, конечно, именно это кольцо не снималось с отрубленной руки, присланной Анхелю безбожным королем чего-то-там…

Внезапно в голове Романа всплыла старая эльфийская баллада, в которой говорилось о том, как один брат предал другого… Запомнил ее Роман только благодаря какой-то странной ритм-мелодии, попадавшей в такт ударам сердца. Нельзя сказать, чтобы она безумно нравилась менестрелю, в ней не было ни легкости, ни изысканности, но забыть ее было невозможно. Услышал он эту балладу от одного из Преступивших магов, в качестве примера творчества Темных эльфов. Спорили тогда об искусстве, и речь, насколько помнилось барду, шла о том, можно ли почитать таковым вещи, не соответствующие канонам красоты.

Роман не вспоминал о старой песне добрых две сотни лет, а вот сегодня странный рваный ритм буквально бился и гремел в ушах. Менестрель в изнеможении опустился на узкую койку, пытаясь в точности вспомнить единожды слышанные слова. Почему-то это стало очень важным. Наконец в мозгу всплыло несколько строф:

«И вот посол торопит коня…» — нет, дальше не вспомнить. Вернее, дальше он просто не слышал. Помнится, тогда что-то помешало. Ах да, был готов пунш, и все с радостью прервали художественные изыскания. Понадобилось несколько стаканов каждому, чтоб поднять настроение, испорченное балладой. Странно. Не вспоминал, не вспоминал, а сейчас душу б заложил, чтобы узнать, чем кончилось… «Ярче, Луна, свети…»

— О чем задумался мой гость? — весело спросил Феликс, входя в комнату. — Сейчас нам подадут ужин. Устав у нас достаточно строг, но гостей это не касается. Как вы относитесь к мясу ягненка, ирским маслинам и выдержанному вину?

— Хорошо отношусь. Брат Феликс, вы должны знать, когда герцогство Достарбар перешло к Империи.

— В 1078 году нашей эры в девятый год царствования Анхеля Светлого. Там случилось восстание против тирании Товиуса Кранга, и тот почел за благо не вмешиваться — опасался распространения смуты на войска. Достарбарцы просили Анхеля принять их под руку Справедливой империи, и их просьба была удовлетворена. А зачем это вам? Что случилось?

— Ничего. Просто я, кажется, схожу с ума! Скажите, это кольцо на самом деле выглядит так?

— Какое кольцо? А, перстень Эрасти… Да, все точно. Он и сейчас на его руке. Завтра можно будет посмотреть. Сегодня главный храм уж закрыт, а беспокоить отца-хранителя мне не хочется, он не состоит в числе моих друзей. Теперь я не удивляюсь, что Его Святейшество искал именно вас. Вы говорите точно такими же загадками, как и он…

— Просто мы говорим об одном и том же, но боимся назвать кошку кошкой. Как дети, которые не произносят слово «волк» из боязни, что тот окажется у них под кроватью… Когда я смогу увидеть Его Святейшество?

— Завтра. Я провожу вас к нему.

— Я хотел бы поговорить с ним немедленно!

— Увы! Это невозможно. Сейчас он председательствует на малом конклаве кардиналов, созванном по настоянию кардинала Кусского. Совет скорее всего затянется за полночь.

Обычно Архипастырь пренебрегает условностями, но, когда съезжаются знатнейшие клирики, ему приходится подчиняться этикету.

После окончания два кардинала поведут Архипастыря в его покои и лягут один у окна, другой — у порога охранять сон Его Святейшества. В таких условиях вести серьезный разговор, согласитесь, трудно. Только после утренней трапезы и общего молебна Великомученику Эрасти Архипастырь сможет остаться один для молитв и размышлений. Я тотчас же отведу вас к нему. А пока предлагаю поужинать…

— Это единственное, что нам остается.

— И, уверяю, не самое худшее…

Шандер и Рене заканчивали партию в эрмет,[76] когда в дверь бешено забарабанили. Белка бросилась отворять, и в кабинет, оттолкнув девочку, ворвалась Ланка и с криком «Скорее, умирает!» вцепилась в руку Рене, потащив его к выходу. Шандер с Белкой бросились следом. Сомнений в том, кто умирает, у них не было, однако принцесса промчалась мимо покоев Стефана и понеслась вверх по боковой лестнице.

«Кто?!» — на бегу бросил Рене, и девушка со слезами выкрикнула имя младшего брата. Спустя мгновенье они стояли у распахнутой настежь двери. Адмирал узнал короля, Лукиана, Стефана с Герикой и старого лекаря Шаму. По каменному лицу медикуса было понятно, что принц обречен.

Марко били судороги. Тонкое тело выгибалось дугой, лицо было искажено до неузнаваемости. Двое здоровенных «Золотых» с трудом удерживали хрипящее, извивающееся существо, еще недавно бывшее милым юношей.

— Надо уметь перенести то, что ты не в силах изменить, — разумеется, скрипучий шепот, раздавшийся под ухом Арроя, мог принадлежать только Жану-Флорентину, сообщившему, что трансформация зашла слишком далеко и стала необратимой.

— Агва Закта?

— Естественно…

— Ланка, Герика, Белка, — нечего вам здесь делать. Лукиан, уведите девушек и пошлите гонца к Местоблюстителю кардинала, — распоряжался Стефан. Наследник был очень бледен, но держался на ногах твердо, а его тон не допускал возражений. Адмирал непроизвольно отметил неуместную радость, мелькнувшую в глазах Лукиана. Да, младший принц умирает, но зато старший, надежда Таяны, выздоравливает. Ланка коротко, по-девчоночьи, всхлипнула и прижалась к брату, который молча обнял ее и тут же оттолкнул к капитану «Золотых», продолжая смотреть в лицо умирающего.

— Да сделайте хоть что-нибудь! — Король закричал срывающимся, неожиданно тонким голосом и закрыл лицо руками.

Шама коротко велел гвардейцам держать сильнее, схватил бьющуюся руку и полоснул по ней ножом. Хлынула темно-красная кровь. Марко затих и опустился на подушки.

— Ему лучше? — король подался вперед.

— Только в том смысле, Ваше Величество, что прекратились судороги. Он умирает. Это яд!

— Но Михай же в башне!

— Мы знаем, что Михай был не один, — Рене положил руку на плечо королю. — Все еще только начинается. Мне кажется, яд предназначался не ему.

Марко-старший ответить не успел. Умирающий открыл глаза и сел, протянув вперед окровавленную руку. Нет, он звал не отца и не брата. Принц обращался к дяде, называя его всеми титулами. Даже теми, которых не знал. Гулкий, звонкий голос был слышен далеко за пределами комнаты: «Рене-Аларик-Руис рэ Аррой и Рьего сегнор че Вьяхе, Первый Паладин Зеленого Храма Осейны, рыцарь Рыси! Надежда Тарры! Знай, что не успеют облететь последние листья, как в Таяне взойдет Темная Звезда. Готовься!»

Мертвый принц упал на подушки. Незаметно вернувшаяся Ланка вцепилась в руку Рене, молча гладившего девушку по растрепанным волосам. Король прошел сквозь расступившихся «Золотых», по таянским традициям сам накрыл тело сына парадным плащом и быстро вышел.

— Руи, Ланка, пойдем, тут больше нечего делать, — прошептал Стефан.

Ночь выдалась душной и липкой от влаги. Именно такими ночами снятся кошмары. Феликсу каким-то образом удалось уснуть, но спал он беспокойно. Роман, куда меньше нуждавшийся в отдыхе, вертелся в постели, вздрагивая каждую четверть оры, когда ударяли в сигнальный колокол. Иногда за окном мелькала быстрая тень — летучие мыши вышли на охоту. Комнату заливал лунный свет. «Ярче, Луна, свети», — вспомнились навязчивые строки. Куда уж ярче…

Эльф тихонько, чтоб не разбудить Феликса, встал и перебрался в кресло у окна. Колокол отзвонил три четверти. Знать бы еще чего. Неожиданно в окно скользнул черный комок. Летучая мышь! Роман без особого интереса наблюдал за зверьком. Ночной охотник за комарами, как и положено, бросился на белое — вцепился в портьеру. Но дальше стало твориться что-то вовсе невозможное. Нетопырь начал стремительно увеличиваться в размерах, при этом меняя свой облик и все больше и больше обретая сходство с человеком, пока не превратился в кого-то высокого с кожистыми крыльями и уродливой, приплюснутой мордой.

Монстр устроился в кресле напротив Романа и выжидательно на него уставился. Глаза у нелюдя горели адским пламенем, из пасти лезли чудовищные клыки. Тварь окутывал едкий серный дым. Эльф как-то отстраненно отметил, что на чешуйчатой башке ночного урода немыслимым образом держались преострые козлиные рога. Страха Роман не чувствовал, скорее интерес. Урод продолжал молча сверлить Романа взглядом, и бард не выдержал:

— Кто ты?

Молчание.

— Кто ты такой? Ты меня понимаешь?

Радостный кивок.

— Тебе что-то нужно?

Чудище энергично затрясло башкой, распространяя запах серы. Роману происходящее казалось нелепым маскарадом. Впрочем, крылан, несмотря на все атрибуты исчадия ада, ему нравился, а в том, что чудо-юдо никому не собирается причинять зла, бард отчего-то был твердо убежден. Эльф попробовал прощупать мысли гостя, но неожиданно наткнулся на мощный барьер, в глазах у него потемнело, замелькали обычные в таком случае разноцветные мерцающие круги. С трудом придя в себя, Рамиэрль взглянул на чудище и понял, что тому тоже не сладко. Очевидно, их контакту кто-то мешал, причем умело и откровенно.

Происходящее становилось любопытным. Бард решил во что бы то ни стало выяснить, чего в святом месте забыл посланец преисподней.

— Давай так. Я задаю вопросы. Если «да», ты киваешь, если «нет» — молчишь.

— Да.

— Мы не враги?

— Да, да, да!

— Я могу тебе чем-то помочь?

— Да!

— Чего же тебе нужно, приятель? — Роман осекся, так как монстр, судя по всему, мог издавать только хриплое урчание. Однако чудише немедленно отреагировало, вытянув жутковатую лапу с кривыми когтями в сторону висящих икон. Роман на какое-то время утратил дар речи. Потом с трудом обрел его:

— Тебе нужна икона? Тебе, дьяволу?!

— Нет!

Однако лапу чудище не опускало, настойчиво тыкая в сторону образа Эрасти. Роман вгляделся и понял, что в изображении что-то неуловимо изменилось. Не веря своим глазам, эльф подошел вплотнуюк иконе. Она оставалось прежней во всем, кроме одного Рука святого словно бы ожила, обрела живую плоть; вырвавшись из рамы, она тянулась к… пахнущему серой монстру Роман оглянулся на чудище — огненные глаза о чем-то умоляли.

Лицо на портрете оставалось мертвенно-бесстрастным, только рука с тонкими пальцами отчаянно тянулась к окну. Сам не понимая, что делает, Роман дотронулся до призрачной ладони. Она показалась живой и теплой. Бард от неожиданности отдернул руку и почувствовал, что сжимает какой-то предмет. Разжав кулак, он с удивлением обнаружил на ладони пресловутое кольцо императора. Поднял глаза на портрет. Изображение вновь стало прежним, только на пальце не хватало перстня. Роман повернулся — чудище у окна по-прежнему тянуло к нему лапы.

— А, — понял эльф, — ты пришел за кольцом…

Энергичный кивок.

Роман задумался, рассматривая добычу. Это было простое металлическое кольцо с узким прямоугольным камнем, казавшимся черным и одновременно вмещающим в себя все существующие цвета и оттенки. Камень был тяжелым и теплым. Подчиняясь какому-то непонятному чувству, эльф шагнул к монстру.

— Ну, раз это твое, забирай.

Чудо-юдо протянуло когтистую лапищу.

— Я еще и надеть его на тебя должен?

— ДА! ДА! ДА!

— Подрядился я всяких чертей ублажать.

Умоляющий взгляд.

— Ну, ладно, я пошутил.

И эльф Рамиэрль из Дома Розы клана Лебедя надел перстень святого на лапу монстра. В глазах вспыхнули и замелькали неприятные бриллиантовые брызги, голову накрыла тяжелая, горячая волна, бешено колотящееся сердце подпрыгнуло к горлу… Когда эльф пришел в себя, напротив него стоял темноволосый мужчина с ясными золотыми глазами. Эрасти Церна! Словно сошедший с портрета. Того, настоящего! Роман непроизвольно глянул на икону и остолбенел: изображение святого исчезло. Он вновь повернулся к пришельцу. Их глаза встретились. Навстречу друг другу они шагнули одновременно. Руки Эрасти — живые, не отрубленные — легли на плечи ошеломленному Роману, и хриплый голос произнес: «Поверь мне! Пожалуйста! Поверь мне. Пойми, сам ты ничего не сможешь сделать. Поверь мне!..»

И все исчезло. Кто-то тряс Романа за плечи. Он с трудом открыл глаза, все еще не приходя в себя. Над ним стоял бледный Феликс.

Рассветало. Значит, он все-таки спал и ему снился кошмар. Роман украдкой взглянул в угол c иконами. Все как положено, огонек лампадки ярко освещает руку святого с черно-лиловым перстнем. Запаха серы в спальне не ощущалось. Роман окончательно пришел в себя и с недоумением воззрился на монаха. Тому было не до разговоров.

— Собирайся и идем за мной. С Божьей помощью я выведу тебя отсюда. На, надень эту рясу. Надеюсь, ты еще успеешь уйти.

— Но что случилось?

— Убит Архипастырь. Я знаю, чьих это рук дело. Но свалят на неизвестного чужака. Если тебе дорога жизнь, беги и постарайся изменить внешность. Пока о случившемся никто не знает. Но все обнаружится с минуты на минуту.

— Подожди, а как же кардиналы, которые ночевали с ним в одной комнате?

— Все мертвы. Отравленное масло в лампаде, но объявят, что колдовство. Бросятся ловить ведьм, и первой ведьмой станешь ты. Уходи! Немедленно!

Феликс схватился здоровой рукой за горло, глухо вскрикнул и, корчась, упал на ковер. Роман склонился над умирающим. Тот изо всех сил пытался преодолеть судороги и что-то сказать. Наконец ему это удалось: «Кольцо… Кольцо Эрасти… Унеси его… Оно не должно достаться…»

Больше Феликс ничего сказать не мог. Эльф положил его на кровать, накрыл своим плащом, мимоходом скорбя о несостоявшейся дружбе, торопливо натянул монашеский балахон, препоясался веревкой и выскользнул за дверь. Не прошло и нескольких минут, как послышались торопливые шаги и бряцание оружием. Навстречу, предводительствуемый низеньким пузатым человечком в зеленом кардинальском одеянии, шел отряд церковной стражи. Роман торопливо скользнул в первую попавшуюся нишу. Стражники протопали мимо, он успел услышать, как толстяк, отдуваясь, произнес: «…очень сильный колдун… убить на месте!»

— Ну, это мы еще посмотрим, — прошептал либр. Эльфы известны тем, что не любят зря забирать ничьи жизни, тем они и отличаются от своих былых сородичей, ставших на темный путь и обнаживших оружие, но Роман рос и жил среди людей, и людские привычки все чаще брали верх над голосом крови.

Зеленый коротышка явно был одним из тех, кто погубил двоих хороших и умных людей, вчера вошедших в жизнь Романа. И эльф отступил перед разгневанным человеком. Сплетенное бардом заклятие было простым и надежным. Зеленый как раз проходил мимо лестничного проема. Внезапно он словно бы налетел на невидимую преграду, оступился и рухнул на деревянные перила.

Мореный дуб мог выдержать и не такую тяжесть, но любое дерево подчинится приказу эльфа. Роман приказал «сломайся». Туша в церковной одежде и деревянные обломки рухнули в глубокий каменный колодец. Раздался дикий крик и отвратительный, чавкающий звук. Все было кончено. Стражники бестолково толкались на месте.

— Чего это он?

— Сам видишь!

— Как же его угораздило?

— Видать, перила сгнили…

— А может, колдун?

— Может, и колдун. — На бородатых физиономиях отразился неподдельный страх и явное нежелание идти дальше. Наконец старший принял решение:

— Доложим, что кардинал мертв.

— А что мы приказ его не выполнили?

— Да кто ж знал, что он нам приказал?! Скажем, велел идти с ним, ничего не объяснил, а потом взял да и свалился. Что дальше делать, мы не знаем. — Стражники с восхищением воззрились на своего начальника. Повернулись и пошли. Несмотря на пиковое положение, в котором он оказался, Роман коротко нервно засмеялся… И проснулся.

Он лежал в комнате Феликса, который, живой и здоровый, спал на соседней кровати и даже слегка похрапывал во сне. За окном ярко светила луна. Часы пробили четыре раза. Через ору с небольшим будет светать. Святой Эрасти смирно висел в своем углу, на руке его было кольцо. Жить бы да радоваться!

Роман встал, напился воды. Сердце все еще колотилось от пережитых кошмаров. Помаленьку либр приходил в себя, но тревога его не оставляла. Четверть оры он мужественно боролся со своими страхами, называя себя суеверным дурнем и клянясь не поддаваться более на предложения выпить на ночь выдержанного монастырского. Тревога не проходила. Наоборот, давящее чувство росло с каждой минутой. И Роман решился. Он наклонился над спящим Феликсом и положил руку ему на плеча. Тот сразу же вскочил — сказалась воинская привычка.

Монах смотрел на Романа с неподдельной благодарностью.

— Я кричал, да? Со мной иногда случается. Сны…

— Не знаю, что тебе снилось, может быть, я сошел с ума. Может быть, я нарушу сейчас все этикеты, но пока не увижу Филиппа живым и невредимым, я от тебя не отстану.

Феликс был ошарашен. Но не наглостью гостя, а тем, что им снилось одно и то же. Он не стал причитать и молиться, надеясь, что пронесет. В мгновение ока оделся, причем под рясой Роман с удовольствием увидел кольчугу и пару кинжалов. Вытащив из прикрытой иконами ниши небольшой мешок, очевидно, лежавший там на всякий случай, Феликс окинул взглядом свою келью, видимо, вполне допуская, что сюда больше не вернется.

— Идем!