"Милость Келсона" - читать интересную книгу автора (Куртц Кэтрин)

Глава XIX Что холодная вода для истомленной жаждою души, то добрая весть из дальней страны.[20]

Одним из тех Дерини, которые не могли позволить себе роскоши сна, был епископ Денис Арилан, находившийся в Ремуте. И в прошлую ночь ему тоже не удалось выспаться по-настоящему. Когда Риченда и Нигель вышли из комнаты, он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза, негромко начитывая магическую формулу, отгоняющую усталость, в то время как его пальцы машинально поглаживали висевший на груди крест.

Вот уж чему он не мог бы позавидовать, так это тому делу, которым предстояло заняться Риченде и Нигелю. После того, как накануне днем они отразили нападение заговорщиков Торента, все трое без передышки допрашивали и допрашивали пленных — но тех троих Дерини, которых им удалось обнаружить среди мнимых купцов и монахов, поместили в отдельные камеры под хорошей охраной, до тех пор, пока Нигель решит, что с ними делать. Всех остальных даже Арилан мог допрашивать, ничего не опасаясь, поскольку их воспоминания нетрудно было стереть, дабы они не выдали Дерини, принадлежавших ко двору Келсона.

Из ответов пленников нетрудно было составить цельную картину, хотя ни один из этих людей не знал всех подробностей заговора. Но из тщательного сопоставления сведений, полученных от них, постепенно были извлечены все детали разветвленной схемы… да, Торент действительно замыслил убить Нигеля (и по возможности его сыновей, лучше бы всех троих), похитить плененного короля Лайема, а затем залечь в засаде до возвращения Келсона, чтобы убить и его тоже. Или, возможно, убить Нигеля и молодого Лайема, и вместо Лайема возвести на трон обоих королевств его брата Ронала, регентом которого стал бы его дядя Махаэль. Были обнаружены намеки и на то, что Мораг знала о заговоре и одобряла его полностью, включая перестановки фигур на тронах обоих королевств.

Конечно, она стала бы отрицать все. И теперь Риченда и Нигель готовились схватиться с ней не на шутку, чтобы узнать правду. Но, поскольку она была Дерини, они бы не решились просто вызывать ее на допрос. К тому же сама мысль о том, что Мораг могла посмотреть сквозь пальцы на убийство ее собственного сына, казалась Арилану настолько чудовищной, что он просто не мог воспринять ее всерьез; однако он вполне допускал несколько меньшую степень участия Мораг в заговоре. Угодившие в плен королевы всегда, во все времена имели обыкновение плести различные интриги ради побега, а королева Дерини в этом деле уж конечно была искуснее прочих.

Ох, ну почему нельзя отложить проблему Торента еще на несколько лет? Венцит умер, молодой король Алрой погиб, и на троне Торента снова юное существо, король-дитя, и в запасе имеется еще более юный наследник престола, — и пусть бы все шло как идет, и почему бы для разнообразия Совету не заняться делами одного только Гвиннеда?

Вздохнув, Арилан крепко прижал ладони к глазам и в последний раз сделал глубокий вздох, чтобы закрепить действие чар, — чувствуя при этом, как усталость вымывает из его мозга, как смывают излишки краски индиго с только что выкрашенной одежды струи горного ручья… и наконец его ум полностью очистился. Он снова вздохнул и медленно поднялся на ноги. Члены Совета, наверное, уже собрались и ждут его.

Но когда он шел к кабинету Дункана через слабо освещенную домашнюю часовню, он увидел другую королеву Дерини, не ту, что совсем недавно так занимала его мысли: перед самым алтарем склонила в молитве укрытую вуалью голову Джехана, и ее белое платье отсвечивало легкой нежной голубизной в лучах маленьких свечей, поставленных перед статуей Святой Девы.

Арилан удивился, поскольку обычно Джехана, когда она вообще покидала свои апартаменты, предпочитала молиться в базилике; Арилан остановился в дверях и очень осторожно направил свою мысль к Джехане — и тут же стремительно отпрянул, поскольку увидел окружавшие королеву чувство вины и сильное душевное страдание.

Усилие, потраченное на то, чтобы защититься, закрыться от подобной дисгармонии чувств, тут же снова вызвало у него сильную пульсирующую боль в глазницах, — ведь он так мало спал… и большая часть того, чего он добился при помощи отгоняющих усталость чар, тут же было потеряно. Арилан предпочел бы просто пройти своим путем, сделав вид, что не заметил Джехану, тем более что любая задержка была некстати, он и так уже опаздывал на заседание Совета, — но он знал, что сам пожалеет об этом, если не воспользуется такой возможностью — узнать хоть чуть-чуть побольше о причинах поступка Джеханы днем раньше. Из того, что рассказал ему Нигель, он уже сделал вывод, что Джехана должна была узнать о заговоре благодаря тому, что каким-то образом пустила в ход свои силы Дерини, — но решение рассказать обо всем Нигелю едва ли могло привести к подобному ощущению виновности и страдания. Ему хотелось понять, как она сама расценивает свой поступок, пусть только в настоящий момент, — потому что сейчас королева Джехана явно сожалела о содеянном.

Поэтому Арилан, бесшумно войдя в часовню, привел свои защитные поля в состояние почти полной прозрачности, — это была мера предосторожности на тот случай, чтобы Джехана не смогла опознать в нем Дерини, если вдруг она снова пустит в ход свои силы. Он видел, как напряглась королева, когда шорох его сутаны нарушил ее сосредоточение, — но он не поднимал взгляда, пока шел к алтарю и опускался на колени в нескольких фугах от Джеханы.

Склонив голову, Арилан вознес короткую молитву о даровании ему мудрости понимания и терпения. Когда он наконец посмотрел на королеву, она как раз повернулась, чтобы украдкой глянуть на него. Она едва заметно вздрогнула, когда их взгляды встретились; но теперь она уже не могла сделать вид, что углублена в молитву и не замечает епископа.

— Добрый вечер, дочь моя, — негромко сказал Арилан, легко вставая и мягким жестом складывая руки на талии. — Я-то думал, что к этому часу все в замке уже лежат в постелях… да к тому лее вы обычно молитесь в базилике. Надеюсь, я не слишком помешал вашим молитвам.

Ум королевы Джеханы был закрыт так же плотно, как ум какого-нибудь члена Совета; но если ее защита и не давала ему ни малейшей возможности заглянуть в сознание королевы, то она точно также не давала и королеве возможности более тщательно исследовать ум епископа.

— Это неважно, — прошептала Джехана, так тихо, что Арилан едва расслышал ее слова. — Я все равно не могу молиться в базилике. Да и вообще все это сплошная фальшь и притворство. Бог не станет меня слушать. Я — воплощенное зло.

— Вот как? — Он слегка склонил голову набок и внимательнее всмотрелся в Джехану, теперь уже уверенный в том, что именно из-за участия в событиях предыдущего дня она впала в столь сильную депрессию. — Но почему вы так говорите?

Подавив короткое рыдание, королева селя на пятки, прижав к лицу бледные, бескровные пальцы.

— Ох, Боже, хоть вы-то не насмехайтесь надо мной, ваше святейшество, — воскликнула она. — Вы же не могли забыть, что я собой представляю. И вчера я… я…

— Вчера вы спасли принца-регента от самой ужасной из угроз, — ровным, спокойным тоном произнес епископ Арилан. — Я только что разговаривал с ним. Он очень вам благодарен.

— Благодарен, потому что я раскрыла заговор, используя свои проклятые силы? — возразила Джехана. — О, да, это весьма похоже на того Нигеля, каким он стал в последнее время. Он слишком много времени проводит среди Дерини, и он не способен видеть опасность. Разве может его тревожить то, что я погубила свою бессмертную душу, спасая его смертную плоть? Он брат моего супруга, и я не могла не предупредить его, раз уж мне это стало известно, но… но…

— Но вы боитесь, что в использовании тех сил, которые даровал вам Господь, даже по такому благому поводу, есть что-то подозрительное? — предположил Арилан.

Она посмотрела на него куда более внимательно, и в ее заплаканных глазах светились неуверенность и изумление.

— Как можете вы, епископ, вообще предполагать, что Господь может иметь к этому хоть какое-то отношение?!

Он мягко улыбнулся и не спеша уселся на одну из стоявших перед алтарем скамеечек, рядом с Джеханой, и аккуратно сложил руки на коленях.

— Позвольте мне вместо ответа задать вам вопрос, дочь моя, — сказал он. — Если некоему человеку дарована необычайно большая физическая сила, и этот человек однажды увидел, что его друг заснул на самом краю пропасти, и спас его благодаря своей силе, просто унеся его подальше, в безопасное место, — что вы на это скажете? Что ему не следовало этого делать?

— Нет, но это же…

— Разве вы не обвинили бы его в жестокости и нерадивости, если бы он не поступил так?

— Конечно, но только…

— А вот еще пример, — продолжил Арилан. — Некоего невинного человека судят, и приговор может оказаться смертельным, — однако этот человек обвинен другим, желающим причинить ему зло. Королевскому судье доложено о некоем очевидце, могущем доказать полную невиновность обвиняемого. Но этот очевидец — некий сборщик налогов, — будучи честным и старательным работником, тем не менее презираем людьми. Однако разве судья должен из-за этого отказаться выслушать его свидетельские показания, отказаться узнать правду и отказаться от оправдания невиновного?

— Вы хотите сказать, что Дерини — честные и усердные труженики?

— Некоторые из них — безусловно, да. Но ведь это лишь притча, миледи, иносказание, — с улыбкой ответил Арилан. — Более того. Если некая женщина узнает о существовании заговора против совершенно ни в чем не повинного человека, но при этом она всегда верила, что источник ее знаний — дурной, хотя и весьма надежный, — разве не должна она, несмотря на свою уверенность, все же предостеречь того, кому угрожают заговорщики, и таким образом спасти невинную жизнь?

— В ваших устах все звучит так понятно и просто, так логично! Но ведь это не одно и то же! — возразила королева, и ее глаза наполнились слезами. — Епископ Арилан, вы просто не знаете, как я страдаю из-за этого знания… как страстно я желаю стать такой же, как все простые смертные… Как мне объяснить вам?!

Все так же улыбаясь и сочувственно кивая головой, Арилан стремительно бросил нить своего сознания за дверь, чтобы наверняка убедиться в том, что они с королевой одни и никто не подслушает их и не ворвется в неподходящий момент.

— Ох, поверьте, я понимаю, дитя мое, — очень мягко сказал он, полностью опуская все свои защитные поля, — и тут же вокруг него заклубился серебристый свет его ауры.

Королева Джехана, задохнувшись, уставилась на него, онемев от потрясения, а он не спеша поднял руки к груди, сложил ладони чашей… и создал маленький ручной огонек — холодный, серебристый шарик света, уютно устроившийся в его ладонях и бросавший яркий блистающий свет на лицо епископа, — свет падал на черты Арилана снизу, делая их как-то по особому отчетливыми и немного непривычными…

— Детский фокус, — признался Арилан, уменьшая огонек и сжимая его в одной руке, чтобы погасить, — однако нимб над головой епископа продолжал светиться. — Но он приносит пользу. Что ж, вам пора уже узнать, кто я таков… и что я принимаю то, чем обладаю, как благословение, усиливающее и углубляющее мою связь с Творцом… а вовсе не как порок.

Джехана бессильно поникла, опершись обеими руками в каменный пол, — словно она надеялась так соприкоснуться с землей и обрести силы для того, чтобы справиться с потрясением и замешательством. Когда же ошеломленная королева наконец подняла голову и посмотрела на епископа Арилана, ее лицо выглядело как алебастровая маска.

— Так вы тоже Дерини.

— Да. И мне совсем не кажется, что это ужасно.

Джехана покачала головой, из ее глаз неудержимо покатились слезы, и королева оглянулась через плечо на Святую Деву, с состраданием смотревшую на них сверху, со своего пьедестала, и протянувшую к ним благословляющую руку.

— Меня учили другому, — глухо произнесла королева. — И я всю свою жизнь верила в это.

— Но разве верой можно изменить истину? — спросил Арилан. — Истина постоянна, вне зависимости от того, верим мы в нее или нет?

— Вы смущаете меня! Вы играете словами!

— Я совсем не намеревался вас смущать…

— Нет, намеревались! Вы вертите слова, выворачиваете их, чтобы вложить в них то значение, которое вам нужно! Вы даже используете Святое писание, чтобы… милостивый Иисус, так это вы вчера заставили отца Амброза прочитать не тот текст?!

— Какой текст? — недоумевающе спросил Арилан.

— Текст во время мессы, — пробормотала Джехана, и ее глаза при воспоминании о пережитом застыли и словно бы остекленели. — Амброз читал не те страницы. Нужно было читать поминовение святых Петра и Павла, но он стал читать об обращении святого Павла… и святого Камбера…

— В общем, случилось ли то на самом деле или нет, — спустя немного времени рассказывал Арилан Совету Камбера, — Джехана верит, что ей было видение святого Камбера, и что святой упрекал ее за преследование Дерини.

— Разве такое возможно? — спросил Ларан.

— Что святой Камбер упрекнул ее?

— Да.

— Я не знаю. Святой Камбер говорил с Дунканом Мак-Лайном, с Морганом… и теперь, очевидно, с Джеханой. Со мной он не разговаривал.

— В самом деле, Денис? — пробормотала Вивьен.

— Именно так. До сих пор, по крайней мере, не говорил. Но Джехана также настаивает на том, что некто — и она, узнав, кем я являюсь, убеждена, что это был никто иной как я, — что некто заставил ее капеллана прочитать историю обращения Павла на его пути в Дамаск.

— Ах, как умеют все извращать и приукрашивать виновные сердца! — пробормотала Софиана. — Уж конечно, «Савл, Савл, почему ты преследуешь меня» превратилось в «Джехана, Джехана…»

— Именно так, — согласился епископ Арилан, как раз в тот момент, когда Тирцель тихонько проскользнул в дверь палаты Камбера и сел справа от Софианы. — Я не в состоянии все это объяснить. Возможно, она действительно видела святого Камбера.

Кайри, холодная и безмятежная, сидевшая слева от Арилана и лениво поглаживавшая зеленый стеклянный браслет на своем запястье, равнодушно посмотрела на опоздавшего Тирцеля.

— Денис только что открыл свою истинную сущность Джехане, — сказала она, и в ее тоне проскользнуло неодобрение. — А теперь он пытается убедить нас в том, что ненавидящая всех Дерини королева удостоилась видения святого Камбера. — Кайри соизволила состроить милую гримаску. — Так что ты не слишком много пропустил, Тирцель.

— Кайри! — сердито буркнула старая Вивьен, в то время как Арилан вспыхнул, Ларан нахмурился, а Баррет де Ланей явно почувствовал себя весьма неловко.

Кайри в ответ лишь деликатно зевнула и со скучающим видом откинулась на высокую спинку своего кресла.

— Но разве я говорю неправду? — спросила она, рассеянно глядя на хрустальный шар, висевший над столом и разбрасывавший холодные искры, когда на него падали пурпурные лунные лучи, просачивавшиеся сквозь цветной граненый купол над их головами. — С какой стати мы должны тратить свое время и силы на Джехану?

Это ее замечание вызвало всеобщую реакцию — кто-то высказывался за, кто-то — против продолжения обсуждения, и гул голосов прервался только тогда, когда Баррет хлопнул ладонью по столу, призывая к молчанию.

— Довольно! — сказал он. — Мы можем обсудить все, что касается королевы Джеханы, в другой раз, отдельно. И то, что касается святого Камбера, тоже. А сейчас нашего внимания требуют куда более неотложные вопросы. Денис, как обстоят дела с заговорщиками Торента?

Повернув на своем пальце перстень с аметистом, епископ Арилан пожал плечами.

— Все пленные допрошены, — сказал он.

— Кем? — спросила Вивьен.

— Принцем Нигелем, с помощью Риченды и моей собственной.

— Тогда, значит, принц Нигель использовал способность чтения мыслей? — спросил Тирцель.

Арилан кивнул.

— Да, использовал. Возможно, он это умеет делать не так хорошо, как кто-либо из Дерини, однако тут, может быть, дело не столько в недостатке способностей, сколько в недостатке практики. Ну, и потом, в нем ведь совсем недавно пробудили силу. Со временем все уладится.

— Так в чем, собственно, состоял заговор? — поинтересовался Ларан. — И была ли в него вовлечена леди Мораг, как мы то подозревали?

Арилан снова пожал плечами.

— Трудно сказать. Кажется уж слишком неправдоподобным, чтобы она не знала о замыслах своего родственника. Но, поскольку она продолжает все отрицать, — как и я стал бы отрицать все на ее месте, — будет просто невозможно подвергнуть ее слова сомнению, не вызвав тем самым слишком опасной конфронтации. Думаю, ни Мораг, ни Нигель не готовы к подобному риску. Сыновья Мораг слишком молоды, в конце концов, — куда моложе Келсона. Так что время на ее стороне.

— Понимаю, — пробормотала старая Вивьен, вскинув седую голову и рассеянно уставясь прямо перед собой. — Так ты не думаешь, что в ближайшее время необходимо будет проводить военную кампанию против Торента?

— Не в этом году, — ответил Арилан. — И, возможно, не в ближайшие годы, — хотя, конечно, Мораг и Лайем должны находиться под строжайшей охраной, а Махаэль, само собой, будет время от времени устраивать пограничные беспорядки. Но у нас пока нет необходимости вести войну на два фронта, если тебя именно это интересует.

Старый Баррет медленно покачал лысой головой, его слепые изумрудные глаза смотрели куда-то в неведомые дали.

— Это совсем не то, что интересует меня, — негромко сказал он. — Меня интересует война в Меаре. Если король там погибнет…

— Король там не погибнет, — перебила его Софиана, сидевшая справа от Баррета. — По крайней мере, он не должен погибнуть, если его стратегия будет разработана правильно. Сегодняшняя битва должна принести ему победу.

— Сегодняшняя битва? — переспросил Арилан.

— О чем это вы? — резко выпрямляясь, спросил Ларан. Даже Кайри проявила некоторое внимание, когда Софиана, до сих пор углубленная в какие-то размышления, словно бы очнулась и обвела всех взглядом своих черных глаз.

— У меня есть свой осведомитель в окружении короля, — мягко сказала она. — Он регулярно присылает мне сообщения с того самого дня, когда Халдейн покинул замок Ремут, и я с минуты на минуту ожидаю очередных известий от него.

— Да, вот это нахальство! — буркнул Ларан, когда Вивьен склонилась прямо перед ним, чтобы шепнуть что-то на ухо Кайри.

Тирцель лишь с жадным ожиданием смотрел на Софиану, как и все другие мужчины. В очередной раз Софиана, вечно идущая собственными, молчаливыми и тайными путями, захватила их всех врасплох.

— У тебя есть свой осведомитель в окружении короля, — повторил ошеломленный Арилан. — Так значит, тебе известны все последние события?

Бледное экзотичное лицо Софианы, обрамленное не менее экзотичной снежно-белой мавританской мантильей, чуть приподнялось… Софиана устремила глаза к хрустальному шару, висевшему над их головами, уже сосредоточившись на мысленной связи, которой она ожидала.

— Вчера наш епископ, герцог Кассан, совершил серьезную тактическую ошибку. Он обнаружил главную часть армии Меары, которую так долго искал… нет, скорее это меарцы нашли его.

— Ох, Святая Троица и все угодники… — выдохнул Тирцель. — Войско Сикарда. Мак-Лайн потерпел поражение?

— Он лично? Да. Но не его отряд, — ответила Софиана. — Видимо, он приказал им рассыпаться во все стороны, когда понял, что завел их в ловушку, и рассудил, что Лорис скорее всего постарается любой ценой взять его самого, а его отряд тем временем может уйти и вступить в битву на другой день… что, собственно, и произошло.

— Дункан… убит? — спросил епископ Арилан, и от ужасной мысли у него внутри все словно заледенело.

Софиана покачала головой, закрывая глаза.

— Нет… не убит, по крайней мере, не до конца. Взят в плен. Но даже если он пока еще жив, он в руках Лориса и Горони, — а они отлично понимали, что делали с Дерини, когда усердно потчевали его мерашей.

Даже те, кто не имел особых причин любить полукровку Дункана Мак-Лайна, содрогнулись при этих словах, поскольку все испытали на себе действие мераши во время тренировок. Руки Арилана заметно дрожали, когда он попытался осторожно положить их на инкрустированный стол перед собой.

— Ты сказала, у тебя есть свой человек в лагере Халдейна, — прошептал он. — Значит, Келсон уже знает о том, что Дункан взят в плен, и он на пути к тому месту, где находится армия Кассана?

— Да, это так. Каким-то образом молодой Дугал Мак-Ардри сумел прошедшей ночью связаться с Келсоном. Король немедленно повел все свои силы на сражение с Кассана, и в особенности он хочет спасти Дункана Мак-Лайна, если тот еще будет жив. Они скакали всю ночь напролет, и утром должны были встретиться с армией Меары. Ну, к настоящему моменту там уже должно быть все ясно.

— Боже праведный, мы так ни до чего и не добрались! — пробормотала старая Вивьен, в отчаянии стискивая худые руки. — Софиана, ты что, не знаешь, чем все кончилось? Ты можешь сказать что-нибудь еще?

Не открывая глаз, Софиана развела руки в стороны и взялась за пальцы Тирцеля и Баррета, глубоко вздохнув и еще более сосредоточившись.

— Луна взошла. Мой агент будет стараться изо всех сил… и если вы объединитесь со мной, чтобы укрепить связывающий нас канал, мы куда быстрее получим ответы на все наши вопросы…

Он был худым и жилистым, как большинство жителей пустынного Нур-Халлая, и его внешность была неяркой, не запоминающейся, что шло лишь на пользу закаленному разведчику Халдейнов. Он очень устал, его тело просило отдыха, но новости, которые он раздобыл для своей госпожи, придали силу его духу, тем более что их нужно было передать как можно скорее, — и он думал именно об этом, идя через лагерь Халдейна и поглядывая вверх, на луну. Время было самое что ни на есть подходящее.

— Куда спешишь, Райф? — вежливо спросил часовой. — Опять, небось, по королевским делам?

Райф взмахнул рукой, приветствуя караульного, и покачал головой.

— Нет, король уже спит. Я подумал, что лучше мне еще раз проверить лошадей, прежде чем самому укладываться в постель. А ты как?

Часовой пожал плечами.

— А что я, я на страже. Мне тут еще два часа стоять. Ну, когда я наконец освобожусь, то наверстаю свое, отосплюсь за все прошлые ночи. А пока ты посмотри за меня хороший сон.

— Обязательно. Спокойной ночи, приятель!

Райф, мягко и неслышно шагая между двумя большими солдатскими палатками в сторону коновязей, разбирался в том, что он узнал к настоящему моменту. Новости были куда лучше того, на что он мог надеяться всего несколько часов назад. Он уже несколько часов собирал сведения то там, то тут, пока вокруг него быстро устанавливался военный лагерь, — как раз на том месте, где незадолго до того располагалась ныне разгромленная великая армия Меары; он искусно расспрашивал солдат, которые наутро не должны были почти ничего помнить об их разговорах. Он прокрался к тем местам, где спали пленные, окруженные бдительными воинами Халдейна, и он расхрабрился даже до того, что проник в полевой госпиталь, в палатки, полные раненных и умирающих людей.

Теперь же, когда дневной шум военного лагеря утих, и слышно было только, как заканчивают ужин и укладываются спать усталые воины, он мог обратиться мыслями к делам, все более настойчиво требовавшим его внимания. Он искал одного человека, а тому следовало находиться в линии пикетов копьеносцев.

На Райфа никто не обратил особого внимания. Разведчики то и дело ходили сквозь линии охраны к лошадям, точно так же, как конюхи и оруженосцы, — ведь разведчики, так же, как тяжело вооруженные рыцари и рядовые конники, слишком сильно зависели от здоровья и настроения своих коней, и точно так же вверяли им свою жизнь. Несколько человек помахали Райфу рукой, когда он бродил среди лошадей, останавливаясь время от времени, чтобы погладить какую-нибудь по бархатной морде или шелковому боку, — но ни один страж не окрикнул его. Наконец он нашел Хоага — тот сидел, оперевшись спиной о седло, рядом с шатром капитана копьеносцев, и попивал вино, глядя на свет крошечного костра.

Поблизости никого не было.

— Привет, Хоаг, — пробормотал Райф, бросая свой плащ на землю рядом с Хоагом и неторопливо садясь.

— А, Райф! А я-то как раз гадал, появишься ли ты этой ночью. Выпьешь немного?

— Пару глотков, пожалуй. Спасибо.

Он поймал взгляд Хоага как раз в тот момент, когда тот передавал ему мех с вином и их руки соприкоснулись, — и мгновенно установил мысленную связь, столь искусно подчинив себе собеседника, что Хоаг совершенно не заметил ни малейших перемен.

— Ну, как дела-то идут? — заговорил Райф, поднося мех с вином к губам. — Капитан все ходит где-то тут?

Хоаг моргнул слегка остекленевшими глазами, и его голос вдруг изменился, зазвучав низко и невыразительно.

— Нет, он уже спит.

— Это хорошо. Я думаю, ему нужно как следует отдохнуть.

Райф мельком глянул в сторону коновязей и поставил мех между собой и Хоагом, чтобы любой, увидевший их со стороны, решил, что тут просто болтают двое приятелей, потом порылся в куче хвороста, сложенного рядом с костром, и нашел подходящий прутик. Он быстро начертил на песке несколько защитных знаков, а потом откинулся назад, опершись спиной о седло, рядом с околдованным Хоагом, и небрежно, лениво улыбнулся, снова разглаживая песок между ними, рядом с винным мехом.

— Знаешь, сегодня наши командующие проявили просто чудеса стратегии, — негромко заговорил он, начиная чертить на песке рисунок, который непосвященному показался бы планом сегодняшнего сражения. — Ты понял, что сделал король, когда приказал атаковать именно с востока?

Глаза Хоага неотрывно следили за каждым движением Райфа, и теперь Хоаг не отводил их от рисунка на песке, глядя на него со все возрастающим вниманием, и Хоаг уверенно погружался во все более глубокий транс, что и требовалось Райфу.

— Но, может быть, это слишком сложная тема, после целого дня сражений, — тихо сказал Райф, касаясь руки Хоага концом прутика.

Внезапно веки Хоага затрепетали и закрылись, его дыхание стало глубоким и ровным, как у спящего, хотя он по-прежнему полулежал, опираясь на локоть.

— Ох, ну конечно, — шепнул Райф, ни на секунду не сводивший глаз с Хоага, бросая веточку в огонь. — Ты выглядишь очень, очень усталым, Хоаг.

Единственным ответом Хоага был короткий вздох облегчения, — и он медленно опустился на землю, окончательно заснув.

Райф несколько мгновений внимательно смотрел на него, одновременно передвигая винный мех так, чтобы он очутился в кольце рук Хоага, потом еще раз огляделся вокруг, прежде чем улегся навзничь рядом со своим спящим объектом, подложив руку под голову. И еще через несколько минут все его внешние чувства заснули, и он лишь сонно положил ладонь на руку Хоага, обнимавшую винный мех, укрепляя физический контакт, в котором он нуждался для того, чтобы вести разговор посредством созданной им цепи.

Потом он сам погрузился в транс, уходя в него все глубже, глубже, — и огонь костра, просвечивавший сквозь его веки, вскоре растаял, как растаяли и затихли все звуки ночного лагеря вокруг него, и он ощущал лишь едва различимое тепло огня… и вот наконец он был готов к тому, чтобы послать свою мысль далеко на северо-восток, к женщине, ожидавшей его вызова.

…Картины дня сражения, яркие и отчетливые: армия Келсона мчится к вершинам последней гряды холмов, отделяющей ее от долины, где находится армия Меары, и тут же лавиной скатывается вниз, изумляя и ошеломляя меарцев…

…Дункан, его окровавленное тело, покрытое ожогами и ранами, прикованный цепями к столбу, языки пламени вздымаются все выше, огонь подбирается все ближе к Дункану… магия отражает стрелы, несущиеся к епископу… отчаянный рывок Дугала… Лорис и Горони взяты в плен… Сикард выбирает смерть от руки Келсона, не желая предстать перед судом и быть казненным за свои преступления… армия Меары окружена и сдается… решено задержаться на один день в долине Дорна, прежде чем отправляться в Лаас, куда бежала принцесса Кэйтрин и последние преданные ей отряды.

…В каком состоянии Дункан? Говорят, что он, хотя и чудовищно изуродован, все же выживет… говорят, что кроме хирургов еще и Морган лечит его своей магией, вместе с молодым Дугалом Мак-Ардри… и еще говорят, что Дугал — сын Дункана!

Члены Совета разом заговорили, как только цепь связи разорвалась, — и о стратегии и военной стороне дела, и, конечно, о том, что выглядело более насущным с точки зрения Совета Камбера.

— Почему ты ничего не сказал нам о Дункане и Дугале? — требовательно спросил Ларан, обращаясь к Арилану, который ничуть не меньше других был изумлен этой новостью. — Сын Дункана! Каким образом, что тут вообще за путаница, это слишком сомнительно!

— Но я и сам ничего не знал! — запротестовал Арилан. — И видит бог, я не понимаю… но тут, конечно, такие возможности… Милостивый боже, вы не думаете, что и он тоже может быть Целителем, а?

Этого предположения оказалось достаточно, чтобы на несколько следующих минут ввергнуть Совет в громкие оживленные дебаты.

Тирцель Кларонский лишь хохотал и тряс головой, колотя ладонями по подлокотникам кресла.

— Ох, ну и чудеса! У мошенника Дерини — мошенник сын, незаконнорожденный!

— Тирцель! — рявкнула Вивьен, уставившись на самого молодого члена Совета Дерини.

Но к наиболее важной теме вернула их Софиана; Софиана, увидевшая то, чего не увидели другие, слишком занятые размышлениями над новым известием.

— А как насчет Келсона? — мягко спросила она, обводя всех взглядом ярких глаз. — Разве нам не следует обсудить то, что он сделал?

Все умолкли.

— Я не в первый раз связываюсь со своим агентом за время этой военной кампании, — пояснила Софиана. — И, если я не ошибаюсь, несколько недель назад не кто иной как леди Вивьен утверждала, что Келсону необходимо научиться быть более безжалостным?

— Да, я это говорила, — согласилась старая Вивьен, с вызовом глядя на Софиану. — И по-прежнему так думаю.

— Я и не утверждаю, что я против этого, — сказала Софиана, загадочно улыбаясь. — Однако я хочу обратить ваше внимание на то, что король к настоящему моменту совершил множество поступков, говорящих о его зрелости, ответственности и, да, о безжалостности, достойной королевского сана. Он уничтожил своих врагов на Ллиндрутском поле, как это и требовалось от него. Он судил принца Ллюэла, приговорил его к смерти и казнил его, хотя вполне мог оставить его безнаказанным, несмотря на все преступления, и никто не сказал бы ни слова против. Он казнил принца Итела и Брайса Трурилла, также после суда, а также казнил каждого десятого из его офицеров. — Она снова глубоко вздохнула. — А теперь он еще и уничтожил Сикарда Меарского, как вы и сами видели, — вместо того, чтобы тратить чужие жизни и время ради суда над человеком, который и без того погубил уже слишком многих. Это был весьма логичный поступок, и один из тех, которыми я в особенности восхищаюсь, — но это совсем не похоже на милосердие короля-ребенка. Поэтому я утверждаю, что Келсон Халдейн стал теперь достаточно безжалостным, даже по нашим меркам.