"Сын епископа" - читать интересную книгу автора (Куртц Кэтрин)

Глава IV …напоил нас вином изумления.[5]

Дальше на северо-восток от Кулди, недалеко от побережья, начали сгущаться ранние сумерки, когда Келсон и его спутники понукали своих усталых коней на последнем участке пути в замок Транша, поплотнее завернувшись в плащи от все учащающейся колючей мороси. Дугал, ехавший рядом с королем, задал им проворную рысь после того, как они нынче утром расстались с труриллским дозором, дабы они очутились в замке его отца до темноты. Но скачка замедлилась, когда подъем стал круче. Дугал напряженно вглядывался в серую морось впереди, пока неясная громада не обозначилась, а затем постепенно не обрела четкие очертания каменного замка, почти черного на фоне темнеющего неба. Юный лорд из пограничья ухмыльнулся, искоса поглядев на короля.

— Считай, уже приехали, — радостно произнес он. — Управляющий моего отца, наверняка, уже все приготовил. Видишь ли, весь последний час за нами наблюдали.

— Вот как?

Несколько ошеломленный и растерянный, Келсон повернулся и вопрошающе поглядел на Дугала, ибо он прочесывал окрестные горы и скалы своим деринийским чутьем примерно около часа и ничего не обнаружил.

— Не тревожься, — усмехаясь, продолжил Дугал. — Я тоже никого не видел. Но понимаешь ли, я еще не так опытен, как Кьярд. Он дал мне знак, когда мы в последний раз остановились отдохнуть.

Кьярд. Разумеется. Кроме Дугала, это — единственный из людей Мак-Ардри, который разъезжает с труриллским дозором, так что, конечно, он где-то здесь. Келсон хорошо помнил его со времени, когда юный Дугал воспитывался при дворе. Задумчиво оглянувшись на горца средних лет, ехавшего за несколько человек от них, он вспомнил, как ему говорили, что Кьярд О'Руан был вскоре после рождения Дугала назначен его личным спутником и телохранителем по приказу самого вождя Мак-Ардри. И Келсон не помнил, чтобы тот когда-либо оказывался далеко от своего подопечного. Почти сверхъестественные способности этого человека и в былые времена озадачивали Келсона; а деринийское сверхчувство, обретенное со времени их последней встречи, не проливало света на загадку.

— А, Кьярд, так я и думал, — пробормотал Келсон в сторону Дугала, когда тот опять сосредоточился на сужающейся дороге впереди. — Полагаю, дальше ты мне скажешь, что в этом ему помогает Второе Зрение жителей Пограничья, о котором ты давеча упоминал.

— Да, ты все правильно понял, — отозвался Дугал, снова прыснув. — Впрочем, тебе и впрямь не стоит беспокоиться. Я лично ручаюсь за верность моих людей — хотя, должен предупредить тебя: не нужно удивляться, если прием сперва покажется тебе несколько прохладным. Даже если бы ты не был королем: ты — с равнин. И то, и другое усложняет дело здесь, на крайнем западе.

«А то, что я Дерини, еще больше усложняет», — мысленно добавил Келсон, хотя Дугал этого и не сказал. Несмотря на заверения Дугала, он не мог избавиться от слабого зуда между лопаток.

Воздух все больше отдавал солью по мере того, как они приближались к наружным укреплениям замка, а чайки, вопящие над головой, словно пытались противопоставить свою песнь глухому постукиванию облепленных грязью копыт и приглушенному позвякиванию сбруи. Эван и Конал следовали непосредственно за намокшим от дождя знаменем Халдейнов, звонко шлепавшим по перчатке Конала, и порой взлетающим по ветру достаточно, чтобы рассмотреть изображение на нем.

Дугал посоветовал им не сворачивать знамя, чтобы их не приняли за кого-нибудь другого. Остальные в отряде также ехали парами: Кьярд с одним из слуг Эвана, а затем Джодрелл, Трегерн и все прочие: рыцари, оруженосцы и слуги.

Они подъехали на расстояние верного выстрела из лука к наружной куртине, прежде чем Келсон наконец заметил часовых наверху, едва виднеющихся на фоне серого неба. Отблески факелов мелькали в нескольких бойницах, прорубавших камень навесной башни, где явно присутствовали и люди — это подозрение подтвердило деринийское чутье Келсона — но никто не обнаруживался поблизости. Отряд замедлил движение, почти остановившись, когда подъехал к воротам.

— Они знают, кто вы, но не понимают, почему вы здесь, — пробормотал Дугал, когда тяжелые створки распахнулись наружу, а цепи залязгали, скользя по вращающимся барабанам лебедок. — Не стоит упрекать их за осторожность.

— Согласен.

Как только спускная решетка поднялась чуть выше головы, Кьярд направил своего пони мимо прочих, тот застучал неподкованными копытами и нырнул в проем ворот. По пути всадник выхватил факел из кольца в стене и с ним поскакал по мостику, опустившемуся надо рвом. На другой стороне рва Кьярд придержал пони и оглянулся на остальных, взмахом руки приглашая последовать за ним, и Дугал тут же ударил пятками в бока своего пони. Келсон поглядел наверх, когда вместе с другими ехал за Дугалом через передние ворота, и был вознагражден зрелищем краснощекой физиономии, наблюдавшей за ними в потайное отверстие в потолке. Обладатель физиономии кивнул и прикоснулся двумя пальцами к своей горской шапочке, прежде чем исчезнуть, но Келсон почувствовал, что приветствие равно относится к нему и к Дугалу.

Приглушенный цокот копыт по мостику сменился более гулким постукиванием железа о кремень, когда они очутились по ту сторону рва, за которым располагались новые укрепления, и стали подниматься, Келсон подумал, что если какой-либо замок возводился с расчетом полностью использовать все преимущества местности для обороны, то это Транша.

Дорога, вившаяся серпантином налево, быстро стала крутой, узкой и небезопасной, со стороны моря холм так круто обрывался навстречу гремящему внизу приливу, что дух захватывало. С правой стороны, где ничто бы не защитило их, на сорок футов над их головами вздымалась главная башня, промежутки между зубцами стены обеспечивали все удобства для обстрела подступающего врага. Ширина дороги только-только позволяла проехать бок о бок двум местным пони, но огромные скакуны Халдейнов вынуждены были выстроиться цепочкой.

Чайки вылетали из-под туч, чтобы получше рассмотреть пришельцев, и поворачивали прочь с рассерженными криками, чуть фыркнет лошадь или хлопнет по ветру плащ. Запах моря был крепок далее после того, как они миновали вторые, внутренние, ворота.

— Дайте огня для молодого хозяина и его гостей! — вскричал Кьярд, развернув пони по кругу и размахивая факелом, пока вновь прибывшие въезжали во двор. — Это я, Кьярд О'Руан. Молодой хозяин дома! Где Кэболл Мак-Ардри? Эй, дайте огня, говорю вам!

Его призыв удостоился незамедлительного отклика. Как только по всему периметру двора заполыхали факелы и везде заслышались голоса, прибежал, едва дыша, помощник конюха и поспешил принять у него пони. Келсон сидел на своем коне-великане рядом с пегим пони Дугала, глядя, как к ним шагает Кьярд.

Позади останавливались, подъезжая, все остальные члены отряда, но Келсон дал им знак оставаться в седле, пока не соскочит наземь он сам. Дугал уже готов был принять у него поводья и передать обоих животных Кьярду перед тем, как взял Келсона под локоть, чтобы проводить к лестнице, ведущей в главный зал.

— Эй, Кэболл! — воззвал Дугал, когда отворилась дверь зала, и по ступеням начали спускаться тесной кучкой одетые в тартан мужчины. Кое-кто из них накинул край пледа на голову от дождя, некоторые несли факелы. На шапочке идущего впереди красовалось два пера: знак вождя клана, Довольная улыбка озарила его бородатое лицо, когда он торопливо сбегал вниз навстречу неожиданным гостям.

— А, молодой Дугал!

— Управляющий моего отца, — вполголоса пояснил Дугал Келсону, пока встречающие спускались на лестничную площадку. — Кэболл, все приготовлено, чтобы оказать подобающее гостеприимство его королевскому величеству? Государь, я хочу представить вам Кэболла Мак-Ардри, моего родича, который говорит от имени клана и от имени Мак-Ардри. Как мой отец, Кэболл?

— Мак-Ардри сердечно приветствуют вас, государь, — произнес Кэболл, касаясь рукой шапочки в знак приветствия и наклоняя голову не только в сторону монарха, но и в сторону молодого хозяина. — Дугал, твой отец будет счастлив видеть, что ты столь неожиданно воротился домой. — И опять устремил свое внимание на Келсона. — Мы не можем предложить больше, чем то, что обычно у нас принято: времени было мало. Но Мак-Ардри с удовольствием явится приветствовать вас, когда вы отдохнете, и гостеприимно приглашает вас и ваших людей нынче вечером отужинать с ним в парадном зале.

— Прошу передать Мак-Ардри, что я тоже с удовольствием встречусь с ним, — ответил Келсон, любезно склонив голову. — Мне недоставало его общества с тех пор, как он приезжал на мою коронацию, а Дугал поведал мне, что в последнее время он был нездоров. Я был огорчен, услышав это.

Управляющий скоро и небрежно поклонился, с его бороды стекала дождевая вода.

— Что до удобств, — продолжал Келсон с обезоруживающей улыбкой, — то мы несколько дней провели под открытым небом, и нас обрадует любая крыша над головой и любая горячая снедь.

Кэболл словно немного расслабился, когда опять взглянул на Дугала.

— Думаю, это мы в силах предоставить вам, государь, а, может быть, и немного больше. Дугал, мы постелем его королевскому величеству и другим, кому положено быть при нем, в твоих покоях. А прочие могут ночевать в зале с нашими воинами, когда кончится ужин.

— Тогда мы берем с собой принца Конала, — отозвался Дугал, взглядом ища одобрения у Келсона, — и, возможно, Джодрелла и Трегерна… или герцога Эвана — разумеется, если только они не предпочтут спать с воинами. Как, государь?

— Эван из Клейборна? — пробурчал Кэболл, дернув головой, чтобы обозреть людей короля. — С вашего позволения, государь, я обо всем остальном договорюсь с ним. Дугал, введи его величество под крышу, чтобы не мокнуть.

Он и его помощники промелькнули мимо Келсона, едва тот успел кивнуть; управляющего, как горца к горцу, чуть только он завидел тартан Эванова плаща, потянуло к Эвану, и при этом он, словно спохватившись, небрежно отдал честь Келсону. Короля это лишь позабавило: он привык к грубым манерам пограничного люда еще мальчиком, когда познакомился с Дугалом и теми, кто при нем состоял, но оскорбленный принц Конал остановил своего коня-великана близ короля, не на шутку потрясенный.

— И ты что, намерен позволять ему так с собой обращаться? — вопросил он громким шепотом, склоняя роняющее дождевые капли знамя Халдейнов к голове Келсона. — Он словно слугу отпустил!

— Он спросил моего дозволения. Не устраивай сцену, — отрезал Келсон, положив руку на поводья кузена. — Он по горло занят.

— Да. Слишком занят, чтобы выказать подобающее уважение к правителю всей страны!

— Здесь нет умышленного неуважения, — возразил Келсон, — а когда стоишь под дождем, не до поклонов и речей. Я не оскорблен.

Но Конал злился и продолжал пыхтеть и что-то бурчать себе под нос во время всего подъема по винтовой лестнице за спиной у Дугала и Келсона, не прекратив жалоб, даже когда все трое добрались до небольшого уютного помещенья на вершине башни. Явился оруженосец Келсона, чтобы помочь им разуться, а Конал все еще выражал свое неудовольствие по поводу местного пренебрежения чинами и званиями и закончил ядовитым замечанием касательно обстановки.

Келсон отослал оруженосца, прежде чем преподать кузену урок, после чего извинился перед приунывшим Дугалом. Атмосфера была несколько накалена, когда эти трое начали избавляться от намокшей одежды, чтобы умыться перед ужином.

В гнетущем молчании нескольких последующих минут Келсон не мог не подметить контраста между искренним стремлением Дугала забыть о происшествии и надменной церемонностью Конала.

Поведение кузена немало смутило короля. Вскоре возвратился оруженосец с их скудными пожитками и помог Коналу облачиться в сухой и чистый придворный костюм, слишком нарядный для обычного горского ужина, но когда Келсон попытался тактично указать на это кузену, тот возобновил свои выпады против спесивых горцев, провозгласил, что покажет им всем, что такое настоящий принц крови, и вышел, надевая на ходу серебряный венец, положенный ему по званию. Келсон послал вдогонку оруженосца, надеясь, что удастся помешать Коналу оскорбить кого-либо еще из местных, на которых он наткнется, и в молчании вытащил из своего тюка чистую шерстяную рубаху.

— Конал — ужасный зануда, не сердись на него, если можешь, — сказал он миг спустя, как только голова Дугала высунулась из горловины шафранового цвета рубахи. — Надеюсь, он просто глупит по молодости.

— По молодости? — Дугал фыркнул, его придворный лоск вмиг сменился приграничной откровенностью. — Келсон, он на год старше меня. Как бы он ни жаждал уважения, он не добьется его, продолжая в том же духе. К тому же, он второй по праву престолонаследия.

Келсон присел, чтобы помочь названному брату собрать складками большой килт на полу, не в силах что-либо возразить.

— Вроде бы, это верно, — сказал он, следя, как Дугал ложится на килт, чтобы обернуть его вокруг своей узкой талии. — Слава Богу, до него есть еще один наследник, его отец. А я ни разу не слышал, чтобы кто-то не по-доброму отозвался о Нигеле. Возможно, к концу будущего года, вообще, появится новый наследник. И все же ты прав: молодость не извиняет грубого поведения. Конал способен порой на дикие выходки.

Дугал, сев, чтобы заколоть плед на плече аметистом размером с яйцо ржанки, внезапно поднял глаза от драгоценной пряжки и воззрился на короля.

— Что еще за новый наследник? Келсон, ведь ты даже не помолвлен, верно?

— Нет, нет, не в этом дело, — ответил Келсон, хмыкнув. — Но не делай такое жуткое лицо. Мне семнадцать, и я король. Мне положено найти жену. Нигель и тетя Мерауд говорят мне об этом больше года, и примерно столько же времени — Морган.

— И Морган?

Келсон задумчиво пожал плечами.

— Ну, все они, конечно, правы. Нужно обеспечить себе преемника. Я потерял счет принцессам, графиням и прочим подходящим для меня невестам, смотрины которых устраивали весь год. Любой дворянчик в Гвиннеде с созревшей для брака дочерью или сестрой от двенадцати до тридцати лет под тем или иным предлогом представлял ее ко двору. Даже Морган угрожает привезти на Крещенье какую-то р'кассанскую принцессу, родственницу его жены.

— Его жены? — Дугал еще сильнее вперился в него, хотя теперь тоже улыбаясь. — Так вот из-за чего весь сыр-бор! Морган женился и теперь считает, что все должны последовать его примеру. И кто она?

Келсон, усмехаясь, покачал головой. Он все еще забывал, что в Транше никто слыхом не слыхивал обо всем, что творится в столице.

— Так ты ничего не знаешь? Но ведь ты слышал, что я сделал его своим наместником на юге, верно?

— Нет.

— А ты знаешь, что в Торенте — опять регентство? — рискнул спросить Келсон.

— Регентство? Что случилось с принцем Алроем?

— Упал с лошади. И сломал шею. Из всего, что мне удалось услышать, ясно, что это несчастный случай. Но он только-только достиг совершеннолетия. И некоторые болтают, будто я это подстроил… Точно так же, как Карисса подстроила смерть моего отца.

— То есть, с помощью волшебства? — прошептал Дугал.

Келсон кивнул.

— Они не очень хорошо меня знают, правда?

— Но с чего бы это могло тебе понадобиться, если бы ты даже был… если ты даже способен извести кого-то волшебством, Келсон?

— Если ты хочешь спросить, есть ли у меня способность убивать волшебством, ответ — да. Есть и сама способность, и знания, как это делают, — спокойно произнес Келсон. — Я… Мне уже приходилось однажды на такое пускаться. Именно так я убил отца Алроя, его дядю… И еще графа Марли. Гордиться здесь нечем, но не было другого выхода. И я бы снова прибег к чарам, чтобы защитить мое королевство. — Он неловко поперхнулся. — Теперь о подоплеке. Боюсь, она тоже есть. Если на торентском престоле будет сидеть несовершеннолетний, это снизит вероятность более серьезных столкновений, кроме обычных пограничных стычек с Торентом, хотя бы пока новый король не подрастет. Это дает мне около пяти лет, чтобы все уладить в Меаре, прежде чем опять придется отвлекаться на Торент, а то и больше. Но брата Лайема я не убивал.

— Я тебе верю, — сказал Дугал.

Эти три слова были произнесены спокойно, почти без выражения, но Келсон знал, что они правдивы. Четыре года прошло с тех пор, как они с Дугалом последний раз виделись, но он чувствовал, что прежняя близость не ослабела с годами, несмотря на все, что за это время произошло. Он взглянул на свои руки, в которых держал жизнь и смерть столь многих людей, затем тряхнул головой, понимая, что ему никогда не удастся хоть на миг мысленно отвлечься от своей колдовской силы.

— Но довольно об этом, — продолжал Келсон более воодушевленно. — Ты спросил о Моргане и его жене. Он женился на Риченде Марлийской полтора года назад, весной. У них маленькая дочка, ей скоро исполнится год. Ее зовут Бриони.

— В честь твоего отца, — пробормотал Дугал и одобрительно кивнул. — Это мне по нраву. Но Риченда Марлийская… Это не графиня Марли? Разве ты не сказал только что, что убил ее мужа?

— Да. Но она не в ответе за измену графа, — тихо ответил он. — И сын их тоже. Я утвердил юного Брендана как графа Марли нынче летом, когда ему стукнуло шесть. Пока он несовершеннолетний, его опекает Морган, а Риченда — его регент.

— А что он скажет, когда станет старше и узнает, кто сгубил его отца? — прошептал Дугал. — Что если он тебя за это возненавидит?

— Здорово надеюсь, что к тому времени он поймет, почему мне пришлось на это пойти, — отвечал Келсон со вздохом. — Брэн Корис был одним из первых, кого я вынужден был лишить жизни. К несчастью, он не стал последним. Но с тех пор я, хотя бы, кое-чему научился… не то, чтобы была какая-то разница, если опять придется кого убивать, — он снова вздохнул с обреченным видом. — Но что сделано, то сделано. Нет смысла ворошить то, что я не могу изменить. А вот что я могу изменить — так это отношение к себе, которое встретил, когда прискакал сюда час назад.

Дугал рассмеялся, и торжественность последних нескольких минут развеялась.

— Да, если тебе это удастся, то ты и впрямь волшебник. Ты их видел, Келсон. Они — жители пограничья. Большинство из них отродясь не бывали при дворе, и не побывают. Ты не вправе ожидать, что завтра же заслужишь их уважение.

— Не завтра, что ты. Но, кажется, я догадываюсь, с чего начать.

Полчаса спустя два молодых горца покинули каморку на башне. Келсону придало вдохновения давешнее замечание Дугала насчет его длинных волос.

Он решил не замахиваться на большой килт, вроде того, который носил Дугал, ибо не больно был склонен полагаться на одежду, которая удерживалась только поясом, да еще имела столько сложных складок, — и он выбрал рыжеватый кожаный костюм Дугала: облегающие короткие штаны и куртку поверх шафрановой шерстяной рубашки, вроде той, что на Дугале. Плед Мак-Ардри: серое, черное и желтое, был брошен наискось через его грудь, наподобие перевязи и укреплен на левом плече пряжкой в оправе из серебряного кольца. Мягкие домашние сапожки из оленьей кожи приятно облегали ноги. Вместо золотого обруча, который красовался у него на голове во время обычного появления на людях, он нацепил шапочку, вроде той, что у Дугала. Черные волосы, заплетенные в местную косицу, оказались на добрую ладонь короче дугаловых медных, но косица эта, вдобавок к одежде, превратила изысканного юного аристократа с равнин в темноволосого двойника сына вождя. Если только им подыграет старый Каулай…

Он услышал повизгиванье настраиваемых волынок, когда последовал за Дугалом вниз по винтовой лестнице и вдоль прохода к большому залу: сперва звук этот показался ему резким и сумбурным, но вскоре из хаоса выплыл старинный приграничный напев, один из немногих, которые Келсон знал. Музыка придала резвости его шагам, когда они с Дугалом приближались к залу, и король слышал, как Дугал еле слышно насвистывает в лад. Здешние оруженосцы, слуги и несколько из людей Халдейнов кружили вперемешку перед открытыми дверьми зала, но на Келсона, явившегося в обществе Дугала и переодетого, никто не обратил особого внимания. Выхватив факел из потемневшей от огня подставки, Дугал повел друга через толпу, и они быстро нырнули в малоприметную деревянную дверь рядом с главным входом, при этом Дугал знаком велел ему молчать, и тут же зашагал по крутому и узкому ходу вдоль стены, за которой был большой зал. Когда они, как показалось Келсону, одолели примерно половину длины зала, Дугал остановился и отыскал две узких косых прорези, проделанных в камне под различным углом, осторожно опустил факел и придвинул его поближе к стене, чтобы в зале не заметили свет. Заглядывая то в одну щель, то в другую, Келсон смог увидеть почти весь зал, хотя вход и помост в противоположном конце оставались за пределами видимости.

— Похоже, большинство твоих людей, которые не на посту, уже уселись, — пробормотал Дугал, глядя в зал вместе с Келсоном. — Впрочем, заметно, насколько они предоставлены самим себе. Явно, многое зависит от того, как тебя примут.

Келсон кивнул, изучая зал. Так как, по местному обычаю, все сородичи были более или менее равны положением, не существовало большой разницы между местами для знати и для простых воинов. Он увидел, как герцог Эван движется по залу с раздосадованным на вид Коналом, чтобы занять места за столом на помосте, — но если не считать этих двоих, почти все спутники короля сгрудились по обе стороны длинного стола, тянувшегося вдоль боковой стены, тщательно отделенные, как заметил Келсон, от членов клана и их жен. Гостеприимство, судя по всему, имело свои пределы.

В большой задумчивости он последовал за Дугалом дальше по тайному ходу и вокруг угла; наигрыш волынщиков едва ли вторгался в его мысли теперь, когда он глядел через другую косую прорезь на стол на помосте. Отсюда он был в состоянии разглядеть все у этого стола, включая и графа Траншийского.

Каулай Мак-Ардри состарился за те три года, что Келсон не видел его, но, хотя время заметно убавило подвижности у старого приграничного вождя, оно явно не затронуло прочих его качеств. Слуге приходилось помочь ему добраться до кресла за столом, ибо ходить без поддержки он больше не мог, но руки, выступавшие из рукавов тонкой шафрановой рубашки, были по-прежнему жилисты и дотемна выдублены жарким солнцем и ветрами Траншийских гор. Келсон видел, как заиграли мышцы, когда старик поднял полный бурдюк вина и подставил рот под красную струйку, так, что не пролилось ни капли. Его жесткие седые волосы были стянуты сзади на местный лад и перевязаны лентой цвета его клана. В бороде, спускавшейся на грудь, все еще угадывался каштановый отлив. Карие глаза были ясными и зоркими, в то время как вождь беседовал с герцогом Эваном, сидящим по другую сторону от Конала, по его левую руку; но вождь все поглядывал в дальний конец зала, словно чего-то ждал.

— Не нас ли он высматривает? — вполголоса спросил Келсон, бросив искоса взгляд на Дугала. — Не лучше ли нам войти?

— Да, но не так, как ты думаешь, — откликнулся Дугал. Он лукаво улыбнулся, ухватив складку рукава Келсона, и потянул друга назад по проходу. — Идем. Следуй за мной и делай как я.

Вскоре они уже вступали в большой зал из-за перегородок, которые отделяли кухню от помоста, Дугал подтолкнул короля, и они двинулись мимо слуг, подававших на главный стол. Те выразили почтение сыну вождя, но едва ли удостоили взглядом Келсона, разве что постарались не наткнуться на него, идущего вплотную за Дугалом. Они были слишком поглощены зрелищем, которое являли собой Конал, сидящий слева от вождя, и Джодрелл, который пододвинул табурет к краю стола, чтобы потолковать с Эваном, и вклинился между ним и вождем. Старый герцог Клейборнский был легко принят ими, так как тоже был плоть от плоти кланового общества и понимал их обычаи, а прочие были жители равнин, вроде рыцарей и простых вояк, сидевших внизу в зале. Конал, вызывающе надменный в своем придворном платье и серебряной короне, выглядел особенно не на месте.

Теперь до Келсона дошло, что затеял Дугал. Когда тот подобрался поближе к главному столу и указал рукой на почетное место справа от старого Каулая, после чего опустился на скамью еще чуть правее, Келсон удержался от улыбки и последовал за другом. С небрежным безразличием Келсон скользнул на место меж Дугалом и стариком и оперся о стол локтем, едва ли поведя бровью в сторону прислужника, который нырнул между ним и Дугалом, чтобы налить обоим вина, и начал о чем-то спрашивать.

Однако тут кое-кто из людей короля узнавал его, и, по мере того, как все больше их вскакивало на ноги, из-за чего застучали и заскрипели о каменный пол деревянные скамьи, это движение привлекло внимание старого Каулая.

Оборачиваясь, дабы осведомиться о причине, он с удивлением заметил незнакомого юного горца, сидящего по его правую руку. Гудение волынок оборвалось, все взгляды устремились на вождя Мак-Ардри.

— Халдейн горячо приветствует Мак-Ардри из Транши, — весомо произнес Келсон, почтительно наклонив голову, в то время как у старика отвисла челюсть. — Мой брат Дугал предложил мне сесть от вас по правую руку, сударь, и для меня это действительно большая честь, ибо его отец должен быть отцом и мне, поскольку моего уже нет в живых.

Утратив дар речи, Каулай уставился в серые глаза Халдейна, а между тем в зале поднялся шум: его люди бурно расспрашивали друг дружку, увидев, как нечто чужое и загадочное смешалось с привычным. Когда старик последний раз видел Халдейна, то был четырнадцатилетний мальчик, на которого возлагали отцовскую корону. Тот, кто сидел с ним рядом, был молод, но в нем угадывался мужчина, его честный прямой взгляд был таким же, как у местных вождей. Когда Каулай посмотрел мимо незнакомца на своего сына, Дугал поднялся, подошел и с ухмылкой поцеловал отца в щеку.

— Я привел моего брата домой, чтобы он поужинал с нами, отец, — сказал он на приграничном наречии. — И он сочтет великой милостью, если ты до завтра забудешь о прочих его званиях, ибо он прибавит чести нашему дому, и согласился бы пролить кровь ради союза, который связывает его со мной. Ты не хочешь поприветствовать его как родича и сына?

Бесконечно долгий миг Келсон страшился, что Каулай не поддастся, что прочные узы приграничного родства вынудят его опять играть роль монарха, которую так часто приходится исполнять. Но тут лицо старика озарила довольная улыбка, карие глаза потеплели, и он протянул огромную лапищу Келсону.

— Гм, я рад видеть тебя, сынок, — тихо сказал он. — Я покинул тебя мальчиком, а ты явился сюда мужчиной. Не хочешь ли поцеловать своего старого отца в знак мира?

Келсон торжественно вложил свою ладонь в его лапу и поднялся, наклонив голову в подобающем приветствии. Когда он склонился, чтобы поцеловать старика в щеку, нестройный шум одобрения пронесся среди присутствующих, и волынки издали приветственный возглас, пронизанный на этот раз барабанной дробью. То было не самое непринужденное приветствие, но все же какое-то начало…

Прикидываясь, будто он не замечает осуждающего взгляда Конала и растерянных лиц большинства своих спутников, Келсон, улыбаясь, сел на свое место. Брион никогда так не поступил бы, но ведь он, Келсон, не Брион. Придется им всем привыкнуть, что новый король станет вести себя иначе, как ему присуще. Он рассмеялся шутке, которую пробормотал ему на ухо Дугал, а когда явился Кьярд, чтобы подать им жареную птицу и говядину на крепкой горской лепешке-подносе, он схватился за еду пальцами, как здесь и подобало.

Они с Каулаем время от времени беседовали о том, о сем за едой: Келсон коснулся кое-какого своего опыта последних трех лет, а старый вождь с гордостью сообщил, что теперь умеет Дугал, как его приемник. И лишь мимоходом было упомянуто об ухудшающемся здоровье вождя.

Из уважения к хозяину Келсон избегал политики и прочих щекотливых тем, намереваясь подождать с такими разговорами до того, как им удастся потолковать с глазу на глаз. Но как раз перед тем, как подали сладкое — липкое миндальное печенье, бисквиты и мед, Каулай между прочим произнес имя Сикарда, своего брата, жена которого была Меарской Самозванкой.

— А что из себя представляет госпожа Кэйтрин? — спросил Келсон, стараясь, чтобы в голосе прозвучало поменьше нетерпения. К его облегчению, это не оскорбило Каулая и не побудило к сдержанности, вино сделало его словоохотливым и дружелюбным.

— А, она лелеет старую мечту, время для которой давно миновало, — ответил вождь. — Она мне всегда не нравилась. Между прочим, моя ровесница, а не пушистый цыпленок, но… Но дети у нее — горячие головы, а муженек — пуще того. Она и мой брат… Брр! — он с презрением сплюнул, и Келсон приподнял бровь, прикидываясь изумленным.

— Между тобой и Сикардом нет согласия?

— Можно так сказать, — согласился старик. — По правде говоря, мы не ладили ни с ним, ни с его сыновьями — Ителом и Ллюэлом. А вот девочка…

— Опять — дочь-невеста, — почти себе под нос уронил Келсон.

Однако старый Каулай тут же понял намек и громогласно расхохотался, хлопая Келсона по плечу.

— А, я вижу, тебя подталкивают, чтоб выбирал невесту? Что ж, можно найти кого-нибудь куда хуже, чем малышка Сидана. Ее имя означает «шелк» на древнем языке, и в ней есть все, чего не хватает ее братцам и мамаше. Она хорошенькая, равно как и наследница славного имени, с чудными шелковистыми волосами до колен, цвета орехов — а глаза, как у олененка. Крепкие белые зубы. И такие бедра, что ясно: принесет немало замечательных сыновей, хотя ей вряд ли больше пятнадцати.

— Ты говоришь так, словно пытаешься нас сосватать, — заметил Келсон с улыбкой, — что ты хочешь мне сказать?

Плечи Каулая поднялись и шевельнулись не без смущения, хотя он при этом и помотал головой.

— Ну, я не стал бы предлагать невесту моему королю, сынок, — сказал он. — Но если кто-то хочет поправить старую-старую беду и принести мир своему народу, может, ему и стоило бы жениться на Сидане. Если бы я видел в этом хоть какую-то пользу, я бы женил на ней Дугала или, да смилуется надо мной Господь, будь я сам помоложе и найди сговорчивого священника, сам бы на ней женился, хоть она мне и приходится племянницей.

Келсон невесело улыбнулся, вспомнив, что читал однажды о кровосмешении еще более близких родичей, из-за которого рухнул престол два столетия назад — хотя, в случае с Имре и Эриеллой, вопрос стоял еще и о Дерини.

Однако предложение Каулая не могло повлечь за собой столь катастрофических результатов, а напротив, помочь решению проблемы. И даже если они с Сиданой — родичи (Келсон попытался подсчитать в уме, но сбился), то не настолько близкие, чтобы вызвать негодование Церкви.

— Не думаю, что тебе понадобится жертвовать своим благом, — уверил он вождя с лукавой едва заметной усмешкой.

— А, ну конечно, конечно. Ей ведь нужен супруг-Халдейн, а не очередной горец, чтобы прекратились эти грязные интриги. Если не ваше величество, то, может, этот ваш юный кузен… — И старик поглядел вдоль стола туда, где Конал шевельнулся, сидя между Эваном и Джодреллом, ссутулившись над винным кубком.

— Нет, если хорошо подумать, Конал не годится, — более трезво продолжал старый вождь. — Не будет она с эдаким счастлива, хотя, думается, у твоего двоюродного братца хватает своих лихих замыслов. Власть порой — большое искушение, сынок. Но не мне тебе об это напоминать, верно?

Пораженный, Келсон бросил взгляд на Конала, а затем вернулся к старику.

— А что такое?

— Да ну, не хотел я очернять твоего двоюродного брата, парень. Но Сидана — завидная невеста, и может дать своему супругу все права на Меару. И если какой-нибудь умник с толком примется за дело, он даже сможет убедить ее братцев уступить дорогу.

Келсон мрачно покачал головой.

— Как раз чего-то подобного я и пытаюсь избежать, Каулай, — тихо сказал он. — Я не хочу, чтобы мне пришлось идти на Меару так, как ходили мой отец и дед, и разрешать дело мечом. Но я не намерен отдавать то, что мое по праву.

Каулай уронил взгляд в глубины своего кубка.

— Может быть, это единственный выход, сынок, — мрачно прошептал он. — Юный Ител жаждет престола. Он не удовольствуется тем, что станет править двором изгнанников в Лаасе после того, как скончается его мать.

— Ты говоришь об этом, словно о неизбежном, — выдохнул Келсон, осторожно попытавшись применить чары истины. — А что, Ител с кем-то о чем-то сговаривается?

— Ну, толком я ничего не слыхал. И не хочу слышать. — Каулай сделал большой и неторопливый глоток вина и покачал головой. — Так, сплетни всякие. А у какого юнца нет честолюбия? Не стоит, право, об этом говорить.

Ощутив холодок, Келсон оттолкнул в сторону кубок и воззрился на вождя. Тот говорил правду, насколько мог определить Дерини, но какие именно сплетни до него долетели? Если Ител Меарский вовсю готовит мятеж…

— Мне нужно знать, Каулай, — промолвил он, коснувшись запястья старика и попытавшись проникнуть в его мысли. — Если ты что-то знаешь…

— Я ничего не знаю, — прошептал тот, глаза его вспыхнули, и он высвободил руку. — И если ты будешь слишком назойлив, то…

Но тут за дверьми опять раздался вопль волынок, Каулай умолк на полуслове, как бы извиняясь, покачал головой, и вновь медленно и основательно отпил из своего кубка. Келсон соображал, как бы поделикатнее вернуться к предмету разговора, а между тем в зал с дальнего конца вступили двое с волынками, вышагивавшие впереди старика в белом одеянии, потрясавшего, точно мечами, двумя зелеными ветками. Все разговоры стихли, едва они показались, даже самые буйные из Мак-Ардри отставили кубки и посрывали с голов шапки, приветствуя проходившего мимо старика. Женщины вставали и приседали, даже челядинцы, подававшие на стол, встали, как вкопанные, воздавая старику положенное уважение.

— Кинкеллиан, главный бард, — прошептал Дугал на ухо королю, когда старик поравнялся с волынщиками и пошел дальше уже между ними. — Это может оказаться очень важно. Сиди пока, но будь начеку.

Когда бард дошагал до нижней ступени помоста и остановился, скрестив свои ветви над головой и отвесив поклон, музыка умолкла, и Дугал встал, подняв кубок, отвечая приветствием на приветствие человека в белом.

— Пусть луна и звезды ярко светят над твоей тропой, благородный бард. Мак-Ардри и все его родичи приветствуют Кинкеллиана в Траншийском зале.

Старик наклонил голову и что-то произнес. Ветви в старческих руках прошелестели, широко разойдясь в стороны, словно руки раскрылись для объятия. Келсону почудилось, будто он слышит свое имя, но он не был уверен, Дугал что-то ответил на местном наречии, затем поклонился и бросил взгляд на отца. Кажется, старый Каулай напрочь забыл о своем недавнем возбуждении и низко поклонился, поднявшись с места, а затем тоже вознес кубок в знак приветствия.

— Кинкеллиан предлагает тебе свое бардовское благословение и просит, чтобы наш клан удостоил тебя вечной дружбы, — прошептал Дугал краешком рта Келсону на ухо. — Мак-Ардри ответил согласием. Встань, поклонись, а затем, после того как мы с Кинкеллианом все закончим, сделай, что сочтешь подобающим.

Келсон последовал совету, и тогда юный Дугал поклонился отцу и вышел из-за стола. Он спустился с помоста под бурный стук кулаков по столешницам, производимый всеми его родичами. У людей Келсона вид был озадаченный. У всех, кроме старого Эвана.

Медленно и торжественно, почти священнодействуя, Дугал принял ветви у старого барда и вновь поклонился, затем образовал из них над головой косой крест, медленно повернулся на носках, пока не очутился лицом к лицу с Келсоном, и тогда склонился, положив этот косой крест на пол, а волынщики издали несколько вступительных тактов нового напева. Темп изменился, когда Дугал выпрямился и положил руки на бедра, вновь поднявшись на носки. И тут наследник Мак-Ардри пустился в пляс.

Келсон почувствовал, что и его самого тянет плясать, наблюдая за Дугалом, — волынки поистине зачаровывали. В какой-то миг, когда Дугал переместился в другую четверть креста, его взгляд и взгляд Келсона столь глубоко проникли друг в друга, что воспоминания хлынули по вознесшемуся мосту, все равно как если бы Дугал тоже был Дерини, и вполне сознательно плеснул своей мыслью в мозг Келсона. Воспоминание говорило, что оба они полжизни тому назад глядели друг на друга поверх не вечнозеленых веток, но скрещенных мечей, и ступали в ритме танца, который ныне исполнял Дугал, и в который ему, Келсон полагалось включиться. В один миг Келсон понял слова Дугала: «Сделай, что сочтешь подобающим» — и вдруг обнаружил, что выбирается из-за стола с помоста туда, где кружил и подскакивал Дугал.

Музыканты ни на миг не запнулись, когда король покинул помост. Келсон чувствовал всеобщее ожидание: у одних — радостное, у других — полное изумления, но старый бард держался, как ни в чем ни бывало, разве что приподнял седую бровь. Дугал заканчивал размеренное кружение вокруг концов веток, вращаясь и покачиваясь, и подняв над головой сперва одну руку, а затем и другую.

Увидев, что Келсон направляется к месту напротив него, он ухмыльнулся и кивнул, положив сжатые кулаки на бедра, и готовясь повторить по новой все уже проделанные движения танца. Келсон сразу же уловил нужный шаг, позволив ногам нести себя, как бывало много лет назад, повторяя движения Дугала: сперва несколько деревянно, но затем все с нарастающей раскованностью, и зрители — родичи Мак-Ардри и рыцари с равнин — глядели на него в удивлении.

Когда они перешли к следующей части танца, и в более страстном ритме заплясали — каждый в своей четверти косого креста, а не вокруг концов веток, не касаясь веток стопами, Келсон опять ощутил, как пульсирует то, что их связало, и его движения ничем не отличались от движений Дугала. С поразительной самоотреченностью он позволил миру сжаться до порхающих стоп, вечнозеленых ветвей и радостной улыбки Дугала. Он лишь смутно догадался в какой-то миг, что мужчины и женщины вокруг хлопают и притоптывают в такт, поощряя танцоров, участвуя в волшебстве, которое не имело никакого отношения к Дерини.

Келсон едва не выдохся ко времени, когда они приступили к заключительной части танца, но не споткнулся, а легко перепрыгивал из четверти в четверть — на пятку, на носок, пока, наконец, ритм не переменился, и музыка не стала отступать и не завершилась одной долгой-долгой нотой — и тогда они с Дугалом поклонились друг другу с противоположных сторон зеленого креста и опустили ладони на бедра. Зал разразился неистовством.

Воины клана и их жены не унимались, а два юных широко улыбающихся танцора едва не падали друг на дружку, хватая ртом воздух. Почти все из свиты Келсона, не считая Эвана, выглядели ошеломленными. Кое-кто, правда, достаточно проникся обстановкой, чтобы добродушно присоединиться к ликованию, и не последним из них был барон Джодрелл. Конал сидел, нахохлившись, между ним и Эваном, сложив на груди руки и скривив губы, но во главе стола расплывался в улыбке вождь Мак-Ардри, явно забыв о прежней досаде. Как только Дугал и Келсон — рука в руке — спотыкаясь, взошли на помост, он протянул обоим вновь наполненный кубок.

— Айр до слайнте! — вскричал он, и остальные подхватили этот возглас, в то время как два названных брата отпили из одного кубка. — Ваше здоровье!

Ликующие вопли поутихли после того, как Дугал, подняв руку, призвал к молчанию, а он все еще не очень ровно дышал, когда поворачивал Келсона лицом к своей родне, обвивая одной рукой плечи короля.

— Родичи, это мой названный брат Келсон, — сказал он, улыбаясь во весь рот. — Как вы убедились, он — наш по крови, равно как и по моему выбору. То, что он также мой король — большая радость для меня, и я по своей воле обещаю хранить верность ему как государю, равно как брату и родичу. Не окажете ли вы ему подобную честь?

Возобновившиеся восклицания и шум были тем ответом, который и требовался Дугалу. Келсон отступил на шаг, довольный, все еще не восстановивший дыхание после пляски и пораженный, как здорово удалось их всех к себе расположить — этих суровых обитателей гор, которые обычно не спешат признать своим уроженца равнин. Дугал между тем вдруг обернулся и преклонил колена у его ног, скользнув сложенными ладонями в пространство меж ладоней Келсона и приложив их к своему лбу в знак вассальной верности.

Прочие один за другим попадали на одно колено, кто где стоял, без строгой последовательности. Некоторые даже улыбнулись, как улыбнется любой горец, когда обязан последовать чуждому обычаю. Лишь немногие сохранили хмурый и настороженный вид, но и они преклонили колена. Исключительность такой уступки не ускользнула от Келсона.

— Брат мой, благодарю тебя, — сказал Келсон, бережно поднимая Дугала и давая остальным знак подняться. — И тебе, мой родич, также моя глубокая благодарность. Прошу тебя поверить, я понимаю, какой чести удостоился. А если среди вас есть такие, у кого еще остались сомнения насчет спесивого выскочки с равнин, который вторгся к вам, я не могу вас корить. И не стану пытаться изменить ваше мнение словами. Мои действия, как я надеюсь, достаточно скажут за меня, и в них я всегда буду стремиться проявить себя как ваш истинный и великодушный повелитель.

Его люди заколотили по столам, выражая одобрение, но он опять вознес руку, требуя тишины.

— Но, хотя я и уроженец равнин, я все-таки житель границы, как вы, по праву выбора и крови, что уже сказал мой брат Дугал. И поэтому, уверяю вас, что когда только возможно, буду ставить выгоду клана выше моей собственной, если только это не окажется в ущерб другим, кого я поклялся оберегать и защищать. И в знак этого прошу вас принимать меня сегодня не как короля, но как родича, и вместе со мной поднять кубки во славу нашего благородного вождя. Пусть Мак-Ардри еще долго ведет своих детей к миру и процветанию. Айр до слайнте.

Это выражение Келсон помнил еще по прежним временам, и он был благодарен старому Каулаю за то, что тот сегодня освежил его память — оно вызвало желаемый отклик. На этот раз никто из траншийцев не остался в стороне.

Зал взорвался эхом древнего приграничного тоста, даже самые непреклонные из сородичей вознесли кубки, — с лицами уже более задумчивыми. Вскоре волынщики завели новую плясовую, и на середину повыскакивали один за другим лихие танцоры, жаждущие сплясать с новым обретенным родичем. Некоторые из девушек были прехорошенькие. Келсон откликнулся на несколько первых приглашений весело и добродушно, и честно попытался не подвести, но танец с Дугалом изнурил его, как телесно, так и душевно. И вскоре ему пришлось поклониться и удалиться под крылышко вождя. А Дугал остался среди танцующих.

Беседа с Каулаем была отличным способом закончить вечер, но он осушал три кубка вина в то время, как Келсон — один, и последствия не замедлили сказаться.

Возвращение к их прерванной беседе было в подобных обстоятельствах неуместным, и вскоре разговор свелся к шумным возгласам по поводу танцующих, да на рассказы о выходках Дугала или его планах на будущее, а Каулай чем дальше, тем больше ворчал и сетовал на здоровье. Ко времени, когда народ в зале начал засыпать у столов или стелить постели, Келсону с помощью магии удалось уменьшить степень своего опьянения до того, чтобы немного соображать, но Каулай вот-вот готов был рухнуть на стол. Дугал держался на ногах хуже Келсона, но по-настоящему пьян не был, как и он сам.

— Думаю, с него уже хватит, согласен? — промолвил Келсон, когда Дугал вернулся к столу, чтобы по новой наполнить кубок под медленный и жалобный наигрыш волынщика.

Дугал поглядел на отца, ухватившись за край стола: старый Каулай что-то бормотал и ухмылялся, и тогда его сын подал знак слуге, который головы на полторы возвышался над ним и над Келсоном. Этот парень сгреб своего вождя в охапку с не большим усилием, чем Келсон поднял бы трехлетнего малыша, и бережно понес его из зала и дальше по винтовой лестнице, а два юноши следовали за ними, и Дугал, чтобы не упасть, крепко держался за Келсона. Когда они уложили старика в постель, а слуга удалился, Дугал упал на скамью под окном и вздохнул, глядя на Келсона с усталой улыбкой.

— Ну, ты, безусловно, оставил след в жизни Транши нынче вечером. Клан будет судачить о тебе всю зиму… И с отменным красноречием!

Келсон улыбнулся и оперся об оконную раму, бросив шапочку на сиденье рядом с Дугалом. Пока они взбирались на башню, у него окончательно прояснилось в голове, и теперь в память опять хлынули заботы, которые занимали его нынче вечером. То, что он завоевал доверие клана, — прекрасно, часть стоявшей перед ним задачи выполнена, но он до сих пор не знает всего, что требовалось выяснить о меарской родне Каулая. А если Ител Меарский занят кознями…

— Хотел бы я знать, что они станут говорить обо мне, когда вспомнят, что я — отчасти Дерини, — протянул он, ломая голову, как бы вернее подойти к тому, о чем он хотел повыспросить. Но как бы он этого ни коснулся, Дугал, чего доброго, либо испугается, либо обидится.

Тот нахмурился.

— А какая разница? И с чего ты об этом вдруг подумал?

— Это, знаешь ли, вовсе не скверно — быть Дерини, — продолжал Келсон, прощупывая собеседника. — Ты сам это увидел, когда я усыпил ополченца, чтобы тебе проще было зашить ему руку. Это можно использовать на благо людям.

Дугал шумно прочистил горло, он выглядел куда трезвее, чем каких-то несколько секунд назад, и вся его веселость испарилась.

— У меня появилось внезапное предчувствие, будто вот-вот случится нечто жуткое. Ты предостерегаешь меня, это так?

— Не совсем… — Келсон поглядел сверху на запрокинутое лицо Дугала, а затем мимо него — на спящего Каулая.

— Дугал, я никогда прежде даже искушения не испытывал как-либо злоупотребить дружбой, — сказал он негромко. — Но — проклятье! — он не сказал мне всего, что знает.

— Это ты о чем?

Келсон покачал головой.

— О, не о том, что за этим может стоять умышленный обман. Думаю, он просто не хочет, чтобы его впутывали, и едва ли можно его осуждать. В конце концов, Сикард ему брат. К несчастью, Сикард также отец мальчика, который может попытаться отнять у меня престол… А Каулай за обедом намекнул на заговор — как раз перед тем, как замолчал.

— Но надеюсь, ты не считаешь, что он мог бы скрывать подобные сведения от тебя, если действительно существует опасность? — спросил Дугал.

— Не знаю, — ответил Келсон. — Знаю только, что у твоего отца имеются сведения, которые мне нужны… а я располагаю средствами добыть их — без его ведома, и ничем ему не повредив.

— С помощью волшебства, — дополнил Дугал. Его лицо одеревенело и превратилось в маску, пока Келсон говорил, и теперь в янтарных глазах сквозило холодное негодование и некоторый страх. — Келсон, я не могу тебя остановить, — продолжал он, испустив долгий медленный вздох. — Если ты решился это предпринять, я никак и ничем не в состоянии тебе воспрепятствовать.

— Знаю. Поэтому и спрашиваю твоего позволения. Он не вспомнит ни о чем, — добавил Келсон. — И не вспомнит даже о том, что я говорил с ним нынче вечером.

— А если тебе придется использовать то, что ты узнаешь, против него? — спросил Дугал.

Келсон вздохнул.

— Избави нас Боже дожить до такого, — промолвил он, опустив глаза. — Сам знаешь, я бы никогда умышленно не совершил ничего такого, что повредило бы твоей семье. Но если сведения, которые я получу, потребуется использовать, чтобы предотвратить войну, чтобы спасти невинные жизни… ну, а ты бы как поступил?

Лишь после долгого промедления прозвучал ответ Дугала: неохотный, запинающийся и мрачный.

— Полагаю, что я… сделал бы то, что должен, — прошептал он.