"Другая история войн. От палок до бомбард" - читать интересную книгу автора

Комментарии и комментаторы

В книге «Другая история литературы» мы посвятили отдельную главу примерам так называемых средневековых анахронизмов. Пришло время вернуться этой теме. Здесь мы, воспользовавшись статьей В. А. Иванова «Анализ системных противоречий в традиционной версии хронологии мировой истории», приведем случаи, когда литературные тексты противоречат официальной версии истории.

В. А. Иванов пишет:

«Документы, относящиеся к эпохе до XVI в., всем своим массивом противоречат традиционной хронологической версии, и, естественно, никак ее подтверждать не могут».

Это, в общем, не секрет для историков.

Один из них, Бернар Гене, рассказывает, как в XV веке погруженный в книжную премудрость профессор парижского университета и епископ Камбрейский Петр д’Альи восклицал:

«Орозий, Исидор и другие античные космографы почти ничего не говорят о французском королевстве, возникшем в Галлии. А между тем ныне это наиболее могучее из всех королевств Европы. Ни слова о его столице, Париже, где изучение божественных и человеческих наук мощно просвещает мир. Ни слова и о других городах сего королевства, ни о землях, его окружающих, таких как Лотарингия, Льеж, Эно, Камбре, Брабант и Фландрия, где так много городов и селений, богатых и густонаселенных».

Античные космографы не желали писать о Париже!.. Негодование ученого XV века кажется ныне странным. Не было Парижа, вот и не писали. Но странно и другое. Петр д’Альи относит к античным космографам (географам) не только Орозия, жившего в V веке, но и Исидора Севильского, жившего, по нынешней периодизации, отнюдь не в античности. И вот современный историк делает вывод, что Петр д’Альи все напутал. Ведь в этой ситуации Бернар Гене — исследователь, а историк XV века Петр д’Альи — объект изучения.

А в нашей книге объектом изучения оказываются историки любых времен. Ученый XV века отмечает, что «античные космографы» почти ничего не писали о французских городах, и это выдает его, как «путаника». Посмотрим же, о чем пишет ученый XX века. Читаем у Гене:

«Если в XIII веке карта еще изображала Трою или Александрийский маяк, то это не означало, что автор не знал об их исчезновении с лица земли, просто, желая помочь своим читателям, он на одной и той же карте рисовал города и памятники как нынешних, так и минувших времен».

С точки зрения картографа XIII века путаником оказывается Гене. А что, собственно, он сделал? Просто выдал свое собственное мнение за мнение человека XIII века. Тот почему-то все еще изображал на карте Трою, исчезнувшую с лица земли за два тысячелетия до него. Надо же как-то объяснить, зачем он это делал. Причем, совершенно непонятно, как можно помочь читателю (или путешественнику), рисуя на карте то, чего уже давно нет.

Затем Гене сообщает такой факт:

«Еще в XVI веке историки придерживались традиционной периодизации. В истории мира следовали друг за другом шесть веков или четыре империи… Четвертой империей была Римская империя, и она еще существовала».

И тут же добавляет, что шестой век начался с рождением Христа и длился безостановочно. Но ведь так «думали» не в I веке, когда родился Иисус по нынешней хронологии, и не в VI веке от Рождества Христова, а, как сказал выше сам Бернар Гене, в XVI веке!

Историки любят толковать мнения средневековых авторов, но не любят, чтобы толкования шли вразрез с их концепцией. В качестве примера мы вам расскажем историю перевода Книги Эпарха.

Книга Эпарха — это сборник законодательных актов, регламентирующих деятельность средневековых цеховых организаций ремесленников в Византии. Считается, что книга написана в IX или в начале Х века императором Львом VI Мудрым и опубликована в 912 году. Существует всего две ее рукописи: женевская XIV века (по синусоиде — одна линия с Х «византийским» веком) и софийская XVI века. Никаких рукописей Х века, естественно, нет в природе.

Более девяноста лет назад, в 1916 году В. Зиборовский перевел эту книгу, и написал:

«Политико-социально-экономический характер книги Эпарха при сравнении с цеховыми институтами XIII в. Западной Европы, главным образом Италии, говорит за то, что памятник этот относится к 70-м годам XIII столетия, а не к Х в.».

Как отнеслась наша отечественная византинистика и к этому наблюдению, и к переводу в целом? А вот как:

«Работа Зиборовского вызывает крайнее недоумение во всех отношениях. Автор приступил к делу без знания рукописей, содержащих книгу Эпарха, научной литературы вопроса и знания греческого языка, а самое главное, без умения взяться за дело: ставить вопросы, собирать материалы для их разрешения, стройно вести рассуждения, делать выводы и т. д.; даже цитировать чужие мнения он не умеет».

Какие слова! Это — достойный пример одного из методов «борьбы» с не устраивающими скалигеровцев мнениями.

Анна Комнина в XII веке пишет в своей «Алексиаде» о первом применении в боевых действиях фаланги, будто живет не в Византии, а в Древней Греции. Она же упоминает некоего Великого Александрийца, создавшего теорию движения небесных тел и написавшего первые работы по астрологии. Да ведь это Птолемей!.. Анна говорит, что астрология — новейшее изобретение, которого не знали древние. Но дочь византийского императора, в отличие от В. Зиборовского, не удостоилась от историков даже такой отповеди, какую получил он.

Вообще ее «Алексиада» практически во всем противоречит традиционной версии истории. Здесь, помимо описания деятельности Птолемея как современника, дается подробный рассказ о казни богомила Василия, и этот рассказ во многом совпадает с евангельским описанием страданий и смерти Иисуса Христа, причем Анна Комнина, многократно поминая античных языческих богов, ни разу не упоминает имени самого Иисуса. Интересно, что библеисты усматривают в Евангелиях «поздние вставки» именно этих, записанных первоначально Анной эпизодов, связанных с последними днями Христа.

Не только в Византии, но и в средневековой Западной Европе Иисуса воспринимали едва ли не как современника. В книге Иоанна Хильдесхаймского «Легенда о трех святых царях» (трех евангельских волхвах, явившихся к рождению младенца-Иисуса), написанной в XIV веке, когда должны бы уже грамотные люди знать евангелия, действует некий пресвитер Иоанн. Причем его партнерами-волхвами оказываются татарский царь и султан, платящий дань Иоанну, а также рыцари и другие средневековые персонажи:

«И вот трое блаженных царей поставили над всеми правителями, князьями, вельможами, епископами, священниками и народом святого патриарха Фому и пресвитера Иоанна владыками и управителями духовных и мирских дел на вечные времена…»

В повести описываются европейские монеты, по мнению автора, имевшие хождение в Иудее во времена Христа:

«Но да не будет никто обманут и введен в заблуждение тем, что сии тридцать монет зовутся серебренниками, как то записано и в Евангелиях, ибо они были из чистейшего аравийского золота. Однако все их называли серебренники. Подобно тому золотые монеты назывались в то время еще дукатами, талерами, рейнскими гульденами и ноблями. Вид свой, название и чекан сохранили они в тамошних землях со времен Авраама и до той поры, как Веспасиан и Тит разрушили Иерусалим».

Известнейший средневековый рыцарский роман «Амадис Гальский» начинается словами:

«Вскоре после страданий и смерти нашего Спасителя, Иисуса Христа, царствовал в Малой Бретани король по имени Гаринтер. Старшая дочь была замужем за шотландским королем Лонгвинусом».

Это «перемешивание» античности и Средневековья было очень широко распространено. Оно хорошо заметно не только в литературе, но и в живописи. Художники XV столетия, которых в сегодняшнем искусствоведении часто называют «эклектичными кватрочентистами», изображали классическую античность в средневековом обрамлении: рыцарь Иисус Христос, доблестный рыцарь Александр Македонский, и так далее.

Однако средневековая историография не знала достижений античной историографии, что в первую очередь связано, как говорят историки, с неизвестностью основной массы античных источников. (Полагаем, они еще просто не были написаны.) В то же время античность вылезает в средневековых хрониках изо всех щелей!

«В рамках традиционной историографии это удивительно, — пишет В. А. Иванов. — Античные тексты согласно этой теории повсеместно переписывались средневековыми монахами вместо того, чтобы сжигаться в соответствии с христианской доктриной уничтожения языческих источников; причем, в связи с отсутствием до XIV в. бумаги рукописи писались на дорогостоящем пергаменте; ГДЕ монахи доставали этот материал, остается загадкой. Аристотель стал известен в Европе не ранее XIII в., а повсеместное незнание Европой греческого языка вплоть до XV в. в науке давно стало общим местом. История до XV в. была служанкой богословия, и ни о какой античности речи быть не могло. Тем более удивительна теория о массовом переписывании античных текстов…

…Византийские хроники XI–XII вв. начинали обзор мировой истории с кесаря Августа, не упоминая Юлия Цезаря вовсе, а вся римская история излагалась крайне схематично и конспективно. Август кесарь считался фигурой легендарной».

Джованни Виллани (XIV век) пишет об осаде римлянами Фьезоле:

«Когда Катилина узнал, что римляне собираются осадить его во Фьезоле, и что Антоний и Петрей уже вступили на Фьезоланскую равнину в долине Арно, Аметелл, возвращаясь из Франции с тремя легионами, находился уже в Ломбардии, он решил, не дожидаясь понапрасну помощи от своих из Рима, избежать опасности быть запертым во Фьезоле, и идти во Францию… Во главе войска поставили следующих вождей: графа Райнальда, Цицерона, Тиберина, Макрина, Альбина, Гнея Помпея, Цезаря, Камертина Сезия, и графа Тудертина, то есть Тоди, из отряда Юлия Цезаря».

Историк комментирует: Франция — это Галлия. Но несколькими страницами раньше сам Виллани, не дожидаясь комментариев, сообщает, что:

«…от латинского названия племени произошло имя Галлия, а от народного — Франция, так что людей, когда-то называвшихся франками, стали звать французами».

В XV веке мы находим среди живых многих древних персонажей, прежде всего из числа историков. Именно в это время жил Тито Ливио до Форли, известный историк; мы встретим его в одной из следующих глав в таком тесте:

«…жизнеописание короля Генриха V, созданное в XV в. приглашенным в Англию итальянцем Тито Ливио…»

Одновременно с этим Тито Ливием, в 1397–1463 годах жил и Катон Сакко, которого его современник Лоренцо Валло называет «древним»:

«А вот появляется и Катон Сакко, и с ним Гуарино из Верон, прибывший сюда накануне из Феррары. О них я мог бы сказать так: Катон именно тот, кого я без колебаний ставлю среди самых красноречивых древних юристов, а также оратор обстоятельный и серьезный».

Очевидно, слово «античный» неправильно переведено как «древний»; при правильном переводе Катон оказывается просто византийцем, греко-римским автором зрелого Средневековья. А «традиционный» античный Катон жил во II веке до н. э., это по нашей синусоиде линия № 7, на которой расположен и XV век, времена Лоренцо Валлы, Катона Сакко, Тита Ливия.

Традиционная история, составленная из сведений, почерпнутых из книг вроде той, что написал «древний» Тит Ливий, утверждает, что сыном Аскания, внуком Энея, был Сильвий. Казалось бы, мелочь. Мало ли, кто был чьим сыном. Но комментаторы Тита Ливия поясняют, что «династия Сильвиев была придумана римскими авторами, чтобы заполнить 400-летнюю лакуну (как получилось по их расчетам) между датами падения Трои и основания Рима». Хорошенькое дело! Зачем же вы, господа профессора от истории, продолжаете преподавать о «древнем Риме» и Трое с их ложной хронологией?

Вообще Ливиев в длиннющей традиционной истории можно найти много. Просто Тит Ливий («Почтенный Ливиец»). Тит Ливий Падуанский. Тито Ливио из Форли. Что общего у этих людей? Один пишет про Соломона, другой — про Сулеймана… Историкам этого достаточно, чтобы не рассматривать версию о хронологической ошибке.

Причем и с Соломоном неувязки. Так, во всех дошедших до нас списках «Задонщины» (конец XIV века) сказано:

«Земля, земля Русская, теперь бо еси за царем Соломоном побывала», а в Кирилло-Белозерском списке написано, что она «как еси доселева за царем за Соломоном, так буди и нынеча за князем великим Дмитрием Ивановичем».

В сборник «Летописец Еллинский и Римский» входят «Повесть о гибели Трои» Дареса и Диктиса, и «Иудейская война» Иосифа Флавия. Обе — с реалиями XV века, когда и составлен «Летописец…». Здесь немало и других удивительных «древних» сообщений! А мы прежде всего обратим внимание на историю деления римского общества на «ипподромные» партии венетов и прасинов. Эти партии получили историческую известность в связи с мятежом Ника в VI веке, произошедшем в Константинополе. Возникновение партий, между тем, возводится к самому началу Рима (VIII до н. э.). А свое название партия венетов получила, оказывается, от Венеции, заложенной существенно позже и «начала Рима», и восстания Ника! «Летописец…» сообщает:

«…А венета прозваша от Венетискыя земля, яже есть под римскою властию, велика земля именемъ Венетия, а неиже есть митрополит Акулиа, от неяже идеть синии шаръ ризамъ, и притче къ земленеи чясьти. Съвокупивъ праслину белую чясть, еже есть воздухъ, елма работаеть земли и красить ю, даждь пущая, а къ воднии, к венету причте червьленую чясть, якоже есть огнь, елма възоврит вода, огню работающи еи, и огнь водою угашаеться».

Комментарий историка: «Фантастична этимология именования венетов, будто бы произошедшего от топонима Венеция». Повторяем свой вопрос: зачем учите студентов фантастической хронологии?

К другому месту из «Летописца…» дан такой комментарий: «Здесь… в перечень пап ошибочно включены Павел и, вероятно, константинопольские патриархи — Стефан I (886–893) и Фотий (858–867 и 877–886)». Нас умиляет слово «ошибочно». Историк точно знает, что в хронике «правильно», а что «ошибочно», и где переписчик переписал верно, а где «испортил».

В «Летописце…» немало анахронизмов и географических курьезов. Так, Галлия называется Галилеей: «Слышавь Уаленьтианъ, пръвыи светьникь римскыи, премерную дързость, бояся рещи Атилови, иде къ Алариху в Галилею, ратнику румомъ сущу…» И это не единственный пример. Отождествления исторических персонажей сплошь и рядом. Так, в тексте писано: «В лета же царства Дариева, сына Кирова…» Комментарий историка: «Здесь, как и далее, Дарий именуется сыном Кира, хотя фактически он не был с ним в родстве». Оказывается, сыном Кира был не Дарий, а Камбиз II. Современные историки это точно знают. То ли они древнеперсидский ЗАГС отрыли, то ли еще что.

Причем, по утверждению хронистов, Артаксеркс — второе имя Дария, а согласно Энциклопедическому словарю Артаксеркс (I) правил в 465–425/4, а Дарий — в 522–486 годах до н. э. У Георгия Амартола есть специальное обоснование, почему под именем Навуходоносора (якобы 604–562/1 до н. э.) следует понимать Камбиза (якобы 529–523/2 до н. э.), а в хронике Малалы с Камбизом отождествлен Дарий. Но историкам ни обоснования одного, ни отождествления другого ни к чему. А так как у них ничего не связывается по эпохам, Навуходоносоров и Артаксерксов получается много.

Вот еще примеры забавных комментариев.

Аммиан Марцеллин (ок. 330 — ок. 400) в своей «Римской истории» упоминает сарацинов, как воинственный народ, живший от Ассирии до порогов Нила и Нубии. По традиционной истории, сарацины отождествляются с арабами, но вот беда: считается, что до VII века арабы не были знакомы европейцам. Не мог их знать и Марцеллин, и потому комментатор пишет, что под сарацинами тот имеет в виду не арабов, а бедуинов. Берем в руки Энциклопедический словарь, читаем: «Бедуины — кочевые арабы-скотоводы». Кто же все-таки населяет марцеллинову историю? Получается, что арабы, которые… не арабы.

Тот же Аммиан Марцеллин рассказывает буквально гарун-аль-рашидовскую историю про римского принца Цезаря Галла:

«В сопровождении нескольких товарищей, носивших под платьем оружие, он шатался по вечерам по харчевням и людным перепутьям и, вполне владея греческим языком, расспрашивал каждого, что он думает о Цезаре. И он смело проделывал это в городе, где ночное освещение улиц почти равнялось дневному свету».

Понятно: в прекрасно освещенном по ночам Древнем Риме КАЖДЫЙ мог понимать только древнегреческую речь. Но это еще не все! Родной нашей, привычной до судорог истории известно, что этим древним языком вполне владели не только посетители ночных харчевен Древнего Рима, но и средневековые византийцы XIII–XV веков. Они применяли его в частной переписке:

«Писанные по рецептам риторики, враждебной собственным именам, конкретным деталям и техническим терминам, — пишет историк Р. Ленертц, — византийские письма дают нам образ эпохи в деформирующем зеркале классической античности. Трибалы заселяют Сербию, мизийцы — Болгарию, а персы, владея Малой Азией, угрожают свободе эллинов. Во всей этой обширной корреспонденции лишь несколько иностранных слов (таких, как кардинал) могли бы сбить с толку современника Перикла».

Наверное, средневековые византийцы это нарочно делали. Переписывались между собой так, чтобы сбить с толку древнего грека Перикла, а заодно историка XX века Ленертца. Но Ленертц их козни разгадал, и Перикла в обиду не даст!

О, сколько вопросов порождает история — казалось бы, до блеска облизанная за четыре столетия, прошедших после Скалигера!

Куда делся древнегреческий фольклор: сказки, песни, предания и легенды (не о богах и героях — это литературные мифы, а о простых людях)? Каким образом греческие сказки попали в арабский сборник «1001 ночь»? Почему история Древнего Рима полностью отсутствует в византийских хрониках, излагающих мировую историю от Адама? Почему памятник Ромулу и Рему был установлен в Константинополе? Почему не сохранился древнеримский фольклор, а в итальянском средневековом фольклоре, напротив, масса античных реминисценций?.. И не только в фольклоре, но и в литературе!

В XVI веке Андроник Транквилл Парфений, он же Франо Андриевич (1490–1571), пишет классической латынью «Молитву ко всеблагому, всемогущему Богу против турок, общих врагов христиан». Бог, согласно Андронику, обитает на Олимпе. Выделенные в тексте слова объясняются ниже:

Боже всевышний, творец мирозданья, владыка Олимпа, Чистых и светлых жилищ, во веки веков нерушимых, Ты, колебатель земли, повелитель глубин небосвода, Отче, воззри ты на нас и на бедствия страшные наши, Коими племя твое и народ твой повержены в трепет Яростным, диким врагом, грабителем хищным, который Истинной веры не чтит, и который законы святые Все попирает пятой и глумится над ними безбожно. Мало ему предавать пожару жестокому села, — Рушит он стены, дома дотла разоряет, богатства Грабит без удержу все, что великим трудом и раченьем Собраны. Силы небес! Бесцельно мольбы и обеты Вас утруждают; людей стенанья и слезы напрасны: Те на глазах у отцов, а эти в отеческом доме Пали убитыми; нет их трупам бледным готовых Холмов могильных и нет желанного им погребенья. Где непоруганный храм? И чего, наконец, святотатцев Не осквернила рука нечестивая? Слов не хватает Выразить это, и скорбь изливается в стонах и воплях. Вспомнить ужасно: твоим священным именем церкви Полные прежде, когда народ христианской молитвы Благочестиво тебе изливал, фимиам воскуряя, Стали конюшней теперь, теперь египетских систров Гнусный их звон огласил, теперь там оргии правят, Мерзкого змея Кераста с его отвратительным свистом Чтит нечестивцев толпа, и помощи кроткая Веста Девам святым не дает, похищенным всюду, которых Вопли и жалобный стон раздаются немолчно и полнят Своды пещер, где они напрасно просят у бога Помощи, косы свои распустив и стыдом пренебрегши. Что ж о несчастных сказать, которые после пожаров, После свирепой резни уцелели на горшую участь, Хлещет бичом по глазам десница смерти ужасной. Тысячи казней страшны, но гораздо ужаснее смерти Жизнь человека, коль можно назвать это жизнью: лишенье Лучшего блага людей — свободы, какая дороже Золота, всех лидийских богатств, несравненно прекрасней Скифских смарагдов! А тут еще безразборный и тяжкий Безостановочный труд: иных ко мрачным чертогам Тартара, в область Стигийский и в бездны Плутона Неутолимая страсть и жестокая жажда наживы Гонят в недра земли спускаться глубоко, откуда В небе Гекату они и блеск лучезарного Феба Тщатся напрасно узреть, лишенные всякого света; Тело у них в грязи, худоба истощает, мертвеют Лица, болезни их ждут и раньше времени старость. Этого поля копать заставляют, тяжелой колодкой Ноги ему заковав, и работает он непрестанно В пору дождливых Гиад, в леденящий холод зимою; Должен он спать на земле, затверделой от жутких морозов, В жалких лохмотьях, снося нестерпимый голод и жажду. Мезия пала потом, Иллирию грабят благую, Марсову область за ней, обезумев, Далмацию, точно Злобный ликийский волк, разоряют, твердыни Куретов Враг разрушает в холмах; и вас, Паннонские реки, Плохо спасает вода: никогда не снимая доспехов, Гонит коней боевых неистовый враг в исступленье, Точно Менада стремясь, возбужденная Вакховым тирсом. И не иначе огонь пожирает желтую ниву, Вихрем Борея гоним, со свистом несущимся в поле, Чем этот дикий народ бушует во всех поселеньях, Все наше войско и мощь час за часом во прах попирая. Силы его все растут, мечи он, омытые кровью, Точит о камень, стремясь достигнуть в диком набеге До Гесперийских брегов, куда устремляются вечно Быстрый Ибер и водою вспененной вливается в море, Где и, покрытый руном оливковых рощ, к Океану Бетис бежит. Победить он с помощью Марса желает Даже британцев и край предельный — далекую Фулу. Этот чудовищный род, порожденный Землей с Энкеладом, Жаждой объят, и его стремлениям нету границы. Всею землей овладев в своей необузданной страсти, Будет он (страшно сказать) пытаться достичь небосвода, Горы одна на другую вздымать и стараться с престола Свергнуть тебя, владыку людей и родителя вышних, Всех, обитающих в небе, великих святых ниспровергнуть И, дерзновенной пятой их столкнув, из обителей выгнать.

А вот и комментарии, выполненные под ответственной редакцией одного из лучших отечественных латинистов, Ю. Ф. Шульца:

«Систр — трещотка, род кастаньет; употреблялась в Египте для богослужений в честь Изиды и для военных сигналов. Кераст — рогатый змей с о-ва Кипра (миф.). Веста — богиня домашнего очага и чистоты семейной жизни у римлян. Здесь имеется в виду Богородица… Скифские смарагды (изумруды) считались наилучшими из всех, а Скифия, особенно Рифейские (Уральские) горы, славились минеральными богатствами. Геката — здесь — Луна… Твердыня куретов — о-в Кипр, где, по мифу, жрецы (куреты) скрыли от Урана младенца Зевса. В XVI в. — владение венецианцев. В 1571 г. захвачен турками».

Следующий эпизод из приведенного стихотворения XVI века:

До Гесперийских брегов, куда устремляются вечно Быстрый Ибер и водою вспененной вливается в море, Где и, покрытый руном оливковых рощ, к Океану Бетис бежит. Победить он с помощью Марса желает Даже британцев и край предельный — далекую Фулу —

комментируется так: турки желают достичь:

«…западных берегов океана, где обитали Геспериды, хранители золотых яблок. Здесь — берега Португалии. Ибер — р. Эбро. Бетис — р. Гвадалквивир. Фула (или Туле) — полубаснословная страна на крайнем Севере Европы».

Если свести концы с концами, можно придти к мысли, что одной из противостоящих сторон в Пунических войнах III–II веков до н. э. были турки. По синусоиде это линии № 7 и 8, как раз XV–XVI века и война, описываемая латинянином Андроником Транквиллом.

Перечислим еще немного странностей.

Лоренцо Валла в XV веке, анализируя культурную ситуацию в современной ему Италии, совсем не упоминает ни Данте, ни Петрарки, ни Боккаччо, заложивших основы итальянской культуры. Никколо Макиавелли в XVI веке в своих обстоятельных исследованиях по управлению государством («Государь» и «Рассуждение о первой декаде Тита Ливия») ни разу не упоминает Августа, хотя менее значительные правители удостаиваются пристального внимания. Сам Скалигер в списке правителей Рима, написанном в XVI веке, называет Юлия Цезаря — Гаем Юлием Ромейским.

Средневековые авторы не знают имен тех, кого должны бы знать, а древние зачастую упоминают то, чего не могли знать. Географ Страбон якобы в I веке не описывает ни Помпеи, ни Стабию, ни Геркуланум, хотя при его жизни они еще должны были существовать. Зато вот что он сообщает о Равенне:

«Самый большой город на болотах — Равенна, построенная целиком на сваях и прорезанная каналами, так что проходить там можно только по мостам и на лодках. Во время приливов в город поступает немало морской воды, так что все нечистоты вымываются морем через каналы и город очищается от дурного воздуха».

Но древнейшие постройки Равенны датируются V–VI веками н. э., то есть через полтысячелетия после смерти географа, а основная часть города построена вообще в XII–XV веках. К тому же город стоит в семи километрах от берега Адриатического моря на единственном канале, откуда здесь мосты и лодки? Возможно, описана не Равенна, а Венеция, построенная на 118 островах, разделенная 150 каналами, через которые переброшено 422 моста? Но и она появилась позже жизни Страбона! В путеводителях, изданных для туристов, сами венецианцы сообщают в подробностях, как группа молодых людей во главе с Анжело Партечипацио переселилась с материка на острова Ривоальто и основала город Венецию. И было это в 810 году вполне нашей эры.

Если теперь перекинуться с христианского Запада на мусульманский Восток, то и тут мы найдем тьму анахронизмов. Вот как средневековый мусульманин Абенамар обращается к своей возлюбленной:

О Галиана! Сравнишься с той красою, Кому Парис из Трои, Судья прямой и рьяный, Отдал у стен Дардана Раз яблоко златое, Что спор богинь решило. О лик желанный! Твоей улыбкой милой, Когда б ее увидел Пленился б Марс без меры И позабыл Венеру.

Комментарий современного специалиста:

«Песнь Абенамара Галиане имеет книжный характер, насыщена чуждыми маврам данными греческой мифологии и кончается мольбой к языческим богам — что маловероятно в устах мавританского рыцаря. Во времена Переса де Иты такого рода нарушения местного колорита и анахронизмы никого не смущали».

Не знаем, как там было во времена Переса де Иты, а наших историков вообще ничего не смущает. Если писатель Средневековья пишет что-то, не совпадающее с мнением историка, то на его книгу не обращают внимания; его «фантазии» не считают относящимися к сути дела. Но так думают историки, а мы полагаем, что все тексты в равной степени отражают представления своей эпохи.

Логично предположить, что все, о чем пишет Маккиавелли, и что составляет основу его представлений о мире и прошлом, он вычитал у «древних» (тех, кто жил лет за сто — сто пятьдесят до него, то есть у дедов и прадедов), но иногда он вспоминает и отцов:

«В древности могучим средством удерживать солдат в повиновении были религия и клятва верности, произносившаяся перед выступлением в поход; за всякий проступок им грозила не только человеческая кара, но и все ужасы, какие может ниспослать разгневанный Бог. Эта сила наряду с другими религиозными обрядами часто облегчала полководцам древности их задачу, и облегчала бы ее всюду, где сохранился страх Божий и уважение к вере. Серторий уверял свои войска, что победа обещана ему ланью, которая внушается богами; Сулла толковал им о своих беседах со статуей, увезенной из храма Аполлона, а во времена отцов наших Карл VII, король Французский, воевавший с англичанами, говорил, что ему подает советы девушка, ниспосланная Богом, которую всюду называли Девой Франции и приписывали ей победу.

Полезно также возбудить в своих солдатах пренебрежение к противнику; так поступал спартанец Агесилай, показавший своим солдатам нескольких персов голыми, дабы его воины, увидев эти хилые тела, поняли, что таких врагов бояться нечего. Другие вынуждали своих воинов к бою, заявив, что единственная надежда на спасение — это победа. Последнее средство — самое сильное и лучше всего развивает в солдате стойкость. Стойкость эта еще укрепляется любовью к родине, привязанностью к вождю и доверием к нему. Доверие же создается хорошим оружием и боевым строем, одержанными победами и высоким мнением о полководце. Любовь к родине дана природой, любовь к вождю создана его талантами, которые в этом случае важнее всяких благодеяний. Необходимость многолика, но она безусловна, если на выбор остаются победа или смерть».

Похоже, что во времена Макиавелли Жанну д’Арк не считали исторической личностью. Итальянский политик проговорился: если уж Жанна для него не более чем религиозный символ, кто же, в таком случае, Ганнибал, Сципион? Литературные герои, кто же еще. Историческая «реальность» средневековья (Чингисхан и прочие подобные) его не интересуют. Ему вполне достаточно жить среди вымышленных народов «древности» — парфян, этрусков, самнитов и прочих. Объяснение этому очень просто: Чингисхан на деле не реальнее царя Дария.

Жанна д’Арк такой же миф, как Робин Гуд, Вильгельм Телль или Иван Сусанин. В этот же ряд попадает и Чингисхан. Историки это скорее всего понимают, но никогда не поднимут скандала. «А зачем раскачивать лодку?» — спросят они. Ведь на ней так тепло и уютно. Однако вот вам факт: представления Макиавелли о недавнем прошлом сильно расходятся с мнением современных историков.

Среди прочего не соответствуют современным и представления людей XV–XVI веков о том, насколько давно появилась письменность. Уже упомянутый Лоренцо Валла в своей знаменитой работе «О красотах латинского языка» утверждал, что:

«Книги мои имеют перед латинским языком больше заслуг, чем все, что было написано в течение 600 лет по грамматике, риторике, гражданскому и каноническому праву и о значении слов».

Очевидно, он полагал, что латинская литература существует всего 600 лет! И речи нет о «древнем Риме».

Шекспир (1564–1616) в своем 59-м сонете также говорит о пятисотлетнем существовании письменности; не больше времени прошло, по его мнению, и со дня пришествия Иисуса Христа. При переводах на современный английский и на другие языки этот, с позволения сказать, «ляп» гения пытались «замазать». Некоторые из переводчиков его проигнорировали, списав на анахроничность эпохи, другие пытались «исправить» сонет, подогнав число лет к сегодняшним представлениям. В переводе С. Я. Маршака оставлены шекспировские «пятьсот лет», но убрано «начало письменности»:

Пусть наша память, пробежавши вспять Пятьсот кругов, что солнце очертило, Сумеет в древней книге отыскать Запечатленный в слове лик твой милый.

В переводе А. М. Финкеля хронологическая «ошибка» исправлена:

О, если б возвратиться хоть на миг За тысячу солнцеворотов сразу И образ твой найти средь древних книг, Где мысль впервой в письме предстала глазу.

Наиболее близок оригиналу перевод Сергея Степанова:

Коль то, что есть, все было, и давно, И нет под солнцем ничего, что ново, И заблуждаться разуму дано, Один и тот же плод рождая снова, То память пусть в седые времена Лет на пятьсот своим проникнет взором, Где в первокниге первописьмена Отобразили облик твой узором. Взгляну я, как писали искони, Такую красоту живописуя, — Кто лучше пишет, мы или они? Иль времена переменялись всуе? Но знаю: их едва ли уступал Оригиналу мой оригинал.

В любом случае, Шекспир, без сомнений, отражал в творчестве своем представления эпохи, и в поправках современных переводчиков не нуждается. Хотя нельзя не отметить, что за четыреста лет, прошедших после Шекспира, английский язык изменился весьма существенно. За эти столетия изменился и русский язык, да и не за четыреста, а за двести — даже Пушкина приходится комментировать! Так давайте же коротко осветим для себя интереснейшую и преогромную тему — историю развития языков.