"Убийство в Рабеншлюхт" - читать интересную книгу автора (Аболина Оксана, Маранин Игорь)

21

Иоганн никак не мог вспомнить, как называется головной убор отца Иеремии. Вылетело из памяти — и всё тут. Дядя тем временем отер лысину платком, бросил недовольный взгляд на падающее за деревню солнце и водрузил непоименованный убор на голову. Известие о том, что доктор возвращался к фрау Герте, да еще таким странным образом, заставило священника задуматься. Наконец, он тяжело вздохнул и двинулся по дорожке, но тут их настиг чей-то звонкий голос:

— Эй, парень!

От неожиданности Иоганн вздрогнул и обернулся. Звала одна из дочерей молочницы — та, что постарше. Девчонка пыталась перетащить большое деревянное корыто, из которого кормят свиней.

— Помоги мне, а?

— Сейчас, — ответил Иоганн.

Посмотрел на отца Иеремию — тот кивнул — и направился во двор. Корыто оказалось тяжелым. Вот ведь глупая девчонка! Нужно было сначала корыто перетащить, а потом уж в него похлебку наливать.

— А я тебя знаю! — заявила девчонка. — Тебя Иоганном зовут, и ты у нашего священника летом живешь.

— Помогай давай, — пробурчал сыщик. — Куда тащить-то? В сарай, что ли?

Девчонка кивнула и странно посмотрела на Иоганна: глаза темные, и не поймешь, что в них. Словно тайну знает да присматривается к тебе: сказать — не сказать. А может и не тайну вовсе, может, это просто кажется Иоганну, никогда еще не встречал он таких глаз. Серьезных и насмешливых одновременно. Они преодолели половину пути, когда из-за сарая выскочила свинья-пиратка и, громко визжа, понеслась прямо на них. Не успел Иоганн ничего сообразить, как проголодавшаяся разбойница уже взяла на абордаж свою добычу и опрокинула ее вместе с капитаном и юнгой. То бишь, самим сыщиком и его помощницей. Пытаясь удержать равновесие, Иоганн нелепо взмахнул руками и рухнул на землю, больно ударившись о забор. Хотел выругаться, но вовремя прикусил язык, только пробурчал что-то неразборчивое под нос.

Девчонка была уже на ногах: подскочила к Иоганну, протянула руку, помогая встать.

— Не ушибся? Меня Марией звать.

Нашла время знакомиться! Иоганн собрался было высказать всё, что он думает о ее дурацком корыте и о ней самой, но Мария схватила хворостину и погнала свинью за сарай. Иоганну пришлось вновь взяться за корыто. Затащил его в сарай, остановился, вытер пот со лба. И, обернувшись, увидел в полумраке два больших темных глаза.

— А, правда, что вы с отцом Иеремией убийцу ищете? — шепотом спросила Мария.

— Правда, — сам не зная почему, так же тихо ответил юноша.

Взгляд у девчонки стал странным, словно она смотрела не на Иоганна, а сквозь него. Не пустой был взгляд, не отрешенный, а будто видит она за спиной сыщика что-то страшное, уродливое, опасное — вот-вот протянет оно руки, схватит за горло, начнет душить. Иоганн вздрогнул и не удержался, обернулся. Но за его спиной никого не было. Только стена да большая коса, что стояла в углу. С такой косой Смерть рисуют — беззубую старуху в накинутом на череп темном капюшоне.

— Не найдете вы его, — тонкий голосок девчонки зловеще прошелестел в полумраке сарая.

— Почему это? — насупился Иоганн.

И тут же глаза Марии приняли совершенно обычный вид. Немножко даже глуповатый вид, а может, просто так почудилось из-за щербатой улыбки и перемазанного лица.

— Так он убег, поди, давно! Маманя говорит, топором Феликса зарубили, ясно дело — раз-бойники. Это, небось, чужаки, что за болотом живут. Видела я одного в лесу — жуткий такой! Ходит, чего-то высматривает, мертвую ворону нашел и давай ее так и эдак вертеть. А я на дереве сижу и вздохнуть боюсь.

— Не мадьяр, случаем? — заинтересовался Иоганн.

— Что еще за мадьяр? — удивилась Мария и тут же, безо всякого перехода добавила. — А можно мне с вами?

Иоганн оглянулся на косу, потоптался, переступая с ноги на ногу, а затем решительно заявил:

— Нельзя! Не женское это дело — убийство расследовать.

И выскочил из сарая мимо стоявшей у дверей Марии.

Солнце уже лежало на ветках деревьев — большое, оранжевое и сонное. Скоро оно уснет совсем, свалится с веток, и наступят сумерки. Пока они с дядей шли к дому доктора, Иоганн горячо убеждал его, что следует сначала зайти за жандармом, а потом всем вместе арестовать доктора Филиппа. Но отец Иеремия лишь отмахнулся от речей племянника и посетовал на его торопливость. И все же юный сыщик держался настороже. И едва они подошли ко двору, как Иоганн получил еще одно тому подтверждение. Велосипед! Тот самый велосипед Франца, следы которого вели мимо кузницы. Получалось, что либо доктор сам умел кататься на велосипеде, либо тут их целая разбойничья банда! Сам доктор Филипп, Франц, Лаура, а, может быть, еще и мадьяр.

— Ты, мой мальчик, скоро всю деревню в разбойничью шайку запишешь, — добродушно усмехнулся отец Иеремия в ответ на громкий шепот племянника. — И вот что… Подожди-ка меня на улице. То, о чем я хочу переговорить с доктором пока еще не для твоих юных ушей.

Услышав такое, Иоганн сразу насупился.

— Но дядя! — обиженно произнес он.

— Старших нужно слушаться, — неожиданно сурово сказал священник. — Разве тебе никто не говорил?

И больше не обращая внимания на Иоганна, открыл калитку и зашагал к дому доктора Филиппа. А Иоганн так и застыл перед забором — обида была столь велика, что невольно слеза навернулась. Он скинул ее… даже не скинул, скорее, отмахнулся раздраженно, и тут же услышал чьи-то шаги. Обернулся и обнаружил ту самую девчонку… как ее?… Марию.

— Чего тебе? — хмуро бросил он.

— Слушай, — девчонка тронула Иоганна за рукав и глянула мимо него во двор. — А убитого к доктору Филиппу привезли, да?

— Да.

Теперь Мария смотрела на юного сыщика. Пристально и почти не мигая. Какие у нее огромные глаза! Два больших чайных блюдца, на дне которых не поймешь, что и плещется. То ли любопытство, то ли испуг, то ли тайна. Впрочем, какие могут быть тайны у девчонки? А там дядя один на один с бандой. По голове словно плашмя алебардой ударили. Дядя только сделал вид, что не поверил ему. Поверил да еще как! Потому и в дом не взял, чтобы его, иоганновой жизнью, не рисковать. Только что же теперь предпринять?

— Думаешь, как подсмотреть-подслушать? — сообразила девчонка. — Хочешь, незаметно в дом проведу?

— Как это? — удивился Иоганн.

Но Мария лишь улыбнулась — странно так улыбнулась, неприятно даже — и махнула рукой: иди, мол, за мной.

За большим домом доктора — пожалуй, только у родителей Феликса дом был больше — располагалась прямоугольная деревянная пристройка-«больничка», выкрашенная в тусклый грязно-желтый цвет. В нее вела отдельная дверь, а окна этой «больнички» были занавешены плотными темными шторами. По двору, на длинной цепи, бродил толстый лохматый пес.

— Гиппократ, — сообщила Мария.

— Чего? — не понял Иоганн.

— Собаку Гиппократом звать. Он молчаливый, совсем не лает, но злющий! Я его долго прикармливала, чтобы мимо ходить… Там доктор Филипп утопленника в то время вскрывал. Страшно было….

Юноша удивленно посмотрел на Марию — ничего себе интересы для девчонки! А она тем временем нашла лазейку в заборе, протиснулась внутрь и, подбежав к Гиппократу, принялась его ласково гладить, одновременно придерживая за цепь.

— Проходи! — негромко крикнула она Иоганну.

Тот посмотрел на узкую щель — не пролезть, уцепился за край высокого забора, подтянулся, уселся на верхушке и посмотрел на собаку. Гиппократ напрягся и глухо, почти неслышно, заворчал.

— Свои, свои, — продолжала успокаивать пса Мария.

Иоганн спрыгнул с забора и опрометью бросился к двери. Потянул на себя и облегченно выдохнул: дверь оказалась открытой.

В помещении было темно и прохладно. Посередине находился широкий длинный стол, а на нем, укрытый белой простыней, лежал мертвый Феликс. Иоганн осторожно подошел к нему, откинул с головы простыню и невольно перекрестился. Мария что-то неразборчиво прошептала, выглядывая из-за спины сыщика. И от испуга вцепилась в его руку.

Иоганну и самому стало не по себе. По спине пробежали холодные мурашки, а дыхание перехватило, словно кто-то крепко сжал его горло пальцами. Юный сыщик накинул простыню на труп и хрипло спросил:

— Куда дальше?

Мария показала глазами на маленькую дверцу, что вела в дом. А потом так и пошла за ним, ни на секунду не отпуская руку. Иоганн осторожно приоткрыл дверцу — чуть-чуть, чтобы осмотреться. За дверью оказались старые сени. Видимо, когда-то с этой стороны был вход в дом, но затем пристроили «больничку», а вход прорубили с другой стороны. Сени оказались маленькими и тесными, за ними была еще одна дверь, и только Иоганн потянул ее на себя, как сразу услышал дядюшкин голос.

— Это тяжкий грех, сын мой… Равнодушно смотреть, как человек лишает себя образа Божия. Ибо душа наша и есть образ Божий, он нам передан как великое благо и его нужно беречь ото всякой скверны.

— Так неужто мы ничего не делали, святой отец? — ответил отцу Иеремии глухой мужской голос. — И укоряли его, и вино от него прятали — да от доктора разве спрячешь? У него в каждой склянке какая-нибудь гадость на спирту. Поначалу-то, как я из Легиона вернулся, еще более или менее было. Ну, напьется человек — с кем не бывает, я и сам не без греха. А сейчас каждый день… После полудня, почитай, уже на ногах не стоит. Вот и сегодня, приехал с чужаками на телеге, труп свалили в «больничку» — гляжу, нет Филиппа. Даже искать не стал, знаю, опять к бутылке присосался. И точно. Вылез часа через два, понес пьяную чушь, а потом упал на скамью и заснул. Еле в спальню перетащил — растолстел он последнее время страшно. Так и спит у себя.

После слов Франца — его голос Иоганн узнал сразу — наступила долгая пауза. Наконец, послышался чей-то вздох, а за ним тихий голос отца Иеремии.

— Не хочу показаться бестактным, дети мои, — сказал священник. — Но нет более мерзкого преступления, чем убийство. Так уж сложилось, что на меня эта ноша легла — расследование. Могли ведь невиновного осудить. Поэтому прошу у вас прощения за свои вопросы. Но не могу их не задать. Знаю, вы собираетесь осенью пожениться и что любите друг друга — знаю. Может быть, мне и стоило расспросить вас по отдельности, но есть у меня твердое убеждение: у людей, которых Бог собирается соединить, не должно быть тайн друг от друга. Лаура, какие отношения у тебя были с Феликсом?

— Не было у них никаких отношений! — резко ответил за Лауру Франц. — Я уважаю вас, святой отец, но лучше бы вам не верить деревенским сплетням.

— Но…

— Святой отец, я человек гневливый! Это грех, я знаю — вы и сами не раз говорили на проповеди, так не доводите до греха. Не думайте, что я совсем уж дурак. Почерка у нас взяли для чего? Подозреваете. Мол, у меня ревность к этому мерзавцу была, отомстить хотел. А я вам вот, что скажу, святой отец: не лезьте в нашу жизнь! Мы сами между собой разберемся, и никого постороннего я не потерплю с расспросами. Даже вас. Никакого отношения к смерти Феликса мы не имеем, ни я, ни Лаура. Сдох, туда ему и дорога.

Иоганн с Марией переглянулись — глаза девчонки снова стали темными, словно тот самый омут, в котором водятся черти. Из комнаты послышался негромкий женский плач. И совсем уж тихо заговорил священник, успокаивая плачущую Лауру. Слышны были чьи-то шаги — видимо, Франц расхаживал по комнате. Но затем все успокоилось, и снова наступила тягостная пауза.

— Хорошо, — произнес, наконец, священник. — Но кое-что я все-таки еще спрошу у вас, Франц. Мы видели следы на дороге у кузницы. Похоже на следы от велосипеда…

— А, ну это пожалуйста! — с облегчением выдохнул Франц. — Я там сегодня с утра катался. До колодца Рэнгу и обратно.

— Кого-нибудь видели?

— Да никого там не было… Кажется, Себастьян около кузни возился. Да бродяга еще, как его… Альфонс Габриэль, что ли? Ну, точно! Я остановился на обратном пути, воды попросил, а бродяга мне сказал, что за речкой дорога старая, еще римских времен. Там, мол, лучше, чем по песку. Ну, я и поехал. Искупался, затем на тот берег, а когда обратно вернулся — тут как раз толпа у кутузки. Лауру забрал и домой. Больше мы никуда не ходили.

— А Феликса вы не видели сегодня?

— Только мертвым, — неожиданно ухмыльнулся Франц. — Когда его сюда Филипп привез.

— Понятно… — дядя снова сделал паузу. — Кстати, пастуха вы на том берегу не встретили?

— Пастуха? — удивился Франц. — Видел, да. А чего это вы спрашиваете? Причем тут он?

В голосе жениха Лауры снова прозвучало подозрение. Иоганн тоже не понял вопроса, нахмурился, пытаясь понять, куда ведет дядя, но затем решил, что спросит позже. Внезапно ему в голову пришла странная мысль: ведь если доктор сейчас пьян и спит, то дяде никакая опасность не угрожает. И, значит, он, Иоганн, просто подслушивает. Юноша покраснел и тихонько взглянул на Марию. Та застыла, словно статуя, боясь даже пошевелиться. Лишь глаза выдавали любопытную девчонку: ей было жутко интересно подслушивать взрослые разговоры.

— Да нет, ни причем… — сказал тем временем дядя. — Да вот еще… В деревне в последнее время слухи ходят про привидения. Вы ничего такого не слышали?

— Привидения точно есть, — решительно заявил Франц. — Я не только слышал, я их видел. Вот как вас сейчас. Весной дело было, уже снег сошел. Я в Леменграуен ездил, возвращаюсь, поздно, луна уже на небе… Ну и решил сократить дорогу через лес по старой просеке — там вполне можно было проехать. Да чего-то заплутал, сбился с пути, будто меня сманил кто. Ну, это я уж потом подумал, а тогда растерялся. Слышу шум какой-то — ну пошел на этот шум, а там… Уж на что я во многих переделках побывал, а тут душа в пятки. Невдалеке, метров сорок может, из подлеска поднимается кто-то — большой, страшный, с рогами, а сквозь него луна на деревья светит.

— Сквозь него? — заинтересовался священник. — А это не могла быть какая-то шутка? Ребятишки, например, баловались? Знаете ж, забавы у них какие бывают: сошьют себе из старых тряпок балахон и пугают друг друга ночью на кладбище.

— Какие ребятишки ночью в лесу? Клянусь вам, святой отец, это что-то бесовское было. И никаких тряпок там — свет сквозь него шел.

— Хм… очень необычно, — задумался священник. — А дальше что было?

— А что дальше? Крестное знамение сотворил я, развернул коня, и только меня и видели. Вы не подумайте, святой отец, я ведь, правда, многое повидал, байки вам рассказывать не буду.

Впечатленный рассказом о привидении, Иоганн и не заметил, как сам вцепился в стоявшую рядом Марию. Так и держались друг за дружку в темных сенях, прислушиваясь к каждому шороху из соседней комнаты. Слышно было, как кто-то зашевелился, зашуршал, а затем отец Иеремия кашлянул и негромко произнес:

— Еще один вопрос, Лаура. Мой племянник подобрал сегодня ленту. Посмотрите на нее, может, это ваша?

— Нет, не моя… — тихо и отрешенно ответила Лаура.

Даже не видя, что происходит, Иоганн был готов дать голову на отсечение, что девушка и не взглянула на ленту. Отец Иеремия помолчал, собираясь с мыслями, вздохнул тяжко и принялся собираться.

— И последнее… — неожиданно голос Иеремии прозвучал совсем рядом с дверью. Отчего Иоганн с Марией вздрогнули и, разомкнув руки, отпрянули вглубь сеней. — Может быть, кто-то из вас видел у Филиппа бумаги, написанные по латыни? Никто не обращался к нему с просьбой перевести какой-нибудь документ?

— Вы не в ту дверь идете, святой отец, — подсказал священнику Франц. — А документов мы никаких не видели. Ни на латыни, ни на греческом, ни на русском…

— А ты, Лаура? — на всякий случай спросил девушку отец Иеремия.

Но ответа так и не дождался.

Попрощался с Францем и направился к выходу. С другой стороны дома. А Иоганн и Мария прошмыгнули из сеней в «больничку», оттуда во двор и мимо глухо ворчащего Гиппократа через забор на улицу.