Часть третья

Глава 1 Шэд Урта. Себер

Это было на закате Эно.

Густая тень сползала со стен хижин и жирными потеками падала на землю, скрывая под собой осколки прошедшего дня – россыпи следов, тонкий слой шелухи олма, бесформенные, сваленные грудой тряпки. В этом районе города жители не стремились снести накопившийся мусор в ывар-тэс. За Урт ветер выметал его подчистую.

Человек, шедший между склетов, был стражником. На нем был выцветший от времени касс, на боку висел тяжелый кейр с удлиненной рукоятью, страшный в ближнем бою. Люди, встречавшиеся ему на пути, спешили уступить дорогу, даже когда места было в избытке – стражу здесь все-таки уважали. Даже не уважали – боялись, оттого и чертил на земле тонкую тень тяжелый кейр. Жила здесь не чернь, больше мелкие полепашцы да ремесленники, но каждый Урт исправно приносил по одному, а то и по два мертвеца. До ывар-тэс нести трупы шеерезы не рисковали – тот был почти в центре, поэтому те, кому не повезло в этот Урт, обнаруживались чаще в загонах шууев, рвах и колодцах. Шэда это не беспокоило – особенного урона городу это не причиняло, но жителям стоило помнить, кто есть закон. Поэтому дважды в Урт и выходили на дежурство стражники.

Стражник шел не торопясь, неспешно оглядывая шалхи и склеты. Редкие прохожие провожали его встревоженными опасливыми взглядами, кое-где при виде него норовили уползти в тень, но он не обращал на таких внимания, приказ шэда – чтоб шей в Урт не резали, а прятаться шэд Себер своим подданым разрешал.

Да и толку, вкралась в голову стражнику равнодушная вялая мысль, даже если кому шею и подправят – не бросаться же тотчас с кейром? Шею за пустое не режут, знать, есть причина. К тому же стражник не стражник, а артак под ключицу и в этом районе можно получить спокойно, а уж если Урт… Бейр с этими тварями, пусть лопают друг дружку как умеют. Если поля не родят, шууи дают приплод раз в сотню Эно, дерева вовек не сыщешь – что ж им остается? В районе черни, что на окраине, вообще кости человеческие постоянно находят. Объеденные так, что и ывар не справился бы. Так что тут еще добро, жить можно.

Углубившись в размышления, стражник не сразу заметил странную пару, шедшую ему навстречу по другой стороне улочки. Мимолетно укорил себя – непростительная оплошность для того, кто должен замечать все и всех вокруг, – потом присмотрелся и нахмурился. Свой кейр он повесил на пояс не Эно и не два назад, часто одного только звука шагов ему хватало, чтоб понять, кто за его спиной, умел он и правду по лукавым глазам читать, умел нащупывать, какое слово лучше запустить вперед кейра – иные в таком районе стражниками и не становятся. Но двое, шедшие навстречу, вызвали у него замешательство.

Не замешательство – поправил он сам себя, скользя равнодушным взглядом по пыльным плащам. Тревогу. Словно чьи-то твердейшие пальцы прижали на мгновение сердце, подержали и отпустили, оставив только ноющую боль.

Первый был мужчиной – этого не мог скрыть даже наброшенный на лицо капюшон плаща. Поступь твердая и какая-то быстрая, резкая, несдержанная, руки зацепились оттопыренными пальцами за пояс, пальцы твердые, сухие.

Мозолей, конечно, с такого расстояния не различить, но видно, что пальцы эти с оружием знакомы. Стражник машинально ощупал взглядом плащ и решил, что ничего больше стиса у странного прохожего нет. Хотя кто его, конечно, знает.

Лицо прячет… Тайлеб-ха? Нет, тот бы так ровно не прошел, да и нет в этом районе тайлеб-ха – пролезших местные протыкают и выкидывают за вал, эти гниющие бездумные куски плоти редко выживают в больших городах.

Известный шеерез? Нет, был вынужден отказаться от этой мысли он, такой тоже не стал бы появляться здесь, да еще и на закате, когда, всем известно, стража выходит в первый дозор.

Стражник остановился, неброско, у стены, делая вид, что поправляет перекосившийся касс. Двое прошли мимо него, почти не заметив. Мужчина даже не приподнял капюшона, женщина мазнула равнодушным взглядом.

Она заинтересовала стражника меньше – внешность у нее была почти ничем не выделяющаяся, разве что у местных кожа была чуть потемнее. Фигура под плащом угадывается ладная, крепкая, но лицо неприятное – резкое какое-то, острое. Не сказать, чтоб уродина, но смотреть долго тошно.

Путники, несомненно, были в городе не впервые – шли уверенно, глядя больше под ноги, чем вперед. Когда они прошли дальше, стражник посмотрел им вслед, на всякий случай подтянув руку поближе к кейру. Но опять сердце вдруг тревожно кольнуло – и он неожиданно понял, что не стоит останавливать странных прохожих. Потому что если их остановить, мужчина может откинуть глухой капюшон и посмотреть ему в глаза. А ему почему-то показалось, что лучше получить сразу пару артаков в шею, чем увидеть то, что скрывается за тканью. Словно… Додумать он не успел – поправил на теле тяжелый касс, пожалуй, даже с непростительной для стражника поспешностью, повернулся и зашагал в противоположную сторону.

Мысль о странной парочке, встреченной случайно на улице, сидела в нем тонкой занозой до самого конца дозора. Глядя на залитые синим светом мертвые стены склетов, он то и дело вспоминал то ощущение, которое заставило его отшатнуться. Ощущение липкой ледяной тяжести, спрятавшейся за грубыми складками ткани. А на рассвете Эно, когда Урт стал стекать по небу за горизонт, открывая розоватую серость утра, он зашел в знакомый трактир и заказал два кувшина крепкого фасха. Фасх смыл из его памяти дурные мысли, и он еще долго сидел, неизвестно о чем задумавшись и глядя на заплеванный земляной пол.

– Сюда. – Крэйн коротко махнул рукой. – Заходи быстро.

Склет, на который он показывал, мало чем отличался от соседних, разве что пыли между бревен больше да зеленые кляксы мха на косяке. Сырой мертвый дух, доносившийся из-за едва приоткрытой двери, свидетельствовал, что склет не обжит. Лайвен секунду помедлила, подозрительно глядя на трухлявое дерево бревен, потом открыла дверь и решительно вошла. Крэйн скользнул следом, предварительно оглядев улицу и убедившись, что их никто не видит.

Внутри было тесно и душно. В скелете не было никакого убранства – ни любимых жителями Себера коротконогих массивных столиков, ни стульев, ни даже лежанок. Зато все свободное место было завалено мешками и свертками. Почти все они уже были взрезаны – Лайвен видела рассыпавшиеся сушеные плоды туэ, дешевые короткие стисы, рулоны нездешней мягкой коричневой ткани. Разбросано все было в явном беспорядке.

В склете было трое людей в вельтах. Они сидели в разных концах комнаты на мешках со скарбом и напряженно смотрели на вошедших.

– Вот ты где… – Невысокий плотный бородач отнял руку от висевшего на поясе артака. – Мы заждались.

– Заждались – не померли. – Крэйн закрыл за собой дверь, огляделся.

Лайвен усмехнулась.

– Меня уж не приветствуешь, Сахур?

Бородач лишь осклабился.

– Как же вас не повеличать-то, пресветлая шаббэл! Очень рады видеть вас, особливо тут и в такой славный Урт.

Двое других промолчали, но даже в полумраке было видно, как сереют в усмешке их зубы. Лайвен даже не посмотрела на них.

– Надеюсь, не очень помешала вам? Насколько я понимаю, вы сейчас при ремесле?.. Действительно славный Урт для работы.

Тот, кого она назвала Сахуром, хмыкнул, маленькие темные глаза стали еще уже.

– Благодарствую, не жалуемся. Ремесло – оно, всем знамо, Урт любит. А вы, стал быть, подмогнуть решили? Это дело доброе. Можете на дозоре постоять, стражу покараулить. Иль вам больше нравится пальцы резать?

Крэйн молча вышел на середину комнаты, одним движением отбросил на плечи капюшон. Увидев его лицо, Сахур вздрогнул, на тощей бледной шее шевельнулся пухлый кадык.

– Ведите себя тихо, – медленно и очень спокойно сказал Крэйн. – Мы не у вала. Один крик – и на ваших поганых телах не хватит места для кейров всей подоспевшей стражи.

Лайвен вскинула голову.

– Дорогой мой, тогда позаботься и о том, чтоб у твоей дружины изо рта не дуло.

Крэйн подошел к ней, глядя прямо в глаза. Она отступила на полшага, но остановилась и с вызовом посмотрела ему в лицо. Прямо в ужасную багрово-черную маску.

– Ты сама хотела сюда прийти. Помни об этом. Я тебя предупреждал. Ты знаешь, что здесь будет. Но ты пришла.

– Конечно, пришла. Хочу увидеть, чем ты занимаешься Урт и большую часть Эно.

– Ты знаешь, чем я занимаюсь, – сказал он тихо. – Ты хочешь увидеть это?

– Думаю, мне давно пора. Не думай, что я упаду в обморок, Бейр.

– Хорошо. – Он отвернулся и больше не обращал на нее внимания. – Сахур!

– Чего? – отозвался бородач.

– Доставай их. Оба целы?

– Папашу немного пришлось пристукнуть, сопротивлялся. За стис хватался. Но мы его легонько, даже не отшибли ничего. Зелет, тащи-ка нашего гостя! Берон, давай на подмогу. Сюда их, родимых!..

Сидящие в дальнем конце комнаты одновременно поднялись и взялись за один из тюков, неподвижно лежащих в углу. В душном полумраке скелата не было видно, что внутри, но Лайвен рассмотрела, что на одном конце болтается что-то тяжелое и массивное.

– Уже можно светить. – Крэйн кивнул Сахуру. – Давай вигов. Не больше двух.

– Мне ль не знать… – пробормотал тот, извлекая из-за пазухи грязную тряпицу. В ней оказался пяток вигов. Сахур аккуратно взял двух, быстро обломал им лапки, втиснул в расщелены между старыми бревнами – если крепления для вигов тут и были, они давно рассыпались пылью. Комнату медленно залил тяжелый зеленоватый свет, выдавивший темноту в самые углы.

Лайвен резко выдохнула.

В тяжелом тюке посреди комнаты были не плоды туэ. И не ткань. Это были двое людей, мужчина и мальчик, крепко стянутые затылок к затылку.

Мужчина был лысоват, крепкая тяжелая челюсть с обеих сторон синела крупными короткими рисками – били, вероятно, дубинкой. Мальчик был еще без сознания. Он был совсем невелик, щеки еще долго не будут знать щетины, но в чем-то неуловимо походил на мужчину. Отец и сын – поняла Лайвен.

– Торговец, – пояснил Крэйн мягко, присаживаясь на корточки возле связанных. – Морда не знакома? Вроде как из Нердана, вдруг когда видела…

– Н-нет… – Лайвен не могла оторвать взгляда. – Не видела никогда.

– Богатый, хегг дери его кишки, – вставил один из тех, что переносил тела. – Мы за его караваном добрых две сотни этелей отмахали. Хорошо, охрану он в Себере отпустил. Зазря, между прочим, Себер – не Трис, но лихих людей везде хватает. Кто другой ему бы в шею артак вставил, тулес прихватил бы – и лови, как карка в выводке, а мы его целехонького прямо на дом евойный принесли…

– Это не дом его, – поправил Сахур. – Он тут товары только держит. А спать норовит в трактире. Но это ничего, все одно придется дать нам за нашу доброту цену. А, отец?

Связанный мужчина ничего не сказал, лишь прикрыл глаза. Сахур хохотнул и грубо потряс его за ухо.

– Что тулес?

– Мелочевка, не больше сотни, – сказал Зелет, тонкий смуглый парнишка, приподнимая дорогой тулес из кожи шууя. – Даже на трактир и охрану на десяток Эно не хватит.

– Конечно, – подтвердил Берон. – Остальное запрятано, тут ясно.

Крэйн задумался, глядя себе под ноги.

– Я тоже так думаю, – сказал наконец он. – Товару здесь немало, конечно, но не все же деньги он на товар потратил. Я думаю, он торговец опытный, не первый раз делом занимается. Привез из Нердана всякую утварь – это, конечно, хорошо, но нам с нее не фасх пить.

– Верно. Прячет, хеггово семя! Слышь, ты… Ты это, говорь, пока по-доброму спрашиваем. Потом ведь так не будем. Понимаешь?

Мужчина издал странный приглушенный звук – то ли всхлип, то ли вздох.

Под тонкими веками было видно, как мечутся глазные яблоки. Губы едва заметно дергались. Он не был трусом, решила Лайвен, он просто хорошо знал людей и понимал, что с ним сейчас будет.

– Тюки все проверили? Стены? Одежду?

– Все проверили, Крэйн. Даже пол смотрели.

– Хорошо. – Крэйн взял торговца крепкими пальцами за подбородок, дернул. – Где деньги?

Тот на мгновение открыл глаза и, увидев над собой нависшее лицо Крэйна, всхлипнул особенно громко.

– Н-н-н… знаю… Не знаю, – просипел он тяжело, словно слова силой приходилось выталкивать изо рта. – Тулес… Все в тулесе. Ради Ушедших…

– А я думал, он добрый человек, – развел руками Берон. – А он, оказывается, скряга. Ты что же, тварь, заставишь нас целый Урт над тобой работать? Ну ты какой… К чему тебе деньги, дурь? Ты на деньги у Ушедших новую жизнь не выторгуешь. Товару у тебя хватит, вернешься в свой Нердан при монете. Давай гони что есть. Не тяжели и нас, и себя.

Голос у Берона был мягкий, текучий, его водянистые глаза смотрели прямо и бесхитростно. Сейчас он действительно казался добродушным шеерезом, даже не шеерезом, а так – обычным жителем большого города. Но Лайвен, несмотря на то, что видела его второй или третий раз в жизни, сразу поняла, что именно плавает в мутной глубине его глаз. Да и одних только скупых рассказов Крэйна хватило бы.

Зелет, самый молодой из собравшихся, молча шлифовал стисы друг о друга, лишь изредка бросая взгляд на связанных. Сахур сидел на корточках неподалеку и жадно смотрел на торговца. Лицо его, пожалуй, даже красивое, если б не жирный лоснящийся шрам, почти прикрытый бородой, выражало нетерпение и надежду. Лайвен подумалось, что если б ей пришлось вонзить стис в грудь кого-нибудь из присутствующих, она не колеблясь выбрала бы Сахура.

Или Крэйна?

Крэйн некоторое время молчал, глядя в стену. Разговор между Бероном и торговцем словно и не интересовал его – мертвая маска не могла выражать чувств. Наконец черные губы разошлись.

– Я думаю так, – проронил Крэйн, по-прежнему глядя в сторону. – Я думаю, наш друг достаточно неглуп, чтоб понять, из этого склета ему ходу нет. Разве что в ывар-тэс, и то если мы рискнем тащить его через весь город.

Берон приподнял бритую голову и с досадой глянул на Крэйна. То ли не хотел уступать ему честь расколоть упрямца, то ли сердился, что хозяин так просто выдал их планы. Какой дурак будет отдавать деньги, если и так, и так – стис в горло?..

Торговец замер, лицо его побледнело еще больше. Он действительно умел разбираться в людях и понял, что Крэйн говорит правду.

– Я не буду тебя пытать. Это слишком долго и может длиться до рассвета, когда придет стража. Нанимать ее на Урт ты пожалел денег, значит, нам надо успеть до рассвета. Верно?

– Пусти… – прошептал торговец. – Пусти, брат… Бери что хошь, но пусти… Товары… кассы в углу добрые… Все… все берите.

– Нам нужны деньги, – медленно и все также спокойно сказал Крэйн. – Нам не нужны товары. И сейчас ты скажешь нам, где их укрыл.

Торговец замотал головой. Кажется, он хотел что-то сказать, но Крэйн запечатал ладонью его рот.

– Нет. У нас нет времени, Эно уж скоро. Сахур!

Сахур с готовностью поскоблил ладонь широким лезвием кейра.

– Да, Крэйн?

– Мне кажется, что в лице этого ребенка есть что-то лишнее. Ты не замечаешь?

– Да, и мне так сдается. Ты думаешь, мне стоит ему помочь?

– Конечно.

– Тогда я, верно, начну с ушей. Так меньше натечет поначалу… Не боись, папаша, кейр у меня острый, режет ладно.

Глаза торговца округлились и стали словно прозрачнее. Он рванулся в сторону, но веревки держали его надежно. Кажется, он пытался что-то сказать, но Крэйн крепко держал руку.

– У нас мало времени. В следующий раз я дам тебе открыть рот через… Сахур, за минуту управишься?

– Разве что с одним, – усомнился Сахур, присаживаясь поближе к так и не пришедшему в себя ребенку и осторожно, почти ласково касаясь хитиновым острием его лица.

Сделать надрез он не успел – Лайвен коротко ударила его коленом в бок.

Удар был силен – Сахур крякнул и упал на пол, выронив кейр. Но быстро вскочил, лицо пошло багровыми пятнами, глаза почернели.

– Да я…

– Сядь!

Крэйн отвесил Лайвен оплеуху и склет перед ее глазами разорвался в ярком разноцветном сполохе. Она отшатнулась и едва удержала равновесие, схватившись за косяк двери. Торговец, которого Крэйн был вынужден отпустить, взвыл – громко, пронзительно, горько. Зелет проворно заткнул ему рот тряпкой и сел рядом.

– Тварь… Ублюдок хегга…

– Заткни свой рот, – бросил Крэйн ей. – Сахур, продолжай. Я выйду.

Схватив ее деревянной рукой за предплечье, он потянул ее к выходу из склета. Она почти не сопротивлялась. В голове до сих пор гудело, ноги подламывались – не от пощечины, от отвращения. На улице уже был Урт – синее сияние ползло по безлюдным улицам, свистел в кровлях ветер. Лайвен поежилась от холода.

– Что ты делаешь?

– Ты ублюдок, жалкий паршивый ублюдок. Урод! Тварь!

Она говорила долго, он молча стоял, обратив свою маску к восходящему Урту. Когда она выдохлась, он осторожно, но крепко взял ее за руку.

– Ты хотела этого. Ты просила сама. Я сделал так, как ты хотела.

– Ребенок! Это же ребенок!..

– И что? – удивился Крэйн. – Я заметил.

– Ты прикажешь пытать ребенка?

– Уже приказал. Лайвен, дорогая моя, уж не думала ли ты, что моя работа заключается в том, чтоб сделать всех торговцев Себера счастливыми? Нет, дорогая, ты знала, чем я занимаюсь, правда? Ну!

– Знала.

– Знала! Только твоя трусость перед самой собой заставляла тебя молчать. Ты знала, чем я занимался все это время. Все это время, что мы в Себере. Только делала вид, что не догадываешься, чтоб оставить чистой если не совесть, так лицо! Что, нет? Ты дрянь, Лайвен, доброты в тебе не больше, чем в Сахуре, но тот в отличие от тебя не боится запачкать рук…

Из-за двери донесся глухой долгий крик – вероятно, Зелет не справлялся затыкать рот. Лайвен бросилась к склету, но рука Крэйна отшвырнула ее обратно. Она попыталась ударить его в лицо – разбить отвратительную маску, выцарапать глаза, разорвать в клочья. Крэйн перехватил ее кулак, отвесил еще одну пощечину. В этот раз сильнее – она ударилась о стену склета и упала на бок.

– Хочешь выглядеть красиво на фоне урода? Не стоит и пытаться.

Ненависть опустошила ее, лицо, острое и жесткое, было лишено всякого выражения. С трудом поднявшись, она сплюнула ему под ноги и зашагала от склета, в глубине которого что-то приглушенно шуршало и извивалось.

Что-то отрывисто бросил Сахур, тонко вскрикнул и тотчас умолк ребенок.

Серое небо отражалось в глазах Лайвен двумя крохотными бездонными водоемами. Крэйн быстро догнал ее.

– Ладно, прекрати. Ты сама понимаешь, что я не располагаю выбором.

Она посмотрела на него. Очень спокойно. Настолько спокойно, что он не рискнул подойти вплотную.

– Знаю. Ты не человек. Ты действуешь так, как приказывает твоя природа. Пожалуй, от человека в тебе осталось не так уж и много.

– Я устал от болтовни, Лайвен. Можешь сотню сотен раз называть меня уродом и Бейром, но ты сама знаешь, что ничего изменить я не могу.

– Конечно. Тварь и умирает тварью.

– Именно так. – Черные губы дрогнули, образовав отвратительное подобие улыбки. – Ты сама говорила, что приятно видеть хоть что-то настоящее в этом мире. Мое лицо настоящее именно потому, что оно – это я сам. Давно прошло то время, когда я почти убедил себя в том, что настоящий я прячется за этими язвами и шрамами, за уродливой маской чудовища. Проще всего было так думать.

– Руки тоже всегда были твоими.

– С самого рождения, – подтвердил он. – Слишком поздно я нашел в себе силы перестать прятаться за маской. Я – это я. Смотри на мое лицо! Я, бывший шэл Алдион, Крэйн, и это принадлежит мне.

– Я каждый день жалею, что шэл Алдион не ушел тогда, когда это было возможно.

– С этим ничего не поделать, я живуч.

Лайвен едко усмехнулась.

– Какая радость тебе с этого?

– Люблю жить.

– Твоя жизнь – это дерьмо шууя. Ты сам говорил, что каждый Эно для тебя – мучение. Ты ненавидишь всех и все ненавидят тебя. Даже твои шеерезы готовы в любой момент проткнуть тебя в спину – они тоже боятся отвратительное чудовище и не верят ему. Твое лицо пылает от боли и пол-Урта ты не можешь уснуть, а до рассвета кричишь во сне. Чего ты ждешь? Зачем не уходишь? Ради чего ты еще дышишь?..

Он задумался.

– Мне нечего искать, Лайвен, ни по эту сторону жизни, ни ту. А жизнь… Скажем так, она все еще доставляет мне удовольствие, хоть и иного рода.

– Ты издеваешься над миром одним только тем, что существуешь.

– Конечно. Довольно изысканное удовольствие. Если я не могу уничтожить все, что меня окружает, я доставлю ему максимум неудобств. Не думай, что язвы разъели мне мозги, дорогая, я вполне серьезен. Как раньше мир досаждал мне, так и я стану его проклятием на столько Эно, сколько отпустят мне Ушедшие. Он крепко мне врезал, но я выпущу ему много крови перед тем, как отойду.

– Значит, из-за этого ты вернулся в Себер…

– Думаю, да. Только не говори, что банду шеерезов я сколотил только из-за своего извращенного желания причинить боль всему окружающему. Просто это наиболее быстрый и надежный способ заработать деньги. Ну а если кому-то и не поздоровится, как тому торговцу, например, – Крэйн махнул рукой в сторону склета, – мне только лучше. Знаешь, когда-то я спрашивал у одного чернолобого, что сделает преемник Ушедших, если в один проклятый Эно решит спуститься вниз. Он не ответил мне тогда. Но я думаю, что он дал бы мне еще пару тысяч Эно жизни.

– Тебя вечность разрывали бы слуги Бейра и собирали обратно, чтобы снова разорвать. Ты – именно та грязь, из-за которой Ушедшие покинули мир.

– Меня можно назвать и так. Но Ушедшие лишили нас своего благого внимания задолго до того, как первый Алдион увидел небо. Что можно говорить об этом мире, если даже всемогущие боги сочли его чересчур грязным для своего присутствия? Они не могли истребить заразу, они сдались. Но остался я. Клянусь тремя эскертами, которые я когда-то носил, если бы они видели мою работу, они были бы довольны.

– Ты уже считаешь себя орудием Ушедших? Не много ли для зарвавшегося шеереза?

– Орудием? Возможно. Честно говоря, этот вопрос меня не заботит. Я не философ и не жрец. Меня заботит только то, что меня окружает.

– Ты жалок, – сказала она тихо. – Но вряд ли когда-нибудь сам это увидишь. Я тебя ненавижу.

Он усмехнулся и положил руку ей на плечо.

– Я тебя тоже. Думаю, это единственная причина, по которой ты все-таки осталась со мной – мы слишком сильно ненавидим друг друга. А ненависть сковывает не хуже, чем любовь. Мы уже прикипели друг к другу.

Лайвен не ответила. Бросила последний взгляд на склет и пошла по улице. Крэйн некоторое время провожал ее взглядом, до тех пор, пока синий туман Урта не растворил ее в себе без остатка. Тогда он открыл дверь и скрылся в склете.

Их собственный склет стоял далеко от центра, рядом с той незримой гранью, отделяющей город от плотного кольца клеящихся к его окраинам шалхов черни. В Урт здесь часто бывало неспокойно, но Крэйн никогда не думал о переезде, хотя в его силах было справить новый склет из доброго крепкого дерева, очень редкого в Себере, к тому же не очень далеко от тор-склета. Его лицо слишком выделялось на улицах города – даже когда на небосводе не было Эно, он выходил из склета только в плотной каяте, полностью закрывавшей все, кроме глаз, селиться же поблизости от дружинников шэда он считал вызовом судьбе, напрасным и никчемным. И без того слухи о вернувшемся Бейре, в Урт справляющем свои кровавые торжества в городе, давно уже ползли по улицам. Шэд, которого эти слухи явно обеспокоили, велел усилить стражу, но без толку – шеерезы Крэйна были мастерами своего дела, собранными им со всех концов мира, от Алдиона до Нердана и городов за Морем. Когда надо – они могли проскочить мимо патруля бесшумнее, чем шууй под ногами. И еще один склет оказывался пустым к тому моменту, когда робкий Эно выглядывал осторожно из-за горизонта. Крэйн тщательно планировал каждое дело – подбирал жертву, разрабатывал планы отхода в том случае, если та окажется не по зубам, лично тренировал своих шеерезов, добиваясь отточенного умения пользоваться любым оружием, от обычной дубинки до эскерта – несмотря на Урт и внезапность, многие торговцы, обеспокоенные слухами, спешили нанять дополнительную охрану.

Крэйн никогда не торопился. На всех рынках города были его тайные осведомители, из числа тех, чьей задачей является лишь найти жертву и следить за ней. Не меньше их было занято своим делом и в центре, среди богатых склетов. От них Крэйн черпал все, что ему было необходимо, не выходя за порог своего жилища. С ростом доходов и числа своих бойцов, он становился все осторожнее – теперь он уже редко сам возглавлял нападение, чаще всего за главного был кто-то из его доверенных лиц, Берон или Сахур. Людей такого уровня, приближенных к себе, он отбирал очень долго и тщательно, особое внимание уделяя не столько преданности и честности, сколько живости ума и решительности. «Преданность в наше время не в цене, – любил говорить он, когда разговор заходил об этом. – Мне нужны достаточно умные люди, чтоб умели бояться. Страх приковывает гораздо крепче, чем преданность». Так оно и было – каждый из шеерезов, осведомителей или советников Крэйна знал, что предательство прощено не будет. Каждый может ошибиться, опыт и навыки рождаются не в один Эно, любая оплошность может быть прощена, если не повлекла серьезного ущерба, но предательства Крэйн не забывает никогда. И те, кто имел несчастье навлечь на себя подозрение, исчезали очень быстро. Следы их найти не мог никто, лишь немногие замечали, как на рассвете вяло и медленно колышется сытый ывар.

Пища давно не насыщала Крэйна, лучший фасх, не чета тому тайро, что приходилось пить раньше, не хмелил. Мозг его, разъедаемый кислотой нетерпения и вечной неутоленной жажды, работал, часто бессильный даже забыться на время сном. Крэйн расширял свои владения, неторопливо, уверенно, с напором, который удивлял даже коренных шеерезов Себера.

Иногда он сам не понимал, откуда у него столько умения и сноровки в подобного рода делах, почему его интуиция всегда находит верный путь и помогает избегать многочисленных и смертоносных ловушек. Даже в прошлом, еще в Алдионе, он хоть и часто находился среди черни, но никогда не проявлял интереса к таким вещам, сейчас же он действовал безошибочно, находя такие решения, что шэд, несомненно, уже почувствовавший у себя на шее крепкую, но малозаметную пока хватку, наверняка Урт напролет не смыкал глаз.

Крэйн работал. Находил все новых и новых бойцов и шпионов, угрозами, обманом и посулами вербовал торговцев, стражников и даже дружинников шэда. Многие из тех серых невидимых убийц улиц, сами того не зная, работали на него. Как плотный кокон личинки бальма, власть Крэйна все плотнее стягивала город.

За долгое время, проведенное за обустройством собственной империи, он сильно изменился. Маска, застывшая навеки на лице, впечаталась глубже, натянувшись на острых костях черепа, волосы посерели, глаза всегда смотрели настороженно и внимательно, их пристальный взгляд не мог выдержать никто, кроме Лайвен.

– Выйди на улицу, – однажды сказала она ему, забирая поднос с почти нетронутой едой из его комнаты. – Ты похож на старого паука, который сам запутался в своей паутине.

Он отложил кожу шууя с начертанными символами, которую тщательно изучал и улыбнулся своей страшной улыбкой.

– Я из тех пауков, что живут в норах, дорогая.

– Ты и выглядишь соответственно.

Крэйн отложил свиток, потянулся, хрустнув длинными заострившимися пальцами, серыми и больше похожими на когти. Выражение на его лице прочитать было невозможно, но Лайвен показалось, что он немного задет.

Иногда ей казалось, что это невозможно – если в нем и оставалось что-то человеческое, слишком глубоко оно ушло, слишком плотным кольцом окружили его застарелые шрамы. Да и было ли оно когда-нибудь?..

Иногда она хотела это знать.

– Хочешь, чтоб я вышел на улицу? Под руку с тобой?

– Обойдусь и без этой чести. Тошно смотреть, как ты гниешь в этой комнате…

– Мое право. За этими стенами нет ничего такого, ради чего я стал бы вылазить наружу.

– Боишься света?

– Устал от него. – Крэйн равнодушно пожал плечами. – Свет, темнота… В сущности, они ужасно утомляют. Полумрак куда приятнее. Он одинаковый. Нет нестерпимого света, нет глубокой тьмы, все выглядит привычно…

– Все выглядит одинаково.

– Я, кажется, так и сказал. Ты когда-нибудь замечала, как меняется все со временем? Эно и Урт, Урт и Эно… красное становится синим, потом наоборот, и так бесконечно. Привычные картины в непривычном свете меняются, искажаются, становятся непохожими сами на себя. Даже люди, люди меняются на свету. Лица, глаза… Странно, что я всегда замечал это.

– Ты и философствуешь, как старый паук. – Она села напротив него, аккуратно, чтоб не прикоснуться к нему. Даже демонстративно аккуратно, пожалуй. – Скажи честно – ты просто устал от всего. От жизни, от меня, от себя… От своих шеерезов, этого города, Эно и Урта. Ты потому и сидишь здесь, зарывшись в нору, что это позволяет тебе не думать о том, что творится снаружи.

– Я не могу не думать об этом. – Он погладил развернутый свиток на столе. – Жизни очень многих людей зависят от того, что я скажу. Плавать в иллюзиях для меня непозволительная роскошь.

– Ты давно уже отрезал себя от мира, Крэйн. Даже до того, как запер себя тут.

– Ушедшие, кажется, это продолжение нашего извечного разговора… Чего ты хочешь?

– Чтоб ты бросил все это.

Он опять улыбнулся. Наверняка не случайно, зная, как это выводит Лайвен из себя.

– Полагаю, после этого я должен раздать свое добро черни, очиститься и жить до конца своих Эно в мире с самим собой и со всем светом?

– Ты опять…

– Прекрати! – Он махнул рукой. – Ты знаешь, что ничего подобного не будет. Я даже скажу, зачем ты завела этот долгий и пустой разговор. Только из-за того, чтоб убедиться в собственной добродетели. Живя на добытые кровью деньги, попытаться поставить на путь истинный самое ужасное чудовище этих земель. Прекрасный поступок, надо думать… Оставь это. Мне надоело.

Бывшая акробатка ничего не ответила. Время, заточившее Крэйна в ловушку сумрака и затхлости, не прошло мимо нее – обычно несдержанная, резкая и презрительная ко всему окружающему, она замкнулась в себе, даже движения стали иными, нарочито медлительными, размеренными. Гибель калькада, смерть Тильта, жизнь среди шеерезов Себера незримо изменили ее, иногда Крэйну казалось, что внутри она постарела, осыпалась.

Возможно, сила и воля, державшие ее столько времени, не выдержали напряжения, перетерлись.

– Тебе приятно так думать, – наконец сказала она. – Но мне все равно. Мне нет дела до мнения гниющего старого паука.

– Не так уж я и стар, – заметил немного уязвленный Крэйн, машинально коснувшись страшного лица, словно пытаясь нащупать морщины.

Лайвен не успела ответить – дверь почти бесшумно открылась и в комнату с легким поклоном вошел Сахур. Дела у Крэйна шли ладно, он раздался, потяжелел, но шея оставалась такой же тощей, как раньше. Крэйн нахмурился. Он не любил, когда его разговор внезапно прерывали.

Равнодушно взглянув на Лайвен, глава шеерезов подошел к столу и положил на него тяжелый свиток.

– Докладают, – пояснил он. – Известия из тор-склета, Зелет подумал, вам интересно будет.

– Может, и будет. – Крэйн отпустил Сахура коротким взмахом руки и не торопясь развернул свиток. Про Лайвен он словно забыл, читал молча, глаза серо блестели в полумраке.

Они стояли молча. Крэйн шуршал свитком, Лайвен внимательно смотрела на него. Она ожидала, что Крэйн так и будет возиться со свитком, пока она не уйдет, но он быстро закончил читать. Она заметила, как неуловимо переменилось его лицо – исказилось, стало жестче, застарелые извилистые шрамы налились кровью. Случайный человек с трудом заметил бы перемену, но Лайвен знала Крэйна слишком долго, чтобы понять – он необычайно взволнован и напряжен, хотя и сдерживает себя. В этом они были похожи – оглушительную новость лучше переждать молча, дать ей осесть в сознании.

– Что? – просто спросила она.

Крэйн облизнул черно-багровые вспухшие губы и налил себе полкружки фасха. Фасх был добрый, старой выдержки, густой сладкий запах наполнил комнату. Пил он редко, давно поборов привычку к хмелю, это тоже свидетельствовало о том, что случилось что-то важное.

– Гости у нашего шэда, – сказал он медленно, допив. – Важные гости пожаловали нынче. Албай, тварь тщедушная, мог бы и раньше узнать…

– Что за гости? Торговцы?

– Нет. Не торговцы. Ты в Алдионе была?

– Когда-то… Давно было. Кто-то из твоих прежних знакомых?

– Да, знакомых. – Он слегка улыбнулся и глаза его опять заблестели. – Старый знакомый. Шэд Алдион Орвин.

– Шэд?..

– Когда я покидал Алдион… Ушедшие, давно же это было… Он тогда был тор-шэлом. Теперь он добрался и до мамашиного трона. Надо думать, из него вышел ладный правитель. Жаль, я никогда не интересовался новостями из дома.

– Он твой брат, кажется?

– Сводный. Сын Риаен, но не от моего отца, не от Кирана. И он с рассветом будет в Себере. Приятно видеть, что он так же уверен в себе, как и раньше.

Лайвен пожала плечами.

– Вероятно, переговоры с нашим шэдом. Уверенность здесь ни при чем, у него наверняка хорошая дружина и он не боится долгого пути.

– Орвин терпеть не может любой путь, он домосед не меньше меня. Заставить его покинуть Алдион ради лежащего в тысячах этелей занесенного песком Себера могло что-то чрезвычайное. И это не переговоры.

– Важные дела всегда решаются лично, – рассеянно заметила Лайвен, просматривая свиток. Читать она научилась недавно и медленно вела пальцем по неровным рядам символов. – Возможно, они будут обсуждать военный союз или торговлю между городами.

– Возможно, – согласился Крэйн. – Дело не в этом. Алдион куда крупнее и могущественнее Себера, шэд Орвин никогда не стал бы ехать на встречу сам. По заведенным правилам шэд меньшего города обязан самолично нанести визит.

– А ты неплохо знаешь правила тор-склета.

– Я достаточно долго в нем жил, – без улыбки сказал Крэйн. – Нет, тут все серьезнее. С ним два десятка дружинников, кое-кто мне знаком по описанию. Это лучшие из всех. Орвин не стал бы по мелкому поводу тянуть своих лучших людей. Да и сам по мелочи не вышел бы даже из тор-склета.

– Может быть. – Лайвен отложила свиток. – И о чем это говорит?

– Он ищет меня, – просто сказал Крэйн. – Это загон. И он вообразил себя главным загонщиком.

– Думаешь, слава о тебе дошла уже до Алдиона?

– Слава – не подспорье в моей работе, дорогая, даже здесь обо мне наслышаны не так уж много. Но шпионы Орвина, судя по всему, не напрасно получают свою похлебку. Я их недооценивал, если они добрались уже сюда. Впрочем, все складывается очень хорошо.

– Тебе, наверное, стоит на время покинуть город. До рассвета еще есть время, бери своих шеерезов и уходи. У тебя есть хегги, тебя примут в Нердане…

– Нет. – Он повернул голову и посмотрел на нее ледяным взглядом, от которого сердце начинало неприятно ныть. – Один раз я уже бежал от него. Второго раза не будет. Я рад, что Орвин сам пришел ко мне. Я рассчитывал, что смогу подобраться к нему еще не скоро, но он сам подставляет голову под мой эскерт. Что ж, он всегда был слишком самоуверен.

– Ты хочешь его смерти?

– Да. Медленной, тягучей смерти. Отплаты за все.

– Он не виновен в том, что твое уродство вышло наружу, – жестко сказала Лайвен. – Если жаждешь мести – начни с себя.

– Он виновен. Можешь считать, что я его уже приговорил, осталось только вынести кару. Если бы не он – я никогда не покинул бы Алдион.

– А стал бы шэдом. И пил кровь целого города не только в Урт, как сейчас, но и в Эно. Так?

– Если б не Орвин, шэдом стал бы мой брат, Лат. А я, вероятно, по-прежнему таскался бы по трактирам с Армадом, пил фасх, совращал дам из тор-склета, философствовал и занимался прочей ерундой.

– Ты всегда можешь вернуться.

– Нет, Лайвен. Пока жив Орвин – не могу. Да и потом… Мне будет тесно в Алдионе, да и скучно, пожалуй. И воспоминания. Они не уйдут. Я покинул Алдион навсегда. Но Орвин умрет, этого не изменить.

– Ты сам изуродовал себя. Не лги себе, Крэйн.

Он вздохнул и, взяв у нее из руки свиток, бросил на пол.

– Ты не понимаешь. Все, иди, скоро рассвет, а мне надо хорошо подумать.

В следующий раз она увидела Крэйна только через Эно. Ее комната была через стену от его покоев, она услышала, как кто-то решительно открывает дверь. Судя по всему, это мог быть Сахур, только ему позволялось не терять времени на вежливость. И если судить по тому, как быстро забулькал его приглушенный голос, это позволение себя оправдывало – он принес важную новость.

– Он?.. – едва слышно донесся взволнованный голос Крэйна. – Его узнали?.. Прямо сейчас…

Сахур, видимо, получив важное указание, быстро вышел. Лайвен двинулась было к покоям Крэйна, но столкнулась с ним в дверях. Глава всех шеерезов Себера был явно оживлен. И это оживление не предвещало ничего хорошего.

– Добрые вести, – вместо приветствия сказал он, накидывая на себя плащ с каятой, без которых не выходил из склета даже в спокойную погоду. – Похоже, мне предстоит встреча со старым знакомым.

– Орвин? – поинтересовалась Лайвен.

– Нет, пока не Орвин. Шэд Алдион попадет в мою пасть позже. Но тоже интересный человек.

– После встречи ты перережешь интересному человеку горло?

– Вероятно. Когда-то он нехорошо поступил и ему придется понести наказание. Он обманул меня, дал мне надежду и бросил. Это было жестоко с его стороны. Теперь он получит наказание.

– Ты куда-то идешь?

– В наш шалх. Не хочешь присоединиться? Возможно, тебе будет интересно.

На самой окраине Себера действительно был шалх. Внешне неотличимый от других уродливых обитателей района черни, внутри он был просторен почти как склет, а шкуры, выполнявшие роль крыши, подогнаны достаточно тщательно, чтоб заглушать любой звук изнутри. Шалх этот Крэйн завел для особых случаев, когда ему требовалось тихое место и отсутствие любопытных глаз. Его склет, стоящий почти в центре города, на роль такого места не годился. Шалхом занимался кто-нибудь из ближайших подручных Крэйна, иногда – правда, не очень часто – он сам посещал его, когда попадался особо упрямый торговец или требовалось лично наказать провинившегося. Лайвен не была там ни разу.

– Так что, составишь мне компанию?

– В этот раз да.

Он не стал демонстрировать свое удивление, лишь сказал:

– Это на тебя не похоже, дорогая. Давно не видела кровь?

– Всегда хотела узнать человека, с которым живу столько времени.

– Ты всегда считала меня кровожадным чудовищем.

– Считай, что я хочу найти еще одно подтверждение этому. Идти долго?

– Не очень.

Крэйн спрятал свое лицо под каятой, и они вышли из склета. Почти сразу же за их спинами соткались из песка два или три силуэта – неприметные люди, лица тоже за каятами, но глаза у всех очень внимательные. Крэйн никогда не полагался на свое умение управляться с оружием без остатка и вне склета его всегда сопровождала охрана, лично им отобранные и обученные шеерезы. Это было скорее предупредительной, чем вынужденной мерой – из тех людей Себера, которые знали о роли бывшего шэла Крэйна в городе не было ни одного, рискнувшего посягнуть на его жизнь. Его называли Черной Маской, Большим Хеггом, Уродом, но его боялись. Потому что в его руках власти часто оказывалось даже чуть больше, чем в руках местного шэда.

Шалх действительно стоял на границе города. В поздних сумерках Крэйн и Лайвен, облаченные в длинные плащи, не вызвали интереса у местной черни – редкие жители спешили с наступлением темноты спрятаться под землю, шеерезы, выходящие на охоту в Урт, найдут чем поживиться даже здесь. Из спрятавшихся под гнилыми латаными шкурами шалхов доносился смех, громкие голоса. Пахло, как и должно пахнуть в подобных местах – скверно дубленой кожей, грязью, мочой и тайро, ко всему этому примешивался тонкий сладковатый аромат тайлеба. Крэйн сплюнул и выше натянул на лицо каяту – запах дурманящей травы, чуть не погубившей его вечность назад, до сих пор вызывал тошноту и неприятные воспоминания.

Внутри шалха было просторно, можно было стоять, не пригибая головы. Все убранство состояло из двух старых лежанок, маленького грубого стола и стоящего у стены сундука из крепкой сухой кожи. Поймав ее взгляд, Крэйн молча откинул крышку. Лайвен скривилась – внутри, уютно устроившись рядом, тускло бликовали хитиновые иззубренные лезвия самого неприятного вида, уродливые крючья, щипцы и иглы. Она не стала уточнять, для чего приготовлен такой богатый комплект орудий для увечья.

– Скоро должны быть, – сказал Крэйн, закрывая сундук и снимая с лица пропыленную каяту. – Я приказал, чтоб его брали немедленно.

– Прямо в центре?

– Он поселился в трактире, что возле вала. Место людное, да и стражи хватает, но опыт у моих людей есть. Возьмут быстро. Больше меня беспокоит шэд.

– Твой знакомый столь важен, что его судьба может заволновать шэда?

– Он жрец Ушедших, мелкая фигура. Но, по сообщению Сахура, за один Эно его дважды видели входящим в тор-склет. Это странно, не находишь?

– Действительно, не совсем обычно. Наш шэд не славится набожностью, да и вздумай он побеседовать со жрецом Ушедших, под боком всегда есть толпа местных… Может, он милостыню просил?

– Два раза? – усмехнулся Крэйн. – Ладно, подождем. Все выяснится в самом скором времени.

Он не ошибся. Лайвен не успела еще снять плащ, когда завеса над входом дернулась и внутрь тяжело упал массивный сверток, трепыхающийся и громко дышащий. Вслед за ним в шалх спрыгнул Сахур. Он был мокр от пота, перепачкан, но доволен.

– Взяли, – сказал он Крэйну. – Ребята мои снаружи, на всякий случай. Мало ли…

– Голову не разбили?

– Не крепко, только чтоб обмяк. Ну, пару зубьев, может, в суете и вышибли, не велика потеря.

– Хорошо. Освободи его.

Сахур взялся крепкими смуглыми руками за сверток и из него на землю выкатился небольшой человечек в простом дорожном плаще и черным татуированным узором жреца на лбу. Света заранее поставленных вигов хватило Лайвен, чтобы рассмотреть неудачливого гостя – он был пухл, с толстыми розовыми губами и быстрыми темными глазами. От страха жрец мелко дрожал и озирался.

– Доброго тебе Урта, Витерон, – тихо сказал Крэйн, всматриваясь в его лицо. – Как доехал?

– На… ма… Добрый Урт, господин Крэйн…

– В прошлый раз ты был увереннее. Что такое, Витерон? Ты уже забыл меня?

– Н-нет, мой шэл, что вы…

– Действительно, забыть меня сложно, – согласился Крэйн. – Я не из тех, которые быстро забываются. Правда, Сахур?

Сахур кивнул, обнажив в улыбке крепкие желтоватые губы. Он стоял у выхода, видимо, на тот случай, если пленник вздумает бежать. Но судя по лицу Витерона, тот был слишком раздавлен страхом, чтобы помышлять о побеге. Глаза его дергались, как виг с наполовину оторванными лапками, короткие пальцы заметно дрожали.

Исчез наполненный собственной важностью коротышка, который в прошлый раз покровительственно смотрел на него, это снова был тщедушный верткий жрец, в первый раз встреченный им еще в тор-склете Алдион, жалкий и напуганный.

– Я торопился, мой шэд, я очень торопился…

– Разумеется. Но я не буду торопиться, когда придется медленно опускать тебя ногами вниз в ывар-тэс, Витерон, можешь положиться на мое слово. Ты бросил меня, бросил подыхать за тысячи этелей от родного дома, изуродованного, нищего, готового отдать жизнь ради крошечной надежды. И ты предал мою надежду. Не из-за денег, только из-за тщеславия, из-за желания стать хоть на миг выше меня. Мне сложно сравниться с Ушедшими в добродетели, Витерон, но я им и не чета. Однако грехи я все же караю.

– Я искал! – выдохнул побелевший жрец. – Я думал, что найду необходимое средство, но… Действительно, мне это не удалось.

– Искал… – Крэйн задумчиво погладил пальцем жесткое лезвие стиса за поясом. – Как странно. Знаешь, как только у меня появилась возможность, я навел справки в Войде. Маленький городок за Морем, куда ты торопился. И знаешь, что? – Он сделал небольшую пазу. – Тебя там не было. Тебя там даже не знают. Ты не ездил в Войд, Витерон.

Жрец Ушедших молча смотрел на него и глаза его расширялись от страха. Кажется, только сейчас он понял, что ывар-тэс был помянут Крэйном не ради красивого слова.

– Где ты был, жрец?

Витерон не успел ответить. За него ответил Сахур.

– Караван из Алдиона, господин. Я хорошо знаю главного в охране, он из наших. Чернолобый двигался с севера, из Алдиона.

– Ясно… – Крэйн перевел взгляд на распростертого на земляном полу сжавшегося человечка с черной татуировкой. – Витерон?

– Во им-мя Ушедших…

– Что ты делал в Алдионе, Витерон? Почему твой путь, жестоко обманув тебя, не привел в Войд? Я жду ответа. И чем раньше я его услышу, тем позже начну обрезать лишние пальцы на твоей руке. Левой, конечно. Когда они закончатся, мне придется найти своему стису другое применение. Рассказывай.

– Мои планы изменились, – быстро заговорил Витерон, помимо воли пряча руки за спину. – Я не хозяин себе, совет жрецов потребовал моего присутствия на севере. Я не хотел, но не имел права ослушаться…

– Вздор, – бросил Крэйн, не переменившись в лице. – Ты лжешь мне в лицо, Витерон, а я когда-то уже предупреждал, насколько это опасно. Ты не такая крупная фигура, чтобы совет жрецов обращал на тебя внимание. Никто не мог заставить тебя свернуть с пути. И я жду ответа.

– Я говорю правду!

– Ты лжешь. Сахур!

Сахур одним быстрым движением подмял жреца под себя и завел ему руки за спину. Беззащитный Витерон закричал, глядя, как Крэйн неспешно становится напротив него и достает из-за пояса свой стис, лезвие которого отливало желтым в тусклом освещении шалха.

– Прекрати! – не выдержала Лайвен, лицо ее пылало. – Ты будешь пытать жреца?

– Мне придется этим заняться. У меня к нему очень много вопросов, но нет времени ждать, когда он соизволит правдиво на них отвечать. Не мешай.

– Скажу, скажу! – просипел Витерон, побелевшими глазами глядя на лезвие, почти коснувшееся его щеки. – Во имя Ушедших!..

– Скажи.

– Шэд Алдион, я был у него, – выдохнул жрец и, словно испуганный собственными словами, замолчал.

– Я так и думал. Дальше.

– Он приказал мне… приказал… найти вас, мой шэл. Он знал, что вы не успели пересечь Моря и искал ваш след. Он угрожал убить меня, но я не думал, что…

– Вот и все. – Крэйн повернулся к Лайвен, внешне он ничуть не был удивлен. – Картина стала куда яснее, не так ли?

– Твой брат Орвин хотел знать, где ты. И пустил этого жреца по следу. Пока картина достаточно ясна.

– Думаю, дальше я могу продолжить сам, – усмехнулся Крэйн. – Эта падаль каким-то образом узнала, что между мной и Орвином, особенно со смертью Риаен, не самые лучшие отношение, что Орвин жаждет моей крови и готов найти меня даже за Морем. Жрецы – мастера влезть в доверие, не исключено, что узнал он это в тор-склете Алдион. Впрочем, не обязательно – многие в городе знали, что мы с Орвином скверно ладим между собой.

– И что?

– Случайно обнаружив меня в Себере, он быстро сообразил, что весть о местонахождении бывшего шэла может здорово обрадовать его брата Орвина, занявшего трон шэда. Так, Витерон?.. И, вероятно, шэд не поскупится на сотню-другую сер для того, кто принес такую весть. Ты вернулся в Алдион, Витерон, оставив меня ждать здесь. Обманув меня и дав мне надежду, бежал на север. И Орвин выслушал тебя. Я знаю своего сводного брата, он слишком уверен в себе, чтоб останавливаться на полпути. Узнав, что я не погиб от лап карков или шеерезов, он с готовностью поверил тебе. Единственное, что мне неизвестно – сколько ты получил.

Лезвие стиса нежно провело линию по щеке Витерона. Жрец тонко закричал.

– Ничего не получил! Он обещал… обещал потом! Ничего, клянусь сердцем, ничего!

– Орвин бережлив, – улыбнулся Крэйн. – И он всегда обдумывает каждый свой ход. С лучшими своими бойцами он двинулся в Себер, отправив тебя вперед, чтобы ты снова вышел на связь со мной и, как я понимаю, вывел на эскерты его личных шеерезов?

– Так, мой господин, – сказал Витерон. Кровь с его щеки беззвучно капала на земляной пол.

– Ты всегда был труслив и жаден, Витерон. Тебе следовало знать, что эти грехи наказуемы, несмотря на то, что Ушедших, которым ты молишься, уже нет.

– Замолчи! – Лайвен с отвращением посмотрела на него. – Не тебе рядиться под бога, Бейр. Ты узнал, что хотел, что теперь?

Сахур с готовностью приподнял жреца за руки. Ноги Витерона беспомощно задергались. По сравнению с шеерезом Крэйна он выглядел крошечным, как ребенок.

– Сейчас вытаскивать рано… Разделать кейром, как обычно, дать отлежаться, кровь спустить в землю. А потом уж как заведено – в загон к хеггам. Я их уже три Урта не кормил, выкосят подчистую, с волосами. К ывар-тэс волочь смысла нету – там сегодня отряд Перега в дозоре, у нас с ними договору нет. А лежать ему незачем – смердеть тут начнет, вдруг кто из черни сунется в шалх… К хеггам как Эно зайдет и все тут.

Витерон закричал. Неторопливый мягкий говор Сахура умел вгонять в ужас. И сейчас тот говорил абсолютно серьезно, не стремясь запугать или сломать волю жреца, Лайвен чувствовала это.

– К чему торопиться? – помедлив, заметил Крэйн, пряча стис обратно за пояс. – Успеха добивается тот, кто умеет использовать все в свою пользу. Даже то, что появилось ему во вред. По-моему, от жреца будет польза.

– Будет, мой шэл! – вскрикнул Витерон. – Клянусь, что угодно сделаю!

– Ну вот. – Крэйн подал знак Сахуру, и тот разочарованно опустил коротышку обратно на землю. – Витерон, у нас с тобой сейчас будет разговор. Очень важный разговор. Если ты найдешь правильные ответы – тебе больше не придется надевать на себя грязный дорожный плащ и просить милостыню. У тебя будет просторный склет в любом городе, котором пожелаешь, несколько слуг и, быть может, даже собственные хегги. Если тебе не удастся найти эти ответы – от тебя останется только пятно здесь, на полу. Остальное исчезнет по частям. И это пятно будет единственным напоминанием о тебе под этим небом.

Витерон быстро закивал.

– Понимаю, мой шэд. Я готов. Сделаю что угодно.

– Мне приходилось делать много неприятных вещей, – вздохнул Крэйн. – Но ложь я не использую, тебе должно быть это известно. Я даю тебе слово, что ты получишь деньги, если сможешь мне пригодиться. Сколько тебе обещал Орвин? Скажем… пять сотен? Уверен, не больше семи. Мой брат весьма скуп и, кроме того, имеет привычку не платить по своим счетам. Я дам тебе гораздо больше, жрец. Если же ты попытаешься меня обмануть – помни, это мой город. Никто не покидает его без моей воли. Если ты заведешь меня в ловушку, мои шеерезы найдут тебя. И где-то там, где сейчас, наверное, Ушедшие, мы с тобой снова встретимся. Хочешь этого?

Витерон замотал головой. Маленькая бритая голова смешно вертелась на пухлом теле.

– Помни – Орвин не будет тебя защищать после того, как со мной будет кончено. К тому моменту ты уже сыграешь свою роль. Поэтому не подумай, что он сможет помешать моим людям закончить работу. Скорее всего он даже предпочтет сохранить пару сотен сер за твой счет… Понимаешь меня?

– Понимаю, мой шэл. Что требуется от меня?

– Не так уж много. Орвин явился в Себер по моему следу. Я дам ему то, что он захочет. Сегодня после полудня ты явишься в тор-склет. Орвин остановился там, не так ли?

– Там, мой шэл. Шэд Себер предоставил ему покои.

– Не сомневался в этом. Ты явишься к нему и скажешь, что нашел меня. Я напуган, одинок, я боюсь подвоха. Я назначил тебе встречу в старом склете, что возле трактира Бьюла. К завтрашнему закату Эно. Ты знаешь этот склет?

– Знаю, мой шэл, – покорно подтвердил Витерон. – Я должен буду отвести шэда Орвина к этому склету?

– Именно так. Орвин не выдержит, у него крепкая воля, но медлить он не станет – слишком давно мечтал прикрыть меня. Он потребует, чтобы ты отвел меня к нему.

– Но с ним будет охрана… Мой шэл, прошу прощения, но шэд Орвин подозрителен, к тому же в Алдионе у вас была слава одного из лучших мастеров эскерта.

– Он будет колебаться. Но ты скажешь ему, что я очень слаб, за все это время я сильно сдал, сейчас едва двигаюсь. Передай ему, что я уже почти стал тайлеб-ха, уверен, он с удовольствием в это поверит. Гораздо проще всего верить в то, во что хочется, Орвин не исключение. Сам он, конечно, не придет, непременно захватит пару-тройку дружинников. Больше вряд ли – ему не к чему выставлять себя на показ, а подвоха он заподозрить не должен. Он должен ожидать беспомощного больного калеку, который не подозревает о ловушке. В любом случае у меня с собой будет оружие, а рядом будут мои шеерезы. На всякий случай.

– Там негде укрыться, мой шэл… – несмело сказал Витерон. – Очень открытое место там, я видел.

– Открытое, – согласился Крэйн. – Но это ничего не меняет. Под склетом есть тайник. Довольно большой, в нем предыдущий торговец держал ткань и оружие. Там хватит места, чтоб смогли укрыться пятеро. Если Орвин прихватит с собой больше людей, чем я думаю, – у меня будет возможность отбиться. Но этой крайний случай. Позаботься о том, чтоб с ним было двое или, на худой конец, трое.

– Я сделаю все, мой шэл, – с готовностью выдохнул Витерон. – Верьте мне.

– Я никому не верю, жрец. Но я дам тебе шанс. Надеюсь, у тебя хватит ума им воспользоваться. Иди. Сахур, проводи его до трактира, где он остановился, ни одна рука не должна коснуться его по пути. Понял?

– Понял, господин. – Сахур приложил руку к груди. – Будет сделано.

– Хорошо. Ступайте.

Витерон попытался напоследок поклониться, но Сахур без церемоний схватил его за плащ и почти без усилия одним движением выставил за пределы шалха. Крэйн и Лайвен остались наедине. Зеленое свечение вигов моргало, становилось все более и более рассеянным. Крэйн не стал ставить новых, он молча стоял и смотрел в стену до тех пор, пока последний виг, щелкнув, не погас, погрузив шалх в полную темноту.

– Ты рискуешь, Крэйн, – сказала Лайвен, на ощупь взяв его за руку. – Ты хитрый паук, но я никогда не боялась за тебя. А теперь мне кажется, что тебя ждет опасность. На хитрого паука всегда может найтись хитрый охотник.