"Ночной кошмар с Николаем Сванидзе" - читать интересную книгу автора (Плотников Владимир)

МОЯ СЕМЬЯ — ЯДРЕНАЯ СМЕСЬ

(К вопросу о генеалогии) Из официальных «биографий»

«Не так давно позвонила мне одна дама, приглашая принять участие в каком-то научном (?!) собеседовании, посвященном роли евреев в русской революции. Представилась она как редактор энциклопедического словаря (трехтомного или; кажется, даже четырехтомного) — «Евреи в русской культуре». Быстро покончив с ролью евреев в русской революции, она с увлечением заговорила об этой энциклопедии и тут же сообщила мне, что второй ее том, который только что вышел, кончается на Эльдаре Рязанове, а в третьем томе, который вот-вот выйдет в свет, я обнаружу не только себя, но и Анатолия Чубайса, и Николая Сванидзе, и многих других, о принадлежности которых к великому еврейскому народу я не подозревал.

Впрочем, про Чубайса я и раньше что-то такое слышал. Володя Войнович как-то рассказал мне, что, встретившись однажды с Анатолием Борисовичем у Булата Окуджавы, он, между прочим, спросил его:

— А Чубайс — это фамилия прибалтийская?

На что тот довольно жестко ответил:

— Нет, Чубайс — это фамилия еврейская.

Поэтому про Чубайса я у моей очаровательной собеседницы ничего спрашивать не стал, а спросил про Сванидзе. При чем, мол, тут он — со своей не еврейской и даже не прибалтийской, а явно и несомненно грузинской фамилией. — А у него мама еврейка, — радостно сообщила она».

Бенедикт Сарнов. «Еврей на необитаемом острове»

«Николай Карлович Сванидзе родился 2 апреля 1955 года в Москве. Отец, Карл Николаевич, работал заместителем главного редактора Госполитиздата. Мать, Ада Анатольевна, доктор исторических наук, профессор, специалист по западному средневековью… В 1977 году закончил исторический факультет МГУ. На телевидении с 1991 года. Политический обозреватель. Был комментатором программы «Вести». Автор и ведущий программ «Контрасты», «Подробности», «Зеркало», августа 1996 года заместитель председателя ВГТРК по информации, директор программы «Вести». С февраля 1997 года по май 1998 года — председатель ВГТРК. В 1995 году стал лауреатом премии ТЭФИ в номинации «Ведущий информационной программы»…

Да уж, смесь ядрена! Папа-то у нас не просто рядовой работник советского идеологического фронта, — он в прямом смысле курировал обеспечение Страны Советов идеологической пищей. А с иного боку, можно сказать, в пику, сугубо западнические устремления мамы, видного профессора-медиевиста. Ребенок, понимаете ли, продвинуто сосредоточился на переваривании всей этой средневековой эстетики с готическими замками, рыцарскими романами, тайными символами, обрядами, орденами тамплиеров и розенкрейцеров. С мотетами для клавикорда и органа, куртуазными речевыми изысками риторов, трубадуров, вагантов. С зашифрованными текстами и полотнами посвященных адептов. Мушкетерские дуэли, изящные манеры грандов и чопорность сверкающих дам, золотые нужники королей. Что для него после всей этого томной, деликатной, бархатной и упорядоченной прелести какая-то посконная Русь с хромкой, хоть и богатой речью, с деревянными избами, с лаптями и онучами, с неуклюжими лелями и закомплексованными ладушками? А никудышная культура отхожих мест? Или безысходно рефлектирующие герои? Непостижимая русская душа, которая на самом-то деле есть всего лишь немотивированность поведения и непредсказуемость характера, сложенные из скрытого протекания и соединения жестокости, жадности и лени в градусе патологии. Когда градус достигает пика, — трах, и вот вам русский бунт, бессмысленный и беспощадный. И все культурные люди уносят ноги отсюда на лилипутоидно трепещущий Запад. И папа, несмотря на верную службу режиму этих сталинистов, всегда пребывавший в настроении «внутренней, латентной оппозиции», которым мог поделиться с умными и культурными людьми, такими же, как его жена, Колина мама. Сейчас, слава богу, такие люди уже не таятся. Они сейчас по праву заняли все ниши культурного, экономического и финансового пространства этой страны, очень тактично деля это пространство, если не в экономике (в этой необузданной стране это просто невозможно), то хотя бы на в средствах массовой информации. В самом деле, включишь телевизор и любо-дорого посмотреть. Везде культурные, располагающие лица: Познер, Макаревич, Гусман, Шустер, Ганапольский, Якубович, Шендерович, Вульф, Флярковский, Шкловский, Политковский, Швыдкой, Новоженов, Успенский, Радзинский, Понизовский, Сегал, Корзун, Венедиктов, Бунтман, Минкин, Миткова, Прошутинская, Дубовицкая Даже всякие легковесные, ну там игровые развлекаловки для балбесизации туземного охлоса и оскотиняющие двуногих участников собачьи ток-шоу доверено вести исключительно детям достойных людей, артистов, писателей, журналистов — младшеньким Виторгану, Ширвиндту — как на подбор таким же укоренелым западникам.

Из анекдота: '

Один француз — герой, два француза — дуэль, много французов — взятие Бастилии.

Один русский — герой, два русских — драка, много русских — очередь за водкой.

Один еврей — бизнес, два еврея — международный шахматный турнир, много евреев — русский симфонический оркестр I

Мальчуган рос в мире настоящих людей, впитывал их манеры, их вкусы, их взгляды, их предпочтения, их характерную нервно-возвышенную тональность, ерническую акцентуацию, кислотный скепсис в жестикуляции и мимике, презрительную отстраненность от подлых людей — невзыскательного и конфузливого пипла

Теперь вопрос: ну как после теплично-изолированного люкса этой элитарной культурной среды можно полюбить эту страну, всегда дикую, всегда отсталую, во всяком случае, если брать развлечения, бытовые удобства, предметы роскоши? Ах, она дала нам бесплатное образование, ах, наше детство и молодость не знали войн, ах, мы все разбогатели за счет труда и достижений ее сограждан. Так все эти неблагодарные «граждане» должны молиться на то, что им выпала такая честь — вручить свои богатства нам, обеспечить нашу карьеру, кормить и поить нас, ведь наш гений поднял эту страну из тысячелетнего рабства, из тьмы. А те, кто этого не желает понять и принять, — упертые антисемиты, вонючие фашисты, от которых смолоду вынужден бронироваться ежистым противогазом щетины. Еще брыкаются чего-то со своим патриотизмом. Погляньте, нахалы. Родину им верни. Хрен вам — кто не успел, тот опоздал. Чем вы других империй лучше? Риму тоже небось подыхать не хотелось. И Карфагену. И Византии. А пришлось. Башковитые русские чудики, из крестьян, те сами себе гроб строгали, загодя, чтоб никого не напрягать. А у этих «рашен» патриотов никакого такта, никакого воспитания, смирения и уступчивости. Им вроде и помогаешь — очищаешь землю от самых отмороженных, а они еще кочевряжатся. Макашов так вообще забурел: десятерых жидов, грозит, с собой захвачу. Кто б тебе дал?

Аура генетической русофобии, дурман законной ненависти к аборигенам-антисемитам с детства переполнили, не могли не переполнить все фибры, все поры, все клеточки души и организма чистого мальчика из интеллигентской семьи.

Читатель сомневается, что молодой отрок так все и думал? А кто вообще сказал, что это конкретно о нем или, во всяком случае, только о нем? Так, заметки на полях. А намеки и ассоциации — всякому вволю.

Да, пожалуй, раздвоение в мыслях и поступках «мальчиков-мажоров» становится намного понятней. Уж, какой тут бедному дитяти избежать полярных, взаимоистребительных метаний? И кто посмеет требовать от него этой мифической порядочности, химерической честности и пресловутой прямоты во взгляде, в высказываньях и во всем прочем, как внешне, так и внутренне?

…В 1978 году окончил исторический факультет МГУ. Учился на одном курсе с Михаилом Осокиным. Работал младшим научным сотрудником отдела внутренней политики Академического Института США и Канады АН СССР, затем занимался репетиторством. В 1990 году преподавал историю нового времени стран Западной Европы в МГИАИ…

Запад, опять Запад. Закат абсолютизма, эпоха буржуазных революций, безудержные потоки либерализма и либертинажа, Локк и Бекон, Бальзамо и де Сад, энциклопедисты, иллюминаты, масоны, падение Бастилии, взлет и крах Наполеона. Но чу? Только ли Запад и только ли раздвоение в мыслях и привычках?

Ведь вот была же досадная пробормотка. Не помните? Ну, как же:

«Вспомните интеллигентнейшего и мягкого Николая Сванидзе (предполагаю, что и родился, и вырос он в Москве). Когда в его «Зеркале» зашла речь об Эльзе Кунгаевой, убитой Юрием Будановым, он произнес следующую примерно фразу: «Мои корни с Кавказа, я воспитан на принципах кровной мести…»

tamir, 10.12.2004. Форумы in France

Слова, достойные джигита. Когда дело касается русского, то мы готовы снять прадедовский кинжал. Вендетта по-свански (негодный компьютер: упорно правит букву «а» на «и»). А то, что жертва этого полковника была шахидкой, нам без разницы.

Эх, вот бы хоть вполглаза улицезреть эту схватку. Как сейчас вижу, долговязый свирепец с бороденкой абрека в приталенном под шеей бешмете с грозными газырями, полными сигар, а в сапфировых зубах дагестанский клинок! Ба, да глазам своим не верю: то ж сын Карла-книгочея. А напротив кряжистый русопятый полковник со взглядом исподлобья. Без погон, без оружия и без веревок на крепких запястьях. Руки развязаны. Уже хорошо.

Исход неважен, потому что фантазии г-на Сванидзе простираются куда дальше его прямых действий.

Но вот обмолвка насчет неких следов кавказского менталитета, застрявшего в подкорке, вынуждают призадуматься: эге, в этой колбе намешано такое!.. Не так все просто.

Помимо официальной версии у нас есть слегка политические характеристики телеведущего:

«А руководил ВГТРК тогда верный «чубайсовец по взглядам» Николай Карлович Сванидзе, которого чуть позже сменил в кресле главы ВГТРК нынешний министр культуры РФ Михаил Ефимович Швыдкой».

Владимир Соловейчик, 27.03.2002 г.

«Чистосердечное признание»

«Я не устал от «Зеркала» и поэтому буду продолжать вести эту передачу. Самое главное, как я считаю, мне удалось выжить именно в рамках госкомпании. Очень сильно изменились (и изменились к лучшему) информационные программы, в частности «Вести», появились «Подробности». Сегодня у меня такое стойкое ощущение, что мы находимся в начале долгого подъема. Период стагнации закончился, и впереди нас все-таки ждет будущее, пусть и не такое светлое, как хотелось бы, но все-таки будущее. Главное для меня, как я уже говорил, это не то, чтобы канал выжил — это уже свершившийся факт, — а чтобы он процветал" ("Коммерсантъ", № 21, 10.2.1998). Будь я руководителем на частном канале, то показывал бы, наверное, шоу с раздеванием. Народ это смотрит. Особенно когда раздеваются красивые люди. А на государственном канале мы такое не можем показывать. У государственного канала есть рамки, за которые он не может выйти. И все же для определенной части зрителей, не последней, я бы сказал, в этом есть определенный плюс. У РТР есть свое достоинство, свой стиль: этот канал всегда в "строгом костюме". Он не может позволить себе джинсу».

«Огонек», № 10, 10.03.1997 г.


Прошлое страны отразилось в семье Николая Сванидзе

Политический обозреватель РТР Николай Сванидзе уже шестой год делает свое любимое «Зеркало» как автор и ведущий аналитической передачи. А теперь вот занялся и работой по своей прямой специальности: выпускник истфака Московского университета, Сванидзе запустил на Российском телевидении грандиозный проект «Исторические хроники», рассчитанный на два года и 100 серий.

— После школы вы сразу поступили на истфак МГУ. Это что, сбылась мечта детства?

— Ну, что вы. В детстве летчиками, космонавтами или, на худой конец, пожарниками мечтают быть, а не историками! Но поскольку мои родители историки, поэтому это в воздухе, конечно, витало. Да и сам я историю любил. Но никаким великим историком быть не мечтал — был, наверное, немного инфантильным. В те времена я с девочками мечтал целоваться! Но книжки тем не менее по истории любил. Запоем читал древнегреческую мифологию, рыцарские романы про Средние века.

— А какими разделами истории вам пришлось заниматься впоследствии?

— Новой и новейшей историей Запада. А конкретно историей США. Диплом защищал по "Уотергейтскому делу", а после института распределился в Институт США и Канады, где работал вплоть до перехода на только что созданное Российское телевидение. Параллельно занимался репетиторством и читал несколько курсов и семинаров в Историко-архивном институте.

— Кстати, ваши родители — далеко не рядовые историки…

— Это больше к маме, Аде Анатольевне, относится. Она — профессор истории, очень известный специалист по западному Средневековью и автор огромного количества трудов и книг. Долгие годы преподавала в МГУ и в Историко-архивном институте, учеников у нее куча. Сейчас она продолжает работать в Институте всеобщей истории Академии наук. Кроме того, она потрясающий рассказчик и профессиональный лектор. А отец прошел всю войну, потом поступил на исторический факультет МГУ, где и познакомился с мамой. А потом долгие годы работал простым экскурсоводом в Политехническом музее: будучи сыном врага народа, он не мог вступить в партию. Когда моего деда реабилитировали, отец трудился в Политиздате, где дослужился до должности заместителя главного редактора.

— Думаю, что раз мы разговорились об истории, будет уместно упомянуть вашего деда Николая Самсоновича — старого большевика, сталинского министра и когда-то начальника самого Берии.

— Дед был выходцем из мелкопоместной грузинской дворянской семьи и сыном священника. Окончил в Петербурге политехнический институт, работал инженером. Большевик, 1-й секретарь Тифлисского горкома партии, на учете которого состоял и Берия. Между ними были очень плохие личные отношения. А когда Берия стал в Грузии 1-м секретарем ЦК компартии, то деду пришлось уйти — его назначили министром железных дорог Украины. Однажды его вызвали в кабинет 1-го секретаря ЦК КП Украины Косиора, где и арестовали. Этапировали в Тбилиси и спустя неделю расстреляли. Бабушка взяла в охапку моего отца Карла и сбежала из Киева в Москву, где поселилась у сестры в знаменитом «доме на набережной».

— Бабушка ваша, кажется, тоже совсем не случайно назвала сына Карлом?

— Безусловно. Она тоже была старой большевичкой. Отца назвала в честь Маркса, а могла бы и Августом в честь Бебеля. Ведь она родом из многодетной местечковой еврейской семьи сапожника из-под Луганска. Еще девчонкой в 1916 году вступила в партию, и первым ее мужем был эсер. В те времена она делала карьеру в модной шляпной мастерской в Москве, была очень небедным по тем временам человеком. Даже одевалась в дорогущем магазине «Мюр и Мерелиз», здание которого сегодня занимает ЦУМ. Помню, как бабушка рассказывала маме, как до революции она, работница шляпной мастерской, покупала себе английские костюмы и в тон к ним шляпки, перчатки, сумочки и туфли. У мамы, в те времена уже профессора, просто слюнки текли от этих воспоминаний о "проклятом царизме". Бабушка прошла революцию и гражданскую войну. После работала в женотделе ЦК под руководством Коллонтай. А с моим дедом она познакомилась в Грузии, куда ее направили для осуществления партийной чистки. До конца своих дней почитала Ленина и считала его выдающимся человеком: знала его лично и даже в свое время собирала с него партийные взносы, так как была техническим секретарем парторганизации Кремля. Дружила с Бухариным, великолепно знала Каменева и Троцкого. А вот Сталина ненавидела, считая, что он на корню загубил все хорошее, начатое Лениным. В период репрессий стала простой уборщицей и вообще затаилась, ибо была осторожным и мудрым человеком, дожившим аж до 96 лет.

МГУ в СМИ. В зеркале истории. 14.5.2004 г.


10-летняя история НТВ

Имя Олега Добродеева в этих заметках будет возникать неизбежно, много раз. Слишком многое связывало нас друг с другом и одновременно с НТВ. Бесконечно талантливый, очень непростой человек, он сыграл слишком большую роль и в истории компании, и в моей личной судьбе. Так что об этом придется рассказать чуть подробнее. Так случилось, что Олег был едва ли не первым человеком, с которым я познакомился, едва перешагнув порог Останкинского телецентра в январе 1987 года. В ту пору еще никому не известный младший научный сотрудник Института США и Канады АН СССР Николай Сванидзе, с которым мы раньше дружили со студенческих лет, узнав, что я перехожу с «Иновещания» в программу «Время», тут же заявил: «Там работает отличный парень Олег Добродеев. Он после истфака недолго работал у нас в институте, потом перешел на телевидение. Передавай ему привет и вообще держись его. Он — свой».

Е. Киселев, «Газета», 07.10.2003 г.

После событий 11 сентября 2001 года телезритель вполне резонно поинтересовался у Н. Сванидзе: «Почему мы объявили национальный траур по жертвам в Америке, тогда как США отнюдь не поспешили скорбеть по нашим жертвам в Буйнакске, Буденновске и Москве?» Карлыч довольно складно прикрылся фразой: «Сочувствие никогда никого не может унизить». Так хозяин «голубого экрана» заткнул рот телезрителю. Поэтому продолжим за него. Почему же в таком случае Российское руководство не объявило национальный траур по жертвам землетрясений в соседних Турции или Индии или натовских бомбардировок Багдада и Белграда, которые унесли много больше жизней, чем теракты в Америке? Что за избирательность объектов для сочувствия, а точнее, ПРЕКЛОНЕНИЯ?! Ведь наша власть тем самым показала, кого уважает, то есть боится, а значит, кому из страха готова служить. Вместо того чтобы одернуть воинственных «мстителей» из США, ищущих мишени для излияния своей злобы в виде крылатых ракет, российская власть осторожничает и отсиживается: «Мы здесь ни при чем, главное, что нас не тронут». Наблюдая такое лакейство, Америка спокойно постановила наказать Афганистан. И при этом милостиво успокоила, что страны СНГ под карательные санкции, скорее всего (!), не подпадают. Могла ли подобная наглость и дерзость хотя бы присниться во времена СССР? Да американцы и за тысячу километров не посмели бы подступиться к зоне хоть национальных, хоть стратегических интересов Советского Союза. Вот плоды «мудрости и честности» много обещавших Горбачева, Ельцина и их продолжателей.


«Меняется время, меняюсь и я»

Бессменный ведущий программы «Зеркало» Николай Сванидзе сейчас углубился в историю. И это отнюдь не случайное увлечение. Для него исторические хроники не модный продукт, который нынче хорошо продается. Он и себя, и своих героев, казалось бы, очень далеких от политики, не мыслит вне времени…

Грузинская фамилия Сванидзе не редкая, но и не слишком распространенная. К первой жене Сталина, Екатерине Сванидзе, семья не имела никакого отношения, но 37-й год на себе испытала сполна. Дед Николая Сванидзе был секретарем тифлисского горкома партии. В его подчинении находился Лаврентий Берия. Они не ладили, и, возглавив НКВД, Берия этого не простил. Чтобы спасти друга, Серго Орджоникидзе I перевел Сванидзе министром на Украину, но и это не помогло. Во время одного совещания его вызвали к Генеральному секретарю ЦК КП(б) Украины Станиславу Косиору. Оставив пиджак на спинке стула, Сванидзе направился в его кабинет. Там его взяли под стражу и перевезли в Тифлис. Бабушка Николая положила партбилет на стол и, взяв малолетнего сына в охапку, уехала в Москву, к родной сестре, которая жила в «доме на набережной». Почти через двадцать лет, при получении документов о реабилитации мужа, ей посоветовали не смотреть протоколы его допросов…

— Николай Карлович, ваш папа так и жил у тети?

— Какое-то время. Потом он связался со шпаной, чуть не угодил в тюрьму. Бабушка отправила его в Сухуми, где он, окончив девятый класс и прибавив себе год, ушел на фронт. Вернувшись, поступил в МГУ на исторический факультет, где и встретил мою маму. Я родился через десять лет после окончания войны. Жили мы на улице Матросская Тишина, где-то между тюрьмой и сумасшедшим домом, в большой коммунальной квартире. Несмотря на более чем скромный достаток семьи (мама преподавала в школе, отец был экскурсоводом в Политехническом музее), у меня была няня. Маме нев'ыгодно было сидеть дома. Няня была молода, и солдатики из воинской части, находящейся недалеко от нас, приударяли за ней. Это из-за нее я поначалу болел за ЦСКА. А вообще, футбольным болельщиком я стал благодаря отцу. Первое, что я увидел на экране телевизора, был футбол. Отец смотрел какой-то матч. Однажды, следя за игрой любимой команды, я обнаружил, что люди в белой форме ее обыгрывают. Я спросил отца: «Кто это?» Он ответил: «Торпедо». И мои симпатии переметнулись на сторону сильных. Я до сих пор поклонник «Торпедо». Конечно, я и за нашу сборную болею. Правда, одно расстройство. Почему вы решили поступать на истхрак МГУ? В школе меня мало что увлекало, но читать любил, был чистый гуманитарий. Лето 72-го года, как помню, было жаркое. Под Москвой горели торфяные болота. Я пришел подавать документы и увидел, как в бассейне перед корпусом гуманитарного факультета купаются. После школьных запретов это произвело на меня такое впечатление свободы, что я решил: непременно поступлю. Те годы вспоминаю с любовью. Студенчество — это особая планета, особый воздух. Это романы, мужская дружба. Мы жили по своим законам: нельзя предать друга, нельзя покуситься на девушку друга. Эти запреты, которые сейчас кажутся устаревшими, составляли значительную часть жизни. Конечно, были и прогулы, и жуткие пьянки. Меня выручил хороший генофонд. Генетически я не был расположен к пьянству. Для меня оно было лишь приправой к дружескому общению. После окончания МГУ я по распределению попал в Институт США и Канады, потом стал преподавать в Историко-архивном институте, занимался репетиторством.

«ТВ-парк», 15.07.2004 г.

«Что-то у известнейшего, безмерно талантливого тележурналиста Николая Карловича Сванидзе большой, мокрогубый; мерзкий рот все больше и больше кривится НАЛЕВО. Косоротость очень сильно прогрессирует. Как этот факт объясняет медицина? Может, от вранья рот становится кривым на одну сторону?

Нервная у них «работенка», одним словом».

«Да, признак верный. Ухмыляться полумордой можно только неискренне».

«Русский форум», Интернет против телеэкрана, 22 мая 2004 г.


Сванидзе как зеркало антирусской демократии

Николай Карлович Сванидзе родился в 1955 году в семье видного «работника идеологического фронта», по слухам, едва избежавшего репрессий в конце сталинской эпохи. Предки будущего трибуна демократии были революционерами и убежденными меньшевиками, присоединившимися к большевикам по тактическим соображениям и по велению времени. Возможно, именно под давлением семейных традиций маленький Коля с самого раннего детства чувствовал себя до некоторой степени аристократом. Его инаковость остро ощущали и сверстники — за что Карлушу (это прозвище закрепилось за ним еще в раннем детстве) порой поколачивали. Наверное, поэтому он рос мальчиком боязливым, замкнутым и очень-очень угодливым. Уже в самом раннем возрасте стало заметным его болезненное честолюбие. Карлуша хорошо учился, всегда тянулся к общению со взрослыми, стремился всячески показать себя, добиться признания.

Он заслужил благоволение школьного начальства самым простым способом — сверхактивным участием в том, что называлось «общественной работой». Сначала юный гайдаровец, извините, тимуровец Сванидзе перерывал все окрестные свалки в поисках макулатуры и иного вторсырья, которое потом с гордым видом тащил пионервожатым и преподавателям. Став старше, он понял, что не обязательно самому возиться в грязи, если можно велеть другим это делать. Из лучшего октябренка он перешел в лучшие пионеры, а затем стал комсоргом школы, сделав себе имя как борец с «пережитками религиозного сознания». Именно его, трогательно заикающегося от волнения при произнесении «святых» слов Ленин, Партия и т. д., всегда отправляли на разные слеты и смотры. Преподаватели не опасались за поведение юноши знали, что интеллигентный, застенчивый, особенно с девушками, Карлуша не напьется, не устроит дебош.

Думается, что такое доверие учителей и пионервожатых создало почву для самых первых сплетен о том, что Коля Сванидзе — ябеда. Так Карлуша и покинул школу с репутацией наушника. Грязный шлейф инсинуаций каким-то образом дотянулся до светлых аудиторий МГУ на историческом факультете Карлушу тоже воспринимали как ябеду.

Студентом Сванидзе был старательным, но научными успехами не блистал, выделяясь лишь на привычной ниве общественной работы. Поэтому многие однокашники были удивлены тем, с какой легкостью Карлуша попал на работу в считавшийся тогда суперэлитным Институт США и Канады. Некоторое источники утверждают, что именно в недрах этого руководимого печально знаменитым академиком Арбатовым научного учреждения свила в ту пору одно из своих основных гнездышек американская резидентура. Нам неизвестно, состоял ли наш герой в каких-либо отношениях с представителями заокеанских спецслужб, однако близко знавшие его люди говорят, что именно в тот период жизни появилась у Сванидзе до сих пор полностью не изжитая привычка оглядываться и сильно вздрагивать даже при легком шуме за спиной.

О жизни Карлуши в восьмидесятые годы известно немногое. Ясно одно — академическая карьера ему не удалась, пришлось зарабатывать на жизнь репетиторством, а затем преподавать историю нового времени стран Западной Европы в заштатном, но очень либерально-демократическом МГИАИ.

На телевидение Сванидзе попал в 1991 году — по приглашению своих приятелей Сергея Малашенко и Евгения Киселева. Сначала Карлушу сделали начальником информационно-справочного отдела. Старожилы еще помнят, как почтителен с каждым встречным был начинающий телевизионный чиновник. Сванидзе старался понравиться всем без исключения, и от его назойливости бегали даже уборщицы. Тогда многим казалось очевидным, что этот чересчур любезный человечек никогда не займет более высокого положения.

В ту пору второй канал был своеобразным плацдармом, на котором сосредоточили свои силы радикал-демократы перед операцией по захвату всего телеэфира. Начавшаяся в 1992 году экспансия оттянула с РТВ наиболее качественные ресурсы демократов на другие каналы прежде всего на НТВ. Прочно вцепившийся в свое кресло Сванидзе лишился наиболее сильных конкурентов. Его продвижению помогло тесное взаимодействие с начальником службы информации ВГТРК Сергеем Добродеевым. Он вырос до комментатора информационной программы «Вести», затем стал политическим обозревателем телеканала «Россия», автором и ведущим программ «Лицом к России», «Контрасты».

Случай доказать свою полную преданность демократическому режиму представился Карлуше в октябре 1993 года. В ночь с 3 на 4 октября, когда десяток бойцов генерала Макашова и тысячи простых русских людей пытались свернуть голову плюющейся ядом гадине телевещания, Карлуша вместе с Анатолием Лысенко и Сергеем Торчинским обеспечивал вещание из резервной телестудии на Ямском поле.

Находясь в относительном отдалении от грохочущих очередей останкинского расстрела, Сванидзе, тем не менее, переживал события необычайно остро. Многие помнят тогдашние «Вести» побелевшая, с воспаленными глазами, еще более, чем обычно, перекошенная физиономия Карлуши, кривящийся в оскале рот, брызги слюны на губах. Раскачиваясь, как на молитве, он почти кричал о том, как «маргинальные силы» убивают «молодую демократию», он требовал крови тех, кто посягнул на опутавшего страну сетями лжи телемонстра. В его речах больше не было обычной угодливости — в них были страх и ненависть. Его коллеги припоминают, что Сванидзе с трудом дотягивал до конца каждого выпуска, а потом, как-то странно корчась, опрометью выбегал из студии, возвращаясь с каждым разом все более осунувшимся, с нездоровым блеском в глазах.

Говорят, в ту ночь что-то сломалось в тихом некогда Коле Сванидзе. Главными чертами его характера стали агрессивность и торопливость. Его неудержимо стало тянуть к большим деньгам и дорогим вещам, казалось, он торопится прожить жизнь поскорее, «попробовать все».

Демократический режим не забыл своего верного слугу. За проявленное в ту кровавую ночь «мужество» на Сванидзе обрушился золотой дождь карьерных и иных дивидендов. 3 1994 году вместе с Сергеем Доренко он стал вести ежедневную авторскую программу «Подробности» (последний со скандалом покинул ВГТРК в 1995 году). Однажды Карлуша увлекся до такой степени, что беспардонно наехал на Владимира Жириновского, обвинив того в покупке депутатских голосов по цене 500 долларов штука. Говорят, что Жириновский был более всего обижен не самим смыслом обвинения, а незначительностью названной суммы. Но так или иначе, фракция потребовала отстранения Сванидзе от эфира, однако руководство телекомпании ограничилось вынесением Карлуше «строгого выговора за профессиональный просчет».

Между тем карьера нашего героя продолжалась на следующий год он стал уже заместителем директора дирекции информационных программ—руководителем студии информационно-аналитических программ и одновременно ведущим еженедельной информационно-аналитической программы «Зеркало». Одним словом, Сванидзе горел на работе. Фактически эта говорящая голова с искаженными гримасничаньем чертами лица, огромным носом, напоминающая случайно залетевший в нашу вселенную астероид, стала символом канала, носящего название российского…

Летом 1996 года Сванидзе получил должность заместителя председателя ВГТРК и одновременно начальника информационно-политического вещания Российского ТВ. К тому времени в его руках фактически была сосредоточена полнота административной и финансовой власти на РТВ, а Эдуард Сагалаев оставался лишь свадебным генералом, которого окончательно убрали лишь в феврале 1997 года. По некоторым Данным, Сванидзе сам стремился отсрочить отставку Сагалаеву было выгодно, чтобы под многими одиозными финансовыми документами стояла чужая подпись.

К 1997 году относятся и первые известия об активных контактах Карлуши и президентской семьи. Он заслужил особое доверие президентского окружения после головокружительной кампании «Голосуй или проиграешь». I

По указаниям Ельцина Сванидзе пачками стал получать различные общественные посты: он был назначен членом совместной комиссии по обобщению результатов всенародного обсуждения проекта Устава Союза Беларуси и России, включен в состав нациоанльного комитета по проведению года прав человека в Российской Федерации, почему-то введен в комиссию по подготовке и проведению празднования 200-летия со дня рождения А. С. Пушкина.

Звезда его ощутимо пошла на закат лишь в начале 1998 года, когда зашатались кресла под последними правительственными радикал-демократами вроде Чубайса, а сама либеральная идеология оказалась настолько дискредитированной в глазах населения, что ее яркие проявления перестали быть приличными.

Тогда же стали всплывать подробности не совсем законных финансовых операций, проводимых под руководством «Карлуши» на ВГТРК. Подогревали обстановку и многочисленные думские запросы. Сванидзе надо было спасать от цепких объятий прокуратуры, и в околопрезидентских кругах было принято решение убрать ценный кадр с административных постов, от греха подальше, оставив за «Карлушей» лишь творческие функции.

Александр Бородай, «Завтра» № 4, 1999 г.

Теперь врачебный приговор одного из кумиров либеральной «элиты»:

«Элита, возникшая в эпоху Брежнева и Мао, оказалась куда больше похожа на элиту западных (в гнилости! — В.П.) стран со сравнимым уровнем экономического развития, чем кто-либо мог предположить».

Френсис Фукуяма. Конец истории и последний человек. М, 2005. С. 78