"Слуги и снег" - читать интересную книгу автора (Мердок Айрис)

ФРЕДЕРИК. ФРЕДЕРИК.

ХАНС ДЖОЗЕФ. Послушай, Фредерик, ты будешь жить наверху, рядом с его милостью. У нас тебе делать нечего.

ФРЕДЕРИК. Радушный прием, нечего сказать. Но я выше обид. К тому же вы, вероятно, привыкли к сомнительному аромату, исходящему от ваших несвежих одежд, а мой нос едва выдерживает это благовоние. Да и холодно тут чертовски. Пожить наверху я отнюдь не против. А вот как насчет пошамать?

ХАНС ДЖОЗЕФ. Что-что?

ФРЕДЕРИК. Пошамать. Подхарчиться. Подзаправиться. Пожрать. Не говоря уж о снедающем меня желании клюкнуть, хлебнуть, дерябнуть и нализаться.

ПИТЕР ДЖЕК. Он хочет есть и пить.

ХАНС ДЖОЗЕФ (указывает наверх). Там тебя накормят.

ФРЕДЕРИК. Я-то надеялся – где много слуг, там весело.

В ы х о д и т.

ПИТЕР ДЖЕК. Эк ты его отшил. Но, может, оно и к лучшему – при нынешних обстоятельствах.

ХАНС ДЖОЗЕФ. Он баламут, с ним бед не оберешься.

ПИТЕР ДЖЕК. Так вот, насчет обстоятельств. Нас ведь никто не заставляет, мы вольны поступить как захотим.

ХАНС ДЖОЗЕФ. А ты-то чего хочешь? Простить и забыть?

ПИТЕР ДЖЕК. Хотя бы простить.

ХАНС ДЖОЗЕФ. Простить то, чему нет прощения.

ПИТЕР ДЖЕК. Не нам судить.

ХАНС ДЖОЗЕФ. Справедливость для всех одна.

ПИТЕР ДЖЕК. И справедливость не нашего ума дело.

ХАНС ДЖОЗЕФ. Нет, кроме нас, тут никто не рассудит.

ПИТЕР ДЖЕК. Бог рассудит.

ХАНС ДЖОЗЕФ. Ты же в Бога не веришь.

ПИТЕР ДЖЕК. Жить, по-моему, надо, словно Он есть.

ХАНС ДЖОЗЕФ. Поповские байки.

ПИТЕР ДЖЕК. Да и поздно теперь мстить. Время упущено.

МАРИНА. Верно.

ХАНС ДЖОЗЕФ. Хоть сейчас помолчи. Мой сын еще остынуть не успел, ты уж охорашивалась.

МАРИНА. Неправда! Просто ты на меня окрысился за…

ПИТЕР ДЖЕК. Перестаньте!

ХАНС ДЖОЗЕФ. Максим, твое слово. Тебе ведь исполнять что решим. Твой это удел.

МАКСИМ. "Мой удел"… А из-за его фазанов так раскричался, аж дом ходуном пошел.

ПИТЕР ДЖЕК. Так что скажешь?

МАКСИМ. Мне противна и ваша сыромятная, примитивная справедливость и его господские замашки – на пустом месте. С души воротит. Весна настанет – уйду от вас. Насовсем.

ПИТЕР ДЖЕК. А пока?

МАКСИМ. А пока ничего.

ПИТЕР ДЖЕК. Если вы оба будете держать язык за зубами, остальные и подавно ничего не скажут. Они вполне довольны его милостью. Особенно после сегодняшней речи. Ханс Джозеф, дорогой мой, хватит ворошить прошлое. Что прошло, то быльем поросло. Старик умер.

МАКСИМ. Да. Старик умер. Может, его и стоило убить. Мы этого не сделали. Он умер в своей постели. Но сейчас и это неважно. Каждому свое. Хочешь целовать руки сынку – целуй, хотя завтра он будет ничем не лучше папаши. Я все тут ненавижу, все и всех. По мне, так весь дом надо переиначить, а еще лучше – взорвать.

ПИТЕР ДЖЕК. Ты молод, Максим, ты ищешь совершенства. Но людям совершенство не по плечу. В человеке вообще мало хорошего, и все же надо как-то уживаться друг с другом. Творить посильное добро. Дом наш постепенно станет лучше.

МАКСИМ. Да, есть еще способы унизиться, которых даже мы не пробовали.

МАРИНА. Максим, обещай мне…

ХАНС ДЖОЗЕФ. Не тебе с него обещания брать.

МАКСИМ. Раз уж все вы тут собрались – и дед, и мать, и новоиспеченный отчим, – послушайте, что скажу. До весны я останусь, но жить буду сам по себе. Мне все опостылело. Ни в заговорах ваших, ни в коленопоклонстве я не участвую. А память о прошлом – мое личное дело.

МАРИНА. Но ты… не обидишь его?

МАКСИМ. Я постараюсь, чтоб дороги наши не пересекались. Буду стрелять и есть его фазанов. А стает снег – уйду. И никогда не вернусь.

МАРИНА. Сыночек…

МАКСИМ. Без нежностей, мама. Выходи поскорее замуж.

Обращается к Питеру Джеку.

Женись на ней и добейся, чтоб слушалась. Да не откладывай. Она увертлива, точно угорь.

МАРИНА. Максим, не говори так, это ужасно!

МАКСИМ. Прощайте. И оставьте меня в покое – все. Слышите, все!

В ы х о д и т.

МАРИНА. Максим!

ПИТЕР ДЖЕК. Оставь его.

К Хансу Джозефу.

Теперь ты согласен?

ХАНС ДЖОЗЕФ. Что люди подумают?

ПИТЕР ДЖЕК. Подумают: что прошло, то прошло.

ХАНС ДЖОЗЕФ. Так не бывает. Из вчера рождается сегодня. Ничто не проходит без следа. Нельзя страдать, как страдали мы, а потом перевернуть страницу, словно ничего не было.

ПИТЕР ДЖЕК. Но мы можем кое-что изменить, сделать жизнь достойной и менее жестокой. А большее никому из смертных не под силу.

ХАНС ДЖОЗЕФ. Я уже стар, Питер, стар и глубоко, безнадежно несчастлив. С тем, видно, и в могилу сойду. Ничего мне на самом деле не нужно. Но его милость прознает, и тогда случится страшное…

ПИТЕР ДЖЕК. С чего бы его милость вдруг прознал? Если, конечно, ты сам не проговоришься.

ХАНС ДЖОЗЕФ. Ладно, так тому и быть. Смолчим.

ПИТЕР ДЖЕК. Спасибо.

ХАНС ДЖОЗЕФ. Максим прав. Женись на ней. Если охота. Женись поскорее.

В ы х о д и т.

ПИТЕР ДЖЕК подходит к Марине, хочет обнять ее, она уклоняется.

ПИТЕР ДЖЕК. Даже дотронуться до себя не даешь.

МАРИНА. Мне неприятно.

ПИТЕР ДЖЕК. Я понимаю – эти страшные годы, с ним…

МАРИНА. Господи, ну почему я кругом виновата, во всем, перед всеми!

ПИТЕР ДЖЕК. Я тебя не виню. Марина, мы ведь обручились?

МАРИНА (равнодушно). Да.

ПИТЕР ДЖЕК. Ну – не надо, если не хочешь.

МАРИНА. Я же не виновата.

ПИТЕР ДЖЕК. Я знаю. Старик делал с нами что хотел. Захотел тебя. И взял. Но теперь…

МАРИНА. Его милость такой приятный господин.

О б в и н я ю щ е.

Очень ты быстро ему про нас выложил!

ПИТЕР ДЖЕК. Не надо было?

МАРИНА. Нарочно рассказал, чтоб я отступиться не смогла.

ПИТЕР ДЖЕК. Но ты же сказала "да", ты согласилась!

МАРИНА. Прости… Просто я не в себе. Я ломаная, крученая и прежней уже не стану – невозможно это… Ты наверняка считаешь, что я тебе должна быть по гроб жизни благодарна – за любовь твою. Может, и так. Может, я и благодарна, но… Ох, Питер, пустая душа у меня, понимаешь, выжженная. Всю меня переворошило, никогда не пройдет…

ПИТЕР ДЖЕК. Пройдет. Заново научишься жить, обниматься, целоваться.

МАРИНА. Разве в этом дело. Я ведь хочу, чтоб за мной ухаживали, заботились… Не хочу, чтоб просто владели, вещью быть не хочу.

ПИТЕР ДЖЕК. Но, Марина, я не собираюсь тобой владеть.

МАРИНА. А куда ты денешься? Жена – что раба. Все мужчины одинаковы. Сейчас ты добрый. А как поженимся, ты меня беречь и жалеть перестанешь. А потом и вовсе помыкать начнешь. Все вы одним миром мазаны…

ПИТЕР ДЖЕК. Марина, что ты несешь! Ты же знаешь, я всегда любил тебя, с самого детства. Знаешь, как терзался, когда ты замуж вышла и – потом… Я же готов тебя день и ночь на руках носить, я буду любить и беречь тебя всегда, до гробовой доски. Ты меня знаешь – насквозь. Ну, посмотри же в глаза!

МАРИНА. Да, я знаю тебя насквозь. В том-то, наверно, и беда. Ты – это ты, вечный, надежный. Вроде радоваться надо. ан нет… Понимаешь, есть во мне такое, с чем тебе не совладать. Хочется чего-то, пусть даже ужасного… Ох, если б уехать! Я в жизни дальше реки не бывала!

П а у з а.

Прости, Питер. Я выйду за тебя, конечно, выйду. Все уж решено. Особенно теперь, когда и его милость узнали…

ПИТЕР ДЖЕК. Вот поженимся, и ты утихомиришься, заживешь по-новому – счастливо и покойно. Станешь совсем другой.

МАРИНА. Да не хочу я утихомириваться, другой становиться… А хочу… Слышишь?

Далекий звук.

Патрис играет на скрипке. Я и музыки другой не знаю, кроме цыганской скрипки; да еще в церкви красиво поют. Только скрипка лучше. Она – особенная. Ничего лучше в мире нету.

ПИТЕР ДЖЕК. Когда мы поженимся, я тоже успокоюсь и… ревновать тебя ни к кому не стану. Хорошо, хорошо, не трогаю… Ты, верно, презираешь меня за долготерпение. А я все-таки дождусь, чтоб ты привыкла ко мне – как к мужчине. Подожду, потерплю, но только – после свадьбы.

МАРИНА. Ага, загонишь птичку в клетку…

ПИТЕР ДЖЕК. Я люблю тебя.

МАРИНА. И я тебя люблю, милый. Только без жару, печально как-то… Не досталось мне в жизни радости да веселья…

ПИТЕР ДЖЕК. Любовь важнее веселья.

МАРИНА. Правда? Да, наверно, ты прав.

Скрипка Патриса все не смолкает.

МАКСИМ и МИКИ сидят на полу, на авансцене. За ними виден приоткрытый буфет. МИКИ учится читать.

МАКСИМ. Ну, давай, давай.