"Нет худа без добра" - читать интересную книгу автора (Гудж Элейн)

19

Нола выглянула в окно, и остатки сна тут же улетучились. Репортеры! Она насчитала, по крайней мере, с полдюжины. Многих сопровождали операторы с мини-камерами. Они толпились на тротуаре, переговаривались друг с другом, пили кофе из бумажных стаканчиков. Один из них – коренастый, в утепленном полушубке – посмотрел наверх и сощурился, пытаясь разглядеть высокую темную фигуру, выглядывающую из-за полупрозрачной занавески.

Боже всемогущий, еще только семь часов утра, она еще не почистила зубы, а они уже кружат вокруг, готовясь наброситься. Наверное, это Грейс или Бен, или кто-либо из того издательства проболтался о маме и Джине.

Ты сама напросилась на это, напомнил холодный голос внутри нее.

– Мама? – Таша, не снявшая ночную пижаму, подошла, позевывая, к окну. – Кто эти люди?

– Мы их не знаем, – ответила Нола, притянув к себе маленькое теплое тельце, пахнувшее постелью.

– Но чего они хотят? – настойчиво спросила Таша. Хотят содрать с меня шкуру, подумала Нола.

– Они хотят поговорить с твоей мамочкой, – ответила Нола, стараясь придать голосу беззаботный тон. – Как было бы хорошо, если бы ты и твоя сестра уделяли мне столько внимания.

Таша широко раскрыла глаза и поднесла большой палец ко рту.

– Это из-за Бена? – спросила она.

Нола почувствовала, как внутри у нее что-то екнуло, как будто она находилась в лифте, который только что без остановки пролетел шесть этажей. Устами младенца глаголет истина. Таша правильно думает, что любая неприятная и даже страшная вещь должна быть связаны с новым осложнением в жизни матери – Беном Гоулдом.

– Конечно, нет, – ответила Нола.

– Мама?

– Да, солнышко?

– А Бен будет нашим новым папой?

Дочь задала вопрос точно таким же тоном, каким спрашивала, когда педиатр собирался сделать ей укол: "А мне будет больно?"

– Нет, малышка, – сказала она мягко, – Бен не будет твоим папой. А это, – она показала рукой на окно, – об этом совсем не стоит беспокоиться.

Таша и Дэни знали о своем дедушке только то, что он умер задолго до их рождения. Она не сказала им – пока не сказала, – кто был их дедушкой. Она должна сделать это раньше, чем намеревалась, может быть, даже сегодня. Но не сейчас.

– Эй, а где Дэни? Она еще не встала?

– Я ей сказала, что она опоздает в школу, но она не хочет вылезать из кровати.

– Знаешь что? – Нола ослепительно улыбнулась. – Дэни может спать дальше. А ты можешь посмотреть телевизор, если хочешь. В школу сегодня не пойдем.

Таша прищурилась.

– А почему учительница не сказала нам об этом?

– Потому что не учительнице решать, что хорошо для вас. – Нола легонько хлопнула Ташу по попке. – А теперь иди переоденься, пока я готовлю завтрак.

Через сорок пять минут, когда девочки поели и оделись и Флорин уселась с ними перед телевизором, Нола приготовилась вступить в бой. Она надела длинную черную шерстяную юбку и приталенный красный жакет-френч, уже лет пять как вышедший из моды. Выходя из парадной двери, она увидела, что толпа репортеров увеличилась. Теперь их была по крайней мере дюжина. И они ринулись к ней, тыча в лицо камеры и микрофоны.

– Мисс Эмори, вы утверждаете, что сенатор Траскотт был вашим отцом?

– Знаете ли вы, что вдова сенатора опровергает ваши утверждения?

– Почему вы так долго не предавали это гласности?

– Правда ли, что вы сговорились с «Кэдогэном» поделить доход от публикации книги?

Нола резко обернулась, чуть не налетев на приземистую женщину со впалыми щеками, державшую в руках диктофон.

– Мне нечего сказать! – Она повысила голос, чтобы перекричать шумящих репортеров. – За исключением того, что сенатор Траскотт действительно был моим отцом. И еще. Нет, я не заключала никакой сделки. А теперь, если позволите… Мне нужно ехать на работу.

Она попыталась пробиться сквозь толпу, но репортеры не отпускали ее.

– Были ли у сенатора другие внебрачные дети, о которых вы знаете?

– Вы связались с его семьей?

– Считаете ли вы, что имеете право на часть наследства вашего отца?

– Верно ли, что ваша фирма была выбрана для проектирования библиотеки Юджина Траскотта?

Вопрос этот, прозвучавший весьма невинно, поразил Нолу, как удар молнии. Руки и ноги ее задрожали, и кровь прилила к щекам. Откуда они прознали про это? Ведь результаты конкурса еще не были объявлены. А может быть, ее просто провоцируют?

– Обратитесь к моему боссу, я не участвую в этом проекте, – ответила она коротко, зажмурившись от света вспышки.

Ложь. Почему она должна лгать?

Нола знала почему. Потому что если она не сохранит в тайне этот последний секрет, ее библиотека никогда не будет построена. Корделия Траскотт и остальные члены отборочного комитета отвергнут ее проект, и для этого им потребуется гораздо меньше времени, чем для того, чтобы хлопнуть дверью.

– Мисс Эмори…

– Всего один вопрос…

– Знаете ли вы…

Нола рванулась вперед, преследуемая их возбужденными голосами, запахом мокрой шерсти и горячего кофе, исходившим от них. Она не осмеливалась остановиться и оглянуться назад, не осмеливалась даже показать им лицо. Потому что по его выражению они смогут понять, что она вовсе не то воплощение правдивости, каким старается себя показать.

– Я видел тебя в шестичасовом выпуске новостей. Это было потрясающе! Ты не позволила им одолеть себя и одержала верх.

Бен, лежавший рядом с Нолой на широкой кровати, гладил горячей ладонью внутреннюю часть ее бедра, остановившись, чтобы провести легонько пальцем по еле заметной полоске от трусиков, которые сорвал с нее незадолго до этого.

Нола задрожала. Они только что закончили заниматься любовью, а он все еще возбуждает ее. Девочка, возьми себя в руки.

– Тебе нравится, когда я наверху? – поддразнила она его.

Бен засмеялся. Его рука двинулась дальше к жестким волосам на лобке, все еще влажным после любовного акта. Но Нола отстранилась от него.

Хватит безрассудных метаний. Пора начинать работать головой.

Сегодня утром озабоченное выражение, появившееся на лице Таши, когда та спросила о Бене, укрепило решимость Нолы. Их связь с Беном не может больше продолжаться. Каким бы прекрасным любовником он ни был.

Нола вздохнула.

– Хочешь, скажу правду? Я не одержала верх, как ты думаешь. На самом деле я была здорово напугана.

– Это поможет распродать книгу. Жаль, шумиха началась рановато. Даже если мы поспешим с публикацией, все равно потеряем часть инерции.

Он умолк с задумчивым видом. В последнее время это выражение стало часто появляться у него на лице – серьезное, почти угрюмое. Не размышлял ли он так же, как и Нола, об их взаимоотношениях?

– Бен, что случилось?

Пусть он сам скажет это, подумала она. В этом случае не она будет виновата в их разрыве.

– Ничего, – ответил он, перевернувшись на спину. Нола уселась на кровати и посмотрела на него.

– Перестань. Вот уже пару недель ты такой. То веселишься, то вдруг ведешь себя так, будто аятолла угрожает тебе смертной казнью. Что происходит?

Но она знала, что происходит. Под обаянием и хладнокровием Бена таился страх. Играть роль папочки для быстрорастворимой семьи – "просто добавьте мужчину и хорошенько размешайте" – это точно не для него. Нола вспомнила, как на прошлой неделе Бен водил их в кино и полдороги Дэни хныкала, что устала и хочет домой. Бен выглядел таким раздраженным – казалось, он еле сдерживается, чтобы не ударить Дэни, – что Ноле захотелось ударить его самого: "Приятель, если тебе не по нутру жар от плиты, выметайся из кухни!"

В любом случае Нола не могла допустить, чтобы Бен превратился в подобие Маркуса, который заявлялся к ним только тогда, когда у него появлялось настроение – в основном когда он вспоминал о днях рождения дочерей.

– Я просто думал, – ответил Бен, обращаясь к потолку.

– О чем же?

– О том, насколько легче было бы все, если бы ты с самого начала послушалась меня.

– Ты хочешь сказать, если бы я избавилась от писем? Спустила бы их в унитаз? Или бросила в костер? Бен, они имеют значение. И не только для меня.

– А как насчет меня? – Он говорил спокойно, но в голосе звучала угрожающая нотка. – Как я укладываюсь в твою грандиозную схему мироздания?

– Я не знаю, Бен, – тихо произнесла Нола. – Почему ты сам не скажешь мне об этом?

А что, если я скажу ей правду? – подумал Бен. Что я совсем не тот хороший парень, за которого себя выдаю.

Но он знал, что и это не будет полной правдой. Более чем факт передачи Нолой писем Грейс – что в свое время привело его в ярость, но теперь он немного отошел, – его выводила из себя мысль, что он, вероятно, по-настоящему влюблен в нее. И что если он не выговорится сейчас, эта мысль взорвет его разум.

– Господи, Нола, неужели ты не поняла?! – Его глаза в полумраке спальни сверкали. – Я использовал тебя! Надеялся, что ты отдашь эти письма мне, чтобы я смог сыграть в героя в "Кэдогэне".

Сердце Бена колотилось. Что он говорит? Что он сделал? В то же время он почти надеялся, что Нола использует это как предлог, чтобы бросить его. Он увяз в этой истории… И с каждым днем увязает все глубже.

– Но потом случилась странная вещь, – продолжал Бен, которому вдруг стала невыносима мысль о том, что она плохо о нем подумает, – я тебя… Ты мне стала небезразлична. – Он не мог выговорить слово «полюбил» – оно просто отсутствовало в его лексиконе. – Боже, меньше всего на свете я хотел этого. Жена, дети – готовая семья. Отец дерьмовый! Это все не для меня. К черту!

Он с силой стукнул кулаком по подушке.

Нола похолодела. Почувствовав дрожь во всем теле, она натянула на себя простыню и одеяло, хотя знала, что они не согреют. Она понимала, что должна рассердиться на него, но почему-то чувствовала жалость.

Жалость к нему, Бену – потерявшемуся мальчику, к которому ее потянуло с самого начала, хотелось прижать его к себе и приласкать. Может быть, она даже любила его… Какое-то время.

Но теперь все кончено. Признание Бена стало последней остановкой поезда, который шел не туда, где ей хотелось бы быть.

– Может быть, ты влюблен в меня. Однако это не любовь. – Она старалась говорить как можно мягче. – Когда мы вместе, то большей частью занимаемся… этим. – Она показала рукой на смятые простыни.

– Ты хочешь сказать, что это единственное, что тебя интересовало? Секс?

Он говорил громко, с обидой в голосе. Нола насторожилась. Когда они ссорились с Маркусом, тот тоже старался исказить ее слова.

– Разве ты не понимаешь? – Нола ощутила, как усталость наваливается на нее. – У меня две маленькие дочери. Сейчас они наверху вместе с Флорин, и в последнее время они проводят там чересчур много времени. Бен, мне нужно заботиться о семье. Я забросила работу, потому что слишком занята тобой. Я не могу променять работу или детей на тебя.

– А кто тебя об этом просит? Я мог бы переехать к тебе или мы могли бы снять квартиру.

Бен сам не верил вырвавшимся словам. Откуда они взялись?

– Бен, прекрати! – воскликнула она. – Ты ведь не хочешь этого.

– Никогда я еще не был так серьезен, как теперь. Отчаяние в его голосе напугало ее.

– Я оденусь, – Нола сдвинулась на край матраса, – а потом, думаю, будет лучше, если ты отправишься домой.

Она хотела подняться, но он схватил ее за руку и почти рывком опрокинул на спину.

– Бен, что ты…

Он глядел на нее с искаженным лицом.

– Что ты сказала, Нола?!

– Что тебе пора домой.

– А что потом?

– Потом, через день-другой, мы поговорим об этом, когда у нас будет возможность хорошенько все обдумать.

– Черт побери, Нола, я выворачиваюсь перед тобой наизнанку, а в ответ слышу: "Мы поговорим об этом!"

– Бен, ты ищешь в моих словах смысл, которого там нет. И в любом случае ясно, что ты почти не знаешь меня. Мы знакомы… сколько?.. уже три недели.

– Ну и что? Я не говорю, что мы должны пожениться. И разве не лучше для нас было бы жить вместе?

– В каком-то смысле, может быть, лучше. Но…

– Просто ответь – да или нет? Что, это так трудно, Нола?

– Да, трудно.

– Почему? Почему?!

– Потому что ты давишь на меня, а мне это не нравится.

Казалось, страх рассек его лицо пополам. Одна половина принадлежала упрямому ребенку, которого неожиданно постигло разочарование, вторая – драчуну, настаивающему на своем. Внезапно он навалился на нее всем телом, прижимая к кровати, и грубо впиваясь в рот – так, что она не могла вздохнуть.

– Бен! Нет, нет, только не так, – задыхаясь, проговорила Нола.

Она не могла поверить в то, что происходит. Бен не давал двинуться, с силой коленями раздвигая ей ноги. Казалось, он… насилует ее.

Но его пальцы были у нее между ног, и ей захотелось ударить, оцарапать его, сделать ему больно.

– Прекрати! – закричала Нола, извиваясь под ним, пытаясь сбросить его с себя. Однако Бен был чересчур силен для нее… И груб, так груб! Словно это был кто-то другой, чужой ей человек, который раздвинул ее ноги и вонзился в нее. – Отпусти… меня.

За мгновение до этого Нола чувствовала потрясение и ужас… Но сейчас она пришла в себя, и гнев душил ее. Да как он смеет!

Она услышала, как он вскрикнул, и после последнего содрогания, отозвавшегося во всем ее теле вплоть до копчика, перестал сжимать ее так сильно. Потом одним движением скатился с нее и поднялся с матраса. Нола видела, как его бледная спина то исчезает, то появляется в полумраке спальни. Наконец он нашел свои брюки и влез в них.

Нола, дрожа и крепко стиснув зубы, чтобы они не клацали, сползла с кровати и с трудом встала на ноги. Она стояла, широко расставив ноги, – они дрожали так сильно, что это был единственный способ удержать равновесие. Но когда Бен обернулся к ней и она увидела выражение его лица – в нем отсутствовало раскаяние, а была обида, как будто не она, а он был потерпевшей стороной, – в ней вдруг закипела ярость.

– Ты что это, дьявол тебя побери, устроил?!

– Думал, тебе понравится грубый секс.

Бен ощутил себя в роли гангстера из фильма для детей, произносящего строчки, не имеющие к нему ровно никакого отношения. Боже, неужели он на самом деле так поступил с ней? Чем же тогда он лучше этого дерьма – Роджера Янга?

Если у него и был какой-то шанс завоевать Нолу, сейчас он уничтожил его. Зачем он сделал это?

Ты боишься, дружок Бен. А что, если бы она приняла твое предложение? Тогда ты бы влип.

– Это было насилие! – выкрикнула Нола.

– Брось, Нола, ты ведь не ребенок.

Нола швырнула в него туфлей, но промахнулась. Стоявшая на тумбочке около кровати лампа грохнулась об пол, и разбитое старинное стекло зазвенело.

– Подонок! – Она схватила свисавшую с края кровати блузку и натянула на себя. Пальцы не слушались и соскальзывали с шелковой ткани, когда она попыталась протолкнуть пуговки в петли. – Не могу поверить, что дала втянуть себя в это. Я полжизни старалась держаться подальше от таких, как ты.

– Поэтому мне приходится расплачиваться за грехи твоего бывшего мужа?

Нола представила себе красную рукоятку стоп-крана и мысленно изо всех сил потянула ее вниз.

– Убирайся, – процедила она сквозь зубы.

– Нола, подожди, я ведь не хотел…

Бен протянул руку, словно прося прощения.

– Уходи. – Она обошла кровать и подняла старинную подставку от лампы – холодную и тяжелую. Хотелось плакать, но она была слишком рассержена – большей частью на себя за то, что позволила себе увлечься этим человеком. – Даю тебе тридцать секунд, чтобы ты оделся и выкатился через эту дверь. Иначе я позову полицию.

Он взглянул на нее с мукой на лице, рот перекошен, как у готической химеры.

– И меня арестуют? Валяй, Нола. Подумай, какая это будет сенсация.

При мысли о том, какое наслаждение она испытывала, когда его руки ласкали ее тело, как она с готовностью открывалась для него, Нолу передернуло.

– Время пошло!

Она почувствовала странную опустошенность. Гнев исчез, уступив место смертельной усталости. Но даже сейчас, после того, что он сделал с ней, после всего, что наговорил, какая-то частичка ее испытывала жалость к Бену. Все еще испытывала.

– Не беспокойся, я ухожу. Хочу только сказать одно. – Он обернулся к ней, глаза его блестели от непролитых слез. Пиджак был накинут на плечи. – Знаю, что ты скорее всего не поверишь мне, но я действительно говорил правду. О том, что мы должны жить вместе. И о том… – он умолк.

– Что ты меня любишь? – закончила она за него, хотя не могла вспомнить, произносил ли он на самом деле эти слова. Голосом, полным иронии, она добавила: – Да, я знаю об этом.

Разговор с Мэгвайром состоялся два дня спустя, когда она рассматривала эскизы дома Шульмана, сделанные Ронни Чангом. Превосходный участок земли на взморье Ист-Хэмптона размером с акр, для которого он нарисовал что-то, напоминающее нагромождение кубиков на абстрактном полотне. Ронни нравилось думать о себе как о втором И.М. Пее,[32] но он проектировал не Лувр или небоскреб. Людям придется жить в этом доме…

– Нола, зайди ко мне.

Голос Мэгвайра из интеркома сорвал ее с высокого стула. В следующий момент она уже пробиралась среди кульманов, за которыми, сгорбившись, сидели ее коллеги.

Босс тепло поздоровался с ней, но его худое взволнованное лицо выражало осторожный оптимизм.

– Я только что получил известие, – сказал Мэгвайр. – Комитет Траскотта выбрал наш, – он поправился, – твой проект…

Волна счастья залила Нолу, очистив ее и заставив сиять от радости. Она надеялась, что не ослышалась. Но следующие слова Мэгвайра остудили ее пыл.

– Правда, есть одна загвоздка. У них проблемы с финансированием. Поэтому… пока они не найдут миллион или около того, мы не можем начать.

– Что они имеют в виду? Сколько им понадобится времени?

Нолу затрясло. С позапрошлой ночи, когда произошла безобразная сцена с Беном, она была как натянутая струна, нервничала и вздрагивала всякий раз, когда кто-то окликал ее по имени.

– Прежде всего до тех пор, пока не утихнет весь это шум. – Улыбка, бывшая у него на лице, когда она вошла, исчезла. – А после этого – кто знает? Если комитет пронюхает, что ты работаешь здесь…

Он увольняет ее? И поэтому позвал сюда? Нола обхватила себя руками, словно пытаясь сдержать дрожь и бешеное сердцебиение.

– Но разве они уже знают об этом?

Она вспомнила, как репортеры пытались поймать ее на слове.

– Если и знают, то никто мне об этом не сказал.

– Ты хочешь сказать, что это всего лишь вопрос времени?

– Нола, мы говорим не о сонных директорах какой-нибудь страховой компании. Ты имеешь дело с Корделией Траскотт. Можешь представить ее реакцию, когда она обнаружит, что ты связана, пусть даже отдаленно, с этим проектом?

Ноле хотелось возразить, но она знала, что Мэгвайр прав. Она не могла упрекнуть его в перестраховке. Даже когда он узнал, что она – дочь Юджина Траскотта – Нола сообщила ему об этом за день до того, как эта новость появилась в газетах, – его реакция была странно противоречивой, но в ней чувствовалась поддержка. "Не скажу, что догадывался, но в какой-то степени я не удивлен, – сказал он. – Порода чувствуется, Нола. Ты пойдешь далеко. И отчасти потому, что не боишься отличаться от других".

Отличаться. Может быть, именно поэтому большую часть жизни она чувствовала себя так, будто плывет против течения?

И именно это "отличное от других" мышление сработало в ней сейчас. Корделия Траскотт. Предположим, что не она обнаружит это, а кто-нибудь другой скажет ей: Нола Эмори не просто работает в фирме "Мэгвайр, Чанг и Фостер" – это она разработала проект, занявший первое место.

А что, если этим человеком стану я сама? Это безумие? Может быть. Но не лучше ли действовать сейчас, начать игру, не обращая внимания на то, что на руках почти нет козырей? Потому что есть шанс, пусть совсем ничтожный, убедить Корделию Траскотт в том, что только она, его плоть и кровь, может сделать библиотеку сенатора такой, какой ей следует быть. Как костюм, сшитый по его точным меркам, ее проект воплотит принципы, которые он отстаивал, битвы, которые он вел, идеалы, к которым он стремился…

– Ты прав, Кен. – Мысли в мозгу Нолы бились так же лихорадочно, как ее пульс. – Она должна знать, что это мой проект.

У Кена отвисла челюсть.

– Но я не имел в виду…

Нола остановила его быстрым движением руки.

– Если бы я встретилась с ней, лицом к лицу… Если бы убедила ее, что я единственная, кто сможет это сделать верно… О, Кен, наверное, я брежу? Есть ли какой-нибудь шанс, что она может появиться здесь?

– Нола, я знаю, что это для тебя значит. Но в нашем деле мы редко получаем то, что хотим. Конечно, это прекрасная возможность. И библиотека скорее всего будет построена… в свой срок. Только проект ее, возможно, будет уже не твой. Я знаю, это угнетает, но такова жизнь, ведь так?

Забыть обо всем и вычеркнуть библиотеку из своей жизни? После недель и месяцев адского труда до полуночи, мечтаний и стремления как-то соединиться с отцом? Нет, она не смирится с этим!

– Жизнь – это когда делаешь какую-нибудь глупость оттого, что нечего терять, – сказала Нола, повернулась и вышла из кабинета.

Вернувшись к себе, она сняла трубку и набрала номер Грейс. Та ответила после первого же гудка.

– Привет, – сказала Нола. – Это я.

– Привет. Как поживаешь?

Какое-то странное товарищество, казалось, возникло между ними.

– Неплохо, – соврала она. – А ты?

– Пока жива. Послушай, я могу помочь тебе чем-нибудь?

– Мне нужно найти твою мать, – заторопилась Нола. – Не спрашивай зачем. Ты можешь дать мне ее телефон?

На другом конце провода послышался судорожный вздох, но Грейс, к счастью, не стала расспрашивать ее.

– Моя мать здесь, в Нью-Йорке. Живет у моего бывшего мужа.

Грейс продиктовала номер телефона и адрес.

Нола поспешно простилась и нажала кнопку разъединения. Когда она набирала номер, данный Грейс, дыхание ее участилось. Что, если Корделия тут же повесит трубку? И услыхав на том конце провода глухие гудки, она уже была готова повесить трубку.

И вдруг в телефоне послышался красивый мелодичный голос. Голос, который она узнала мгновенно. Он принадлежал той крошечной, всегда безупречно одетой женщине, которая, бывало, останавливалась у маминого стола, чтобы сказать ей «здравствуйте», прежде чем проследовать в кабинет мужа.

– Алло?

И Нола – став снова маленькой девочкой с книжкой для раскрашивания и цветными карандашами, прячущейся под столом у матери, – внезапно потеряла дар речи.

– Кто это? – с ноткой нетерпения в голосе спросила Корделия.

Нола набрала воздуха в легкие.

– Это Нола. Нола Эмори, – решительно сказала она. – Я хотела бы с вами встретиться. Пожалуйста, это очень важно.

Последовала пауза, за время которой Нола снова успела стать собой – взрослым человеком.

Корделия заговорила негромко, но с явной твердостью в голосе:

– Не думаю, что нам есть о чем говорить, мисс Эмори. В отношении меня вы уже заявили о своей позиции достаточно ясно.

– Есть еще другие вещи. Вы не знаете о них.

– Вы говорите о деньгах? Весь этот шум из-за них?

В голосе звучало возмущение, как будто она вот-вот взорвется.

– Нет! – выкрикнула в ужасе Нола. – Мне ничего не нужно от вас. Я никогда не хотела этого… этой ситуации. – Ее голос упал, и она постаралась снова овладеть собой.

– Тогда чего же вы хотите?

– Просто встретиться с вами. Поговорить. Десять минут. Вот и все. Я смогу приехать к вам, – она взглянула на часы, – через полчаса.

– Нет. Не сюда. Мой внук…

– Тогда встретимся в парке. На детской площадке на Шестьдесят седьмой улице.

Молчание.

– Не понимаю, почему я должна уделять вам свое время, – произнесла Корделия тем же отрывистым тоном. – У нас нет ничего общего.

– Может быть, вы придете к какому-то выводу относительно нас после того, как выслушаете меня?

Долгое молчание. Оно обволакивало Нолу, как будто стены кабинета давили и не позволяли дышать.

– Я приду, – наконец ответила Корделия.

Легкие Нолы снова задышали. Кружащая голову теплота разлилась по всему телу, ее дополняло необычное чувство бесконечности, как будто сила земного тяготения на нее уже не действовала. Может быть, так чувствуют себя сумасшедшие. Или совсем наоборот – всю жизнь она была немножко сумасшедшей, а теперь наконец-то начала обретать разум.