Днепров Анатолий Пурпурная мумия

I

Вы, конечно, знаете, как себя чувствуешь, когда приезжаешь в столицу. Будто попал в совершенно новый мир. Перебрасываясь на вертолетах с одной площади на другую, бесшумно скользя над гигантскими дворцами по тросам на гиропланах, опускаясь в недра бесшумных подземных железных дорог, заполненных неизвестно откуда струящимся солнечным светом, ощущаешь, что именно здесь, в этом удивительном древнем городе, в Москве, сконцентрировано все самое необыкновенное, выдающееся, зовущее вперед.

Я не считаю себя безнадежным провинциалом. У нас на севере, в городе Ленинске, тоже есть и подвесные дороги, и вертолетная связь, и телевизионные информационные центры на всех крупных площадях. Тем не менее в Москве я чувствую себя немного смущенным и даже ошеломленным. Я долго думал о причинах этого и наконец пришел к выводу, что все дело в скоростях. Да, в столице скорости движения во много раз больше, чем у нас. Даже жители города, приветливые и искренние москвичи, двигаются быстрее, чем мы. Они не стоят на месте на скользящих полотнах тротуаров. Они по ним почти бегут. Они как бы продолжают традиции своих предков, тех самых, которые несколько десятилетий назад не стояли неподвижно на гремящих лестницах старого метро, а бежали по ним, успевая читать на ходу.

На площади Восстания, высоко повисшей между двумя гигантскими зданиями – Дворцом спорта и Дворцом искусств, – я остановился у телевизионного автоинформатора и набрал необходимый мне адрес – адрес Музея материальной культуры. На экране быстро проплыли необходимые координатные данные, и машина стала показывать мне путь к музею.

Мне предстояло спуститься в нижний парк, по каналу имени Дружбы Народов пролететь на крылатом реактоплане до монумента Свободы, там пересесть на вертолет и приземлиться на Голубой трассе, ведущей через Агатовый тоннель прямо к Музею материальной культуры. На цветном экране музей предстал передо мной в виде тридцатиэтажного параллелепипеда, облицованного оранжевой керамикой, с пятидесятиметровым белоснежным мраморным барельефом, изображающим первую космическую ракету, запущенную нами в сторону Луны. Я смело двинулся по указанному мне пути и менее чем за сто тридцать секунд был у цели. По дороге я воспользовался личной радиоавтоматической телефонной станцией и предупредил о своем прибытии профессора Сайена. Он встретил меня у входа в музей.

– Приветствую вас, мой юный друг! – сказал он своим певучим голосом и обеими руками пожал мне руку. – Какими судьбами вас занесло в наш тихий уголок в этом огромном, вечно пульсирующем городе?

Я внимательно посмотрел в чуть-чуть насмешливые глаза уже немолодого ученого и вспомнил его таким, каким его знал, когда два года назад проходил аспирантский курс по истории в подмосковном университете имени Революции. Он ничуть с тех пор не изменился.

– Боюсь, что я приехал некстати. Из радиоинформации мне известно, что вы собираетесь в Африку, в Того…

– Что вы, что вы! – воскликнул профессор. – В моем распоряжении еще тринадцать часов. Я думаю, что за это время мы успеем решить все ваши вопросы.

– Мне кажется, что для решения моих вопросов вполне достаточно двух-трех часов вашего драгоценного времени. Если вы не возражаете, давайте приступим…

Я и не предполагал, как ошибался в этот момент!

Мы вошли в мраморный холл, и бесшумный лифт взметнул нас на семнадцатый этаж музея, где находился кабинет Сайена. За время нашего полета вверх профессор коротко рассказал мне программу своей поездки в Того.

– Нужно дополнить наши данные о вторичном периоде борьбы народов этого района за независимость. С тех пор прошло много лет, но еще никто не разобрал архивы… В нашем музее это пробел… – заключил он с горечью. – Итак, я в вашем распоряжении, – сказал он, усаживаясь на диван.

Я сел в кресло, быстро раскрыл свою папку, извлек из нее фотографию моей жены, Майи, и протянул ее профессору.

– Вам известно это лицо? – спросил я профессора.

Я смотрел на него внимательно, чтобы заметить движение каждого мускула его усталого лица.

Сайен метнул быстрый взгляд на изображение, немного нахмурил брови и затем взглянул на меня. Его глаза выражали недоумение. О чем-то усиленно думая, он отрицательно покачал головой. Еще в Ленинске, при прощании, жена мне сказала: «Вот увидишь, он сделает вот так…» И она покачала головой точь-в-точь, как это сделал профессор Сайен, выпятив немного вперед губы.

– Не знаю, – ответил профессор, вопросительно глядя мне в лицо.

Он удивился, когда я в удовлетворенно кивнув головой, снова порылся в папке, чтобы достать последний номер каталога Музея материальной культуры. Сайен нетерпеливо придвинулся ко мне.

– А это что? – спросил я, протягивая ему каталог, открытый на той странице, где была вклейка с изображением головы Пурпурной мумии.

Часто бывает, что главный редактор солидного издания не знает всего того, что в нем напечатано. Как и у всех смертных, у него есть свои интересы, и, естественно, он больше всего следит за материалами по своей специальности. За остальные отвечают его помощники. По-видимому, так было и сейчас.

Профессор Сайен еще раз взглянул на фотографию мумии и перелистал несколько страниц журнала, чтобы установить наименование вновь полученного музеем экспоната. Вдруг он воскликнул:

– Да ведь это одно и то же!

– Что? – спросил я, предвкушая, какой оборот примет разговор через несколько минут.

– Лицо Пурпурной мумии и это! – с удивлением сказал он.

– Я так и знал, – заметил я, положив вклейку в каталоге и портрет моей жены рядом.

– Что? – теперь удивился он.

– Я заранее знал, что вы так скажете. А мы с Майей спорили. Она утверждала, что вы сразу обнаружите какое-нибудь отличие…

Лицо Сайена приняло суровое выражение.

– Я вас не понимаю. Что вы говорите? О какой Майе вы говорите?

– Я говорю о портретном сходстве. А Майя – моя жена.

– При чем тут она?

– Это ее портрет. А это, – я показал на вклейку, – это портрет Пурпурной мумии…

Профессор Сайен быстро поднялся с места и посмотрел на меня сверху вниз. Я заметил, как слегка дрогнули его брови.

– Я надеюсь, что вы проделали пятитысячекилометровый путь вовсе не для того, чтобы шутить? – спросил он меня сдержанно.

Я понимал, как много ему стоило произнести эту фразу спокойно.

– Нисколько. Более того: именно это сходство и привело меня к вам. Вам известно, что в Ленинске я руковожу краеведческим музеем. Получив ваш каталог, я был поражен сходством мумии с моей женой…

Он взял из моих рук портрет и журнал и подошел к широкому окну. Было около полудня, и сквозь тонкие, почти неощутимые стекла обильно лился яркий дневной свет. Мимо широких окон промелькнул вертолет, но профессор не обратил на него внимания. Он тщательно сравнивал оба изображения.

«Он скажет, что есть разница в строении шеи», – вспомнил я слова Майи.

– Да, но ведь у них разные шеи! – радостно воскликнул Сайен.

Улыбаясь, я подошел к нему.

– Да. Различные. Но лицо одно и то же. Пока меня интересует только сходство. Что касается различий, то об этом после…

Мы снова уселись, как прежде: он – на диван, я – в кресло.

– Расскажите мне о вашей миссии более подробно, – попросил он.

Я немного волновался, потому что теперь наступил самый ответственный момент: передать свои мысли как можно более точно. Я сжал губы и стал беспокойно водить глазами по обширному кабинету профессора, стараясь найти предмет, с которого нужно было начинать рассказ.

«Обрати внимание на бюст академика Филлио в левом углу за его письменным столом», – вспомнил я наставления Майи.

Я отыскал бюст Филлио, затем снова раскрыл каталог и показал его профессору.

– Вот, смотрите еще, – сказал я ему. – Вы знаете, кто это?

– Филлио, – не задумываясь, ответил Сайен. – Да в чем дело? Что это за игра в отгадывание картинок?

Теперь наступила моя очередь выразить нетерпение. Я взглянул на часы. Наш диалог определенно затягивался. Мимо окон снова промелькнул вертолет. Это означало, что прошло еще пять минут.

– Простите меня, профессор, по-видимому, вы читаете не все материалы в каталоге, который вы редактируете?

Он нервно сжал руки. Кажется, только сейчас до него дошел смысл того, к чему я клонил. Действительно, почему бюст Филлио находится в каталоге Музея материальной культуры?

Он смущенно улыбнулся и слегка провел рукой по лбу.

– Признаюсь, на это я не обратил внимания… То есть смотрел, но так, поверхностно. Это по отделу радиоастрономической информации, и я предполагаю…

Прервав себя, Сайен вдруг побледнел. Он начал медленно подниматься с дивана, не сводя с меня расширенных глаз. «При чем тут академик Филлио?» – прочитал я в его испуганных глазах.

– А ну-ка, дайте мне журнал, – прошептал он. С журналом в руках он пересек кабинет по диагонали, чуть не ударился о свой письменный стол и застыл у бюста прославленного лингвиста-полиглота.

Напряженное молчание длилось несколько секунд. Затем профессор включил диктофон:

– Андрова немедленно в мой кабинет…

Голос его был мягким, но в нем послышалась едва уловимая нотка угрозы. Подняв телефонную трубку, он сказал:

– Авгинова, вы? Кто редактировал материалы Андрова для последнего номера нашего каталога?.. А с подлинниками сверили?.. Точно? Кто делал фотографии?.. Спасибо.

Забыв о моем присутствии, профессор уселся за стол и углубился в изучение изображения в каталоге.

Вдруг он вспомнил обо мне:

– Дайте мне портрет той девушки…

– Какой?

– Той, что вы мне показывали.

– Майи?

– Не знаю, как ее там… Давайте быстрее…

– Это портрет моей жены, – сказал я твердо.

– Неважно…

Он долго смотрел на оба изображения, сжимая голову руками.

Дверь отворилась, и в ней показался высокий человек средних лет, в светло-желтом спортивном костюме. Широкими шагами он подошел к профессору.

– Ваша работа? – спросил Сайен, не поднимая глаз.

– Моя.

– И вам не стыдно?

– Я вас не понимаю…

– Сейчас поймете. Вот!

Сайен почти ткнул в лицо Андроса портрет моей жены.

– Вот вам ваша Пурпурная му-ми-я. – Затем, бросив разъяренный взгляд в мою сторону, он с едкой иронией спросил: А может быть, она, эта ваша девушка…

– Это моя жена, – подсказал я.

– … эта ваша жена действительно му-ми-я?

Андров внимательно изучал портрет Майи. Профессор презрительно смотрел на него.

– В наше время – и вдруг такое… такая ложь, такой обман…

Андров наконец понял, что ко всему разговору я имею непосредственное отношение, и подбежал ко мне.

– Это вы сделали зеркальную репродукцию с моей мумии? – угрожающе спросил он.

Я отрицательно покачал головой. Тогда, ни слова не говоря, он схватил меня за руку и потащил из кабинета. Профессор Сайен едва поспевал за нами. Включив на ходу движущуюся ленту коридора, Андров помчался куда-то вправо, затем толкнул меня в лифт, после мы полетели вниз, снова пробежали коридор, на одном углу чуть не столкнулись с профессором, который бежал к тому же месту другим путем, и наконец ворвались в огромный, тускло освещенный зал, в котором в центре и вдоль стен стояли кварцевые саркофаги. Мы остановились у одного из них…

– Смотрите.

Я заглянул в саркофаг и мгновенно зажмурил глаза. Не может этого быть. Не может!

– Смотрите, смотрите! – задыхаясь, приказал мне Андров.

– Я вижу… – робко пробормотал я.

– Что? – спросил профессор, заглядывая в мое лицо.

– Я вижу Майю, – шептал я, отводя глаза от пластмассовой фигуры нагой женщины.

– Что это еще за Майя? – резко спросил Андров. – Уж не станете ли вы утверждать, что это существо вам знакомо!

Воцарилось молчание. Первым заговорил я:

– Простите, но это скульптура моей жены, Майи…

Андров раскатисто захохотал и крикнул:

– Присмотритесь хорошенько, может быть, есть какие-нибудь особые приметы на теле вашей жены!

На слове «вашей» он сделал едкое ударение. Я снова посмотрел на скульптуру женщины, которая выглядела как живая и лежала с открытыми глазами. Пластическая масса, из которой она была сделана, имела пурпурный цвет. У меня в голове вертелись самые невероятные мысли. Мне показалось, что я схожу с ума.

– Все так, только цвет тела…

Опять взрыв смеха.

– Ага! Цвет! Значит, она не совсем похожа на вашу жену!

И опять ехидное ударение на слове «вашу»… Я смутился.

Я бросил умоляющий взгляд на Андрова. Эти столичные ученые, чтобы доказать свою правоту, иногда идут напролом, пренебрегая элементарными правилами этики.

– Я, собственно, ничего не имею против того, что эта фигура находится здесь. Хотя, вы сами понимаете… Впрочем, хорошо, что в журнале вы напечатали только изображение головы и…

– Вы слышите? Вы слышите, что он говорит! Он ничего не имеет против! Да вы знаете, что это такое? Это, черт возьми, величайшая находка! Четыре мощнейших радиотелескопа работали непрерывно более ста часов, чтобы не упустить ни одного сигнала. Информацию расшифровывали одновременно в Москве и в Париже! Лучшие машины были использованы для свертки информации вот в это! И вы говорите…

Страстный поток фраз был прерван резким замечанием Сайена.

– А голову академика Филлио вы тоже свертывали на машинах в Москве и Париже?

Андров застыл с широко открытым ртом.

– Какого Филлио?

– А вот этого.

Профессор потащил нас к кварцевому колпаку в центре зала. Я узнал копию бюста, которая стояла в кабинете. Здесь он был сделан из пластической массы, тоже пурпурного цвета.

Андров закивал головой.

– Скажите же что-нибудь, – настаивал профессор.

– И эту… Для обеих мы использовали одну и ту же аппаратуру… Мы…

– Кто это – мы?

– Я, то есть весь коллектив декодирующей группы космической радиоинформации… Это там, за Пантеоном, в районе…

Андров запнулся. Он дико посмотрел на меня и на профессора Сайена.

– Вы мне не верите? – наконец пробормотал он. Сайен пожал плечами. У меня почему-то по спине побежали холодные волны. В мозгу рождалась страшная мысль. А в это время Андров почти прошептал:

– Честное слово, эти две фигуры были собраны на основе импульсно-кодовой информации, принятой нами три месяца назад из окраинного района созвездия Лебедя. Вначале мы приняли эту голову… На волне двадцать три сантиметра… Через три месяца на этой же волне – Пурпурную мумию… Шумы в момент приема не превосходили пяти децибелл… Отношение сигнала к шуму было не менее… – И вдруг ни с того ни с сего он закричал: – Не может этого быть! Вы что-то мудрите! Кто эта Майя? Кто такой Филлио?

Профессор протянул ему фотографию. Андров сверил ее с фигурой, лежащей в саркофаге у стены…

– А Филлио? Это тот, который скончался три месяца назад? Вы его знали лично?

Профессор утвердительно кивнул.

Андров как вкопанный остановился посредине зала, вдруг ринулся к двери и исчез.

С каждой секундой мне становилось все страшнее и страшнее. Я старался не смотреть на стеклянный колпак, под которым лежала пурпурная копия моей жены… Внезапно дверь распахнулась, и в нее вбежали Андров и женщина с небольшим саквояжем в руках. Ни слова не говоря, они подбежали к саркофагу с мумией и стали снимать с него верхнюю крышку.

– Что вы собираетесь делать? – встревоженно спросил Сайен.

– Препарировать, – задыхаясь, прошептал Андров. – И немедленно… И если подтвердится, что…

– Кого препарировать?

– Мумию.

– Зачем? – закричал я. Мне показалось, будто они собирались резать мою жену.

В это время женщина раскрыла чемоданчик и извлекла из него скальпель и дисковую электропилу.

– Я вам запрещаю! Это общенародная ценность, и вы не имеете права это делать без разрешения Всемирного научного совета, – категорически заявил Сайен. – Кроме того, я не вижу смысла в таком обращении с экспонатом, с таким трудом полученным из космоса, если, конечно, он был получен из космоса.

– Не беспокойтесь, профессор. Вся информация записана на электретных цилиндрах, и ее всегда можно восстановить. За день или за два… Антония, начинайте.

Он широко расставил руки, загораживая профессору путь к саркофагу. Я услышал, как завизжала пила. По спине продолжали плыть ледяные волны.

– А теперь вскрывайте грудную клетку, – командовал Андров. – Да пилите же ее быстрее, черт возьми! Распилили? Теперь отверните грудину. Видите сердце? Ага! А где печень! Правильно! Селезенка. Все. Теперь можно показать им.

Андров схватил меня за плечо:

– Да чего вы испугались? Ведь это же мумия, она из пластика. Точная копия. Впрочем, смотрите сами, точная ли это копия или нет…

Я нерешительно подошел к саркофагу. Пластмассовые детали разрушенного тела лежали развороченными в обе стороны от оси симметрии тела, и легко можно было видеть внутреннюю структуру фигуры. Органы были разных цветов, но все с пурпурным оттенком… Глаза мумии оставались открытыми и не выражали никакого страдания. С большим трудом я заставил себя думать, что это ведь не живой организм, а только искусно сделанная копия человеческого существа.

– Копия или не копия? – тряхнув меня, спросил Андров. Глаза его сияли невыразимой радостью. – Смотрите внимательно!

Я уныло кивнул головой.

– А как по-вашему, профессор? – с задором спросил Андров.

Ответ последовал от женщины, которая вскрыла мумию:

– Товарищи! Да ведь у нее все наоборот!

Я непонимающе вытаращил глаза, стараясь понять, что она хотела сказать этим «наоборот».

– Что вы имеете в виду, Антония? – хрипло спросил профессор.

– Все! Сердце, печень, селезенка… Все наоборот! Только тогда я сообразил, в чем дело. У мумии сердце было справа, печень слева, все как у нормального человека, но только как бы отраженное в зеркале!

– Теперь вы понимаете, что мы приняли! Это же гигантское подтверждение теории существования антимиров! Это потрясающе! Это…

– Скажите же толком, что все это значит? – потребовал профессор.

Андров вспомнил о нас. Он отошел от мумии и, обняв профессора, произнес торжественным голосом:

– Наконец-то мы имеем экспериментальное доказательство того, что где-то в глубинах Вселенной существует антимир, точь-в-точь такой, как наш, но состоящий из антивещества. Этот мир является как бы зеркальным отражением нашего!

Продвигаясь по быстролетящим панелям и дорогам Москвы к Дворцу науки, я слышал сдержанный гул, из которого то там, то здесь вырывались взволнованные выкрики: «Пурпурная мумия. Пурпурная мумия…»

После специального сообщения Всемирного ученого совета о поразительной по своей смелости гипотезе Андрова, о Пурпурной мумии говорили не только в Москве, но и во всем мире. Вместо вскрытого экспоната в Музее материальной культуры была выставлена новая копия. Приток посетителей из множества городов мира стал таким огромным, что пришлось изготовить еще несколько копий. Их выставили в самых больших общественных залах столицы. Специальным приказом Верховного Совета изображение мумии трижды в день передавалось по цветному стереотелевидению. «Пурпурная мумия, Пурпурная мумия…» гудела Москва, а у меня в это время в голове было совсем другое. «Майя, Майя… Неужели где-то во Вселенной существует такая же женщина, как моя жена?»

Наконец я не выдержал. В центре столицы, в одном из уединенных уголков Кремлевского парка, я вытащил из кармана радиотелефон и набрал Ленинск. Через несколько секунд раздался протяжный гудок зуммера.

– Майя, это ты?

– Да. Что это там за переполох с Пурпурной мумией? Я, пожалуй, воспользуюсь законом об уважении личного достоинства граждан и потребую, чтобы меня не показывали на весь мир!

Моя Майя – очень веселая и жизнерадостная женщина. Я облегченно вздохнул, услышав ее звонкий, задорный голос.

– Глупышка, ты должна этим гордиться!

– А я и горжусь! Здесь меня донимают пресса, радио и телевидение. Ты знаешь, из Москвы ко мне прилетала академическая комиссия, и меня исследовали! Они хотели убедиться, что у меня сердце действительно не с правой, а с левой стороны!

– Ну, и как?

– Убедились, дорогой! Оказывается, я не из антимира! – Она звонко засмеялась. – А что делаешь ты? – спросила она.

– Стараюсь молчать. Представляешь, что было бы со мной, если бы народ узнал, что я земная копия супруга этой красно-фиолетовой особы.

– Но тогда и тебя нужно было бы покрасить в этот гадкий цвет! Кстати, зачем они сделали ее пурпурной?

– Они ничего не делали. Это самостоятельно сделала свертывающая информацию машина. Значит, по правилам антимиров так нужно… Впрочем, большинство людей считают мумию довольно симпатичной, – попробовал я сострить.

– Ну, знаешь, не говори мне комплиментов! Я их наслушалась уже здесь. Что ты собираешься сейчас делать?

Я посмотрел на часы.

– Через восемьдесят секунд начнется конференция в Большом мраморном зале академии. Сейчас лечу туда.

– Хорошо, милый, иди. А я сяду у телевизора и тоже послушаю, что там будут говорить. До следующей беседы!

– До следующей беседы!