"Танцуя с Девственницами" - читать интересную книгу автора (Бут Стивен)

Глава 18

Утро среды выдалось пасмурным. Диана Фрай проехала через заказник и мимо дамбы Флэш. Она уже слегка опаздывала, но остановила машину на вершине горы Сидноп, рассматривая раскинувшийся внизу Матлок. Облака сгущались, наплывая с востока, и тени их скользили по склонам холмов и над городскими домами.

Взгляд Фрай отыскал внизу крышу гостиницы «Дервент Корт». Сейчас ее черепицы сверкали в лучах ясного ноябрьского солнца, разогнавшего остатки ночного тумана. Встреча с Мегги у нее назначена на девять. Но когда облака, к ее облегчению, снова сгустились, было уже почти пять минут десятого. Фрай завела машину. Мегги не понравится, что она опаздывает, но ничего не попишешь. Сегодня Диане хотелось все делать точно. А это было довольно трудно, и не только сегодня.

С вершины ей хорошо было видно, какой ущерб нанесен ландшафту на востоке. У горы Массой, возвышавшейся над Дальней частью города, взрывами были вырваны огромные куски. От разработки карьера остались плоские голые каменные уступы, неестественно смотревшиеся на склоне горы. Диана снова взглянула на облака. Все в порядке. Сейчас в окне Мегги солнца не будет.

– Вы все-таки вернулись, – произнесла Мегги несколькими минутами позже. – А я-то уж размечталась, что освободилась от вашего внимания, – думала, может, вы обо мне забыли.

– Ни в коем случае, Мегги.

– Да? Вы помните меня благодаря моей блестящей индивидуальности? Моему интеллекту? Моему беспощадному остроумию?

Фрай заметила, что Мегги переставила в комнате лампы и теперь свет был не таким резким. Возможно, это было сделано для того, чтобы гостья чувствовала себя свободней и прием казался более радушным. Перед столом стоял новый стул с зеленой сатиновой обивкой. Усевшись, Фрай нашла его заметно удобней предыдущего.

Кофейник уже стоял на столе, а рядом с ним – керамический сливочник и вазочка с сахаром. По этим признакам Фрай заключила, что добилась определенного прогресса в сближении с Мегги. Но эта близость была настолько хрупкой, что могла разбиться в считанные секунды из-за телефонного звонка или скрипа стула.

– Я подумала, мы неплохо поладили, – сказала она.

– Вы так подумали?

Мегги наклонила абажур так, что тень упала прямо ей на лицо. Получившийся эффект привел Фрай в замешательство, а миленькие глазки Мегги сначала попали прямо под яркий свет, а затем опять исчезли в тени.

Поскольку расследование дела Уэстон зашло в тупик, Диане Фрай казалось, что ее беседы с Мегги Крю – что-то вроде Восточного фронта, единственного места, где может случиться прорыв, если он вообще случится. Мегги была единственным реальным свидетелем. Она могла опознать того, кто на нее напал. И при всем том Фрай придется силком вытягивать из нее воспоминания. Поэтому она сидела здесь наедине с этой женщиной и изо всех сил пыталась залезть к ней в душу и нарыть там хоть что-то – словно шахтер, упорно долбящий скалу.

– Вы думали о нашем последнем разговоре? – спросила Фрай.

Но Мегги ответила вопросом на вопрос:

– Вы знаете, сколько у меня бывает посетителей?

– Нет.

– Вы знаете, каково сидеть здесь и ждать, придет ли кто-нибудь?

– Простите.

Мегги до отказа повернула лампу так, чтобы весь свет падал Фрай в лицо.

– Я говорила вам, что есть одна вещь, которой я не переношу. Не жалейте меня. Поняли?

Фрай пришлось подавить естественную реакцию, напомнив себе, что эта женщина может сорваться в любой момент. Необходимо держать себя в руках и ни в коем случае не ссориться.

– Давайте начнем все сначала, хорошо?

– Вы у меня в гостях.

– Мегги, то, что я действительно хотела бы сделать, – сказала Фрай, – так это вернуть вас назад, в то время, когда это случилось, чтобы встряхнуть вашу память. Надо еще раз попробовать пройти это место.

– Зачем?

– Ради Дженни Уэстон. И чтобы помочь нам предотвратить следующее убийство. Мегги, вы не можете отказаться.

Женщина нерешительно прищурилась.

– Ваши коллеги всегда обращались со мной по-другому: сочувствовали мне, успокаивали. А я этого не терплю.

– Мне их подходы неинтересны. У меня есть работа, которую надо выполнить. И я хочу, чтобы вы помогли мне.

Мегги не сводила с нее глаз.

– Кофе? – спросила она, протягивая руку к кофейнику.

Фрай кивнула. Ее напряженно сжатые пальцы расслабились. Пока Мегги наливала кофе, Диана оглядела комнату: на самом деле здесь было не так уж гостеприимно, несмотря на удобный стул и запах свежего кофе. Что всплывет сегодня в памяти Мегги? Когда переживаешь такое потрясение, хочется закрыться и никого не пускать внутрь. Вполне вероятно, что ее воспоминания не раскроются, пока напавший на нее человек не окажется за решеткой.

С другой стороны, и у Мегги может быть что-то глубоко внутри, что заставляет ее сознание молчать. Необходимо подобрать ключик, который откроет дверцу и высвободит эти воспоминания.

Фрай принесла с собой двухкассетный магнитофон. Она была почти уверена, что Мегги откажется от записи, но та с готовностью согласилась, похоже испытав облегчение. Возможно, она воспринимала магнитофонную запись как некий компромисс, нейтральную территорию. Или считала, что запись не поможет вернуть воспоминания, а лишь зафиксирует те, что уже есть. Фрай не могла сказать наверняка. Но сегодня она собиралась продвинуться дальше.

Несколько минут они сидели и наслаждались кофе. Даже успели поболтать о погоде и соседях Мегги, будто Фрай была приятельницей, заглянувшей на пять минут. И – кто знает – возможно, последуют шоколадные печенюшки.

– Я чувствую, как теряю форму, просиживая дома целыми днями, – говорила Мегги. – Не успею опомниться, как растолстею.

Значит, шоколадного печенья не будет. Фрай вынула две пустые кассеты и вставила их в магнитофон.

– Я вот гляжу на вас, Диана, и, по-моему, у вас нет никаких проблем с весом, – сказала Мегги.

– Просто у меня нет времени толстеть. – Диана всегда так отвечала на подобные вопросы. Она проверила магнитофон, и обе кассеты начали крутиться. – Готовы?

– Но сначала можно я кое-что скажу вам?

– Да?

– Я решила вернуться на работу, – сказала Мегги.

– А это разумно? – спросила Фрай, думая в эту секунду о грозящих Мегги опасностях, а не о той пользе, какую ей принесет возвращение во внешний мир.

– Иногда мне нужно покидать эту квартиру.

– Обязательно примите необходимые меры предосторожности. Мы пошлем в ваш офис сотрудника, который проверит меры безопасности.

– Присылайте, если необходимо, – вздохнула Мегги.

– Раз уж вы собираетесь вернуться на работу, то мне придется записываться к вам на прием. А время адвоката ведь дорого стоит?

Мегги улыбнулась. Фрай обрадовалась при виде этой улыбки, делавшей выражение ее лица почти обыденным. Но в ее глазах все еще жила боль, а в уголках рта читалась какая-то странная ранимость.

– Я запишу вас на пятницу, – сказала Мегги. – На два часа, в нашем офисе на Милл-стрит.

Фрай нарочито извлекла свой ежедневник и сделала в нем запись.

– Вот и прекрасно. По крайней мере, это избавит вас от ненужных мыслей. Вы находите свою работу интересной?

– Интересной? – Казалось, Мегги взвешивала это слово. – Многие люди так считают. А на самом деле в большинстве случаев это утомительная и однообразная работа. Нескончаемые горы бумаг, заполнение отчетов и прошений до тех пор, пока из глаз не начинают градом катиться слезы, бесконечные заседания.

– Как я вас понимаю.

– А хуже всего – клиенты. Вы не поверите, но все их проблемы сводятся к ревности, эгоизму и жадности. Мужья и жены, дети и родители, коллеги и деловые партнеры – все ужасно хотят знать, к чему клонит кто-то другой. Меня даже несколько раз просили нанять сыщика, чтобы выяснить их убогие мелкие делишки. И не только клиенты такие. Мои партнеры ничуть не лучше.

– Вы не ладите со своими партнерами?

– Мы вполне нормально работаем вместе. Но они такие же самодовольные, эгоистичные и одержимые. Все настолько недалекие, что превратили свои жизни в пустое коллекционирование денежных знаков. Когда-нибудь они поймут это, но, увы, будет слишком поздно.

Фрай кивнула. Описание, которое Мегги только что дала своим коллегам, очень напоминало ее собственную характеристику. В прошлом у Мегги Крю были только профессиональные достижения, и почти ничего больше. Мегги толковала о пустых жизнях, но стоило лишь раз взглянуть на ее комнату, и сразу становилось понятно, чья жизнь самая пустая.

Фрай наблюдала, как Мегги, сидя вполоборота к столу, допивает свой кофе, а затем разворачивает стул к окну.

– Теперь готовы?

Мегги кивнула и закрыла глаза.

– Расскажите мне, Мегги, что произошло в тот день.

Не требовалось уточнять, о каком дне идет речь.

– Я уже столько раз пыталась это сделать. Нет, я не могу вспомнить.

– Как вы обычно проводили этот день? Помните? Это было воскресенье.

– По воскресеньям обычно я позволяла себе встать попозже и не спеша завтракала. Гренки, мармелад и, ну, может, пара чашек кофе. Я не могу полностью проснуться без кофе. Затем включала телевизор и смотрела утренние новости. Возможно, я выглянула в окно и увидела, что день обещает быть хорошим.

Фрай видела, как у ее подопечной, сосредоточенной на внешнем мире, постепенно спадает напряжение. Сейчас ей лучше не задавать много вопросов. Пусть посидит с закрытыми глазами, представит себе место происшествия, вспомнит все, даже самые незначительные подробности, запахи, звуки, ощущения. Теперь полицейских не учат управлять разговором. Слишком часто адвокаты подавали в суд жалобы на то, что полиция сама подсказывает ответы.

В конце концов, весь этот процесс можно просто механизировать: две кассеты для записи ответов, третья – чтобы время от времени повторять необходимые фразы: «А сейчас просто закройте глаза…»

– И вы решили отправиться на Рингхэмскую пустошь? Потому что был хороший день?

– Не знаю, – сказала Мегги.

– Ничего страшного.

– Рингхэмская пустошь находится совсем недалеко. Я гуляла там множество раз. Я и раньше ходила туда – до того, как стала адвокатом. И потом, всегда трудно выделить время.

– Хорошо. Продвинемся еще немного вперед. Когда вы добрались до Рингхэма…

Мегги молчала. Фрай пыталась определить по выражению только одной половинки ее лица, погружена ли она сейчас в воспоминания. Но ничего сказать было невозможно. Наконец Мегги открыла глаза, и ее тело снова напряглось.

– В моем деле сказано, что я не способна на прочные отношения?

Фрай только кивнула. Момент был упущен. И бесполезно сейчас пытаться его восстановить.

– Так оно и было. Знаете, такой я была раньше, – сказала Мегги. – У меня никогда не было времени на отношения. А теперь слишком поздно.

– Ничего подобного.

– Пожалуйста, мне не нужна ваша снисходительность. Для меня жизнь такова, какова она есть. Теперь люди не примут меня. Хотя, по правде говоря, они никогда не принимали меня и раньше.

Фрай нахмурилась. Если в деле и было что-то, подтверждавшее подобное восприятие, то она это пропустила. Мегги Крю получила совершенно нормальное образование и воспитание. Ее отец работал региональным менеджером в компании «Бритиш Рэйл», и семья жила в Уингеруорте, недалеко от Честерфилда. Миссис Крю умерла несколько лет назад от рака, а сестра Кэтрин была замужем и проживала в Ирландии. Правда, отец Мегги был еще жив и жил неподалеку.

Сестры, как отметила Фрай, посещали известную католическую школу для девочек в Честерфилде, и обе окончили Университет. Мегги училась на юридическом в Ноттингеме. Получила степень юриста, сделала хорошую карьеру, но замуж не вышла и детей у нее не было.

– Вы часто видитесь с отцом? – спросила Фрай.

– Сейчас он уже совсем старик, – ответила Мегги.

– И?..

– И… ну, на самом деле мы никогда не были особенно дружны.

– То же относится и к вашей сестре?

– Кэт? У нее своя семья. Муж, четверо детей. Какое ей дело до меня? Она уютно устроилась в небольшом городке в Ирландии, словно старая кошка на печке.

– Мегги, а вам никогда не хотелось поступить так же?

Мегги улыбнулась. Фрай уже знала, что, когда Мегги улыбается, это означает, что она не хочет говорить на эту тему.

– Диана, – спросила Мегги, – а вы замужем?

– Нет.

– Дети?

– Нет.

– Понятно. Наверно, семья мешает карьере. При полицейском участке нет яслей? Дома нет мужа, нет свекрови, чтобы присмотреть за детьми в течение дня? Я знаю, как трудно это бывает для женщины. Мне приходилось встречать таких и на юридических должностях. Даже в суде дети незримо сидят на их шеях. Кажется, что, если такая мамочка откроет портфель, из него вывалятся использованные подгузники, что их одежда описана. Когда предстоит важное разбирательство, они постоянно зевают от недосыпания. Их жалко, но чем им поможешь?

– В полиции такое тоже случается.

– Диана, а в вас кровь не говорит? Биологические часы не тикают?

– Вроде нет.

– Тогда вам повезло. Если честно, меня мысль о детях несколько ужасает. Жуткие, тошнотворные создания, разве нет. Я вполне понимаю, когда женщины делают аборты. Разумеется, это ужасно, но, наверное, иногда это самый лучший выход.

Фрай чувствовала, как умело Мегги ведет разговор. Конечно, то, что Фрай позволяла расспрашивать себя, воодушевляло Мегги. Диане ничего не оставалось, как поддерживать игру и отвечать на вопросы Мегги, иначе, переменив тему, она рисковала потерять хрупкую, с таким трудом выстроенную близость.

– Однажды я сделала аборт, – сказала она.

Голос Мегги стал немного мягче, и в ее последующих словах прозвучала нотка сочувствия.

– Я слышала, что после женщина все равно представляет, на кого был бы похож ребенок, кто родился бы – мальчик или девочка. Думает, какое дала бы ему имя, если бы оставила жить. По-моему, даже аборт не означает полного конца.

– Да, вы правы.

Наступила тишина. Фрай молчала, оценив понимание со стороны Мегги. В то же время она просчитывала, как можно го использовать. Момент был почти подходящим.

– Но есть и еще что-то, верно? – тихо спросила Мегги. – Что невозможно забыть.

– Есть, – согласилась Фрай. Про себя она отметила, что так лучше. Возможно, позже у нее сложится своя система.

Мегги, похоже, решила не докапываться до ненужных подробностей.

– Мне кажется, что в жизни есть моменты, которые необходимо помнить, даже если это и нелегко, – заметила она. – Неизбежная боль?

– Может быть. Но эта неизбежная боль… всегда ли она должна быть болью, которую причиняешь себе? Вы не находите, что такая боль самая сильная?

Фрай приготовилась нажать кнопки «запись» и «воспроизведение» и снова взглянула на Мегги.

– Попробуем еще раз?

Мегги закрыла глаза. Тихо зашелестела пленка.

– Вспомните тот момент, когда вы добрались до Рингхэма…

Мегги слегка вздохнула.

– Листья под ногами, – проговорила она. – Целые кучи листьев. Я шагала по ним, а они шуршали и шуршали. Тысячи опавших листьев. Я подбрасывала их в воздух – так я любила делать в детстве. Огромные охапки желто-коричневых листьев.

Фрай подумала, что Мегги больше ничего не скажет. Она подождала секунду, прислушиваясь к пощелкиванию магнитофона. Она уже хотела задать женщине следующий наводящий вопрос, как та заговорила снова:

– Ветер разметал листья, и я сгребала их, стараясь набрать охапку побольше. Часть листьев упала на меня, прямо на руки и лицо, они касались моей кожи. Холодные и липкие, чего я совсем не ожидала. От них пахло сыростью и гнилью. Я пыталась стряхнуть их с лица. На волосах тоже были листья, прицепившиеся, как вата. Теперь мне это уже совсем не казалось веселым. Я старалась стряхнуть листья и трясла головой, чтобы скинуть их с волос.

Голос Мегги зазвучал по-другому. В нем появились детские интонации, которых прежде Фрай не замечала. Было немного странно, что это говорит взрослая женщина. Казалось, она вспоминает случай из своего детства, а не трагедию, случившуюся с ней несколько недель назад.

На этот раз пауза затянулась несколько дольше. Фрай сжала пальцы, чтобы нечаянно не вмешаться и не нарушить тишину. Она бросила взгляд на кассеты – те все еще тихонько поскрипывали. Но молчание слишком затянулось.

– Вы видите кого-нибудь рядом? – спросила Фрай как можно мягче, хотя ей очень хотелось посильнее встряхнуть Мегги – наступил критический момент.

– Кого-нибудь еще? Нет, ее здесь нет.

Фрай резко вскинула голову, думая, что ослышалась.

– Кого?

Теперь Мегги тоже казалась сконфуженной, словно два разных воспоминания смешались вместе.

– Я смотрела вниз, на землю, – повторила она. – Смотрела на землю, где лежали листья. Поэтому я не заметила его.

Голос Мегги стал бесцветным и чуть выше, как это бывает у людей на грани истерики.

– Если бы я не шуршала листьями, то наверняка услышала бы его шаги. Я успела бы убежать.

– Мегги, когда вы поняли, что рядом находится другой человек?

– Когда он был уже совсем близко.

– Откуда вы о нем узнали? Вы услышали его?

– Листья шуршали. Они шуршали слишком громко. А я не обратила внимания.

– Хорошо. Вы не слышали, как он подошел. Может, Мегги, вы почувствовали его запах?

– Запах?

Мегги нахмурилась. Ее ноздри раздулись, словно она принюхивалась, вспоминая знакомый аромат.

Фрай знала, что запах – сильнейший помощник памяти, Если Мегги удастся воскресить всего один запах – может, какой-то дезодорант, запах тела или сигарет, – это дополнит всю картину.

– Я не чувствую его запаха, – сказала Мегги. – Только листья.

– Может быть, вы его слышите? – спросила Фрай, так же как и Мегги, переходя на настоящее время.

Глаза Мегги отрешенно смотрели вдаль. Прислушивалась ли она? Фрай была уверена, что, возможно, Мегги что-то слышит. В ее сознании должны были проноситься звуки, но Фрай не в силах была узнать какие, пока Мегги не поделится с ней.

– Шуршание, – нерешительно произнесла наконец Мегги.

– Опять листья? Он идет по листьям. Вы слышите его шаги по листьям.

– Да, и это тоже. Но не только. Шуршание синтетической ткани. Скорее всего, нейлона. Похоже, он одет в нейлоновую куртку.

Фрай почувствовала прилив возбуждения.

– Очень хорошо, Мегги. Теперь сосредоточьтесь. Вы видите ее, эту куртку? Какого она цвета?

Мегги покачала головой:

– Не знаю. Черная. Может, синяя.

– Хорошо. Можете ее описать? Она на пуговицах или на молнии? У нее есть капюшон?

– Ничего не могу сказать.

– Почему?

Мегги замялась.

– Темно.

Фрай открыла рот и снова закрыла его. Она посмотрела на магнитофон, словно спрашивая себя, слышал ли этот прибор то же самое, что и она. Потом она уставилась на Мегги Крю, противясь желанию схватить женщину за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы она ответила на самый главный вопрос.

– Мегги, – медленно проговорила она, – что вы делали на пустоши в темноте?

Мегги молчала. Фрай подумала, что полностью потеряла с ней контакт, что она ускользнула в сон или какой-то другой мир. Но в таком случае это был мир одних лишь кошмаров. Тело Мегги было напряжено, ее лицо исказил ужас. Ее веки оставались плотно сжатыми. Она резко дергала головой, будто пытаясь избавиться от застрявших в волосах веточек ежевики. Взгляд Фрай задел краешек красной, сморщенной ткани, блеснувший, как свежий ожог.

Потом Мегги положила руки на лицо, прикрывая пальцами правый глаз, и сильно, словно защищаясь, прижала их ко лбу. В комнате слышался только звук ее дыхания, ноздри с прерывистым свистом втягивали и выпускали воздух – свистом, которого не улавливал даже магнитофон, хотя пленка по-прежнему крутилась. Затем раздался высокий приглушенный шум – то ли хрип в груди астматика, то ли тихое поскуливание маленького зверька, умиравшего на обочине дороги.

– Я ничего не помню, – произнесла Мегги. – Я ничего не помню!