"Победитель" - читать интересную книгу автора (Волос Андрей)Палец— Извините… извините… простите, пожалуйста… То и дело глядя на часы, стрелки которых, казалось, просто сошли с ума, Плетнев добежал по конца эскалатора, выскочил из дверей метро и бросился к такси, стоявшему у обочины. — Шеф, на Воронежскую! — Пересменка, — равнодушно ответил водитель — пожилой мужик в кожаной кепке. — Два счетчика, шеф! — Я лошадь, что ли? — поинтересовался водитель. — Сутками-то работать? — Три счетчика! Поехали! — Приспичило! — с искренней досадой сказал таксист. — Садись, торопыга… Машина летела по проспекту, оставляя за флагом медленно ползущие грузовики, бензовозы, груженные бетоном самосвалы, битком набитые автобусы и троллейбусы, за стеклами которых маячил горох бледных лиц. Проплывали по сторонам остовы одинаковых новостроек. Возле них упрямо топырились башенные краны. То и дело мелькал кумач транспарантов. «Аврора» и Ленин глядели обычно из-под самых крыш, волевые лица рабочих и колхозниц занимали глухие стены зданий. Взгляд скользил по лозунгам: Тут и там пестрели олимпийские кольца. Так же часто возникало бровастое, строгое и мужественное лицо Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева… Выскочив из такси, Плетнев опрометью бросился к парадному входу нарядного белого здания, фасад которого украшал огромный красный транспарант: Ворвавшись в тяжеленные дубовые двери, он ринулся к лестнице, устланной красной ковровой дорожкой. Гулкий стук шагов кувыркался по холлу. Пунцовые шторы на окнах, ламбрекены с золотыми кистями… Непременные портреты членов Политбюро на стене. Брежнев — в центре и раза в полтора крупнее прочих. В любой райком загляни — увидишь то же самое. Перепрыгивая через две ступеньки, взлетел на второй этаж. И понял, что не просто опоздал. А опоздал просто катастрофически. В широком коридоре замерли две шеренги. Одетые в похожие темно-серые гражданские костюмы, эти люди были его сослуживцами, товарищами, друзьями и командирами. Перед строем прохаживался полковник Карпов — тоже в гражданском. Лицо полковника в целом имело совершенно чугунное выражение. Плетнев остановился. — …И требую от всех со всей серьезностью, — веско говорил полковник. — Ворон не считать. И не надо думать, что мы тут заняты не своим делом. Мы, конечно, подразделение… Тут он замолк и повернул голову. Можно было подумать, что в воздухе районного Комитета партии звук распространяется по совершенно иным законам, и поэтому топот Плетнева только сейчас достиг его ушей. — Товарищ полковник, — гаркнул Плетнев, вытягиваясь. — Разрешите встать в строй! Карпов демонстративно поднял руку и стал смотреть на часы. Затем перевел тяжелый взгляд на него. — Почему опоздали, товарищ старший лейтенант? — В пробку попал, товарищ полковник! — отрапортовал Плетнев. — В какую, на хрен, пробку?! — заорал полковник. — Тут от метро пять минут! Глаза продрать не в состоянии? Может, вам служба не по плечу? Может, лучше в сторожа податься? — Никак нет, товарищ полковник! — Никак нет, — буркнул Карпов и обвел строй хмурым взглядом. — А мне-то сдается, что именно так и есть… Так вот. Именно нам, подразделению по борьбе с терроризмом, сегодня оказана высокая честь. Обеспечение безопасности и пропускного режима — серьезная работа! Повторяю, что в преддверии Олимпиады возможны самые серьезные провокации — вплоть до терактов и диверсий со стороны сил мирового империализма и реакции! Тут он по-бычьи покосился на Плетнева. Плетнев сделал рожу кирпичом. То есть придал ей совершенно бесстрастное выражение. Глядя на скуластое, суховатое лицо, трудно было догадаться, о чем сейчас этот человек думает. Собственно говоря, ни о чем особенном Плетнев и не думал. Так, мелькали обрывки каких-то дежурных соображений насчет того, что опять их, бойцов элитного спецподразделения КГБ, используют как последних шавок. Да с ними ведь не поспоришь… — Встать в строй! Он встал. Астафьев незаметно подмигнул — мол, какие наши годы. Мол, где наша не пропадала. Мол, нашла коса на камень. Или еще что-то в этом роде. Ну, и Плетнев ему, естественно, тоже подмигнул. Но сам стоял навытяжку, совершенно окаменев. Ел глазами начальство. Потому что хорошенького понемножку. И уже хватит приключений на собственную задницу. — Повторяю специально для опоздавших! — Полковник поднял указательный палец и снова скосил на Плетнева взгляд. — Каждый входящий в здание райкома должен предъявить партийный билет и приглашение! Невзирая на чины и ранги! Только после этого вы его пропускаете! Ясно? Плетневу ясно. И всем ясно. Они смотрят сосредоточенно и твердо. Они готовы. На них можно положиться. На всех вместе. И на каждого в отдельности. Холл уже заполнен гулом голосов. Прохаживаются празднично одетые участники партхозактива. У развернутого справа буфета теснится народ. Огромным спросом пользуются какие-то коробки в целлофане — должно быть, шоколадные конфеты. Очередь волнуется. Вот кто-то взволнованно: — По две в руки? — По две в руки, товарищи!.. Ромашов указал пост у одной из входных дверей, и Плетнев, счастливый, что его миновало наконец недоброе внимание полковника, со всей ответственностью взялся за решение поставленной перед ним задачи — то есть стоял, встречая входящих вежливой и приветливой улыбкой. Которая, разумеется, совершенно не означала, что он утратил бдительность. — Партийный билет и приглашение, пожалуйста! Высокий седой человек так же вежливо кивает в ответ. Протягивает документы. — Пожалуйста… Все в порядке. — Прошу вас, проходите… — и уже следующему: — Партийный билет и приглашение, пожалуйста… Толстяк, обмахивающийся шляпой, протягивает приглашение. — А партбилет? — Фу ты, господи, конечно. Извините, бога ради, запамятовал… — Ничего страшного… Проходите… Партбилет и приглашение, пожалуйста… Минуточку, товарищ! Ваше приглашение и партийный билет! Плетнев заступил дорогу жирному человеку с могучими брылами. На нем хороший костюм, галстук. Морда, правда, кирпича просит — красная такая, наглая рожа. С явными отпечатками кое-каких пороков и злоупотреблений. За его спиной озабоченно маячила какая-то жердь в синей рубашке с короткими рукавами. — Что? — спросил брыластый, морщась с таким видом, будто путь ему преградило насекомое. — Предъявите, пожалуйста, партбилет и приглашение! — повторил Плетнев корректным тоном. Просто страшно корректным. Таким тоном в метро остановки объявлять… Жирный почему-то оглянулся на своего жердеобразного сопровождающего и спросил громко, на весь холл: — Нет, ну ты слышишь? Худой заискивающе хихикнул. За ним уже волновались несколько иных участников партхозактива. Кто-то выкрикнул недовольно: — В чем дело, товарищи? Товарищи, проходите!.. — Ты меня в лицо знать должен! — сказал брыластый грубо и брюзгливо. Протянул жирный палец и начал тыкать Плетнева в грудь. Из последних сил сдерживаясь, Плетнев склонил голову и стал смотреть на этот палец. Холеный такой палец с гладким стриженным ногтем. Прямо-таки начальственный палец. Таким пальцем хорошо показывать направление, по которому следует идти. «Вперед, товарищи!» И пальцем — туда, мол, туда!.. Он не понимал, что с ним делать. Если бы этот тип, вместо того чтобы тыкать, показал, как положено, партбилет и приглашение, все встало бы на свои места. Довольно больно тычет, собака! И, главное, совершенно ясно, что будет дальше. Плетнев молчит. У жирного, должно быть, складывается ложное впечатление, что Плетнев не против, чтобы его тыкали. Поэтому жирный его отечески наставляет. Когда окончит наставления, повернется и пойдет. А приглашение и партбилет так и не покажет. Что совершенно недопустимо. — Ты понял? — продолжал жирный. — Руководство нужно знать в лицо! И все пальцем, пальцем!.. Уже понимая, что не сможет справиться с волной закипающего бешенства, Плетнев поднял взгляд и посмотрел ему в глаза. Неужели не поймет? — В лицо знать нужно! И снова ткнул. Тогда он схватил этот его чертов палец и резко загнул вверх. Жирный сначала присел. Потом упал на колени. И при этом заорал на весь райком: — А-а-а! Честно говоря, Плетнев не ожидал такого эффекта. Он же не сломал ему палец. Просто загнул. Ну, неприятно, конечно… несколько болезненно… Но что уж так орать-то? Жердь тоже завопила: — Да вы что?! Плетнев стоял молча. С корректной улыбкой на лице. Жирный с трудом встал и попятился, прижав свой драгоценный палец к груди и накрыв его левой ладонью. — Хулиганство! — Охрана! — вторила жердь. — Предъявите партбилет и приглашение! — повторил он корректным, ну просто чрезвычайно корректным тоном. — Мерзавец! «Что ты уперся, болван?! — подумал Плетнев. Злость снова начинала душить его, кулаки сжались сами собой. — Ты должен предъявить документы, урод!» Но тут появился Карпов — взволнованный, как штормовое море. — В чем дело? Федор Николаевич! Что случилось? — Ты еще кто такой? — злобно-удивленно спросил жирный, баюкая перст. — Старший по пропускному режиму! — отрапортовал Карпов, вытягиваясь. — Полковник Карпов, товарищ второй секретарь обкома! «Ну ничего себе! — содрогнулся Плетнев, и злость прошла — как не было. — Второй секретарь обкома! Это что же теперь будет?! Бог ты мой!.. Нет, ну а что он прет как на комод?!» — Ста-а-а-рший! — злобно передразнил жирный. То бишь второй секретарь, будь он трижды неладен. — Что у тебя за бардак?! — кивнул в сторону Плетнева. — Это кто такой? Фамилия? — Наш сотрудник. Старший лейтенант Плетнев. — Сотрудник, мать твою! — рявкнул секретарь и вдруг снова к Плетневу: — Удостоверение! Плетнев долю секунды бесстрастно смотрел в его распаленную физиономию. Хоть и секретарь, но все же лично ему он ничего не должен. Тем более — предъявлять удостоверение. Он не в райкоме служит. И не в обкоме. Плетнев вопросительно посмотрел на Карпова. Карпов кивнул. Ну, если командир согласен, чтобы подчиненный махал удостоверением перед каждым хмырем, тут уж ничего не попишешь. Плетнев с несколько напускной ленцой — дескать, может, кто здесь и торопится, а у меня спешки никакой нет! — сунул руку в карман. Но вместо того чтобы ощутить под пальцами приятный, теплый, согревающий глянец корочек, почувствовал только пустоту — неприятную, мертвящую пустоту! Всегда же в рубашке, в нагрудном!.. Растерянно начал шарить по карманам пиджака… нету! — Я… э-э-э… Дома забыл, товарищ полковник! Ему совсем не приходилось наигрывать свое сокрушение. Утрата удостоверения! Это же катастрофа! Где? Неужели когда с этими болванами махался?! — Нет, ну ты слышишь?! — наливаясь дурной черной кровью, заорал жирный. — Понабрали шпаны! Управдом ты, а не полковник! Дворниками тебе командовать, а не в органах служить! Коров тебе пасти! Полко-о-о-овник! И плюнул Карпову под ноги — тьфу! Самой настоящей слюной. Даже, кажется, на брючины попало… После чего худой клеврет взял негодующего жирнягу под локоток и повел куда-то в глубь холла. Секунду или две Карпов молча смотрел на Плетнева. Вероятно, ему много хотелось сказать. Так много, что слова сдавились в глотке, как пассажиры трамвая в час пик, и некоторое время ни одно не могло выскочить наружу. — Ты что! — выпалил он наконец, запинаясь от остервенения. — Ты что себе позволяешь?! — Вы же сами инструктировали, товарищ полковник, — каменно ответил Плетнев. — Да таким хоть на лбу инструкции пиши, толку не будет! Глаза-то разуй, лейтенант! — Разул, товарищ подполковник! Плетнев старался, чтобы взгляд, который он не должен сводить с его лица, был в достаточной мере отсутствующим. И все же, глядя в эти побелевшие от злобы глаза, он чувствовал самый настоящий страх. Ведь все они жили по жестким армейским законам. Нет, даже по еще более жестким. Значительно более жестким. Поэтому Карпов мог сделать с ним что угодно. Выгнать. Уволить. При желании — отдать под суд. Что ему стоит? Кто он, старший лейтенант, перед озверелым полковником? — мураш, насекомое! тряпка, чтоб ноги вытирать! — Ты что это меня разжаловал?! Какой я тебе подполковник?! — снова взорвался Карпов. — Я тоже не лейтенант, товарищ полковник! И на «вы», пожалуйста! Это была чистая правда, про лейтенанта-то. Быть может, поэтому полковник внезапно успокоился. Оценивающе посмотрел. Потом сказал холодно: — Вот как!.. Ну хорошо. Сегодня вы старший лейтенант. Согласен… Но завтра! — завтра будете ниже плинтуса! С волчьим билетом метлой махать пойдете! Повернулся и поспешил вдогонку за секретарем. Тот замедлил шаг перед лестницей. Подскочив, Карпов что-то взволнованно начал объяснять. Затем взял под руку с другой стороны от худого… Начали втроем подниматься. Плетнев провожал их взглядом. Эх!.. |
||
|