"Разгром конвоя PQ-17" - читать интересную книгу автора (Ирвинг Дэвид)

ГЛАВА 3 ЖЕРТВА — КОНВОЙ PQ.17 (Вторник 30 июня — суббота 4 июля)

На картах обстановки на морских театрах военных действий, находившихся и в оборудованной под землей оперативной комнате военного кабинета, и в кабинете первого морского лорда в адмиралтействе, и на огромном квадратном столе, занимавшем почти всю комнату в бомбоубежище за Уайтхоллом, где расположился пост слежения за движением подводных лодок, — на всех этих картах стали появляться первые участки шести маршрутов, которые взяли свое начало от различных берегов, омываемых водами Северного Ледовитого океана. На картах начали прокладывать курс большого, следовавшего со скоростью восемь узлов конвоя PQ.17, вышедшего четыре дня назад из Хваль-фьорда; курсы сил непосредственного охранения под командованием Брума и эскадры крейсеров Гамильтона, спешивших в район прохождения конвоя; курс выделенных из Флота метрополии тяжелых сил дальнего оперативного прикрытия под командованием адмирала Джона Тови; курс ложного конвоя, который безрезультатно пытался отвлечь внимание противника; наконец, далеко к востоку — курс конвоя QP, медленно шедшего из русских портов на запад.

Если подобные карты обстановки велись оперативными отделами немецких штабов в Киле, Нарвике и Берлине, то на них ни одного из этих курсов еще не было, потому что о передвижениях сил союзников в этом районе немецкое командование еще ничего не знало. На немецких картах виднелась лишь группа флажков вокруг острова Ян-Майен. Флажки символизировали ожидавшие своих жертв немецкие подводные лодки — арктическую волчью стаю адмирала Шмундта.

В начале второй половины дня 30 июня, когда основные участники будущей трагедии занимали предписанные им места, некоторые линии курсов на картах сначала сблизились, а затем соединились. В 15.15 затянутое темными облаками небо и подернутый дымкой горизонт прояснились, и эскортные силы капитана 3 ранга Брума обнаружили суда конвоя. Через полчаса корабли Брума заняли свои места на линиях охранения следовавших в компактном строю торговых судов, которые, несмотря на очень плохую порой видимость, отлично соблюдали походный порядок. Температура воздуха к этому времени понизилась. Стало заметно холоднее.

Немцы начали подозревать, что конвой PQ.17 уже вышел из Исландии, потому что на якорных стоянках у ее берегов еще несколько дней назад в эфире вдруг наступило затишье, в то время как в Мурманске радиообмен, наоборот, резко возрос. К тому же английские ВВС явно усилили воздушное наблюдение за Тронхеимс-фьордом, где стоял на якоре «Тирпиц», и воздушную разведку других северных норвежских фьордов. Наконец немецкая воздушная разведка донесла во второй половине дня 28 июня и рано утром следующего дня об обнаружении английских военно-морских соединений в районе Исландии. Удерживавшаяся до конца июня неблагоприятная погода не позволяла немцам разведать район между Исландией и островом Ян-Майен, порт Мурманск и Кольский залив; шедший на запад конвой QP.13 они обнаружили только 30 июня, когда он находился уже у острова Медвежий, приблизительно в 180 милях севернее мыса Нордкап. Немецкое командование решило предоставить своей авиации свободу действий против конвоя, следовавшего на запад, в то время как линейные силы флота должны были оставаться на месте в ожидании более ценного конвоя PQ, который — теперь оно было уверено в этом — вышел из Исландии в Россию. Имеющийся опыт подсказывал, что восточный и западный конвои встретятся где-то в районе Ян-Майена, несколько восточнее этого острова, в точке, известной английским ветеранам проводки арктических конвоев под мрачным названием «самоубийственный перекресток». Было маловероятно, что немецкий линейный флот выйдет в море по крайней мере в ближайшие сутки. Поэтому во второй половине дня 1 июля между адмиралом Шмундтом и генерал-адмиралом Карлсом имел место длинный разговор по бодо, в результате которого Карле передал Шмундту управление действиями подводных лодок против конвоя PQ.17, пока флот не подготовится к удару. В распоряжении Шмундта теперь было десять подводных лодок, занявших позиции у острова Ян-Майен и ожидавших появления там конвоя.

Во второй половине дня 1 июля эскадра крейсеров Гамильтона и силы охранения Брума получили тревожное сообщение о положении в Мурманске. Глава английской военно-морской миссии донес, что в результате интенсивных воздушных атак немецкой авиации примерно треть города сожжена и разрушена, а английское представительство в этой базе эвакуировано в пригород. Глава миссии считал поэтому, что корабли и суда конвоя не должны идти в Мурманск, поскольку им не может быть обеспечена соответствующая защита. Адмиралтейство немедленно ответило, что все суда, которым позволяет осадка, должны вместо Мурманска следовать в Архангельск. Позднее Уайтхолл направил Тови следующую радиограмму:

«Разведать Тронхейм не удалось, воздушное фотографирование в первой половине дня 1 июля невозможно. Поскольку соединение „X“ не обнаружено, по-видимому из-за тумана, оно не может отвлечь внимание противника. Если хотите повторить операцию, передайте одно слово — „повторить“».

Вскоре после этого Уайтхолл получил ответ Тови: «Повторить». «…Поэтому маневр с ложным конвоем необходимо было провести повторно», — писал в своем дневнике лейтенант Фэрбенкс, фиксировавший для своего адмирала все происходившие события. Настроение на американских военных кораблях было приподнятое. «Моряки, как и обычно, полны решимости, — записал Фэрбенкс. — Они с нетерпением ждут боя.

Два молодых командира весь день улыбаются, хотя некоторые из старослужащих сержантского состава, ветераны предшествовавших боев, куда более серьезны». В кают-компаниях и в радиорубке слышалась танцевальная музыка — передавалась новая песенка Поела Коварда «Гордость Лондона», а шифровальные машины тем временем выстукивали обычную текущую информацию. Во второй половине дня 1 июля Фэрбенкс записал:

«Наши профессиональные морские волки с интересом наблюдают за английскими моряками и их флотом. Времена их легендарного превосходства миновали, говорят они. Современное состояние английского флота — тема оживленных дискуссий наших моряков. Наши „профессионалы“ не могут понять, как это случилось, что величайший в миро флот, руководимый такими опытными моряками, позволил себе так отстать в техническом отношении. Тяжелые испытания трех лет войны и недостаток материалов и людей лишь частично оправдывают такое положение. Наши эксперты считают, что меткость огня английской артиллерии, качество и типы вооружения, система управления огнем, борьба за живучесть корабля и навигационное оборудование — все это не соответствует современному уровню. Неправильная оценка англичанами морской авиации и ошибки в использовании ее привели их к многим неудачам, которых можно было избежать… Они все еще остаются хорошими моряками, но хотелось бы, чтобы такой стоящий народ, история которого неразрывно связана с морем и флотом, располагал более совершенными кораблями».

В 14.30 с минутами 1 июля на сцене впервые появился противник. В тумане далеко позади конвоя послышался гул моторов самолета. Корабль ПВО «Паломарес», отведя лучи своего радиолокатора от вражеских берегов, засек самолет на кормовых курсовых углах, а вскоре его ясно увидели и сигнальщики. Это был тяжелый четырехмоторный «Фокке-Вулъф-200». По самолету, до того как он скрылся, не представилось возможным сделать ни одного выстрела. Прошло около часа, прежде чем самолет послал радиодонесение в Норвегию. Это явилось большим облегчением для командира сил охранения капитана 3 ранга Брума. Напряженному ожиданию пришел конец. В частности, появилась возможность нарушить радиомолчание. Брум считал, что никакой метод управления конвоем и силами охранения несравним с самым обычным управлением по радиотелефону. Поскольку необходимость соблюдать радиомолчание миновала, он мог теперь потребовать от всех кораблей и судов настроиться и слушать его радиотелефонный передатчик на эскадренном миноносце. В 15.30 он сообщил по радио Уайтхоллу:

«За конвоем ведет наблюдение один самолет. Широта 71°11 с., долгота 05°51 в.»

Брум счел возможным нарушить радиомолчание еще раз и направить довольно длинную радиограмму адмиралтейству, Гамильтону, Тови и командованию в Исландии. Он донес в ней, что два судна конвоя получили повреждения к северу от Исландии и были вынуждены возвратиться, что приданный силам охранения танкер также получил пробоину и что поэтому он предлагает заменить его танкером «Олдерсдейл» из отряда «Q».

Эти длинные радиограммы оказались как раз тем, чего с нетерпением ждало немецкое командование, ибо они подтвердили, что это был действительно конвой PQ.17, и место его стало теперь известно. Донесение об обнаружении конвоя «фокке-вульфом» достигло адмирала Шмундта с опозданием на десять часов, однако к 15.40 немецкая станция радиоперехвата в Киркенесе сообщила ему, что конвой, о котором только что начали доносить подводные лодки, передавал в 15.30 радиограмму, в которой сообщал, что видел наблюдавший за ним самолет. Кроме того, корабль из состава конвоя передал после этого «длинную радиограмму в адрес адмиралтейства и еще в три адреса». Все это позволило станции радиоперехвата получить очень точные координаты конвоя, которые оказались весьма близкими к месту, сообщенному первой немецкой подводной лодкой, обнаружившей корабли союзников во второй половине дня.

Подводной лодкой, первой обнаружившей конвой, оказалась «U-456» под командованием капитан-лейтенанта Макса Мартина Тейчерта. Около 15.30 он увидел более двадцати пяти транспортных судов и по меньшей мере четыре эсминца, которые вскоре причинили ему немало беспокойства: они так долго преследовали лодку глубинными бомбами, что он посчитал благоразумным воздержаться далеко за полночь от передачи по радио донесения об обнаружении. Именно благодаря такой осторожности Тейчерт стал одним из самых надежных командиров подводных лодок Шмундта; это он торпедировал два месяца назад крейсер «Эдинбург». Однако пока «U-456» предусмотрительно соблюдала радиомолчание, другая подводная лодка в той же линии дозора — «U-255» (капитан-лейтенант Рейнхарт Рич) тоже увидела корабли на горизонте, и через полчаса после того, как их обнаружил Тейчерт, Рич радировал в Нарвик: «Легкие силы противника в точке АВ.7166».

Указанная точка находилась в шестидесяти милях восточнее острова Ян-Майен. Для Шмундта это донесение явилось первым, указывающим на присутствие в районе Ян-Майена каких-то кораблей, и оно немало удивило его, так как он не рассчитывал, что конвой противника уже ушел так далеко на восток. Сообщение со станции радиоперехвата в Киркенесе подтвердило донесение Рича. Вскоре после того как Рич послал свое донесение, его лодку обнаружил английский эсминец «Лимингтон», который тотчас же предупредил «Кеппела»: «Одна подводная лодка по пеленгу 233°, дистанция десять миль». Итак, англичане теперь знали, что за конвоем следят и авиация, и подводные лодки.

Адмиралу Хьюберту Шмундту. находившемуся со своим штабом на плавучей базе в Нарвике, самой важной задачей в тот момент представлялось не допустить положения, при котором его подводные лодки могли оказаться позади конвоя, уже прошедшего далеко на восток. Поэтому он поспешил передать всем командирам лодок следующую радиограмму:

«Всем подводным лодкам, не имеющим контакта с противником или ведущим поиск его, следовать курсом 50°, скорость 10 узлов».

Погода в зоне действий подводных лодок по-прежнему не благоприятствовала атакам: высокая волна, безветрие, низкая сплошная облачность, полосы густого тумана, перемежающиеся с неожиданными разрывами из чистого воздуха с видимостью до пятнадцати миль и более. Командиры подводных лодок убедились, что атаковать корабли конвоя невозможно: английские корабли охранения преследовали лодки, вынуждали их уходить на глубину и буквально засыпали глубинными бомбами. В середине второй половины дня командир подводной лодки «U-408» капитан-лейтенант Химмен донес, что в период кратковременного улучшения видимости он обнаружил конвой, однако два эсминца из сил охранения тотчас же заставили его погрузиться на глубину. Донесение Химмена означало, что непосредственный контакт с противником теперь поддерживается по меньшей мере двумя подводными лодками. Шмундт приказал им и двум другим подводным лодкам наблюдать за движением конвоя, в то время как остальные, увеличив скорость, шли вперед на линию патрулирования, пересекающую курс конвоя приблизительно на полпути между островами Яп-Майен и Медвежий. Такая тактика вполне оправдывала себя в прошлом. Двенадцатая из участвующих в операции лодок («U-703», командир капитан-лейтенант Байлфелд) донесла Шмундту, что она пересекла параллель 67° на пути в Баренцево море, а в 19.45 Шмундт приказал ей следовать полным ходом на линию патрулирования.

Немецкий адмирал располагал теперь всеми необходимыми данными для предварительного боевого развертывания всех своих лодок и поэтому в 21.00 передал им следующую радиограмму:

«Согласно данным радиоперехвата и донесению Рича, PQ.17 в 16.00 находился в точке АВ.7166. Предположительный курс — северо-восток, скорость — девять узлов. Рич, Химмен, Тейчерт: наблюдение. Тимм, Ла-Бом, Гёльниц, Бохман, Бранденбург, Маркс: к 14.00 2 июля занять линию патрулирования между точками АВ.5155 и АВ.5515».

Разведывательный самолет, наблюдавший за движением западного конвоя, к этому времени потерял конвой QP.13 из виду. Через два часа после того, как самолет сообщил об этом, Шмундт рассчитал, что QP.13 должен в ближайшее время войти в зону действия патрулирующих лодок, однако он приказал командирам лодок не атаковать суда этого конвоя, за исключением случаев, когда представлялись чрезвычайно благоприятные возможности. «Жертва — конвой PQ. 17», — распорядился Шмундт.

Английская разведка, как и немецкая, располагала целой серией высокоэффективных станций радиоперехвата. Дешифровальная служба адмиралтейства могла читать некоторые радиограммы немецкого морского командования, в том числе иногда и секретные. Значение некоторых радиограмм распознавалось по их внешней форме; к таким принадлежали, например, радиограммы об обнаружении противника, посылаемые командирами подводных лодок.

В 18.30 эскадре крейсеров контр-адмирала Гамильтона сообщили из Уайтхолла, что подводная лодка противника видела конвой PQ.17 и донесла о нем и что другие подводные лодки сосредоточиваются в районе к востоку от конвоя.

Линейный флот адмирала Тови находился в это время в районе к северо-востоку от Исландии, совершая галсы в северо-западном и южном направлениях. В 18.00 1 июля, в то время как некоторые эсминцы Тови пополняли запасы топлива в Сейдис-фьорде, над кораблями флота появился немецкий дальний самолет-разведчик.

Вскоре после этого вместе с возвратившимися эсминцами флот Тови повернул на северо-восток, чтобы занять позицию для прикрытия конвоя с юга.

Это было первое обнаружение противником англоамериканского линейного флота, прикрывающего конвой PQ.17. «Фокке-Вульф-200» немедленно радировал об обнаружении командованию ВВС северо-западного района в Тронхейме, которое с некоторым запозданием передало эту информацию командованию ВМС. В донесении самолета указывалось, что флот союзников состоит из трех линейных кораблей, авианосца, четырех крейсеров, шести эсминцев и трех сторожевых кораблей, которые находятся приблизительно в 120 милях северо-восточнее Исландии, то есть более чем в трехстах милях от последнего места конвоя, и идут со скоростью десять или пятнадцать узлов в юго-западном направлении. Около 21.00 из-за ухудшения погоды и видимости разведывательный самолет потерял контакт с кораблями, находившимися в это время приблизительно в 45 милях к северо-востоку от Исландии. В донесении самолета были незначительные погрешности, однако место и состав сил он определил с большой точностью. Тот факт, что линейные силы союзников находились так далеко от шедшего на восток конвоя, привел немецкое командование к следующему заключению: задача этих сил — дальнее прикрытие конвоя, а также не допустить предполагавшегося прорыва «Шеера» и «Лютцова» в Атлантику. Генерал-адмирал Карле сделал многозначительный вывод: «…Англичане, следовательно, придерживаются прежнего образа действий». Итак, пока ничто не препятствовало выполнению первой фазы операции «Найтс мув» — переходу кораблей в передовые базы в северной части Норвегии. Отряду линейных кораблей в Тронхейме было приказано начиная с 00.00 2 июля находиться в трехчасовой готовности к выходу в море. К 09.00 2 июля две из четырех подводных лодок Шмундта, следивших за движением конвоя, все еще поддерживали непосредственный контакт с ним, а остальные спешили к 14.00 занять свои позиции на линии патрулирования, пересекавшей путь конвоя. Для запланированных действий немецких линейных сил чрезвычайно важно было не выпустить конвой из-под наблюдения.

Обнаружение конвоя PQ.17 1 июля — таков был главный вопрос, горячо обсуждавшийся на военном совещании, созванном утром 2 июля гросс-адмиралом Редером в Берлине.

Штаб руководства войной на море согласился, что противник, как и ожидалось, задержал отправку и западного и восточного конвоев до наступления июля с присущей этому месяцу туманной погодой в Арктике. Июль наступил. Какое влияние окажет этот месяц с точки зрения шансов на успех противника?

«В оперативном отношении мы подготовлены значительно слабее, чем были подготовлены в июне, — сделал вывод штаб руководства войной на море. — Но даже при таком положении крайне желательно, чтобы наш линейный флот предпринял попытку нанести удар, поэтому представляется целесообразным осуществить планы перевода на север двух отрядов линейных кораблей; такой образ действий диктуется, кроме того, тем обстоятельством, что на основании имеющихся у нас данных пока еще невозможно прийти к тому или иному заключению относительно вероятных намерений сил прикрытия противника»

Редер уполномочил командующего ВМС группы «Север» в Киле издать соответствующие приказы, и зашифрованное распоряжение об этом было передано незадолго до 13.00 2 июля. Группа кораблей в Тронхейме, в которую входили «Тирпиц» и «Хиппер», должна была выйти в море в 20.00, а группа, находившаяся в Нарвике, ядром которой были «Шеер» и «Лютцов», должна была сняться с якоря и выйти из бухты Боген (Вест-фьорд) четырьмя часами позже. Были сделаны также необходимые распоряжения о том, чтобы начальник штаба руководства войной на море в Берлине держал адмирала Кранке — постоянного представителя Редера в ставке фюрера в Восточной Пруссии — в курсе всех уценок передвижения сил противника и всех приказов линейным силам немецкого флота, отдаваемых из Киля командующим ВМС группы «Север».

К этому времени адмирал Шмундт в Нарвике получил запоздавшие донесения, в которых сообщалось об обнаружении конвоя разведывательным самолетом во второй половине дня 1 июля, а также об обнаружении судов конвоя и кораблей охранения несколькими часами позднее подводной лодкой капитан-лейтенанта Тейчерта. В первые часы 2 июля Тейчерт вторично донес о конвое, который теперь с трудом пробивался на северо-восток со скоростью ceмь узлов; Тейчерт отметил при этом, что он испытывает трудности в наблюдении за конвоем из-за плотных волн тумана. Через короткое время он донес, что лодку преследуют эсминцы и он вынужден поэтому погрузиться. При видимости, уменьшившейся теперь до двух-трех кабельтовых, капитан-лейтенант Рич также испытывал трудности в визуальном наблюдении за конвоем и поэтому полагался только на приближенные пеленги, даваемые гидрофонной установкой. Шмундт начал опасаться, что его лодки могут вообще потерять контакт с конвоем еще до того, как линейные силы смогут нанести по нему удар. По просьбе Шмундта утром 2 июля командование немецких ВВС усилило воздушную разведку района следования конвоя. В 14.01 самолетам удалось наконец снова обнаружить конвой — 38 транспортов и, по-видимому, 10 эсминцев, идущих в северном направлении. Девятью минутами позже капитан 3 ранга Брум донес в Лондон, что за конвоем ведет наблюдение самолет противника.[2]

Несмотря на точность, с которой самолеты и подводные лодки установили теперь местонахождение конвоев QP.13 и PQ.17, ни об одном из тяжелых кораблей союзников после вчерашнего дня немцам ничего известно не было. В то же время, в результате непосредственного контакта подводных лодок и самолетов с восточным конвоем, свежие донесения о нем поступали в Киль в среднем через каждый час и. Подводная лодка капитан-лейтенанта Тейчерта («U-456») по-прежнему следовала вплотную за конвоем PQ.17 и с большой точностью доносила его курс, скорость и координаты. С 14.30 2 июля об элементах движения конвоя регулярно доносил и командир «U-457» капитан-лейтенант Бранденбург. Вскоре после 15.00 подводная лодка «U-255» атаковала конвой двумя торпедами с позиции вне завесы кораблей охранения. Американское судно «Беллингэм» уклонилось от торпед, сделав крутой поворот вправо на сорок пять градусов. Торпеды прошли мимо цели.[3] Противолодочные корабли начали сбрасывать глубинные бомбы, и раскатистые взрывы этого оружия, приводя в ужас экипажи подводных лодок, раздавались вокруг конвоя всю остальную часть дня. С линии патрулирования к востоку от конвоя PQ.17 подводная лодка «U-88» донесла, что она следовала позади западного конвоя QP.13, но ее вынудил погрузиться один из немецких разведывательных самолетов. Когда «U-88» снова всплыла, конвой уже скрылся. Шмундт приказал командиру «U-88» пропустить конвой QP.13 и еще раз повторил приказ всем лодкам не преследовать этот конвой. Жертвой по-прежнему оставался конвой PQ.17; он подлежал «полному уничтожению». Однако пока из его состава не было потоплено ни одного судна.

В течение почти всех суток 2 июля туманная погода в северной части Норвегии, и особенно в районе мыса Нордкап, препятствовала использованию большей части немецкой авиации с колесным шасси; в воздух могли подниматься только тяжелые поплавковые гидросамолеты-торпедоносцы «Хейнкель-115» из 1-й эскадрильи 406-й бомбардировочной эскадры. Штаб 5-й воздушной армии в Осло и штаб передовой базы в Кеми разработали план нанесения этими самолетами воздушного удара по конвою вечером 2 июля. В 14.38 адмирал Шмундт сообщил подводным лодкам данные воздушной разведки и о запланированном воздушном ударе, который должны были нанести семь «Хейнкелей-115». Тридцатью минутами позднее капитан-лейтенанту Тейчерту приказали следить за конвоем и непрерывно передавать радиосигналы для наведения самолетов.

Радисты на флагманском корабле контр-адмирала Гамильтона отчетливо слышали работу радиостанции немецкого разведывательного самолета, передававшего сигналы наведения — серию буквы «А», регулярно прерываемую кодированным позывным сигналом, поэтому он не удивился, когда адмиралтейство сообщило ему, что около 21.00 конвой, вероятно, подвергнется воздушному удару торпедоносцев противника.

Гамильтон решил направить к конвою американский эсминец «Роуэн», чтобы сообщить капитану 3 ранга Бруму о неизбежном воздушном нападении, пополнить запас топлива с танкера «Олдерсдейл» и присоединиться к силам охранения конвоя. Вечером 2 июля Гамильтону сообщили, что плохая погода снова помешала произвести разведку баз противника, в которых находились военные корабли, хотя полеты разведывательных самолетов ведутся непрерывно. Фактически немецкие корабли в это время все еще оставались на своих якорных стоянках. И конвой PQ.17 и силы прикрытия — эскадра крейсеров Гамильтона — шли в это время в полосе густого тумана при сплошной облачности высотой менее 60 метров — идеальные условия для атаки торпедоносцев.

Командование немецких военно-морских сил всегда недоброжелательно относилось к интересу командования военно-воздушных сил, проявляемому им к торпедам, как авиационному оружию для борьбы с судоходством противника. Когда в начале войны было решено создать авиационные эскадрильи торпедоносцев, никаких специальных торпед для них разработано не было, а первые испытания обычных торпед привели к явным неудачам. Штаб руководства войной на море энергично противился предоставлению доступа ВВС к информации о работах ВМС в области торпедного оружия, а когда ВВС попытались сотрудничать с промышленностью с целью разработки специальных авиационных торпед, ВМС умышленно мешали их усилиям. Только в январе 1942 года Геринг добился для ВВС права создать свои экспериментальные и учебные центры, а к концу апреля этого года помимо торпедоносцев авиации берегового базирования «Хейнкель-115» он уже располагал двенадцатью подготовленными экипажами самолетов «Хейнкель-111», входивших в 1-ю эскадрилью 26-й бомбардировочной эскадры и готовых к боевым действиям с вновь построенных аэродромов Баиак и Бардуфосс в Северной Норвегии. К тому времени, когда конвой PQ.17 вышел в море, в распоряжении командования авиации берегового базирования было пятнадцать гидросамолетов-торпедоносцев «Хейнкель-115» и сорок два торпедоносца «Хейнкель-111» 1-й эскадрильи 26-й бомбардировочной эскадры.

В 12.20 2 июля над конвоем снова появился немецкий разведывательный самолет, и в течение следующих двух часов к нему присоединились еще два самолета; через мощный бинокль определили, что это были торпедоносцы, а не разведчики. Более часа эти три самолета барражировали над конвоем на безопасной для себя дистанции. Приблизительно в это же время командир подводной лодки «U-456» капитан-лейтенант Тейчерт донес в Нарвик, что суда конвоя поднимают в воздух аэростаты заграждения. Артиллеристы находились на боевых постах в течение двух часов, напрягая зрение в поисках первых признаков воздушной атаки. Капитан 3 ранга Брум передал с «Кегшела», что его радисты слышат радиосигналы барражирующих самолетов противника, причем с явными признаками того, что это сигналы наведения на конвой других самолетов. Атака началась вскоре после 18.30. Два торпедоносца неожиданно устремились на суда и атаковали их, пролетая на высоте всего нескольких метров над водой. Прозвучали сигналы боевой тревоги.

Находившийся иа эсминце «Уилтоп» артиллерийский наблюдатель капитан-лейтенант Хиггснс записал в эти минуты следующее:

«18.36 — Открыли огонь. Самолет сбрасывает торпеду.

18.40 — Легли на курс 105°.

18.47 — С „Кеппела“: „Неопознанная станция доносит, что в направлении конвоя идет торпеда“.

18.50 — Курсовой 160° левый борт, два самолета. Легли на курс 100°.

18.51 — Курсовой 90° левый борт, самолет идет на нас. Самолет, курсовой 140° правый борт.

18.52 — „Кеппел“ ведет огонь по самолету впереди по курсу».

В хаосе приказов, указаний, замечаний и предостережений воздушная атака, казалось, закончилась в тот же момент, что и началась: два самолета-торпедоносца исчезли в дымке впереди конвоя. Существовала одна опасность, которой нельзя было пренебрегать: эти вызывающие сильное напряжение личного состава полеты немецких самолетов над конвоем имели своей целью отвлечь внимание кораблей охранения от снующих вокруг конвоя подводных лодок. В 18.56 эсминец «Лимингтон» уже передавал по радио предостережение о появлении новых самолетов: «Самолеты противника идут на конвой, пеленг 160°».

На этот раз наблюдатели на кораблях увидели не менее семи торпедоносцев, приближавшихся к конвою с правых курсовых углов. Четыре самолета отделились от других и стремительно пролетели над конвоем на низкой высоте, обстреливая из пушек корабли охранения, которые создавали вокруг конвоя огневую воздушную завесу. Один самолет, казалось, летел прямо на русский танкер «Азербайджан»; три спасательных судна, шедшие в хвостовой части конвоя — «Рэтлин», «Зафаран» и «Замалек», — открыли интенсивный зенитный огонь. «Зафарану» удалось попасть 100-мм бризантным снарядом прямо под носовую часть атакующего самолета, однако подбитому самолету удалось в свою очередь обстрелять пушечным огнем «Замалек». Рикошетирующие осколки снарядов попали в ходовую рубку маленького спасательного судна и ранили трех старшин из прислуги зенитных пушек в средней части судна; одному из них выбило осколком глаз. Судовой военный врач лейтенант Макколм и санитар лазарета перенесли раненых в операционную, оборудованную в одном из трюмов судна, и приготовились оперировать их, как только дадут отбой воздушной тревоги.

«Хейнкель-115»- трудноуязвимые самолеты, и те из них, которые попали в зону обстрела зенитным огнем, вынесли больше, чем казалось возможным. В отчете о боевых действиях американского грузового судна «Джон Уайтерспун» записано: «…казалось, что огонь 50-мм пушек не причиняет самолетам никакого вреда — снаряды ударяются в них и отскакивают». Только один самолет получил роковое попадание, вероятно тяжелым снарядом с «Зафарана». Этот самолет, пилотируемый командиром немецкой эскадрильи, прошел сквозь завесу зенитного огня с торговых судов, пролетев прямо между двумя колоннами транспортов, но заметно снизил свою скорость над кораблями завесы охранения в носовой части конвоя. Медленно теряя высоту, подбитый самолет упал наконец в море впереди конвоя.

Корабли непосредственного охранения Брума сразу же направились к еще державшемуся на воде самолету. Капитан 3 ранга Брум передал на эсминец «Уилтон»:

«Самолет сбит и находится на воде. Обследуйте!» Через бинокль офицеры эсминца видели, как немецкие летчики вылезли на крыло тонущего самолета и торопливо надували желтую резиновую лодку. Положение летчиков вряд ли могло быть хуже: с другого направления к ним спешили еще два эсминца, находившиеся от самолета приблизительно в одной миле.

Затем случилось такое, о чем пережившие трагедию конвоя PQ.17 все еще говорят с благоговением и неверием. Из-под низких облаков появился еще один «Хейнкель-115». Он начал уменьшать высоту полета, явно намереваясь сделать посадку около тонущего самолета и резиновой надувной лодки, как раз на пути к ним эсминцев. Командир «Уилтона» лейтенант Адриан Нортей обратился к своему командиру артиллерийской боевой части и спросил, не хочет ли он сделать выстрел по неподвижной цели: «Стрелять по сбитым летчикам, кажется, не полагается, — сказал он, — но если мы, черт возьми, дадим им улизнуть, то они прилетят к нам через несколько дней и потопят многих из нас. Открыть огонь!»

Эсминец открыл огонь по сбитому самолету из орудий главного калибра, продолжая быстро приближаться к нему. Снаряды рвались все ближе и ближе от самолета, поднимая вверх огромные столбы воды. Другие корабли тоже открыли огонь. Почти касаясь гребешков волн, второй «хейнкель» пронесся по направлению к резиновой лодке с сидящими в ней немецкими летчиками и резко остановился в окружении вздымающихся от разрыва снарядов водяных смерчей из соленой воды. В течение нескольких секунд три летчика подбитого самолета поднялись на борт подрулившего к ним «хейнкеля»; его пилот дал полный газ и, искусно маневрируя между водяных столбов от взрывающихся снарядов, набрал необходимую скорость, оторвался от воды и исчез в облаках.

Все произошло в считанные минуты. Командир «Уилтона» прекратил огонь и с чувством разочарования, которое понятно только обманувшимся охотникам, возвратился на свое место в завесе охранения конвоя. Через несколько минут корабли прошли мимо покачивающихся на волнах подбитого самолета и желтой резиновой шлюпки. В первом бою с PQ.17 немцы проиграли: они потеряли самолет, не причинив почти никаких повреждений судам и кораблям. Не увенчались успехом и попытки подводных лодок прорваться сквозь завесу охранения. Гул моторов самолетов постепенно затих; артиллеристы собрали стреляные гильзы израсходованного боеприпаса; суда конвоя еще раз заняли свои места в походном ордере. Однако разведывательный самолет по-прежнему следил за конвоем.

Поздно вечером 2 июля две группы немецких линейных кораблей, как и было запланировано, вышли из Тронхейма и Нарвика в передовые базы в Вест-фьорде и Альтен-фьорде. В 20.00, то есть через полчаса после драматического спасения немецких летчиков под самым носом английских эсминцев, группа во главе с «Тирпицом» уже шла шхерным фарватером — защищенным проходом между норвежским берегом и плотной линией близрасположенных островов. Несмотря на плотный туман, линейный корабль «Тирпиц» и крейсер «Хиппера» и сопровождающие их эсминцы прошли узким и извилистым фарватером в проливе Нерёйсаунд; даже такой корабль, как «Тирпиц», не воспользовался при этом услугами находившегося в готовности буксира — еще одно свидетельство высокой морской выучки его командира капитана 1 ранга Топпа. Во время едва не кончившегося катастрофой мартовского выхода «Тирпица» в море норвежские лоцманы настоятельно рекомендовали Топпу обойти изобилующий навигационными опасностями Вега-фьорд; на этот раз он провел корабль через пролив без всяких трудностей. Топп вынужден был отказаться от защиты, обеспечиваемой шхерным фарватером только на коротком переходе менаду островами Каура и Гриппе; он прошел этот отрезок пути 25-узловым ходом менее чем за сорок пять минут.

К 00.30 3 июля — время, когда в бухте Боген снялась с якоря группа кораблей, базировавшаяся на Нарвик, — туман усилился и закрыл весь пролив Тьелд-саунд.

В 02.15, когда «Лютцов» — флагманский корабль адмирала Кюммеца — входил в самую узкую часть этого пролива, карманный линкор сел на мель и сильно повредил днище, в результате чего затопило несколько водонепроницаемых отсеков.

Моряки, верящие в предрассудки, могли бы радоваться: данный эпизод подтвердил, что всем кораблям с измененным названием грозит несчастье. Этот линейный корабль был спущен на воду под названнием «Дейчланд» (Германия), но в начало войны Гитлер философски рассудил, что его лучше переименовать в «Лютцов», ибо «Дейчланду» не пристало ни быть потопленным, ни затопленным.[4] Посадка на мель «Лютцова» исключала какое бы то ни было участие его в операции «Найтс мун». Кюммец перенес свой флаг на «Шеер», а «Лютцову» приказал возвратиться в бухту Боген.

Переход тронхеймской группы прошел с меньшими потерями. Когда корабли вошли в узкости Джимсёй в Вест-фьорде, три из сопровождавших «Тирпица» эсминцев один за другим наскочили на подводную скалу, расположенную на кромке глубоководного фарватера. Эти корабли так повредили свои винты и гребные валы, что их тоже пришлось исключить из состава сил, участвующих в операции. «Тирпиц» и «Хиппер», которые следовали строго по осевой линии главного фарватера, благополучно обошли эту не нанесенную на карту подводную опасность. Норвежские почтовые суда пользовались этим фарватером многие десятилетия, да и малые военные корабли норвежского флота, имеющие, правда, сравнительно небольшую осадку, не раз проходили здесь благополучно; немецкие же эсминцы с их глубоко посаженными гребными винтами имеют осадку приблизительно на один метр больше, чем норвежские.

Повреждения кораблей еще раз показали немцам, с какими трудностями связано использование внутренних шхерных фарватеров у норвежского побережья: они были недостаточно исследованы в навигационном отношении и примечательны тем, что узкие проходы неожиданно блокировались плотными волнами густого тумана. Немцы отнеслись к этим неудачам спокойно и убедили себя в том, что они не окажут существенного влияния на операцию. Адмирал Редер узнал об этих неприятных событиях на небольшом совершенно секретном совещании в Берлине, состоявшемся утром 3 июля. Штаб руководства войной на море подчеркнул, что, хотя исключение «Лютцова» из состава участвующих сил достойно сожаления, эти не окажет существенного влияния на достижение конечных целей операции «Найтс мув». Согласно докладу начальника штаба руководства войной на море, машины и вооружение «Лютцова» фактически были пригодны к использованию, и командир корабля просил разрешения по-прежнему участвовать в операции. Право принять окончательное решение по этому вопросу командующий ВМС группы «Север» предоставил адмиралу Шмундту в Нарвике, но последний, выслушав доклады специалистов, решил, что повреждения слишком серьезны, и окончательно исключил возможность участия «Лютцова» в операции.

Корабль должен был возвратиться в Германию для прохождения четырехмесячного ремонта. К моменту выхода первой группы линейных кораблей из Тронхейма вечером 2 июля конвой PQ.17 обнаружили еще три подводные лодки; таким образом, за ним следили теперь пять лодок. Однако погода к этому времени ухудшилась, а корабли охранения конвоя предпринимали все возможное, чтобы удерживать лодки в подводном положении и не подпускать их к охраняемым судам. Весь вечер и всю ночь они сбрасывали глубинные бомбы, и их режущие слух раскатистые взрывы не давали возможности уснуть трем тысячам офицеров и матросов на кораблях и судах конвоя. Капитан-лейтенант Хейно Бохман, который в течение всей второй половины дня пробирался на своей лодке («U-88») через туман в голову конвоя, намеревался предпринять «кабинетную» атаку: хотел погрузиться впереди конвоя и всплыть на перископную глубину после прохождения над ним кораблей охранения. Он всплывал дважды, но в обоих случаях слишком рано, ибо обнаруживал на своем траверзе, всего в нескольких сотнях метров, спешившие к лодке эсминцы. Во втором случае к тому моменту, когда он подвсплыл еще раз, видимость из-за тумана уменьшилась до двухсот метров, и конвой ускользнул. Командир подводной лодки «U-355» капитан 3 ранга Гюнтер Ла-Бом испытывал такие же трудности: «В точке АВ.4895 эсминец заставил меня снова погрузиться. В точке АВ.5159 контакт с конвоем восстановлен, но в точке 5271 во время маневра всего конвоя обнаружен сторожевым кораблем и вынужден погрузиться. Сброшено шесть глубинных бомб, повреждений нет…»

В 21.30 2 июля контакт с конвоем поддерживали только «U-456» (Тейчерт) и «U-255» (Рич). Тейчерт донес, что видимость постоянно ухудшается. Через десять минут после того, как Рич выстрелил двумя торпедами по эсминцу и промахнулся, он всплыл, но конвоя больше уже не видел. Теперь контакт с конвоем поддерживала только подводная лодка «U-456». Видимость по-прежнему была очень плохой, и в 22.30 Тейчерт следовал за конвоем, ориентируясь только по следам мазута на поверхности воды и по пеленгам гидрофонной установки. Через некоторое время и такой контакт был потерян.

Разведывательные самолеты следили за конвоем до полуночи, после чего корабли и суда полностью скрылись в полосе тумана. Силы прикрытия конвоя немцы к этому времени все еще не обнаружили.

Немецкие подводные лодки возобновили контакт с конвоем лишь утром 3 июля, но адмиралтейство почему-то дало в 07.15 сигнал «по флоту», в котором сообщалось, что, согласно данным радиопеленгования, немцы доносили о месте PQ.17 в 04.47 и в 06.37; фактически если кто-нибудь и доносил о конвое, то это, во всяком случае, были не немцы. Единственными радиограммами, переданными немецкими подводными лодками в эти часы, были следующие: в 03.30 «U-456» донесла, что она по-прежнему идет за конвоем по масляному следу; в 07.00 «U-355» донесла свое место (очевидно, значительно южнее конвоя) и об улучшении видимости; «U-376» и «U-251» в 04.07 и 08.40 соответственно донесли, что у них осталось по 35 тонн дизельного топлива, которое позволит им следовать за конвоем только до меридиана 30° в. д., откуда они должны будут возвратиться в Киркенес для приемки топлива. Снова появилась опасность, что подводные лодки окажутся позади конвоя. В 07.48 Шмундт передал им по радио данные о конвое — курс и скорость хода — по состоянию на 00.00 3 июля и информировал командиров лодок, что он намерен установить новую линию патрулирования в районе острова Медвежий. Вскоре после этого подводные лодки «U-255» и «U-456» обнаружили большие пятна мазута с отходящими от них следами. «U-255», с трудом пробиваясь сквозь волны тумана, при видимости, уменьшающейся до 200 метров, услышала шум винтов кораблей на значительном удалении на левой раковине. «Хорошо известно, как далеко распространяется звук под водой», — объяснял позднее капитан-лейтенант Рич29. Он передал срочную радиограмму в Нарвик и лег на курс в приблизительном направлении на шум.

Другие подводные лодки терпеливо ждали дальнейших разведывательных данных из Нарвика. Гидрофонная установка на «U-88» была неисправна, но командир этой лодки, приняв во внимание данные счисления и донесение Рича об обнаружении, шел вперед и в 14.30 записал в вахтенный журнал: «Контакт с конвоем восстановлен». Одна из причин, по которым подводные лодки встретились с трудностями в восстановлении контакта с конвоем, заключалась в следующем. Около семи часов утра 3 июля конвой изменил свой курс к востоку. Во время приближения конвоя к точке поворота на новый курс Гамильтон умышленно удерживал свои четыре крейсера и три эсминца в таком районе, в котором возможность обнаружения их противником сводилась до минимума. Он ходил переменными курсами в районе плохой видимости намного севернее конвоя, с тем чтобы не быть обнаруженным разведывательными самолетами противника, которые могли «проскочить» конвой. Гамильтон понимал: немцы достаточно дальновидны, чтобы предположить, что конвой прикрывается крейсерскими силами ближней поддержки, но он оставался в стороне, надеясь заставить противника строить догадки относительно местонахождения этих сил.

Первоначальная оценка обстановки Гамильтоном сводилась к следующему: с целью заманить линейный флот Тови «Тирпиц» может пойти в направлении конвоя QP, находившегося теперь далеко к югу, в то время как два карманных линейных корабля, с которыми могли бы помериться силами крейсера Гамильтона, предпримут самостоятельное нападение на конвой PQ.17, вероятно, где-то в районе острова Медвежий. Поэтому, чем большие силы Гамильтона оставались необнаруженными противником, тем больше было у него шансов поймать два карманных линкора в ловушку и заставить их принять бой. Однако к полудню 3 июля становилось все более ясным, что такая оценка обстановка ошибочна: разведка до сих пор не обнаружила «Тирпица», идущего к конвою QP. Гамильтона стало все больше охватывать «неприятное чувство», как он выразился, что он находится со своими кораблями не с той стороны конвоя PQ.17, с которой он мог бы защитить его от надводных сил противника:

«Существовала возможность того, — писал позднее в своем докладе контр-адмирал Гамильтон, — что карманные линкоры произведут нападение на конвои и отойдут невредимыми».

Гамильтоп решил поэтому, что настало время ввести в действие вторую часть «генерального плана» адмиралтейства: противнику следовало теперь предоставить возможность обнаружить крейсерские силы, как только позволит погода.

В 08.45 Гамильтон повернул свои корабли в соответствии с этим решением на восток и лег на курс, параллельный курсу конвоя, по-прежнему оставаясь на расстоянии двадцати пяти миль севернее. Вскоре крейсера уже прокладывали свой путь через район, усеянный полузатопленными спасательными шлюпками и резиновыми надувными плотиками с судов — живое напоминание о суровых испытаниях, которые перенес в этом месте пять недель на, зад конвой PQ.16 под воздействием немецкой авиации.

Несколько позднее были рассеяны последние сомнения относительно возможности атаки конвоя PQ.17 линейными силами немецкого флота: Гамильтон получил срочную радиограмму, в которой говорилось, что главные силы немецкого флота находятся в море. В 14.20 3 июля английский разведывательный самолет «спитфайер» прорвался сквозь облачность над Аас-фьордом в пятнадцати милях восточнее Тронхейма и обнаружил, что «Тирпица» на его якорной стоянке нет. Адмиралтейство направило командующему крейсерскими силами радиограмму с сообщением, что воздушным фотографированием района Тронхейма установлено: «Тирпиц», «Хиппер» и четыре эсминца находятся в море. Для обнаружения возможного прорыва немецких кораблей в Атлантику было усилено воздушное патрулирование к югу от Исландии и в Датском проливе. На розыск «пропавших» немецких кораблей были высланы все наличные патрульные самолеты. Однако район Нарвика по-прежнему оставался неразведанным.

По мнению Гамильтона, немцы должны были теперь наверняка знать о присутствии его сил: хотя облачность все еще была сплошной, видимость значительно улучшилась.

Первым признаком того, что его корабли находятся недалеко от конвоя, явился для Гамильтона немецкий разведывательный самолет, а затем на горизонте появился и сам конвой: верхушки мачт судов и кораблей напоминали собой неровный забор из кольев. Гамильтон быстро изменил курс эскадры, надеясь, что немецкий самолет теперь уже определенно заметил его корабли и донес о них в Норвегию. Однако к 17.00 никакого подтверждения со стороны адмиралтейства, что такое донесение было передано самолетом, не поступило. Немцы, казалось, следили только за конвоем.

Поток донесений об обнаружении конвоя позволил немецкому командованию прийти к заключению, что PQ.17 намерен следовать, прижимаясь к кромке паковых льдов на большей части своего пути, удерживаясь, таким образом, как можно севернее.

PQ.17, очевидно, находился теперь на расстоянии приблизительно 90 миль к западу от острова Медвежий, и казалось, что он пройдет между этим островом и Шпицбергеном — первый конвой PQ, избравший путь севернее острова Медвежий. В донесениях сообщалось, что конвой состоит из тридцати восьми грузовых судов, идущих в четырех колоннах, охраняемых завесой из эсминцев, и что суда буксируют над собой аэростаты воздушного заграждения. Гладкая поверхность моря по-прежнему препятствует прорыву подводных лодок через завесу охранения и атаке судов, поэтому они вынуждены довольствоваться выполнением задачи наведения на конвой немецких самолетов. В 16.44 Шмундт радировал двум лодкам, поддерживавшим контакт с конвоем: «Главная задача — следить за конвоем».

Адмиралтейство действительно стремилось провести конвой PQ.17 как можно дальше к северу от мыса Нордкап. Приблизительно три часа назад Уайтхолл сообщил адмиралу Гамильтону неожиданные результаты последней воздушной разведки ледовой обстановки в этом районе. Это сообщение было получено в 17.45, как раз в тот момент, когда с крейсера «Лондон» намеревались катапультировать самолет для ледовой разведки. В результате разведки, произведенной во второй половине дня 2 июля, стало ясно, что проход между островом Медвежий и кромкой паковых льдов теперь расширился до 90 миль, поскольку во льдах появилась трещина и отколовшиеся льдины растаяли; летчик разведывательного самолета наблюдал на пути конвоя один участок, по-видимому, проходимого разреженного льда и отдельные небольшие айсберги высотой до десяти метров. До этого момента у Гамильтона не было никаких оснований считать, что ширина прохода больше 40 миль, как это было отмечено разведкой неделю назад. Гамильтон позднее заметил, что перспектива представилась ему в тот момент «более обнадеживающей». Он отложил вылет самолета на ледовую разведку и послал его вместо этого к «Кеппелу» — флагману сил охранения — с указаниями капитану 3 ранга Бруму провести конвой в семидесяти милях севернее острова Медвежий, а затем держаться на удалении четырехсот миль от авиационной базы Банак в Северной Норвегии.

Когда в 19.00 самолет приблизился к «Кеппелу», последний принимал в это время топливо с танкера «Олдерсдейл». Это был уже второй раунд пополнения запасов топлива прожорливыми эсминцами. Капитан 3 ранга Брум наблюдал, как самолет передал с помощью сигнального фонаря Олдиса новые указания о маршруте конвоя, а также сообщение, что Гамильтон намерен остаться со своими силами в тридцати милях к северу; в дополнение к этому самолет сообщил, что американский эсминец «Роуэп» должен возвратиться в состав эскадры крейсеров. В 20.00 Брум изменил курс конвоя к северо-востоку (53°).

Между тем адмиралтейство оценило обстановку так же, как и Гамильтон, и в 19.08 направило Бруму указание пройти по меньшей мере в пятидесяти милях севернее острова Медвежий. Однако, когда в 21.30 командир сил охранения сообщил адмиралтейству свой фактический курс, стало ясно, что Брум решил не следовать указаниям Гамильтона и вел конвой, склоняясь дальше к востоку, что и Гамильтон и адмиралтейство считали целесообразным ввиду угрозы воздушных атак противника. У командира сил охранения были основания утверждать, что с точки зрения угрозы воздушных атак для неповоротливого, идущего со скоростью восемь узлов конвоя было почти безразлично, находится ли он в трехстах или пятистах милях от аэродромов противника. Брум считал более благоразумным быстрее продвигаться на восток, используя благоприятные условия плохой видимости, чем терять время на обход по маршруту вне пределов радиуса действия немецкой бомбардировочной авиации. Разве приказы адмиралтейства неделю назад недостаточно ясно указывали, что конвой должен «двигаться на восток даже в том случае, если он будет нести потери»? Тови впоследствии поддержал аргументацию Брума.

Около 21.00 3 июля Гамильтон получил шифровку из Уайтхолла, в которой сообщалось, что «Тирпиц», «Хиппер» и четыре эсминца определенно вышли из Тронхейма, однако пятью часами позднее адмиралтейство дополнительно сообщило, что, хотя эти корабли идут на север, непосредственной угрозы конвою пока не существует. Поскольку туманная погода в Баренцевом море благоприятствовала переходу конвоя, адмиралтейство пока больше ничего не предпринимало и намеревалось ждать развития событий. И на торговых судах и на кораблях охранения, после того как они вошли в зону вероятных боевых действий, оптимизм экипажей, наблюдавшийся в предшествующие дни, сменился нервозностью. Многие моряки отказывались от сна в своих кубриках, так как опасались ночных торпедных атак противника; коки и другие моряки подобных специальностей, которые обычно проводили большую часть времени в помещениях на нижних палубах, стремились теперь устроиться для сна как можно выше ватерлинии 35. В 04.30 4 июля Гамильтон передал на свои корабли, что они будут следовать теперешним курсом до 06.00, после чего повернут на юг, в направлении конвоя, чтобы занять место на его южном фланге, со стороны Норвегии.

Все немецкие военные корабли находились теперь в Вест-фьорде и Альтен-фьорде.

Исключение составляли лишь поврежденный «Лютцов» и три эсминца, которые «вышли из игры». Корами с нетерпением ждали кодового сигнала из Киля, чтобы выйти в море и атаковать конвой. Но командование в Киле ничего не могло предпринять без санкции штаба руководства войной на море в Берлине, а тот в свою очередь был связан приказом Гитлера — прежде чем атаковать конвой, необходимо установить местонахождение союзных авианосцев и нейтрализовать их.

К концу второй половины дня 3 июля немецкий штаб руководства войной на море оказался перед необходимостью принять важное решение, ибо союзный авианосец был обнаружен, но вскоре снова потерян: в 13.50 разведывательный самолет обнаружил и следил в течение трех часов за крупным соединением сил противника (оно включало авианосец), находившимся приблизительно в трехстах милях юго-западнее конвоя.

Этот самолет фактически видел соединение линейных сил адмирала Тови, когда оно шло на свою позицию прикрытия конвоя с южных направлений.[5] Однако приблизительно через час после обнаружения сил союзников первым самолетом второй немецкий самолет донес, что он видел такое же соединение противника в ста милях юго-восточнее первого. Это обстоятельство, естественно, внесло элемент неопределенности в планы немецкого командования, так как в составе «второго соединения» летчик якобы видел авианосец и два линейных корабля. Фактически никакого второго соединения не существовало: ни Тови, ни Гамильтои, который удерживал свои корабли в сотнях миль севернее, не доносили в это время о появлении над их соединениями разведывательных самолетов противника. В результате этого ошибочного донесения немецкое командование считало, что в арктических водах находится второй авианосец, который нужно найти и нейтрализовать до выхода в море немецких линейных сил. Принять решение стало еще труднее.

Немцы сразу же осознали возможность ошибки: оперативный отдел их штаба оказался достаточно сообразительным, чтобы выдвинуть гипотезу, что фактически было только одно соединение, но тот или другой летчик неправильно определил его место; все соединение могло состоять из авианосца, двух линейных кораблей, трех крейсеров и пяти эсминцев. Несмотря на заступничество командования ВВС на Лофотенских островах за двух своих летчиков и подтверждение их способностей опознавать морские цели и определять их координаты, адмирал Шмундт считал, что сосредоточение двух таких соединений тяжелых кораблей маловероятно; командующий ВМС группы «Север» в Киле. присоединился к этому мнению, но все же предостерег, что полностью исключать возможность нахождения в этих водах двух таких соединений было бы неразумным. Нельзя было, например, объяснить, что произошло с другой группой тяжелых кораблей — «линкором» и тремя крейсерами,[6] которые были опознаны два дня назад в районе Исландии. Таким образом, несмотря на то что на любом уровне в ВМС — от командующего немецким флотом на севере Шнивинда, Карлса и до Редера —.не считали, что такие слабые силы противника могли бы серьезно воспрепятствовать проведению операции, в Германии в целом превалировали неопределенность и сомнения; успокаивало лишь то, что действия кораблей в операции при необходимости можно было бы приостановить в любой момент. Немецкий штаб руководства войной на море был убежден, что движение двух групп линейных сил все еще не обнаружено противником. Тем не менее ограничения, наложенные фюрером, оставались в силе: хотя авианосцы противника были найдены, они еще не были нейтрализованы, а туман делал тщетными все попытки вновь обнаружить линейные силы противника.

Поэтому в начале второй половины дня 3 июля генерал-адмирал Карле приказал Шмундту: «Задействуйте подводные лодки, у которых мало топлива (особенно Тимма и Маркса), против соединения тяжелых кораблей противника, используя остаток топлива у них на атаку и возвращение в ближайшие базы для пополнения запаса топлива».

Шмундта этот нереалистичный приказ вывел из себя. Хотя Шмундт, являясь подчиненным Карлса, должен был выполнить приказ безоговорочно, он заявил ему, что о линейных силах противника ничего не известно уже в течение десяти часов; что две названные в приказе лодки находятся на удалении четырехсот миль; что он планировал использовать лодки, исчерпывающие свой запас топлива, «в решающей фазе» действий против конвоя, а затем возвратить их в Киркенес для приема топлива и что, наконец, эффективные действия против линейных сил противника возможны только при использовании большого числа подводных лодок с достаточным запасом топлива для длительного пребывания в море. Карле не отвечал на эти возражения в течение нескольких часов.

В 16.00 3 июля Карле связался по телефону с начальником штаба руководства войной на море в Берлине и запросил, будет или не будет проводиться операция «Найтс мув» и следует ли предпринимать в этой связи те или иные шаги. Он предложил вывести «Тирпица» из Вест-фьорда и присоединить его к группе кораблей в Альтея-фьорде; обе группы могли бы затем выйти в море вместе, как только позволит обстановка. Штаб руководства войной на море доложил это предложение Редеру, но без разрешения Гитлера он не посмел одобрить даже этого незначительного шага.[7] Редер распорядился подготовить по этому вопросу доклад фюреру и отразить в нем следующее: он, Редер, сознает, что обстановка полностью еще не выявлена и что воздушная разведка не смогла установить с достаточной уверенностью последние передвижения линейных сил противника; что штаб руководства войной на море и командование ВМС группы «Север» согласны, что группу во главе с «Тирпицем» следует перевести в Альтен-фьорд и объединить с другой группой линейных кораблей, чтобы избежать потери времени, если — и когда — будет дан приказ на выход сил в море для проведения операции. Вице-адмирала Кранке попросил при докладе фюреру особо подчеркнуть, что у него испрашивается разрешение только на предварительное передвижение кораблей, а не на выход их в море для проведения операции.

Генерал-адмирал Карле настоятельно просил, чтобы окончательный приказ на операцию был дан по возможности не позднее 22.00 3 июля. Однако, хотя Крапке (представитель Редера в ставке Гитлера) попытался увидеть фюрера, чтобы доложить ему просьбу Редера, ему это не удалось, так как фюрера в ставке не было.[8] Тем не менее Кранке заверил Редера в том, что, судя по общему тону предшествующих обсуждений Гитлером этого вопроса, он, Кранке, полагает, что каких-либо возражений со стороны фюрера не будет. Командованию ВМС группы «Север» сразу же было приказано принять меры к переводу группы кораблей во главе с «Тирпицем» из Вест-фьорда в Альтен-фьорд.

Конвой PQ.17 уже подходил к кромке паковых льдов: незадолго до семи часов вечера с оснащенного гидролокатором траулера «Лорд Остин» передали на «Кеппел» тревожное донесение, что установлен гидроакустический контакт с подозрительным кораблем впереди по курсу. Однако через несколько минут в это донесение внесли поправку и сообщили, что на самом деле это айсберг, а не корабль. Через полчаса на горизонте показался второй айсберг, потом третий. Вскоре следившие за конвоем немецкие подводные лодки радировали в Нарвик, что конвой продвигается вперед на постоянной восьмиузловой скорости, пробиваясь через плавающие льдины высотой до десяти метров и более.

В это же время адмиралтейство сообщило командиру сил охранения: «На основании одинарных радиопеленгов в 16.21 и 17.10 предполагаем присутствие корабля или кораблей противника, вероятно подводных лодок, поблизости к конвою PQ.17, предположительно ведут наблюдение».

То, что пост слежения за движением подводных лодок в адмиралтействе смог получить только одинарные радиопеленги в этих трудных для радиопеленгования северных водах, следует иметь в виду для более поздних событий. Обычно для определения координат работающей радиостанции противника достаточно двух пеленгов; однако в водах севернее мыса Нордкап положение для радиопеленгования было менее благоприятным, поскольку — по причинам, которые нетрудно предположить, — англичанам не удалось установить радиопеленгаторные станции в этом районе. Таким образом, в то время, когда проходил конвой PQ.17, место работающих радиостанций немецких подводных лодок в районе севернее мыса Нордкап можно было определить только дальним радиопеленгованием под очень узким углом, а такие пеленги были недостаточно точны.

В это время англо-американские линейные силы занимали новую позицию и готовились нанести удар по немецкому соединению тяжелых кораблей. Адмирал Тови, не имевший до этого почти никаких данных о месте нахождения немецких подводных лодок, получил теперь информацию из адмиралтейства, согласно которой подводные лодки сосредоточиваются в районе к северо-востоку от конвоя. В 17.23 3 июля он повернул свои силы на север с расчетом пересечь курс конвоя далеко позади него и избежать таким образом обнаружения любой подводной лодкой противника, которая могла следовать за конвоем. Тови считал весьма важным, чтобы противник не обнаружил его корабли во время перехода на север для занятия прикрывающей позиции.

Тови рассчитал, что атака конвоя немецкими надводными кораблями едва ли может быть осуществлена до 06.00 4 июля, а к этому времени его соединение займет такое положение с левого фланга конвоя, что авианосная авиация будет в состоянии нанести удар по кораблям противника. Как только появятся немецкие тяжелые корабли, их неожиданно атакуют самолетами с авианосца и, возможно, выведут из строя еще до подхода к ним основных сил Тови с целью нанесения последнего уничтожающего удара. Наживка на крючок насажена. Капкан поставлен. Но попадутся ли в него немцы?

Для командующего немецкой эскадрой линейных кораблей адмирала Шнивинда, который находился на борту флагманского корабля «Тирпиц», продолжающаяся задержка окончательного приказа на проведение операции стала теперь и гнетущей и непонятной. Не будучи информированным о телефонных разговорах, происходивших между Килем и Берлином, а также между Берлином и ставкой фюрера, он не видел никаких причин, препятствующих немедленному выходу в море обеих групп кораблей: находящейся под его командованием — из Вест-фьорда и группы во главе с карманным линкором «Шеер» — из Альтен-фьорда. Корабли обеих групп благополучно встали на якорь в назначенных им местах: «Тирпиц» и «Хиппер» — в 14.00 в узкости Джимсёй в Вест-фьорде, а «Шеер» и приданные ему эсминцы — почти па четыре часа позднее в Альтен-фьорде. Эсминцы закончили к этому времени пополнение запасов топлива.

В 17.00 в Нарвик прибыл самолет, взлетевший с «Тирпица» и доставивший туда три шифровки, которые Шнивинд приказал отправить из ближайшего штабного пункта связи Шмундта. К своему ужасу, Шмундт увидел, что первая из этих трех шифровок являлась не чем иным, как исполнительным приказом для начала проведения операции «Найтс мув» в 10.00 4 июля.

Шмундт заметил по этому поводу: «Совершенно очевидно, что командующий эскадрой допустил ошибку, поскольку командующий ВМС группы „Север“ приказа на начало проведения операции еще не давал».

Шмундт задержал передачу шифровки. Между Нарвиком и Килем был немедленно организован разговор по бодо на уровне командующих. Шмундт информировал генерал-адмирала Карлса о действиях командующего эскадрой Шнивинда и о двух других полученных от него шифровках. В одной из них он просил более детально информировать его о движении кораблей противника, а в другой впервые докладывал о повреждениях, полученных тремя эсминцами — «Райдел», «Галстер» и «Лоди» — из группы «Тирпица». Карле одобрил решение Шмундта задержать передачу шифровки с приказом о выходе кораблей в море и пообещал со своей стороны добиться возможности скорейшего решения вопроса о том, когда должен быть дан окончательный приказ на проведение операции.

Адмиралу Шнивинду передали: «Ждите возвращения вашего самолета».

Тем не менее пятнадцатью минутами позже, в 18.00, командующий немецкой эскадрой приказал «Тирпицу» и сопровождающим его кораблям сняться с якоря, и они теперь выходили из Вест-фьорда в море.

Успешная воздушная разведка якорной стоянки «Тирпица» в Тронхейме вызвала большое оживление в работе телетайпных постов в штабах немецкого флота. Немецкое командование понимало: поскольку союзники знали, что «Тирпиц» вышел в море, это, очевидно, окажет большое влияние на их планы использования сил прикрытия конвоя.

Приблизительно в то же время, когда «Тирпиц» выходил из Вест-фьорда, генерал-адмирал Карле направил подробную информацию Шмундту,[9] Кюммецу, штабу руководства войной на море, командующему 5-й воздушной армией и адмиралу Шнивинду:

«Оценка обстановки на 18.00.

1. В последний раз силы дальнего прикрытия видели в 16.30. Предположительно только один авианосец, однако присутствие двух полностью не исключается. Соединение с авианосцем предположительно следует на восток. Группы линейных кораблей должны будут соединиться в Альтен-фьорде; дальнейшие указания последуют. Подводные лодки обнаружили конвой PQ.17 в точке АВ.3740 lt;к западу от острова Медвежийgt; в 15.25. Разведывательный полет „спитфайера“ над Аас-фьордом lt;Тронхеймgt; в 14.20, возможно, повлияет на движение сил противника.

2. „Лютцов“, „Райдел“, „Галстер“, „Лоди“ в операции не участвуют. Командующий ВМС группы „Север“. Совершенно секретно».

Двумя часами позднее Карле направил командующему немецкой эскадрой линейных сил следующее указание: «Переходите в Альтен-фьорд. Маршрут перехода — внутренний или внешний фарватер — на ваше усмотрение. Донесите намерения».[10]

Однако «Тирпиц» не стоял на якоре в терпеливом ожидании приказов из Киля. В момент получения первой радиограммы Карлса линейный корабль уже шел в направлении к конвою PQ.17. Вторая радиограмма передавалась тогда, когда самолет с «Тирпица» возвратился в Нарвик. Шмундт с ужасом узнал от летчика, что группа кораблей во главе с «Тирпицем» по собственной инициативе Шнивинда вышла в море в 18.00. По получении приказа генерал-адмирала Карлса группа изменила курс и шла теперь в направлении мыса Нордкап.[11] К 10.00 следующего дня — субботы 4 июля — весь немецкий линейный флот послушно расположился в Альтен-фьорде, ожидая из Киля приказа выйти в море и атаковать противника. Поздно вечером 3 июля Гамильтон снова нашел весьма важным для успеха общего плана адмиралтейства, чтобы немцы еще раз увидели его эскадру крейсеров. В 21.00 он соответственно изменил курс кораблей на юго-восток с целью приблизиться к конвою на расстояние двадцати миль. В 22.15 он увидел на горизонте аэростаты воздушного заграждения и почти в тот же момент его корабли были обнаружены двумя немецкими разведывательными самолетами «блом и фосс». Конвой в это время проходил всего на расстоянии около тридцати миль севернее острова Медвежий.

Тревога и гнев Гамильтона, вызванные тем, что Брум не выполнил его указаний провести конвой в семидесяти милях севернее острова, были смягчены полученным им несколькими минутами позднее сообщением Уайтхолла о том, что немцы наконец донесли об обнаружении эскадры крейсеров, «чему я немало обрадовался», доложил он потом командующему Флотом метрополии.

Достигнув цели. Гамильтон повернул эскадру крейсеров еще раз на курс, параллельный курсу конвоя, и повел свои корабли в тридцати милях севернее.

Теперь Гамильтон впервые мог нарушить радиомолчание, и, воспользовавшись этим, он информировал адмиралтейство и своего командующего, что эскадра крейсеров обнаружено, добавив, что намерен провести и конвой и свои крейсера в семидесяти милях севернее острова Медвежий.

Вечером 3 июля волчья стая подводных лодок пробовала приблизиться к конвою: лодки неоднократно пытались подойти на дистанцию для атаки, однако полосы тумана и гладкая поверхность моря неизменно расстраивали их планы. «Условия для действий подводных лодок отвратительные», — жаловался в тот вечер адмирал Шмундт. Командиры его подводных лодок ясно видели огромные торговые суда с готовыми к подъему аэростатами заграждения. Один за другим — Рич, Тейчерт, Байлфелд, Бохман и Саймон- снова и слова обнаруживали конвой, но ни один из них не смог атаковать его. «К нам пытается приблизиться множество подводных лодок, — записал в своем дневнике в этот вечер помощник капитана американского грузового судна „Беллингэм“. — Взрывы глубинных бомб сотрясали корабли весь день». По просьбе капитана 3 ранга Брума за полчаса до полуночи с флагманского корабля Гамильтона катапультировали самолет «волрэс» для противолодочного патрулирования позади конвоя. Одновременно летчики этого самолета передали Бруму повторное указание Гамильтона вести конвой вне пределов четырехсотмильного радиуса действия авиации противника с аэродрома Банак.

Неуклюжий, неповоротливый и тихоходный «волрэс» пилотировали три летчика военно-морской авиации; его максимальная скорость была меньше скорости немецкого поплавкового гидросамолета «блом и фосс». Над конвоем вне досягаемости зенитной артиллерии в это время постоянно барражировали от двух до четырех таких самолетов противника. Взлетевший с крейсера «Лондон» «волрэс» беспрепятственно приблизился к конвою и доставил много неприятностей немецким подводным лодкам, дерзко следовавшим за конвоем в надводном положении на расстоянии нескольких миль. Однако когда запас бензина на «волрэсе» стал подходить к концу, летчики убедились, что не смогут оторваться от конвоя и возвратиться на свой крейсер, так как при попытке сделать это тот или иной немецкий самолет устремлялся за «волрэсом» и обстреливал его. После нескольких неудачных попыток летчик «волрэса» решил посадить самолет внутри походного порядка конвоя, чтобы его взял на буксир один из кораблей охранения.

Однако на «волрэсе» все еще оставались две неиспользованные глубинные бомбы. Не освободившись от них, садиться на воду было опасно. Поэтому, приблизившись к конвою для посадки, летчик сбросил бомбы на свободный участок моря. К сожалению, он забыл перед этим поставить взрыватели на предохранитель, и, ударившись об воду, бомбы взорвались. Ошеломленные артиллеристы на кораблях сразу же решили, что это самолет противника. Сторожевой корабль «Лотос» и траулер «Лорд Мидлтон» открыли по самолету огонь из автоматических многоствольных установок. Тем не менее «волрэс» благополучно приводнился и был взят на буксир тем же траулером, который вел по нему огонь. Чтобы возвратиться к эскадре крейсеров, летчикам предстояло теперь дождаться существенного ухудшения погоды.

Подводные лодки продолжали настойчивые попытки сблизиться с конвоем. Вскоре после полуночи Уайтхолл сообщил командиру сил охранения, что немецкий самолет передает в эфир радиосигналы для наведения на конвой подводных лодок и что адмиралтейством получено несколько радиопеленгов, указывающих на то, что за конвоем следят и доносят его место несколько подводных лодок. Но большего подводным лодкам сделать не удавалось; несмотря на то, что видимость даже в ночное время оставалась хорошей, занять позицию для атаки подводные лодки не могли. Немецкий штаб руководства войной на море отметил без каких-либо комментариев, что пока ни одной из подводных лодок не удалось добиться успеха.

Когда адмирал Шмундт попытался еще раз возразить против приказа двум его подводным лодкам действовать против линейных сил противника, несмотря на то, что запас топлива на этих лодках подходил к концу, а противник был далеко на западе от Лофотенских островов, генерал-адмирал Карле ядовито ответил ему относительно остающихся восьми подводных лодок так: «…отсутствие каких-либо результатов их действий до настоящего времени позволяет предположить, что кроме слежения за конвоем их репертуар исчерпан, а для этих целей восьми лодок вполне достаточно». Чтобы успокоить нервы после такого «фитиля», Шмундт отправился спать.

В ночь на 4 июля один радист из командного состава на американском транспорте «Беллингэм» настроился на радиовещательную волну Германии, когда немецкая радиостанция транслировала комментарии небезызвестного лорда Хау-Хау. На судовой доске объявлений после этого появилась заметка, в которой сообщалось, что Уильям Джойс обещал американским морякам устроить в день их праздника 4 июля «настоящее представление с фейерверком». На другом американском транспорте — «Карлтон» одному моряку припомнились минувшие золотые времена на родине. «Я вспомнил, — писал он позднее своей жене из лагеря для военнопленных в Германии, — что этот день был кануном Дня независимости, и я унесся в своих мечтах в воспоминания о фейерверках и праздничном возбуждении, которое всегда охватывало нас в Балтиморе 4 июля. Как мне хотелось тогда оказаться дома, чтобы снова увидеть все это! Боже, как пренебрежительно мы относимся к будущему!»

Вскоре после полуночи командование ВМС группы «Север» впервые узнало, что в 22.30 3 июля один из немецких разведывательных самолетов видел приблизительно в тридцати пяти милях северо-западнее острова Медвежий, то есть недалеко от конвоя PQ.17, нечто похожее на соединение тяжелых кораблей противника. Все планы союзников рушились, так как самолет донес об эскадре крейсеров контр-адмирала Гамильтона как о соединении, состоящем из линкора, одного тяжелого и двух легких крейсеров, а также трех эсминцев. Немецкий штаб руководства войной на море сразу же предположил, что: «возможно, это силы ближней поддержки конвоя, а опознание одного из кораблей как линейного корабля — ошибка».

Фактически за линейный корабль летчик принял крейсер, вероятно флагманский корабль Гамильтона, ибо на крейсере «Лондон» была установлена вторая (маскировочная) труба и он стал похож на линейный корабль «Дьюк ов Йорк». И пусть даже немцы только начали подозревать присутствие линейного корабля в составе сил ближнего прикрытия конвоя, тщательно разработанные адмиралтейством планы потерпели крушение. Как сказал генерал-адмирал Карле, если бы силы прикрытия конвоя состояли только из крейсеров, тогда все было бы хорошо; но если конвой действительно сопровождает линейный корабль, то рейд «Тирпица» вообще отпадает, если, конечно, и линейный корабль, и любой авианосец, который может позднее оказаться у конвоя, не будут нейтрализованы.

Можно было предположить, что союзники или уже обнаружили, или вскоре обнаружат переход обеих немецких групп линейных кораблей на север. Союзники в таком случае получат возможность действовать по одному из четырех вариантов. Немецкому штабу руководства войной на море эти варианты представлялись следующими:

«1. повернуть свой дорогостоящий конвой обратно; или подвести свои линейные силы настолько близко к конвою и сопровождать его на такое удаление, что нашим надводным кораблям будет невыгодно атаковать его; 2. или если в море находится действительно два соединения линейных сил, держать одно соединение рядом с конвоем, а другое северо-западнее Лофотенских островов, с тем чтобы лишить наши линейные силы свободы тактического маневра и атаковать их авианосной авиацией; 3. или удерживать свои линейные силы вне радиуса действий нашей бомбардировочной и торпедоносной авиации и быть вынужденными, таким образом, обеспечивать защиту конвоя несколькими легкими крейсерами и эсминцами».

В первом случае немцы уже не смогли бы захватить союзников врасплох, но при этом конвой либо не придет по назначению, либо его переход будет отложен на значительное время. Вторая альтернатива привела бы к тому, что союзники подставили бы свои силы под удары немецких подводных лодок и авиации. Третья же характеризовалась такими туманными неопределенностями, что было бы нереалистично рисковать немецким флотом, Штаб руководства войной на море считал, что только в четвертом варианте имеются все предпосылки, удовлетворяющие основным требованиям плана проведения операции «Найтс мув». Это было как раз то положение, которое имело бы место, если все действия проводились бы в соответствии с планом английского адмиралтейства.

В течение ночных часов — часов темноты в Берлине, но часов необыкновенно яркого освещения в широтах острова Медвежий — штаб руководства войной на море напряженно ждал очередного донесения разведки, которое или подтвердит, или опровергнет данные о присутствии в составе сил ближнего прикрытия конвоя PQ.17 кораблей, больших, чем крейсера. «Если эти силы не пойдут дальше на восток или если обнаружится, что в их составе нет тяжелых кораблей, дорога для наших собственных линейных сил будет открыта, и они смогут атаковать конвой 4 или 5 июля». Однако, когда немецкий разведывательный самолет попытался получить ответ на этот вопрос, он не обнаружил никаких признаков неуловимых крейсеров: адмирал Гамильтон, удовлетворившись тем, что его корабли обнаружены противником, снова отошел на север. Сомнения в Германии соответственно остались неразрешенными. В 02.20 4 июля командующий ВМС группы «Север» связался по телефону со штабом Шмундта в Нарвике и приказал внести временные изменения в характер использования подводных лодок: они должны были сосредоточить свои усилия на поиске возможностей атаковать «авианосцы и линейные корабли»; слежение за конвоем и атака транспортов стали задачей второстепенной важности. Три подводные лодки, запасы топлива на которых были к этому времени исчерпаны, должны были возвратиться в базу и немедленно принять топливо.

Приблизительно в то же время сигнальщики на судах конвоя заметили, что над конвоем барражирует большое число самолетов. В 02.19 с «Кеппела» передали на все корабли охранения: «Самолет противника заходит для атаки с правого борта». Атаки, правда, сразу же не последовало, вероятно потому, что самолету трудно было увидеть суда конвоя, которые проходили в этот момент через плотную полосу тумана высотой 60–70 метров. Стоял полный штиль; только от бортов шестидесяти судов и кораблей, шедших неизменно на северо-восток, расходились волны. С торговых судов не видели ничего, кроме туманных буев, буксируемых впереди идущими мателотами; тем не менее все они отлично удерживали свои места в походном ордере. Однажды самолет прорвался сквозь облака и пролетел над конвоем на высоте не более десяти метров, но летчик обнаружил суда конвоя, вероятно, так же неожиданно, как артиллеристы судов обнаружили летящий над ними самолет: немногие из них, успевшие открыть по самолету огонь, успеха не добились, а самолет не сбросил ни одной торпеды. На всех кораблях прозвучали сигналы боевой тревоги.

В течение двух часов сквозь туман доносился глухой гул моторов самолетов. Затем в 04.50 один из них — торпедоносец «Хейнкель-115» из 1-й эскадрильи 906-й бомбардировочной эскадры береговой авиации — неожиданно развернулся, выключил двигатель и примерно с расстояния полумили начал планировать в направлении на конвой, снизив высоту полета до десяти метров над водой. Летчик увидел смутные силуэты трех или четырех больших судов и начал разворачивать самолет так, чтобы выйти на конвой по диагонали с правого фланга. «Самолет не было слышно, пока он не появился над нами», — докладывал позднее офицер военной команды с американского транспорта «Самуэль Чейз». Это судно оказалось как раз на пути атакующего самолета.

На борту «Карлтона», следовавшего в кильватер «Самуэлго Чейзу», в девятой, крайней с правого фланга, колонне возникла паника, как только люди на нем увидели неожиданно вынырнувший из тумана и беззвучно планирующий на судно «хейнкель». Подойдя к колонне судов на очень близкое расстояние, самолет сбросил две торпеды, затем снова включил оба двигателя, чтобы ускользнуть из зоны обстрела зенитной артиллерии кораблей и судов. Торпеды быстро пошли по направлению к головным судам правофланговой колонны. Старший помощник капитана на «Карлтоне» громко приказал положить руль «лево на борт» и поставил ручки машинного телеграфа на «самый полный» назад. Содрогаясь от резкой Перемены переднего хода на задний, судно, вздымая огромную массу воды за кормой, быстро погасило движение вперед. Торпеды прошли под носом американского судна на расстоянии трех-четырех метров перед изумленным взглядом матроса второго класса, стоявшего на полубаке впередсмотрящим; торпеды проскочили по диагонали в промежутке между носом «Карлтона» и кормой «Самуэля Чейза» и устремились к следующей колонне слева — восьмой колонне. Через небольшой слой воды хорошо просматривалось бледно-желтоватое зарядное отделение одной из торпед.

«Карлтон» дал сигнал сиреной, чтобы предупредить головные суда в восьмой колонне, но было уже поздно: одна из торпед шла прямо к средней части «Кристофора Ньюпорта» — 7197-тонного судна типа «Либерти» — в голове восьмой колонны. Начальник военной команды этого судна не растерялся и приказал стрелять в торпеду из крупнокалиберных пулеметов. Вольнонаемные моряки «Кристофора Ньюпорта», расписанные на подачу боеприпаса к пулеметам, спасовали перед надвигавшейся опасностью и бросились на левый борт судна. Один артиллерист, оставшийся на своем посту, выстрелил по торпеде длинную очередь, но, проходя через воду, снаряды отклонялись в сторону, и торпеда быстро приближалась к борту. Она ударила в машинное отделение, оставив в борту зияющую пробоину, и вывела из строя рулевое устройство. Из огромной пробоины наружу вырвались длинный язык пламени и клубы густого дыма. Храбрый артиллерист лежал на палубе без сознания, три матроса в машинном отделении умирали или были уже мертвы, а неуправляемое судно беспомощно описывало циркуляцию, проходя по инерции через шестую и седьмую колонны конвоя и лишь благодаря счастливому случаю не сталкиваясь с другими судами; наконец, развернувшись носом в сторону, обратную движению конвоя, оно остановилось. Мимо него прошли спасательные суда, и весь конвой скрылся затем в тумане.

«Кристофор Ньюпорт» донес по радио на «Кеппел»: «Получил попадание авиационной торпедой». Капитан 3 ранга Брум приказал «Лимингтону», «Ледбьюри» и «Поппи»: «Примите все возможные меры для удержания подводных лодок в подводном положении». Несколько кораблей охранения пришлось оставить позади конвоя позаботиться о поврежденном судне, а если потребуется, то и потопить его, но при этом и сами корабли охранения могли стать жертвой подводных лодок; к счастью, вблизи конвоя в это время не было ни одной из них.

Капитан маленького 1567-тонного спасательного судна «Замалек» Моррис, дав сигнал «по местам стоять для спасательных работ», уже спешил к поврежденному американскому судну. Экипаж «Кристофора Ньюпорта» не нуждался в приказе покинуть судно: еще до того как раздался взрыв торпеды, на шлюпбалках уже повисли четыре готовых к спуску спасательных вельбота; два из них уничтожило взрывом, а два других уже отходили от борта судна, которое, как рассказывали потом очевидцы, пока его было видно, не подавало никаких признаков того, что начинает тонуть.

Двадцатью пятью минутами позднее спасательное судно подобрало сорок семь уцелевших моряков пострадавшего американского транспорта, включая его капитана Нэша. Экипаж транспорта был очень пестрым. Так, например, одному из его членов — боцману было за восемьдесят, а самому младшему артиллеристу — всего семнадцать.

Моряков, когда они взобрались на борт, возглавлял пожилой инженер-шотландец; позади него толпились смеющиеся, кричащие матросы. Капитан спасательного судна Моррис никогда еще не видел таких веселых пострадавших моряков; большую часть экипажа составляли негры, и каждый из них держал в руках по коричневому или серому чемодану, как будто все они подготовились к увольнению на берег в порту.

На некоторых были отличные выходные костюмы и чистые белые сорочки с аккуратно завязанными галстуками. Все были совершенно сухими. Это говорило о том, что оставление поврежденного транспорта и операция по приему моряков на борт «Замалека» прошли гладко. Когда Моррис увидел, как его матросы помогают американским морякам поднимать на борт судна чемоданы и другой личный багаж, он потерял терпение и крикнул, чтобы они прекратили заниматься этим.

К этому времени конвой ушел вперед миль на семь-восемь, и позади него виднелись только сторожевой корабль и один или два тральщика. Танкер «Олдерсдейл» сигналил, что он готов взять поврежденный американский транспорт на буксир.

Капитан 3 ранга Брум приказал сторожевому кораблю «Дианелла» находиться в готовности к действиям, а тральщику «Бритомарт» — выяснить состояние поврежденного транспорта и донести. В 05.20, после того как «Замалек» подобрал всех моряков американского транспорта, «Бритомарт» донес на «Кеппел»:

«Капитан „Кристофера Ньюпорта“ докладывает, что машинное и котельное отделения затоплены. Возможно, останется на плаву, если выдержат переборки. Рулевое управление выведено из строя».

Брум понимал, что времени на борьбу за живучесть и восстановление механизмов «Кристофора Ньюпорта» нет. Он приказал «Бритомарту» занять свое место в одной миле позади конвоя, а «Дианелле» — подвести к поврежденному транспорту одну из следовавших с конвоем подводных лодок и затопить его выстрелом торпеды.

Подводная лодка «Р-614» выстрелила одну или две торпеды, но транспорт по-прежнему оставался на плаву. Сторожевой корабль «Дианелла» попробовал использовать для этой цели взрыв двух глубинных бомб, но и они не привели к желаемым результатам. К этому времени даже догонявший конвой «Замалек» начал скрываться за горизонтом, поэтому и сторожевой корабль и подводная лодка отказались от дальнейших попыток потопить транспорт и пошли полным ходом к конвою. Совершенно новый транспорт типа «Либерти» оставили на поверхности.

Капитан спасательного судна Моррис приказал своему старшему помощнику вызвать на мостик капитана американского транспорта. Он распорядился также, чтобы на камбузе приготовили на всех по большой порции пудинга из мяса и почек, с тем чтобы, если «Замалек» будет торпедирован, каждый был физически готов к испытаниям и борьбе за свое существование. Через некоторое время на мостике «Замалека» появились капитан Нэш и начальник военной команды пострадавшего американского транспорта. Низкорослый уэльский капитан спасательного судна подозрительно посмотрел на подвешенный к поясному ремню Нэша огромный американский пистолет. Моррис прервал многословные объяснения Нэша о полученных повреждениях и причинах оставления транспорта и заявил, что не может позволить американцам носить на его судне пистолеты. Потом спросил, не будут ли они любезны сдать оружие старшему помощнику капитана господину Макдональду.

В течение нескольких секунд Нэш изумленно смотрел на Морриса — капитан «Замалека» почти на полметра был меньше его ростом, — затем запротестовал: «Боже мой, малыш! А что мы будем делать, если?.. Ведь все они негры!» Моррис приказал Макдональду взять пистолеты. Нэш продолжал кричать: «Они все негры! Если среди них. начнется паника, вам придется стрелять в них, вот увидите!»

Моррис заявил ему, что он не допустит на своем судне никакой стрельбы, и добавил, несколько смягчив тон, что, если американцам не нравится выполнять его приказы, они могут возвратиться туда, откуда пришли, — на свои спасательные вельботы. На несколько секунд на мостике воцарилось молчание, затем два американца отстегнули пистолеты и передали их Макдональду. В течение всего дальнейшего перехода до Архангельска, во время которого был такой период, когда «Замалек» четыре часа подвергался непрерывным атакам с воздуха, ни один из негров не проявил даже малейших симптомов паники.

В 05.45 «Бритомарт», нагнавший к этому времени конвой, донес на «Кеппея»: «На „Кристофере Ньюпорте“ погибли офицер и два матроса. На борту „Замалека“ 47 подобранных моряков». Что же касается самого транспорта, то спасенный с него начальник военной команды доложил своему начальству, что судно «затонуло кормой в результате артиллерийского огня с английских кораблей охранения».

Потеря американского транспорта имела и другие последствия: шум от взрыва торпед, глубинных бомб и усилившегося движения кораблей охранения распространился в водной среде на большие расстояния. В 05.03 командир подводной лодки «U-255» капитан-лейтенант Рич установил контакт с конвоем с помощью гидроакустического оборудования. С полуночи это был первый контакт с конвоем, и вместе с докладом станции радиоперехвата о том, что в 04.50 самолет донес о повреждении судна авиационной торпедой, этот контакт позволил адмиралу Шмундту предположить, что конвой скоро вновь будет найден. В 07.00 подводная лодка «U-457» (капитан-лейтенант Бранденбург) обнаружила одиночное торговое судно и разведывательный самолет, а за час до этого слышала шумы конвоя. Бранденбург начал давать радиосигналы для наведения других подводных лодок и одновременно направился к обнаруженному судну. Однако оказалось, что судно стоит на месте и оставлено экипажем. Это был беспомощный «Кристофор Ньюпорт», который успешно выдержал как атаку немецким самолетом, так и попытки английских кораблей потопить его. В 08.23 Рич, удовлетворив свое любопытство относительно названия, порта приписка судна и характера груза, выстрелил в него торпеду и проследил, как оно затонуло.

Единственные разведывательные данные, полученные конвоем в это время из Уайтхолла, были таковы: в 08.10 поступило сообщение, что в последний раз о конвое доносили в 05.15, г, то время как, согласно данным радиопеленгования, за конвоем следили и доносили его место «в течение всей ночи». Еще раз данные оказались недостаточно точными; однако к потерям привела не эта ошибка. Фактически к 11.30 как авиация немцев, так и их подводные лодки вынуждены были признать, что за это время контакта с конвоем PQ.17 никто из них не имел.

Наступил День независимости 4 июля. В Лондоне этот день был светлым и солнечным, в Арктике — туманным, безветренным и холодным. Температура была минус три градуса, а конвой продолжал идти на север. Потрепанные ветром полосатые флаги со звездами на американских торговых судах спустили и подняли вместо них новые. С мостика английского крейсера «Норфолк» сигнальным прожектором передавали на американский крейсер «Уичита» поздравления по случаю Дня независимости: «Желаем вам в этот день большого счастья. Соединенные Штаты — единственная страна с известным днем рождения».

Командир «Уичиты» капитан 1 ранга Хилл ответил: «Благодарю за поздравления. Полагаю, что Англии следовало бы праздновать День матери».

С флагманского корабля «Лондон» контр-адмирал Гамильтон передал на американские крейсера и эсминцы более формальное поздравление: «В день вашего великого праздника, казалось бы, несправедливо заставлять вас находиться на боевых постах, но даже в такой день свободу мореплавания можно истолковывать двояко. Вы оказываете нам большую честь тем, что находитесь с нами, и я желаю вам больших успехов в борьбе с противником».

Это было типичное для королевского флота приветствие, но в нем чувствовалась мрачная уверенность, что в этот день кораблям, возможно, придется помериться силами с немецким линейным флотом. Лояльно настроенный капитан 1 ранга Хилл ответил:

«Для нас высокая честь быть сегодня здесь вместе с вами и отстаивать идеалы, которые воплощает День независимости. Мы счастливы, что являемся частью сил под Вашим командованием. Празднование Дня независимости, — напомнил он Гамильтону, — всегда сопровождается большим фейерверком. Я верю, что Вы не лишите нас такового…»