"Тайна куртизанки" - читать интересную книгу автора (Борн Джоанна)

Глава 4

– Слава Богу!

Эйдриан одетым рухнул поперек кровати. От его куртки несло вином. Это сделано было специально, чтобы не требовались объяснения, почему он спотыкается на каждом шагу.

– У тебя опять кровотечение.

– Никто не видел.

– Черт! Хорошо, если никто не видел. – Грей начал стаскивать с него сапоги. – Проклятый глупец!

– Они будут искать кого-нибудь с пулевым ранением. А не идиота… несущего бутылку.

– Несущего бутылку, фальшиво поющего и подозрительно бредущего по гостиничному двору.

– Никто тебя не видит, когда ты… не прячешься. Может, и так, но это стоило Эйдриану последних сил.

– В следующий раз делай, что тебе говорили. Расстегнув его полосатый жилет, Грей увидел рубашку, всю пропитанную красным. Потеряно еще больше крови. А они пока не вытащили пулю.

– И я не фальшивил… у меня очень красивый баритон.

– Не вставай.

Руссель, хозяин гостиницы, уже приготовил на туалетном столике красную сумку Дойла, где лежал набор холодного оружия, замаскированный под парикмахерские инструменты. Были там и ножницы.

– Я разрежу куртку.

– Еще одна вещь моего гардероба принесена в жертву разведке. – Эйдриан скривил губы. – Забери это. Мы надоели друг другу. Я носил ее… сколько… три дня?

– Четыре. С тех пор как тебя подстрелили.

– Я потерял целый день.

– Этот день не потерян.

Они разговаривали по-французски. Даже наедине, даже в этой гостинице, принадлежавшей британской разведке, они не переходили на английский. Одна из привычек, сохранивших им жизнь. Голоса меняются, когда меняется язык.

Закатав рукава, Грей выбрал пару ножниц.

– У этих острые концы. Не вертись.

– Лучше сам держи меня. – Эйдриан откинул голову на подушку. – Не стоило нам привозить ее сюда. Мы вполне могли оставить ее в любой из тех деревень.

– Она мне нужна. А вот тебя следовало бы оставить в нормандской деревне и сказать: «Хорошо, что избавились». – Грей разрезал шерсть куртки, тяжелый шелк жилета и полотно рубашки. – Подними руку. Да, порядок.

– Ты привез французского агента в убежище британской разведки. Это круг деятельности Русселя. Он захочет перерезать ей горло.

– Руссель делает не все, чего ему хочется.

Повязка была тяжелой от свежей крови, засохшей и коричневой по краям.

Несколько щелчков ножницами, и Грей снял ее. Эйдриан приподнялся, взглянул на свою грудь.

– Отсюда выглядит чертовски грязной. Как там?

– Неплохо. – Под засохшей кровью из раны сочилась тоненькая струйка желтоватой жидкости. Нормально ли это? – Лучше, чем я ожидал.

К несчастью, Ястреб умел читать по лицу. Снова упав на кровать, он несколько раз сжал и разжал кулаки, потом отвел взгляд. Снаружи доносились неясные голоса людей, разговаривающих за столами во дворе.

– Местному лекарю Руссель не доверяет. Мы сделаем это сами.

– Как отважно с нашей стороны.

Жар спал – временная передышка, отвоеванная стойкостью Хокера. Этот блестящий мальчик умирал потому, что Грей не имел права рисковать, послав для него за французским доктором. Потому что они потратили слишком много времени четыре дня назад. Но самое главное не в этом. Он умрет потому, что Грей отправил его во Францию. И завтра он убьет парня, вытаскивая эту пулю. Черт, черт, черт!..

Дочь Русселя принесла воду, и часть ее Грей налил в таз. Она была горячей, почти невозможно прикоснуться.

– Обмоем рану. Поедим и крепко поспим. Завтра мы отъедем подальше от Парижа, остановимся и вынем пулю. – Он заставил себя изучить воспаленную кожу, – У тебя появится красивый шрам.

– Это прибавит мне очарования. Кто будет резать… ты или Доил?

– Мы обговорили это. Мои руки лучше справятся с мелкой работой.

– Вы бросили монетку? Я знаю. – Эйдриан изобразил усмешку. – Мы бы могли подождать до Англии. Я знаю в Челси одного человека, который прекрасно обращается с пулей.

– Трус!

– Ладно, завтра. Если ты настаиваешь, предлагаю выбрать какое-нибудь укромное место. Я буду выть совсем не по-мужски.

– Приму это к сведению.

Рядом с тазом лежала стопка полотенец. Грей пытался вспомнить, что делали после боя в санитарных палатках. Там были раны, накрытые мокрой горячей тканью. С лошадьми поступали так же. Он попытается. Грей намочил полотенце в воде, от которой шел пар, и осторожно выжал его.

– Будет горячо.

– Ох! – Эйдриан дернулся. – Горячо. Да. Ты прав. – Он глубоко вздохнул сквозь зубы. – Ужасно горячо. Послушай… У Каррадерз мой последний отчет. Я за него спокоен. Передай Джайлсу, чтобы он взял что хочет из моей комнаты на Микс-стрит. Джорджу я обещал часы в ящике моего туалетного столика, если не вернусь из какой-нибудь увеселительной поездки.

– Из этой ты вернешься. – Грей поднял ткань и взглянул на рану.

– Приказы? Ты знаешь, как я слушаюсь приказов. Ты что, собираешься с глупым видом рассматривать пулевое отверстие? Нелепо, если хочешь знать мое мнение. – Эйдриан уставился на трещину в потолке. – Грей, если опять начнется жар… Не позволяй мне говорить.

Ястреб знал слишком много секретов.

– Не позволю.

– Спасибо. – Он глубоко вздохнул. – Еще деньги. В банке Хора лежит куча денег на имя Эйдриана Хокера. И ценные бумаги. – Он поморщился, когда Грей убрал полотенце. – Найди Джона Блэка. Ты не поверишь, но я крестный отец его старшего сына. Деньги переходят к мальчику. – Еще один глубокий вздох. – Полагаю, я должен портному. Заплати за меня, хорошо?

– Ты как Сократ над кубком яда. – Грей опять намочил полотенце в горячей воде и положил его на рану.

– Кто… Ох! Кто такой Сократ?

– Мертвый грек. Анник им восхищается.

– Бесполезное дело, раз он мертв. Эта женщина рождена, чтобы ее ценил теплый и живой мужчина. – Худое смуглое лицо Эйдриана потеряло все краски, но все же он сумел хитро подмигнуть. – Может, я. Ты вообще не интересуешь ее, старина.

– Я не жду от нее любви. Она должна меня бояться и прекратить свои попытки к бегству. А любить она может тебя. – Грей замолчал и смыл кровь с груди юноши. – Я собираюсь тебя посадить. Не помогай. Я сам все сделаю.

– Хорошо.

Подняв Эйдриана, который был легким и хрупким, как стекло, он подложил ему под спину подушки.

– Теперь отдыхай.

Грей выплеснул грязную воду в окно на плющ, вившийся по каменным стенам. Ночь выдалась теплая, внизу на террасе засиделись допоздна люди, главным образом местные фермеры, но было и несколько путешественников, говоривших с парижским или нормандским акцентом. Одна из пухленьких темноволосых дочерей Русселя ходила бочком между гостями, собирая пустые стаканы.

Здесь, в этой маленькой деревне, в уединенной гостинице, которая была промежуточной станцией их шпионской сети во Франции, они сегодня в безопасности. Завтра начнется ад.

Кровать заскрипела.

– Ты дурно с ней обращаешься. Это отвратительно, – произнес Эйдриан.

– Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю. Это похоже на борьбу с оголодавшей кошкой.

Но Грей лгал. Это борьба с молнией, завернутой в шелк. Анник Вильерс не признавала себя побежденной. Отчаянно и безрассудно она продолжала кидаться на него, пытаясь выпрыгнуть из кареты. Снова и снова он ловил ее и всей тяжестью прижимал к сиденью. Каждый раз она вздыхала и признавала очередное поражение. Острые углы исчезали. Пульсирующая энергия затихала в его руках. Она была прекрасной и коварной. Пагубной, как опиум.

Чертовски странные для старшего офицера мысли о вероломной француженке:

– Я стараюсь не причинять ей боль. Это нелегко. Она быстра, как маленькая кобра. – Грей закончил перевязку. – Вряд ли она хочет со мной разговаривать. Я знаю, что она сделала.

В комнату вошел Уилл Дойл, неся тяжелый поднос.

– Что она сделала? – Он захлопнул ногой дверь. – Кроме того, что нас обложили в Италии и Австрии?

– Ты должен был приглядывать за ней.

– Я расставил парней Русселя под окном и у двери. Анник Вильерс не сбежит, когда внизу толпится около трех десятков людей. Она не идиотка. Роберт, с ней что-то не в порядке.

– Этого я тоже не должен от тебя слышать.

– Она даже не поворачивается и не разговаривает со мной. Ни слова. – Дойл опустил поднос на стол. – Я видел ее работу в Вене. Она болтает, как стая ворон. Что-то не в порядке, когда она молчит.

– Наверное, я ушиб ее.

– А может, Леблан. У него она пробыла дольше, чем у нас. – Грею не хотелось думать, что он причинил ей боль. Слишком легко проникнуться сочувствием, забыть, кто она.

– Я осмотрю ее, когда уложу в постель.

– Интересное замечание, – сказал Эйдриан. – Полагаю, ты нам потом объяснишь.

– Это не улучшит твое самочувствие. – Дойл снял с бело-голубой чашки салфетку и оценивающе понюхал. – Тушеное мясо Русселя. Пахнет луком-пореем и кервелем. – Он положил ложку в чашку и протянул Эйдриану с отрывистым: – Ешь.

– Слышать – значит повиноваться. Брось мне того хлеба, пока ты рядом.

Дойл быстрым привычным движением отрезал ему кусок.

– Я был внизу, извинялся перед Русселем… Кстати, он жаждет твоей крови, Роберт, за то, что ты привез ее сюда. Я притворился, будто знаю, в чем дело. Ты собираешься объяснить?

– Человек живет надеждой, – благочестиво сказал Эйдриан.

– Начни-ка ты обсуждать это мясо со своим желудком, – посоветовал Дойл. – Глава подразделения не объясняется с кем-то вроде…

Сильный грохот нарушил покой снаружи и поблизости. Дойл замер. Взгляд Эйдриана метнулся к окну. Пистолет в сумке, заряженный. Второй в сумке Хокера. У Дойла всегда при себе. Лестницы удобны для обороны. Они.

Мужской смех перекрыл жалкое хихиканье женщин. Возобновились разговоры. Это было какое-то происшествие на кухне. Всего-навсего мелкое происшествие, к которому подручные Леблана отношения не имели. Пока нет. Грей убрал руку с сумки.

– Я слишком долго не участвовал в бою. – Эйдриан сунул под одеяло нож с узким лезвием.

– Мы все на взводе, – сказал Дойл. – И не в последнюю очередь из-за этой опасной женщины, которая заперта в соседней комнате. Мы собираемся избавиться от нее в обозримом будущем?

– Он собирается тащить ее до самой Микс-стрит. Держу пари. На этом подносе есть бренди?

– Для тебя вино. – Дойл зубами открыл бутылку. – Я дал ей ту неприличную сорочку. Она была не очень довольна.

– Я не пытаюсь утешить ее.

Дойл плеснул в стакан вино и добавил туда воду. Глубокий красный цвет стал едва розовым.

– Мне совсем не нравится, что ты задумал для этой девушки.

– Я слушаю, – произнес Грей.

– Прежде всего, не нравится одевать Анник Вильерс в какие-то обноски шлюхи. – Дойл кивнул на яркие платья. – Они из кладовки Русселя… оставлены божьей коровкой, которая улетела, не заплатив. По размеру ей годится, но такое носят в борделе.

– На службе Франции ее одевали хуже. – Грей взял платье и подумал, что его загадочная голубизна вполне подходит под цвет ее глаз. Тонкий мягкий хлопок лип к его пальцам. Одежда для борделя. – Очень милое. Парижская работа.

– Наряд, чтобы потрясающе выглядеть в нормандской деревне. Если она и сумеет освободиться, то далеко не уйдет. – Эйдриан взял стакан. – В аду есть скамейка для тех, кто разводит водой хорошее вино.

Дойл оглядел поднос и выбрал себе кусок слоеного пирога.

– Сквозь такие платья можно читать газету. Они сделаны, чтобы привлекать внимание.

– Она может носить мешковину и все равно быть привлекательной, – ответил Грей.

А этот наряд создан для такой, как она. Дорогой куртизанки, женщины, рожденной соблазнять мужчин. Она продавала свою маленькую грудь, словно яблоки на рынке.

– Она уложила Анри Бреваля дубинкой, которую прятала под юбкой. Тут не спрячешь даже зубочистку.

– Ты не прав, Роберт. Она ведь одна из нас. Одна из лучших. Она в игре с детства. Нельзя обращаться с одним из превосходных игроков как с проституткой. Ты одеваешь ее в эту ночную рубашку или тонкое платье и начинаешь считать шлюхой.

– Она не шлюха, – сказал Эйдриан, подбирая овощи со дна чашки. – Она может убить тебя случайной мелочью, попавшейся ей под руку.

– Возможно, сейчас она что-нибудь затевает, чтобы получить острые края. – Дойл почесал шрам на щеке, искусную подделку. Но после длительного ношения шрам начинал чесаться. – Мне бы хотелось, чтобы эта девушка работала на нас.

– Ты не хочешь.

Грей присел у камина, подбросил в очаг березовое полено. Им нужны дрова. Эйдриану станет холодно, если жар вернется. В языках пламени выплясывали цыганские танцы десятки Анник, блестящие от пота, скользкие от душистого масла.

– Она была тогда в Брюгге. – Он сразу ощутил перемену.

– Брюгге? – повторил Дойл.

– Я ожидал встречи на рыночной площади, в кафе у башни. На другой стороне площади жонглировал цыганский подросток. Он со смехом подбрасывал в воздух штук пять ножей.

– Анник, – сказал Дойл. – Я слышал, она убедительно играет мальчика.

– Я не знал, что она женщина, пока не увидел ее в погребе Леблана. Этот якобы мальчик кидал ножи, поражая мелкие мишени. Он собрал перед уходом полшапки монет.

– Да, она умеет обращаться с ножами. Не лучше Ястреба, нехорошо.

– Никто меня не превзойдет, – возразил Эйдриан.

Кивнув, Грей взял из ящика несколько сосновых шишек и положил их в огонь, чтобы разгорелись поленья.

– Спустя час пришел Флетч и сказал, что они попали в засаду, все золото исчезло. Макгилл, Уэйнрайт и брат Тенна погибли.

Эйдриан поставил чашку на стол.

– Я служил с Уэйнрайтом в Париже.

– Брат Тенна был одним из моих людей, – вздохнул Дойл. – Это его второе задание. Стивен Теннант. Я страшно переживал. – Он заглянул в чашку. – Ты собираешься доедать?

– Нет.

– Тогда пей вино. Предполагалась обычная сделка. Планы Альбиона в обмен на золото.

Планы Альбиона представляли собой тактические детали вторжения Наполеона в Англию. Это был исчерпывающий расчет войск, кораблей, провианта, маршрутов, расписаний. Император даже наметил дату вторжения в Англию, места высадки, продвижение в глубь страны и запасные даты на случай плохой погоды.

Имея эти планы, Англия в ответ могла напасть из засады на подходящий к ее берегам французский флот и нанести по нему удар с моря. Планы содержали бесценные сведения о Франции: численный состав каждого судна и каждой сухопутной роты, производительность каждого завода. Они могли изменить баланс сил.

Было сделано тридцать шесть полных копий. Одна копия, по слухам, пропала. Когда возникло предложение обменять планы на золото, он, Грей, должен был учуять предательство. Запрашиваемая цена – всего пригоршня золота. Мелочь. В результате он заплатил в сто раз больше. Ухватившись за возможность купить планы, он привел своих людей в западню и позволил им умереть. Его ошибка. Его ответственность.

– Она была в Брюгге. Я полгода искал этого цыгана-подростка.

– Думаешь, это сделала она? – спросил Дойл. – Потому что работали ножом?

– Все погибли от единственного точного удара в шею. Виртуозные броски, сделанные из засады. Французы с самого начала собирались убить нас.

Дойл уже качал головой:

– Это не она. Девушку обучал Вобан. А там было кровавое топорное дело. Вобан не прикоснулся бы к нему даже шестом для отталкивания баржи.

– Кровавое, но совсем не топорное, – возразил Грей. – Три аккуратные, одинаковые раны. Многие ли так бросают? И она была там.

– Это не она. Ястреб, так?

– Да, не ее манера. – Эйдриан глотнул разведенного вина и сморщился. – Мы получили по носу в этой игре – ты, я, Дойл, все из нас. Анник Вильерс – игривая, знающая, скрытная. Проскользнула, выскользнула, и ты не узнаешь, была ли она здесь. О том, что она кого-то убила, я никогда не слышал.

– Это лишь означает, что она достаточно хороша, чтобы не попасться. – Грей последний раз поворошил дрова и встал. – Леблан говорил, что планы Альбиона забрал Вобан.

– Леблан – идиот! – фыркнул Эйдриан.

– Широко известная правда, – ответил Дойл, перебирая щетину на подбородке. – Но Вобан, замешанный в предательстве? Этот неподкупный старый революционер? Я не верю. Легко обвинять его теперь, когда он умер…

– Вобан умер? – Эйдриан неосторожно передвинулся и, сморщившись от боли, приложил руку к повязке.

– А ты не знал? Слухи доходят медленно. Он умер во сне. Кажется, полтора месяца назад. Он был последним из старой гвардии, таких мы больше не увидим. – Дойл бросил салфетку на поднос. – Вобан скорее отрубил бы собственные яйца, чем продал бы французские секреты. Девушка была с ним с детства. Она сделана из той же стали, что и он.

Грей понимал, что Анник по уши в этом деле, хотя Дойл и Эйдриан ему не верили. Он узнает это наверняка, когда посадит ее за решетку на Микс-стрит. Он выяснит, где она прячет планы Альбиона. Дайте ему время, и он узнает цвет стен в ее спальне, когда ей было семь лет.

– Я вам еще нужен, Эйдриан?

– Я справлюсь. Ты ошибаешься на ее счет.

– Посмотрим. Я сейчас поем, умоюсь и возьмусь за нее.

Отвратительно, если снова начнется борьба. Может, на этот раз она притворится шлюхой и предложит раздвинуть для него свои бедра. Может, он просто возьмет ее, использует и забудет. Нет очарования в женщине, когда она под ним скользкая и потная. Она просто еще одно теплое, податливое тело. Чертовски непрофессионально так думать о заключенной.

– И может, она будет прикована к кровати.

– Роберт… – забормотал Дойл.

– Пусть идет, – тихо сказал Эйдриан. – Теперь это их личное дело.