"Иисус, еврей из Галилеи" - читать интересную книгу автора (Абрамович Марк)

Глава 13. Арест, суд и распятие

Начнем с Пилата. Мы посвятили ему уже немало строк, раскрывая его роль во всех этих событиях, вернемся к этой теме еще раз, а точнее — к последним дням его наместничества в Иудее. Напомним, что с первых дней своего правления прокуратор «прославился» пренебреженьем к религиозным чувствам населения. Он стал широко известен своим взяточничеством, издевательствами, многочисленными казнями без суда и следствия и грабежом жертвенных денег из казны Иерусалимского Храма.

Вместе с тем он боялся разоблачения. Он знал, что резня, учиненная им в Самарии, не останется без жалобы. Чтобы оправдать свои действия, ему как воздух, нужен был материал, порочащий лояльную к императору Иерусалимскую знать. Он хотел доказать, что именно они, авторитетные и уважаемые руководители еврейского общества, готовят восстание против Рима. Этим он не только нейтрализовал бы будущие обвинения, но и оправдал перед императором все свои злоупотребления. Ему нужен был опасный внутренний враг. А его-то и не было. При римском господстве в Иудее, Галилее и Самарии обстановка накалялась постепенно, и, как утверждают античные авторы, при императоре Тиберии оставалась спокойной. Взрыв произошел только в 66–73 гг. н. э.

Говоря о саддукеях — жреческой верхушке, следует помнить, что именно они являлись «поставщиками» первосвященников Иерусалимского Храма. Это была жреческая аристократия — высшая знать, владевшая несметными богатствами и, обладавшая огромным влиянием в «Палестине». При римском господстве именно саддукеи служили его опорой, стремясь подчинить своему влиянию все больше склонявшихся к бунту простолюдинов. Отрицание ими устной Торы и толкований закона проистекало из их консерватизма, желания любыми средствами удержать свое падающее влияние и привилегии. Пока Храм был в их руках, им принадлежало последнее слово при решении государственных вопросов в тех пределах, которые им были оставлены Римом, что вполне их устраивало.

Фарисеи тоже считали простолюдинов невежами в вопросах вероучения и в знании законов. Талмуд даже отмечает ряд ограничений для фарисеев в их отношениях с народом, касающихся купли-продажи продуктов и их приготовления, но именно фарисеи толковали законы и традиции еврейского образа жизни. Именно из среды фарисейства вышли все великие законоучители и философы еврейского народа. В период правления Александра Янная фарисеи выступили во главе народных восстаний 95 и 94–89 гг. до н. э., а в описываемый период, левое крыло фарисеев образовало движение зелотов, которое высшей целью провозгласило свободу. С начала правления вдовы Александра Янная фарисеи получили господство в Синедрионе и сохранили его до описываемых времен. Между Синедрионом и жречеством шла ожесточенная борьба за влияние и власть, но и в рядах умеренных фарисеев не было единства — часть из них втайне симпатизировала левому крылу, а часть постепенно шла на сближение с саддукеями и придерживалась линии примирения с Римом. Позднее, во время восстания 66–73 годов эта часть фарисейства пошла на прямой союз с саддукеями, за что и была уничтожена зелотами. Но пока Синедрион был сильным противником жречества. В это время его возглавлял наси Гамлиель Первый Старший. Впоследствии именно он стал на сторону преследуемых христиан, и для этого у него были веские причины. Вообще, династия носителей титула «наси» из дома Хилела (родословная которой восходила к Давиду), пользовалась огромным авторитетом, и руководила общиной свыше трех столетий — до 425 г. н. э. Последний, раббан Гамлиель VI, не оставил потомков…

Теперь об Иисусе… Абсолютно ясно, что Евангелия дают мифологизированное родословие. Если он действительно Сын Божий, то он не может претендовать на родство с домом Давида, а Мессия, согласно пророкам, должен был происходить именно из этого дома. Если же он сын плотника, то его семья не могла принадлежать к дому Давида, так как к этому времени все прямые потомки Давида были известны поименно, занимали высокое общественное положение, и никакого плотника среди них быть не могло. Сыну плотника мысль о том, что он Мессия, просто не могла прийти в голову.

Так кем же был Иисус? Свидетельство Иосифа Флавия настолько общеизвестно, что приводить его не имеет смысла. В связи с длительными спорами относительно его подлинности, стоит привести слова Флавия в версии «Всемирной истории» Агапия, так как он, по всей вероятности, пользовался более древним и неотредактированным источником: «В это время был мудрый человек, которого звали Иисус. Весь его образ жизни был безупречным, и он был известен своей добродетелью, и многие люди среди евреев и других народов стали его учениками. Пилат осудил его на распятие и смерть. Но те, кто стали его учениками, не отказались от его учения. Они рассказывали, что он им явился через три дня после распятия и что он был тогда живым; таким образом, он был, может быть, мессия, о чудесных деяниях которого возвестили пророки».

Эти строки говорят нам о том, что Иисус отличался высокой нравственностью и что его ученики после его смерти не только не отказались от нового учения, но и утверждали, что по прошествии трех дней после распятия видели его живым. Из этого они заключили, что он был тем самым Мессией, о котором говорили пророки. Всем известно, на какие преувеличения способны экзальтированные ученики, чтобы доказать истинность учителя и его учения. Высказывание Флавия в изложении Агапия ценно тем, что однозначно подтверждает: Иисус — личность историческая, но никаких подробностей о его происхождении не содержит. Может быть, в исторической литературе их и нет?

Поищем у Иосифа Флавия… Вот на первый взгляд малозначительный фрагмент: «Преемником Фада стал Тиберий Александр, сын александрийского алабарха Александра, который выдавался среди своих сограждан как знатностью происхождения, так и богатством. Вместе с тем алабарх отличался также благочестием, тогда как сын его не оставался верен древним традициям. В то же самое время случился в Иудее и тот большой голод, когда, как я рассказал выше, царица Елена на большие деньги закупила хлеба в Египте и раздала его нуждавшимся. Тогда же были казнены и сыновья галилеянина Иуды, Иаков и Симон, которые, как мы упомянули выше, во время переписи Квирина возбудили народ к отпадению от римлян. Александр велел распять их на кресте» (Иосиф Флавий. «Иудейские древности», 20, 5:2). Казнь Иакова и Симона могла состояться только в период с 47 по 48 гг. н. э. — во время правления Тиберия, а правил он Иудеей только один год.

Какое это имеет отношение к Иисусу, и, наконец, кто такой этот Иуда Галилеянин? Сначала о нем… Иуда Галилеянин не кто иной, как руководитель антиримского восстания в 6 году н. э., один из создателей и лидеров партии зелотов — крайней антиримской группировки фарисеев.

Вот теперь совсем по-иному воспринимаются слова евангелиста Луки: «Когда же настал день, призвал учеников Своих и избрал из них двенадцать, которых и наименовал Апостолами: Симона, которого и назвал Петром, и Андрея, брата его, Иакова и Иоанна, Филиппа и Варфоломея, Матфея и Фому, Иакова Алфеева и Симона, прозываемого зилотом, Иуду Иаковлева и Иуду Искариота, который потом сделался предателем» (Лука, 6:13–16). Как оказалось, Симон-Петр и его брат Андрей, и Иаков — сыновья Иуды Галилеянина.

В «Послании к Галатам» апостол Павел пишет: «Когда же Бог, избравший меня от утробы матери моей и призвавший благодатию Своею, благоволил открыть во мне Сына Своего, чтобы я благовествовал Его язычникам, — я не стал тогда же советоваться с плотью и кровью, и не пошел в Иерусалим к предшествовавшим мне Апостолам, а пошел в Аравию и опять возвратился в Дамаск. Потом, спустя три года, ходил я в Иерусалим видеться с Петром и пробыл у него дней пятнадцать. Другого же из Апостолов я не видел никого, кроме Иакова, брата Господня» (1:15–19).

Таким образом, в Иерусалиме Павел виделся только с Петром и Иаковом. Но мы уже знаем, что Петр, это не кто иной, как Симон, а Иаков — его брат. Недаром же в «Деяниях святых Апостолов» Петр и Иаков перечисляются вместе: «И пришедши взошли в горницу, где и пребывали, Петр и Иаков, Иоанн…» Именно в этой семье останавливался Павел при посещении Иерусалима, от них, ближайших его родственников, он почерпнул все сведения об их учителе и брате. Эти сведения, видимо, настолько не соответствовали религиозной концепции Павла, что в дальнейшем он ни разу не говорил об Иисусе, как о реально жившем человеке. Для проповедей Павла больше соответствовал мистический образ небесного Мессии — Христа, ничего общего не имевшего с человеком по имени Иисус, распятым при прокураторстве Понтия Пилата. Перечитаем еще раз Евангелия от Марка. Когда Иисус пришел в родные края и начал учить в родной синагоге, то многие «соблазнились» о нем: откуда в человеке, которого они знали с детства, такая премудрость и такая сила? «Не плотник ли Он сын Марии, брат Иакова, Иосии, Иуды и Симона? не здесь ли между нами Его сестры?» После этих строк можно смело отмести любые сомнения и ответить на первую часть поставленного нами вопроса: Иисус — брат Иакова и Симона. Но тогда… Тогда Иисус является сыном знаменитого мятежного раби из Галилеи и братом двух его сыновей, казненных Тиберием Александром! Притом, он был их старшим братом, рожденным от первого брака, ведь именно за него, по Евангелиям, родители принесли искупительную жертву. А такая жертва приносится только один раз в жизни, и только за первенца. У Иосифа Флавия есть и прямое указание на то, что Иаков является братом Иисуса.

На пост первосвященника был назначен сын Анны — Анна младший. Вновь назначенный первосвященник был истинным саддукеем, а это значило, что он был особенно беспощаден при разбирательстве дел, касавшихся религии. Флавий пишет: «Будучи таким человеком, Анан полагал, что вследствие смерти Феста и неприбытия пока еще Альбина наступил удобный момент (для удовлетворения своей суровости). Поэтому он собрал Синедрион и представил ему Иакова, брата Иисуса, именуемого Христом, равно как нескольких других лиц, обвинил их в нарушении законов и приговорил к побитию камнями. Однако все усерднейшие и лучшие законоведы, бывшие (тогда) в городе, отнеслись к этому постановлению неприязненно» (Иосиф Флавий, Иудейские древности, 20, 9:1).

Теперь становится понятной проникшая в Евангелия пастораль про Марию и плотника Иосифа, которая несомненно была придумана как легенда, скрывающая настоящие имена семьи мятежного раби, ярого противника римлян!

Только теперь можно до конца понять страстную защитительную речь раби Гамлиеля в Синедрионе, произнесенную им в защиту арестованных по инициативе первосвященника Анны, Петра (читай Симона) и апостолов. Это был их первый арест и, благодаря вмешательству раби Гамлиеля, все тогда окончилось для Петра и его сподвижников благополучно. На этот раз обошлось, но через несколько лет первосвященник повторил свою попытку, и братья Иисуса — два сына знаменитого раби, были распяты. Вот такие личности были вовлечены в описанный Евангелиями конфликт, и такова была одна из причин ареста и казни Иисуса сына Иуды из Гамалы.

Мы говорим, что причиной ареста и суда над Иисусом послужил тот факт, что он подготовил и попытался совершить во времена императора Тиберия мятеж и переворот. Но как совместить это с утверждением Тацита, который подчеркивал, что во время правления Тиберия Иудея «оставалась спокойной» («История», V, 7–9). Все верно: «мятеж не может кончиться удачей, в противном случае его зовут иначе»! Переворот не состоялся, и в Иудее все оставалось спокойным… Но был ли мятеж? Да, был, и подтверждение мы можем найти в тех же Евангелиях. Матфей пишет, что «Был тогда у них известный узник, называемый Варавва» (Гл. 27:16). За что же он был посажен в темницу? Марк говорит: «Тогда был в узах некто, по имени Варавва, со своими сообщниками, которые во время мятежа сделали убийство» (Гл. 15:7). Мятеж, значит, был! Более того, во время этого мятежа было совершено убийство, за что и были схвачены Варавва и его сообщники. Лука подтверждает: «Варавва был посажен в темницу за произведенное в городе возмущение и убийство» (23:19).

Но был ли связан этот «мятеж и убийство» с делом Иисуса? Да был. Уже тот факт, что он был распят вместе с этими «разбойниками», говорит о том, что они «проходили» по одному делу. Если учесть, что на кресте Иисуса на трех языках была помещена надпись «Царь Иудейский», то можно с уверенностью сказать: причина казни Иисуса и его сообщников — мятеж против Рима.

Вернемся опять к событиям тех дней. Иисус с учениками в потайной горнице ожидает сообщений об успешных действиях зелотов — Вараввы с сообщниками, для того, чтобы начать вторую часть своего плана и довести до конца задуманный им переворот. Но ожидания не оправдались, он получает известие, что мятежники схвачены. Нужно срочно скрыться из Иерусалима. Куда? Конечно же на место предыдущих сборов, которое известно только им, на Елеонскую гору. Иисус приказывает ученикам взять с собой все необходимое: «кто имеет мешок, тот возьми его, так же и суму…», вооружиться тем, что есть и уходить. «И вышед, пошел по обыкновению на гору Елеонскую; за Ним последовали и ученики Его» (Лука, 22:36–39). Оставалось только молиться: Иисус понимал, что его арест — это вопрос нескольких часов. И он молился «Отче! о, если бы Ты благоволил пронесть чашу сию мимо Меня! впрочем не Моя воля, но Твоя да будет» (Лука, 22:42). Он все еще верил в свою Божественную сущность и свою миссию, в глубине души еще теплилась надежда, что поднимется народ, и «минет его чаша сия»! Однако подтвердились самые худшие его опасения, и он говорит своим ученикам: «Встаньте, пойдем: вот приблизился предающий Меня» (Матфей, 26:46).

Евангелисты по-разному описывают арест Иисуса. По Матфею, это было так: «И когда еще говорил Он, вот, Иуда, один из двенадцати, пришел, и с ним множество народа с мечами и кольями, от первосвященников и старейшин народных» (Матфей, 26:47). По Марку, все происходило так же (Марк, 14:43). Есть только одно разночтение, народ, который пришел арестовывать Иисуса, был не только от первосвященников и старейшин народных, но и от книжников. Заметьте, арестовывать Иисуса пришел только народ, посланный ими, сами они при этом не присутствовали. Лука утверждает иное. После небольшого сопротивления со стороны одного из учеников Иисус обратился к пришедшим: «Первосвященникам же и начальникам храма и старейшинам, собравшимся против Него, сказал Иисус: как будто на разбойника вышли вы с мечами и кольями, чтобы взять Меня!» (Лука, 22:52). Таким образом, Лука утверждает, что сами первосвященники, старейшины и начальники Храма лично явились арестовывать Иисуса. По Иоанну, «…Иуда, взяв отряд воинов и служителей от первосвященников и фарисеев, приходят туда с фонарями и светильниками и оружием». Желая избавить своих учеников от ареста, Иисус вышел навстречу отряду, и сказал им: «Кого ищете? Ему отвечали: Иисуса Назорея. Иисус говорит им: это Я». «Тогда воины и тысяченачальник и служители Иудейские взяли Иисуса, и связали Его, и отвели Его сперва к Анне; ибо он был тесть Каиафе, который был на тот год первосвященником» (Иоанн, 18:3-13).

Из этих путаных «свидетельств» совпадает только одно: арестовать Иисуса повелели первосвященник и старейшины. Кому? — разумеется, тысяченачальнику. В подчинении у первосвященника находился только один тысяченачальник — это начальник Храмовой стражи. И «отряд воинов» был не чем иным, как отрядом этой же стражи. Присутствие при аресте первосвященника и старейшин народных оставим на совести евангелистов. Все эти почтенные люди были заняты исполнением заповеди о пасхальном празднике и совершали один из святейших ритуалов иудаизма. Да и незачем было присутствовать им при аресте — это вообще не входило в их компетенцию. Так что присутствие «множества народа с мечами и кольями», по причине праздника следует полностью исключить, мы уже достаточно говорили на эту тему.

Некоторые авторы пытаются доказать, что Иисус был схвачен римской когортой под командованием трибуна. Эти утверждения не выдерживают никакой критики, их можно объяснить желанием полностью исключить участие евреев в этих событиях. Их доказательства порой просто смехотворны: они ссылаются на предсказание Иисуса о том, что его арестуют грешники, а доказательства ищут у синоптиков, а также в «послании к Галатам» (Матфей 26:45. Марк 14:41. К галатам 2:15), и свидетельстве Иоанна. Но все эти источники говорят только о том, что в аресте участвовали грешники, и ни словом не упоминаются римские солдаты. А то что любые «воины», в том числе и евреи, святыми не были, доказательств, я думаю, не требует.

Итак, Иисуса арестовала якобы римская когорта под командой трибуна при содействии храмовой стражи. Так ли это, судите сами. Основой римской армии являлся легион. В составе легиона было десять когорт, когорта — десять центурий, центурия — сто солдат. Численность когорты в военное время достигала тысячи человек. В мирное время численность личного состава когорты сокращалась до пятисот солдат.

Во всей Иудее римляне не держали более одного легиона, части которого дислоцировались в стратегически важных местах. Трудно предположить, что в Иерусалиме располагался отряд численностью более одной или двух когорт и нескольких центурий вспомогательных войск типа легкой кавалерии. В Евангелии от Матфея есть слова, косвенно подтверждающие наши расчеты, а главное, что Иисуса арестовали солдаты храмовой стражи. Описывая события, происходившие после суда над Иисусом, Матфей пишет: «Тогда воины правителя, взявши Иисуса в преторию, собрали на Него весь полк» (Матфей, 27:27). Евангелист специально подчеркивает, что это сделали «воины правителя», и что для издевательства над Иисусом собрался «весь полк». Для определения «когорты» евангелист (а вернее, переводчик) употребил знакомое ему слово полк, так как состав этого подразделения — тысяча солдат. И это был «весь полк», других воинов в Иерусалиме у правителя тогда не было.

В великий праздник, когда город заполнен паломниками, когда достаточно искры для пожара восстания, вывести когорту солдат, более того, объединенные войска римлян и храмовой стражи (как утверждает Хаим Коэн в книге «Иисус — суд и распятие») для ареста одного человека? Абсурд! Слишком много чести для одного еретика. Кроме того, если бы в аресте участвовала римская когорта во главе с трибуном, то об этом хотя бы раз упомянули синоптики, и уж, во всяком случае, его сразу же доставили бы в преторию.

Арест не был санкционирован Синедрионом, так как по его процедуре даже подозреваемого в убийстве нельзя было арестовать без суда или наличия достоверных улик против него (B Sanhedrin 101 a). Синедрион точно следовал Торе: «По словам двух свидетелей, или трех свидетелей, должен умереть осужденный на смерть: не должно предавать смерти по словам одного свидетеля» (Второзаконие 17, 6) и еще: «Недостаточно одного свидетеля против кого-либо в какой-нибудь вине и в каком-нибудь преступлении и в каком-нибудь грехе, которым он согрешит: при словах двух свидетелей, или при словах трех свидетелей, состоится дело» (там же 19, 15). В этом случае первосвященник действовал на свой страх и риск.

Что же заставило первосвященника забыть свои сложные праздничные обязанности и заняться арестом Иисуса в эту святую для всех евреев ночь? Есть в заповедях о субботе и праздниках только одно исключение, позволяющее нарушить их святость, это спасение жизни человека или устранение опасности, угрожающей его жизни. Мог ли первосвященник Каиафа организовать арест Иисуса, нарушая при этом законы Субботы, запрещающие такие действия? Да мог, если бездействие в этом деле представляло реальную угрозу для жизни людей. А такая угроза была!

Смертельная опасность нависла над самим первосвященником и над его приближенными. Пилат, желавший правдами и неправдами обелить себя перед императором, лихорадочно искал доказательства заговора в верхах Иерусалима. Ему как воздух нужен был внутренний враг, угрожающий империи, и именно в Храме. Оправдать изъятие денег из храмовой казны можно было только желанием предотвратить их использование для организации восстания. Только на наличие заговора он мог «списать» свою жестокую расправу над самаритянами (как необходим диктаторам внутренний враг, мы с вами очень хорошо знаем!).

Кто ищет, тот всегда найдет, и судьба в последний раз улыбнулась Пилату — сама послала ему настоящий мятеж, да еще во главе с «Мессией». Схватив на месте преступления Варавву «со товарищи» и выведав у них, что они действуют по указаниям самого Мессии, Пилат получил козырную карту против Храма и жрецов. Ведь Иисус учил и в Храме, и не раз. Кому, как не первосвященнику и храмовой страже, выражающим свою лояльность кесарю, следовало схватить мятежника и на деле доказать верность императору.

Доносительство придумано не сегодня, все тирании держатся на «стукачах» и «доброжелателях». Послужной список клана Анны, к которому принадлежал первосвященник, свидетельствует о том, что Каиафа прекрасно владел искусством интриг и шпионажа и был осведомлен о действиях прокуратора. Он понимал: в этой ситуации счет идет не на дни, а на часы. Ему нужно было опередить Пилата и арестовать Иисуса первым. Абсолютно прав евангелист Иоанн, когда пишет о первосвященнике: «Это был Каиафа, который подал совет Иудеям, что лучше одному человеку умереть за народ» (Иоанн, 18:14). Это место Евангелия, ради елейного образа Христа, явно подверглось редактуре, скорее всего было сказано: «лучше умереть одному человеку, чем всему народу» — именно такое высказывание диктовалось логикой событий. Каиафа разгадал ходы прокуратора, он учуял смертельную опасность, исходящую от Пилата.

Евангелисты говорят, что еще накануне этих событий «собрались первосвященники и книжники и старейшины народа во двор первосвященника, по имени Каиафа, и положили в совете взять Иисуса хитростью и убить» (Матфей, 26:3–4). Это произошло за два дня до Пасхи. Марк о совещании не упоминает, но говорит как бы вскользь: искали, мол, первосвященники и книжники, как бы взять его хитростью и убить (Марк, 14:1). Лука также ничего не говорит о предварительном совещании, а лишь констатирует факт, что «искали первосвященники и книжники, как бы погубить Его, потому что боялись народа» (Лука, 22:2). Эти разноречивые и невнятные свидетельства утверждают скорее обратное — никакого совещания не было, тем более, во дворе первосвященника. Не нужна была и особая хитрость. Для того, чтобы убрать неугодного человека, достаточно было подослать к нему наемного убийцу, тем более, что на ночь Иисус с учениками уходил из Иерусалима в Гефсиманию. Ничего не было проще, чем «убрать» Иисуса ночью после ареста на месте. Это было тем более легко, что можно было сослаться на вооруженное сопротивление со стороны его учеников, да и свидетелей этому не было бы, так как ученики Иисуса «оставивши Его, все бежали» (Марк, 14:50). Но такой надобности не было, ибо публичные выступления Иисуса ничем не отличались от проповедей других фарисеев и, как ни стараются евангелисты доказать обратное, никакой опасности для саддукейской верхушки не представляли.

Лишь одна причина могла заставить первосвященника созвать у себя дома совет Малого Синедриона, а его членов вынудить в полном составе явиться на него: предотвратить угрозу расправы Пилата над всей верхушкой. Первосвященник и его окружение должно было продемонстрировать свою лояльность римскому цезарю, схватив Иисуса прежде римлян. Это был вопрос жизни.

Первосвященнику нужен был живой Иисус. Его арест был единственной возможностью разрушить замыслы прокуратора. Ради спасения своей жизни, а также жизни сотен, а может быть, и тысяч людей было решено: невзирая на святость праздника, Иисуса арестовать. В эту ночь нужно было действовать оперативно, у Каиафы не было времени советоваться с приближенными. Он принимает решение об аресте самостоятельно и, несмотря на праздничную ночь, срочно собирает ближний совет. «А взявшие Иисуса отвели Его к Каиафе первосвященнику, куда собрались книжники и старейшины» (Матфей, 26:57). Марк как бы подчеркивает это обстоятельство: «И привели Иисуса к первосвященнику; и собрались к нему все первосвященники и старейшины и книжники» (Марк, 14:53). Это был совет приближенных сановников первосвященника. Марк специально подчеркивает, что первосвященники и книжники «ввели Его в свой синедрион». А иначе и быть не могло, у первосвященника была очень веская причина созвать на ночное заседание «свой Синедрион».

Закон утверждал однозначно:

1. Синедрион не заседает в частных домах и вне территории Храма, это противоречило Писанию. Местом его работы являлся Зал Тесанных Камней, только решения принятые там имели законную силу, и оттуда «закон вышел на весь Израиль» (V Sanhesrin XI 2). «Если по какому делу затруднительным будет для тебя рассудить… то встань и пойди на место, которое изберет Господь, Бог твой» (Второзаконие 17:2). Таким местом избрал Господь Храм, только там Синедрион имел право отправлять правосудие. Это подтверждается еще раз: «И поступи по слову, какое они скажут тебе…» (Второзаконие, 17:10). На храмовой территории действовали три судебные инстанции Синедриона: одна у подножия Храмовой горы, другая у входа в здание Храма, третья в Зале Тесанных Камней. (Sifrei Shoftim 152) Лишь первая и вторая инстанции занимались рассмотрением гражданских и уголовных дел, третья — высшая занималась законодательством.

2. Синедриону запрещалось разбирать уголовные дела ночью, их следовало начинать и заканчивать до захода солнца. Мишна говорит: «Гражданский иск разбирается днем, но может окончиться ночью; уголовные дела разбираются днем и должны быть завершены до захода солнца. Если обвиняемый оправдан, разбирательство заканчивается в тот же день. Если же нет, оно будет отложено на следующий день, когда и будет вынесен приговор. Поэтому разбирательство по уголовному делу никогда не производится накануне Субботы и накануне праздника» (M Sanhedrin IV 1).

3. Разбирательство уголовных дел не производилось ни в праздник, ни накануне праздника.

4. Подсудимый не мог быть осужден только по собственным показаниям, или только по признанию в совершеннии им преступления: «По словам двух свидетелей, или трех свидетелей, должен умереть осуждаемый на смерть: не должно предавать смерти по словам одного свидетеля» (Второзаконие 17:6). И еще: «Недостаточно одного свидетеля против кого-либо в какой-нибудь вине и в каком-нибудь преступлении и в каком-нибудь грехе, которым он согрешит: при словах двух свидетелей, или при словах трех свидетелей состоится дело» (Там же, 19:15). Так гласил закон…

5. Человек не мог быть признан виновным, если свидетели не предупредили его заранее о преступности поступка и о мере наказания за него. Подсудимый мог быть предан смертной казни не иначе, как после признания его виновным судом в составе 23 судей на основании показания истинных свидетелей, подтвердивших факт совершения преступления и то, что он был предупрежден, что преступление карается смертью (B Sanhedrin 8b, T Sanhedrin XI 1). Незнание закона было хорошей защитой обвиняемому и хорошо служило ему до того, пока обратное не было твердо установлено.

Таким образом, можно считать доказанным, что Большой Синедрион не мог судить Иисуса. Кроме того, Рим лишил первосвященника права его созывать. Так что созван был Малый Синедрион Двадцати Трех, Синедрион состоящий из сторонников первосвященника, где большинство членов были саддукеями, которые не придерживались «фарисейских» законов устной Торы. Дело в том, что Писание прямо не запрещает судить преступника в канун праздника и в праздничные дни, даже фарисеи этот вопрос решали двояко. В Талмуде сохранились следы споров о дозволенности в исключительных случаях приводить приговор в исполнение в субботу (B Sanhedrin 56a).

Тора тоже не запрещает напрямую судопроизводство ночью, поэтому формально саддукеи могли собрать Малый Синедрион в пасхальную ночь. Об этом прямо говорится в комментариях Синедриона «Если после заседания (не закончившегося в этот день — прим. мое) он будет признан невиновным, его освободят. В другом случае заседание будет прервано до следующего утра. Они (судьи) воздержатся от обильной пищи и питья и будут всю ночь совещаться парами друг с другом, а рано следующим утром возвратятся в судебный зал» (M Sanhedrin V 5). Но и по саддукейскому закону нельзя было нарушить обоснованность обвинений, оговоренных выше. (Второзаконие, 17:6 и 19:15).

Однако и эти рассуждения напрасны, так как даже этот Малый Синедрион Иисуса не судил, он не имел на это права. Преступления против Римской империи не подлежали юрисдикции еврейских судов. Марк говорит (и это правдоподобно), что в ту ночь у Первосвященника происходило совещание, а не суд (Марк, 15:1).

Итак: «Привели Иисуса к первосвященнику; и собрались к нему все первосвященники и старейшины и книжники» (Марк, 14:53). Так же описывает это событие и Матфей (26:57). Мы никогда не узнаем, как на самом деле проходило совещание. Описания евангелистов несостоятельны: они очень путанны и противоречивы. Лука, например, говорит, что Иисуса продержали у первосвященника всю ночь, что там глумились над ним и били его (Лука, 22:63–65). Только лишь когда настал день, «собрались старейшины народа, первосвященники и книжники, и ввели Его в свой синедрион» (Там же, 22:66). Иоанн же утверждает, что Иисуса вначале доставили в дом Анны, а уж потом препроводили к первосвященнику (Иоанн, 18:24). Но и это все домыслы, ибо свидетелей не было. Никто из посторонних на совещании не присутствовал. Петр, по словам евангелиста Марка, сидел во дворе первосвященника и не мог слышать, что происходило за закрытыми дверьми. Тем не менее, даже косвенные свидетельства весьма красноречивы.

Это не было официальное заседание Малого Синедриона, первосвященник явился на него в обычной, а не ритуальной одежде, чего он не мог себе позволить, будь это совещание официальным. Учитывая все обстоятельства, можно сделать вывод, что ночное разбирательство проводилось в глубокой тайне. Не будем забывать, что это была первая пасхальная ночь, что само по себе исключало многолюдность собрания. Для Каиафы это был решающий день: «собрались старейшины народа, первосвященники и книжники, и ввели Его в свой синедрион» (Лука. 22:66). Именно свой! Здесь собрались только единомышленники первосвященника. Каиафа прекрасно знал процедуру официального Синедриона и его жесткую установку на презумпцию невиновности. Да и особые отношения главы Синедриона к родителям Иисуса для него секрета не составляли. Нет, расследование должен был вести «свой» Синедрион.

Мы уже отмечали, что Иисус действовал осторожно — даже ученики не были посвящены во все детали заговора. Видимо, это и послужило евангелистам поводом для утверждений, что «Первосвященники и старейшины и весь синедрион искали лжесвидетельства против Иисуса, чтобы предать его смерти, и не находили;; и хотя много лжесвидетелей приходило, не нашли» (Матфей, 26:59–60). Даже пришли «свидетели» того, что Иисус хвастал: могу, мол, разрушить Храм Божий и в три дня создать его. Марк идет еще дальше, он утверждает: «Первосвященники же и весь синедрион искали свидетельства на Иисуса, чтобы предать Его смерти, и не находили. Ибо многие лжесвидетельствовали на Него, но свидетельства сии не были достаточны» (Марк, 14:55–56). Исходя из еврейского судопроизводства, достаточными признавались лишь те свидетельства, которые совпадали во всех деталях. Членам совета нужны были подлинные свидетели. И Иисус понимает, что на основании этих «свидетельств» его осудить невозможно, он их даже не оспаривает, он молчит.

Желание обвинить евреев у евангелистов столь сильно, что они сознательно сместили акценты и представили это совещание как судилище, изначально задавшееся целью осудить Иисуса. Если бы это было так, то совсем не обязательно было искать подлинных свидетелей, лжесвидетели подходили для этой цели гораздо лучше! Желание переложить вину за смерть Иисуса на Синедрион, сыграло с евангелистами злую шутку: этот совет, даже если бы и хотел, не мог «предать Его смерти». У ближнего совета были другие трудности: не удавалось установить, действительно ли Иисус, объявив себя мессией, претендовал на реальную власть в Израиле. С самого начала Иисус повел себя не так, как хотелось бы первосвященнику. Уже при аресте он как бы сыграл на руку прокуратору, во всеуслышание заявляя: «Каждый день бывал Я с вами в храме и учил, и вы не брали меня» (Марк. 14:49). По Иоанну, во время допроса «Первосвященник же спросил Иисуса об учениках Его и об учении Его. Иисус отвечал ему: Я говорил явно миру; Я всегда учил в синагоге и в храме, где всегда Иудеи сходятся, и тайно не говорил ничего» (Иоанн, 18:19–20). Именно этой темы Каиафа опасался больше всего. Ему нужно было только подтверждение того, что Иисус публично объявил себя Мессией, а вот этих-то свидетелей у Каиафы и не было — их схватил Пилат. И тогда первосвященник обращается непосредственно к обвиняемому: «Заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий?» (Матфей, 26:63). Вопрос, бьющий прямо в цель, в самую болезненную точку Иисуса, в предмет его сомнений и страстных мечтаний, в предмет его веры, и он отвечает: «Ты сказал». В порыве Иисус добавляет: «даже сказываю вам: отныне узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных» (Там же, 62–63). Марк рисует эту же сцену более остро: «Опять первосвященник спросил Его и сказал Ему: Ты ли Христос, Сын Благословенного? Иисус сказал: Я; и вы узрите Сына Человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных» (Марк, 14:61–62).

Этим ответом арестованный сам отрезал себе все пути отступления. То, что он признал себя Христом, то есть Мессией, в иной ситуации было бы еще не так страшно — многие объявляли себя Спасителями и до Иисуса, и после него — это не влекло за собой наказания смертью, а требовало длительной проверки. Но теперь, на фоне неудавшегося мятежа, проходившего под знаменем Мессии, являлось прямым признанием своей вины и причастности к заговору. Более того, он объявил себя сыном самого Господа! «Тогда первосвященник, разодрав одежды свои, сказал: на что еще нам свидетелей? Вы слышали богохульство; как вам кажется? Они же все признали Его повинным смерти» (Марк, 14:63–64).

Разумеется, членам совета была известна концепция Иисуса, в которой утверждалась его вечность и божественность. И это не позднейшие вставки редакторов, как утверждают некоторые исследователи. Не раз, и не два Иисус всенародно утверждал: «Все предано Мне Отцем Моим, и никто не знает Сына, кроме Отца; и Отца не знает никто, кроме Сына, и кому Сын хочет открыть» (Матфей, 11:27). Более того, он говорил: «всякого, кто исповедает Меня перед людьми, того исповедаю и Я перед Отцем Моим Небесным; а кто отречется от Меня пред людьми, отрекусь и Я пред Отцем Моим Небесным» (там же, 10:32–33). Говорил он и такое: «Ибо Отец и не судит никого, но весь суд отдал Сыну, дабы все чтили Сына, как чтут Отца. Кто не чтит Сына, тот не чтит и Отца, пославшего Его» (Иоанн, 5:22–23). Говоря в одной из проповедей о добродетелях праведной жизни, он всенародно заявил: «Не всякий, говорящий Мне: „Господи! Господи!“ войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного. Многие скажут Мне в тот день: „Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли“ и не Твоим ли именем многие чудеса творили?» И тогда объявлю им: «Я никогда не знал вас: отойдите от Меня, делающие беззаконие». Здесь, в совете он лишь повторил свое богохульство, заявив во всеуслышание: «Я сын Бога живого!».

Своим заявлением Иисус не только отверг основной принцип единобожия, то есть совершил кощунство, но и возвел хулу на Господа. Этими словами Иисус сам подписал себе смертный приговор. Сказано в Писании: «И хулитель имени Господня должен умереть, камнями побьет его все общество. Пришелец ли, туземец ли станет хулить имя Господне, предан будет смерти» (Левит, 24:16). Вполне понятно, что, услышав ответ Иисуса, первосвященник «разодрал одежды свои», как и предписывает закон: «Когда судебный зал освобождается от публики, первому свидетелю задается вопрос, что именно он слышал. Услышав ответ, все судьи встают, раздирают на себе одежды; и тогда второй свидетель говорит: „я слышал то же самое“, и третий повторяет: „я слышал то же самое“» (M. Sanhedrin VII 5). Нет причин сомневаться в том, что и все остальные члены совета поступили точно так же.

Больше расследовать было нечего. Иисус подтвердил свою вину. Теперь первосвященник был готов к встрече с Пилатом. Не кто иной, как храмовая стража по инициативе первосвященника, блюдя интересы императора, схватила опасного мятежника, грозившего целостности империи. Причем проявила ревностность в той сфере деятельности, которая являлась прерогативой Синедриона.

«И поднялось все множество их, и повели Его к Пилату» (Лука, 23:1). Что же представляло собой это «множество»? Матфей говорит: это были все те же «книжники со старейшинами народными и весь синедрион», то есть все те же представители «судилища». В переводе на нормальный язык «книжники» — это храмовые писцы (так их в то время величали), «старейшины народные» — начальники храмовых служб, а что собой представлял пресловутый «синедрион» — мы уже знаем. Нет сомнений, что к Пилату отправились всего лишь несколько самых представительных из них. Так во всяком случае было в то время принято.

Итак, Иисуса привели к прокуратору. Но такое развитие событий никак не устраивало Пилата поскольку рушилась вся пирамида ухищрений, выстроенная им для своего оправдания перед кесарем! Он лихорадочно ищет выход из затруднительной ситуации, он тянет время. «Пилат спросил Его: Ты царь Иудейский? Он же сказал ему в ответ: ты говоришь. И первосвященники обвиняли Его во многом. Пилат же опять спросил Его: Ты ничего не отвечаешь? видишь как много против Тебя обвинений. Но Иисус и на это ничего не отвечал, так что Пилат дивился» (Марк, 15:2–5). Действительно, для прокуратора было непривычно, что обвиняемый не оправдывался, но на данном этапе такое поведение Иисуса устраивало Пилата, оно давало ему время на обдумывание. Он несколько раз прерывает разбирательство, он ищет наиболее выгодное для себя решение.

Наконец, нашел: а что если предложить им отпустить мятежника?.. Если сработает эта наживка, и иудеи из сострадания и национальной солидарности попросят отпустить мятежника, тогда еще не все потеряно, и можно осуществить свой первоначальный замысел. Конечно, Пилат и не рассчитывал на простодушие искушенного в интригах первосвященника, расчет строился на чувствах «книжников» и «старшин народных» — людей более простых. Но… не сработало. Они тоже были «не лыком шиты» и разгадали замысел прокуратора. Их ответ свел на нет весь тщательно выстроенный план Пилата: «Если отпустишь Его, ты не друг кесарю; всякий, делающий себя царем, противник кесарю» (Иоанн, 19:12).

В этой ситуации уже не сработала и линия защиты самого Иисуса. В последний момент он попытался «пронести чашу сию мимо себя» и на очередной вопрос прокуратора ответил: «царство Мое не от мира сего… Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего». Но эти высокие материи прокуратора абсолютно не волновали, бросив пренебрежительное: «Что есть истина?» — он выносит свой вердикт — распятие (Иоанн, 18:36).

На кресте, в назидание будущим «мессиям» на трех языках было начертано: «Иисус Назорей, Царь Иудейский». Надо отдать должное страдальцу — назореем он действительно был…

Иисус до конца верил в свое предназначение. Он думал, что в последнюю минуту Господь проявит свою силу и чудом подтвердит его миссию. Верил до последней минуты! Верили и распятые с ним сообщники. Один из них, не выдержав мук, упрекнул учителя: «Если ты Христос, спаси Себя и нас» (Лука, 23:39). Но чуда не произошло. Последний стон Иисуса был исполнен горечи и упрека: «Боже Мой, Боже Мой! для чего ты Меня оставил?»

Так, 15 нисана 36 года, в первый день Пасхи закончил свои дни странствующий раби из Галилеи, несостоявшийся Мессия, сын мятежного раби из Гаммалы — Иешуа бен Иуда…

Что же касается Иуды Искариота — не предавал он Иисуса! В это время племяннику «Христа» было всего семнадцать лет. Это был восторженный и до фанатизма преданный последователь своего дяди. Только юный возраст не позволил ему войти в совет общины, поэтому Иисус удалил его с «Тайной вечери». По законам ессеев в совет общины можно было войти в тридцатилетнем возрасте. Юноше Иуде из Крайота, благодаря его кристальной честности, и доверили казну общины — пресловутый «ящик». Пора бы снять позор двухтысячелетней клеветы с жертвы культа личности Иисуса.