"На суше и на море. Выпуск 15 (1975 г.)" - читать интересную книгу автора
АЛЕКСАНДР КАЗАНЦЕВ МАРИАН СИЯНИН КОЛОДЕЦ ЛОТОСА
Археолог Детрие стоял на берегу Нила и кого-то ждал, любуясь панорамой раскопок. Кожа его от загара так потемнела, что, не будь на нем светлого клетчатого костюма и пробкового шлема, его вряд ли приняли бы за европейца. Впрочем, холеные черные усы делали его похожим на Мопассана. Непринужденность гасконца и знание местных языков позволяли ему быстро сходиться здесь с людьми. Особенно помогало знание арабского и языка, на котором говорили феллахи, сходного с языком древнейших надписей.
Трудно ладить было лишь с турками. Кичливый паша, от которого зависело разрешение на раскопки в Гелиополисе, неимоверно тянул, потчуя Детрие черным кофе, сносно болтая по-французски и выпытывая у археолога подробности парижской жизни. Паша не преминул похвалиться, что знает наизусть весь Коран, хотя и не понимает ни одного арабского слова. Это, впрочем, не мешает ему править арабами. В душе паша, конечно, презирал неверных гяуров за их интерес к развалившимся капищам старой ложной веры, но обещал европейцу, обещал… Разрешение на раскопки было получено лишь после того, как немалая часть банковской ссуды, выхлопотанной парижским другом археолога графом де Лейе, перекочевала в карман толстого паши. Таковы уж были нравы сановников Оттоманской империи, во владениях которой скрещивались интересы надменных англичан и алчных немецких коммерсантов.
Детрие мало интересовался этим соперничеством. Как истого ученого, его больше волновала былая борьба фараонов и жрецов бога Ра, древнейший храм которого ему удалось раскопать. 1912 год был отмечен этим выдающимся достижением археологии.
Храм был огромен. Казалось, кто-то намеренно насыпал целый холм, чтобы скрыть в нем четырехугольные колонны и сложенные из каменных плит стены с бесценными для науки надписями. Но сохранил для потомков творение древнеегипетского зодчества не разум, а забвение и ветры пустыни.
Археолога Детрие заинтересовали некоторые надписи, оказавшиеся математическими загадками. Об одной из них и написал Детрие в Париж своему другу, математику, пообещавшему приехать к месту раскопок.
Его и ждал сейчас Детрие. Но меньше всего ожидал он увидеть всадника в белом бурнусе на арабском скакуне в сопровождении местного проводника в таком же одеянии.
Впрочем, не графа ли де Лейе можно было встретить весьма экстравагантно одетым в Булонском лесу во время верховых прогулок? То он щеголял в турецкой феске, то в индийском тюрбане, то еще в каком-нибудь немыслимом наряде. Ведь он прослыл чудаковатым человеком, который сменил блеск парижских салонов на мир математических формул. Кстати, в этом он был не так уж одинок, достаточно вспомнить юного герцога де Бройля, впоследствии ставшего виднейшим физиком (волны де Бройля!).
Детрие и граф де Лейе подружились в Сорбонне. Разные научные интересы не отдаляли, а скорее даже сближали их. Они частенько гуляли по бульвару Сен-Мишель, встречались на студенческих пирушках, пили вино, веселились, подолгу беседовали о серьезных вещах.
Граф осадил коня и ловко соскочил на землю, восхитив этим проводника, подхватившего поводья. Друзья обнялись и направились к раскопкам.
– Тебе придется все объяснять мне, как в лицее, - говорил граф, шагая рядом с Детрие в своем развевающемся на ветру бурнусе. Его тонкое бледное лицо, так не вязавшееся с восточным одеянием, было возбуждено.
– Раскопки ведутся на месте одного из древнейших городов Египта, - методично начал археолог. - Гелиополис - город Солнца. В древности его называли Ону или Ей-н-Ра. Здесь был центр религиозного культа бога Ра, победителя богов, который «пожирал их внутренности вместе с их чарами». Так возвещают древние надписи. «Он варит кушанье в котлах своих вечерних… Их великие идут на его утренний стол, их средние идут на его вечерний стол, их малые идут на его ночной стол…» - декламировал цитаты археолог.
– Прожорливый был бог! - рассмеялся граф.
– Эти религиозные сказания отражают не только то, что Солнце, всходя над горизонтом, «пожирает» звезды, но и, пожалуй, реальные события древности.
– Битву богов с титанами?
– Нет. Воевали между собой не столько сами боги, сколько поклонявшиеся им жрецы. С жрецами бога Ра всегда соперничали жрецы бога Тота Носатого, которого изображали с головой ибиса. Сыном его считался фараон Тутмос I. Любопытно, граф, что наследование престола у египтян шло по женской линии, как пережиток матриархата.
– По своей невежественности, - ответил де Лейе, - я слышал лишь о двух египетских царицах - Нефертити и Клеопатре.
– Была и другая, как раз дочь Тутмоса I, быть может, даже более прекрасная, чем прославленные красавицы, которых мы упомянули. Однако Клеопатра, как известно, была гречанкой. Нефертити же не правила страной - она была лишь женой фараона Эхнатона. А вот жившая много раньше Хатшепсут была единовластной правительницей, женщиной-фараоном, едва ли не единственной за всю историю Египта.
– Постой, постой! Не о ней ли говорят как об ослепительной красавице?
– Видимо, о ней.
– Как же она воцарилась? Как королева красоты?
Археолог не принял шутку друга.
– Сказалась матриархальная традиция наследования престола, который передавался не сыну, а дочери фараона. И чтобы стать фараоном, его сын должен был жениться на собственной сестре, которая уступала ему трон.
Графу оставалось лишь высоко поднятыми бровями выражать свое изумление столь странными обычаями.
– Хатшепсут, - продолжал археолог, - дочь Тутмоса I, раздвинувшего границы своего царства Та-Кем за третьи пороги до страны Куш и доходившего до Сирии, до Евфрата. Она наследовала от отца власть и передала ее по традиции своему супругу и брату Тутмосу II. Он был болезнен и царствовал лишь три года. А вот после его смерти Хатшепсут не пожелала передать при жизни власть фараона своей дочери и ее юному мужу, впоследствии Тутмосу III. За двадцать лет своего царствования она прославилась как мудрая правительница и тонкая ценительница искусства.
– Так это про нее говорили, - воскликнул граф, - что она красивее Нефертити, мудрее жрецов, зорче звездочетов, смелее воинов, расчетливее зодчих, точнее скульпторов и ярче самого Солнца?
– Пожалуй, все это не такое уж преувеличение. Действительно, эта женщина далекой эпохи должна была обладать необыкновенными качествами, чтобы удержать за собой престол.
– Можно ли увидеть ее изображения?
– Здесь это не удастся. Большинство из них уничтожено мстительным фараоном-завоевателем Тутмосом III, захватившим троп после ее смерти. Но все равно тебе стоит посмотреть поминальный храм Хатшепсут в Фивах, грандиозное здание с террасами, где росли диковинные деревья, привезенные из сказочной страны Пунт. Увы, теперь вместо деревьев можно увидеть лишь углубления в камне для почвы, в которой они росли, да желобки орошения. Но и без садов зрелище великолепное - гармоничные линии на фоне отвесных Ливийских скал высотой в сто двадцать пять метров. Такой же высоты был и холм, который мы раскопали здесь. Под ним был погребен храм бога Ра. Его ты и видишь перед собой. В нем бывала сама Хатшепсут.
 |
Археолог провел графа в просторный зал с гранитной стеной и остановился перед надписью, выбитой на камне четыре тысячи лет назад.
– Я переведу тебе эту странную
Знай: каждый может встать перед стеной. Кто поймет дело рук жрецов Ра, тому откроется стена для входа. Но знай: когда ты войдешь, то будешь замурован, выйдешь с тростинками жрецом Ра. Помни: замурованный, ты выбей на камне цифры, подай его через отверстие для света и воздуха. Однако помни: подать надо только один камень. Жрецы Ра будут наготове, первосвященники подтвердят, таковы ли на самом деле выбитые тобой цифры. Сквозь стену Колодца Лотоса прошли многие, но немногие стали жрецами бога Ра. Думай. Цени свою жизнь. Так советуют тебе жрецы Ра».
– Как это понять? - спросил граф.
– Ради этого я и просил тебя приехать. Очевидно, здесь проходили испытания претенденты на сан жреца бога Ра. Пролом замуровывали, и те или решали задачу, передавая через отверстие для света и воздуха камень с выдолбленным ответом, или умирали за этой стеной от истощения.
– И вы откопали эту экзаменационную аудиторию?
– Конечно. Мы можем пройти в нее. Тростинок там не сохранилось, как и колодца, но камень для ответа и даже медное долото лежат на месте. Пройдем, для нас это не так опасно, как для древних испытуемых.
– Прекрасно! - отозвался граф и храбро шагнул в пролом стены.
Они оказались в небольшом помещении - настоящем каменном мешке. Свет проникал в проем, через который они вошли, и маленькое отверстие, сделанное как раз по размеру лежащего на полу камня из мягкого известняка. Рядом лежало и древнее долото.
– Должно быть, немного верных ответов было выбито этим долотом, - сказал археолог, поднимая его с полу.
– Почему ты так думаешь?
– Я бился над этой задачей несколько дней. Но я завтракал, обедал и ужинал регулярно. Боюсь, что в этой камере испытуемых остались бы мои кости.
– Прекрасно! - невпопад произнес граф и задумчиво добавил: - Попробуем перевести твою надпись еще раз, но на математический язык и сопроводим ее чертежом на этой тысячелетней пыли.
И граф попросил у Детрие долото, нарисовал на пыльном полу камеры чертеж, рассуждая при этом так:
– Колодец - это прямой цилиндр. Два жестких прута (тростинки), один длиной два метра, другой - три, приставлены к основанию цилиндра, скрещиваясь на уровне водной поверхности в одном метре от дна. Легко понять, что сумма проекций на дно цилиндра мокрых или сухих частей тростинок будет равна его диаметру -
– Мы обнаружили лишь остатки ободов колодца, а сам он, увы, не сохранился.
– А жаль! Можно было бы вычислить длину царского локтя, которая поныне неизвестна.
– Ты можешь вычислить?
– Если ты меня замуруешь здесь.
– Шутишь?
– Нисколько! Я уже считаю себя замурованным. Я мысленно возвожу в проеме каменную стену. И не проглочу ни крупинки, не выпью ни капли влаги - даже вина… - пока не решу древней задачи. Жди моего сигнала в окошечке «свет-воздух».
Детрие знал чудачества своего друга и оставил математика в древней комнате, напоминавшей склеп, наедине с древней задачей жрецов. Интересно, имел ли шансы математик двадцатого века пройти испытание на сан жреца Ра четырехтысячелетней давности?
Выйдя в просторный зал, Детрие оглянулся. Ему показалось, что вынутые его рабочими гранитные плиты каким-то чудом снова водрузились на место, превратив стену зала в сплошной монолит. Археолог даже затряс головой, чтобы отогнать видение, потом вышел на воздух. Пахнуло жарой. Солнце стояло прямо над головой. Проводник в бурнусе держал под уздцы двух лошадей. По Нилу плыли лодки с высоко поднятой кормой и загнутым носом. В небе - ни облачка. До обеда было еще далеко.
Детрие сел в тени колонны и погрузился в раздумье. Что происходило в каменном склепе Колодца Лотоса с замурованными там претендентами на сан жреца? Сначала из окошечка просовывался камень с выбитыми на нем цифрами, может быть, неверными. Потом через это отверстие могли доноситься крики, стоны, мольбы умирающих с голоду испытуемых, которым не суждено было стать служителями храма.
Тень колонны передвинулась. Археолог тоже пересел, чтобы спастись от палящих лучей.
Несколько раз он возвращался в зал, граничивший с комнатой Колодца Лотоса. Из нее не раздавалось ни звука.
Мучительно хотелось есть. Детрие, как истый француз, был гурманом. Он рассчитывал вкусно пообедать со своим гостем и никак не ожидал его новой эксцентрической выходки - лишить себя, да и его, обеда из-за какой-то древней задачи! А ведь они должны были поехать во французский ресторан мадам Шико. Она, верно, уже заждалась, исхлопоталась. Вчера она согласовывала с Детрие замысловатое меню, которое должно было перенести друзей на бульвар Сен-Мишель или на Монмартр. Креветки, нежнейшие креветки, доставленные в живом виде из Нормандии, устрицы. Спаржа под соусом из шампиньонов. Буйабэс - несравненный рыбный суп. Бараньи котлеты с луком и картофель по-савойски или бургундские бобы. И вина! Тонкие французские вина, для каждого блюда свои - белые или красные. Наконец, сыры. Целый арсенал сыров, радующих сердце француза! А потом кофе и сигареты во время задушевного послеобеденного разговора.
 |
В сотый раз проходя по залу, Детрие вдруг услышал за спиной стук. Он оглянулся и увидел камень. Археолог нагнулся к нему. О боже! На нем зубилом были нацарапаны - кощунственно нацарапаны на бесценной реликвии! - какие-то цифры.
Детрие, возмущенный до глубины души, поднял камень и прочитал: «d = l,231 меры!»
В «замурованном проеме» стоял сияющий граф де Лейе. Его узкое бледное лицо, казалось, помолодело.
Археолог с упреком протянул к нему камень.
– Ты исцарапал реликвию!
– Иначе мы не смогли бы обедать, - обескураживающе добродушно заявил математик и улыбнулся совсем по-мальчишески.
– Но я не могу проверить эти расчеты, - развел руками Детрие.
 |
– Боюсь, что ты, археолог, не больше древних жрецов разбираешься в аналитической геометрии. Но войдем в склеп, я все написал там на полу. Смотри, обозначим расстояние от точки пересечения тростинок до конца короткой тростинки на дне через г. Теперь представим, что тростинка скользит одним концом по вертикали, а другим - по горизонтали, по дну колодца. Из высшей математики известно, что точка на расстоянии r будет описывать эллипс. Я записал уравнение этого эллипса. Вот оно:
– Теперь все очень просто, - продолжал граф де Лейе. - Нужно решить это уравнение при y = 1 и x = r2 - 1, после преобразований получаем уравнение. Правда, четвертой степени, к сожалению: 5r4 - 20r3 + 20r2 - 16r + 16 = 0. Как тебе нравится? Красивое уравнение?
Детрие почесал затылок, рассматривая формулу на пыльном полу.
– И такие уравнения решали древнеегипетские жрецы?
– Ничего не могу сказать. Совершенная загадка! Формулы для их корней были получены в XVI веке итальянским математиком Феррари, учеником Кордано.
– И ты решил?
– Конечно! Считай меня отныне жрецом бога Ра. Диаметр колодца равен 1,231 метра, то есть меры. Мы не знаем, чему она равна. Дай мне найденные здесь ободы, и я скажу тебе, какова была эта мера, скорее всего длина царского локтя древних египтян.
– Увы, я уже говорил, что ободы не сохранились, так же как и тростинки. Именно поэтому ты не сможешь стать жрецом Ра.
– Как так? - возмутился граф де Лейе.
– В записи сказано, что жрецом станет тот, кто, решив задачу и сообщив ее ответ, выйдет из камеры с тростинками. А где твои тростинки? Какой же ты жрец?
И оба расхохотались.
Проводник уступил свою лошадь археологу, и ученые поехали в ресторан мадам Шико. Но оба были еще во власти далекой эпохи.
– Дорого бы я дал за то, чтобы узнать, - сказал математик, - как они умудрялись три с половиной тысячи лет назад решать уравнения четвертой степени.
Когда жрецы с бритыми головами без париков ввели черноволосого юношу в Зал Стены, его охватил ужас. На гранитной плите грозной преградой встала
Он постигал жуткий смысл иероглифов, и колени его подгибались. Если бы Прекраснейшая знала, на что он обречен! Своей Божественной властью Она спасла бы его, отвратила бы неизбежность гибели, уготованной ему бессовестными жрецами, обманувшими Ее!…
Если бы знала Прекраснейшая о существовании Зала Стены, о Колодце Лотоса, об этой надписи и неизбежной теперь судьбе Ее юного друга, которого через три тысячи ударов сердца заживо замуруют в каменном колодце смерти!…
Юноша тупо смотрел, как жрецы вынимают из стены тяжелые камни, чтобы потом, когда он «пройдет сквозь нее», водворить их на место, отрезав от всего мира, оставив без еды и питья в каменном мешке его, живого, сильного, ловкого, которого любила сама Прекраснейшая, подняв с пыльных плит, когда он целовал следы Ее ног!…
Могла ли подумать Живая Богиня, что жрецы Амона-Ра предадут Ее? Не они ли по воле Ее отца Тутмоса I, после кончины Ее супруга и брата Тутмоса II возложили на голову Прекраснейшей бело-красные короны страны Кемт? Не они ли присвоили Ей мужское имя Видящего Истину Солнца - Маат-ка-Ра, которое не смел произнести вслух ни один смертный? И не они ли отвергли притязания на престол юного мужа Ее дочери, которая при жизни матери не могла наследовать фараонову власть и передать ее супругу? И не жрецы ли Амона-Ра объявили святотатством богослужение жрецов Тота Носатого, провозгласивших этого самозванца фараоном Тутмосом III?
Ужель теперь жрецы Амона-Ра устрашились любви Божественной к низкорожденному, поднятому Ею из праха, в котором надлежало пребывать каждому неджесу или роме *, жителю страны Та-Кем?
О чем можно передумать за три тысячи ударов сердца? Какие картины короткой своей жизни снова увидеть?
Дом родителей, простых нечиновных роме, на берегу царицы рек Хапи. Ночи на плоской кровле с любимой звездой Сотис на черном небе. Пыль окраин Белой Стены - Мемфиса, где только улицы перед дворцами и храмами были залиты вавилонской смолой, глушившей стук копыт и шум колес. Тайная дружба с детьми домашних рабов. Рабы в каменоломнях, измученные, безучастные к побоям и окрикам надсмотрщиков. Уединение в заброшенном каменном карьере, где он, еще мальчишка, пробовал высечь голову прекрасной женщины. И когда, уже повзрослевший, способный перегнать любого из эфиопских скороходов, бежавших впереди колесницы властителя, побороть любого из его стражей или соперничать с ваятелем любого храма, он увидел Ее, Прекраснейшую, узнав в ней свою Мечту. Она снизошла до того, чтобы посмотреть игры юношей, и отметила его среди победителей. Он лежал в пыли и надеялся поцеловать след несравненной ноги, изваять которую достоин лишь лучший из оживляющих камень.
Сначала она сделала его своим скороходом. Однажды жрецы Тота Носатого пытались отнять у него царский папирус. Получив несколько ран, он все же отбился от нападающих и доставил послание в храм Амона-Ра. И тогда в одной из комнат храма, где жрецы Ра пытались спасти ему жизнь, Она удостоила его светом своих глаз. Она была Живой Богиней, Видевшей Истину, а пришла в келью к раненому юноше. Он попросил у жрецов мягкой глины и к следующему приходу изваял Ее лицо, попросив позволения перевести изображение в камень. Прекраснейшая смеялась, говоря, что Она словно смотрится в зеркало. И в знак своего восхищения работой юноши подарила ему отшлифованную пластинку редчайшего нетускнеющего металла - железа, оправленного в золотую рамку. В нее можно было смотреться, как в поверхность гладкой воды.
Потом царица сделала его ваятелем при Великом Доме - так иносказательно надлежало говорить об особе фараона.
Прекраснейшая сама владела тайной верного глаза. Ее руки были безошибочно точны. И они были еще и нежны, что узнал Сененмот в самый счастливый день своей жизни. Он делал одно изваяние царицы за другим и не переставал восхищаться Божественной, не смея даже и помышлять о земной любви. Но Живой Богине было дозволено все. Однако Она стала не только возлюбленной сильного и талантливого юноши, но и его заботливой наставницей. Она не уставала учить его премудростям, доступным только Ей и жрецам.
Жрецы узнали об этом и встревожились. Слишком большую власть мог получить этот избранник Прекраснейшей. Но никто не в силах удалить его от Божественной. Кроме тех, кто… обладал хитростью и лукавством.
Жрецы, советники Прекраснейшей, льстиво хвалили Сененмота, одобряя внимание к нему Хатшепсут. Они поощряли даже Ее занятия с ним, уверяя, что Высшее Знание может оправдать близость низкорожденного к ярчайшему Светилу, каким была царица.
И тогда царица Хатшепсут дозволила Ее ваятелю стать жрецом бога Ра. Казалось, в этом нет ничего плохого. Обретя жреческий сан, Сененмот входил в высший круг, очерченный вокруг золотого трона.
Сененмот подчинился. Его пока не побрили наголо, а лишь подстригли черные кудри и повели в священный город храмов Ей-н-Ра, к северу от Мемфиса, столицы владык Кемта.
Великий храм бога Ра не просто потряс Сененмота. Он пробудил в нем страстное желание создать еще более величественный и прекрасный храм, посвященный Прекраснейшей. Ее бессмертной красоте. И не из холодного камня создал бы он его, не мрачными статуями и колоннами украсил, а живыми растениями, которые террасами спускались бы с огромной высоты, равной высоте величайшей из пирамид.
С этими мыслями юный ваятель Великого Дома вошел в храм бога Ра, чтобы стать его жрецом.
Но… Его провели в Зал Стены, где он прочитал холодящую сердце надпись.
Оказывается, чтобы стать жрецом бога Ра, Сененмот на правах испытуемого должен пройти через каземат Колодца Лотоса, откуда не было выхода замурованному, если не решена неразрешимая для простого смертного задача жрецов.
Но был ли Сененмот простым смертным? Помнил ли он то, чему учила его Божественная Наставница, повелевающая видимым миром, равная богам, непостижимая для людей? Но если Она равна богам, неужели не придет к нему на помощь? Он устремит к Ней свою мольбу, свой зов, который не может не услышать любящее сердце женщины.
Думая о Ней, юноша Сененмот храбро переступил порог проделанного в стене жрецами проема. Он увидел перед собой круг колодца, рядом небольшой кусок известняка и медное долото. И даже небольшой камень, чтобы ударять по долоту при выбивании цифр.
Света становилось все меньше. Жрецы за его спиной с удивительной быстротой заделывали стену, замуровывая его, как в могиле, куда запрятан отныне неугодный жрецам любимец Живой Богини. Она сама одобрила решение сделать его жрецом Ра, правда, не подозревая какой ценой он за это заплатит…
Сененмот верил, что Она даст о себе знать, потребует от жрецов, чтобы он вернулся, узнает об их коварном заговоре и придет к нему на помощь! Он верил в это, и силы не изменяли ему.
В камере становилось все темнее. Только небольшое отверстие, через которое едва можно было просунуть припасенный для ответа камень, пропускало теперь солнечные лучи. За стеной слышались глухие удары. Жрецы завершали свою мрачную работу…
Глаза постепенно привыкали к полумраку. Напротив оставленного отверстия для света и воздуха у стены что-то белело.
Сененмот сделал шаг вперед, впервые после того как он застыл перед кругом колодца. Он шагнул и остановился. Перед ним был человеческий череп и кости скелета. Видимо, несчастный умер, скорчившись на полу. Немного поодаль лежал еще один скелет… и еще…
Жрецы, впустив его сюда, не позаботились о том, чтобы убрать останки его предшественников, которые не смогли решить непосильную для них задачу.
Впервые Сененмот подумал о ней. До сих пор он даже не допускал мысли, что ее можно решить. Надпись на стене, отделившей его теперь от мира, отпечаталась в мозгу всеми своими иероглифами. Он мог бы начертать их на каменном полу.
Сененмот взглянул на пол и увидел две тростинки неравной длины. Ах вот они! Одна в две меры длиной, другая в три. Если их опустить в колодец, они скрестятся на поверхности стоящей там воды в одной мере от дна.
Сененмот встал на колени и заглянул в колодец. Было слишком темно, чтобы разглядеть, где в нем вода. Ее не удалось зачерпнуть и ладонью, чтобы напиться. Губы у Сененмота ссохлись, и он провел по ним языком.
Он встал и прошелся по темнице. В противоположном углу он обнаружил еще несколько человеческих черепов и груду костей. Было похоже, что кто-то намеренно свалил все эти останки в одну кучу. Это могли сделать лишь те, чьи кости лежат сейчас в стороне… или те, кто счастливо вышел отсюда жрецом бога Ра.
Может быть, они изучали науку чисел? А он, Сенспмот, имевший лишь одну учительницу в Любви и Знании, что вынес он из преподанных уроков? Он постиг счет, познал части целого и умеет соединять и разделять их. И только… О тайне, скрытой в треугольниках, он лишь мельком слышал от своей Наставницы. В священном треугольнике, если одна сторона имела три меры, а другая - четыре, третья непременно должна была иметь пять мер! Такова магическая сила чисел! А как связать наидлиннейшую прямую, содержащуюся в кольце обода, с его выпрямленной длиной? Эту тайну, говорят, знали жрецы, но таили ее, как святыню. Как же стать жрецом, не зная этих тайн?
Время шло. Глаза юноши привыкли к полутьме, и он вместо решения задачи, от которой зависела его жизнь, стал рисовать на полу воображаемый уступчатый храм, который бы построил своей Богине, если бы остался жив и вышел отсюда.
Однако выхода из колодца не было. Гармоничные, задуманные им линии уступов не будут волновать людей в течение тысячелетий, они умрут вместе с незадачливым ваятелем и несостоявшимся зодчим у этого Колодца Лотоса. И какой-нибудь другой приговоренный к смерти несчастный или вразумленный Знанием будущий жрец соберет его истлевшие кости, свалит их в кучу вместе с останками других неудачников.
«Нет!» - мысленно воскликнул Сененмот и вскочил на ноги.
Он стал яростно метаться в каменном мешке, как неприрученная гиена, натыкаясь на стены.
Сколько времени прошло? Село ли солнце? Он ощутил голод и жажду.
Где же Прекраснейшая? Неужели Богиня не чувствует его беды? Придет ли Она? Может быть, Она уже идет сюда, выступая своим царственным шагом, заставляя падать ниц, распростершись на земле, всех встречных жрецов, включая самого Великого Ясновидящего.
Но Хатшепсут не шла.
Сененмот сел у колодца, взял долото и малый камень, придвинул к себе камень побольше и стал что-то выбивать на нем. Он выбивал на мягком камне силуэт своей Божественной Возлюбленной, профиль Хатшепсут.
Но нет! Нельзя надеяться, что жрецы, завороженные знакомым лицом, возникшем на камне, освободят его. Не для того они бросили его сюда!
Однако Хатшепсут не может не хватиться своего любимца. Она придет, непременно придет. И тогда услышит его голос. Он откроет Ей через отверстие для света и воздуха коварный замысел жрецов. Она спасет его, спасет!
Страшно хотелось есть и пить.
Сколько времени можно бесполезно просидеть у колодца, в котором где-то внизу есть вода? Но как достать ее, если рукой не дотянуться?
Тростинки! Две тростинки разной длины! Кстати, задача требует назвать длину наидлиннейшей прямой, заключенной в ободе колодца! Можно измерить ее тростинкой. Но как? Какими мерами он располагает? Тростинка в две меры, тростинка в три меры и… можно еще получить и одну меру, как разность их длин. Достаточно ли это для измерения, если не знаешь магических чисел?
Сложив вместе две тростинки, Сененмот убедился, что поперечник обода колодца несколько больше одной меры. Но на сколько? Как это определить?
Он представил себе, как тщетно силились решить это те, от кого остались здесь черепа и гнилые кости.
Он встал и собрал все одиноко лежавшие скелеты в еще одну кучу. Кто перенесет его останки, когда оборвется его жизнь?
Смертельно хотелось пить.
Как там сказано в надписи?
Нет! Он может придумать многое, очень многое! Аллею статуй Прекраснейшей… Сады на уступах храма, который он для Нее выстроит! Постой же, постой! Если тебе известны части целого, то вспомни: как раз частей целого и не хватало при измерении поперечника обода колодца! Частей целого! Но как эти части определить? Чем?
Пить! Пить! Только пить! Очевидно, солнце перевалило зенит и все живое спряталось в тень, предаваясь дневному сну. Сененмот спать не мог. Он хотел пить!
 |
Ему пришло в голову, что у него есть тростинки, достающие до дна колодца. Их можно смочить в воде, а потом обсосать.
Спеша, он опустил в колодец обе тростинки сразу, вынул их и жадно обсосал. В рот попали капли влаги, но и это было наслаждение.
Сотни раз, не меньше, опускал Сененмот тростинки в Колодец Лотоса, прежде чем немного утолил жажду.
Теперь он умрет не сразу - не от жажды, а от голода… Жить без пищи можно много дней. Неужели же Она не придет?
Нет! Жрецы не допустят Ее в Зал Стены, скроют его существование… или покажут, чтобы прочитала
Но если Она будет рядом, он должен почувствовать Ее близость!
Выглянуть в отверстие для «света-воздуха» невозможно, до него едва дотянешься руками, чтобы выбросить камень с ответом… И даже голоса Ее он не услышит, потому что Она в немом молчании прочитает надпись и с поникшей головой выйдет из зала.
Хатшепсут, Хатшепсут, моя Хатшепсут! Отзовись! Ведь тебя любит твой Сененмот! И ради любви к тебе не хочет умереть!
А если не хочешь умереть, то внемли жрецам, которые написали:
Думать? Думать, думать, ради нее и ради себя!
Прекраснейшая учила, что Наука чисел построена на измерении.
Но чем измерять ему, замурованному? Измерять есть чем, только надо подумать как! Есть ведь две тростинки. Их можно использовать для измерения требуемой наидлиннейшей прямой - поперечника обода колодца!
На тростинках есть меры: одна, две, три, но нет частей целого, А нельзя ли получить эти более мелкие меры?
Вооружившись медным долотом, Сененмот прежде всего отметил на тростинках величину одной меры, двух мер, трех мер. Затем он отметил и величину наидлиннейшей прямой, заключенной в ободе колодца, которую нужно было измерить. Вычтя из нее одну меру, он получил ту часть целого, которую пока не знал, как измерить. Он стал ломать голову над тем, какие величины для измерений может он получить. Он начал думать, действовать… И уже одно это придало ему силы.
В голове прояснилось, и как-то сама собой пришла мысль, что если тростинки опускать в воду наклонно, то мокрые части на них будут разными.
Он тотчас опустил тростинки одну за другой, вынул и примерил. Оказалось, что разность длины мокрых частей будет для него новой мерой, малой мерой, как он назвал ее.
Отметив ее насечкой, он стал размышлять, что бы измерить этой новой мерой. Ведь она же была долей целого, долей одной меры. Интересно, сколько раз уложится новая мера в одной мере?
Он тщательно измерил половину короткой тростинки, где поставил отметину одной меры.
Радости его не было границ!
Малая мера уложилась в одной мере ровно
Работа уже увлекла Сененмота. Он представил себе, что Прекраснейшая руководит им, находится где-то рядом. Но на самом деле она была далеко, и он доходил до всего своим умом.
В его руках уже была одна шестая меры. Можно ли ею измерить наидлиннейшую прямую - поперечник круга? Эта длина была у него отмечена на длинной тростинке. И он тотчас приложил ее к своим новым мерам. И сразу уныние овладело им. Все напрасно. Ничего не получилось. Малая мера уложилась семь раз, а восьмой раз вышла за пределы отметины.
Сокрушенно смотрел Сененмот на лишний отрезок, который невольно тотчас отметил долотом. И вдруг понял, что обладает еще одной мерой. Надо было определить, какую часть главной меры она составляет. Он судорожно стал измерять, не веря глазам.
Его новая, самая маленькая мера (лишнего отрезка) уложилась в главной ровно
Теперь ученику Хатшепсут ничего не стоило сосчитать, что наидлиннейшая прямая, заключенная в ободе колодца, имеет длину в одну и семь тридцатых (37/30) меры. Это и есть ответ. Его теперь нужно лишь выбить на мягком камне, который послужит ключом к запертой двери в мир, где властвует Божественная!
Сененмот принялся за дело. Он торопился. Торопился выйти из склепа.
Современники Сененмота, как и он сам, не знали и десятичных дробей, не умели выразить одну треть как 0,3333 в периоде и не догадались бы вычесть из этой величины одну десятую, получив поперечник обода колодца, равный 1,233 меры. Это на две тысячных меры отличало измеренную юношей величину от той, которую люди почти через четыре тысячи лет научатся вычислять с помощью математики, названной ими
Сененмот вытолкнул камень через отверстие для света и воздуха.
Теперь оставалось ждать, чтобы жрецы выполнили то, что гласит
А если они не выполнят этого? Если они предпочтут, чтобы он остался в каменном мешке Колодца Лотоса?
Но до его слуха донеслись глухие удары. Жрецы стали размуровывать узника, ставшего их новым собратом.
Они вынули гранитные плиты, образовали проем.
Юноша с огромными продолговатыми глазами, держа в каждой руке по тростинке, стоял в образовавшемся проеме. В его черных волосах серебрилась седая прядь.
– Приветствую тебя, новый жрец бога Pa! - встретил его Великий Ясновидец. - Ты показал себя достойным служению богу Ра и Божественной. Жрецы сейчас обреют твою голову и дадут тебе парик, но прежде взгляни на свое отражение. - И он передал Сененмоту отобранную у него же золотую рамку с зеркальной пластинкой из редкого нетускнеющего металла. И он увидел свою седину, которой заплатил за найденное решение.
Божественная будет видеть его отныне лишь в парике жреца. Она не узнает, чего стоило ему возвращение к Ней.
На следующий день, после обеда в ресторане мадам Шико археолог Детрие и его гость математик граф де Лейе отправились в Фивы.
Граф непременно хотел увидеть чудо архитектуры, гениальное творение древнего зодчего - поминальный храм великой царицы Хатшепсут в Дейр-эль-Бахари.
Они выбрали водный путь и, стоя на палубе под тентом небольшого пароходика, слушали усердное хлопанье его колес по мутной нильской воде и любовались берегами великой реки. Графа интересовало все: и заросли камышей на берегах, и возникавшие нежданно скалы, и цапли, горделиво стоявшие на одной ноге, и волы феллахов, обрабатывавших поля. В заброшенных каменоломнях он воображал толпы рабов, трудившихся во имя величия жесточайшего из государств, как сказал о Древнем Египте Детрие.
Двести пятьдесят с лишним километров вверх по течению пароходик преодолевал целый день.
Бородатые феллахи то появлялись на палубах, то сходили на берег. Арабы, истые магометане, расстилали на нижней палубе коврики для намаза и в вечерний час возносили свои молитвы Аллаху. Важные турки в фесках делали в эти минуты лишь сосредоточенные лица, не принимая молитвенных поз.
Худенький чернявый ливанец-капитан предлагал европейцам укрыться в его каюте, рассчитывая выпить с ними вина, но они отказались, предпочитая любоваться из-под тента берегами.
Граф восхищался, когда Детрие бегло болтал с феллахами на их языке.
– А что ты думаешь, - сказал Детрие. - Когда я бьюсь над непонятными местами древних надписей, я иду к ним для консультаций. Сами того не подозревая, они помогают мне понять обороты древней речи и некоторые слова, которые остались почти неизменными в течение тысячелетий.
К сохранившемуся древнему храму Хатшепсут в Фивах французы добрались лишь на следующий день.
Как зачарованные стояли они на возвышенности, откуда открывался вид на три террасы бывших садов Амона. Садов, конечно, не было и в помине, но чистые, гармоничные линии террас, как и обещал Детрие, четко выступали на фоне отвесных Ливийских скал, отливавших огненным налетом, оттененным небесной синевой.
– Это в самом деле восхитительно, - сказал граф.
– Теперь представь себе на этих спускающихся уступами террасах благоухающие сады редчайших деревьев, их тень и аромат.
– Великолепный замысел! Кто построил этот храм? Мне кажется, его должна была вдохновлять красота Хатшепсут.
– Храм сооружен для нее гениальным зодчим своего времени Сененмотом. Он был фаворитом царицы Хатшепсут, одновременно ведая казной фараона и сокровищами храмов бога Ра.
– Он был кастеляном?
– Он был художником, ваятелем, зодчим и жрецом бога Ра.
– Жрецом Ра? Значит, ему пришлось пройти через каземат Колодца Лотоса! - воскликнул граф.
– Я не подумал об этом. Но, очевидно, это так. Строитель этого храма, по-видимому, был неплохим математиком, решив уравнение четвертой степени, доступное лишь вам, современным ученым.
– Нет, скорее всего, он не вычислял диаметр колодца, как это делал вчера я, а
– Как? - удивился Детрие. - Ты не все решил?
– Задача жрецов таит в себе неразгаданные тайны геометрии. Я успел вычислить в уме, что расстояние от поверхности воды в колодце до верхнего конца длинной тростинки равно корню квадратному из трех. А до верхнего конца короткий - ровно в три раза меньше.
– Корень квадратный из трех? А что это означает?
– Этой величине большое значение придавал Архимед. Это длина большого катета прямоугольного треугольника с углом в 60 градусов, в котором малый катет равен единице, а гипотенуза - двум. Думаю, что геометров двадцатого века заинтересует, как построить Колодец Лотоса с помощью линейки и циркуля, найти связь между 60-градусным прямоугольным треугольником и хитрой фигурой жрецов.
– И Сененмот все это решил? Как он смог?
– Шерше ля фам, как говорим мы, французы, - ищите женщину! Ведь его любила красивейшая женщина мира. Чего не сделаешь во имя любви? И этот созданный математиком храм я решусь назвать Храмом Любви.
– Да, храм в Дейр-эль-Бахари достоин этого, - вздохнул археолог Детрие. - Он может считаться одним из чудес света.
– Ну, конечно же! - подхватил граф. - Любовь - это и есть самое удивительное чудо света!
Казанцев Александр Петрович. Родился в 1906 году в городе Акмолинске (Целинограде). Член Союза писателей СССР. По образованию инженер, окончил Томский технологический институт в 1930 году. Работал в промышленности, руководил научно-исследовательским институтом. Автор популярных научно-фантастических романов: «Пылающий остров», «Подводное солнце» («Мол Северный»), «Арктический мост», «Льды возвращаются», «Сильнее времени», «Фаэты» и других. Его произведения переведены более чем на двадцать иностранных языков. Активный публицист. Автор ряда научно-фантастических гипотез, член редколлегий нескольких журналов и сборников. Действительный член Московского общества испытателей природы (секция физики). В нашем ежегоднике публиковался неоднократно.
Мариан Сиянин. Родился в 1938 году. Офицер запаса Советской Армии. Окончил военное училище по специальности электроники, работал программистом электронно-вычислительных машин. В настоящее время занимается исследованием древних сооружений и цивилизаций. Публикуется впервые.
 |
| © 2024 Библиотека RealLib.org (support [a t] reallib.org) |